Примерно тогда же один из приезжих итальянцев воздал хвалу молодому русскому дворянству: «Молодежь упражняется в разнообразных играх, весьма близких, однако, к военному искусству; они состязаются, например, в бегании взапуски, кулачном бою, верховой езде, стрельбе. В каждой игре есть своя награда, и особенная честь оказывается тому, кто лучше всех владеет луком. Игра в карты, кости и т. п. здесь не в употреблении вследствие совершенного запрещения этого зла… Их лошади ниже среднего роста, сильны и быстроходны. На них обыкновенно сражаются копьем, железными палицами, луками и стрелами. Войска были раньше немногочисленны, воины носили оружие за спиной, а тело хорошо покрывали круглым или четырехугольным щитом, подобно туркам, а значит, и грекам. Их манера сражаться состояла в том, что они, подобно скифам, спасаясь, ранили неприятеля; они считали постыдным побеждать врага обманом, скрытой хитростью и из засады; сражались же храбро и как на поединке. Они выказывали известного рода великодушие и презирали ту храбрость, которая вытекала из каких-либо преимуществ, не признавая победу полной и настоящей, раз она одержана обманом и хитростью…»
При Молодях победили не только талант князей Воротынского и Хворостинина и не только их мужество. Победило прежде всего русское упорство. Московские ратники, как говорили в те времена, «перестояли» орду Девлет-Гирея. Такие дела в пышных славословиях не нуждаются. Наверное, хватит двух слов: не пропустили!
У Молодей опричники и земцы бились в одном строю, одной смерти смотрели в глаза. И если возглавлял русское войско земец князь М. И. Воротынский, то самые сложные тактические задачи решал опричник князь Д. И. Хворостинин. Армия, жестко разделенная на опричные и земские полки, в 1571 году потерпела страшное поражение. Армия, собранная воедино, без различия служебной принадлежности, одержала спасительную для России победу.
Большинство историков грозненской эпохи сходятся на том, что главным поводом для отказа от опричнины стали военные события 1571—1572 годов; автору этих строк остается лишь присоединиться к сему здравому мнению: война породила опричные порядки, война же их и дискредитировала.
Триумф объединенных сил нашей страны у Молодей стал главным поводом к отмене опричнины.
Хотелось бы подчеркнуть: ни о Варфоломеевской ночи, разом многократно превысившей количество жертв грозненского террора, ни о «мишелядах» — массовом убиении католиков «бедными овечками» гугенотами за три года до Варфоломеевской ночи — здесь не говорится. И то и другое произошло после того, как в Московском государстве начались массовые репрессии. Но как много иных примеров большой крови, пролитой в Европе до опричнины! И далеко не все они приводятся, список выглядел бы слишком громоздко. Варфоломеевская ночь не понадобилась России в качестве дурного примера. Другого просвещенного душегубства хватило с избытком.
О, у государя Ивана Васильевича были отличные «наставники». Российская дипломатия, связывавшая царский престол со множеством престолов европейских, приносила Ивану IV ценные сведения о тамошних политических «новинках».
Торквемада появился на политических подмостках Европы задолго до Ивана Грозного. Аутодафе, начавшиеся в 1481 году, всего за несколько месяцев перевели сотни людей из земного бытия в загробное. В специальной литературе чаще всего фигурирует «стартовая» цифра в 298 казненных. Вполне сравнимо с 369 казненными в первые месяцы массовых репрессий при Иване IV. Вот только случилось всё это почти на столетие раньше, чем в России.
За десятилетие до опричнины королева Мария Тюдор принялась массами жечь протестантов на землях «просвещенной» Англии. Историки чаще всего пишут приблизительно о трехстах уморенных «за веру» в ее правление. Впрочем, подсчеты расходятся. Как на грех, именно в середине 1550-х между Московским государством и королевством Английским были установлены дипломатические отношения. Экспедиция Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслора добралась до русских берегов. Торговая компания англичан быстро утвердилась в нашей столице. Москва с интересом знакомилась со свежим политическим опытом недавно обретенных союзников…
Кровопролитные войны между католиками и гугенотами во Франции начались до того, как у нас появилась опричнина. Боевые действия шли на протяжении многих лет и сопровождались характерными инцидентами, например знаменитым побоищем в Васси. Весной 1562 года герцог Франсуа Гиз, ревностный католик, подверг безжалостной резне протестантскую общину.
Расправы шведского короля Эрика XIV над собственными подданными, особенно же аристократией, относятся к 1560-м годам, то есть они по времени фактически параллельны опричнине… но все же производились чуть раньше того самого грозненского «срыва» 1568 года. Впрочем, и у Эрика имелись чудесные «учителя»: в 1520 году датчане устроили в Стокгольме «кровавую баню», публично перебив сотню шведских дворян.
Вооруженные бесчинства нидерландских иконоборцев относятся к 1566 году. Накануне, так сказать… Ответные зверства герцога Альбы в тех же Нидерландах начались во второй половине 1567 года. Впритык! За годы карательной деятельности Альбы в Нидерландах список его жертв далеко превысил число казненных, известное по грозненским синодикам.
Теперь стоит задуматься, сколь велико названное число — четыре-пять тысяч строго документированных жертв — для средневековой России. Мало это или много?
Если применять мерки XXI века, то количество жертв грозненских репрессий впечатлить не может — после якобинского террора, после колониальных войн, после геноцида армян, после гражданских войн в России и Испании, после зверств британцев в Ирландии, после двух мировых войн, после концлагерей, после Хиросимы, после бомбардировок Сербии… Куда там русскому XVI веку! Массовые казни грозненского времени — детская забава по сравнению с «человечным» XX столетием.
Сколько копий сломано за 200 лет, со времен Николая Михайловича Карамзина, в спорах об опричнине и «грозе» царя Ивана Васильевича! И чем дальше, тем больше утверждается в российской публицистике, а за ней, к сожалению, и в академической науке скверная тенденция: выстраивать факты русской истории XVI столетия исходя из политических пристрастий людей Нового времени. Грубо говоря, само существование «большого террора» Ивана Грозного, истоки его и смысл трактуются с точки зрения устоявшихся стереотипов. Носитель подобного стереотипа чаще всего не пытается вникнуть в источники, самостоятельно проанализировать события, он просто приводит пример: вот, дескать, как ужасно (или как прекрасно), что Иван IV выкосил цвет (очистил страну от) лучших людей нации, гуманистов и демократов (подлых изменников, предателей и вероотступников). Такой способ мышления говорит об одном: человек намертво приковал себя к мировоззренческой баррикаде и уже не мыслит себя вне баррикадной борьбы. Да — нет, черное — белое, друзья — враги: никаких полутонов, никакой глубины, никакой сложности! Порой создается впечатление, что истина не нужна ни одной из борющихся сторон.
Пока боль и радость наших предков с нами, пока мы не вырвали из почвы своих корней, для нас верен единственный подход к истории: величественно любое историческое событие, когда-либо произошедшее в России, хотя бы потому, что оно произошло в России.
Как видно, именно после выздоровления государь принялся размышлять: а не пора ли ему отобрать у собственной знати всю полноту власти? Не пора ли сделаться полным, ничем не ограниченным самодержцем?
