Легенда о Синявино
Сталевар Иван Петрович,
Захотел быть знаменитым,
Получать большие деньги,
И купить роскошный катер.
Чтобы плавать по канаве,
На своей убогой даче,
И спускаться с аквалангом,
Путешествовать в колодец.
Он подумал две минуты,
И решил рекорд поставить,
Пролежать на дне колодца,
Три часа не захлебнувшись.
Из комиссии рекордов,
Появились сразу люди,
Человек примерно сорок,
С недовольной сцуко рожей.
Сталевар Иван Петрович,
Выпив водки пол ведерка,
Нацепив очки и плавки,
Погружаться стал в колодец.
Погрузился еле-еле,
Засекли ебучий таймер,
Чтоб совсем нескучно было,
Побухать решили пива.
Пива сцуко было мало,
Но комиссия рекордов,
Обнаружила в сарае,
Годовой запас спецухи.
Пробухали две недели,
И съебали в пьяных бреднях,
Про рекорд забыли напрочь,
Ну и блядь про дядю Ваню.
Был среди большого стада,
Человtк один не пьющий,
Только он пошел покакать,
И немного заблудился.
Наконец дошел к колодцу,
Стал кидаться маячками,
Через час орда вернулась,
И спросила « Че за на хуй?»
Тот напомнил про рекорды,
И тогда они очнулись,
Стали кликать дядю Ваню,
Чтоб забрал свой сраный катер.
Но несчастный дядя Ваня,
Утонул при погруженье,
Потому что неудачник,
Позабыл как надо плавать.
Да, рекорд не состоялся,
Катер тоже был не нужен,
И они его в колодец,
Запихали к рекордсмену.
Закатили блядь поминки,
С самогоном и вареньем,
С проститутками и салом,
Не забыв купить салфеток.
Поминали месяц с хуем,
И когда бухла не стало,
Делегаты охуели,
От количества бутылок.
Был рекорд составлен новый,
Что за месяц с половиной,
Было выпито толпою,
Сто пятьдесят цестерн спиртного.
Дядя Ваня послан в жопу,
Со своим тупым рекордом,
А назвали это место,
Блядь Синявинским поселком!.
Шоколадный загар.
Добрый мент Степан Михалыч,
Отдыхал в тюрьме на стуле.
Где пускают напряженье,
Чтоб казнить плохих ребяток.
Он сидел и кушал пиво,
И мечтал, что этим летом,
Полетит на отдых в Сочи,
Загорать, и есть кальмаров.
За окном слегка стемнело,
Он позвал бухого Гришу,
Чтоб включил немного света,
И сыграть партейку в шашки.
Гриша очень был нетрезвый,
Перепутал выключатель,
И Степана ебануло,
Триста тысяч вольт заряда.
И загар теперь у Степы,
Стал посмертно шоколадным,
Глаз полопался от тока,
И про сочи он не думал.
Утка и рыбка.
Утке утром прям в клоаку,
По неведомой ошибке,
Поцарапав глазом сраку,
Влезла маленькая рыбка.
И решила там остаться,
Сделать гнездышко игриво,
Чтоб тусить и расслабляться,
И метать игру красиво.
Только утка была против,
Рыбку в жопе не хотела,
И она, сожрав гороха,
Моментально запердела.
Рыбка сдохла очень быстро,
Но осталась гнить в клоаке,
Утка тоже скоро сдохла,
Симбиоз не получился.
Убийство в зарослях укропа.
Голодный воробей,
Пробрался в огород поесть зерна,
Еще не зная, что сулит ему сея затея,
Он есть хотел, но глупая идея,
Над ним поиздевалася сполна.
Он уплетал,
за обе щеки, наслаждаясь,
Не видя, что творится рядом с ним,
Он чавкал, семенами объедаясь,
Такой пушистый, как же он раним.
Одним ударом камня из рогатки,
Пробита бедная воробышкина жопа,
Теперь лежит он на любимой грядке,
Убийство
В зарослях
Укропа.
Морали нет, и не нужна,
Улыбка больше здесь важна,
Хотя убили воробья,
Но у Шекспира та ж фигня.
Сопромат и хулиганы.
Инженер Кузьма Сергеич,
Кушал много макароны,
А потом гулял в пижаме,
Под луной и с карамелькой.
И однажды поздно ночью,
Повстречал он хулиганов,
Что жевали сцуко семки,
И в штанах от Адидаса.
Самый главный сцуко гопник,
Доедал пакетик семок,
Слушал песню группы демо,
И беззубо улыбался.
И решили хулиганы,
Нужно с Кузей пообщаться,
Постучать в лицо ботинком,
И напиздить карамелек.
Подошли толпой огромной,
Пригрозили пиздюлями,
Но бесстрашный дядя Кузя,
Ни хуя не испугался.
Он ударил их с вертушки,
Апперкотом и по носу,
Вся толпа от страха пернув,
Убежала восвояси.
Инженер Кузьма Сергеич,
Был хорошим каратистом,
Потому что в институте,
Увлекался сопроматом.
Путешествие трупа.
Застрял карандаш, оторвался шуруп,
В кармане раскопки устроила жопа.
На грязном матрасе, облеванный труп,
Плывет по болоту с букетом укропа.
Он весело пахнет гнилым одеялом,
Из глаза и носа ползут червяки,
Его не волнует расцветка матраса,
До смерти он бодро клевал косяки.
В счастливой улыбке раскрыто ебало,
Куски помидора лежат на зубах,
Под светом луны алкоголя не стало,
Но он еще бодро стоял на ногах.
На ссаном матрасе поплыл за добавкой,
Жуя помидор и кусая укроп,
Упал, захлебнулся блевотиной сладкой,
И вот он теперь по болоту плывет.
Поэмо о Великой родино.
В выгребной помойной яме,
На окраине Китая,
Посреди болотной срани,
Жил чувак, тоски незная.
У него все было круто,
Он на завтрак ел подошву,
Но к обеду, почему-то,
Становилось очень тошно.
И однажды поздней ночью,
Сам того не замечая,
Он нагадил очень сочно,
Уничтожив пол Китая.
И тогда он понял сразу,
Что имеет мощь и силу,
Сдав бутылки, съехал в Питер,
Во дворы Электросилы.
Он давно хотел Россию,
По кускам сложить в руины,
А потом купить ирисок,
И свалить на Украину.
Почему Россию, просто,
Объясняю вам ребята,
Он был очень клеевым парнем,
Где-то в восемьдесят пятом.
И работал денег ради,
Специалистом по расческам,
Он играл на ней Вивальди,
В переходе на московской.
Он был просто музыкантом,
А не вражеским агентом,
Но вначале девяностых
Поругался с президентом.
Да ребята, с тем уродом,
Что носил пятно на жопе,
На руках, на лбу и члене,
Вот такой вот горбачепер.
Тот отнял его расческу,
И парняга огорчился,
Стал бухать дешевый шипр,
И в итоге сцуко спился.
Как в Китае оказался,
Алкоголик и скотина,
Он заснул, когда нажрался,
В самолете под турбиной.
Но теперь он полон мести,
И имеет план и вилки,
Выпив спирта литров двести,
Он пошел поссать на рынке.
Там в глаза ему попался,
Я вам точно отвечаю,
Шестиствольный, пятиручный,
Автомат для варки чая.
Чтобы взять себе находку,
Он очко продал грузину,
Что с улыбкой жбанил водку,
Драв его у магазина.
Все наутро завершилось,
Паренек схватил волыну,
И разнес весь рынок на хуй,
Вместе с тапкой и грузином.
Загорелся взгляд героя,
Он готов уже ударить,
Но такого геморроя,
Невозможно и представить.
Автомат для варки чая,
Мексиканской фирмы «соболь»,
Оказался сцуко миксер,
Чтоб бодяжить гоголь-моголь.
Тут парнишка огорчился,
Взял прищепку прямо с пола,
Защемил яйцо до смерти,
Сдох в мучениях без прикола.
Тут мораль понятна лоху,
Если ты чувак нормальный,
На Россию лазить плохо,
Я б вообще свалю в Австралию.
Басня о собачке и дырочке.
Прошло уже семнадцать лет,
С тех пор как он на свет родился,
Но до сих пор не насладился,
Как телка делает минет.
И вот он двадцать лет живет,
Но как бы парень не старался,
Ни разу с бабой не ебался,
Никто бедняге не дает.
Пришел домой, присел на стул,
Слезами долго заливался,
В ладони хер всегда болтался,
И верный пес в ногах уснул.
Проснулся Шарик, он был стар,
Но он всегда любил парнишку,
Очко подставил он под шишку,
В горячий пламенный пожар.
Мораль проста и жопы все стандартны,
Так на хуй ждать все жизнь бабье,
Собачки, кошки толерантны,
Еби животных, вот и все.
Бухая русалка.
Очень симпатичная русалка,
Совершая по морю прогулку,
Неожиданно нашла бутылку водки.
И кусок заплесневелой булки.
Залпом выжрала она бутылку водки,
Закусила булкой вместе с плесенью,
Сразу в голову дало невероятно ей,
А потом вдруг стало очень весело.
На причал она всплыла слегка шатаяся,
И икру метать решила она красную,
Рыбаки от смеха уссывалися,
И решили шутку сделать классную.
Подошли к ней и налили спирта чистого,
Та его глотала с удовольствием,
Рыбаки тогда под солнышком лучистым,
Запасались суки продовольствием.
Это было зрелище ужасное,
Но сдругой же стороны очень уморное,
С жопы гроздями валилась икра красная,
А блевала бедолага сцуко черною.
Басня о шнурке.
Один прыщавый паренек,
Соплей намазал свой платок,
Пролил на жопу кипяток,
И засмеялся как хуек.
Сегодня праздник у него,
Ведет он девушку в кино,
Он это ждал уже давно,
Нажрется с радости в говно.
Вот он у зеркала стоит,
И давит прыщ и говорит,
Он моет хуй, потом молчит,
И сердце нежное стучит.
Пошел на встречу паренек,
Слюней от счастья был поток,
Споткнулся сцуко об шнурок,
И ебанулся под каток.
Кишки лежат, как на картинке,
От головы и до ноги,
Мораль проста, в пизду ботинки,
Носите лучше сапоги.
Гена Шишкин.
Ортопед Геннадий Шишкин,
Уважал зубную щетку.
Он ей часто чистил зубы,
А еще свои ботинки.
Чистил уши, чистил ногти,
Даже сперму между пальцев,
Вычищал из жопы плесень,
Без зубной ебучей пасты.
Чистил утром, чистил ночью,
За обедом, после душа,
На работе, в туалете,
И во сне и блядь в трамвае.
Щетке это надоело,
И она сломалась звонко,
Раскрошив бедняге зубы,
И застряв в ушном проходе.
Дядя Гена был не промах,
И ее обратно склеил.
Завертелось все по новой,
Вот фанат ебучей щетки.
После трех таких поломок,
Получил он инвалидность,
Но не чуть не огорчившись,
Прикупил еще две щетки.
И до самой своей смерти,
То есть, вечером в субботу.
Все он щетками почистил,
Вот такой блядь долбоящер.
Жопа, хуй и зависть.
Дилетант Мартын Васильич,
Рисовал картину хуем.
Опустив конец в этюдник,
Он фигачил натюрморты.
Продавал свои картины,
За большие сцуко деньги,
Тратил их на автоматы,
И дешевых проституток.
А в соседней блядь квартире,
Жил еще один художник,
Что писал картины жопой,
И являлся конкурентом.
Звали этого героя,
Станислав Евгеньич Сиськин
И в кругах своих великих,
Слыл он жопо-символистом.
И однажды как-то ночью,
Пробрались друг к другу в хату,
Чтобы сделать сцуко падлу,
И поржать кривым еблищем.
Станислав Евгеньич Сиськин,
Сунул клея вместо красок,
А говнюк Мартын Васильич,
Холст намазал кислотою.
Утром было очень шумно,
Оба вышли из кватиры,
Разбудили всех соседей,
Те от смеха уссывались.
У Мартына на члене,
Как гондон висит картина,
А у дяди Станислава,
Задымилась сцуко жопа.
И теперь они не могут,
Рисовать свои картины,
И работают на стройке,
Малярами сцуко окон.
Здесь мораль моя такая,
Нужно думать головою,
А не хуем и не жопой,
Зарабатывать монеты.
Ёж, говно и математика.
Очень трезвый сэр Петрович,
Из окна блевал пельменем,
Оставляя на паркете,
Шлейф из корок блядь бананов.
А внизу, прям под окошком,
Совершал прогулку Миша,
Он выгуливал бухую,
Непонятную ежиху.
Получив куском пельменя,
По красивым, чистым джинсам,
Он ругался сильно матом,
И ежиха начал какать.
Ежик очень испугался,
Какал тоже очень много,
И за каждую секунду,
Срал по триста грамм говяшек.
Шли часы и дни летели,
Ежик срал и срал, и срал,
А откуда столько кала,
Здесь никто не понимал.
Люди очень испугались,
Стали думать, как спастись,
Ну а ежик сцуко гадил,
Ему по хуй на людей.
Тут из дебрей Гондураса,
Прилетел Егор Говнов,
Он был мега математик,
И ебал в ноздрю слонов.
Произвел расчет затычки,
Смастерил ее и в раз,
Засувал ежу прям в жопу,
Ежик крякнул и подох.
Перестал потоп всемирный,
Но говном шманило так,
Что с ума сходили люди,
И решили все убрать.
Всё убрали, все довольны,
А Егору из говна,
Супер памятник прикольный,
Возвели, вот это да!
Математику учите,
И она поможет вам,
Чтоб заткнуть ежихе жопу,
И спасти мир от говна.
Поэма про фонтан.
Встав в субботу очень рано,
Не успев опохмелиться,
Побежал мужик к фонтану,
Чтоб посрать и чтоб помыться.
Взял шампунь и зубочистку,
А еще кусок газеты,
Съел грибов соленых миску,
И пошел бродить по свету.
Подошел к фонтану в парке,
В тот же парк где на аллее,
На раздроченной байдарке,
Сдох мужик, объевшись клея.
Но фонтан блядь не работал,
Вот такой нелепый случай,
И не должен он работать,
В январе, в мороз ебучий.
Но мужик блядь был упрямый,
Он насрал в фонтане кучу,
И решил зассать до края,
Чтоб помыть анал вонючий.
Начал ссать он безобразно,
Улыбаясь, хмуря брови,
Отморозил хуй свой грязный,
От потери умер крови.
Почему кровопотеря?
Потому что блядь с мочою,
Стал он кровью ссать обильно,
Чтоб фонтан наполнить быстро.
А мораль такая дети,
Чтоб не сдохнуть блядь по пьяне,
Нужно ссать в своем туалете,
А не в ебаном фонтане.
Поэма о нерациональности.
Летним днем, в красивом парке,
Меж скамеек по аллее,
По асфальту на байдарке,
Плыл мужик, объевшись клея.
Покорял просторы парка,
И ловил из лужи щуку,
Вдруг испортилась байдарка,
Что случилось? Что за сцуко?
Он забыл залить бензина,
И грустит теперь зевая,
А идти до магазина,
Можно только на трамвае.
Но опять же здесь проблема,
Нет проклятого жетона,
Есть всего лишь банка клея,
И еще листы картона.
Бензобак, открыв в байдарке,
Он залил немного клея,
Разлилась вонища в парке,
Очень глупая затея.
Но мужик был очень смелый,
Без рыдания и стона,
Закалял он свое тело,
Поеданием картона.
Две недели пролетело,
И мужчина огорчился,
МЧС не подоспело,
Он башкой в асфальт убился.
Мысль тут простая дети,
На хер сраная байдарка,
Лучше на велосипеде.
Покорять просторы парка.
И не нужен клей пахучий,
Лучше водки, чтоб не сохнуть,
И сухарь на всякий случай,
Чтоб от голода не сдохнуть.
Любопытный сцуко сынок и его добрый папа.
Куда весною ласточки летят?
Тебя ебет? Они посрать хотят.
Куда лететь отправились грачи?
На поле, пиздить войско саранчи.
А почему пингвин не полетел?
Еблан, он просто срать не захотел.
А почему яйцо у курицы, отец?
А у тебя они зачем, пиздец.
А как же гусь сухой выходит из воды?
Боится получить большой пизды.
А почему петух горланит по утрам?
Да у него похмелье блядь, еблан!
А вот куда сейчас летят дрозды,
Гусь перья промочил, летят давать пизды.
А почему сова не видит в светлый день?
Да ей очки напялить сцуко лень.
А почему она и ночью без очков?
Ты блядь за ней следил чтоль из кустов?
А почему на свете столько много птичек?
Я щас тебя оставлю без яичек!
Отец, а че ты разорался сцуко так?
Пошел ты на хуй ебаный мудак!
Поэма о карлике.
Было утро воскресенья,
Головой упавший карлик,
Изобрел в глухом похмелье,
Алюминиевый кораблик.
Он хотел поплыть в Европу,
Чтоб увидеть пирамиду,
Он не думал, что Египет,
Ни хуя ведь не в Европе.
Но ужасное похмелье,
Мозг рвало, как морж морковку,
Выпив водки для веселья,
Он пошел на остановку.
По дороге где-то в ванной,
Испытать решил кораблик,
Карлик был немного странный,
Ебанутый сука карлик.
А еще коварный карлик,
Сплел весло из пластилина,
Паруса блядь из газеты,
И мотор из пенопласта.
Прыгнул карлик в свой кораблик,
Но поплыл кораблик странно,
Ни хуя ведь не в Египет,
А на дно поплыл зобавно.
Бедный карлик огорчился,
Да, хреновый архитектор,
В корабелке не учился.
А в очко засунул вектор.
Карлик сцуко захлебнулся,
Не водою, а слезами,
Потому что не увидел,
Пирамиду блядь глазами.
Басня о дешевой выпивке.
Два интеллигентных парняги,
Решили нажраться в говнище.
Один купил портвейна две фляги,
Другой дорогого винища.
Деньжат у второго нету,
У первого деньги остались,
Курили они сигареты,
Бухали и вскоре нажрались.
А утром им было хуево,
Но первый бабла сэкономил,
Пивком зарядился и клево,
Второй же в толчке хороводил.
Блевал он и срался игриво,
Мораль тут проста: Что напиться,
Всегда лучше пойлом паршивым,
А утром пивком похмелиться.
Обезьяна, которая много хулиганила.
У меня живет в квартире,
Шестижопая мартышка,
Чтоб убрать в моем сортире,
Помогать приходит мишка.
Он берет ведро с водою,
А еще доместос с хлором,
Убирается в сортире,
А блюем мы сцуко хором.
Только кончим убирать,
Обезьяна хочет срать,
Через час несчастный дом,
Наполняется говном.
Я терпеть уже не мог,
Оторвал ей пару жоп,
Эта сука насрала,
И от злости умерла.
Но теперь мне наплевать,
Я пошел портвейн бухать.
Басня о сцуко эмо.
Чернокожий мистер Гоша,
Бреет локти каждый вечер,
Чтоб кадрить распутных девок,
И смотреть на рыбок в море.
Но однажды почему-то,
Депилятор дал осечку,
Он себе порезал руку,
И сломал мохнатый копчик.
Он заплакал, как девчонка,
И насрал в штанину резво.
Написал статью в газету.
О семействе дикобразов.
А потом надел футболку,
С черно-розовым оттенком.
Отрубил ножовкой ухо,
И придумал сцуко эмо.
Только вышел за ограду,
Получил в ебало палкой,
По спине слегка лопатой,
И по жопе пенопластом.
Он опять пустился в слезы,
И поссал на эскалатор,
Машинисты увидали,
И еще пизды вкатили.
Мистер Гоша удивился,
И купил пирог с картошкой,
Начал жрать и подавился,
Ой ё ёй, какая жалость.
Быстро слушайте детишки,
Эмо-сакс, панк-рок в ажуре,
Бейте розовых ушлепков,
Каждый день и по ебалу.
Игорь Львович и сырок.
Игорь Львович Дрочеписькин,
Покупал в ларьке сырок,
Булку, масло, две сосиски,
Рубероид, цветы и крем.
Все купил и даже лейку,
Но сырка он не нашел,
Положив в карман покупки,
Побежал в другой ларек.
Но и там случилась лажа,
Он чуть-чуть посрал в штаны,
И рванулся в супер-маркет,
На ходу, жуя банан.
Там конечно обломился,
Нет сырков, вообще пипец,
С ним инфаркт тогда случился,
Неудачный вышел день.
Йога.
Громко крикнул дядя коля,
Вынимая гвоздь из жопы.
Он вчера хотел заняться,
Философской сцуко йогой.
А его сосед Василий,
Завязал залупу в узел,
И с довольной сцуко рожей,
На углях решил попрыгать.
Но сгорел в ужасных муках,
Потому что по запарке,
