А слабо, выпить стакан водки?
Время отправления ровно в пять, так сказал Трофимыч. В пять так в пять. Дорога предстояла долгой, чтобы не заскучать, каждый взял или домашнее вино или водочку, кроме девчонок, естественно. Когда Трофимыч вышел из Дома культуры с кипой бумаг, мы с Филиным, согнувшись, уже тащили синюю баклажку, свою долю, литров этак на тридцать. Наконец и эту канистру поглотило брюхо ЛАЗа. Последние «пока-пока», и все стали заходить в автобус, те, кто ехал с концертной программой: девушки-танцорки, вокальная группа «Снегопад» и ребята из группы клоун-шоу.
Тронулись.
— Ну, с богом! — это Трофимыч. Обернулся и строго так предупредил: — Чтобы до Слободзеи ни грамма!
Он директор, ему так положено.
До Слободзеи минут тридцать, кто ж выдержит? Костя, наш водитель, медленно выруливал по тесным улочкам города, и только повернул на трассу, как в автобусе утвердительно грянуло объявление:
— Слобод-зеее-я-а-а!!!
— Ребя-я,… — потонул в общем смехе слабый протест Трофимыча, и лишь возмущённый голос второго водителя бесполезно метался по автобусу надоедливой мухой. Он, безусловно, произвёл впечатление, этот новый водила, в костюмчике, в галстуке, наглаженный, выбритый, слишком правильный.
— Да, ладно, Витёк, не дрейфь, — кто-то успел узнать имя зануды. — Всё нормально! Не первый раз!
К тому же пробка у баклажки уже раскручена. Витёк ругается, что мы вино разливаем, но никто его не слушает.
— Давайте, ребята, давайте!
— Девчонки, вам наливать? Ну, как хотите!
— За лёгкую дорогу!
И понеслось! Как проехали Слободзею, не заметили. Анекдоты, шутки.
— Ха-ха-ха!
— Гы-гы-гы!
Трофимыч пересел в машину с начальством. Он директор, ему так положено. Но на остановках приходит к нам. Наверно скучно ему ещё с начальниками. Трофимыч в недавнем прошлом тоже ездил с нами, лабухами, по свадьбам, играл на своей гармошке. Сейчас пытается руководить.
— Трофимыч, держи стакан!
Это Филин из клоун-шоу. Его все любят, он обаятельный, и отказать ему невозможно. Бывает, рано утром после очередной халтуры я ещё сплю, приходит Филин:
— Вовчик, пиво хочешь?
— Нет.
— А будешь?
— Да!
Трофимыч тоже не в силах отказать. Так и едем. Уже темно. За рулём новый водитель, хоть и враг алкоголю, но дело своё хорошо знает, автобус идёт плавно, и постепенно все затихают, засыпают, свет гаснет.
Утром мы на месте. Разбираем свои вещи, а синей канистры с вином нет. Куда же она подевалась?!! Мы расстроены, но делать нечего — сейчас у всех другие задачи. Репетиция, вечером — концерт. Это уже серьёзно, у нас всё на высшем уровне, не смотрите, что из маленького городка. Выступление проходит на ура, зрители довольны, начальство довольно, даже Трофимыч доволен, хоть в заключение и поставил кляксу своей скомканной речью.
Местные приняли нас очень хорошо, накормили вкусно. Все устало разбрелись по комнатам и, что называется, отрубились. Утром — ехать, а водителей нет. Мы туда, мы сюда, время поджимает, нет их. Всю базу обыскали. У Трофимыча «пенсне» раскалилось, бегает весь красный. Он директор, ему так положено.
Я — к поварихам, те в курсе.
— Так они ж с нашими… как сказать?.. девчатами всю ночь гуляли, песни пели. Неужели не слышали? Там, в коттедже за забором.
— И Витёк?!
— А мы знаем, как их зовут?
Точно, в коттедже, спят мертвецким сном. Стали приводить в чувство. Костю еле растолкали, только и успел сказать:
— Ребя, канистр ру не забуттть е… вашу…, — И «сознание потерял». Мы на заднее сиденье эти «тряпки» закинули, пустую канистру — рядом.
А Витёк покрепче оказался, умылся, побрился, снова весь из себя такой стал… зануда, словом, а у самого руки трясутся! Упал он в наших глазах, даром, что в галстуке.
Едем.
Девчонки-танцорки притихли, опасаются конечно. Витёк этот с туманом в голове, но делать нечего, вечером снова концерт, а ещё доехать надо, так что Витёк рулит.
Филин смотрел-смотрел на его похмелье и говорит водиле:
— А слабо, выпить стакан водки?
— А наливай!
Филин не стал ждать наши протесты, налил. Мы и сообразить не успели. Витёк, не сбавляя скорости, взял стакан обеими руками, развернулся к нам, притихшим в автобусе:
— Ну, держитесь! — И медленно пьёт, бережно так, чтобы не разлить.
А автобус едет.
Мы напряжённо ждём. Дорога-то не простая, некрутой такой серпантинчик, справа скала, слева спуск — внизу река. Витёк отдаёт Филину стакан и — ну куражиться! Крутит баранку и, подражая Папанову, поёт:
— «Я у-устретил вас…»
Автобус — вправо, влево.
Потом, глянув в окно, увидел у реки стадо коров, и серьёзно так:
— Оу, олени появились.
Ленка, сидящая впереди, вцепилась в трубу, костяшки на руках белые, он подмигнул ей и… выдернул баранку руля!
— Ой, сломался…, — повернулся в салон, руль показывает, мол, что делать? Издевается.
А автобус едет. Сам по себе. Даже Филин занервничал.
— Вставляй уже!
Да не тут-то было! Руль не вправляется!!! Догадываемся, что теряет Витёк контроль над ситуацией. В автобусе тишина, только слышно, как мотор работает.
Ну, чувствуем, тащит нас в сторону, к уклону, уже по встречке едем. Все замерли, дыхание перехватило, в мозгу струна натягивается «а-а!»… сейчас лопнет… все на старте… Время остановилось… И за секунду до общего крика и паники — щёлк! — вставил баранку. Вырулил! Ху-у-у… Выдохнули. У Витька на лбу — испарина, отрезвел дурачина, остановил автобус. Дрожащими руками сорвал галстук, выбросил в окно, уронил голову на руль.
Мы на ватных ногах спустились по ступенькам автобуса.
Подлетел Трофимыч:
— Вы что творите?! Виктор Степаныч, достали они вас? Автобус носило по всей дороге! Ну, я им покажу! Я вас… я вам…!
Кричит, грозится, подпрыгивает. Он директор, ему так положено.
Мы молчим. Все, и даже девчонки, нервно курят.
