Оглавление

ШУ-ШУ-ШУ

Шу-шу-шу. Шу-шу-шу.

Я закрыл глаза и прислушался.

Шу-шу-шу. Шу-шу-шу.

Нет, это определенно не папа и не мама. У папы более размеренное шушукание, а у мамы более легкое. Их-то я никогда не спутаю. Надо постараться угадать. Все равно больше делать нечего — уже вечер, скоро спать. Грустное время суток.

Но мое нетерпение взяло верх, и я обернулся. Ко мне приближался кто-то полный с неуклюжим белым бантиком. Но в сумерках белый бантик казался серым, просто я точно знал, что это Шимка, это ее «шу-шу» я только что слышал, а теперь она остановилась и смотрит на меня своими маленькими хитренькими глазками.

— Ну, што делаешь? — спросила она. Она всегда немного шепелявила.

— Да вот, скучаю… — неопределенно ответил я и выпустил очередную струю сладкого дыма вверх. — А ты что ходишь?

— Да тоже скучно, — ответила она и пошелестела немного своими торчащими в разные стороны травинками. Запахло чем-то таким приятным, наверное у мамы стащила новые духи. — Пойдем, погуляем што ли?

— Куда, например?

— Ну, по краю. — Ее глазки сделались еще более хитрые. Вот чертовка, сама же первая забоится.

— По краю? А как же Шурун? Не боишься его?

— Да это сказки все, ты што веришь в них? Никакого Шуруна нет! Это просто, штобы дети не ходили на край.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил я. Мой папа рассказывал мне про Шуруна, который крадет всех, кто ходит на край. Я потом три ночи так и стоял с открытыми глазами, все казалось, что меня Шурун утащит. Разве мог он так меня обмануть? Я что, маленький что ли? Скоро в школу же пойду!

— Да вот подслушивала, — важно ответила Шимка и опять пошелестела, отчего приятный запах стал еще более отчетливым, даже мой сладкий дым не мог его перебить. — Так, што? Идем?

— Да ты вот как хочешь думай, а я сегодня не пойду. Может завтра. У меня дело есть.

— Дело? Покушать сладкого дымка, што ли? Это ты всегда запросто! Знаю тебя — обжору!

— А вот и не дымка!

— А што тогда?

— А не скажу!

— Ну и не надо! Подумаешь! Што я не найду, с кем мне на край сходить!

— Да делать там нечего!

— А мне есть што! Хотя я все равно не расскажу тебе про то, што узнала!

— Да ничего ты не узнала!

— А вот и узнала!

Шимка обиделась. Я сразу это понял: она зашуршала вся, кособоко развернулась и пошушукала от меня.

Шу-шу-шу. Шу-шу-шу.

Я посмотрел ей вслед, и мне стало немного смешно. Такая она еще маленькая, а строит из себя бог знает какую взрослую шурку! Да и ладно, меня теперь другое занимало. Неужели мой папа Шукшун, мой родной папа меня обманул? И все еще рассказывал мне сказки, как будто я совсем маленький?

Я посмотрел вокруг и немного успокоился: как же у нас хорошо! Огромная полянка, утопавшая в тумане, так и наполнялась еле различимыми звуками и шевелениями. То там, то здесь можно было услышать такое приятное шу-шу-шу. Стояли кучками и отдельно небольшие и огромные шурки, и почти все пыхтели дымком, отчего туман становился все более густым. Как мне нравится этот запах! А больше всего мне нравилось, когда туман становился совсем густым, то мой папа Шукшун — вот уж кого природа не обидела ростом, протягивал руку вверх и доставал оттуда здоровенный кусок сладкого тумана, наматывал на палочку и давал мне. Я потом мог долго пускать маленькие струйки дыма в стороны. Мама, конечно, вкуснее готовит сладкий дым, но ведь как здорово, когда ничего готовить не надо, а можно просто взять и достать сверху! А папа всегда такой довольный, стоит и улыбается! А глаза добрые-добрые!

Шу-шу-шу. Шу-шу-шу.

Вот и он, кстати, надо бы его расспросить.

— Па, а па.

— Что, сынок?

— А Шурун есть?

— А что? — насторожился папа.

— А то, что Шимка сказала, что она подслушала, и теперь точно знает, что никакого Шуруна нет! — обида так и капала с меня.

— Ты хочешь знать правду?

— Конечно!

— А если она окажется еще более страшной? Не боишься?

— Да ты что, пап! Я ж большой! Да и ты со мной.

— Это да, но если ты соберешься отправиться на край, то не думаю, что даже я смогу тебе помочь. — Глаза его стали совсем серьезные.

— Так что там такого страшного на этом краю? — Я вспомнил, что когда я последний раз подходил к нему, то меня поразил тот великолепный вид, который открывался с него. До сих пор перед моими глазами стоит удивительная речка, которая исчезает в тумане. Нам, шуркам, нельзя в любом случае купаться в речке — унесет, что не вернешься никогда, но все равно хотелось.

Папа немного сгорбился, отчего расползся в стороны так широко, что его травники стали щекотать мне лицо и я отодвинулся. Он выпустил большую струю дыма, который был отнюдь не сладкий — не понимаю, как это взрослым нравится пыхтеть таким дымом? — и сказал:

— Ладно, сынок, теперь ты уже взрослый. Пришло время тебе знать правду.

Он замолчал, явно подбирая слова, а я в это время отпыхивался своим сладким дымком, чтобы лучше пахло. Я знал, что папа может довольно долго так собираться с мыслями — такой уж он был шурк.

Становилось все темнее и темнее, туман все сгущался, и я все ждал, и, наконец, мой папа сказал:

— На краю, конечно, нет никакого Шуруна, но там есть шумная шквалка. А это, поверь, сынок, похуже будет.

— Что? Шумная шквалка? Это еще что такое? — Интересно, вот живешь, думаешь, что все знаешь, а, оказывается, что и слов-то всех не знаешь даже.

— Это такое место на краю, не знаю, кстати, почему оно шумное называется, оно, наоборот, тихое очень, куда стоит наступить и окажешься вверх тормашками.

— Как это?

— Ну, это как бы на обратной стороне поляны Шурков.

— А нашей поляны есть обратная сторона?

— Вот представь себе, что есть. — Я видел, что папа не шутит.

— Но я не могу этого представить! — честно признался я.

— Вот поэтому я тебе и не говорил, маленький Шушумчик!

— Я не маленький уже! — Вот как я не люблю, когда меня называют маленьким! У меня уже и травка желтеет даже! Только местами еще совсем зеленая! Я выпустил большую струю сладкого дыма. — Так что там, на обратной стороне поляны?

— Никто не знает этого.

— Как? Разве никто не попадал туда? Не наступал на шумную шквалку? Вот ни за что не поверю! Я же знаю, что вы, взрослые, очень любите там разгуливать! Там ведь так красиво!

— Почему не попадал? Попадали, многие даже.

— И что? Она ничего не рассказали?

— В том то и дело, что нет.

— И что? Так и молчали?

— Да, вот именно так и происходит все: они молчат, а потом исчезают.

— Что? Как это? Я не понимаю.

— Зря я тебе все рассказал, кажется, маленький ты еще у меня, — вздохнул папа Шукшун и встал.

— Нет-нет! Что ты! Не зря!

— Все, хватит разговоров! Вставай спать! Завтра проспишь все на свете, да и мне на работу вставать. — Если уж мой папа что-то решил твердо, то спорить было бесполезно. А тут было сразу видно по тому, как из него дым повалил, что решил он очень твердо. А может, и впрямь пожалел, что мне все рассказал.

— Па, а па!

— Ну что еще?

— Спасибо, па!

— За что?

— За то, что рассказал.

— Да не за что, ты только обещай, что не будешь к краю подходить, ладно?

— Конечно, па! Не волнуйся!