– Xоть ты мне и нpавишьcя, я думаю, пpидётcя pаccтpелять тебя. Во-пеpвыx, потому, что муж и жена – одна тpоцкиcтcко-буxаpинcкая банда, а во-втоpыx – чтобы любимый гоpод мог cпать cпокойно.
новый Вождь торжественно принял Руль. В отличие от прежнего новый был высоким и худым. Он произносил речи, писал обращения и воззвания к народу. Но в них ни слова не упоминалось о прежнем Вожде, продержавшем Руль 47 лет. Это пугало людей. Некоторые сходили с ума, некоторые, обняв горшки с клубнями, выбрасывались из окон.
Город – чёрный, зимний и глухой – по-прежнему спал, по-прежнему отливал ярко-синим снег под фонарём, теснились кирпичные углы, поблескивали редкие снежинки, и по-прежнему третью ночь нависала окаменевшей соплёй великана с мягко объеденной тьмою крыши огромная сосулища – мутно-зелёная и узловатая.
Без окон, без дверей – полна горница людей! Это бетонная камера с замурованными врагами народа!
Чтение стихов, как известно, не приносит материальных ценностей.
вновь cтога. И cёла за cтогами. И в cнегу моxнатом пpовода.
– Тиxо cпят, cпелёнуты cнегами, новоpожденные гоpода…
– Новый ведь! Новааай! Неношеннааай! А если и ношен – немного! Чуть-чуть! Понимаешь? Чуть-чуть! А выии – выкидывать! Эххх выыыии… – Он отстраняется от меня, блестит полными слёз глазами: – Не умеете вещи ценить. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.
Это мысли твои рваные! И голова твоя дырявая!
Дальнейшее мне настолько хорошо известно, что я уже не удивляюсь, когда тускло поблескивающее, свежеотлитое реальное без зазора и трения входит в ещё горячо дымящуюся, пустую форму воображаемого
Вскоре вышел указ о запрещении самоубийств. Самоубийства прекратились…
