Вадим Огородников

Хабаровск. Завод

Патриоты, трудоголики, любовники, бездельники. Книга 2

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Вадим Огородников, 2018

Повесть представляет собой торжество органически неразрывных связей активной человеческой жизни с развитием производства. Возрождение военной промышленности, внедрение, борьба за внедрение новых методов, развитие вычислительной техники, которую категорически не приемлют престарелые руководители главка отрасли. Стремление руководства завода к обеспечению всего рабочего коллектива жильем и социальными нуждами. И это им удается. И ее величество — ЛЮБОВЬ. Все на фоне Великой истории Великой Страны.

18+

ISBN 978-5-4496-0116-2 (т. 2)

ISBN 978-5-4496-0117-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Хабаровск. Завод
2. Назначение на должность
3. Начальник электроцеха и его Отечественная война
4. Встреча с Павлом Семеновичем. Нинка
5. Контакты с коллегой. Московская комиссия
6. И первый заместитель. Главный инженер завода
7. Отдельные рабочие. Ставка на экономику и социальное состояние
8. Контакты
9. Уссурийская тайга, ее люди. Корневка
10. Санаторий «Океанский». Встреча с другом
11. Лидочка и Владимир
12. Реконструкция. «А жить, когда будешь?»
13. Камчатка. Паратунка. Моряки — подводники
14. Культура Хабаровска. Театры, Филармония, ГДО
15. Шефство. Школы, детдом, совхозы. Кантария М. В. Реконструкция, внедрение ВЦ
16. Коммунистические субботники
17. Роман Лидочки с Владимиром продолжается. «У высоких берегов Амура»
18. Работа с новыми дилетантами в руководстве привела к логическому концу. Перевод в НИИ

Мне попались для прочтения книги Вадима Огородникова. Изданы, к сожалению, очень небольшим тиражом (биографические повести). Давно не получала такого удовольствия при чтении, хотя автор не профессионал, а инженер, бывший военнослужащий. Живо, увлекательно. Главное — хорошим литературным языком написаны эти воспоминания. Первая часть читается как увлекательный детектив, потому, что сама жизнь бессарабского мальчика — какая-то фантастическая реальность, перепаханная Великой Отечественной войной. Вторая часть, воспоминаний — становление молодого офицера, годы службы на Украине и более двадцати лет на Дальнем Востоке. Ее можно определить, как производственный роман, чем-то напоминающий известное в свое время произведение Ажаева «Далеко от Москвы», удостоенное Сталинской премии. В центре повествования директор завода (автор книги). Яркая колоритная фигура удивительно сильного порядочного человека. Запоминаются люди из его окружения. Перед нами живая жизнь, а не схема: работа любовь, разлуки, радости встреч, дружеские вечеринки — жизнь, где есть место всему. Мне хочется поблагодарить талантливого автора Вадима Зиновьевича Огородникова за радость встреч с его героями. А читателям посоветовать: читайте произведения Вадима Огородникова.

Комментарий литературоведа

Снежко Эмилии Дмитриевны.

27. 07.2011 года

Назначение на должность

Глава 1

Интересное лето 1971 года. Уже три месяца подвижная производственная воинская часть дислоцируется на Красной речке, в пригороде Хабаровска и осваивает цеха и жилую зону бывшего ракетного корпуса, приказавшего по решению правительства, долго жить. Расформировали. Производственники сели на их место. Переведены волею все того — же руководства ДВО и директивы генерального штаба с острова Сахалин. Здесь все новое, все не по островному, каждый друг другу «люпус», и каждый для себя. Жилой фонд, казармы, столовая, клуб, все значительно капитальнее. Цеха высокие, просторные, вполне пригодные к профилю работы батальона. Буквально рядом берег реки Уссури в самом широком ее месте, слившейся из множества рукавов, обтекающих Тарабарские острова.

Постоянное солнце светит каждый день и непривычно. Нет вечного тумана и пасмурности. Воздух не пахнет морем. Потребность освежиться значительная. Был конец июня. Ежедневно в обеденный перерыв, который длился два часа, желающие выезжали на берег большой реки, окунались, немного загорали, немного плавали. Офицеры обедали пока еще в солдатской столовой, так было удобно, пока не получили квартир и не перевезли с Сахалина семьи. Берег в районе Красной речки чудесный, широкий пологий песчаный пляж. Это если проехать немного, до улицы Олюторской, и направо, метров триста до берега.

Офицеры части были энтузиастами своего дела, интересовались передовыми технологиями, быстро на новом месте наладили ряд процессов, которых не было на острове, в частности — гальванику, с ее возможностями антикоррозийных покрытий наращиванием изношенных деталей. Хотелось ознакомиться с техническим прогрессом на материковых заводах. Прошло три месяца. Освоились, начали понемногу выдавать продукцию. Перевезли к новому месту службы семьи. Благо, ракетчики освободили не только производственные цеха, но и значительное количество квартир.

В один из дней на базу приехал начальник 89 военного завода, Владимир Ильич Бондарев. У него была задача с максимальной скрытностью произвести реконструкцию будки — кунга, ранее предназначавшейся для перевозки ракетной боеголовки в удобный и перевозимый гараж для личного автомобиля. Размеры будки впечатляли, 3х6 метра, внутри хорошо отделана, с утепленными двойными стенами. Имя владельца автомобиля не разглашалось, но тот факт, что гараж изготавливался под патронажем начальника завода, уже говорил, что личность заказчика достаточно важная. Выполнялась работа в нашей части, вдали от его завода, поскольку необходимо было соблюсти инкогнито и исключить нездоровый интерес. Здесь производственники — солдаты.

Во время его посещения офицеры высказали интерес к его заводу, и он охотно пригласил всех к себе на познавательную экскурсию…

Прошло время. Заказ был выполнен, гараж получился отличный, с индивидуальным воздушным отоплением, работающим от переносного керосинового калорифера, с небольшим верстачком, набором шоферского и другого слесарного инструмента. Увезли. На трейлере танковозе.

Поступил заказ от того — же завода, теперь уже на хромирование партии деталей к автомобилю «Волга». Официально. Платный. Завод производил капитальные ремонты легковых автомобилей и давал гарантию, как на новые. Было интересно, и удивительно, что сам завод технически не готов выполнять гальванические работы. Как потом оказалось — по причине невысокой технической грамотности руководства завода.

В один из рабочих дней, когда командира батальона с главным инженером вызвали в штаб округа по вопросу выполнения досрочных заданий, после совещания решили заехать на завод и ознакомиться с производством.

На проходной завода узнали, что директора нет, и его замещает майор Щукин, да вот он стоит. Попросили его позвать.

Поздоровались

— Извините, товарищ майор, мы коллеги по профессии и нам хотелось бы ознакомиться с технологией Вашего производства.

— Не знаааю… пожимает плечами

— Нам не понятно, что Вы не знаете.

— Не знаю, как на это посмотрит начальник.

— Так сейчас Вы начальник. Да и с Владимиром Ильичем вопрос решен.

— Не знаю. Он ничего не говорил.

— А Вы сами не можете принять решение?

— Нне могу.

— Извините, Вы не офицер, майор.

Так первый раз познакомились с интересующим предприятием. Конечно, когда приехал на базу экспедитор за деталями, покрытыми хромом, главный инженер базы потребовал, чтобы за деталями приехал майор Щукин. Никто не приезжал несколько дней, потом, когда их прижала необходимость выполнения месячного плана, приехал начальник завода и привез Щукина. Щукин получал детали в качестве «экспиздитора», порывался извиняться, но с ним никто не стал разговаривать. Только сказали, что он должен понять, какова разница между ним и порядочными людьми, офицерами. Конечно, его не в чем обвинить, кроме совершенно невообразимой нерешительности.

Прошло не более десяти дней, командир батальона вызвал к себе главного инженера и передал распоряжение начальника службы округа прибыть к нему вдвоем на беседу по поводу назначения на другую должность. Это было неожиданностью, для майора Сибирцева, во всяком случае. Командир части, подполковник Комков, что-то знал, и перед выездом высказал свою надежду, что с уходом начальника 89 завода Бондарева в группу войск в Германию его назначат на должность начальника завода, а главному инженеру придется принимать должность командира батальона — базы. Размечтался… А в штабе разговор был такой.

Беседу с ними вел полковник Рязанцев, тупейший из начальников, попавших в номенклатуру. Но он выполнял строго инструкции, полученные от генерала Варданяна, который на тот момент находился в командировке в Москве.

— Ну, расскажите, как дела в части.

— На данный момент все в порядке. План выполняем, с дисциплиной нормально. Не укомплектованы заместителем по политической части и одним начальником цеха.

— Батальон сможет до ноября, пока не появятся выпускники академий и не произойдет движение кадров обходиться без главного инженера?

Комков, с дрожью в голосе ответил, что, конечно, сможет, да и Сибирцев в курсе всех дел. Инициативен и опытен.

— Вот и хорошо. Майор Сибирцев, как вы считаете, справитесь с должностью начальника самого трудного из наших заводов? Вас рекомендуют, как знающего офицера и кадровики из Москвы, и генерал Варданян, который сегодня по телефону приказал предложить вам эту должность.

— Если в штабе округа понимают, что завод сложный, значит я не один, буду к Вам обращаться за помощью.

Это Рязанцеву польстило, хотя льстить ему не имело смысла. Уже старшими начальниками все было решено. А Рязанцев был известен в войсках тем, что за двадцать пять лет службы не принял ни одного решения.

Михаила Никитича Комкова чуть не хватил удар. Он очень надеялся на то, что ему предложат, по справедливости, повышение в должности. Надо отдать ему должное, он хорошо держал этот удар и, даже, смог поддержать кандидатуру своего главного. Представление на Сибирцева было написано им там же, в отделе кадров округа, в тот же день. Требовалось продвигать сдачу должности Бондаревым в срочном порядке. Возвращались домой через весь Хабаровск (20км вдоль Амура на юг) со смятением в головах и душах, но к приезду успокоились, чувствовать себя в чем — либо виноватым не имел основания ни один из них. Просто, Михаил Никитич перед поездкой поспешил высказать свою сокровенную мечту, и чувствовал себя слегка неловко.

Два дня ушло на то, чтобы передать дела начальнику техотдела и в ближайшую пятницу Сибирцев поехал знакомиться с заводом. Теперь его уже пустили, он прошел в кабинет к директору, его попытались задержать на проходной в заводоуправление, но Бондарев распорядился сразу провести в кабинет. Многие уже знали о предстоящем убытии начальника и чувствовали во вновь прибывшем офицере будущего руководителя.

Решили сразу обойти территорию завода, цеха, отделения, склады, ознакомиться с воинскими подразделениями и офицерами и сверхсрочнослужащими, которых было всего числом десять. Костяк производственных рабочих составляли гражданские специалисты, на положении вольнонаемных. Вся администрация — из гражданских лиц.

Заводоуправление помещалось в бывшей полковой церкви, у которой снесли купол, устроили крышу, смонтировали второй этаж, разместили управления и службы. Волочаевский городок, в котором был расположен завод, строился как городок для размещения дивизии еще до революции, и все время существования Советской власти был поделен между мотострелковой дивизией и военным заводом. Блок соединенных между собой четырех цехов был построен пленными японцами уже после Великой Отечественной войны. Ряд цехов был построен еще в незапамятные времена, в деревянном исполнении и в сгнившем состоянии. В таком виде был отдел главного механика, расположенный прямо по центру территории, и это было самое позорное здание завода. По территории были разбросаны круглые деревянные фанзы, носившие подсобные функции.

Периметр территории был во многих местах разгорожен и возможно было свободное передвижение и нарушителям трудовой дисциплины и ворам. А воровать было что.

Новый цех, построенный сравнительно недавно, примыкал к заводоуправлению, это был хорошо смонтированное здание 108х24м. из стальных конструкций с ограждением (стенами) из сборного железобетона. С приличной частотой были расположены по всему периметру оконные проемы, высотой в пять метров.

В плачевном состоянии была казарма для рядового состава и заводская столовая с привозными обедами со столовой военторга рядом дислоцированной дивизии. Это было нечто среднее между столовой и буфетом, без окон и дверь одна, хотя вход был широкий, помпезный.

Страшно было войти в парк машин, ожидающих ремонта. Некоторые машины ожидали своей участи по пять лет и уже сгнили и были непригодны даже в металлолом.

Было страшно удивительно, но довольно большое предприятие не имело внутренней связи. Стоял допотопный ручной коммутатор у секретаря, но начальник завода предпочитал пользоваться посыльным. Из солдат. Это если передать распоряжение или вызвать кого, а также голосом, громко… И всех устраивало.

Секретарь была, но она, как оказалось, не умела печатать на машинке, не умела записать приказ или распоряжение начальника, потому, что и читать умела на уровне третьего класса школы. С удовольствием подменяла посыльного, могла побегать по территории, пообщаться. Проработала на этой должности много лет, была уверена, что она, как секретарь вполне знающая, а если кто и придирается, то от зависти… Дополнительную машинистку держали, чтобы компенсировать непригодность секретаря директора. Муж секретаря директора был отменным мастеровым по ремонту легковых автомобилей, начиная от сборки и кончая покраской и полировкой кузова. На этом она и держалась. С этим секретарем дела были еще впереди. Профсоюз против ее увольнения возражал, причина — банальнее кумовство, пришлось изворачиваться, искать ей достойную ее амбиций работу. Потом нашел. Кладовщицей склада «НЗ». Это отступление не касается процедуры приемки должности.

Пятницу и субботу новый начальник и сдающий дела провели в совместном обследовании предприятия, в участии в ревизии всех служб, которую проводила специальная на то назначенная свыше комиссия.

Поистине, внешность обманчива. Владимир Ильич Бондарев, красивый высокий, в меру упитанный человек, мечта всех женщин, фигура вполне помпезная, и вел себя соответственно своей внешности. Смотрел на мир и людей с высоты своего роста, пренебрежительно мог выслушать младшего, пренебречь мнением равного, не стеснялся на людях возразить по мелким вопросам начальству, на самом деле сам был мелким человеком. О своей личности мнения высокого, и общался с людьми высокомерно, будто делает большую услугу оппоненту своим общением.

До Красной Речки было порядка двадцати пяти километров. И пришлось домой после работы, и на работу утром, ездить новому начальнику на испытательном УАЗИке, самостоятельно за рулем. Использовать в качестве шофера солдата с поездкой на такое расстояние по началу деятельности не хотелось. Семья и квартира были еще по старому месту службы. Машину можно было оставлять в батальоне, где Комков любезно предоставил место в гараже. Служебная Волга начальника завода пока обслуживала убывающего и его огромные потребности в связи с убытием к новому месту службы. Багаж, оформление, контейнера, билеты, масса семейных дел, которые без машины практически невозможно сделать в такие сокращенные сроки. А перевод его по службе зависел от оперативности вылета к новому месту. Это было по настоящему большой удачей. Вырваться с Дальнего Востока помогали старые сослуживцы и сокурсники по академии. Всем, кто не смог во время службы уехать в европейскую часть, грозила перспектива остаться вдалеке от родных мест, от родных людей, или без жилья. Такова была правда, и такая она сегодня, хотя, уже имеются некие шевеления в правительстве — сертификаты, ипотека и т. д. Протекционизм в распределении должностей не прекратится никогда.

Прием — передача длились около недели, и Сибирцеву было уже все ясно. Материальных недостач не выявлено по цехам и службам, и желательно было быстрее закончить все процедуры, чтобы уже решать вопросы по-своему. Представлены главные специалисты и офицеры, заслушаны начальники цехов, все прошло не без сюрпризов, но благополучно и претензии к заводу указаны в акте комиссией.

Бондарев провел одну производственную планерку с участием всех начальников отделов и служб и с присутствием нового начальника. Мероприятие носило характер обучения нового руководителя, заодно показало несостоятельность системы руководства производством. Получалось, что производственный отдел бездействует, все замыкается на директора, и без его решений ни один отдел не принимает мер по разруливанию обстановки. Вот производственным отделом и руководил уже небезизвестный нам майор Щукин. Впоследствии пришлось его «познакомить» с заместителем по снабжению и потребовать, чтобы они сами решали вопросы снабжения, а на заводскую планерку выносили только то, что не могут решить своими силами и исполнением своих функциональных обязанностей. Начальник должен заниматься только вопросами, которые не в состоянии решить его подчиненные.

Был бездарный прощальный банкет, узкий круг администрации завода, да пару офицеров управленцев. И было удивительно, что организовано было мероприятие без широты и размаха, который был присущ бывшим островитянам, и которого следовало ожидать от серьезной фигуры убывающего директора. Здесь все было по-другому, по чужому. Без организации, выдумки, соответствующего мероприятию меню и веселья. Все с весьма похоронным настроем и столь — же скучными прощальными речами. Основным и самым знаменательным событием прощального вечера было то, что главный инженер завода майор Павлов Николай Зиновьевич, пил не выходя из — за стола до такой степени, что когда все прощались, его брюки были сверху и до низу пропитаны мочой. Не мог он пропустить ни одного тоста. А вдруг другие выпьют без него.

Офицер, служивший в войсковых соединениях, и принявший под свое командование хозрасчетное предприятие рискует не справиться или прослыть тупым, безграмотным солдафоном. Мгновенно появляются доброжелатели, которые подсовывают заранее спорные экономические дела и вопросы, на которых можно сделать массу ошибок. И такие «доброжелатели» сразу появились, и среди гражданских руководителей подразделений и среди подчиненных военнослужащих.

Найденное противоядие в значительной степени спасло от позора некомпетентности. Новый директор первое время предлагал все вопросы ему задавать исключительно рапортами и в письменном виде. И если появлялись каверзы, то ночи, иногда двух, хватало, чтобы ознакомиться с вопросом, почитать литературу и дать правильный ответ. У многих отпало желание писать, и решения они принимали самостоятельно. Это не касается технических вопросов, в которых Cибирцев был широко эрудирован, и с первых дней работы мог смело указывать подчиненным на их недочеты и ошибки. Он в совершенстве владел вопросами термообработки, наращивания металлов способами сварки и гальваники, кузнечным делом, знакомым с детства, знал технологические приемы и правила, проектные и конструкторские работы. Ему было с чего начать и осуществлять личный контроль выполнения работ. После двух — трех практических приемов на рабочих местах среди персонала, и, в особенности, мастеров пошла тенденция на личную практическую подготовку и умение выполнять работы своих подчиненных. Многие мастера стали доводить свои навыки сборщиков, токарей, фрезеровщиков до автоматизма и могли показывать классический порядок работы на рабочих местах своих подчиненных. Уже через год нормирование трудоемкости и пересмотр норм производился по хронометражу выполнения рабочих операций производственным мастером.

Главный инженер продолжал пить горькую, его остановить не представлялось возможным, никакие беседы результатов не приносили. Он с утра шел на свои сто граммов в подчиненный ему лично «отдел главного механика» и уже до вечера был свободен от работы. Вечером, само собой, принимал уже с дневной усталости, и знатно принимал. На эти его мероприятия приезжали сокурсники — выпускники академии, служившие в вышестоящем штабе и против них не было управы, на первых порах. Новый начальник считал, что у него нет главного инженера и справлялся спокойно, времени хватало, можно было прихватить и от лунной ночи.

Светлым местом был технический отдел и его начальник Бубнов Николай Васильевич. Лейтенант тридцати с лишним лет, только призванный, с тонким расчетом, что при его должности он сможет прослужить до пенсии недостающие восемнадцать лет и в пятьдесят получит на десять лет раньше, чем гражданскую пенсию. До этого он работал на той же должности, но, будучи гражданским. На заводе он прошел все стадии взросления, начинал рабочим, и было отрадно, что много рабочих мест для него были пройденным этапом, и он мог рабочему показать все приемы обработки деталей или сборки агрегата. Серьезный, выдержанный.

Начальник ОТК был хороший требовательный работник, некто, майор Корбут, Западноукраинский националист, правда, говорили, что его требовательность не от служебного рвения, а от того, что он, вылечившийся от алкогольной зависимости, не находит в себе сил смириться со своим трезвым состоянием. Позже, лет через пять — шесть, он таки возвратился к питию, но это было уже после рождения нормального ребенка и перевода по службе на Украину.

Главный бухгалтер Гутлянский, словно понимая, что сложно для нового директора, предъявляя каждое утро документы на подпись, детально разъяснял основные понятия баланса, и к концу третьего месяца для Сибирцева уже не было секретом, что есть уставный капитал или планируемые убытки, хотя, что касается планирования убытков, то Александр Викторович на всю жизнь остался при своем мнении и старался, чтобы и планируемых убытков не было, что вызывало массу неприятностей и споров с вышестоящими бухгалтериями после представления отчетных балансов. Им признавались только убытки от ЖКХ, так, как он считал, что жилье для рабочего человека должно быть полностью за счет предприятия.

Роман Абрамович Коробков, главный бухгалтер главка, постоянно просил, чтобы соблюдались особенности «хозрасчета внутри бюджета», ругался и уговаривал, пока не сошлись, что прибыль будет фиксироваться таким образом, чтобы можно было покрыть все планируемые убытки. Это был очень знающий, умный и, способный на компромиссы человек, что редко бывает у работников экономического фронта. Было взаимное уважение, помогали друг другу.

И полный анекдот, бродячий анекдот, был начальник автомобильной службы округа. Генерал Оганес Варданян, который внес свежую струю в систему работы службы и организацию, через шесть лет убыл для прохождения дальнейшей службы в Генеральный штаб. Чтобы быстрее вырваться с Дальнего Востока, ему необходимо было срочно найти себе замену, и, недолго думая, он предложил полковника Валентина Шеина. Вот это и был анекдот. Никакой не инженер, никакой не автомобилист, и никакой не офицер и никакой не руководитель. Просто анекдот. Его путь к должности заместителя начальника службы был через окончание в начале пятидесятых годов гражданского института по специальности экономиста. Призван в армию на два года и служил в должности ревизора в штабе округа, дослужился ревизором до капитанского звания, стал старшим офицером планового отдела, майором, и для получения очередного звания подполковник назначен своими ребятами начальником 18 завода. Долго не выполнял план, ему план снижали и снижали, пока он не стал по плечу новому начальнику, а когда, один раз, в конце второго года, годовой план был, наконец, выполнен, его представили к очередному званию, и, чтобы не было облома, вновь перевели в штаб округа, где уже автоматически он попал на полковничью должность. И шестерил вокруг Варданяна, пока не потребовалось назначение на освобождающуюся должность генерала. Единственное, что он, Шеин, умел виртуозно, так пользоваться бухгалтерскими счетами. Подчиненные это знали. Например, нужно его устранить от влияния на отдел и не слышать его возмущения и крика. Ему приносили сотню паспортов машин, на которых нужно списать автошины или аккумуляторы. Все просчитано и месяцами проверено офицерами ротного, батальонного полкового звена и офицером последней инстанции в автослужбе. От него требовалось только утвердить подготовленный материал. Подпись. Наш генерал брал счеты, подвигал к себе первый паспорт, производил расчеты пробега каждого колеса, суммировал, делил, умножал, и удовлетворенный откладывал в сторону. Брался за следующий паспорт. До обеда, и, даже, вместо обеда, генерал тяжело работал, и никому не мешал делать свое, по функциям предусмотренное дело. Таких деловых генералов в Советской армии в последние годы развелось много. Похвально, что нынешняя администрация обещает, хоть и долго, но обещает сократить генеральский корпус.

Валентин Александрович кричал, по любому поводу. Своим криком парализовал реальную работу тех, кто пугался. А пугаться его переставали через год после первого знакомства, ведь встречи с ним у представителей войск были не частыми. Год человек мог не работать, только ждал с неприятным чувством встреч с начальником. Пока не решит для себя, что начальник — лишний человек в цепи руководства и нужно работать, не обращая на него внимания. Конец его карьеры был в генеральном штабе на подполковничьей должности, позднее — обычным делопроизводителем. Но генеральскую форму демонстрировал до конца дней пребывания в писарях.

И два крупных пожара на заводе дали импульс к пониманию, что должность принята и нужно работать, во все свои силы, не надеясь, что система создана и все будет в норме. Системы-то не было. Нормального, или не чрезвычайного времени в Вооруженных силах Советского союза никогда не было.

Прошло недели две после отъезда Бондарева к новому месту службы. Познание объемов работы и функций шло своим чередом. В позднее ночное время, после нуля часов, звонок дежурного по заводу известил, что горит основной сборочный цех. За начальником вышла дежурная машина. Благо, Сибирцев в тот день домой не поехал, ночевал в гостинице военного совета на Пушкинской улице, недалеко. Извещена пожарная команда. Пока пожар тушат своими силами. Начальник завода прибыл одновременно с пожарниками. Тушили около часа. Только пожарники свернули свои шланги, как началось дымление крыши совершенно в другом месте, вдалеке от очага.

Крыша была выполнена в виде трехслойного пирога. Бетон, цементно — стружечная утеплительная плита, асфальт. Так эта цементно — стружечная плита имела свойство тлеть, как трут, и инициировать возгорание в месте наиболее раскаленном. Стружка воспламенялась в десятках метров от очага пожара. Пришлось директору уже лично, с бригадой солдат, вырубать асфальт в метрах двадцати от очага, сбрасывать покрытие с крыши, оставляя только бетон. С работой справились к утру. Все время внизу дежурила пожарная машина. С окончанием работы по отсечению очага возгорания, удалению асфальта и стружечного покрытия пожарники еще раз проверили, нет ли где очагов возгорания и уехали восвояси. Тогда заводские начали «считать раны», определять степень разрушений и бедствия. Бедствие было. Одна стальная ферма, длиной в двадцать четыре метра от высокой температуры потеряла свою упругость и слегка деформировалась, что было видно невооруженным глазом. Была опасность, что с разрушением этой фермы пойдет цепная реакция, она упадет вместе с лежащим на ней бетоном и потянет за собой остальные. Цех мог разрушиться полностью.

А произошло следующее.

Мастер производственной линии Голубенко, желая обеспечить перспективы выполнения месячного плана, остался с несколькими рабочими для «расшивки» наиболее узких мест после рабочей смены. Такое не возбранялось, вроде добровольное мероприятие. Закончили работать в одиннадцать часов, пошли переодеваться. Раздевалки для рабочих были устроены на антресоли, образованной нижним поясом фермы, по которому были настелены полы. Благо, шаг колонн был 12 метров, и места для организации антресоли хватало. Там были обустроены шкафчики для грязной и чистой одежды, умывальники.

Во время переодевания курили. Курил и мастер. Одевая через голову рубаху, он положил горящую сигарету на верхнюю полку, предназначенную для головных уборов, и видел, как сигарета упала на промасленный комбинезон. Подумал: «сейчас надо срочно убрать», и сразу забыл. Его отвлекли рабочие, позвали уже идти. Когда рабочие вместе с мастером дошли до проходной, чтобы сдать ключи от цеха, они увидели в окно цеха пламя.

Бросились обратно. Вбежали в раздевалку, горит один шкафчик. Принесли огнетушитель, не разобравшись в его конструкции, ударили соплом о стену, чем заклинили выходное отверстие, так же поступили и со вторым. А уже воспламенились еще два соседних шкафа. Всего то надо было повернуть вручную кран. К телефону, стали звонить в пожарную команду, так, не зная конструкции огнетушителя, действуя неграмотно, не справились с тушением своими силами, а пожар разгорается очень быстро, да в присутствии сухих шкафов, наполненных промасленными комбинезонами.

Когда приехали пожарники, пламенем была охвачена вся антресоль, длиной в двадцать четыре метра, горящие доски падали на стоящие под ними боевые машины, благо, они не были еще заправлены, но пострадали все равно значительно. Потом целую неделю пришлось всему цеху и всему инженерно — техническому персоналу завода работать сверхурочно, чтобы месячный план был выполнен.

На пожаре присутствовали: Пастернак Виктор Степанович, второй секретарь, а потом приехал и первый горкома партии, зам Начальника КЭУ (квартирно эксплуатационного управления округа) полковник Яцура, Начальник автомобльной службы ДВО полковник Шеин, и много зрителей и зевак из народа. Шеин пытался кричать и ругаться, но его присутствовавшие начальники быстро успокоили. Происшествие было на уровне чрезвычайного, участь начальника завода смягчалась недолговечностью пребывания в должности.

Но следующий день начали с приглашения специалистов военного проектного института, заключения этих специалистов к вечеру и заключения договоров с Дальстальконструкцией о выполнении работ по укреплению пострадавшей фермы. Справились за несколько дней, а бытовые помещения срочно были оборудованы в другом месте.

Со всеми рабочими и служащими, всей администрацией были проведены занятия по противопожарной подготовке. Старожилы завода не могли вспомнить, когда с ними были хотя бы простейшие инструктажи на эту тему. Проведены ревизии всего пожарного инвентаря и учреждена противопожарная служба с пожарным ДЕПО, новой пожарной машиной и дежурным шофером. Организована внутризаводская связь.

До сих пор нельзя твердо заявить, что следующий пожар был результатом сговора. А новый пожар через небольшое время состоялся.

В трехстах метрах от завода был барак, в котором размещалось около двадцати семейств. Барак был деревянный, каркасно — засыпной, ежегодно ремонтировался, отопление в нем было печное, удобства во дворе, в том числе и вода из дворовой колонки, система коридорная, люди жили в диких условиях, и перспектив для них на получение нормального жилья не было. Значительное количество жильцов барака уже давно потеряло связь с заводом, некоторые ушли на пенсию, некоторые уволились для получения более хлебного рабочего места. Жилье было ведомственным, но людей, потерявших связь с ведомством, никто не будет из таких условий выселять за нецелесообразностью. И они продолжали жить.

Барак загорелся вечером, когда все уже вернулись с работы. Жильцы успели свои вещи вынести, никто не пострадал, кроме того, что лишились крова над головой. Была поздняя осень. Быстро пожар ликвидировали пожарники, если ликвидацией можно считать то, что ему дали просто догореть, на счастье, рядом с горевшим бараком не было других строений и не было угрозы возгорания других зданий.

Дежурная машина завода несколькими рейсами перевезла спасенное имущество на склады части, одного из погорельцев избрали кладовщиком и ему сохраняли на весь период его вынужденного прогула по основному месту работы среднюю заработную плату. Людей разместили в клубе части. Организовали им постоянное наличие горячей воды, бесплатное питание, установили в клубе солдатские койки, и была возможность желающим отдыхать лежа.

И опять на этом пожаре присутствовали те — же руководители. И главную помощь оказал полковник Яцура. Он здесь же обратился к Пастернаку, и попросил, чтобы в связи со сложившимися обстоятельствами город, задолжавший военным около двухсот квартир, выделил лимитное жилье для размещения рабочих. Дело в том, что строящиеся в городе дома должны были распределяться таким образом, который давал военным определенный процент квадратных метров. И уже длительное время городские власти уклонялись от выполнения своих обязанностей по обеспечению военных, под разными мотивировками. У города была приличная задолженность. И вопрос был решен достаточно оперативно. Люди получили жилье в Южном микрорайоне. По нормам. Все. И новый начальник получил. Взыскание. Но этого стоило ожидать, и это сделало его настоящим руководителем, самостоятельным, думающим над перспективами и проблемами. Пришлось брать в свои руки все вопросы, касающиеся организации производства, снабжения, быта военнослужащих и солдат и офицеров, быта рабочих и на заводе и дома, вникать во все их нужды, не взирая на руководящие директивы и указания. С ними, с этими людьми, работать, выполнять планы, жить, радоваться и печалиться. Сибирцев стал полноценным директором.

Начальник электроцеха и его Отечественная война

Глава 2

Орша, город, который находился под оккупацией фашистами с июля 1941 года по июнь 1944.

20 июня офицеры батальонного звена и разведывательных подразделений были вывезены к линии фронта, скрытно проникли к передовой линии окопов на берегу Днепра для рекогностировки местности предстоящих боевых действий в направлении Орша — Вилейка. Единственный мост через реку был в значительной степени разрушен и для форсирования тяжелой техникой, практически, непригоден, если говорить о наступлении целой армии. Только часть боевой техники пройдет по старому мосту под прикрытием артиллерии и авиации, но, основным силам придется преодолевать водную преграду по подготовленным саперными войсками переправам.

На противоположном берегу в зоне развертывания 54 танкового полка 3 танковой армии 3 Белорусского фронта, где служил старший лейтенант Журавский Павел, четко были обозначены долговременные огневые точки противника. В бинокль хорошо просматривались амбразуры, через которые на нашу пехоту польется поток смертоносного огня.

Павел был командиром танкового разведывательного взвода и участвовал в рекогностировке вместе с офицерами батальонов и ротными командирами. Уже потом, когда пройдет изучение переднего края противника батальонным начальством, командиры рот приведут сюда скрытно своих взводных командиров и максимальное количество командиров танков, и каждый, уже перед боем должен будет уяснить свою задачу, направление развертывания роты и ориентиры направлений движения каждого танка. При закрытых люках, и только пользуясь танковыми перископами и щелью механика — водителя будет очень сложно ориентироваться, да еще под постоянным обстрелом из противотанковых орудий, выведенных на прямую наводку. А перспективы прямой наводки были огромные, виднелись следы замаскированных батарей в промежутках между ДОТАми, угадывались хорошо оборудованные траншеи переднего края, виднелись замаскированные брустверы по всему противоположному побережью. Решение всех командиров было единым — только плотный огонь со всех видов оружия и подавление долговременных огневых точек даст возможность нашим саперам навести наплавные мосты и танки второго эшелона должны будут со своего берега поддерживать непрерывный огонь пока наши передовые полки не окажутся на противоположном берегу и не отбросят первую линию обороны противника вглубь атакуемой территории. Обстановка усложнялась тем, что противоположный берег обладал определенной крутизной и надо было во время артиллерийской подготовки срыть обрывы до возможной проходимости танками. Для этих целей предусматривались тяжелые бульдозеры, БАТы, смонтированные на базе танка ИС, организационно входящие в состав армейского саперного батальона, но сначала надо навести мост, для облегчения работы БАТов взрыхлить обрывы берега при артподготовке, после разведчиков пропустить бульдозеры, которые под огнем противника должны будут подготовить проходы на склонах оврага для танков. И в это время, для того, чтобы инженерные войска могли оборудовать переходы, подъемы, постоянно держать передовую линию обороны противника под плотным артиллерийским огнем.

Командир разведки, «старшой», как звали его между собой подчиненные, Паша получил единственную задачу — первым своими тремя танками преодолеть наплавной мост и закрепиться на противоположном берегу, создавая возможность главным силам продолжать форсировать реку. К нему должна будет присоединиться первая рота первого батальона и они обязаны не давать врагу поднять голову, особенно противотанковым пушкам. Большое количество войск должны будут преодолевать Днепр на подручных и заранее подготовленных средствах.

Весь остаток дня танкисты провели в подготовительных работах. Производились проверки на точность и соосность прицелов и пушек, загружались и пополнялись боекомплекты, каждый старался взять несколько больше патронов и зарядов, хотя места в танке очень немного и экипажу работать при закрытых люках весьма стесненно. Только недавно стали поступать телескопические шарнирные прицелы (ТШ-15), которые давали возможность довольно точно прицеливаться и вести, практически, снайперскую стрельбу с места и короткой остановки на расстояние прямого (около 1200м) выстрела. Дозаправка дизельным топливом в основные баки и отсоединение запасных баков, многие снимали запасные баки, но предпочиталось их все — же оставлять, но, слив топливо и продув полости, чтобы уменьшить воспламеняемость машины от «дурака», как говорили старые опытные механики. Хватало опасностей и от внутренних баков и боеприпасов.

К шести часам привезли ужин и передали каждому экипажу сухой паек на случай, если затянутся завтрашние мероприятия и не будет возможности кухням пробиться к головным силам полков. Каждый экипаж получил пару булок черного хлеба, приличную порцию сала, и в танковый бачек была слита водка, из расчета сто граммов на человека. Командир взвода сразу запретил употреблять и поручил хранение завтрашнего «НЗ» своему механику, в остальных экипажах тоже было приказано не прикасаться впредь до распоряжения командира. Боевое братство и внутренняя дисциплина во взводе были выстраданы не позволяли ослушаться. Все были напряжены, ожидали боя, и спали не только на танковых брезентах, но и на нервах.

Каждый бой — это перспектива не выйти из него живым, и каждый бой — это опасность, к которой нельзя привыкнуть. И солдаты, да и офицеры, всегда надеются на лучший исход и, как дети, свято верят в своего командира. Считалось, что хороший командир выведет из боя с наименьшими потерями. Они вместе учатся, вместе готовятся, вместе живут и вместе, зачастую, умирают. Так и на этот раз, все надеялись остаться в живых и продолжать свой победный путь, как говорил полковой пропагандист, к полному разгрому врага и остаться в живых, чтобы вернуться к своим родным, к своим семьям. Народ был все пожилой. Командир — самый молодой из них.

Артиллерийская подготовка началась в четыре часа утра. Грохот стоял невообразимый. Это дало возможность саперам начать свою героическую работу по наведению мостов, а танкистам скрытно подойти к исходной позиции в батальонных колоннах, с соблюдением всех мер предосторожности, с головной разведкой, боковыми и тыльными заставами, с соблюдением всех правил радиообмена. На танках стояли еще старенькие коротковолновые 9 — РС, радиостанции, связь с которыми существовала на расстоянии прямой видимости, но эти радиостанции спасли много жизней, давая возможность не только руководить своими подразделениями, но и вести скрытое управление войсками на довольно приличном фронте, особенно в танковых войсках.

К пяти часам утра танковые полки армии были стянуты к исходным позициям и готовы к действию. Канонада продолжалась, понтонеры продолжали работать, противник не мог в условиях сосредоточенного обстрела помешать саперам, правда, ДОТы вначале заговорили по — нехорошему, но их подавить пришедшим на расстояние прямой наводки танков не стоило много времени. «Снайперские» пушки танков с расстояния прямого выстрела, целясь в амбразуры, сумели подавить огневые точки противника, во всяком случае на направлениях, мешающих нашим понтонерам. Их полк наступал севернее километров 15, от города Орша имел своей задачей преодолеть линию обороны немцев, на участке, по мнению немецких военных специалистов достаточно хорошо защищенном. Во избежание больших разрушений в городе, его решено было взять в клещи, из него немцы сами побегут или вынуждены будут сдаться.

Передний край немцев был заранее пристрелян основными орудиями батарей. И теперь хорошо изрыт попаданиями снарядов, артиллерийская подготовка продолжалась, а наши разведчики со своим командиром старшим лейтенантом Павлом Журавским уже были на другом берегу, за ним устремились другие роты, танки медленно, но верно карабкались по крутым склонам Днепра, весь Днепр в районе форсирования заполнился плотами, бревнами, неизвестно откуда взявшимися лодками, связанными в одну большую копну снопами, и все двигалось к противоположному берегу. Артиллеристы перенесли свой огонь вглубь обороны противника, во избежание поражения своих войск. Здесь же начала активно работать прямая наводка танков.

Все танки нашего разведчика пока действовали слаженно, уже поднялись на крутой берег и изучали обстановку в глубине оборонительной линии противника. Когда наши батальоны закрепились на противоположном берегу, танковые полки получили команду продвигаться в глубину обороны немцев, развивать успех. За танками двигалась пехота. Уже давно научились наступать по следам гусениц танков и под прикрытием танковой брони. Вокруг творилось нечто невообразимое. Рвались свои и чужие снаряды, стреляли танковые пулеметы, им вторила стрельба автоматов пехоты. В нескольких местах, уже в тылу наших наступающих войск возникли ожившие огневые точки противника и их немедленно следовало подавить. Несколько танков подорвалось на минах, заложенных на подходах к батареям уже не существующих пушек. Гибли люди, эвакуировались раненные. Уже развернули на этом берегу пункт приемки раненых. Командирам всех степеней приходилось применять весь свой опыт и внимательность, чтобы сберечь свои боевые машины, людей и себя.

Большую помощь в этой наступательной операции оказывали штурмовики. Авиация работала удивительно четко и имела постоянную связь с командованием танковой армии. Здесь взаимодействие оказалось на высоте. О скоплениях немецких войск и их расположении в штабе армии знали заранее и принимали все меры к тому, чтобы эти вражеские техника и личный состав были подвержены артиллерийским и танковым обстрелам. Впереди показался небольшой лесок, какие на Украине встречаются довольно часто, лесок гектара в три, но издали было видно, что он полон немецких войск. На взошедшем уже высоко солнце блестели стекла автомобилей, сверкала броня, изредка вспыхивали, неся за собой облако пыли, выстрелы тяжелых пушек. Разрывы снарядов вздымали высокие столбы дыма, пыли, различных попавших в зону взрыва предметов, и все это являлось мощным фильтром для пламени, сопровождавшего любой взрыв. Пламя мгновенно исчезало, столб черного дыма долго оставался в безветренном воздухе.

Разведчики оказались в боевых порядках первого батальона, но держались все вместе, что было, в горячке боя сложно, но их задачей было разведать местность, цели и огневые рубежи немцев, и в данном случае разведка вновь двинулась вперед, и довольно быстро оказалась в виду засевших в лесу немцев. Пока развед. взвод приближался к лесу, над лесом появились Советские самолеты — штурмовики. И хорошо прошлись своими штурмовыми пушками по расположенной в лесу тяжелой арт. батарее, когда вблизи Павел рассмотрел, то оказалось, что лесом были замаскированы тыловые части, а батарея была единственным боевым органом, но в своей массе солдаты батареи были разогнаны или не в состоянии вести огонь, да и не приспособлены они были к борьбе с танками. Минут через десять весь лес был заполнен российскими танками, проломавшими себе просеки, и пехотой, а около четырех сотен немцев уже выстраивались в колонны с поднятыми руками. Офицеры срывали с себя отличительные знаки, военнопленных направляли в тыл наступающих войск под командованием способных к передвижению раненных красноармейцев и одного санинструктора с большим количеством медикаментов и перевязочного материала, позаимствованного в немецком тыловом госпитале. Пригодится нашим. Медикаменты погрузили на немцев.

Специальные команды из тыловых солдат Красной армии занимались сбором брошенного немцами оружия, сортировались трофеи, в работу включались ДОПы (дивизионные обменные пункты), имея своей целью сохранение всех, брошенных врагом ценностей.

Немцы бросили свой продовольственный склад, большое количество мясных консервов, полная машина недавно испеченного хлеба, килограммовые коробки с сахаром — рафинадом, на которых было написано «Выроблэно на сахаро-рафинадному заводи в мисти Винныця». Оборотистые разведчики нашли чем пополнить свой сухой паек. О трапезе некогда было думать, хоть и в запале боя никто не заметил, как время приблизилось к четырем часам дня. Продвижение в сторону города Орша продолжалось, «враг бежит, а мы в догоняющих», как сказал главный комментатор событий, заместитель командира полка по политической части. По штатному расписанию замполиту танк был не предусмотрен и в большинстве случаев политработники держались тыловых подразделений, поближе к медицинской части и кухне. Но замполит этого полка был личностью уникальной и в боевой обстановке всегда старался быть в экипаже командира полка, вместо заряжающего, которого всегда на период боевых действий отправлял рабочим по кухне, она двигалась сразу за боевыми порядками полка и на ходу обязана была приготовить горячую пищу для всего личного состава. Кормить по команде, которая может поступить в любой момент.

Таким образом, замполит подполковник Петренко, повторяя традиции времен революции, всегда был вместе с командиром, всегда готов его заменить в нужную минуту и никогда не рисковал быть осмеянным офицерами батальонов и рот. Он систематически тренировался в работе с боеприпасами, выполнял нормативы времени по заряжанию пушки, умел снаряжать пулеметные ленты, неплохо стрелял из всех видов оружия и никогда не пропускал возможности практически поработать по обслуживанию танка. Уникальный был политработник.

Первый эшелон наступающих танковых полков задачу выполнил успешно, несмотря на ожесточенное сопротивление врага. Командование принимает решение ввести в наступательный бой полки второго эшелона. Передовые части израсходовали свой боезапас, в каждом танке оставалось по два — три снаряда, дизельное топливо в баках было на исходе. Боевая техника после двенадцати часов непрерывной работы и активного маневрирования нуждалась в обслуживании, в особенности механические части двигателей, трансмиссии, артиллерийских систем.

Отбитый у врага лес оказался прекрасным местом для остановки двух полков и сосредоточения в нем тыловых подразделений, возможности работать с техникой. Вторые эшелоны дивизий вступили в преследование вражеских войск, но наткнулись на вторую линию хорошо инженерно подготовленной обороны. Продвижение танковой армии при поддержке общевойсковых дивизий затормозилось впредь до того момента, когда будут подтянуты фронтовые резервы и можно будет с наименьшими потерями преодолеть вражескую оборону.

А танкисты Павла Журавского, овеянные славой сорви — голов и лихих разведчиков, уже посмеивались друг над другом, звучали солдатские остроты, отчаянно приправленные отборным фольклором, не доступным пониманию обывателя, который не умирал по сорок раз на дню.

Подвезли кухни, началась раздача горячей пищи. Взводный стол, накрытый на танковом брезенте, изобиловал деликатесами, типа зеленого лука, добытого на предыдущей стоянке, также зеленого чеснока со вкусной ботвой, все это опытный старшина завернул в мокрую гимнастерку, уложил на днище танка под казенником пушки, с расчетом, что по этому пакету не потанцуют в ходе боя. А сало давалось на сухой паек. Хотя, надо отдать должное тому же старшине, он предложил сначала съесть горячую пищу с зеленью, предварительно остограмившись, а потом, если останутся голодными, переходить к салу. Порции макарон с тушенкой были столь велики, что, даже здоровые мужики от разведки не могли с ними справиться. Здесь — вечный фронтовой закон, употребить и за погибших и раненных, а таковых в полку было чуть ли не треть. Готовили то на всех.

Сэкономленная водка по количеству стоявших вчера на довольствии списывалась и оставалась в распоряжении командования.

И, сразу после полевой трапезы, без пересадки, танкисты начали готовить танки к следующим подвигам. Жалели погибших и раненных, но принимали все меры, чтобы в следующем бою, который ожидался уже через несколько часов, не оказаться выбывшим из строя.

Пришли машины — заправщики. Заправляли полные баки. Правильно сделали те, которые перед боем свои запасные баки не сбросили, теперь они могли заделать пулевые отверстия и получить дополнительное количество дизельного топлива. На марше сначала вырабатывалось топливо из дополнительных баков. Командиры чистили оптику, обслуживали радиостанции, руководили, механики заправляли, устраняли неисправности моторной группы, доливали масло в коробки и двигателя, запасались маслом впрок.

На долю заряжающих выпало самое сложное — подготовить снаряды, т.е. привести их к окснар. виду (окончательно снаряженному). Потом ему поможет весь экипаж, включая и командиров танков. Надо не только осмотреть и подготовить каждый выстрел, но и снять с него смазку, ввернуть взрыватели, загрузить таким образом, чтобы во время стрельбы на ходу не перепутать бронебойные с фугасными (когда движется танк, в башне полно порохового дыма, неровности дорог, плохое освещение, заряжающий получает команды и должен их выполнять), набить ленты пулеметов патронами, а это тоже большая и кропотливая работа. И все это надо делать еще сегодня, приказ может поступить в любой момент, а народ тяжело трудился с четырех часов утра. Люди были возбуждены, но от усталости падали с ног.

Уже давно стемнело. Еще не мыли стволы пушек. В этой работе участвует весь экипаж, иногда для пыжевания объединяются два экипажа. Старший лейтенант Павел дал команду три часа спать. Организовали охрану, по часу, опять таки заряжающие. Потом он им даст поспать несколько дольше остальных. Да и надежда была, что их не с самого утра выведут на марш, в предвидении боя. Улеглись прямо в танках, уже давно приспособились спать, каждый на своем месте. Механики на своих сидениях, командиры — в боеукладке, заряжающие и наводчики на днище, подстелив под себя брезент. Уснули моментально. Дневальные, из заряжающих, несли службу добросовестно. Когда через три часа командира разбудили первого, и он увидел, что еще совсем темно, то приказал людей не будить, дать им еще два часа сна. И люди отдохнули и были командиру благодарны. Подъем совершили в пять часов утра, уже рассвело, и можно было заниматься обслуживанием машин уже при дневном свете. Хороший знак, что за ночь никто из старших начальников не приходил проверять и командира взвода никто не вызывал. Значит, поднимать полк будут не скоро, и это даст возможность более тщательно обслужить технику.

К восьми часам объявили о том, что готов завтрак и прибывать по-ротно за получением пищи. И сразу после завтрака поступила команда разведвзводу быть на беседе замполита, которую он будет проводить при первом батальоне полка. Подполковник Петренко детально разобрал действие подразделений полка, сообщил всем, что полк с задачей дня справился в полной мере и отмечен командованием армии. Дальнейшие действия будут известны из приказа, который должен поступить с минуты на минуту. Сообщил о успехах на других фронтах, и что недалеко то время, когда на территории Советского Союза не останется ни одного врага. Выступление подполковника перед солдатами всех подразделений полка всегда выслушивались с большим вниманием, все знали его храбрость и беззаветную преданность делу коммунистической партии, его постоянное участие в боях лично, и каждый солдат был готов идти с ним на любое задание. Ему слепо подражали. Он был непререкаемым авторитетом.

Солдаты вернулись к своим повседневным делам, а замполит пошел проводить аналогичную беседу в других батальонах.

Команда на продолжение активных действий не заставила себя ждать. Уже в двенадцатом часу дня разведчики вышли по маршруту, обозначенному в приказе на форсированный марш с готовностью в любой момент развернуться для боевых действий. Марш ориентирован в обход города Орши с права. Севернее. К этому времени взвод был готов к движению. По команде взводного командира выдвинулись, доложили командиру полка о начале движения, за разведкой последовал первый батальон. На марше, без соприкосновения с немецкими войсками, движение не было затруднено, если не считать крайне плохого состояния дорог. По засеянным полям, которые, теперь уже должны принести урожай для освобожденного народа, передвижение войск старались ограничивать. Маршруты, пробитые ранее прошедшими войсками, дороги, уже в значительной степени разбиты, приходится танку нырять из одной ямы в другую, этого не понять человеку, который не видел танковых маршрутов, проходящих по грунтовым дорогам.

Через два часа движения начали давать о себе знать звуки недалеких выстрелов и взрывов, Журавский доложил об этом начальнику штаба полка и получил ответное приказание продолжать движение по обходному маршруту, обо всех препятствиях или изменениях в продвижении докладывать немедленно.

Пока двигались с открытыми люками командира и механика, обзор местности был прекрасный, но с каждой минутой ведущийся впереди бой был слышен все сильнее. Разведывательные машины шли с максимально возможной скоростью. Интервал между машинами был около пятидесяти метров. Запыленность воздуха позволяла командиру видеть все свое войско и движущиеся в километре за ними головные машины первого батальона. Между танками и командиром, а также у командира, имелась постоянная радиосвязь. Обстановка была почти спокойная, если не считать приближающиеся с каждой минутой воюющие войска Советские и немецкие. До линии сопротивления оставалось не более километра.

Удар немецкого снаряда из орудия, находившегося на видимом пригорке в зоне противника и слегка справа, пришелся в правую гусеницу. Она мгновенно размоталась, как гусеница, танк завертелся на месте. Механик, молодец, моментально сориентировался, заглушил двигатель и весь экипаж в мгновение ока был на земле и приступил к работе по натяжению гусеницы, минуя ленивец (переднее, направляющее, натяжное колесо), такой аварийный способ существует и всегда экипажами обкатан для исключительных случаев.

Журавский уже направился ко второму танку, чтобы продолжать выполнение разведывательной задачи двумя танками, по обнаруженной батарее противника открыли огонь танки первой роты, следующий выстрел батареи по второму танку был менее успешным, попал в лобовую броню, но осколки поразили Журавского и механика его танка. Павел упал, к нему бросились командир второго танка и его наводчик. Журавский был в сознании, сразу дал команду старшине, командиру второго танка, продолжать поставленную задачу, доложить начальнику штаба полка об обстановке и о том, что он взял командование разведкой на себя, передал планшет с картой местности. Павла отнесли в сторону от дороги, практически, его экипаж остался без командира и механика и дальше двигаться не мог. Механик получил сильное ранение в ногу, ему раздробило колено, у Павла осколочные ранения в грудь, правое плечо, небольшой осколок попал в лоб, но застрял в лобовой кости. Лицо заливало кровью.

Батарея противника, которая себя обнаружила, была быстро уничтожена прямой наводкой танков, находящихся на марше. Расстреляли с остановки.

Оставшиеся в целости два танка разведки продолжили свое движение, раненные остались на обочине дороги, им оказывали помощь оставшиеся в живых члены экипажа командира. Наступление Советских войск продолжалось. Оршу освободили от немцев 27 июня 1944 года.

Через час после происшествия, раненых подобрал подвижный санитарный пост, смонтированный на высоко проходимом «Студебеккере». Старший лейтенант был без сознания. Механик, несмотря на то, что у него была серьезная рана, все осознавал, и еще сумел дать инструктаж оставшимся в живых наводчику и заряжающему, как выходить из создавшегося положения, как своими силами привести танк в состояние, которое могло обеспечить передвижение своим ходом до дивизионной танко ремонтной мастерской. По его просвещенному мнению повреждения были вполне устранимы. Механик и забрал с собой личные вещи своего командира и свои. Два вещевых мешка.

Павел пришел в себя в полевом госпитале, размещенном в сельской школе, уже в недалеком тылу, это был дивизионный госпиталь, сюда сосредотачивались все раненные их дивизии, оказывалась хирургическая помощь, после чего приезжали машины эвакогоспиталя и раненные эвакуировались в тыл армии для дальнейшего выхаживания и выздоровления. Эвакогоспиталь не был последней инстанцией, но у него были врачебные силы и средства ухода за больными более совершенные, чем в дивизионном. Далее раненных передавали в полевой армейский госпиталь, который и лечил защитников отечества до полного выздоровления. И Журавский, и его механик попали в армейский госпиталь на третьи сутки. В дивизионном госпитале им была оказана врачебная помощь, обработаны раны, оперировали места, где возможно было определить наличие осколков или была возможность направить кости и наложить гипс, проведены все мероприятия антисептики, возможные в полевых условиях и в то, бедное медикаментами и во всех отношениях время. У Павла вся грудь была в бинтах, движение было затруднено, правая рука зафиксирована специальным устройством, чтобы правильно срослись кости лопатки, голова, единственное ранение, которое, как выражался сам Павел, «недоранена» и значительных повреждений не имелось, лобная кость в гипсе не нуждалась.

Механик, хохол из Харькова, Владимир Хрящ, был поврежден значительно, но врачи, поработав с его коленом, сказали, что первое время после излечения нога не будет гнуться, но все зависит от него, и если не будет лениться, то через полгода — год, он даже хромать не будет. Пока, они оба решили заняться написанием писем, всем родственникам, знакомым, отыскать потерявшихся в войну людей, и это будет их основным занятием на все время лечения.

Карандаши, авторучки, и, даже чернила к ним у наших героев были в рюкзаках, а, вот, бумаги уже давно не было. И давно они никому не писали. Обратились к симпатичной сестричке, узнали, что ее зовут Наталия, попросили найти бумагу для писем, она не могла оставить без внимания просьбу двух симпатичных танкистов. Через часок принесла им школьную тетрадку, которая имелась в ее личном распоряжении, дала полный адрес полевой почты, и высказала готовность, после написания писем, их отправить. Так началось знакомство, впоследствии перешедшее в долгую и крепкую дружбу. В первое время, когда Павел и Владимир, лежавшие по их просьбе в одном классе (палате), были на постельном режиме, Наталья приносила им завтрак, обед и ужин, помогала принимать пищу, вела с ними незначительные разговоры, слегка кокетничала. Как оказалось, она была добровольцем с Дальнего Востока, у нее родители были коренными жителями Хабаровска, там она окончила школу медицинских сестер и три месяца тому прибыла для прохождения службы в госпиталь Третьего Белорусского фронта. Родители за нее очень боялись, братья, которые тоже воевали, боялись, и она на первых порах боялась. Папа у нее был специалистом по строительству и ремонту рыболовецких кораблей, мама — секретарь машинистка, на той же базе флота в Хабаровске. Но вот уже с месяц, как привыкла не пугаться вида искалеченных людей, крови, иногда приближающихся к госпиталю звуков войны. Родным пишет письма через день, и столь же часто получает.

У кровати Павла она через несколько дней стала задерживаться несколько дольше, чем у других, всегда находила причину поправить повязку, заменить бинт, измерить температуру или что либо убрать. Прошло с неделю, а больные уже начали говорить: «Паша, твоя идет», и ему это было приятно.

Настал день, когда лечащий врач разрешил Журавскому самостоятельно ходить в туалет и выходить на полчаса на прогулку по школьному двору под присмотром сестры. До этого ему в отправлении естественных надобностей помогали другие раненные и выздоравливающие, которых для этих целей активно использовали в госпитале.

Для Павла это было большой успех, он уже начал думать, что выздоровление — вот оно. Но врач успокоил, что до выздоровления еще не менее двух месяцев, да необходимо будет время на реабилитацию. Рентген показал, что кости плеча срастаются правильно. Но врачей беспокоили кости грудной клетки, поврежденные в трех местах. Прогулки по двору с участием Натальи были небольшими праздниками, они говорили, говорили, и исповедовались без остановки. Но время было жестко регламентировано.

В один из дней в госпиталь приехал заместитель командира полка, подполковник Петренко. Это было через месяц. Уже войска продвинулись вперед значительно. Но в госпитале лежало около двух десятков человек из их части. Большинство из них было награждено, и Петренко приехал вручать награды. Павел получил орден Красной звезды, такой же орден был вручен и его механику. Ребят заверили, что после выздоровления их ждут в своей части. Вот этот факт, что парни не забыты, создал для них настоящее сияние праздника. К ним уже начали приходить письма с родных краев. До этого Хрящ и не знал, каковы дела и кто выжил после оккупации на Украине, в Житомирской области. За Павла письма писал все тот же Хрящ. Правая рука его командира была зафиксирована и неподвижна. Журавский был из послереволюционных сирот, воспитан в детском доме и силами Ф. Э. Дзержинского и мощной командой, которую тот создал, воспитан в патриотическом духе с легким налетом блатняка. Но он связался со своим детдомом, где то в Сибири, со старым директором, своими соучениками и пионервожатыми, ему было радостно, что он там нужен, как пример, в ходе этой войны беспризорных образовалось в десятки раз больше, и Павел уже получил приглашение посетить свой детдом и, по возможности, планировать свою будущую работу в родном детском доме воспитателем. До этого было еще очень далеко, но мечты были приятными и мирными. Письма читал и Наташе, и механику, и соседям по палате. Да все раненные делились вестями с родины и читали получаемые письма для всей палаты. И от родителей, и от жен, и от любимых, и от детей своих. Для госпитальных обитателей переписка с домом и близкими всегда была делом первостепенным, и к концу войны, когда и полевая почта, и государственная почта вне армии, были делом очень важным.

Отношения между Наталией и Павлом продолжали углубляться, они были друг с другом достаточно откровенны. Павел был молод и холост, Наташа была еще моложе и до сих пор избегала отношений с мужчинами, которые могли иметь последствия, не на пользу делу, которое она делала, будучи патриотически и идеологически воспитанной, и добровольно добивалась от военкомата призыва в действующую армию. Павел, частью от своего физического состояния, частью от трезвости ума, активно выступал за ее целомудрие среди большого количества мужчин, втайне надеясь, что их отношения со временем все же перерастут в более близкие. Без этого не бывает дружбы между мужчинами и женщинами. Они неоднократно мечтали о том времени, когда Павел выпишется из госпиталя, вернется в свою часть, и они будут изредка видеться по воле случая или разрешению начальства. Все-таки, они служили в одной армии. Район дислокации часто совпадал или был не очень растянут.

Их прогулки по двору школы, и, уже за его пределами стали носить систематический и вполне плановый характер. Это было ежедневно, после смены дежурного медицинского персонала, или после работы, или вечером, перед вечерней проверкой. Начальство Наташи об этом знало, ее старший врач, женщина, которая командовала медсестрами, вызывала на специальную беседу, во избежание определенных происшествий, но она была женщиной умной, и посчитала, что уж лучше романтические отношения, обещающие длительное будущее, чем кто либо из врачей сделает ее своей ППЖ (полевой, походной женой), и это будет носить весьма временный характер с традиционными переживаниями и, часто, скандалами. Этот чистый роман продолжался и был тем глотком живительного воздуха, в котором так нуждается каждый человек, молодой человек, еще не имевший семьи.

Незаметно прошло полтора месяца, за это время госпиталь дважды менял свою дислокацию, сопровождая тылы своей армии. За это время зажило колено механика, и он убыл для реабилитации в специальный военный санаторий, организованный в относительном тылу. Сняты фиксирующие устройства с руки и плеча Павла, бинты были не столько для заживления, сколько в виде защиты от инфекции. Проводились мероприятия по лечебной физкультуре, влюбленные с каждым днем все больше боялись окончания их ежедневных свиданий.