– Я не считаю, что любовь к музыке может кому-то повредить. Другой вопрос – это любовь к какому-то исполнителю. Я не знаю, я против вообще таких вещей. Потому что такие люди становятся очень категоричными. Когда этим занимается еще молодой человек, Бог с ним. Может быть таким нужен образец для подражания. А когда человек 20–25 лет, это уже немножко страшно.
– Как Вы относитесь к мысли М. А. Булгакова о том, что человек не может строить свое будущее, ибо оно зависит от случайностей? – … Какая-то дура разольет масло на рельсах, а какой-нибудь козел поскользнется, свалится под трамвай, и ему отрежет голову… Планы на завтрашний день – удел либо очень ограниченных людей, думающих, что они в состоянии изменить эту жизнь, либо огорченных, обездоленных, которые подозревают, что сегодняшний день плох, потому что он сегодняшний. Может быть, я излишне категоричен.
– Было ли когда-нибудь желание все бросить, обрубить концы, начать сначала? – Нет. Я ни о чем не жалею. Я всегда отвечаю за свои поступки. Для меня вообще важно, чтобы мне было интересно жить. Все остальное меня не интересует.
– И все-таки у тебя образ молчаливого человека, который говорит только песнями, это придуманный образ или выражение индивидуальности? – Я вообще молчаливый, стараюсь не говорить, когда можно не говорить.
– Виктор, что изменилось в твоей жизни за прошедший год? – Хвастаться нечем – все как обычно. Разве что жить стало труднее и опаснее. Я просыпаюсь утром и не знаю, что будет завтра, сегодня, чего мне ждать от жизни. – Чем вызвано твое беспокойство? – Состоянием нашего общества, которое я расцениваю как очень опасное. Вот уже четыре года, как вместо дел все занимаются болтовней, вместо перемен – тишина, вместо свободы – неизвестность. У меня такое впечатление, что мы все больны СПИДом, что скоро может случится непоправимое.
