Стихотворения
ღღღღღღღღ
Гвоздь держал картину,
гвоздь хотел быть сильным,
он не видел полотно,
но чувствовал сталью,
что влюбился бы в него
моментально.
Он не видел полотно,
но мог догадаться,
что там изображено
нечто прекрасное.
Он держал бы её вечно, но картина
под лучами света звёздного трепетала,
по пути млечному скользила,
с созвездиями играла.
Гвоздь держал массив картины и думал
почему застрял в стене и не видит звёзды,
может он, как Прометей распят за чудо,
так возможно наказал его космос.
Но хотя куда приятней держать картину,
чем забытым заржаветь на стройке брошенной,
но когда ему стало невыносимо
он спросил свою ношу:
— Может нам пора расстаться?
бамс!
упала картина
бамс!
устала держаться
бамс!
хоть бесконечно сильно
ей хотелось остаться…
картина полагалась на того кто её держит,
ей всеми красками верилось, что этот стержень
прочнее метеорита,
лучистей звезд,
что он её Мастер, она его Маргарита
что её внутренний свет
это его любовь,
что они на лучшей из планет,
она его королева,
он ее король,
но после бездны молчания
он спросил её сразу о расставании…
Её углы стали тяжелыми и нелепыми,
она как будто превратилась в разбитое зеркало,
в кусок расколотого льда
и беззащитная рухнула,
больше ничего не случилось тогда,
дом был пустым, в нём больше не было уюта…
бамс!…
ღღღღღღღღ
Как громко!
Фарфоровый лёд на поверхности боли
Расколот.
Кромка.
Нелепые мысли, слова неказистые
с морской солью.
Скрежет.
Бешеный, нервный,
Сухой карамели.
В горле царапины.
Где же
Мечты под изумрудной елью
И «у тебя глаза папины»…
ღღღღღღღღ
Ты пришёл,
Задрожали стены,
Зазвенели твоим весельем,
Задыхаясь от хохота.
Ты ушел.
Задрожали стены,
Окостенели от холода.
Ты пришел,
Задрожали стены,
Сотряслись от удара, осыпались.
Ты ушел.
Оглушенные стены
Покрылись сыростью.
Ты пришел.
Задрожали стены,
Трещинами измождённые.
Ты ушел.
Стены онемели,
Не успев рухнуть тебе под ноги.
ღღღღღღღღ
Ни одной такой не было,
чтобы сразу: — Собрать тумана?
— Не забудь лимонное мыло, светлое.
Ты сегодня рано.
— Нас ждут неприятности.
Мне снились облачные страны.
— Мне как обычно банальности:
Стаи открыток в почтовом ящике,
Вещи-заговорщики, лестницы.
— Вечером будь накрашена.
Кошка шипит — перекись.
Ни одна не угадывала.
Причины мерзкие.
Нет бы масло пальмовое
разлила по рельсам…
ღღღღღღღღ
Малиновые заросли ревности
рисуешь в рассвет черешневый.
Ожившие краски греются,
запястья солнцем расчерчены.
В разлитом свете прошлого
целуешь веснушки крошечные,
с дождём в объятьях радуги
танцуете, держась за руки,
И платье твоё белым парусом,
отражаясь в северном море,
волнуется и развевается,
касаясь его ладоней.
Бежишь, выдыхая трепетно
ореховый вечер нежности,
похрустывая ветками,
как ветер с вечной мятежностью.
Устала. Стоишь нервная.
Запястья солнцем расчерчены.
Малиновые заросли ревности
рисуешь в закат черешневый.
ღღღღღღღღ
В сезон твоей злости я теряю смысл, и все чувства, вплоть до шестого сомневаются в своей сути. Щупальца нервных клеток таятся и цепенеют от страха саморазрушения. Иссохшая мозговая цедра жалко пытается сдвинуться в угол упаковочной черепной коробки. Горло лихорадит предобморочная щекотка. Пустые глаза подают сигналы бедствия. А второе дыхание потерянно бьётся в четырёх стенах ошарашенного сердца.
ღღღღღღღღ
Выйди на улицу и просты̀нь,
вернись домой, ляг на про̀стынь,
выпей бокал,
до берегов полный льдин,
посмотри на стрелки — должно быть поздно.
Заиграет Бах — удар под дых,
грубая ткань обожжёт кожу,
выйдет злословие из пустых,
стёршихся лиц прохожих.
Переживи каждодневный крах
стремлений, порывов, улыбок…
и тогда ты, погружаясь в страх,
перерастешь в глыбу.
ღღღღღღღღ
Счастливая бабочка укрылась от бури,
Красивыми крыльями машет радостно,
Делится с каждым пыльцой поцелуев,
Ликует, завораживает красочными танцами.
Но резко и бешено с нетерпеливостью
Врывается кто-то бурю пронзивший,
И поливает чернильной известью
Порывы красавицы, стремление к жизни.
ღღღღღღღღ
«Дальше нельзя ехать»
Всё жарче, дышать тяжелее,
Солнечная сетка
Вязнет в дороге желейной.
Цветы дурмана туманят,
Рассудок плывет в затишье
Коты-черношёрсты летают
И оседают на крышах.
Кружатся хороводы,
Предгорья манят угрозой,
И крошится край холодный,
И падают паровозы.
Но в них нет настоящих,
Лишь неощутимая пустошь,
Одни сожаленья и тайны
В бумажном пакете под ужин.
А я люблю тебя сильно
И сны ничего не значат,
Бушуют грозы и ливни
А ты мой солнечный зайчик.
ღღღღღღღღ
Когда я была маленькой
У меня была кукла,
Я звала её Машенькой
И завивала ей кудри.
Мы с ней друг друга очень любили,
Были лучшими подругами
И всегда вместе были.
Мы вместе гуляли,
И она даже петь умела,
Она даже умела плакать
Хоть у неё и кукольное тело…
Потом я её потеряла.
Боялась войти в её кукольный дом,
Боялась скандала
С тем кто её нашёл.
И всё же решилась —
Хотела вернуть её обратно,
Но она так изменилась…
Теперь она играет в кукольном театре.
ღღღღღღღღ
Он просил принести ему снег,
Хотел потрогать холодный блеск
Птиц, которых на свете нет,
Чьи белые перья летят с небес…
Хотел лечь на них и уснуть,
Вдыхая пушистую чистоту,
Почувствовать крылья вместо рук,
Летать и счастье ловить налету.
Но пух крыльями не становился,
А только холодом жёг ладони,
Он побежал и в снег зарылся,
Холод согрел его болью.
Но ему показалось, что боль приснилась —
Он был в бреду.
А сердце живое остановилось.
И он замёрз на снегу.
ღღღღღღღღ
Белый медведь закрывается лапами — он хочет быть без единого чёрного пятна. Девочка плачет над сломанной мечтой. Воздушный шарик близок к суициду. Она лежит в маленькой квартире и не спит, больно вздрагивая, когда папа стонет во сне или говорит неразборчивую жуть — он постоянно работает, чтобы она могла думать и знать о белом медведе, девочке и воздушном шарике, все его деньги уходят в её розовую жизнь, а себя он считает стариком. Вместе с мамой он боится её болезней и слёз. Она никогда не видела его слёз. Когда он называет её «дочь», она забывает о своём стихийном имени, которое её топит. Она плачет от счастья, слушая, как они дышат. Её возраст кажется ей бездной времени. Для них это время жертвенно вырвано из собственных жизней. Она отняла у них это время вместе с нервами и нечеловеческим терпением. Она никогда не сможет расплатиться. А они не ждут, они даже не думают об этом! Они невероятны.
ღღღღღღღღ
Раскрытая насильно живая устрица бросается обратно в море: она придерживается точки зрения Джойса («Морская смерть, мягчайшая из всех, ведомых человеку») и является более человечной, чем люди, изувечившие её. Ободранная, кровоточащая плоть, которой никто не вызовет скорую и не наложит жгуты. Неспособная лить солёные потоки, падает всё глубже. Укрываемая водорослями теплеет. И переродившись, снова бросается в сети, спасая невинного омара, мечтающего подружиться с людьми.
ღღღღღღღღ
Где твои цветы?
Белели голые камни.
И продолжало стыть
Твоё дыхание.
Читались слова святые,
Небо закатом красилось.
Ты ли это, ты ли?
Не увидела разницы.
Скошено всё и высушено,
Выброшено и растоптано.
А ты говоришь всё колышется,
И раскрывается бутонами…
ღღღღღღღღ
Созданы друг для друга
Могут только одиночество и книги,
Когда утром тебя не будят,
Когда кофе медленно стынет.
Из всех квадратных метров квартиры
Занят только угол дивана,
И из всех дверей открыта
Только дверца книжного шкафа.
Цепенеть и гладить угол страницы,
Судорожно цепляться за точки,
И уже не ждать прекрасного принца,
И уже не делать глупостей прочих.
Ходить в душ — есть лимоны —
Горчить и дробиться —
Слушать море на записи — красить обои —
Потерять драгоценную память на лица.
Не влюбляться больше с тобой нам.
— Что ты делаешь?
— Я читаю книги.
— Ты вся бледная.
— Мне тебя видеть дико.
ღღღღღღღღ
Оцарапала ревность. Неразборчивая
прокралась в стаю мыслей
и стала душить их по очереди,
пока мне снилась старая пристань —
ещё не разбитая, ещё нужная,
а я, жаждой разбуженная,
не ощутила её объятий,
и продолжала снами кутаться,
рёбрами держась за корму кровати
под брызгами ужасов.
А ревность чарами сирены
и чудовищной хищностью Сциллы
влила свой сплав в мои вены,
слилась со мной и застыла…
ღღღღღღღღ
Ты — чудесный континент,
И я счастлива быть твоей.
Открывать тебя тысячу лет,
Плыть под переплетеньями дней,
И стеречь твои северные моря
От потери солёных прозрачных рыб.
Я не хочу растерять ни капли тебя,
И это правда, а не случайный порыв.
ღღღღღღღღ
Нет смысла дробиться и извлекаться когда тебя нет рядом, и полёт с высокого предмета страшен, ведь только ты можешь ловить мои чувства и разглаживать их своим дыханием так, что они начинают к тебе ласкаться… Многие из них очень редки и даже занесены в твоё сердце. Когда тебя нет я разливаюсь и теряю жуткое количество тепла. Надрывно ищу свои края и вспоминаю, что тебя нет рядом…
ღღღღღღღღ
Ты настоящая,
твои глаза милого цвета,
руки, непременно украшенные,
танцуют по нотам света.
Твое имя без примесей,
его добавляет мартовский заяц
в чай с лепестками ѝриса.
Твое время песочное,
засыпан каждый рассыпчатый час,
но непременно закрытый показ —
твои вишневые ночи.
Твой смех — причудливый салют
над крышами домиков пряничных.
Тебя любят, и я люблю:
Ты настоящая.
ღღღღღღღღ
Когда луна крадущейся рысью
пропадает за окнами,
души твоей земляничные листья,
большие, как в тропиках,
с изнанки пушистые,
нежностью дышат, гладят бархатом,
а я в неизбежных бантиках
пробуждению чуда радуюсь,
и росинками счастья стараюсь украсить
наше утро праздничное!
ღღღღღღღღ
Когда внутри какая-то болезнь, не сезонная, не преходящая, становится страшно. Она пышет на мысли горьким огнем отчаяния, и разбивает, развязывает цепи и узелки привязанностей и вероятностей, тайно хранимых в душе. Ощущение выдуманности обрывается, когда взгляды и реплики близких не в состоянии больше подыгрывать мерно текущему времени твоего отчётливого дыхания. Твои монологи будут слушать как публичное открытие сказочной земли, никому не захочется зевать — рисовать цветочки — смотреть в окно, все застынут. И будут приходить снова, восхищаюсь чем-то, чего сами не смогут понять. Они исключат слова «последний», «будущее», и все временные характеристики, лишая себя собственного смысла и без того неуловимого. Ты думаешь: им бы надо не прятаться за дверью, не заставлять тебя что-то делать, не ждать, а жить, как раньше, обыкновенно. Но не так, будто совершили преступление, и только сейчас осознали, что не покаялись. Радости есть всегда, они случайны и приходят заслуженно, винить их в нерасторопности странно и абсурдно. Искусство плавить и разламывать свою боль никем не зажато в душистые свитки с истинами и предписаниями, оно разбросано так, что не найдется ни одного смертного, хотя бы желавшего начать собирать его. Да, есть заветы, но в какие моменты их отыскивают? Когда все потеряно. И вот многогранное счастье не может светиться дольше секунды, откалываясь и разбиваясь об острые предчувствия. Не ждите конца, и не зовите его, дарите секунды безмятежности тем, кого любите!
ღღღღღღღღ
Ты закрываешь холодную дверь
с расплавившимся замком,
тебе не страшно теперь,
что будет потом…
Оставить нужную часть себя
в огранке её кольца,
ощущать, как танцует в диких степях
вересковая пыльца.
И надо ли разве выжженный лес
беречь от дождя и света,
искать среди сказочных королевств
прошедшее лето?
покрыться ночью,
разлиться в тень,
захлопнув за собой осень,
сберечь ее от дрожащих стен
и от неизбывной злости.
ღღღღღღღღ
И как меня можно любить, быть так близко
Когда самолюбие моё через край
И как его ни убивай
Оно возвращается снова и снова
Хоть делай переливание крови,
Преисполненной глупого эгоизма,
Коронованной выдуманной избранностью,
Грохочущей когда ты её усмиряешь
А она всё чистит и поправляет
Свою нелепую корону…
О нет, это не ветер в моих волосах,
А порхающие драконы,
И да, я совсем не это хотела сказать
Мне не присущи слабости
И это не слёзы в моих глазах,
Это феи купаются.
ღღღღღღღღ
*Нашему эпическому коту Улиссу
Я расскажу о своем невероятном котенке, который
Долго скитался с тех пор, как потерян был мамой,
много он мест посетил, бегал без остановок, много страдал, о спасенье заботясь
жизни своей тысяч людей незнакомых…
Судьба Улисса — испытание воли и силы духа. Возгордившись своей победой над всеми котами деревни,
Улисс бросил вызов стихии и скитался два дня на морозе,
после чего лишился одной своей мощной лапы… Улисс многомудр, безмерно силен, среброшёрстный и грозный
отправлен он на усмиренье в каменный город, и наслаждается блеском светил из окна своей башни,
шествует гордо, по-прежнему быстролапый
Вспоминает Улисс свои славные поединки, воспеты в легендах и песнях его свершенья, взгляд его наполнен вдохновеньем, прекрасноцарственны душа его и могучее тело.
Однажды Улисс принес в зубах своих птицу живую,
не поранив и не обронив её лёгких перьев,
птаху забрали и отпустили на волю,
понял Улисс — красота только для созерцанья. Нет подобных по силе духа и совершенству лика,
по благородству его звериного сердца,
Улисс кот невероятный и великий,
Такие рождаются раз в столетье.
*Нашему любимому английскому стаффордширскому бультерьеру Вуле
Хочешь расскажу о стаффи?
Стаффи не любит тяфкать
Стаффи любит объятья,
Любит когда его гладит
Взаимно любимый хозяин.
Любит игрушки и тапки
Но ещё больше людей —
Облизывал бы хоть целый день.
