Оглавление

Художественное оформление Р. Зюзина

Предисловие Г. В. Забиняковой

Редактор Ф. Зюзина-Шнайдер

В книге использованы фотографии

из семейного альбома автора

Вос­по­ми­на­ния Ва­си­лия Зю­зи­на — сви­де­тель­ст­во о вре­ме­ни и се­бе. Пер­вый том свя­зан с жиз­нью ав­то­ра в Ка­зах­ста­не. Цель его кни­ги: со­хра­нить па­мять о ма­лой ро­ди­не, о сво­их пред­ках и зем­ля­ках, о бы­лом, а зна­чит — со­хра­нить свою ду­шу.

Публикуется в авторской редакции

Посвящаю родителям

Екатерине Ивановне и

Никите Ивановичу Зюзиным,

преждевременно ушедшим

из жизни в годы Великой

Отечественной войны

Книга «о времени и о себе»

Человек —

сродни дереву:

без корней жить он

не может.

Корни эти незримы, ибо

таятся в глуби

родимой земли.

Роберт Вебер

Кни­га В. Н. Зю­зи­на «Жизнь про­жить — не по­ле пе­рей­ти» — ис­по­ведь че­ло­ве­ка, в судь­бе ко­то­ро­го от­ра­зи­лась час­ти­ца ис­то­рии стра­ны. Ав­тор при­над­ле­жит к осо­бо­му «гвар­дей­ско­му» по­ко­ле­нию, от­ли­чаю­ще­му­ся луч­ши­ми че­ло­ве­че­ски­ми ка­че­ст­ва­ми: ду­хов­ным бо­гат­ст­вом, прин­ци­пи­аль­но­стью, че­ст­но­стью, прав­ди­во­стью, вы­со­ким про­фес­сио­на­лиз­мом, не­рав­но­ду­ши­ем к судь­бе сво­ей Ро­ди­ны. Обыч­но в пре­ди­сло­вии при­ня­то зна­ко­мить чи­та­те­лей с био­гра­фи­ей ав­то­ра. В дан­ном слу­чае это не­уме­ст­но, по­то­му что ав­тор сам рас­ска­зал в кни­ге «о вре­ме­ни и о се­бе» в та­ких под­роб­но­стях, что не­воз­мож­но не вос­хи­тить­ся его ис­клю­чи­тель­ной па­мя­тью. Ав­тор­ское по­ве­ст­во­ва­ние ос­но­ва­но на аб­со­лют­но дос­то­вер­ных фак­ти­че­ских со­бы­ти­ях.

В свое­об­раз­ной «ле­то­пи­си» В. Н. Зю­зин по­ста­вил пе­ред со­бой цель: рас­ска­зать не толь­ко о се­бе, но и о сво­ём по­ко­ле­нии, о тру­же­ни­ках зем­ли; при­чем пи­шет ав­тор о них с осо­бой сер­деч­ной те­п­ло­той. В вос­по­ми­на­ни­ях ав­то­ра ис­поль­зо­ва­ны уни­каль­ные лич­ные на­блю­де­ния, ре­аль­ные слу­чаи, бо­га­тый жиз­нен­ный опыт — все это при­да­ет кни­ге не­по­вто­ри­мую ин­ди­ви­ду­аль­ность. С од­ной сто­ро­ны, ин­те­рес­ны све­де­ния ав­то­ра о са­мом се­бе, с дру­гой — его оцен­ка со­бы­тий и лю­дей, с ко­то­ры­ми стал­ки­ва­ла его судь­ба. Осо­бый ко­ло­рит при­да­ют по­ве­ст­во­ва­нию ин­те­рес­ные слу­чаи, ве­сё­лые эпи­зо­ды, жи­вые и яр­кие порт­ре­ты род­ных и кол­лег. Глав­ный ре­дак­тор ка­зах­стан­ско­го жур­на­ла «Аг­рар­ный сек­тор» Н. Н. Ла­ты­шев пи­сал об опуб­ли­ко­ван­ных от­рыв­ках из вос­по­ми­на­ний В. Н. Зю­зи­на: «Это жи­вое вос­при­ятие на­ча­ла ве­ли­кой эпо­пеи че­ло­ве­ком, ко­то­рый всю жизнь по­свя­тил ра­бо­те с зем­лёй, вы­ра­щи­ва­нию хле­ба…»[1]

Кни­га со­сто­ит из двух то­мов. В пер­вом то­ме вос­по­ми­на­ний, ко­то­рый со­сто­ит из шес­ти от­дель­ных час­тей, речь идёт о жиз­ни ав­то­ра в Ка­зах­ста­не, о ста­нов­ле­нии его лич­но­сти, о вы­бо­ре про­фес­сии, рас­ска­зы­ва­ет­ся об ис­то­рии род­но­го и дру­гих сёл, а также г. Кокшетау, где он тру­дил­ся.

Ещё и о том, как В.Н.Зю­зин по­сте­пен­но при­шёл к при­зва­нию сво­ей жиз­ни — аг­ро­но­мии. Ею он жи­вёт и се­го­дня. На­хо­дясь в Гер­ма­нии, ав­тор по­сто­ян­но сле­дит за хо­дом сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных ра­бот в род­ном краю, ре­гу­ляр­но пуб­ли­ку­ет­ся в ка­зах­стан­ском жур­на­ле «Аг­рар­ный сек­тор».

Ва­си­лий Ни­ки­то­вич, ра­бо­тая две­на­дцать лет ди­рек­то­ром сов­хо­за на мо­ей ро­ди­не, ввёл за этот пе­ри­од раз­лич­ные нов­ше­ст­ва, улуч­шаю­щие ус­ло­вия жиз­ни и тру­да сель­чан. Са­мые зна­чи­мые из них:

— по­сле трёх лет его ру­ко­во­дства сов­хо­зом по­ка­за­те­ли по ме­ха­ни­за­ции тру­до­ём­ких про­цес­сов в жи­вот­но­вод­ст­ве вы­шли на пер­вое ме­сто сре­ди сов­хо­зов Во­ло­дар­ско­го рай­она, во всех от­де­ле­ни­ях сов­хо­за бы­ла ос­вое­на двух­смен­ная ра­бо­та доя­рок, что по­зво­ли­ло зна­чи­тель­но со­кра­тить их ра­бо­чее вре­мя и улуч­шить ус­ло­вия тру­да;

— по­сле пер­вых пя­ти лет во всех сё­лах от­де­ле­ний сов­хо­за бы­ли по­строе­ны ко­тель­ные для цен­траль­но­го ото­пле­ния школ, клу­бов и не­сколь­ких жи­лых до­мов, а так­же об­ще­ст­вен­ные ба­ни, лет­ние куль­тур­ные дой­ки с за­кры­ты­ми по­ме­ще­ния­ми, ду­ше­вые для жи­вот­но­во­дов;

— по его ини­циа­ти­ве в хо­зяй­ст­ве бы­ли из­го­тов­ле­ны вы­со­ко­эф­фек­тив­ные ав­то­ма­ты по из­го­тов­ле­нию ре­зи­но­вых скреб­ков для кор­мо­раз­дат­чи­ков, а так­же для по­дел­ки гвоз­дей и за­клё­пок; в жи­вот­но­вод­ст­ве ста­ли ис­поль­зо­вать­ся мо­биль­ные за­пар­ни­ки кон­цен­три­ро­ван­ных кор­мов но­вой кон­ст­рук­ции и клет­ки для со­дер­жа­ния те­лят;

— по­ка­за­те­ли по уро­жай­но­сти зер­но­вых куль­тур и ку­ку­ру­зы на си­лос за не­сколь­ко лет ра­бо­ты В. Зю­зи­на вы­шли на пер­вое ме­сто сре­ди сов­хо­зов Во­ло­дар­ско­го рай­она;

— на цен­траль­ной усадь­бе сов­хо­за, в се­ле Ка­зан­ка, по­строе­ны пер­вая в рай­оне валь­цо­вая мель­ни­ца и спорт­зал для ра­бо­чей мо­ло­дё­жи;

— в треть­ем от­де­ле­нии, в се­ле Все­во­ло­дов­ка, по­стро­ен двух­этаж­ный клуб на 200 мест, ко­то­рый по оцен­ке об­ла­ст­ных ру­ко­во­ди­те­лей стал луч­шим в об­лас­ти сре­ди от­де­лен­че­ских до­мов куль­ту­ры;

— во всех че­ты­рёх сё­лах сов­хо­за строи­лись жи­лые до­ма по про­ек­там, пред­на­зна­чен­ным для мо­ло­до­жё­нов и мно­го­дет­ных се­мей, про­ез­жие час­ти боль­шин­ст­ва улиц бы­ли спро­фи­ли­ро­ва­ны и за­сы­па­ны ще­бён­кой;

— в цен­тре Ка­зан­ки на тро­туа­рах бы­ли уло­же­ны бе­тон­ные плит­ки и смон­ти­ро­ва­ны све­тиль­ни­ки для ноч­но­го ос­ве­ще­ния, а так­же на час­ти улиц уло­жен ас­фальт;

— ад­ми­ни­ст­ра­ция сов­хо­за по­сто­ян­но под­дер­жи­ва­ла ини­циа­ти­ву учи­тель­ско­го кол­лек­ти­ва Ка­зан­ской сред­ней шко­лы в раз­ви­тии ху­до­же­ст­вен­ной са­мо­дея­тель­но­сти; бла­го­да­ря эн­ту­зиа­стам кол­лек­тив в рай­он­ных смот­рах не­од­но­крат­но за­ни­мал пер­вые мес­та.

Ав­тор так­же рас­ска­зы­ва­ет о но­вом спо­со­бе сне­го­за­дер­жа­ния ме­то­дом «ло­ву­шек», раз­ра­бо­тан­ном и вне­дрён­ном им лич­но. Этот спо­соб за­мет­но уве­ли­чи­вал уро­жай­ность сель­хоз­куль­тур в сов­хо­зе и за его пре­де­ла­ми.

Раз­ра­бо­тан­ный ав­то­ром ме­тод ши­ро­ко ос­ве­щал­ся в прес­се то­го вре­ме­ни: бы­ло опуб­ли­ко­ва­но мно­же­ст­во ста­тей в рес­пуб­ли­кан­ских, об­ла­ст­ных и рай­он­ных из­да­ни­ях. На­при­мер, ста­тья Н. Чет­вер­го­ва о ме­то­де эф­фек­тив­но­го сне­го­за­дер­жа­ния под за­го­лов­ком «Снег и хлеб» бы­ла из­да­на в «Ка­зах­стан­ской прав­де» 30 де­каб­ря 1977 го­да.

Этой те­ме бы­ла по­свя­ще­на и глав­ная все­со­юз­ная сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ная пе­ре­да­ча «Сель­ский час», транс­ли­ро­вав­шая­ся по цен­траль­но­му те­ле­ви­де­нию СССР.

Об этом со­бы­тии в ис­то­рии сель­ско­го хо­зяй­ст­ва Ка­зах­ста­на пи­сал Н. Н. Ла­ты­шев, вы­со­ко оце­ни­вая его зна­чи­мость: «В се­ре­ди­не 70-х го­дов про­шло­го ве­ка из­вест­ный ка­зах­стан­ский аг­ро­ном и ру­ко­во­ди­тель сель­хоз­про­из­вод­ст­ва Ва­си­лий Зю­зин пред­ло­жил но­вый ме­тод сне­го­за­дер­жа­ния, ко­то­рый по­зво­лил по­лу­чить су­ще­ст­вен­ную при­бав­ку уро­жай­но­сти зер­но­вых куль­тур».[2]

Про­фес­сио­наль­ную дея­тель­ность В. Н. Зю­зи­на вы­со­ко оце­ни­ва­ли в рай­оне, о чем сви­де­тель­ст­ву­ют мно­го­чис­лен­ные ста­тьи в га­зе­тах то­го вре­ме­ни. Ре­дак­тор рай­он­ной га­зе­ты «Айыр­тау» В. Ва­силь­ев вспо­ми­нал: «Его пом­нят кол­ле­ги как гра­мот­но­го, прин­ци­пи­аль­но­го аг­ро­но­ма и ру­ко­во­ди­те­ля, сде­лав­ше­го мно­го для раз­ви­тия сель­ско­го хо­зяй­ст­ва на­ше­го рай­она».[3]

Один из раз­де­лов кни­ги по­ве­ст­ву­ет о ра­бо­те В.Н.Зю­зи­на в Кок­ше­тау­ском об­ла­ст­ном управ­ле­нии сель­ско­го хо­зяй­ст­ва в долж­но­сти глав­но­го спе­циа­ли­ста, а за­тем на­чаль­ни­ка от­де­ла зем­ле­де­лия. Осо­бен­но­стью это­го пе­рио­да жиз­ни ав­то­ра кни­ги бы­ло то, что он со­вме­щал ис­пол­не­ние сво­их слу­жеб­ных обя­за­нно­стей с ис­сле­до­ва­тель­ской дея­тель­но­стью. На ос­но­ве мно­го­лет­них на­блю­де­ний им бы­ло сде­ла­ны две раз­ра­бот­ки, ко­то­рые впо­след­ст­вии за­сви­де­тель­ст­во­ва­ны Ми­ни­стер­ст­вом юс­ти­ции Ка­зах­ста­на как его ин­тел­лек­ту­аль­ная соб­ст­вен­ность и при­зна­ны на­уч­ны­ми про­из­ве­де­ния­ми.

На­уч­ный со­труд­ник ТОО «За­реч­ный» Ак­мо­лин­ской об­лас­ти Алек­сандр Ма­ка­ров в сво­ей ста­тье «За­гад­ки кли­ма­та Се­вер­но­го Ка­зах­ста­на» так на­пи­сал об этом в жур­на­ле «Аг­рар­ный сек­тор»: «…При этом В. Н. Зю­зи­ну на­до от­дать долж­ное. Об­ла­даю­щий пыт­ли­вым умом, рас­су­ди­тель­но­стью и спо­соб­но­стя­ми к не­ор­ди­нар­но­му ана­ли­зу, он впер­вые сре­ди ис­сле­до­ва­те­лей кли­ма­та Се­вер­но­го Ка­зах­ста­на ус­та­но­вил пе­рио­дич­ность и ди­на­ми­ку из­ме­не­ния уро­жай­но­сти зер­но­вых куль­тур в за­ви­си­мо­сти от ко­ле­ба­ний кли­ма­та.

За­слу­га Ва­си­лия Ни­ки­то­ви­ча и в том, что он пер­вым про­ана­ли­зи­ро­вал об­шир­ный ма­те­ри­ал не­сколь­ких рай­онов и об­лас­тей, ин­те­рес­но и убе­ди­тель­но его ин­тер­пре­ти­ро­вал для ши­ро­кой об­ще­ст­вен­но­сти. Без­ус­лов­но, ре­зуль­тат ис­сле­до­ва­ний Ва­си­лия Зю­зи­на по­пол­нит ко­пил­ку зна­ний о кли­ма­те и по­слу­жит в бу­ду­щем для окон­ча­тель­ной рас­шиф­ров­ки «кли­ма­ти­че­ско­го ко­да».[4]

Еще мож­но ска­зать об ав­то­ре этой кни­ги, что он за­ме­ча­тель­ный отец и дед, от­лич­ный семь­я­нин, на­деж­ный друг. Обо всем этом чи­та­тель мо­жет уз­нать, про­чи­тав кни­гу В.Н.Зю­зи­на «Жизнь про­жить — не по­ле пе­рей­ти».

Но глав­ную зна­чи­мость кни­ги оп­ре­де­лил А.И.Ма­ка­ров в пись­ме к ав­то­ру по­сле оз­на­ком­ле­ния с не­ко­то­ры­ми её час­тя­ми: «… осо­бая бла­го­дар­ность за воз­мож­ность про­чи­тать Ва­ши уни­каль­ные вос­по­ми­на­ния. Уже два дня хо­жу под впе­чат­ле­ни­ем от про­чи­тан­но­го. В Ва­шем рас­ска­зе за­ме­тен фи­ло­соф­ский по­сыл очень гу­ман­но­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый пе­ре­жил не­лёг­кую, но ин­те­рес­ную жизнь и ко­то­рый хо­ро­шо зна­ет тя­жё­лый труд се­ля­ни­на, осо­бен­но в пе­рио­ды ис­то­ри­че­ских пе­ре­мен.

…Ва­си­лий Ни­ки­то­вич, Ваш пи­са­тель­ский труд обя­за­тель­но дол­жен при­об­ре­сти фор­му пол­но­цен­ной кни­ги. И эта кни­га долж­на быть в школь­ной биб­лио­те­ке се­ла Ко­ма­ров­ки, в рай­он­ной биб­лио­те­ке это­го рай­она, в биб­лио­теч­ном фон­де Крае­вед­че­ско­го му­зея в Кок­че­та­ве. Это сто­ит то­го! Для ме­ня то­же бы­ло че­стью в сво­ей скром­ной биб­лио­те­ке иметь та­кую кни­гу.

Долж­на быть не толь­ко пре­ем­ст­вен­ность по­ко­ле­ний, но и пре­ем­ст­вен­ность ис­то­ри­че­ской ин­фор­ма­ции. Вы яв­ляе­тесь пря­мым по­том­ком пер­вых пе­ре­се­лен­цев и хра­ни­те­лем па­мя­ти той по­ры, со вре­ме­нем це­на Ва­ших вос­по­ми­на­ний бу­дет толь­ко рас­ти».[5]

Г. Забинякова (Леонова)

 Н.Н.Латышев. Предисловие к статье В.Н.Зюзина Воспоминания о первых годах освоения целинных земель // Аграрный сектор, 2014. — №21. — С.15

 Н.Н.Латышев. Предисловие к статье Снежные «ловушки Зюзи-на» //Аграрный сектор, 2012. — №14. — С.115

 В. Васильев. Предисловие к статье Моя любовь навеки // Газета «Айыртау», 25 октября 2012.

 А. Макаров. Загадки климата Северного Казахстана //Аграрный сектор, 2012. — №24. — С.28

 Выдержки из письма А. Макарова автору. 14.11.2016

Родное мое село

Вот моя де­рев­ня,

Вот мой дом род­ной,

Вот ка­чусь я в сан­ках

По го­ре кру­той…

Иван Су­ри­ков

Ко­ма­ров­ке уже бо­лее 100 лет, так как она об­ра­зо­ва­лась в 1908 го­ду. Мой дед по ма­те­ри, Иван Ива­но­вич Фро­лов, был од­ним из пер­вых по­се­лен­цев се­ла. По его не­од­но­крат­ным рас­ска­зам, их пе­ре­се­ле­ние про­изош­ло в ре­зуль­та­те ре­форм Сто­лы­пи­на, ко­то­рый воз­гла­вил Рос­сий­ское пра­ви­тель­ст­во по­сле ре­во­лю­ции и по­все­ме­ст­ных кре­сть­ян­ских бун­тов 1905 го­да. Пётр Ар­кадь­е­вич Сто­лы­пин ор­га­ни­зо­вал на го­су­дар­ст­вен­ном уров­не ак­тив­ную аги­та­цию о пе­ре­се­ле­нии ма­ло­зе­мель­ных кре­сть­ян на льгот­ных ус­ло­ви­ях из ев­ро­пей­ской час­ти стра­ны на сво­бод­ные чер­но­зём­ные зем­ли Си­би­ри, ко­то­рые бы­ли бо­га­ты ещё и се­но­ко­са­ми, ле­са­ми, ди­чью и так да­лее. Для про­вер­ки дос­то­вер­но­сти та­кой аги­та­ции в те края пред­ва­ри­тель­но вы­ез­жа­ли де­ле­га­ции из ав­то­ри­тет­ных кре­сть­ян. Тем бо­лее что ещё до на­зван­ной ре­фор­мы са­мые от­ча­ян­ные кре­сть­я­не са­мо­стоя­тель­но пе­ре­се­ля­лись в да­лё­кую Си­бирь.

Пер­вое кре­сть­ян­ское се­ло с 1861 го­да на Кок­че­тав­щи­не бы­ло Кри­во­зёр­ное (Во­ло­дар­ское, за­тем Сау­мал­коль). Не­сколь­ко поз­же за­се­ля­лись Ан­то­нов­ка, Ки­рил­лов­ка, Ка­зан­ка (с 1895г.), Все­во­ло­дов­ка (с 1898 г.) и дру­гие. Но ра­нее, ещё до кре­сть­ян­ских сёл, здесь бы­ли из си­бир­ских ка­за­ков об­ра­зо­ва­ны ста­ни­цы. Пер­вая во­ен­ная кре­пость Кок­ше­тау­ская бы­ла уч­ре­ж­де­на в 1828 г., за­тем ста­ни­цы Щу­чин­ская, Зе­рен­да, Арык­ба­лык, Чел­кар, Аир­тав (с 1848г.) и так да­лее. Так вот, в од­ну из де­ле­га­ций пен­зен­ских кре­сть­ян в 1906 го­ду вхо­дил и мой пра­дед Иван Де­ни­со­вич Фро­лов, ко­то­рый, вер­нув­шись из те­пе­реш­них мест Се­вер­но­го Ка­зах­ста­на, под­твер­дил на сель­ском схо­де, что те мес­та дей­ст­ви­тель­но бо­га­ты чер­но­зём­ны­ми зем­ля­ми, се­но­кос­ны­ми угодь­я­ми, строи­тель­ны­ми ле­са­ми и про­чей бла­го­да­тью.

Мно­гие се­мьи, в том чис­ле и мой дед, ре­ши­ли рас­про­дать своё иму­ще­ст­во и в 1907 го­ду на­все­гда пе­ре­се­лить­ся в За­пад­ную Си­бирь. На­до ска­зать, что мои пред­ки бы­ли не со­всем бед­ные лю­ди, так как у них в ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти име­лась вет­ря­ная мель­ни­ца, ко­то­рая при­но­си­ла, по сло­вам де­да, не­кий до­ход. Но всё-та­ки во­зоб­ла­дал со­блазн заи­меть боль­ше зем­ли. Для пе­ре­ез­да по же­лез­ной до­ро­ге до Пе­тро­пав­лов­ска за счёт льгот пра­ви­тель­ст­ва бес­плат­но вы­де­лял­ся один то­вар­ный («те­ля­чий») ва­гон на две се­мьи пе­ре­се­лен­цев. Раз­ре­ша­лось взять c со­бой од­ну ло­шадь с те­ле­гой, ко­ро­ву с те­лён­ком, сви­но­мат­ку, трёх овец, не­ог­ра­ни­чен­ное ко­ли­че­ст­во пти­цы, до­маш­ний скарб и не­об­хо­ди­мые на пер­вый слу­чай в хо­зяй­ст­ве сред­ст­ва. Из Пе­тро­пав­лов­ска пе­ре­се­лен­цы обо­зом по­еха­ли на юг до се­ла Ки­рил­лов­ка, где ра­нее уже про­жи­ва­ли их род­ст­вен­ни­ки, у ко­то­рых они и пе­ре­жи­ли зи­му 1907—1908 го­дов.

По­лу­чив к вес­не от вла­стей офи­ци­аль­ное раз­ре­ше­ние на по­се­ле­ние, они при­бы­ли на зем­лю, где те­перь на­хо­дит­ся Ко­ма­ров­ка. Рас­по­ло­жив­шись сто­ян­кой кон­крет­но в том мес­те, где ав­то­до­рож­ный въезд со сто­ро­ны Сау­мал­ко­ля, они по­строи­ли ба­ла­га­ны и ста­ли ждать зем­ле­уст­рои­те­лей от ом­ско­го ге­не­рал-гу­бер­на­то­ра. Че­рез не­сколь­ко су­ток еже­днев­но к их сто­ян­ке ста­ли на­ез­жать вер­хо­вые ка­за­хи и тре­бо­вать уе­хать с это­го мес­та, так как эти зем­ли при­над­ле­жат им. С ка­ж­дым днём вер­хо­вых ста­но­ви­лось боль­ше, а их тре­бо­ва­ние всё гроз­нее. Зем­ле­уст­рои­те­ли при­бы­ли толь­ко че­рез ме­сяц и, по­ка­зы­вая гу­бер­на­тор­ские до­ку­мен­ты с гер­бо­вой пе­ча­тью, ста­ли че­рез тол­ма­ча-пе­ре­во­дчи­ка убе­ж­дать ме­ст­ных лю­дей в ре­ше­нии за­се­лить кре­сть­я­на­ми эту ме­ст­ность. Спор про­дол­жал­ся в те­че­ние не­де­ли, и с ка­ж­дым днём ка­за­хов ста­но­ви­лось мень­ше. В кон­це не­де­ли спор пре­кра­тил­ся, и зем­ле­уст­рои­те­ли при­сту­пи­ли на­ре­зать на прие­хав­ших усадь­бы и сель­ские ули­цы.

Пер­вым по­ста­ви­ли сим­во­ли­че­ский крест с ука­за­ни­ем бу­ду­ще­го клад­би­ща, где уже бы­ли по­хо­ро­не­ны два ре­бён­ка, умер­ших в те­че­ние ме­ся­ца. За­тем оп­ре­де­ли­ли центр се­ла и по­ста­ви­ли крест с на­зна­че­ни­ем строи­тель­ст­ва бу­ду­щей церк­ви. По­след­ним де­лом зем­ле­уст­рои­те­ли обо­зна­чи­ли гра­ни­цы зем­ле­поль­зо­ва­ния сель­ской об­щи­ны с ука­за­ни­ем по­лей паш­ни, се­но­ко­сов и вы­го­на для ско­та. Паш­ню, се­но­кос и лес­ные уча­ст­ки на­де­ля­ли по до­лям толь­ко в со­от­вет­ст­вии с чис­лом муж­ских душ в се­мье. Ме­сто­по­ло­же­ние на­де­лов оп­ре­де­ля­ли по жре­бию, ко­то­рый по­вто­рял­ся че­рез ка­ж­дые 5 лет. До сих пор пом­ню, где бы­ли не­ко­то­рые де­дов­ские на­де­лы, и где в ле­су на­хо­ди­лась его кар­тяж­ка для из­го­тов­ле­ния дёг­тя. Пе­ре­се­лен­цы сроч­но ста­ли за­го­тав­ли­вать де­ло­вой лес и стро­ить ка­пи­таль­ные из­бы и дру­гие по­строй­ки, что­бы к зи­ме заи­меть жи­льё. Са­мые рас­то­роп­ные се­мьи ус­пе­ли ещё и вспа­хать це­лин­ную паш­ню.

Ад­ми­ни­ст­ра­тив­ные пе­ре­се­лен­че­ские ор­га­ны в те вре­ме­на, на­до при­знать, гра­мот­но под­хо­ди­ли к рас­по­ло­же­нию на­се­лён­ных пунк­тов. Так, круп­ные сё­ла для удоб­ст­ва со­об­ще­ния ме­ж­ду ни­ми и пла­ни­ро­ва­нию строи­тель­ст­ва бу­ду­щих до­рож­ных ма­ги­ст­ра­лей рас­по­ла­га­ли от­но­си­тель­но по од­ной ли­нии. К при­ме­ру, Ко­ма­ров­ку рас­по­ло­жи­ли по ли­нии Кок­че­тав — Еле­нов­ка — Ан­то­нов­ка и за­тем Кри­во­зёр­ное — Ки­рил­лов­ка — Ан­д­ре­ев­ка, и так да­лее. Это ста­ло по­том боль­шим бла­гом для на­се­ле­ния на­зван­ных и дру­гих та­ких боль­ших сёл. До­ро­ги строи­ли, так ска­зать, всем ми­ром. В моё вре­мя на кол­хо­зы и са­мих кол­хоз­ни­ков воз­ла­га­лась на год оп­ре­де­лён­ная до­рож­ная по­вин­ность. Пом­нит­ся, как на уро­ке фи­зи­ки пре­по­да­ва­тель ска­зал, что есть та­кая но­вая тех­ни­ка — буль­до­зер, ко­то­рый один на строи­тель­ст­ве до­рог за­ме­ня­ет 1000 ра­бо­чих, и ко­гда он поя­вил­ся в Ко­ма­ров­ке для рас­ши­ре­ния грей­де­ра, нас всем клас­сам во­ди­ли смот­реть на его ра­бо­ту. По до­ро­ге на Сау­мал­коль, не­сколь­ко даль­ше клад­би­ща, на­хо­дит­ся, мож­но ска­зать, в на­ту­ре му­зей-ис­то­рия этой до­ро­ги: на­пра­во со­хра­ни­лась низ­кая и со­всем за­рос­шая уз­кая по­сле­во­ен­ная, а на­ле­во — не­боль­шой уча­сток пер­во­на­чаль­ной ас­фаль­ти­ро­ван­ной до­ро­ги, обе по сво­ему мар­шру­ту ещё об­хо­ди­ли да­же не­боль­шие бо­ло­та.

Бла­го­да­ря ав­то­до­ро­ге сель­ча­не име­ли воз­мож­ность от­во­зить на ба­за­ры в Во­ло­дар­ское и в Кок­че­тав раз­лич­ную про­дук­цию от сво­его до­маш­не­го хо­зяй­ст­ва. На по­лу­чен­ные день­ги они там же при­об­ре­та­ли не­об­хо­ди­мые пром­то­ва­ры.

Ко­ма­ров­ка рас­по­ло­же­на, ко­неч­но же, на кра­си­вом мес­те сре­ди бе­рё­зо­вых пе­ре­лес­ков, не­боль­ших озер­ков и бо­лот, за­рос­ших ка­мы­шом и осо­ко­вы­ми тра­ва­ми. Се­ло на­хо­дит­ся в та­кой глу­бо­кой низ­мен­но­сти, что оно да­же в яс­ную по­го­ду не про­смат­ри­ва­ет­ся с са­мых вы­со­ких Аир­тау­ских со­пок, хо­тя все со­сед­ние сё­ла хо­ро­шо вид­ны. На­до по­ла­гать, что здесь на­хо­ди­лась глу­бо­кая впа­ди­на древ­не­го мо­ря, так как на не­боль­шой глу­би­не во мно­гих мес­тах в се­ле и её ок­ре­ст­но­стях рас­по­ло­же­ны за­ле­жи бе­лой гли­ны с вкра­п­ли­на­ми мор­ских ра­ку­шек.

На мо­ей па­мя­ти в те вре­ме­на, ко­гда в сель­ские ма­га­зи­ны ещё не за­во­зи­ли из­весть, все ко­ма­ро­ви­чи и на­се­ле­ние со­сед­них сёл за­го­тав­ли­ва­ли у нас для по­бел­ки бе­лую гли­ну. Слу­ча­лись при этом боль­шие тра­ге­дии, ко­гда лю­ди в по­го­не за ка­че­ст­вен­ной гли­ной силь­но уг­луб­ля­лись, и про­ис­хо­ди­ло об­ру­ше­ние карь­е­ра с их ги­бе­лью. Был слу­чай, ко­гда по­гиб муж­чи­на из се­ла Пя­ти­лет­ка, и его те­ло про­во­зи­ли на те­ле­ге ми­мо шко­лы как раз во вре­мя боль­шой пе­ре­ме­ны, и мы, школь­ни­ки, в стра­хе и оце­пе­не­нии смот­ре­ли на эту те­ле­гу.

Пер­вые го­ды на­ше се­ло на­зы­ва­лось Тол­стов­ка, по­то­му что на этих зем­лях рань­ше жил очень тол­стый бо­га­тый ка­зах-бай. Но по­сле то­го как во вре­мя ра­бо­ты на се­но­ко­се у од­ной мо­ло­дой ма­те­ри груд­но­го ре­бён­ка до смер­ти ис­ку­са­ли ко­ма­ры, так как он ос­тал­ся без при­смот­ра и рас­пе­ле­нал­ся, се­ло ста­ли на­зы­вать Ко­ма­ров­ка. Имя это­го тол­сто­го бая мне не­из­вест­но, но име­на его трёх сы­но­вей ос­та­лись в на­зва­ни­ях ме­ст­но­стей: Ба­ял­ла, Джи­ял­ла и Си­рал­ла. Дед вспо­ми­нал, что яко­бы по­сле смер­ти от­ца эти бра­тья де­ли­ли ме­ж­ду со­бой его на­след­ст­во сле­дую­щим об­ра­зом: ко­ней — та­бу­на­ми, овец — ота­ра­ми, а день­ги — пу­до­вы­ми ме­ра­ми.

Ко­ма­ров­ка бы­ст­ро за­се­ля­лась при­ез­жи­ми кре­сть­я­на­ми со мно­гих гу­бер­ний Рос­сии. Се­ло осо­бен­но бур­но раз­ви­ва­лось до Гра­ж­дан­ской вой­ны, ко­гда чис­лен­ность на­се­ле­ния в нём дос­ти­га­ла 500 че­ло­век. Это бы­ло свя­за­но ещё и с тем, что, кро­ме вы­ше­пе­ре­чис­лен­ных льгот, пе­ре­се­лен­цам уже на мес­те вы­де­лял­ся на по­строй­ку до­ма и дво­ра бес­плат­ный де­ло­вой лес в оп­ре­де­лён­ных ли­ми­тах, а так­же де­неж­ные сред­ст­ва на по­куп­ку ко­ро­вы, для вспаш­ки це­лин­ной паш­ни и при­об­ре­те­ние се­мен­но­го ма­те­риа­ла. Да­же во вре­мя Пер­вой ми­ро­вой вой­ны про­дол­жа­лось пе­ре­се­ле­ние лю­дей. Так, се­мья Зю­зи­на Ива­на Ива­но­ви­ча, на­ше­го де­да по от­цов­ской ли­нии, с мо­им 7-лет­ним от­цом при­бы­ла в Ко­ма­ров­ку из се­ла Ар­ши­нов­ка Пен­зен­ской гу­бер­нии уже в 1915 го­ду. Слу­ча­лось, что по­се­лен­цев не уст­раи­ва­ли ус­ло­вия жиз­ни в этих кра­ях, и они воз­вра­ща­лись на преж­ние мес­та про­жи­ва­ния. Но это бы­ла мень­шая часть прие­хав­ших. Я как-то спро­сил сво­его де­да, хо­тел бы он вер­нуть­ся на ро­ди­ну. Он мне весь­ма кор­рект­но от­ве­тил: «Что я там ржа­но­го хле­ба не ку­шал».

По на­зва­ни­ям ко­ма­ров­ских улиц мож­но бы­ло оп­ре­де­лить, от­ку­да при­ез­жа­ли пе­ре­се­лен­цы. На­при­мер, од­на из улиц на­зы­ва­лась Пер­мят­ская, на­до по­ла­гать, что на ней ком­пакт­но по­се­ля­лись се­мьи из Перм­ской гу­бер­нии, дру­гая — Чер­ни­гов­ская, с до­ма­ми: Ва­силь­чен­ко, Пет­рен­ко, Кузь­мен­ко, Чер­нен­ко, Ге­ра­си­мен­ко и Ро­ма­нен­ко, по­нят­но, что они бы­ли из Чер­ни­гов­щи­ны. На мо­ей па­мя­ти сра­зу по­сле вой­ны ещё бы­ло мно­го улиц, но не­ко­то­рые из них бы­ст­ро ис­че­за­ли, к при­ме­ру, Ар­шин­ская, Ке­на­щин­ская и «ото­рва­нов­ка» на Пер­мят­ской. Не­ко­гда боль­шая ули­ца Чер­ни­гов­ская, где жи­ли мои ро­ди­те­ли, и где я ро­дил­ся, по­сте­пен­но со­кра­ща­лась по ко­ли­че­ст­ву до­мов до пол­но­го их ис­чез­но­ве­ния. На­мно­го уко­ро­ти­лись та­кие ули­цы, как Ан­то­нов­ская, Пер­мят­ская и Сель­со­вет­ская, на ко­то­рой, к сло­ву, бы­ли по со­сед­ст­ву усадь­бы мо­их обо­их де­дов.

На не­ко­то­рых ули­цах стоя­ли боль­шие, вы­со­кие и кра­си­во сруб­лен­ные де­ре­вян­ные до­ма под тё­сом. К при­ме­ру, на Чер­ни­гов­ской ули­це на­хо­дил­ся та­кой дом быв­ше­го глав­но­го сель­ско­го бо­га­ча Сви­ри­да, у ко­то­ро­го бы­ла са­мая вы­со­кая уро­жай­ность зер­но­вых куль­тур и, по сло­вам мое­го де­да, не­ред­ко дос­ти­га­ла 200 пу­дов с де­ся­ти­ны бла­го­да­ря то­му, что он стро­го при­дер­жи­вал­ся трёх­пол­ки, трой­ки па­ра, свое­вре­мен­ной и ка­че­ст­вен­ной об­ра­бот­ки зем­ли. То­гда как у дру­гих хле­бо­паш­цев 100 пу­дов счи­та­лось уже хо­ро­шим уро­жа­ем. К со­жа­ле­нию, это­го про­грес­сив­но­го зем­ле­дель­ца и ра­чи­тель­но­го хо­зяи­на по­том рас­ку­ла­чи­ли и с семь­ёй вы­сла­ли. Пра­виль­ней на­до ква­ли­фи­ци­ро­вать та­кие дей­ст­вия то­гдаш­ней вла­сти, в боль­ших слу­ча­ях, как ра­зо­ре­ние са­мых спо­соб­ных и тру­до­лю­би­вых кре­сть­ян. И, бо­лее то­го, от­рыв та­ких лю­дей от зем­ли и вы­сыл­ка их в от­да­лён­ные мес­та бы­ло ни­чем иным, как унич­то­же­ни­ем луч­ше­го кре­сть­ян­ско­го ге­но­фон­да Рос­сии. Са­ма же кол­лек­ти­ви­за­ция в фор­ме кол­хо­зов и сов­хо­зов, вы­ду­ман­ная в ти­ши­не ка­би­не­тов боль­ше­ви­ст­ски­ми го­ре-тео­ре­ти­ка­ми, при­ве­ла к ве­ко­вой от­ста­ло­сти в сель­ском хо­зяй­ст­ве той стра­ны, ко­то­рая в своё вре­мя свои­ми бо­га­тей­ши­ми при­род­ны­ми ре­сур­са­ми кор­ми­ла боль­шую часть Ев­ро­пы.

В са­мом кон­це Пер­мят­ской, в так на­зы­вае­мой «ото­рва­нов­ке», на мо­ей па­мя­ти был уже пус­тую­щий гро­мад­ный дом се­мьи Рон­же­ных. На Ар­шин­ской сто­ял так­же кре­сто­вый дом ве­ли­ко­го сель­ско­го ори­ги­на­ла Дмит­рия Аки­мо­ва, по про­зви­щу «дед Ар­шин­ский». Он всё ле­то хо­дил в ва­лен­ках и при ходь­бе ни­ко­гда не по­ды­мал но­ги, а та­щил их во­ло­ком по зем­ле, при этом за ним за­час­тую тя­нул­ся шлейф пы­ли. Ко­гда его спра­ши­ва­ли, по­че­му не по­ды­ма­ет но­ги при ходь­бе, он от­ве­чал, что не­за­чем тра­тить на это си­лы. Но в своё вре­мя он был весь­ма пред­при­им­чи­вым хо­зяи­ном, так как имел соб­ст­вен­ную мас­ло­бой­ку.

Так­же стоя­ло мно­го боль­ших до­мов-пя­ти­стен­ни­ков, на­при­мер: у Щер­би­ни­ных, Мо­ро­зо­вых, Ак­сен­тия Пет­рен­ко, Иг­на­та Аки­мо­ва и дру­гих. Как пра­ви­ло, они бы­ли с вы­со­ки­ми по­тол­ка­ми, под ко­то­ры­ми не­ред­ко под­ве­ши­ва­лись про­сто­рные по­ла­ти, где хра­ни­лась се­зон­ная оде­ж­да, а в мно­го­дет­ных семь­ях на них но­че­ва­ли де­ти.

Вос­хи­ще­ние вы­зы­ва­ло мас­тер­ст­во плот­ниц­ких ар­те­лей, ко­то­рые мог­ли сру­бить ве­ли­че­ст­вен­ные церк­ви, вы­со­чен­ные вет­ря­ные мель­ни­цы и боль­шие до­ма под оси­но­вым тё­сом. На­вер­ное, в на­стоя­щее вре­мя не­про­сто най­ти та­ких та­лант­ли­вых мас­те­ров, ко­то­рые мо­гут вруч­ную, толь­ко с по­мо­щью пил и то­по­ров, по­стро­ить по­доб­ные зда­ния.

В ка­ж­дом до­ме и да­же в лю­бой из­бе на­хо­ди­лась рус­ская печь с боль­шим ле­жа­ком на­вер­ху, на ко­то­ром ото­гре­ва­лись де­ти по­сле ка­та­ния на снеж­ных гор­ках, или взрос­лые, озяб­шие на хо­ло­де в сво­ей из­но­шен­ной и мно­го­крат­но за­пла­тан­ной оде­ж­де. Её го­ря­чие кир­пи­чи яв­ля­лись пре­вос­ход­ной квар­це­вой ван­ной по­лу­чше вся­ких пес­ча­ных пля­жей. А ка­кие в ней вы­пе­ка­лись ка­ра­ваи, ка­ла­чи, раз­но­об­раз­ные сдоб­ные ка­ра­ли­ки и ва­ри­лись не­за­бы­вае­мые вкус­ные щи!

Рус­ская печь за­слу­жи­ва­ет то­го, что­бы ей в ка­ком-ли­бо си­бир­ском се­ле по­ста­вить ес­ли не брон­зо­вый, то гра­нит­ный па­мят­ник за спа­се­ние бес­чис­лен­ных люд­ских жиз­ней.

Сре­ди тра­ди­ци­он­ных де­ре­вян­ных до­мов в 1942 го­ду бы­ли по­строе­ны мно­го­чис­лен­ные зем­лян­ки рос­сий­ских нем­цев, де­пор­ти­ро­ван­ных осе­нью 1941 го­да в на­ши края. Они бы­ли на зи­му рас­квар­ти­ро­ва­ны в до­мах сель­ских ста­ро­жи­лов. К нам в ро­ди­тель­ский дом то­гда под­се­ли­ли се­мью Ива­на, млад­ше­го Бен­не­ра, у ко­то­рой моя се­ст­ра нау­чи­лась го­то­вить очень вкус­ные штруд­ли, и по­том ими час­то нас кор­ми­ла.

К со­жа­ле­нию, впо­след­ст­вии и на со­хра­нив­ших­ся ули­цах сре­ди до­мов поя­ви­лись мно­го­чис­лен­ные пус­ты­ри. Мас­со­вый отъ­езд лю­дей из се­ла про­изо­шёл в на­ча­ле про­мыш­лен­но­го строи­тель­ст­ва, кол­лек­ти­ви­за­ции, в го­лод­ные 1931—1933 го­ды и сра­зу по­сле вой­ны, ко­гда мо­ло­дёжь, в боль­шин­ст­ве де­вуш­ки, сбе­га­ли из кол­хо­за в го­ро­да. От­ток на­се­ле­ния не­сколь­ко пре­кра­тил­ся толь­ко с под­ня­ти­ем це­ли­ны. На со­кра­ще­ние чис­лен­но­сти на­се­ле­ния влия­ли бес­ко­неч­ные вой­ны, час­тые жес­то­кие за­су­хи, при­во­див­шие к мас­со­во­му го­ло­ду, и та­кие идео­ло­ги­че­ские экс­пе­ри­мен­ты вла­стей, как на­силь­ст­вен­ная кол­лек­ти­ви­за­ция в фор­ме кол­хо­зов. Бы­ла боль­шая дет­ская смерт­ность. Так, в се­мье мое­го де­да ро­ди­лось 12 де­тей, а вы­жи­ли толь­ко трое: это стар­ший брат ма­те­ри Сте­пан, пар­нем мо­би­ли­зо­ван­ный в кол­ча­ков­скую ар­мию, в ко­то­рой его уби­ли под Кур­га­ном, и млад­ший брат Иван, доб­ро­воль­цем ушед­ший на фронт и во­сем­на­дца­ти­лет­ним юно­шей по­гиб­ший во Вто­рой ми­ро­вой вой­не, вслед­ст­вие это­го к кон­цу вой­ны ос­та­лось у не­го все­го нас трое вну­ков.

Двух­лет­ним ре­бён­ком не за­пом­нил, как ухо­дил в на­ча­ле ию­ля в 1941 го­ду на вой­ну мой отец Ни­ки­та Ива­но­вич Зю­зин, ко­то­ро­го при­ро­да, по сло­вам хо­ро­шо знав­ших его од­но­сель­чан, на­гра­ди­ла боль­шим чув­ст­вом юмо­ра, ещё он был од­ним из пер­вых трак­то­ри­стов на се­ле. На его трак­то­ре с же­лез­ны­ми ко­лё­са­ми на шпо­рах в вой­ну ра­бо­та­ла моя ку­зи­на Ма­рия Зю­зи­на, а по­сле вой­ны — зять Гри­го­рий Ля­гин. Так­же не пом­ню мо­ей 34-лет­ней ма­те­ри Ека­те­ри­ны Ива­нов­ны Зю­зи­ной, про­сту­див­шей­ся на кол­хоз­ной ра­бо­те, и ма­лень­кой се­ст­рён­ки Анеч­ки, умер­ших вес­ной 1942 го­да. В па­мя­ти не ос­тал­ся и слу­чай, ко­гда осе­нью 1942 го­да бы­ла по­лу­че­на так на­зы­вае­мая в на­ро­де «по­хо­рон­ка», а имен­но: из­ве­ще­ние на имя се­ст­ры Тать­я­ны, в ко­то­ром со­об­ща­лось о ги­бе­ли на­ше­го от­ца.

Пер­вые жиз­нен­ные со­бы­тия, со­хра­нив­шие­ся в мо­ей па­мя­ти, — это на­силь­ст­вен­ное изъ­я­тие ос­тат­ков зер­на и му­ки в на­шей се­мье. В пер­вой ком­на­те де­дов­ско­го до­ма в уг­лу сто­ял ларь, внут­ри ко­то­ро­го хра­ни­лись хлеб­ные за­па­сы, и мы с бра­том но­че­ва­ли на нём. Од­на­ж­ды ран­ним ут­ром во­шла в дом ко­мис­сия, нас, ещё сон­ных, под­ня­ли и ста­ли для нужд фрон­та вы­гре­бать зер­но, ос­тат­ки ещё ре­корд­но­го уро­жая 1938 го­да. Дед умо­лял этих лю­дей, хо­тя бы не­мно­го ос­та­вить для во­ен­ных си­рот, но они за­бра­ли всё до­чи­ста. Бы­ли слу­чаи, ко­гда у лю­дей от­би­ра­ли бул­ки пря­мо из печ­ки, яко­бы на су­ха­ри сол­да­там.

Пом­нят­ся раз­го­во­ры жен­щин на по­си­дел­ках, око­ло ко­то­рых мы, де­ти, лю­би­ли кру­тить­ся и с лю­бо­пыт­ст­вом слу­шать их вос­по­ми­на­ния. Шёл раз­го­вор да­же о Гра­ж­дан­ской вой­не, ко­гда им бы­ло по 14—16 лет. О том, что в на­шем се­ле сто­ял не­боль­шой кол­ча­ков­ский от­ряд, а в Кри­во­зёр­ном (ны­не Сау­мал­коль) уже на­хо­ди­лись крас­но­ар­мей­цы. В один день груп­па крас­ных на ко­нях подъ­е­ха­ла к Ко­ма­ров­ке и с пу­ле­мё­та за­стро­чи­ла вверх над до­ма­ми. Кол­ча­ков­цы в па­ни­ке уе­ха­ли в Ан­то­нов­ку, где квар­ти­ро­вал их ос­нов­ной штаб. Крас­но­ар­мей­цы про­мча­лись по ос­нов­ным ули­цам и, убе­див­шись в том, что вы­гна­ли бе­лых, ста­ли воз­вра­щать­ся к се­бе, но один хро­мой кол­ча­ко­вец спря­тал­ся во дво­ре Са­же­не­вых и по­том из-за уг­ла вы­стре­лил из вин­тов­ки в спи­ну ко­ман­ди­ра от­ря­да Во­ло­дар­ско­му, ко­то­рый по до­ро­ге в от­ряд скон­чал­ся от ра­ны.

Шёл раз­го­вор так­же о кол­лек­ти­ви­за­ции, о лик­бе­зе (ме­ро­прия­тии по ли­к­ви­да­ции без­гра­мот­но­сти) в Ко­ма­ров­ке. Осо­бен­но мно­го раз­го­во­ров бы­ло о те­ку­щей вой­не, к при­ме­ру, что слу­чит­ся, ес­ли по­бе­дит Гит­лер. Жен­щи­ны при­хо­ди­ли к вы­во­ду, что в та­ком слу­чае не бу­дет кол­хо­зов. Хо­ро­шо за­пом­нил­ся ми­тинг око­ло сель­со­ве­та в честь по­бе­ды. Толь­ко мне бы­ло то­гда по-дет­ски со­всем не­по­нят­но, по­че­му взрос­лые лю­ди в та­кой дол­го­ждан­ный и ра­до­ст­ный день силь­но пла­ка­ли.

Хо­ро­шо пом­ню по­хо­ро­ны в фев­ра­ле 1945 го­да мо­ей слав­ной ба­буш­ки Ага­фьи Кле­мен­ть­ев­ны Фро­ло­вой, ко­гда сель­ские жен­щи­ны за ту доб­ро­ту, ко­то­рую она сде­ла­ла при сво­ей жиз­ни, не да­ли вез­ти её в гро­бу на кон­ских са­нях, а по­нес­ли на ру­ках по суг­ро­бам на клад­би­ще.

На­до при­знать, что жерт­ва­ми вой­ны ста­ли не толь­ко те, кто в длин­ном спи­ске фа­ми­лий вы­се­че­ны на па­мят­ни­ке в цен­тре се­ла. Они толь­ко мень­шая часть, а боль­шая — это преж­де­вре­мен­но ушед­шие из жиз­ни лю­ди, за­бо­лев­шие в са­мом се­ле лег­ко из­ле­чи­мы­ми бо­лез­ня­ми, но умер­шие от от­сут­ст­вия ме­ди­цин­ской по­мо­щи, так как на фронт уш­ли боль­шин­ст­во мед­ра­бот­ни­ков и ле­кар­ст­вен­ных средств. На­ша се­мья за че­ты­ре го­да вой­ны по­те­ря­ла пять че­ло­век, из них трое рань­ше вре­ме­ни умер­ли до­ма. В дру­гих семь­ях ещё боль­ше та­ких фак­тов, осо­бен­но у нем­цев, вы­слан­ных в на­ши сё­ла.

Мы же, ма­ло­лет­ние си­ро­ты вой­ны, ос­та­лись жи­вы­ми, ко­неч­но же, бла­го­да­ря тру­ду де­дов­ской се­мьи. В го­ды во­ен­но­го ли­хо­ле­тия, да и не­сколь­ких лет по­сле окон­ча­ния вой­ны, на­се­ле­ние в сё­лах вы­жи­ва­ло за счёт вы­ра­щен­ных ово­щей и кар­то­фе­ля на сво­их боль­ших ого­ро­дах, пло­щадь ко­то­рых раз­ре­ша­ли в тот пе­ри­од иметь для се­мьи до пя­ти­де­ся­ти со­ток. Тру­до­лю­би­вая се­мья мое­го де­да, на­при­мер, кро­ме боль­шой пло­ща­ди кар­то­фе­ля, лу­ка, чес­но­ка, го­ро­ха, вы­ра­щи­ва­ла ещё на до­воль­но-та­ки зна­чи­тель­ной час­ти ого­ро­да ко­но­п­лю. По­сле спе­ци­аль­ной об­ра­бот­ки её стеб­лей, как дли­тель­ное вы­ма­чи­ва­ние в бо­лот­ной во­де и за­тем их вы­су­ши­ва­ния, не­об­хо­ди­мо бы­ло за счёт тру­до­ём­кой ра­бо­ты вы­де­лить из них пень­ку. Пря­диль­ное во­лок­но ко­но­п­ли, в пер­вую оче­редь, шло для из­го­тов­ле­ния на до­маш­них стан­ках хол­ста и ве­ро­ви­ны, без ко­то­рых то­гда в сель­ской жиз­ни нель­зя бы­ло обой­тись. По­лу­чая не­пло­хие уро­жаи на сво­ём ого­ро­де, мой 70-лет­ний дед боль­шую часть про­дук­ции с не­го уво­зил на по­пут­ных ма­ши­нах для про­да­жи на во­ло­дар­ском и кок­че­тав­ском рын­ках.

По­сле по­бе­ды слу­ча­лось, что мно­гие де­мо­би­ли­зо­ван­ные с вой­ны сол­да­ты шли пеш­ком от се­ла к се­лу до­мой. Один из та­ких сол­дат по­про­сил­ся к нам в дом, что­бы ис­печь не­сколь­ко сво­их кар­то­фе­лин, и я с боль­шим лю­бо­пыт­ст­вом на­блю­дал за ним, за­ме­чая, что он был очень го­ло­ден, так как не стал до­жи­дать­ся пол­ной го­тов­но­сти кар­тош­ки и на­чал её есть по­лу­ис­пе­чён­ную. Мой дед из­ви­нил­ся, что не мо­жет пред­ло­жить ему хле­ба. На всю жизнь мне за­пом­ни­лись то­гда сло­ва сол­да­та: «Ни­че­го, ни­че­го, ско­ро ста­нет так мно­го хле­ба, что бу­дет ешь — не хо­чу». Дед ещё дол­го иро­ни­зи­ро­вал над его сло­ва­ми, при­го­ва­ри­вая, что в Рос­сии ещё не бы­ло та­ко­го вре­ме­ни, что­бы име­лось хле­ба «ешь — не хо­чу». Но, сла­ва бо­гу, ве­щие сло­ва это­го оп­ти­ми­ста-сол­да­та по­сле под­ня­тия це­ли­ны ис­пол­ни­лись, и лю­дям в де­рев­не не при­хо­ди­лось боль­ше есть ле­пёш­ки из горь­кой су­реп­ки, а в го­ро­дах за­ни­мать в хлеб­ных ма­га­зи­нах оче­ре­ди с двух ча­сов но­чи, как нам с се­ст­рой в Ка­ра­ган­де в 1954 -1955 го­дах за по­куп­кой двух бу­лок се­ро­го хле­ба.

Осо­бен­но го­лод­но ста­но­ви­лось к вес­не, ко­гда за­кан­чи­ва­лись про­дук­то­вые зим­ние за­па­сы. Пер­вым спа­се­ни­ем яв­лял­ся ве­сен­ний сбор ко­лос­ков на про­шло­год­них по­се­вах пше­ни­цы. При пер­вых про­та­ли­нах де­ти и жен­щи­ны, как му­ра­вьи, раз­бе­га­лись по по­лю, за­час­тую для это­го вы­жжен­но­му, и под­би­ра­ли ка­ж­дый ко­ло­сок, по­те­рян­ный при осен­ней убор­ке. Ещё при­хо­ди­лось вес­ной спе­ци­аль­но пе­ре­ка­пы­вать ого­ро­ды, что­бы вы­ис­кать ос­тав­шую­ся в зем­ле мёрз­лую кар­тош­ку, пю­ре из ко­то­рой мож­но бы­ло про­гло­тить толь­ко че­рез си­лу. По­том здо­ро­во вы­ру­ча­ли ди­ко­рас­ту­щие лук, ща­вель, чес­нок, дуд­ки лес­но­го бор­ще­ви­ка. В пи­щу не­ред­ко шли ли­стья ле­бе­ды и кра­пи­вы. На­стоя­щим де­ли­ка­те­сом бы­ли жа­ре­ные на ско­во­род­ке пе­че­ри­цы (шам­пинь­о­ны обык­но­вен­ные), най­ден­ные на пе­ре­гной­ных поч­вах по пус­ты­рям.

Где-то в кон­це 40-го­дов кол­хоз вы­да­вал на тру­до­дни се­ме­на сор­но­по­ле­вой су­реп­ки, по­лу­чен­ных по­сле очи­ст­ки зер­на, из ко­то­рых вы­пе­ка­лись аб­со­лют­но чёр­ные и силь­но горь­кие ле­пёш­ки.

Из­вест­но, как тя­же­ло бы­ло вы­пол­нять на­ту­раль­ные сель­хоз­на­ло­ги, воз­ло­жен­ные на се­мьи кол­хоз­ни­ков по мно­го­чис­лен­ным стать­ям. Мне не­од­но­крат­но при­хо­ди­лось от­но­сить до­маш­нее мо­ло­ко в счёт на­ло­га на кол­хоз­ную мо­ло­кан­ку, ко­то­рая на­хо­ди­лась в на­ча­ле Пер­мят­ской ули­цы. На всю жизнь за­пом­нил слу­чай, ко­гда агент ми­ни­стер­ст­ва за­го­то­вок Кон­стан­тин Спи­рин за не­до­им­ку по на­ло­гам кон­фи­ско­вал мое­го лю­би­мо­го ко­ня. Пла­ча го­рю­чи­ми сле­за­ми, я бе­жал че­рез всю Ко­ма­ров­ку, умо­ляя это­го жес­то­ко­го че­ло­ве­ка, не за­би­рать на­шу ра­бо­чую ло­шадь.

В вой­ну и не­сколь­ко поз­же наш ко­ма­ров­ский кол­хоз, на­зы­вае­мый «им. Ком­мин­тер­на», дер­жал­ся в ос­нов­ном на жен­щи­нах, а ле­том, в пе­ри­од школь­ных ка­ни­кул, ещё и на уче­ни­ках, в том чис­ле ма­ло­лет­них с 11-12-лет­не­го воз­рас­та. Бу­к­валь­но на сле­дую­щий день по­сле окон­ча­ния за­ня­тий в шко­ле, ра­но ут­ром, в до­ме по­яв­лял­ся бри­га­дир по­ле­вод­че­ской бри­га­ды и тре­бо­вал от школь­ни­ка не­мед­лен­но от­прав­лять­ся на кол­хоз­ную ра­бо­ту. Так бы­ло и со мной в 11 лет, ко­гда бри­га­дир по­ле­вод­че­ской бри­га­ды №3 Д…, ко­то­рый вна­ча­ле ме­ня от­лу­пил че­рен­ком кну­та по спи­не за то, что я, уви­дев из­да­ли его ко­ня с ход­ком, спря­тал­ся по на­ка­зу се­ст­ры в бурь­я­не, где он на­шёл ме­ня и увёз в бри­га­ду для без­вы­езд­ной ра­бо­ты по­гон­щи­ком на ра­бо­чих бы­ках. По суб­бо­там нам не раз­ре­ша­ли, хо­тя бы ве­че­ром, съез­дить до­мой в ба­ню. Но!…Ино­гда бри­га­дир по­ти­хонь­ку по­зво­лял но­чью маль­чиш­кам груп­пой вер­хом на ко­нях съез­дить в се­ло и на­во­ро­вать у лю­дей в ого­ро­дах ово­щей, в пер­вую оче­редь, огур­цов, лу­ку, мор­ко­ви и дру­гих.

Бы­ла и по­ло­жи­тель­ная сто­ро­на жиз­ни в кол­хоз­ной бри­га­де, это, хо­тя и со­всем скром­ное, но по­сто­ян­ное трёх­ра­зо­вое пи­та­ние по срав­не­нию с до­маш­ним су­пом из ле­бе­ды. За­пом­ни­лась бри­гад­ная ка­ша с не­про­се­ян­ной му­кой из ов­са, ко­то­рая с бо­лью про­хо­ди­ла в же­лу­док и очень бо­лез­нен­но вы­хо­ди­ла из дет­ско­го ор­га­низ­ма. Жи­ли мы в бри­га­де в пе­ре­движ­ных са­мо­дель­ных де­ре­вян­ных ва­го­нах, вер­нее ска­зать, спа­ли в них толь­ко но­чью вме­сте со взрос­лы­ми пар­ня­ми и де­вуш­ка­ми на двухъ­я­рус­ных на­рах. Кто по­стар­ше — на­вер­ху, а мы, па­ца­ны, сни­зу.

Пар­ни лю­би­ли над на­ми ма­лы­ми час­тень­ко уст­раи­вать вся­че­ские ро­зы­гры­ши. За­пом­нил­ся один са­мый сви­ре­пый, так на­зы­вае­мый «ве­ло­си­пед», ко­гда позд­но ве­че­ром мы, ус­тав­шие от ра­бо­ты, креп­ко за­сы­па­ли, кто-то из этих обол­ту­сов встав­лял клоч­ки га­зе­ты ме­ж­ду паль­ца­ми ног, ко­то­рые за­час­тую сви­са­ли с нар, и спич­кой под­жи­гал га­зет­ки. Жерт­ве спро­со­нья толь­ко и ос­та­ва­лось по-ве­ло­си­пед­но­му от бо­ли ма­хать но­га­ми. Не по­мо­га­ло маль­чиш­кам, ес­ли они ло­жи­лись ли­цом к две­рям, то­гда спя­ще­му на го­ло­ве «ко­па­ли кар­тош­ку». От та­кой жес­то­кой за­теи один маль­чик на всю жизнь ос­тал­ся с боль­ной го­ло­вой. Дос­та­ва­лось по но­чам от на­гле­цов и де­вуш­кам, так что не­ко­то­рым из них при­хо­ди­лось сре­ди но­чи убе­гать из буд­ки и пря­тать­ся до ут­ра в ле­су.

Ес­ли днём ра­бо­та бы­ла не­из­ну­ри­тель­ная и рань­ше кон­ча­лась, то длин­ны­ми лет­ни­ми ве­че­ра­ми мы уст­раи­ва­ли во­круг ко­ст­ра, на ко­то­ром в кот­ле ва­ри­лась ка­ша, раз­лич­ные иг­ры, ча­ще все­го бо­ро­лись ме­ж­ду со­бой и на то­го, кто по­бе­дит, вы­хо­дил дру­гой же­лаю­щий. Та­ким об­ра­зом, вы­яв­ля­лись ме­ж­ду на­ми са­мые силь­ные и лов­кие бор­цы. Пом­нит­ся, что сре­ди мо­их свер­ст­ни­ков все­гда вы­хо­дил по­бе­ди­те­лем Вик­тор Кай­зер.

Днев­ная ра­бо­та со­стоя­ла из трёх «уп­ря­жек»: пер­вая — са­мая ран­няя, ещё до зав­тра­ка, вто­рая — до обе­да и тре­тья — по­сле по­лу­дён­ной жа­ры, до ве­че­ра. Ес­ли в обе­ден­ный зной ра­бо­та за­тя­ги­ва­лась, то от уку­сов ово­дов у бы­ков слу­чал­ся так на­зы­вае­мый «бзык», по­сле че­го они не­удер­жи­мо не­слись вме­сте с по­гон­щи­ка­ми в пер­вое по­пав­шее бо­ло­то по брю­хо в во­ду. Вна­ча­ле мне по­ру­ча­лось по­го­нять вер­хом бы­ков на вспаш­ке па­ров, по­том во вре­мя се­но­ко­са под­во­зить во­ло­ку­шей се­но к скир­дую­щим. На сле­дую­щее ле­то мне, уже 12-лет­не­му, до­ве­ри­ли до­мой на круг­лые су­тки па­ру бы­ков с брич­кой, на ко­то­рой я во­зил жен­щин и школь­ни­ков на руч­ную про­пол­ку по зер­но­вым по­лям, а поз­же — кол­хоз­ниц на се­но­за­го­тов­ку. По­сле воз­вра­ще­ния позд­но ве­че­ром до­мой дол­жен бы­ков вы­гнать на па­ст­би­ще, а ра­но ут­ром при­гнать и за­прячь в брич­ку.

Зар­пла­та в кол­хо­зе на­чис­ля­лась в ви­де при­зрач­ных тру­до­дней, за ко­то­рые в ря­де лет в кон­це го­да не вы­да­ва­лись ни день­ги, ни зер­но. По­че­му-то в на­шем кол­хо­зе очень час­то ме­ня­лись пред­се­да­те­ли. На мой взгляд, са­мой ко­ло­рит­ной лич­но­стью из них был не­од­но­крат­но из­би­рае­мый наш даль­ний род­ст­вен­ник Ан­д­ре­ан Пет­ро­вич Ко­лу­за­ев. Го­во­ри­ли, что он и его се­ст­ра Ани­сия, моя крё­ст­ная, бы­ли од­ни­ми из пер­вых ак­тив­ных ком­со­моль­цев в 20—30 го­дах, ко­то­рые ве­че­ра­ми груп­па­ми хо­ди­ли по ули­цам, рас­пе­вая ре­во­лю­ци­он­ные пес­ни.

Пом­нит­ся ещё, как по ви­не се­мьи лес­ни­ка Еф­ре­ма Ли­мо­рен­ко, го­рел наш ро­ди­тель­ский дом, в ко­то­ром квар­ти­ро­ва­ла его се­мья. Мы, его юные хо­зяе­ва, втро­ём при­бе­жа­ли на по­жар и по­том, об­няв­шись, не­утеш­но пла­ка­ли над ос­тат­ка­ми на­ше­го до­ма. Впо­след­ст­вии сель­со­вет обя­зал лес­ни­ка вос­ста­но­вить его. В те­че­ние не­сколь­ких лет я по­том два­ж­ды воз­вра­щал­ся жить в от­чий дом. Пер­вый раз, ко­гда мы от­де­ли­лись от де­да, и юная, но са­мо­от­вер­жен­ная 17-лет­няя се­ст­ра Тать­я­на, от­ка­зав­шись от­дать нас в Каз­го­род­ской дет­дом, взя­ла на се­бя вос­пи­та­ние двух со­рван­цов: ме­ня, 7-лет­не­го, и 10-лет­не­го бра­та. По­том вер­нул­ся ещё раз по­сле про­жи­ва­ния у дя­ди Ни­ко­лая Ива­но­ви­ча Зю­зи­на и отъ­ез­да се­ст­ры и бра­та в Ка­ра­ган­ду, ко­гда ме­ня взя­ли на вос­пи­та­ние мать и се­ст­ра зя­тя Гри­го­рия, квар­ти­ро­вав­шие в нём.

На­до за­ме­тить, что на­ша шко­ла, в ко­то­рой в 1947 го­ду я стал вось­ми­лет­ним пер­во­класс­ни­ком, по­строе­на ещё до вой­ны и бы­ла очень хо­ро­шим и кра­си­вым зда­ни­ем под жес­тя­ной кры­шей. Стоя­ла она на вы­со­ком фун­да­мен­те с про­сто­рны­ми и свет­лы­ми клас­са­ми, а её ши­ро­кий и длин­ный ко­ри­дор дол­гие го­ды ис­поль­зо­вал­ся ещё и для по­ка­за сель­ча­нам при­воз­но­го ки­но из-за от­сут­ст­вия сель­ско­го клу­ба. При­езд ки­но­ме­ха­ни­ков в се­ло был боль­шим со­бы­ти­ем, не­смот­ря на то что по­сле­во­ен­ные ки­но­филь­мы вна­ча­ле бы­ли не­оз­ву­чен­ные. Взрос­лое на­се­ле­ние при­хо­ди­ло в ки­но со свои­ми ска­мей­ка­ми или та­бу­рет­ка­ми, а мы, де­ти, уст­раи­ва­лись, си­дя или лё­жа пе­ред эк­ра­ном на по­лу. Гро­мад­ный ин­те­рес у нас вы­зы­вал аме­ри­кан­ский мно­го­се­рий­ный фильм «Тар­зан». На­смот­рев­шись на Тар­за­на, я как-то на пе­ре­ме­не за­брал­ся на вы­со­кую школь­ную кры­шу и про­шёл по всей дли­не очень ост­ро­го конь­ка, за что по­пал в ка­би­нет «на ко­вёр» к ди­рек­то­ру.

В 1951 го­ду по­сле окон­ча­ния 4 клас­са бы­ло, на моё сча­стье, при­ня­то ре­ше­ние об­ра­зо­вать в Ко­ма­ров­ке се­ми­лет­нию шко­лу с ус­ло­ви­ем, что к нам долж­ны на­прав­лять­ся с 5 по 7 класс все уче­ни­ки из Ке­на­щей, Пыш­но­го и Пя­ти­лет­ки. Ди­рек­то­ром се­ми­лет­ки стал Пётр Пав­ло­вич Зи­ке­ев, пре­доб­рей­шей ду­ши че­ло­век и за­ме­ча­тель­ный пе­да­гог, он очень ин­те­рес­но вёл уро­ки по ис­то­рии, мог по-оте­че­ски по­гла­дить по го­ло­ве, че­го нам мно­гим не хва­та­ло, или стро­го и по-ко­ман­дир­ски сде­лать спра­вед­ли­вое вну­ше­ние. Ещё он был за­яд­лый охот­ник. Его отец Па­вел Зи­ке­ев яв­лял­ся пер­вым в рай­оне (то­гда в во­лос­ти) пред­се­да­те­лем ЧК и по­стра­дал из-за сво­ей доб­ро­ты. В 1921 и 1922 го­дах в на­ших кра­ях про­изош­ло круп­ное ка­за­чье вос­ста­ние про­тив Со­вет­ской вла­сти, ко­то­рое бы­ло по­дав­ле­но крас­но­ар­мей­ца­ми. Как мне рас­ска­зы­ва­ли аир­та­ви­чи, ко­гда я там аг­ро­но­мил, Па­вел Зи­ке­ев аре­сто­вал в Аир­та­ве боль­шую груп­пу ка­за­ков и стал их кон­вои­ро­вать в Кок­че­тав на во­ен­но-по­ле­вой суд. Аре­сто­ван­ные пред­став­ля­ли се­бе, чем мо­жет за­кон­чить­ся для них ре­ше­ние та­ко­го су­да. По до­ро­ге на Чел­кар, сре­ди со­пок в бо­ру, боль­шин­ст­во ка­за­ков ста­ли убе­ж­дать Пав­ла Зи­кее­ва, что они яко­бы не уча­ст­во­ва­ли в вос­ста­нии, а тех, кто уча­ст­во­вал, они са­ми го­то­вы здесь же на мес­те рас­стре­лять, с ус­ло­ви­ем, что он ос­таль­ных от­пус­тит до­мой. На свою бе­ду он со­гла­сил­ся с та­ким ус­ло­ви­ем. По­том его же су­ди­ли за этот са­мо­суд.

За го­ды во­ен­но­го ли­хо­ле­тья мно­гие уче­ни­ки не мог­ли хо­дить в шко­лу, по­это­му боль­шин­ст­во мо­их од­но­класс­ни­ков бы­ли го­раз­до стар­ше ме­ня. К при­ме­ру, Ни­ко­лай При­ход­чен­ко на семь, Вик­тор Пфля­ум из Пя­ти­лет­ки на шесть лет. Так что бы­ло от ко­го нам, ма­лым, по­лу­чать на пе­ре­ме­нах пин­ки и под­за­тыль­ни­ки.

Ря­дом со шко­лой стоя­ли сте­ны ра­зо­рён­ной в 30-е го­ды церк­ви, в ко­то­рой мы, школь­ни­ки, час­то на боль­шой пе­ре­ме­не уст­раи­ва­ли бе­гот­ню друг за дру­гом. Мой дед в своё вре­мя был на об­ще­ст­вен­ных на­ча­лах цер­ков­ным ста­рос­той и во вре­мя её ра­зо­ре­ния сбе­рёг крест с од­но­го из ма­лых ку­по­лов, ко­то­рый бе­реж­но хра­нил до­ма, на­де­ясь на воз­врат вре­ме­ни, ко­гда в се­ле всё-та­ки вновь поя­вит­ся цер­ковь, и со­би­рал­ся вер­нуть со­хра­нён­ный крест. Впо­след­ст­вии он по­нял, что при его жиз­ни это не про­изой­дёт, и за­ве­щал по­ста­вить этот крест по­сле смер­ти на его мо­ги­лу. На­до по­ла­гать, что это те­перь един­ст­вен­ная со­хра­нив­шая­ся до се­го вре­ме­ни до­ре­во­лю­ци­он­ная вещь в на­шем се­ле.

Ко­неч­но же, пе­чаль­но, что с тех лет и до на­стоя­ще­го вре­ме­ни в Ко­ма­ров­ке не бы­ло по­строе­но ни од­но­го кра­си­во­го и бо­га­то­го до­ма, как в ста­ри­ну.

В вос­точ­ной час­ти се­ла, на вы­го­не, стоя­ли ещё ра­бо­таю­щие две вет­ря­ные мель­ни­цы. Нас, де­тей, они все­гда за­во­ра­жи­ва­ли сво­им вра­ще­ни­ем и шу­мом ог­ром­ных крыль­ев на вет­ру, и для мно­гих бы­ло гор­до­стью, ес­ли мель­ник раз­ре­шал по­мо­гать ему тол­кать длин­ное брев­но при из­ме­не­нии на­прав­ле­ния вет­ра, что­бы по­вер­нуть всю мель­ни­цу, ко­то­рая кре­пи­лась на мо­гу­чем цен­траль­ном ва­лу. Тол­стое де­ре­во для не­го при­во­зи­ли из даль­них ма­кин­ских ле­сов. Ин­те­рес­но бы­ло изу­чать в ней внут­рен­ние вра­щаю­щие­ся ме­ха­низ­мы, из­го­тов­лен­ные толь­ко из де­ре­ва. Мне при­хо­ди­лось не­сколь­ко раз там де­жу­рить в оче­ре­ди для по­мо­ла сво­ей пше­ни­цы.

С удив­ле­ни­ем вспо­ми­наю, как мно­го бы­ло в те вре­ме­на во­ды в сель­ских во­до­ёмах. К при­ме­ру, в озе­ре Сер­куль мож­но бы­ло то­гда не толь­ко лю­дям ку­пать­ся, но и вплавь вер­хом ку­пать ло­ша­дей. На его плё­сах ме­ж­ду ка­мы­ша­ми во­ди­лось мно­же­ст­во во­до­пла­ваю­щей ди­чи, где за­яд­лые охот­ни­ки за день на­стре­ли­ва­ли до 25 уток.

И ещё, про­хо­дя ле­том ми­мо усадь­бы де­да Хер­су­но­ва, мы по­дол­гу лю­бо­ва­лись его ягод­ни­ком: ма­ли­ной, смо­ро­ди­ной, кры­жов­ни­ком, зем­ля­ни­кой и их обиль­ным уро­жа­ем. К со­жа­ле­нию, это был един­ст­вен­ный сад на всё се­ло, но он при­дал мне ещё боль­шую ре­ши­мость стать в жиз­ни аг­ро­но­мом.

Хо­ро­шо за­пом­ни­лась вес­на 1954 го­да, ко­гда че­рез Ко­ма­ров­ку це­лы­ми ав­то­ко­лон­на­ми с пес­ня­ми и крас­ны­ми зна­мё­на­ми вез­ли доб­ро­воль­цев на це­ли­ну. Это бы­ли очень ве­сё­лые ре­бя­та, осо­бен­но по­сле по­се­ще­ния не­ко­то­ры­ми из них на­ше­го сель­ско­го ма­га­зи­на. Во­доч­ное воз­лия­ние де­ла­ло их ещё ве­се­лее. Нам, школь­ни­кам, бы­ло ин­те­рес­но уз­нать, кто та­кие це­лин­ни­ки, и мы по­сле за­ня­тий на­блю­да­ли око­ло ма­га­зи­на, как они на ку­ла­ках вы­яс­ня­ли ме­ж­ду со­бой взаи­мо­от­но­ше­ния.

Но глав­ное, ко­неч­но, бы­ло в том, что вме­сте с це­лин­ни­ка­ми в се­ло по­шёл боль­шой по­ток но­вых трак­то­ров, ав­то­ма­шин, ком­бай­нов и про­чей мно­го­чис­лен­ной сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной тех­ни­ки. Ак­тив­но ста­ло раз­ви­вать­ся до­рож­ное и сель­ское строи­тель­ст­во. По на­прав­ле­нию из ин­сти­ту­тов и тех­ни­ку­мов со всех рес­пуб­лик стра­ны на це­ли­ну по­сы­ла­лись: ин­же­не­ры, аг­ро­но­мы, зоо­тех­ни­ки, вра­чи и учи­те­ля. Без пре­уве­ли­че­ния мож­но ска­зать, что с це­ли­ной на­ча­лась в Ко­ма­ров­ке но­вая жизнь.

Но мне при­шлось в том же го­ду по­сле окон­ча­ния се­ми­лет­ки уе­хать в Ка­ра­ган­ду, что­бы про­дол­жить учё­бу в вось­мом клас­се. Все по­сле­дую­щие го­ды жиз­ни в Ка­зах­ста­не я час­то при­ез­жал в своё род­ное се­ло, но уже толь­ко в ка­че­ст­ве гос­тя.

В по­след­них стро­ках мо­их вос­по­ми­на­ний хо­чет­ся от все­го серд­ца по­же­лать мо­им ны­неш­ним зем­ля­кам всех зем­ных благ, а на­шей ма­лень­кой, но ми­лой ро­ди­не Ко­ма­ров­ке даль­ней­ше­го про­цве­та­ния!

Бер­лин, 2011 год

Воспоминания о моем детстве, юности и отрочестве

Мне вас не жаль, го­да вес­ны мо­ей,

Про­тек­шие в меч­тах люб­ви на­прас­ной,..

Но где же вы, ми­ну­ты уми­ле­нья,

Мла­дых на­дежд, сер­деч­ной ти­ши­ны?..

А. С. Пуш­кин.

Ко­гда тра­ва бы­ла вы­со­кой

Ма­туш­ка при­ро­да и мои ро­ди­те­ли 12 ию­ля 1939 го­да по­да­ри­ли мне глав­ней­шее бла­го — ЖИЗНЬ на бе­лом све­те. Со­глас­но мо­ему сви­де­тель­ст­ву о ро­ж­де­нии и рас­ска­зам стар­ших род­ст­вен­ни­ков, ро­дил­ся я по цер­ков­но­му ка­лен­да­рю в день Свя­тых Пет­ра и Пав­ла, на­зы­вае­мый в на­ро­де Пет­ров день, а этот пе­ри­од ле­та ещё и «пет­ров­ка­ми».

Мать Ека­те­ри­на Ива­нов­на Зю­зи­на, уро­ж­дён­ная Фро­ло­ва, ро­ди­лась в Ко­ма­ров­ке в 1908 го­ду.

Отец Ни­ки­та Ива­но­вич Зю­зин ро­дил­ся в се­ле Ар­ши­нов­ка Пен­зен­ской гу­бер­нии в 1908 го­ду.

Ба­буш­ка по ма­те­рин­ской ли­нии, Ага­фья Кли­мен­ть­ев­на Фро­ло­ва, 1875 го­да ро­ж­де­ния.

Дед Иван Ива­но­вич Фро­лов ро­дил­ся 12 ию­ля 1874 го­ду, в се­ле Де­ни­сов­ка Пен­зен­ской гу­бер­нии.

Ба­буш­ка по от­цов­ской ли­нии, Ма­ла­нья Ни­ки­тич­на, ме­сто и вре­мя ро­ж­де­ния не­из­вест­но, умер­ла в Ко­ма­ров­ке в 20-х го­дах.

Дед Иван Ива­но­вич Зю­зин ро­дил­ся в Пен­зен­ской гу­бер­нии в се­ле Ар­ши­нов­ка, год ро­ж­де­ния не­из­вес­тен, умер в Ко­ма­ров­ке в на­ча­ле 30-х го­дов.

Так как моё ро­ж­де­ние бы­ло в Пет­ров день, мать и ба­буш­ка да­ли мне имя Пётр, с чем был не со­гла­сен отец и на­стаи­вал на­звать Ва­си­ли­ем. Вна­ча­ле ме­ня в се­мье зва­ли Пе­тей, но отец че­рез ме­сяц в сель­со­ве­те всё-та­ки за­ре­ги­ст­ри­ро­вал Ва­си­ли­ем, по­сле че­го все так и ста­ли име­но­вать.

Празд­ник мо­ей жиз­ни на­чал­ся в кра­си­вом мес­те — в се­ле Ко­ма­ров­ка Аир­тау­ско­го рай­она Се­ве­ро-Ка­зах­стан­ской об­лас­ти (с ав­гу­ста 1944 по май 1997 го­дов Кок­че­тав­ская об­ласть), в се­мье тру­до­лю­би­вых ро­ди­те­лей-кол­хоз­ни­ков. Мать вла­де­ла мас­тер­ст­вом печ­ни­ка, к со­жа­ле­нию, ещё в дет­ст­ве из-за про­сту­ды ушей она име­ла очень сла­бый слух. Отец был од­ним из пер­вых в се­ле трак­то­ри­стом. Стар­шие рас­ска­зы­ва­ли мно­го юмор­ных слу­ча­ев, ко­то­рые отец очень та­лант­ли­во при­ду­мы­вал. До ме­ня у ро­ди­те­лей уже бы­ло двое жи­вых де­тей — се­ст­ра Тать­я­на с 1929 го­да и брат Ни­ко­лай с 1936 го­да. Ещё бы­ла Аня с 1928 го­да, ко­то­рая умер­ла ещё в мла­ден­че­ст­ве. Ро­ди­тель­ский де­ре­вян­ный дом на­хо­дил­ся в се­вер­ной час­ти се­ла, на од­ной из даль­них от цен­тра Чер­ни­гов­ской ули­це.

К со­жа­ле­нию, мой празд­ник жиз­ни сра­зу ом­ра­чил­ся тем, что пра­вая ру­ка с ро­ж­де­ния ока­за­лась не­здо­ро­вой. Ху­же то­го, ко­гда мне ещё и двух лет не ис­пол­ни­лось, 22 ию­ня 1941 го­да фа­ши­ст­ская Гер­ма­ния ве­ро­лом­но на­па­ла на СССР, и по­это­му в на­ча­ле ию­ля от­ца мо­би­ли­зо­ва­ли на вой­ну. Вско­ре по­сле это­го со­бы­тия у нас ро­ди­лась се­ст­рён­ка Аня. В пер­вых чис­лах но­яб­ря ру­ко­во­дство кол­хо­за обя­за­ло мать сло­жить на жи­вот­но­вод­че­ской фер­ме печь, на той ра­бо­те она про­сту­ди­лась и за­бо­ле­ла вос­па­ле­ни­ем лёг­ких. Из-за от­сут­ст­вия не­об­хо­ди­мых ле­карств мать не смог­ла вы­здо­ро­веть и умер­ла 11 мар­та 1942 го­да. Нас чет­ве­рых де­тей взя­ли на вос­пи­та­ние дед и ба­буш­ка по ма­те­ри. К не­сча­стью, по­лу­го­до­ва­лая Анеч­ка вско­ре то­же за­бо­ле­ла и умер­ла, её хо­ро­ни­ли на со­ро­ко­вой по­ми­наль­ный день ма­те­ри.

Осе­нью это­го же 1942 го­да нас опять по­стиг­ла ещё од­на страш­ная бе­да: при­шла так на­зы­вае­мая в на­ро­де «по­хо­рон­ка», в ко­то­рой со­об­ща­лось о ги­бе­ли от­ца на вой­не. В из­ве­ще­нии на имя се­ст­ры Тать­я­ны, ко­то­рое со­хра­ни­лось до се­го вре­ме­ни у нас, до­слов­но со­об­ща­лось сле­дую­щее: «Ваш отец мл. лей­те­нант Зю­зин Ни­ки­та Ива­но­вич… В бою за Со­циа­ли­сти­че­скую Ро­ди­ну, вер­ный во­ин­ской при­ся­ге, про­явив ге­рой­ст­во и му­же­ст­во, был убит 25 сен­тяб­ря 1942 го­да. По­хо­ро­нен на опуш­ке ле­са в 2,5 км сев-за­пад. ст. Лыч­ко­во Ле­нин­град­ской обл.». Все эти со­бы­тия мне не за­пом­ни­лись, знал их толь­ко по рас­ска­зам род­ст­вен­ни­ков.

Один из пер­вых эпи­зо­дов, ко­то­рый за­пе­чат­лил­ся в мо­ей па­мя­ти — это бо­лезнь ба­буш­ки, ко­то­рая час­то ле­жа­ла на кро­ва­ти. Она под­зы­ва­ла ме­ня к се­бе, что­бы я с ней по­си­дел, и очень лас­ко­во ста­ра­лась со мной раз­го­ва­ри­вать. Я с боль­шой охо­той со­гла­шал­ся с та­ким при­гла­ше­ни­ем, так как ря­дом с ней на та­бу­рет­ке стоя­ла ба­ноч­ка с мё­дом, ку­п­лен­ным де­дом на ба­за­ре за не­ма­лые день­ги. Ба­буш­ка, во­пре­ки ука­за­ни­ям де­да, тай­ком от не­го ба­ло­ва­ла ме­ня этой не­обык­но­вен­ной сла­до­стью.

В свя­зи с от­сут­ст­ви­ем зим­ней оде­ж­ды и обу­ви нам, де­тям, при­хо­ди­лось це­лы­ми дня­ми на­хо­дить­ся на ле­жа­ке рус­ской пе­чи, что­бы не пу­тать­ся под но­га­ми у стар­ших. Мы с боль­шим не­тер­пе­ни­ем жда­ли пер­вых ве­сен­них про­та­лин, ко­гда мож­но бы­ло бо­си­ком вы­бе­гать на дол­го­ждан­ную ули­цу. Один раз, не до­ж­дав­шись вес­ны, я по­спо­рил с бра­том Ко­лей, что бо­си­ком по сне­гу пе­ре­бе­гу че­рез ули­цу в дом род­но­го дя­ди, где жи­ли на­ши свер­ст­ни­ки, двою­род­ные бра­тья. По­том де­ду ска­за­ли, ка­ким об­ра­зом я ока­зал­ся у род­ст­вен­ни­ков. Он с ту­лу­пом при­шёл за мной и по­ка нёс на ру­ках до­мой, всю до­ро­гу очень боль­но те­ре­бил за уши.

Ко­гда же, на­ко­нец, на­сту­па­ла вес­на, нас труд­но бы­ло за­ма­нить в дом. Про­сто сей­час ос­та­ёт­ся удив­лять­ся, как на­ши бо­сые но­ги вы­но­си­ли хо­лод­ную зем­лю, мно­го­чис­лен­ные бо­ляч­ки от тра­вя­ных за­но­зок и «цы­пок». За­пом­ни­лись ко­лю­чие дет­ские шта­ны и ру­баш­ки, сши­тые из са­мо­тка­но­го хол­ста, из­го­тов­лен­но­го из во­лок­на ко­но­п­ли, вы­ра­щен­ной на сво­их ого­ро­дах. На­до ска­зать, что ого­ро­ды в во­ен­ные и по­сле­во­ен­ные го­ды вла­сти раз­ре­ша­ли иметь боль­шие, пло­ща­дью до пол­гек­та­ра. По­это­му тру­до­лю­би­вые сель­ча­не, к при­ме­ру, наш дед, у ко­то­ро­го бы­ли ещё и ком­мер­че­ские дан­ные, са­ди­ли по­мно­гу не толь­ко кар­то­фе­ля, но и лу­ка, чес­но­ка, под­сол­неч­ни­ка, ко­но­п­ли и так да­лее, с рас­чё­том про­да­жи из­ли­шек на рын­ках Кок­че­та­ва и Во­ло­дар­ско­го. Из­лиш­ка­ми мож­но толь­ко на­зы­вать, так как мно­гое, на­при­мер, сли­воч­ное мас­ло, яй­ца, сви­ное са­ло и про­чее от­ры­ва­лось от се­мьи ра­ди по­ку­пок пром­то­ва­ров,

Во­круг на­ших ред­ких сель­ских до­мов и сра­зу за ого­ро­да­ми рос­ло вы­со­кое раз­но­тра­вье, пом­нит­ся, поч­ти в мой дет­ский рост. Мне при­но­си­ло боль­шое удо­воль­ст­вие пря­тать­ся от до­маш­них в этой тра­ве, вы­де­ляя сре­ди неё са­мые кра­си­вые цве­ты. Ут­ром, си­дя или лё­жа на зем­ле, я на­сла­ж­дал­ся пе­ни­ем сквор­цов, по­сле обе­да — вы­со­ко в не­бе вол­ную­щи­ми пе­ре­лив­ча­ты­ми зву­ка­ми жа­во­рон­ков и ве­че­ром — ча­рую­щи­ми тре­ля­ми со­ло­вья. Ча­са­ми на­блю­дал за про­плы­ваю­щи­ми по не­бу об­ла­ка­ми, за по­ве­де­ни­ем ба­бо­чек, шме­лей, жу­ков, му­равь­ёв и про­чи­ми на­се­ко­мы­ми. Слу­ча­лось, что я там за­сы­пал, и толь­ко го­лод или ве­чер­няя про­хла­да ме­ня мог­ли раз­бу­дить. Ко­гда за­кон­чи­лась вой­на на За­па­де, то це­лы­ми эс­кад­риль­я­ми бое­вые са­мо­лё­ты пе­ре­го­ня­ли на Вос­ток, стра­на го­то­ви­лась к вой­не с Япо­ни­ей. Эти са­мо­лё­ты с жут­ким рё­вом про­ле­та­ли по не­бу над мо­ей го­ло­вой.

Ме­ж­ду ко­ма­ров­ски­ми ули­ца­ми на­хо­ди­лось боль­шое про­стран­ст­во, на ко­то­ром кро­ме вы­го­на не­ред­ко рас­по­ла­га­лись иво­вые и бе­рё­зо­вые про­лес­ки с коч­ко­ва­ты­ми бо­ло­та­ми. С за­пад­ной сто­ро­ны се­ла, близ­ко к ого­ро­дам, под­хо­ди­ли бе­рё­зо­во-оси­но­вые ле­са, где во­ди­лась раз­ная дичь. На боль­ших кус­тар­ни­ках и де­ревь­ях гнез­ди­лись мно­го­чис­лен­ные со­ро­ки и во­ро­ны, в не­ко­то­рых про­шло­год­них во­ронь­их гнёз­дах встре­ча­лись, к на­ше­му удив­ле­нию, да­же ути­ные яй­ца. На бо­лот­ных коч­ках бы­ло боль­шой уда­чей най­ти гнёз­да ди­ких уток. Стар­шие по­ощ­ря­ли нас, ко­гда мы до­бы­ва­ли и при­но­си­ли до­мой раз­но­об­раз­ные яй­ца ди­чи.

На­вер­ное, всем де­тям при­су­ще с са­мо­го ма­ло­го воз­рас­та по­знать вы­со­ту, стре­мясь за­лезть на де­ре­во, как я по­том на­блю­дал уже и за свои­ми деть­ми. Но у нас в го­лод­ные го­ды это ещё бы­ло сти­му­лом заи­меть до­пол­ни­тель­ные про­дук­ты. Те­перь бы ме­ня ни­ка­кой си­лой не за­ста­вить съесть сы­рое яй­цо со­ро­ки или во­ро­ны, а в то во­ен­ное дет­ст­во, как толь­ко до­ле­зешь по де­ре­ву до гнез­да, тут же на­чи­на­ешь там на­вер­ху раз­би­вать и есть пти­чьи яй­ца, кро­ме со­ви­ных, ко­то­рые про­тив­но пах­ли мы­ша­ми. На пас­ху мы лю­би­ли хо­дить ко­ля­до­вать по до­мам и час­то в не­ко­то­рых семь­ях вме­сто крен­де­лей или пи­рож­ков нам да­ва­ли ва­рё­ные яй­ца от ди­ких птиц.

Слу­шая пе­ние пев­чих птиц, я за­од­но вы­сле­жи­вал гнёз­да та­ких ма­лых пта­шек, как во­ро­бей, со­ло­вей, жа­во­ро­нок, раз­ных ви­дов тря­со­гу­зок и дру­гих. Впо­след­ст­вии я ус­лы­шал про се­бя раз­го­во­ры на весь наш край се­ла, что у ме­ня, ви­ди­те ли, име­ет­ся кол­лек­ция яиц всех ви­дов птиц, оби­таю­щих на тер­ри­то­рии Ко­ма­ров­ки. Как все­гда слу­хи бы­ва­ют пре­уве­ли­чен­ны­ми, так бы­ло и со мной. Но всё-та­ки штук 6—7 яиц в на­бо­ре у ме­ня на­счи­ты­ва­лось.

Наш со­сед Ма­лы­хин дру­жил с мо­им де­дом и пе­рио­ди­че­ски при­хо­дил к нам в гос­ти. Он час­то брал ме­ня на ко­ле­ни и учил мо­лит­вам. Я их бы­ст­ро за­по­ми­нал и, ко­гда ему по­вто­рял, он мне за ка­ж­дую мо­лит­ву да­вал рубль. Но од­на­ж­ды я со­блаз­нил­ся слад­кой ре­пой, рос­шей на со­сед­ских гряд­ках, как-то я тай­ком за­лез в их ого­род и толь­ко вы­рвал пер­вую ре­пу, как Ма­лы­хин схва­тил ме­ня за ухо и по­вел к де­ду. По­сле это­го слу­чая пре­кра­ти­лись мои уро­ки с мо­лит­ва­ми.

Для лю­дей, осо­бен­но для де­тей, ха­рак­тер­но стрем­ле­ние уз­нать, что на­хо­дит­ся за пер­вым ле­сом, буг­ром, бо­ло­том и так да­лее. Вот и ме­ня это очень силь­но ин­три­го­ва­ло. Бли­жай­ший от на­ше­го до­ма был Че­ре­па­нов лес. Да­же сбе­гать в не­го од­но­му одо­ле­вал страх, так как по час­тым раз­го­во­рам стар­ших, за го­ды вой­ны в ле­сах раз­ве­лось мно­го вол­ков, ко­то­рые ка­ж­дый ве­чер или но­чью дей­ст­ви­тель­но за­ди­ра­ли в се­ле со­бак, овец, те­лят, же­ре­бят или да­же ко­ров. Да ещё поч­ти ка­ж­дую ночь слы­шал­ся за око­ли­цей се­ла жут­ко­ва­тый вой сра­зу не­сколь­ких вол­ков, от ко­то­ро­го мы, де­ти, от стра­ха пря­та­лись по­даль­ше под одея­ла и за­ты­ка­ли уши. Вот и на­ша ко­ро­ва как-то позд­но ве­че­ром при­мча­лась до­мой со смер­тель­ным рё­вом и с вы­еден­ным вол­ка­ми бо­ком. Де­ду тут же при­шлось её при­ре­зать и, бо­ясь за­ра­зить­ся бе­шен­ст­вом, он на ко­не во­ло­ком от­вёз ту­шу на ско­то­мо­гиль­ник, опять же на ра­дость вол­кам.

Всё-та­ки пре­одо­ле­вая бо­язнь, мы с бра­том вна­ча­ле об­сле­до­ва­ли со­сед­ний лес и по­се­ти­ли все гнёз­да на де­ревь­ях, а за­тем ухо­ди­ли не­сколь­ко даль­ше, до­хо­дя до Бе­ло­глин­ки или до По­ли­ка­но­вой кар­тяж­ки. На сле­дую­щие го­ды я уже один, но толь­ко с на­шей со­ба­кой, да­ле­ко об­хо­дя вол­чьи но­ры, об­ла­зил со­сно­вый лес и до­хо­дил до Ка­чи­ло­ва бо­ло­та. Од­на­ж­ды я по­шёл за бу­гор по Лав­ров­ской до­ро­ге, вдруг моя со­бач­ка, по клич­ке Жу­лик, ста­ла, по­виз­ги­вая, на­стой­чи­во лезть ме­ж­ду мо­их ног, не да­вая мне ша­гать. Удив­ля­ясь та­ко­му по­ве­де­нию Жу­ли­ка, я об­ра­тил вни­ма­ние на то, как при­жав уши и хвост под се­бя, он смот­рит в сто­ро­ну со­сно­во­го ле­са. Ко­гда я гля­нул в том же на­прав­ле­нии, то уви­дел, что на нас бе­жит во всю прыть се­рый волк. Не ус­пел я ис­пу­гать­ся, как волк, об­на­ру­жив нас, рез­ко ос­та­но­вил­ся, по­вер­нул вле­во и пом­чал­ся в Ко­то­во бо­ло­то. Че­рез не­сколь­ко ми­нут двое охот­ни­ков вы­шли из со­сно­во­го ле­са от вол­чь­их нор и ста­ли смот­реть вслед убе­гаю­ще­му вол­ку. По­сле это­го у ме­ня про­па­ло же­ла­ние ид­ти даль­ше, и я вер­нул­ся до­мой.

Но на­шей со­бач­ке Жу­ли­ку, к со­жа­ле­нию, по­сле это­го ос­та­лось не­дол­го жить. По­гу­бил его уже не волк, а дру­гая со­ба­ка. Один жи­тель Ке­на­щи имел ог­ром­но­го охот­ничь­ей по­ро­ды вол­ко­да­ва, ко­то­рый яко­бы да­же сам без хо­зяи­на убе­гал на охо­ту на лис и вол­ков. До­бы­чу до­мой он при­но­сил на спи­не. Так вот, од­на­ж­ды этот ке­на­щин­ский пёс на мо­их гла­зах трус­цой бе­жал по на­шей ули­це. Наш Жу­лик встре­тил его и стал, гав­кая, пре­сле­до­вать. При­ше­лец не­сколь­ко раз ос­та­нав­ли­вал­ся, ры­ча на мое­го ма­лы­ша, но Жу­лик про­дол­жал за ним бе­жать, ста­ра­ясь уку­сить его за длин­ный хвост. И вот, в один мо­мент вол­ко­дав схва­тил за шею мою со­бач­ку и бро­сил её че­рез свою спи­ну, про­дол­жая по­том не спе­ша бе­жать даль­ше по ули­це. Ко­гда я по­до­шёл к сво­ему дру­гу, он с ра­зо­рван­ным гор­лом и в смер­тель­ных кон­вуль­си­ях ле­жал на зем­ле. Не­сколь­ко поз­же я за­вёл щен­ка та­кой же не­боль­шой по­ро­ды и мас­ти, на­звал его опять же Жу­ли­ком, и он пе­ре­жил в де­дов­ском до­ме не­сколь­ких хо­зя­ев.

Моя пер­вая в жиз­ни сель­ская ра­бо­та за­клю­ча­лась в сбо­ре кар­тош­ки, вы­ко­пан­ной се­ст­рой шты­ко­вой ло­па­той. Мы с бра­том так ста­ра­лись на­пе­ре­гон­ки со­би­рать клуб­ни, что се­ст­ра не ус­пе­ва­ла вы­ка­пы­вать и всё при­го­ва­ри­ва­ла, что с та­ки­ми брать­я­ми не про­па­дёт в жиз­ни. На­вер­ное, уже на сле­дую­щий год мне по­ру­ча­ли при­во­дить до­мой те­лён­ка, ко­то­ро­го ра­но ут­ром стар­шие на длин­ной ве­рёв­ке от­во­ди­ли пас­ти на тра­ву и при­вя­зы­ва­ли к ко­лу. Од­на­ж­ды со мной про­изо­шёл ужас­ный слу­чай, ко­гда я от­вя­зал ве­рёв­ку с ко­ла, и что­бы уже боль­шень­кий те­лё­нок не вы­рвал её с мо­их рук, что он рань­ше не­сколь­ко раз про­де­лы­вал, я об­вя­зал се­бя на жи­во­те и кон­цом за­вя­зал на двой­ной про­стой узел. По­лу­чи­лась, ко­неч­но же, на­стоя­щая пет­ля-удав­ка. Те­лё­нок, на­ко­нец-то, по­чув­ст­во­вал сво­бо­ду и со всем сво­им те­лячь­им вос­тор­гом рва­нул­ся бе­жать во всю свою прыть. Я же не смог удер­жать­ся на но­гах, и он на­чал ме­ня во­лочить по зем­ле, за­тя­ги­вая всё силь­нее на гру­ди удав­ку. Хо­ро­шо, что не­да­ле­ко на­хо­ди­лась на­ша со­сед­ка Ев­до­кия По­ли­ка­но­ва, ко­то­рая по­том мно­гим рас­ска­зы­ва­ла, как уви­де­ла, что те­лё­нок что-то та­щит на ве­рёв­ке, и, при­смот­рев­шись, об­на­ру­жи­ла ре­бён­ка. Яко­бы ей бы­ло не­про­сто дог­нать его и ос­во­бо­дить ме­ня от удав­ки, в ко­то­рой я уже был без соз­на­ния. Мож­но ска­зать, что эта до­б­рая жен­щи­на спас­ла мою го­ре­мыч­ную жизнь.

Не­ко­то­рые вос­по­ми­на­ния нын­че вы­зы­ва­ют улыб­ку и да­же смех, но в дет­ст­ве бы­ло до­воль­но-та­ки обид­но за некоторые слова про меня. Был случай, когда в Комаровке заработала новая мельница от двигателя внутреннего сгорания на нефти. В селе среди взрослых было много разговоров про эту новость. Поэтому мы с уличными ребятами побежали посмотреть на эту чудную мельницу. Во время этого осмотра один мужчина, показывая на меня рукой, спросил у другого рабочего: «Чей это пацан?» и тот ответил: «Да это беспризорник Никиты Зюзина». Мне стало так обидно за эти слова, что всю дорогу домой плакал. Дома же сквозь слёзы рассказал сестре Татьяне, что меня какой-то дядя обозвал беспризорником, но она, успокаивая меня, стала объяснять, что беспризорник вовсе не обидное слово, а обозначает сироту. Но и сирота для меня также было обидным словом.

Кроме того, из-за мо­ей смуг­ло­сти и силь­но­го лет­не­го за­га­ра, да ещё боль­шой шу­ст­ро­сти при­ле­пи­ли мне улич­ное про­зви­ще Вася-бе­сё­нок. Ко­гда я уже стал школь­ни­ком, ме­ня час­тень­ко и в гла­за, и за спи­ной про­дол­жа­ли драз­нить бе­сом. Осо­бен­но до яро­сти до­во­ди­ло, ко­гда на­зло мне чи­та­ли сти­хи Пуш­ки­на:

По от­цов­ской ли­нии у нас име­лась мно­го­чис­лен­ная род­ня. Мой отец в се­мье был млад­ший. Са­мый стар­ший — дя­дя Ни­ко­лай с же­ной Еле­ной Ни­ки­тич­ной, у ко­то­рых в жи­вых бы­ли де­ти: Ма­рия с 1925 го­да, Ан­на с 1928, Ва­лен­ти­на с 1934 и Алек­сандр с 1936 го­да. Мне пом­нит­ся ещё их сын, то­же Ва­ся, ко­то­рый, по рас­ска­зам стар­ших, был не толь­ко мой тёз­ка, но и ро­ди­лись мы с ним в один день, он ут­ром, а я в обед, и ро­же­ни­цам яко­бы при­го­то­ви­ли ба­ню сра­зу на дво­их. Но мой ку­зен-тёз­ка, к со­жа­ле­нию, умер на чет­вёр­том го­ду жиз­ни. Даль­ше по стар­шин­ст­ву бы­ла тё­тя Сте­па­ни­да с сы­ном Ни­ко­ла­ем с 1929 го­да. А вот тё­тю Мар­фу я пер­вый раз уви­дел, ко­гда уже учил­ся в шес­том клас­се, по­сле её при­ез­да с му­жем Ми­хаи­лом Фе­до­то­ви­чем Сит­ни­ко­вым в от­пуск из Са­мар­кан­да. Они вру­чи­ли мне не­за­бы­вае­мый гос­ти­нец: в ма­лень­ком ме­шоч­ке бы­ло ки­ло­грам­ма два очень вкус­но­го киш­ми­ша. Тё­тя бы­ла в Ко­ма­ров­ке пер­вый раз за­му­жем за Алек­сан­дром Кру­то­вым, ко­то­рый в кон­це 20-го­дов, ра­бо­тая мель­ни­ком на вет­ря­ной мель­ни­це, про­сту­дил­ся и в мо­ло­дом воз­рас­те умер. У них бы­ли две до­че­ри, стар­шая — Мат­рё­на с 1926 го­да и млад­шая — Ва­лен­ти­на с 1928 го­да. По­сле смер­ти му­жа в го­лод­ные 1931—1933 го­ды тё­тя с до­черь­ми уе­ха­ла в Сред­нию Азию и там вто­рой раз вы­шла за­муж за Сит­ни­ко­ва, и от не­го ро­ди­ла Ал­лу, мою ро­вес­ни­цу. Ес­ли у ме­ня хва­тит вре­ме­ни и тер­пе­ния, то я поз­же на­пи­шу на­ше ге­неа­ло­ги­че­ское дре­во с ука­за­ни­ем мо­их мно­го­чис­лен­ных пле­мян­ни­ков.

За­пом­нил­ся один при­ят­ный слу­чай, ко­гда кто-то из сель­ских пар­ней по вес­не по­да­рил мне це­лый вы­во­док из 5 или 6 ди­ких гу­сят. Я с боль­шой лю­бо­вью за ни­ми уха­жи­вал, по­ил во­дой из сво­его рта, на­ры­вал са­мую неж­ную трав­ку из спо­ры­ша, в на­ро­де на­зы­вае­мой тра­вой-му­ра­вой, дед мне ещё вы­де­лил из до­маш­них за­па­сов се­мян го­ро­ха, ко­то­рые на­до бы­ло за­ма­чи­вать и за­тем раз­ми­нать. Це­лы­ми дня­ми я за­ни­мал­ся толь­ко гу­ся­та­ми, и они на­столь­ко ко мне при­вык­ли, что по­сто­ян­но гусь­ком хо­ди­ли за мной. Ес­ли я ло­жил­ся на тра­ву, то за­ле­за­ли ко мне на жи­вот и куч­кой ук­ла­ды­ва­лись на нём. Поз­же мне при­хо­ди­лось во­дить их по­пла­вать в бли­жай­шее бо­ло­то, но по пер­во­му мо­ему зо­ву «гуль-гуль» они вы­плы­ва­ли и бе­жа­ли ко мне. Ко­гда они под­рос­ли, то силь­но ста­ли от­ли­чать­ся от до­маш­них гу­сят свои­ми не­при­выч­но длин­ны­ми но­га­ми. На­до при­знать, что мне ле­ст­но бы­ло слы­шать, как со­се­ди на­зы­ва­ли их «Вась­ки­ны гу­ся­та».

Бли­же к осе­ни они так вы­рос­ли, что ста­ли пы­тать­ся ле­тать, и се­ст­ре при­хо­ди­лось по­сто­ян­но им под­ре­зать кры­лья. Ко­гда осе­нью стаи ди­ких гу­сей с кри­ка­ми про­ле­та­ли на юг над на­шим до­мом, то мои гу­ся­та уст­рем­ля­лись бе­жать за ни­ми, и то­гда дед тай­ком от ме­ня ра­но ут­ром их пе­ре­ру­бил. Мне ни­че­го не ос­та­ва­лось, как горь­ко по­пла­кать и от жа­ло­сти к мо­им пи­том­цам от­ка­зать­ся в знак про­тес­та есть гу­ся­ти­ну. Поч­ти та­кая же ис­то­рия по­вто­ри­лась с ди­ки­ми гу­ся­та­ми, ко­гда мы втро­ём с се­ст­рой жи­ли в ро­ди­тель­ском до­ме, толь­ко без преж­ней пе­чаль­ной кон­цов­ки.

Без­мер­ной бла­го­дар­но­сти за­слу­жи­ва­ет моя лю­би­мая се­ст­ра Тать­я­на. Ко­гда на­ша мать тя­же­ло за­бо­ле­ла, се­ст­ре ещё и 13 лет не бы­ло. На её дет­ские хруп­кие пле­чи лег­ли все за­бо­ты по ухо­ду не толь­ко за боль­ной ма­те­рью, но и за на­ми млад­ши­ми: но­во­ро­ж­дён­ной Анеч­кой, мною двух­лет­ним и пя­ти­лет­ним Ко­лей, да ещё де­ре­вен­ское до­маш­нее хо­зяй­ст­во со ско­ти­ной, пти­цей и так да­лее. По­сле по­хо­рон ма­те­ри в мар­те 1942 го­да, ко­гда дед за­брал нас к се­бе на вос­пи­та­ние, то при боль­ных ба­буш­ке и Анеч­ке ей до­ба­вил­ся уход за де­дом и его до­маш­ним хо­зяй­ст­вом. Сей­час мне уже не­мыс­ли­мо, смот­ря на со­вре­мен­ных 13-лет­них де­во­чек, пред­ста­вить се­бе, как мог­ла всё вы­не­сти моя тру­до­лю­би­вая и са­мо­от­вер­жен­ная НЯ­НЯ, как я её на­зы­вал до сво­его 50-ле­тия.

На всю Ко­ма­ров­ку сла­ви­лась доб­ро­той моя ба­буш­ка Ага­фья Кли­мен­ть­ев­на Фро­ло­ва. Ко­гда её не ста­ло, дед вско­ре же­нил­ся на ма­те­ри на­ше­го сель­ско­го лес­ни­ка Еф­ре­ма Ли­мо­рен­ко. Но­вая ба­буш­ка Ак­си­нья (ме­ж­ду со­бой мы зва­ли её баб­кой Ли­мо­рен­чи­хой) бы­ла ро­дом из чел­кар­ских си­бир­ских ка­за­ков, весь­ма тре­бо­ва­тель­ная, тру­до­лю­би­вая и по­сто­ян­но при­дер­жи­ва­лась во всём до­маш­не­го по­ряд­ка и чис­то­ты. Тать­я­не, ко­неч­но, ста­ло лег­че по хо­зяй­ст­ву, но, как час­то бы­ва­ет ме­ж­ду дву­мя хо­зяй­ка­ми в од­ном до­ме, у них по­шли вна­ча­ле мел­кие, а за­тем и круп­ные кон­флик­ты. Дед по­сто­ян­но ста­но­вил­ся на сто­ро­ну сво­ей но­вой же­ны, да ещё ре­шил нас с Ко­лей че­рез сель­со­вет от­пра­вить на вос­пи­та­ние в Каз­го­род­ской дет­дом. Уже по­дог­на­ли к до­му кол­хоз­ную под­во­ду, что­бы нас вез­ти в дет­дом. Тать­я­на ка­те­го­ри­че­ски воз­ра­жа­ла про­тив это­го и, пом­нит­ся, гро­зи­лась лечь под но­ги ко­ня, но брать­ев не от­да­вать от се­бя. Дед со­гла­сил­ся с ней, но ре­шил от­де­лить нас в наш ро­ди­тель­ский дом. Он вы­де­лил нам дой­ную ко­ро­ву, те­лён­ка, кур и на пер­вый слу­чай часть от имею­щих­ся у не­го в за­па­се не­об­хо­ди­мых нам про­дук­тов. Это со­бы­тие про­изош­ло ле­том 1946 го­да.

С той по­ры дет­ст­ва на­ча­лись мои еже­днев­ные тру­до­вые обя­зан­но­сти по до­маш­не­му хо­зяй­ст­ву. Бра­та за­бра­ли на круг­лые су­тки в кол­хоз­ную бри­га­ду, а Тать­я­на ра­но ут­ром и до позд­не­го ве­че­ра ухо­ди­ла на кол­хоз­ную ра­бо­ту и мне ос­тав­ля­ла боль­шой пе­ре­чень вся­че­ских дел по до­му. В пер­вую оче­редь, я дол­жен был для се­бя го­то­вить еду. Боль­ше все­го мне по­ла­га­лось есть тво­рог с мо­ло­ком или ва­рить ку­ри­ные яй­ца. Но ва­рить бы­ло слож­нее, так как на­до бы­ло раз­во­дить огонь в пе­чи. По­это­му я стал со­вме­щать с дру­ги­ми за­да­ния­ми, и ста­рал­ся к при­хо­ду се­ст­ры ис­печь пре­сные ле­пёш­ки или сва­рить за­ти­ру­ху. Один раз я ре­шил про­вес­ти опыт и при­го­то­вил се­бе со­вме­щён­ное блю­до: до­ба­вил в тво­рог с мо­ло­ком два сы­рых яй­ца, раз­ме­шал и стал эту ме­ша­ни­ну есть. Но, увы, блю­до ока­за­лось со­всем не­съе­доб­ным.

Са­мой слож­ной для ме­ня ра­бо­той, пом­нит­ся, бы­ло дос­тать на ве­рёв­ке вед­ро с во­дой из ко­лод­ца. Не­смот­ря на то что Ко­ма­ров­ка на­хо­дит­ся в боль­шой низ­мен­но­сти, во­ды во всех сель­ских ко­лод­цах на­би­ра­лось очень ма­ло. По­это­му ко­лод­цы ко­па­лись глу­бо­ки­ми и, что­бы дос­тать во­ду ве­дром, на­до бы­ло иметь длин­ную ве­рёв­ку. Вот мо­им се­ми­лет­ним дет­ским ру­кам и при­шлось мно­го по­му­чить­ся с пол­ным ве­дром. Во­ды же в хо­зяй­ст­ве на­до бы­ло иметь не­ма­ло, и я на ко­ро­мыс­ле с дву­мя вёд­ра­ми всё-та­ки на­прак­ти­ко­вал­ся при­но­сить её в дос­та­точ­ном ко­ли­че­ст­ве. Ещё бы­ло од­но не­при­ят­ное для ме­ня за­да­ние — это пе­рио­ди­че­ски ма­зать зем­ля­ной пол на кух­не гли­ни­стым рас­тво­ром со све­жим ко­ро­вя­ком. К та­кой ра­бо­те я ни­ко­гда не мог нор­маль­но от­но­сить­ся.

Са­мым ве­сё­лым и при­ят­ным за­да­ни­ем бы­ло встре­чать ве­че­ром ко­ро­ву из ста­да. Маль­чиш­ки и дев­чон­ки со все­го на­ше­го края се­ла при­хо­ди­ли за­ра­нее до при­хо­да жи­вот­ных, что­бы за­те­вать вся­че­ские иг­ры или про­сто уст­раи­вать бе­гот­ню друг за дру­гом, осо­бен­но маль­чиш­ки за дев­чон­ка­ми. Са­мой ин­те­рес­ной яв­ля­лась за­тея, ко­гда мы в бли­жай­шем пе­ре­лес­ке иг­ра­ли в вой­ну и де­ли­лись на крас­ных и бе­лых или рус­ских и фа­ши­стов. Ко­ров же на­до бы­ло обя­за­тель­но встре­тить и при­гнать до­мой, так как прак­ти­че­ски у всех сель­чан ого­ро­ды бы­ли не ого­ро­же­ны, и та ско­ти­на, ко­то­рая не встре­ча­лась, тут же уст­рем­ля­лась в бли­жай­шие под­сол­ну­хи или ка­пус­ту. Та­кое слу­чи­лось од­на­ж­ды и с мо­ей Ждан­кой, ко­гда я ос­та­вил её око­ло до­ма, а сам заи­грал­ся с друзь­я­ми. Ко­ро­ва и бы­ла ра­да по­щи­пать мор­ковь и ка­пус­ту у со­се­дей. Тать­я­не они уст­рои­ли скан­дал, а мне от се­ст­ры бы­ло та­кое на­ка­за­ние, что ма­ло не по­ка­за­лось.

В на­шем до­ме от­сут­ст­во­вал за­мок для две­ри, и ко­гда мне на­до бы­ло на­дол­го ухо­дить из до­ма, то я вход­ную дверь за­пи­рал на внут­рен­ний крю­чок, а сам вы­ле­зал че­рез ниж­нюю часть ок­на, ос­то­рож­но вы­став­ляя и за­тем встав­ляя стек­ло. Ко­неч­но же, вся на­ша ули­ца зна­ла эту мою дет­скую хит­рость. Доб­ро­же­ла­тель­ные де­ре­вен­ские пар­ни час­то по но­чам, от­кры­вая это стек­ло, на­кла­ды­ва­ли нам на по­до­кон­ник на­во­ро­ван­ных в чу­жих ого­ро­дах огур­цов. Но был слу­чай, ко­гда мой по­тай­ной ход ис­поль­зо­вал дру­гой па­цан, Коль­ка Ле­дя­ев. Он под­ка­рау­лил мо­мент, ко­гда я на­дол­го убе­жал из до­ма, во­ров­ски за­лез к нам и съел из крын­ки по­ло­ви­ну сме­та­ны, ко­то­рую се­ст­ра за­пре­ща­ла мне есть. Вер­нув­шись с ра­бо­ты, Тать­я­на об­на­ру­жи­ла зна­чи­тель­ную ут­ра­ту и, не по­ве­рив в мою не­ви­нов­ность, хо­ро­шень­ко мне на­под­да­ва­ла. По­том на­шлись сви­де­те­ли, ко­то­рые ви­де­ли улич­но­го во­риш­ку, ко­гда он вы­ле­зал из на­ше­го ок­на. Впо­след­ст­вии мы с бра­том как-то пе­ре­хва­ти­ли за ого­ро­да­ми лю­би­те­ля чу­жих про­дук­тов и свои­ми ку­ла­ка­ми, да пин­ка­ми расcчитались с ним за на­шу сме­та­ну.

Од­на­ж­ды во вре­мя хле­бо­убор­ки на по­ле, не­да­ле­ко от на­шей ули­цы, ку­да я при­бе­гал по­ка­тать­ся на мос­ти­ке ком­бай­на, ком­бай­нёр по­да­рил мне пой­ман­но­г