Кирилл Ластовец

Остаться на грани

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Консультант по крымско-татарскому языку Ридван Мамутов

© Кирилл Ластовец, 2018

Будучи еще достаточно молодым, Карим уже пережил немало лишений в своей жизни. Теперь же, стоя на краю, он столкнулся с самой главной дилеммой судьбы. Он был поставлен перед нелегким выбором между двумя сторонами одной грани. Но чтобы принять верное решение, он должен вспомнить все, что привело его к этому, и свершить суд.

18+

ISBN 978-5-4493-9352-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Остаться на грани
2. Пролог
3. Глава 1
   1. Май 2014
   2. Июнь 2014
4. Глава 2
   1. Сентябрь 2014
   2. Октябрь 2014
   3. Ноябрь 2014
   4. Декабрь 2014
5. Глава 3
   1. Январь 2015
   2. Февраль 2015
   3. Март 2015
6. Глава 4
   1. Апрель 2015
   2. Май 2015
   3. Июль 2015
   4. Август 2015
7. Глава 5
   1. Сентябрь 2015
   2. Октябрь 2015
   3. Ноябрь 2015
   4. Декабрь 2015
8. Глава 6
   1. Февраль 2016
   2. Март 2016
   3. Апрель 2016
   4. Май 2016
9. Глава 7
   1. Июнь 2016
   2. Сентябрь 2016
   3. Октябрь 2016
   4. Декабрь 2016
   5. Февраль 2017
10. Глава 8
    1. Март 2017
    2. Апрель 2017
    3. Июль 2017
    4. Август 2017
11. Глава 9
    1. Сентябрь 2017
    2. Октябрь 2017
    3. Декабрь 2017
12. Глава 10
    1. Январь 2018
    2. Февраль 2018

Пролог

Все кончено. Это конец моей истории, конец моей игры. Что это была за игра? У каждого в этом огромном, накрытом серой дождливой шапкой мегаполисе есть своя история. Большинство из этих историй начинались не с самых светлых моментов в жизни. Там, внизу, ходят миллионы человек. Ежесекундно подо мною проносятся мимо несколько миллионов судеб. Каждая из них индивидуальна, неповторима, уникальна. Есть такая история и у меня. Была ли она какой-то особенной? Нет, вряд ли. Вряд ли она чем-то особенным выделялась среди множества покореженных судеб этого города. В этом городе удивительнейшим образом переплетаются бесконечное число, казалось бы, невероятных историй: есть в нем и беженцы, удравшие от войн, покинувшие свои разрушенные поселения; и простые рабочие, прибывшие из бедных стран Средней Азии и перебивающиеся с копейки на копейку. Есть и преступники: воры, убийцы, экстремисты, террористы. Все они ведут свою тяжелую и непростую игру, порой жестокую. Но без жестокости в этих серых стальных джунглях мегаполиса никуда. Жестокость эта до банальности начинается с самых незначительных конфликтов на дороге и может достигать своего критического апогея в лице какого-нибудь смертника-фанатика, намеревающегося поднять на воздух ту или иную часть города. Многие со мной не согласятся, скажут, что я придумываю, что я чертов пессимист, что нет такого, и что здесь всегда царила братская атмосфера. И вот, что я скажу им, стоя на краю крыши двадцатипятиэтажного офиса: ничего они не знают! Они и малейшего представления не имеют о том, через что должен был пройти я, чтобы теперь вот так вот беззаботно стоять на ветру и глядеть вниз, где как на ладони передо мной лежит карта бесконечного, теряющегося за горизонтом города. На этой карте лежит вся моя жизнь. Я подобно Аллаху могу наблюдать за всем с высоты небес. И так же, как и он, буду вершить суд. В первую очередь над своей жизнью.

Холод пробирает меня. Но не из-за ветра, не из-за того, что нахожусь я на двадцать пять этажей над землей. Этот холод передается в мою ладонь от стали, от стальной, непреклонной и безучастной рукояти пистолета. От кисти руки этот озноб пробирается все выше, к предплечью, и уже оттуда распространяется по всему телу. Очень тяжело пошевелить даже пальцем. Но сделать это я должен буду. Иного выбора у меня нет — там за спиной, на коленях стоит моя драгоценная спутница жизни и ожидает. Как же я хотел бы, чтобы не была она моей спутницей, чтобы не довелось ей пережить все те невзгоды со мной, чтобы не привел я ее туда, где мы находимся сейчас. Она ждет, и слезы замерли в ее глазах. Я должен спустить курок. Где-то там же за спиной, чуть поодаль, валяется и бездыханное тело моего лучшего друга. Он был действительно тем, кого я могу назвать настоящим братом. Это благодаря ему я стал тем, кем я стал. Благодаря ему я сумел выжить в этом сыром городе. Но теперь он мертв. Я лишился своего друга, своего брата. А мне было поставлено условие — я должен отпустить душу моей любимой женщины, иначе нас обоих ожидает незавидная участь. Я знаю, что назад пути нет. Я знаю, что я сделаю через минуту. Я знаю, что спустя шестьдесят секунд на этой крыше останется лишь один живой человек. У меня нет иного выбора — я должен это сделать, хотя и люблю ее безмерно. Всегда любил. Но так будет лучше для нас обоих, так будет лучше для нее. Я не хочу, чтобы она страдала и мучилась. Она не должна пережить все то, что ей уготовано.

Напоследок желаю лишь в последний раз прикоснуться к ее губам, ощутить вкус ее сладких уст, осознать, что больше никогда его не вкушу. С каждой секундой я начинаю все меньше и меньше колебаться в принятом решении. Я начал эту игру, я же и закончу ее. Для чего лишь была она? Чтобы понять это, у меня осталось шестьдесят секунд. Надо лишь вспомнить, с чего все начиналось…

Глава 1

Май 2014

На майские праздники погода после весенней оттепели уже полностью устаканилась. Солнце хорошенько прогрело землю за день, хотя до настоящего лета было еще около месяца. Лето я всегда любил больше всего. Кутаться в дождевики и мерзнуть под пасмурным небом не было моим любимым занятием. А зимы у нас в последнее время очень часто как раз такими серыми, удручающими и были. Снег с каждым годом выпадал все реже и реже. Последняя зима так вообще превратилась в мокрую осень. Но моя родина всегда ассоциировалась у меня именно с летним периодом. При слове «Крым» в памяти каждый раз всплывали яркие, солнечные эпизоды из беззаботного детства. Тогда вместе с отцом мы ходили в горы, он заводил меня на самую высокую вершину и моему взору открывались потрясающие виды на утопающий в зелени родной Бахчисарай, на бескрайние, поросшие сочными лесами горные долины, раскинувшиеся под чистейшим, синим небом. А где-то там, за горизонтом находилось море. Хоть и глаза мои его видеть не могли, но словно неким внутренним взглядом я ощущал, что оно там есть — глубокое и таинственное, сливающееся вдалеке воедино с небом. И казалось невозможным, невероятным мне тогда, что там, вдали, за морем была еще какая-то земля, что там тоже жили люди. И, быть может, даже в данное мгновение другой такой же мальчишка, как и я, вместе со своим отцом стоял на вершине другой горы и также глядел на нас, на купающийся в солнечных лучах Крым. Все свое сознательное детство я провел здесь.

Меня зовут Джелилов Карим Исметович. В этом году мне исполнилось восемнадцать, я доучивался одиннадцатый класс и готовился к экзаменам. Одним воскресным вечером мы с отцом возвращались на наших стареньких жигулях из Симферополя, где у отца на центральном рынке был свой лоток с овощами и фруктами. Я давно уже стал ему помогать. В очень раннем возрасте я осознал, что нужно зарабатывать деньги. Мы никогда не жили в большом достатке. Конечно имея частный дом со своими теплицами, небольшим виноградником и несколькими фруктовыми деревьями, мы голодными не оставались. Но я понимал, что так всю жизнь прожить не получится, что рано или поздно мне нужно было бы выпорхнуть из родительского гнезда и добиться в этой жизни чего-то самому.

Сумерки уже опустились на землю и то тут, то там на улицах Бахчисарая загорались фонари. Мы уже подъезжали к нашему двору. Еще два поворота и мы были у дома. Шины мягко прокатились по щебенке, и машина уперлась прям в крыльцо.

— Вот мы и добрались, бала́м![1] — весело окликнул меня отец, возвращая на землю. Но меня словно гложило изнутри какое-то нехорошее предчувствие. Когда двигатель смолк, мы услышали доносящиеся из дома голоса и шум. Их было несколько.

— Нас грабят? — предположил я. — Но ведь ана́[2] уже должна быть дома.

— Сейчас разберемся, — осторожно выходя из машины, сказал отец.

Мы, стараясь не издавать лишних звуков, прокрались в приоткрытую дверь дома. В коридоре было пусто, свет горел в зале. Оттуда-то и доносились голоса мужчин и… Без сомнения — мама была тоже там! Недолго думая отец вломился в комнату, но не успел он ничего предпринять, как на него тут же набросилось двое человек в форме. Отцу быстро скрутили руки и подвели к, видимо, старшему по званию. Кроме этих троих в комнате было еще человек пять. Мама же, до этого тихо сидевшая на диване и почти неслышно плачущая, вдруг вскочила и бросилась к офицеру:

— Он ни в чем не виноват, отпустите его! Мы простые люди! — принялась она умолять, но немолодой мужчина оставался бесстрастен и безучастен.

— Джелилов Исмет Шевкетович? — сурово взглянул он на обездвиженного отца.

— Да. А в чем собственно дело господа? — папе удавалось в этой ситуации сохранять завидное спокойствие.

— Я — полковник ФСБ[3], Захаркин Игорь Валентинович! — офицер почесал свой плешивый затылок и продолжил. — Вы задержаны по статье 222 УК РФ за незаконное приобретение, передачу, сбыт, хранение, перевозку огнестрельного оружия и боеприпасов. В вашем доме был проведен обыск, в подвале была обнаружена новая партия оружия, которое вы намеревались передать террористической организации на территории Республики Крым. В связи с этим вы также будете обвинены и по статье 205.1 УК РФ за содействие террористической деятельности.

— Это какая-то ошибка, полковник! — удивленно уставился на мужчину отец. — В моем погребе отродясь ничего кроме закруток никогда не было!

Тут в зал вошли еще несколько человек с тяжелыми баулами.

— Товарищ полковник, это также было изъято из подвального помещения, — доложил один из них.

— Этого не может быть! — было видно, что папа уже начинает понемногу терять самообладание. — Это же подстава, начальник!

Полковник внезапно подскочил к нему, словно гепард:

— Наконец-то я тебя поймал, Хызыр-рейс, и сделаю все, чтобы ты не смог отвертеться от наказания! — сменил вдруг он официальный тон на фамильярный.

— Карета уже подъехала, товарищ полковник! — заглянул в комнату еще один из полицейских.

Уведите его! — буркнул Захаркин и неожиданно перевел свой взгляд на меня. Никогда еще в своей жизни я не видел таких злых, маленьких глаз, которые, казалось, сверлили меня насквозь

— Ты его сын?

— Д-да… — выдавил я из себя.

— Я проверю и тебя лично — не может такого быть, чтобы ты не был подельником своего папаши! — с этими словами он жестом приказал всем собираться. Со двора уже послышались звуки паркующихся машин. Мама неожиданно сделала отчаянную попытку броситься к отцу, но двое полицейских отстранили ее, и она упала на диван. Папу с заведенными за спину руками вывели из дома, словно какого-нибудь вора в законе. Уже стоя на крыльце и наблюдая, как моего отца грузят в карету, полковник Захаркин оглянулся, и мы вновь пересеклись взглядами. Я запомнил лишь его мерзкую ухмылку. Скоро все стихло, и последняя машина скрылась в облаке пыли.

Июнь 2014

В девять часов вечера я покинул пыльный салон автобуса. Ноги и вся нижняя часть порядком онемели за несколько суток езды из Херсона. Позади остались болгарские курортные городки, солнечные виноградники Молдовы, выжженные южно-украинские степи и такой родной, уже далекий и недосягаемый полуостров. Еще в понедельник я был там, ходил по улицам Бахчисарая, продолжал ездить торговать на рынок каждую субботу вместо своего отца, но в эту субботу я уже был в совершенно другой стране. Автовокзал Стамбула кишел толпами людей, толкающихся и куда-то спешащих среди лабиринтов из автобусов. Эта суматоха вместе с ярким светом фар и фонарей сбивала меня с толку, но я был рад, что теперь мог хотя бы вдохнуть свежего воздуха. Несколько дней назад я и представить не мог, что окажусь здесь. Я готовился к последним школьным экзаменам, когда мама вернулась с работы в магазине. Она была чем-то очень взволнованна.

— Карим, бала́м, кель![4] — позвала она меня, принявшись разбирать сумки на кухне.

— Селям, ана́м![5] Что-то случилось? — поспешил я к ней. В последний раз такой я ее видел несколько недель назад, когда арестовали отца. Ее руки тряслись, но она продолжала выкладывать покупки на стол. Увидев меня, она немного успокоилась и присела.

— Сегодня ко мне заходил Амет, старый папин друг. Помнишь его?

— Да, кажется, припоминаю, — это был невысокий пухлый пожилой опер из Симферополя, пару раз в детстве отец брал меня вместе с ними на рыбалку, но в последнее время они очень редко общались и я уже давно не видел дядю Амета.

— Он сказал, что сейчас о деле папы гудит весь Симферополь. Тот полковник, как его, Захаркин, кажется? Так вот он давно уже охотился на некоего торговца нелегальным оружием по кличке Хызыр-рейс. И теперь, взяв нашего папу, он его просто так не отпустит. О, бедный Исмет! Он будет давить до конца и посадит его надолго, — лицо мамы сделалось печальным как никогда прежде.

— Неужели ничего нельзя предпринять? Дядя Амет, он же работает в полиции, неужели он не может доказать, что папа невиновен? Ведь его подставили — это же очевидно! — негодовал я.

— Против Захаркин никто не пойдет, бала́м… Он из ФСБ, — вздохнула мама. — О нем ходит немало разговоров: при Украине он работал в СБУ[6], здесь же, в Крыму. А когда пришла Россия, он быстренько перекрасился под ФСБ. Переметнулся и глазом не моргнул. Говорят, что он не знает ни чести, ни совести. И если он за что-то взялся, то восставать против него бессмысленно.

— Не переживайте так, ана́м, — я старался говорить как можно увереннее, — мы что-нибудь придумаем. Можно устроить протест, собрать всех наших…

— Нет! — резко отрезала вдруг мама. — Тебе нужно уехать, Карим! Амет рассказал, что полковник начал копать и под тебя — он пытается доказать, что ты помогал отцу в продаже оружия террористам. И зная полковника, Амет заявил, что у него это выйдет. Не найдя реальных доказательств, он сфабрикует их. Ты в опасности, Карим!

— Но что же делать? — небольшое тревожное чувство начало постепенно нарастать во мне. — Куда же мне уезжать, ана́м? В Севастополь, Ялту?

— Нет, нет, Карим… он тебя здесь везде найдет, из-под земли достанет… В Россию тебе тоже нельзя — ФСБ будет тебя искать и там, если объявят в розыск. В Украине сейчас непонятная ситуация, да и не к кому тебе там ехать…

— А как же Девлет? — вспомнил я своего старого друга и бывшего одноклассника, который уже несколько лет назад с семьей переехал в Киев.

— Бала́м, тебе нужно уехать туда, где тебя этот полковник точно не достанет. У меня есть брат — Энвер. Я не видела его пятнадцать лет, но периодически мы поддерживали связь. На него можно будет положиться. В девяностых годах он начал ездить в Турцию челноком, привозил сюда одежду, продавал. А потом решил переехать туда навсегда, ему предложили хорошую работу, с хорошим окладом. Семьи-то у него не было, терять ему было нечего, и он остался там, начал работать. Когда жизнь у него наладилась, и он встал на ноги, то начал иногда звонить нам с отцом. Он и ему предлагал приехать, попробовать. Говорил, что и для тебя найдется, куда себя применить, когда вырастешь. У меня есть даже его адрес где-то записанный, — мама подскочила и бросилась к холодильнику, с которого достала старый толстенький потрепанный блокнотик и принялась судорожно перелистывать его, то и дело смачивая пальцами пересохшие страницы. Наконец она остановилась и радостно воскликнула:

— Вот! И его телефон, и адрес!

В тот же вечер она принялась созваниваться с дядей Энвером. И вот спустя несколько дней я уже стоял на автобусной платформе Стамбульского автовокзала. И пытаясь освоиться, искал, чем же добраться до родственника. Мама отдала мне практически все семейные накопления, чтобы купить билет на автобус из Херсона в Стамбул. Сейчас в кармане оставалось еще несколько долларов на такси. Я зашагал к выходу и не успел сделать и двух шагов, как словно из-под земли возникла желтого цвета машина с табличкой «TAXI» наверху.

— Куда поедешь, кардэщим?[7] — крикнул мне бородатый водитель из прокуренного салона. Турецкий я понимал еще довольно плохо, но так как он имел много общих слов с моим языком, то мне не составило труда быстро сориентироваться. Закинув один единственный рюкзак на заднее сиденье и сев спереди, я вручил ему небольшой тетрадный листок с адресом моего дяди. Тот, отвесив мне турецкий «тамам»[8], завел двигатель и выехал на залитые переливающимся светом ночные улицы огромного города. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого масштаба вживую. Смотря тот или иной фильм, я всегда мечтал оказаться вместе с разгуливающим по мегаполису главным героем на том же месте, где и он, мечтал очутиться среди подобных каменных джунглей. Это все некогда казалось таким далеким и недосягаемым, словно из другой реальности. А теперь вот я ехал в одном из желтых такси, подобном тем, которые так часто видел в кино, по широкой автостраде. Вокруг меня со всех сторон проносились яркие билборды, мерцающие рекламы, приковывающие к себе внимание с первых мгновений, высотные здания и небоскребы, искрящие слепящими цветами, словно новогодние елки. Сама же трасса, по который мы уже мчали, тоже словно вводила меня в некий транс — навстречу друг другу с невероятной скоростью текли две яркие, светящиеся реки: красная и белая. И мы, сидя в этой машине, казались какими-то маленькими пещинками в этой бурной автомобильной реке. Скоро огни высоток остались позади, а передо мной выросло нечто вообще фантастическое и уму непостижимое — мы приближались к длиннющему высоченному мосту, который словно хамелеон переливался всеми цветами радуги. Я взглянул вниз и увидел, что мы проезжали над темно-синей морской гладью, покой которой нарушали бороздившие ее пароходы и корабли, оставляя за собой пенящиеся белые следы.

— Это — Босфор! — гордо, словно это было неким его личным достоянием, заявил водитель, заметив, как я завороженно прилип к стеклу. Бездонная глубина, беспроглядная тьма водной массы как будто затягивала меня в свои пучины. Но от моих эмоций меня вновь оторвал мой спутник.

— А теперь мы уже приближаемся к Азии, — объявил он.

Подумать только, в тот момент я находился между двумя континентами, между Европой и Азией! И эти несколько минут ощущались так, будто я завис между двумя мирами на несколько часов. Подняв свой взгляд от морских глубин, я был накрыт очередной волной неподдельного ликования — береговая линия города, как на европейской, так и на азиатской стороне пестрила золотистыми огоньками. Высокие минареты мечетей горели подсветками и создавали некое волшебное ощущение восточной сказки. Азия тем не менее мне показалась более тихой и спокойной — не было уже того кипиша, того головокружительного движняка, что по ту сторону Босфора. Чем дальше мы отдалялись от моста, тем все более мои глаза начали успокаиваться, а сердце перестало безудержно колотиться в груди. На часах магнитолы показывало пол одиннадцатого вечера. Мы зарулили на тихую уютную улочку, по обе стороны которой располагались невысокие четырехэтажные квартирные дома.

— Добро пожаловать в Стамбул! — подмигнул мне водитель, когда я, рассчитавшись, выгрузился из машины. Через минуту желтый автомобиль свернул за угол, и на улице вновь воцарилась тишина. Я подошел к подъезду и принялся изучать домофон. Мой дядя жил в шестой квартире, я нажал на кнопку. Вскоре на том конце кто-то снял трубку, хрипло кашлянул и входная дверь отворилась. В подъезде оказалось по две квартиры на этаже. По винтовой лестнице я добрался на третий этаж. Меня уже наверняка ждали — квартирная дверь была приоткрыта, и на пороге стоял высокий мужчина сорока лет с острым носом и двухдневной щетиной. Это было первым, что мне бросилось в глаза тогда.

— Твоя мама предупредила меня, Карим! — улыбнулся мужчина.

— Селям алейкум, дайы![9] — хоть я совсем и не знал этого человека, но что-то родное в нем ощутил. В памяти вдруг возник тот взгляд, которым всегда глядел на меня къартбаба́[10], мамин отец. Что-то общее было во взгляде дяди Энвера и давно покойного деда, которого я очень любил.

— Алейкум селям, Карим, заходи! — крепко обнял он меня и пригласил в дом. Квартира его была скромной, но просторной — кроме кухни и зала имелись еще две спальные комнаты. Порядка особого я не наблюдал, но оно и понятно — все же он жил один, как говорила мама, по-холостяцки, и женщины в доме не было.

— Сейчас чай поставлю, — протрубил он своим басом, — а ты пока раздевайся, мой руки. Ванная вон там, — махнул он рукой на одну из дверей в прихожей и скрылся на кухне. — Чувствуй себя как дома, — донеслось оттуда.

Я последовал его словам и, сняв верхнюю одежду, направился в ванную. Голова еще немного кружилась после чересчур насыщенного путешествия по улицам вечно бодрствующего города. Намочив лицо прохладной водой, я взглянул в свое отражение в зеркале. Мне на мгновение показалось, будто что-то переменилось во мне. Хотя дело, скорее всего, было в моем помятом утомляющей дорогой лице и лохматых, стоящих колом волосах. Под глазами стояли синяки — бессонные ночи в автобусах давали о себе знать. Желудок урчал, словно оправдывая мою щуплость. Напоследок я еще раз посмотрел на себя и ухмыльнулся — даже не верилось, что вся прошлая моя жизнь осталась позади. Не мог я тогда еще осознать того, что, возможно, назад мне уже пути не было. Еще вчерашний школьник я оказался в совершенно новом мире. Незнакомом мне, чужом и неизведанном. Ужасно хотелось спать, просто завалиться на кровать и погрузиться в глубокий сон. Я был рад, что и дядя Энвер сам уже периодически зевал, потому мы быстро попив чаю с печеньками и даже практически ни о чем не говоря, направились по постелям.

— Завтра утром мы решим, что с тобой делать, а пока — спать, — сонно заявил дядя и, проведя мне краткий инструктаж, удалился в свою спальню.

***

Утром я проснулся довольно рано — дядя Энвер еще не поднялся. Всю ночь я спал как убитый, отрубился практически сразу. Я встал и решил немного расходиться. Мне не терпелось взглянуть на этот город теперь при свете дня. Я подошел к окну и распахнул его, в комнату тут же ворвался свежий летний воздух. Только начинало светать и было даже слегка зябко. Поежившись, я попытался вглядеться в туманные очертания улицы, но из моего окна вид открывался только лишь на здание напротив. Откуда-то снизу потянуло запахом свежеиспеченного хлеба, обитатели этого райончика только-только начали выползать на улицы. Внезапно всю округу разразил зычный мужской крик. Я даже было подумал, что кто-то попал в беду, но прислушавшись, я понял, что мужчина кричал что-то о старых вещах. Вскоре в подтверждение моим догадкам на улице показался и сам кричащий. Он подобно спокойному кораблю монотонно выплывал на возвышенную часть дороги. Еще вечером я заметил, что рельеф Стамбула был далеко не ровным, потому многие улицы петляли и то поднимались вверх, на холмы, то вновь спускались вниз. Вдруг за спиной раздался стук и дверь спальни приоткрылась.

— Ты уже не спишь? — услышал я еще полусонный голос своего дяди.

— Доброе утро, дайы![11] Нет, что-то я прямо хорошо выспался, чувствую.

— Это хорошо… Ну тогда пошли кахвалтышку[12] делать!

— Что? — немного растерялся я, не сразу поняв, что он имел в виду.

— Завтракать пошли, говорю! — приободрился дядя и скрылся в коридоре. Я второго приглашения не ждал — пустой желудок вновь дал о себе знать. Быстро одевшись и умывшись, я пришел на кухню, где уже во всю орудовал дядя Энвер. В помещении стоял такой аппетитный запах яичницы, что слюнки было сложно сдерживать.

— Сегодня нам предстоит великий день! — заметил меня дядя. Мне было по душе, что он пребывал в превосходном расположении духа. Я очень не хотел быть обузой для него, племянником, которого он в последний раз видел еще младенцем и которого теперь должен был приютить у себя. Никогда не любил я ощущать, что кому-то было в тягость возиться со мной.

— Может вам помочь, дайы?

— Не стоит, сейчас отведаешь менемен! — подмигнул он мне. — И да, называй меня просто Энвер-а́би[13], особенно при посторонних.

— Яхши[14], дайы, — запнулся я, — то есть, а́би.

— Ну вот менемен почти готов! — воскликнул дядя, раскидывая блюдо по тарелкам. Пахло довольно аппетитно, а на вид оказалось не очень. Это было что-то наподобие омлета, перемешанного с тушеными помидорами, перцем и сыром. Но слюнки от запаха потекли, и я присоединился к дяде, который уже уселся напротив меня и принялся уминать за обе щеки завтрак, или как он выразился «кахвалтышку».

— Ну рассказывай, племяш, что там у вас произошло! Твоя мама звонила пару дней назад, предупредила, что ты приедешь, но не захотела по телефону рассказывать подробностей. Так что теперь тебе отдуваться за все!

Я проглотил большой кусок омлета и принялся рассказывать ему все то, что приключилось с нашей семьей за последний месяц. Поведал о том, как мы с отцом, вернувшись с базара, застали дома около дюжины полицейских вместе с ФСБшниками и возглавляющего их полковника Захаркина; как тот сфабриковал дело против моего отца, оклеветав его контрабандистом оружия Хызыр-рейсом; и как решил затем взяться и за меня.

— Дела-а… — задумчиво протянул дядя, — и что это ему от вас понадобилось, от простой рабочей семьи? Может у него зуб какой на твоего отца есть?

— Не знаю, а́би. Мы люди маленькие, нигде не встревали, ни во что не ввязывались, жили себе спокойно, виноград выращивали и продавали.

— Но теперь тебе дорога на родину пока заказана, — заключил дядя и поднялся налить себе уже заварившегося чаю.

— Я не знаю, что будет дальше, куда мне идти, чем заниматься… Меня словно отправили в изгнание…

— Не падай духом, Карим, что-нибудь да придумаем, — казалось, дядя никогда не унывал и ничто не могло его смутить. — У меня есть один друг — Асматулла, он — уйгур, держит небольшой уйгурский ресторанчик в районе Аксарай. Сегодня съездим туда. Я думаю, договоримся и на первое время пристроим тебя. А там видно будет. Правда это в европейской части, далековато будет. Но пока это единственное, что пришло мне в голову.

Не таким я представлял себе поход на свое первое собеседование по работе, но выбирать и вправду было не из чего. Хотя, от мамы я слышал, что дядя Энвер уже давно устроился на какую-то неплохую должность. Вряд ли он подрабатывал официантом в кафешке. Я только не знал, как бы у него покультурнее об этом спросить или намекнуть. Но слова как-то сами вырвались изо рта:

— А с вами можно поработать?

Дядя вдруг резко переменился в лице и как-то странно замотал головой, словно побаивался чего-то:

— Н-нет, не стоит, не думаю, что тебе стоит… — отпил он горячего чая из стаканчика и, обжегшись, воскликнул. — У нас сейчас нету свободных вакансий, к сожалению, — отставив чай, дядя быстрым шагом направился в прихожую. Дожевав свой омлет, я последовал за ним.

***

Своей машины к моему удивлению у дяди не было, поэтому тем же утром он познакомил меня с общественным транспортом Стамбула. Как оказалось, его апартаменты (а так здесь называют не одну какую-то квартиру, а целиком квартирный дом) находились недалеко от автобусной остановки Бааларбаши. При дневном свете город выглядел уже совсем иначе — не было тех мигающих и светящихся красок со всех сторон, все казалось каким-то более спокойным. В автобусе стояла невыносимая жара, и когда мы наконец покинули его на конечной остановке у набережной Ускюдар, я с облегчением вдохнул морского воздуха. Но, чтобы добраться до кафешки Асматуллы-бея[15], нам необходимо было еще пересесть на метро.

— Сейчас поедем под водой, — заметил дядя, когда мы начали спускаться на эскалаторе вниз, — под самим Босфором.

Я даже и представить себе не мог, что такое бывает! Что люди додумались и сумели построить метро под огромной толщей воды, под проливом, который вчера, отражая ночное небо, казался бездонной черной дырой. Хотя я и слышал о тоннеле Ла-Манш, соединяющем Англию и Францию, но не мог поверить в то, что сам с минуты на минуту окажусь в подобном тоннеле. Однако во время самого переезда между станциями на азиатской и европейской сторонах Босфора я к своему разочарованию ничего особенного не почувствовал: за окном вагона все также, как и в любом другом метро, проносились темные пошарпанные бетонные стены. И ощущения того, что я несколько минут находился на самом дне пролива, что надо мной находилось несколько сотен метров воды, этого не было.

Путь от метро к ресторанчику оказался совсем близким, и уже через десять минут мы были там. Про себя я отметил этот плюс.

— Добрый день! — первым подал голос мой дядя, — Асматулла-бей здесь?

— Да, сейчас позову его, — ответил ему юноша-официант явно уйгурской наружности. Я проследовал за своим дядей к одному из столиков. Спустя пару минут откуда-то снизу, с минус первого этажа, появился тот самый старый приятель дяди.

— Энвер! — обрадовался тот и тут же заключил дядю в объятия. — Давно же ты не захаживал к нам!

— Селям, а́би! Да что-то времени как-то не выдавалось, дела…

Затем наступил и мой черед жать пухлую руку хозяина кафешки.

— Это — Карим, мой племянник, — представил меня дядя, когда они уже опустились на стулья.

— Приятно познакомиться, Асматулла-бей, — улыбнулся я. А старый дядин друг тем временем попросил принести нам чаю.

— Ну, рассказывай, как ты, как дела идут? — тучный уйгур уставился на дядю своими раскосыми глазенками.

— Работаем, дела идут, продажи в последнее время пошли в гору.

— А у нас, как видишь, пока не особо с посетителями.

— Да ничего, закончится лето — приедут студенты, и опять будут толпами к тебе за самсой и лагманом ходить. Лучше тебя их все равно здесь никто не делает! — был весел дядя.

— А ты что же, соскучился по самсе, что решил заглянуть ко мне?

— Самсы-то да — я давно уже не ел, можно и заказать парочку! — загорелись глаза у моего дяди. Но я пришел поговорить по поводу моего племянника, — посерьезнел вдруг он.

— Я слушаю, — оценил меня взглядом уйгур.

— Карим попал в очень непростую ситуацию: только вчера он приехал из Крыма, вернее бежал оттуда. Его отца арестовали, подозревают, что он снабжал оружием определенные радикальные группировки, — вдруг резко понизил голос дядя. — Они считают, что его отец — Хызыр-рейс, — брови уйгура, как только он услышал это имя, тут же поднялись. В это же время подошел молодой парень-официант и подал уже разогретую самсу.

— Ты хочешь сказать, кардэщим[16], что ты сын Хызыра? — переметнул он свой пронзительный, недоверчивый взгляд на меня.

— Нет, этого не может быть, — запротестовал дядя, — я знаю Исмета, его отца, всю жизнь — он простой работяга, никогда дальше базара и своего лотка с овощами не выходил.

— Все это, конечно же, печально, — уйгур откинулся на спинку стула и, мне показалось, что теперь он уже расслабился. А я, избавившись от его дискомфортного взгляда, откусил самсу, ароматная, горячая мясная начинка которой приятно растеклась по моему рту. Утренняя яичница уже давно переварилась, и желудок требовал очередной подпитки.

— Подозрения пали и на Карима, его считают подельником Исмета. Поэтому он и бежал из Крыма, — сделав паузу, дядя продолжил. — Я оказался его единственным родственником заграницей, вот так он и очутился в Стамбуле. Теперь ему нужно начинать новую жизнь, назад вернуться он уже не сможет, он должен начать осваиваться здесь. Я подумал, что было бы неплохо, если бы ты смог пристроить его кем-нибудь к себе — пускай хотя бы полы моет или посуду.

— Хм-м, — Асматулла-бей почесал свой пухлый, гладко выбритый подбородок, — по старой дружбе я, конечно, помогу твоему племяннику. Лишние две руки мне не помешают, но не на кухне. Будешь официантом, — посмотрел он на меня, — справишься?

— Думаю да, Асматулла-бей.

— Тогда я оставляю пацана на тебя, — поднялся дядя, — мне нужно сегодня съездить на встречу.

— Конечно, я введу его в курс дела, — старые товарищи попрощались. Дядя поблагодарил уйгура за вкусную самсу, которая и впрямь была божественна, особенно после нескольких дней скудного дорожного рациона. Перед уходом он объяснил мне, как доехать обратно, и дал немного денег на проезд.

— Ну пошли, Карим, познакомлю тебя с остальным персоналом, — приободрил меня хозяин ресторанчика, и я последовал следом за ним, спускаясь по винтовой лестнице на подземный этаж. Там располагалась кухня. Асматулла-бей представил меня всем официантам, которых было пятеро, все парни. Затем я познакомился с женщиной, варящей плов — она была единственной поварихой на кухне и, по всей видимости, женой хозяина.

— А это — Сафие, — сказал уйгур, подведя меня к последнему человеку, присутствовавшему на этой кухне, — я думаю, тебе будет интересно с ней познакомиться.

— Карим, — кивнул я ей. Девушка тут же подняла свои карие, такие детские глазки на меня и я сумел разглядеть ее милое личико.

— Очень приятно! — она скромно улыбнулась и продолжила мыть посуду.

— Ты тоже из Крыма? — догадался по ее имени я. — Давно ты здесь?

— Да, я полгода назад приехала, — девушка, по всей видимости, была рада видеть во мне своего соотечественника. То и дело поглядывая на меня, она продолжала беседу:

— А ты учишься здесь?

— Нет, я вот только вчера приехал, — на мгновение мне стало отчего-то неловко, что я не сумел похвастаться тем, что я студент. Я всегда мечтал выучиться и получить высшее образование, но теперь мне это никак не светило — теперь мой жизненный путь начинался с разноса тарелок клиентам. Однако Асматулла-бей не дал нам более возможности поговорить и принялся объяснять все устройство кухни и то, как у них все тут работало. Я старался запоминать все, что казалось мне важным. Как-то не хотелось оплошать в первый же день и чего-то напутать.

Весьма быстро произошел в моей жизни этот переход от вчерашнего школьника, к теперь уже работнику. Прежде я думал, что буду совмещать будущую учебу в универе вместе с подработкой. Я собирался поступать в Киев на информационные технологии, хотел заниматься программированием. Но сейчас я осознал, что теперь оказался я очень далеко от той мечты. Первый рабочий день начал сумбурно протекать перед моими глазами: я бегал от столика к столику, принимал и записывал заказы, потом спускался вниз на кухню и передавал их Гюльмире-ханым, нашей поварихе, брал другие уже готовые блюда и возвращался в зал. И так по кругу, пока где-то ближе к вечеру я не подошел к очередному столику, будучи уже порядком подуставшим. За ним сидели девушки. Их было трое и они говорили между собой по-русски. Впервые за этот день в кафе зашли русскоговорящие клиенты. Две из них были, очевидно, казашками, как я мог судить по чертам их лица. Третья же сидела ко мне спиной, когда я направлялся к ним, ее внешности разглядеть сразу мне не удалось. Но когда я поравнялся с ними, то на какое-то мгновение мне показалось, что я залип на нее. Пока другие две девушки делали заказ и что-то говорили мне, я не мог оторвать своих глаз от бесподобной красоты этой брюнетки с зелеными глазами. Наконец и она удосужилась поднять свой взгляд и обратилась ко мне. Я засуетился и принялся судорожно записывать ее заказ. Рука предательски дрожала, из-за чего у меня получились какие-то непонятные закорючки на листке, а я стоял над ней и глупо улыбался. Никогда я еще в своей жизни не встречал чего-то подобного. Аромат ее духов будоражил мое сознание, и мне так захотелось вдруг уткнуться в ее волнистые каштановые волосы. В здравое сознание меня вернул ее мягкий голос:

— Молодой человек, вы все записали?

— Д-да, да, конечно, — засуетился я.

— Ну, тогда идите, что вы стоите, отнесите наш заказ!

Я резко развернулся и направился к кухне, за моей спиной раздался девичий смех ее подруг. Это было какое-то странное ощущение — прежде мне доводилось встречаться с девушкой, но тогда я за весь период не испытывал таких чувств, которые нахлынули на меня сейчас за одну минуту. Эта незнакомка была настолько внешне утонченная, что казалась мне такой хрупкой, беззащитной. Мне отчего-то вдруг захотелось стать ее защитником в этом большом городе, в котором я и сам пока находился на птичьих правах, без года неделю. В тот вечер, возвращаясь после своего первого рабочего дня домой, я не переставая думал о ней. Почему я не спросил, как ее зовут? Дурак! Я мог лишь надеяться, что когда-нибудь она вновь придет в наше кафе. От нахлынувших эмоций я даже было на какое-то время позабыл о той непростой ситуации, в которой теперь оказался.

Ресторанчик закрылся в десять часов вечера, и когда я выходил из него на улицу, там было уже темно. Город вновь зажегся миллионами ярких огней. Начиналась ночная жизнь Стамбула. Но мне в тот момент больше всего хотелось поскорее добраться домой. Это был мой первый раз, когда я должен был сам сориентироваться в мегаполисе. Дядя, конечно, объяснил мне. как добраться до метро через несколько дворов. Да и память у меня было отличная. Единственное, что при ночном освещении эти улицы и проулки казались какими-то незнакомыми и одинаковыми. Никогда не любил оказываться в незнакомом месте в темное время суток. Днем я бы без проблем выбрался, наверное, из любой, самой отдаленной точки города, но в темноте, при свете одних лишь фонарей, я начинал чувствовать себя отчего-то неуютно. Да и район этот, в котором находилась кафешка, сейчас казался каким-то мрачным и холодным, несмотря на все еще прогретый солнцем воздух. Улочка сменялась улочкой, за одним двором следовал другой точно такой же двор, но метро все не виднелось. Впрочем, как и любых других признаков цивилизации. Дома вокруг все стояли какие-то серые, старые и обшарпанные, кое-где — даже разрушенные (видимо эти были под снос). Зашел я уже в такие дебри, где практически не встречалось ни одного прохожего. Наконец, завернув за очередной поворот, я услышал какие-то голоса. Их было несколько, и я обрадовался, что наконец повстречал хоть одну живую душу. Я попытался вслушаться — нет, это был не уже ставший привычный моему уху турецкий язык, похожий на мой родной. Компания людей, мимо которых я проходил, говорила на неизвестном мне языке. На арабский это тоже похоже не было — его я хоть и не знал, но отличить мог бы. Неожиданно один из них повернулся ко мне и громко уже на турецком языке крикнул:

— Кардэщим[17], подойди-ка!

На какой-то момент внутри меня все оборвалось. До меня быстро дошло, что я оказался в не совсем выгодной для себя ситуации.

— Сигареты есть, кардэщим? — человек шесть уже направлялись ко мне медленной, уверенной поступью, подобно хищникам, собиравшимся вот-вот схватить добычу.

— Нет, не курю, — сухо ответил я и попытался продолжить свой путь.

— Постой, постой! — окликнул меня вдруг другой парень. Я собрался было рвануть вперед по улице, которая через метров сто упиралась уже в какую-то освещенную площадь. Но тут же резко меня кто-то развернул за плечо, и я оказался нос к носу с группой гопников, которые, воспользовавшись моим замешательством, уже окружили меня. Драться мне было не впервой, и я напряг весь свой корпус, будучи готовым к неожиданным выпадам с их стороны.

— Мы же культурно попросили у тебя прикурить, а ты разворачиваешься и уходишь, — заявил один из них на турецком языке, но с заметным слегка неразборчивым акцентом. Стоявший за моей спиной вдруг бесцеремонно толкнул меня в плечо. Такого терпеть я не мог, я всегда был очень легко воспламеняем. Резко обернувшись, я с разворота заехал ему по лицу, обидчика откинуло назад. Не мешкая и не ожидая очередного «приглашения», я тут же нанес удар по ребрам второму гопнику. Внезапно другой их приятель захватил меня сзади за шею локтями, но несколько лет посещений борцовской секции в школе не прошли даром. Быстрым движением мне удалось перекинуть его через плечо, и тот грохнулся прямо на асфальт спиной. Но неожиданно я получил душащий удар в солнечное сплетение, и затем кто-то огрел меня чем-то тяжелым по левому уху. На какое-то мгновение уши заложило, и я упал на колени. Тем временем один из них достал нож и замахнулся, чтобы ударить меня в живот. К этому я готов не был. Вдруг раздался выстрел, чей-то пронзительный крик, один из нападавших выругался, затем прозвучал еще один выстрел и гопники резко рванули во дворы.

Стрелявший человек показался из темноты и поспешил ко мне. Подбежав, он протянул руку.

— Живой? — заботливо поинтересовался он.

— Да… — отдышался я и поднялся с его помощью, — спасибо.

— Тебя как зовут? — спросил неизвестный, пряча пистолет под куртку, за ремень джинсов. — Иностранец что ли? — заметив мое замешательство, уточнил он. По его акценту мне показалось, что и он не был турком.

— Карим, я — крымский татарин.

— Так ты наш выходит! Какое совпадение! У тебя необычное имя для крымского татарина. А я — Ильяс.

— Карим с арабского значит «щедрый». А откуда у тебя пушка? — такое стечение обстоятельств казалось мне просто невероятным.

— Я живу здесь недалеко и не первый год. Это были курды. Они частенько здесь гоп-стопят. Поэтому я давно уже хожу домой с пистолетом.

— Ты подстрелил одного из них? Я слышал крик.

— Это — травмат. Да и целюсь я всегда по ногам. Ты-то куда направляешься?

— К метро. Заблудился вот, — я начал уже потихоньку приходить в себя и в глазах перестало двоиться после тяжелого удара по голове.

— Так и быть, я провожу тебя. Тут в принципе недалеко — ты не дошел самую малость. Вон на той освещенной площади, где улица кончается, и находится спуск.

Мы двинулись на свет. Хоть по моему выражению лица этого было и не видно, но я действительно был рад этой случайной, но во время произошедшей встрече. Вдвойне был я рад тому, что мой спаситель оказался тоже из Крыма. Драться мне приходилось не впервой, но эти курды оказались не просто хулиганами, а прямо настоящими отморозками, к тому же с ножами и, одному Аллаху известно, чем еще, в своих карманах. Весело прошел мой первый денек, ничего не скажешь.