— Господствует, достопочтенные друзья. Заявил, по утверждениям некоторых: беру, дескать, власть в свои руки. Беру власть! В свои руки! И не думает уходить. Трактирщик улыбнулся: — Ничего, друг мой, уйдет, уж поверьте, уйдет, и следа не останется.
Когда вечером я беру в руки произведение какого-нибудь почтенного и ценимого всеми автора, то чувствую себя так, будто принимаю ванну или стою под приятным душем, где вместо капель воды меня бесконечным потоком орошают слова, падая прямо в сердце и отмывая его от налипшей грязи.
Ты должна в это верить. И должна знать: то, что творится на свете, пройдет. Рассеется без следа. То, что сегодня творится, идет против человека. Но человек добр! Поэтому всякое зло проходит. Зло человеку чуждо в той же мере, как чужда болезнь, от которой мы выздоравливаем и которая лишь тогда побеждает нас, когда мы не бережемся.
— Ну, понятное дело. Никто еще не видал на фронте министра или премьера. Встречал кто-нибудь премьер-министра с деревяшкой вместо ноги?
— Не бывает такого, — отрезал Ковач. — Потому что если б таким господам приходилось сидеть в окопах, то не было бы вообще никаких войн, уж можете мне поверить. Это такая же правда, как то, что я сижу перед вами на этом стуле.
