Глава 2

В помещении невыносимо холодно, я давно уже перестала чувствовать свои голые коленки, да и вообще все тело, покрытое синяками, которое нереально ноет от побоев. Изо рта идет пар, потому что нос мой заложен и совершенно не дышит; от этого приходится дышать через рот сквозь периодический стук зубов.

На мне только тот самый летний сарафан. Ублюдки забрали куртку сразу же, в качестве наказания оставив меня замерзать в неотапливаемом подвале, находящемся в доме Багровского. Воющий зимний ветер за малюсеньким деревянным окошком практически под самым потолком, стекло из которого грозится вылететь в любую секунду. «Какая ирония: мы с ним оба висим на волоске в этом доме!» – невесело ухмыляюсь про себя.

Такое ощущение, что я двинулась головой и попала в собственный кошмар, что преследовал меня долгие месяцы в США. Разве человек в здравом уме станет сравнивать себя со стеклом?

А как не сойти с ума, когда долгие часы ты находишься, балансируя между явью и забытьем, при этом ни на секунду не переставая анализировать прожитые месяцы?

Олег, без сомнения, знал, что я сделаю это. Вернусь ради брата не моргнув и глазом, ведь Миша все для меня. Похитив родного человека, бесчестный был уверен, что я плюну на собственную свободу и сдамся добровольно, лишь бы обезопасить семью. И он не прогадал: после его звонка я ломанулась в аэропорт, где мне пришлось попыхтеть, лишь бы улететь. Свободных мест на рейс не было, поэтому пришлось умолять пассажиров перепродать свой билет. Естественно, все отказывались и шарахались от меня, как от прокаженной, чувствуя некий подвох, которого, мать его, не было, когда я предлагала двойную сумму! Мне просто нужно было спасти жизнь брата!

Все прелести общения с земляками…

Однако мир не без добрых людей, и нашлась чудесная девушка, которая согласилась и даже не взяла доплату. Правда, для этого ей пришлось сдать билет, а мне – выкупить. Счет шел на минуты, меня всю трясло, как наркоманку без очередной дозы. Я понимала, что нужно улетать как можно быстрее, потому что вероятность того, что Арт узнает о моем побеге, была велика. Спойлер: он не узнал. Как выяснилось, мужу оказалось совершенно плевать на собственную жену, правда, женаты мы были недолго.

Не успела я сойти по трапу самолета в Самаре после пересадки на стыковочный рейс в Москве, меня скрутили наемники жалкого Багровского, и дальше я добиралась до барской резиденции под конвоем. К чему был этот цирк? Чтобы в очередной раз доказать свое превосходство?

Из горла вырывается сухой кашель, он нещадно дерет кожу. Не знаю, сколько часов лежу в одном положении на продавленном матрасе, пока колени поджаты к груди, а взгляд устремлен на покрытую облупившейся зеленой краской стену. Я пытаюсь согреть себя любыми путями, но отсутствие теплой одежды и элементарного одеяла не дает этого сделать. Все, что я могу – растирать бледную кожу ледяными ладонями, чувствуя боль от побоев.

Пробивающийся солнечный свет подсказывает, что наступил следующий день, который не принесет мне ничего кроме очередных страданий и самобичевания. Где Миша, пришел ли он в себя? Как его самочувствие? Радует одно: вряд ли в этом доме несколько подвалов, а значит, брат где-то наверху в теплой комнате. Перед глазами до сих пор мерещится измученное и худощавое тело Миши. Бедная мама, она, наверное, места себе не находит!

Поспать мне толком не удается, что естественно при таких обстоятельствах. Страх, что Олег или его люди заявятся, чтобы, как было сказано, пустить меня по кругу, не дает покоя, заставляя то и дело вздрагивать от каждого шороха за дверью. Нет, я не из робкого десятка и постоять за себя могу, да и девиз «слабоумие и отвага» идеально характеризует меня, но тут дело дрянь. Я маленькая и хрупкая, плюс обессиленная, не смогу сопротивляться этим здоровым быкам, что захотят грязно надругаться надо мной…

В разгар самых страшных картин, возникающих в голове, как меня зверски насилует толпа местных бандитов, пространство заполняет скрежет металла, а следом дверь распахивается с характерным тяжелым звуком. На автомате приподнимаюсь, пытаясь принять сидячее положение, мысленно вся подбираюсь и обнимаю себя руками. Под ребрами давит, из-за чего безумно тяжело дышать, но я держусь достойно, не показывая свою боль.

Неужели снова галлюцинации?

В проеме виднеется невысокий парень с короткой стрижкой и легкой примесью восточной внешности, без особых опознавательных знаков, как у остальной своры Олега в виде татуировок, шрамов и косух.

– Вставай. – Не особо приветливый голос, что не удивительно, звучит сухо, в приказном тоне.

– Зачем? – И как бы меня ни пытались сломать, запугать, унижать и избивать, непоколебимый характер Сары не изменить. Собственный голос звучит по-прежнему стервозно и уверенно, хотя внутри творятся свистопляски нервной системы, которая вопит быть осторожнее: ведь эти мужчины совсем не Артем и церемониться со мной точно не будут. Хотя тот тоже не особо и старался.

– Не заставляй поднимать тебя силой, шевели давай поршнями! – глядя прямо перед собой, хмуро чеканит он, словно беседовать ему со мной неприятно и нет никакого желания.

Хочется послать мудака куда подальше, оскорбить всю свору, поставить на место, кинуться с кулаками, но все, что я делаю, – только закрываю глаза, глубоко вдыхая и выдыхая через нос, чтобы успокоиться. «У них Миша, держи себя в руках, Сара!»

Именно поэтому я позволила себя избить, чтобы Багровский выпустил пар, отыгрался на мне, а не продолжал делать это на младшем брате. Я все стерплю, лишь бы больше волосок с его головы не упал. Сердце обливается кровью и больно щемит в груди от картины, до сих пор стоящей перед глазами, как братишка теряет сознание. Не смогу себе этого простить никогда.

Отталкиваюсь от стены и встаю сначала на коленки, а после, упираясь ладонями в матрас, поднимаюсь на ноги не без труда. Каждая гребаная косточка болит, а малейшие движения даются с неимоверным трудом и через силу. Спускаюсь на бетон высокими сапогами до колен, что жмут уже давно из-за отекшего тела.

– Куда? – спрашиваю, застыв как изваяние, когда мужчина коротко кивает в сторону двери и, развернувшись, идет первым, не дожидаясь меня. – Я задала вопрос! Или тебя тоже мой акцент не устраивает? – Хриплый голос звучит в воздухе слишком резко и нагло, когда я не слышу ответа на поставленный вопрос. Как бы я ни пыталась держать себя в руках, злость все больше берет контроль надо мной, урывками пробиваясь наружу.

Не знаю, почему меня так сильно задевают слова об акценте – возможно, потому, что я сама до этого насмехалась над Артемом, но своего не замечала, либо просто обидно, потому что в Штаты я больше никогда не вернусь… Теперь моя жизнь кончена во всех смыслах: я застряла в Самаре до конца своих дней… или пока Багровский не отправится в чистилище.

– Слухай сюда, раз не догоняешь. – Мужчина останавливается, устремляя на меня взгляд голубых, как морская вода, глубоко посаженных глаз. – В этом доме хуева туча мужланов, которые готовы раздербанить тебя в клочья по одному только щелчку. Каждый из них мечтает, что босс даст ему вволю поизмываться над заморской девкой и поиметь. Изнасилование – самое меньшее, что с тобой произойдет в этом доме. – Голос его убийственно спокоен и размерен, словно он устал от всего происходящего и хочет поскорее закончить этот разговор. – Тут, знаешь ли, не любят «приезжих», и преимущественно тех, кто свалил с родины, да еще и таким гнилым способом. Поэтому, если хочешь остаться целой и невредимой, просто молча иди за мной и не останавливайся, че бы тебе ни сказали. – Он заканчивает свою тираду, а я только и хлопаю глазами, внимая его наставлениям.

– Зачем ты мне помогаешь? – Выйдя из оцепенения, подхожу к темноволосому сквозь сковывающую движения боль, напустив на себя маску равнодушия и стервозности, а сама нервно тереблю ногтем указательного пальца материал платья. Глухой стук каблуков отдается от стен и терзает и без того расшатанные нервы. – Разве ты не один из них? – Во рту у меня самая настоящая пустыня Сахара, даже слюны не осталось, чтобы смочить пересохшее горло…

– Не приемлю насилия к женщинам, даже к таким, как ты. – Он отводит взгляд и стучит по закрытой двери, чтобы нас выпустили.

Господи, какие они тут все нелогичные! Если подручный Олега пришел, чтобы вывести меня, зачем запирать дверь? Куда я смогу сбежать из дома, полного шавок? Тем более я не могу это сделать сейчас, по крайней мере, пока мой брат в руках ублюдка.

Страшное осознание приходит не сразу: я вообще в принципе не собираюсь сбегать… мне некуда и не к кому возвращаться.

«Даже к таким, как ты».

Это же какой антигерой я в глазах местных бандитов! Ну надо же, восемнадцатилетняя девчонка в роли монстра Самары!

Дверь с лязгом открывают, и мы выходим наружу, в длинный коридор, больше похожий на катакомбы.

– Где мой брат? – бесцеремонно спрашиваю, когда голубоглазый, повернув налево, шагает первым. Я топаю за ним, а следом – тот, кто открыл нам дверь. Однако отвечать на вопрос никто не спешит, что не удивительно, я особо и не рассчитываю на это. – Как тебя зовут? – Не знаю, зачем мне его имя, просто хочется знать имя человека, который оказался единственным в стае шакалов, что разговаривал со мной более или менее по-человечески.

– Рома, – он сухо констатирует факт, но мое имя не спрашивает, что тоже не удивительно: естественно, он его знает.

– Харош лясы точить! – подает голос идущий позади. Интересно, где тот, со шрамом на лице? Хотя пофигу, пусть горит в аду вместе с Багровским!

Ужас! Я что, проникаюсь местной атмосферою и завожу любимчиков и нелюбимчиков?!

Запах сырости пропитал всю меня насквозь, кажется, что я сама стала состоять из нее эдак процентов на восемьдесят. Морщу нос, стараясь дышать через раз от отвратительного запаха, который снаружи камеры заключения стал ощущаться более явным.

Коридор заканчивается у крутой металлической лестницы, ведущей наверх, по которой наше трио начинает подниматься в том же порядке. Мои колени практически не сгибаются, каждый шаг дается с трудом, и, чтобы не свалиться, приходится держаться за холодные перила, обжигающие и без того замерзшие пальцы.

– Шевели булками, не на подиуме, цыпа! – Поднимающийся следом, ворча, продолжает свои токсичные замечания, но я молчу, крепко стискивая челюсти и прислушиваясь к словам Ромы. Обычно я не внимаю советам, но тут интуиция подсказывает мне, что, если я хочу выжить и помочь брату выбраться отсюда, мне лучше помалкивать и не рыпаться.

Удивительно, да? Сама в шоке от своей кратковременной мудрости. Надеюсь, амнезии не случится и через пять минут я не кинусь на кого-нибудь.

Наконец-то многострадальные ступеньки заканчиваются, Рома нажимает на ручку двери, и мы попадаем в гигантский холл дома, из которого мне удалось сделать ноги меньше года назад. Господи, помилуй!

Помощник Олега, или кто он там, не соврал: повсюду снуют шавки, бросая в мою сторону взгляды: кто-то – презрительные, заинтересованные, а кто-то – плотоядные. Но ни один не решается произнести омерзительные слова, как вчера тот, шрамистый.

Однако все равно они уроды, от которых воротит!

В беспокойной голове собирается целый консилиум, обсуждающий разные варианты развития событий, что будут дальше происходить со мной в этом персональном аду. Что уготовил на этот раз Олег? Если до побега Багровский собирался сделать меня его персональной рабыней… ой, простите, женой, то сейчас у него явно кровожадные планы, намного изощреннее.

Помню, Мишка говорил о слухах, что бандит сдаст меня в один из своих борделей. Неужели он и вправду это сделает? Сглатываю ком в горле, не желая даже представлять, как другие мужчины будут, не церемонясь, касаться моего тела против воли.

«Успокойся, пока еще ничего не известно».

Изучающе оглядываюсь по сторонам в поисках хоть малейшей зацепки, где может быть мой брат, но, насколько я помню, на первом этаже нет спален, а на фото, что выслал этот урод, Миша был то ли в спальне, то ли в кабинете; думаю, туда после вчерашнего его и вернули.

Роман уверенной походкой пересекает холл и начинает подниматься по уже деревянной и весьма внушительной винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Да за что мне такое наказание?! Взбираться – иначе это не назовешь – на этот раз становится еще труднее, особенно когда знаешь, что за тобой пристально наблюдают коршуны, которые только и ждут позорного падения, чтобы напасть на жертву и разорвать ее в клочья.

Не дождетесь! С гордо поднятым подбородком держусь за перила и глубоко дышу через рот, смотря прямо перед собой на красный ковролин, постеленный на лестнице.

В доме местного наркобарона, бесчестного картежника, самого настоящего мошенника, короля борделей и просто барыги, совершенно ничего не изменилось: все тот же стиль «дорого-богато», с огромным количеством золотых оттенков вокруг: ваз, подрамников картин, канделябров, ручек дверей, гардин. Абсолютно каждая деталь отливает этим цветом из каждого угла. Как говорится, бог дал Олегу все, кроме чести и хорошего вкуса. Все вокруг так и кричит о «статусе», который Олеженька сам себе и присвоил, грабя других людей, грабя мою семью и не только.

На втором этаже Рома проходит через зону с диванами и ведет меня к массивной дубовой двери, за которой находится кабинет Багровского. Могли бы просто сказать, куда идти, я и сама прекрасно знаю расположение этого проклятого дома. Ухмыляюсь про себя: помнится, в последний раз он пытался изнасиловать меня в этом самом помещении. Что будет сегодня?

Подчиненный несколько раз уверенно стучит в закрытую дверь, за которой сразу же слышится властный голос:

– Заводи! – Нажав на золотую ручку, брюнет отходит в сторону, пропуская меня внутрь кабинета одну, и закрывает, оставшись снаружи, когда я вхожу. Перестановки в комнате за прошедшее время не случилось. Багровский гордо восседает за столом, шторы за его спиной закрыты, но не плотно, солнечный луч слабо пробивается внутрь, озаряя мрачную обитель. – Садись, – выдыхая едкий сигаретный дым, кивает на коричневое кожаное кресло напротив массивного темного стола.

Как же я тебя ненавижу, мразь! Так и хочется кричать, но я плотно стискиваю зубы, ведь дала себе обещание ради освобождения брата.

Уверенно ступая по паласу, прохожу к указанному месту; мебель характерно потрескивает, когда я опускаюсь в нее, бросая на урода немигающий взгляд, полный нескрываемой ненависти. Олег молча курит, наблюдая за мной с прищуром, словно обдумывает что-то в своем недалеком котелке. Складываю руки на груди, ибо они безумно чешутся запульнуть чем-нибудь в мерзкое лицо. Стараюсь не смотреть на стекла шкафов: не хочется видеть в них грязное отражение и ломать свою психику раньше времени.

– Ты победил, Олег, – спокойно произношу без ноток ненависти и сарказма. Я должна быть хитрее, чтобы он отпустил Мишу. Со вчерашнего дня я так и не узнала, что с моим братом и как он сейчас себя чувствует. Внутри все клокочет от злости, но я сдерживаюсь. – Я прилетела, как ты и хотел, больше никуда не денусь. Теперь отпусти моего брата. – Моя речь размеренная, словно я пытаюсь договориться с умственно отсталым человеком, который не совсем понимают, чего от него хотят.

Так и есть, он ведь неандерталец!

Багровский поднимается со своего места, царственно обходя стол и останавливаясь за моей спиной. Сижу рвано дыша, не потому, что боюсь его, нет, я боюсь себя и того, что могу вытворить, а делать это нельзя… пока что.

Грубые руки опускаются на мои оголенные плечи. Я мгновенно напрягаюсь, не понимая его дальнейших действий. Снова собрался устраивать самосуд?

– Сара, Сара… – Прокуренное дыхание Олега опаляет ухо, пока его мерзкий нос, прижимаясь к моей щеке, ведет вниз, к шее. – Ты ж понимаешь, что сама меня довела, да? Я ж не хотел тебя ломать, девочка моя, ну зачем ты так ведешь себя по-сучьи? Заставляешь гоняться за тобой, вынуждаешь Мишаньку приплетать. Пацан из-за тебя который день тут уже торчит, а вчера еще и пиздюлей отхватил.

Зажмуриваюсь от омерзения, когда он делает слишком глубокий вдох на ложбинке в шее. Что ты пытаешься вынюхать у меня после проведенной в подвале ночи, придурок?!

– Не пытайся внушить мне чувство вины. Я не дура, чтобы повестись на твои манипуляции. – Слишком резко дергаюсь влево от омерзительных губ, что слегка водят по коже, на что он начинает заторможенно смеяться, как будто нюхнул чего перед моим приходом.

– Дуру я б и не пытался вернуть. – Тон Багровского кардинально меняется, в нем больше не остается того томного подтекста, только холодная ирония, присущая этому бесчестному ублюдку. Олег отлипает от меня и обходит кресло, опираясь своей задницей на стол прямо перед моим лицом. – Знаешь, месяцами до это момента я был уверен, что, когда верну любимку свою, то всю душу из тебя выебу, а когда надоешь, пущу по кругу и отправлю отрабатывать бабки.

Я не моргаю, пристально смотрю в его болотного цвета глаза, горящие одержимым блеском от сказанного, словно, проговаривая эти мерзости, Олег представляет это и упивается своей властью.

– А сейчас? – озвучиваю вопрос, которого он ждал, коль скоро прервал свою речь, наблюдая за моей реакцией.

– Передумал, – лениво изрекает Олег с самооценкой «Бог», протягивает руку к столу и поднимает с пепельницы недокуренную сигарету, явно не похожую на обычную. Сделав слишком длинную, на мой взгляд, затяжку, он приближается и, наклонившись поближе и не отводя взгляда, выдыхает дым прямо мне в лицо, отчего я закашливаюсь, борясь с приступом тошноты.

– Ненавижу! Когда ты уже сгинешь, торчок?! – выпаливаю, не удержавшись, после очередного приступа кашля.

– У меня лично будешь отрабатывать должок, с процентами. Зря я на тебя столько сил, что ль, потратил, чтоб ты по чужим хуям у меня под боком скакала? – Вместе с речью Олега кабинет заполняет мое мычание, когда этот наркоман тушит окурок о мое голое колено. Резкая боль затмевает разум, и я подаюсь вперед, чтобы схватить урода руками за голову и вдавить большими пальцами глаза, но Багровский пресекает попытку, схватив меня за шею первым и впечатав всем телом в кресло.

– Мне броситься тебе на шею и благодарить? – тяжело дыша, как обезумевшая выпаливаю, еле сдержавшись, чтобы не плюнуть в его надменную рожу. Моя бровь на автомате стервозно выгибается, отчего нездоровый блеск в глазах Багровского усиливается.

«Ну подожди, я с тобой еще поквитаюсь!»

Не знаю, плакать или смеяться от новости, что по кругу меня Олег не пустит, а будет сам измываться… Одна только мысль о том, что он своими граблями будет касаться моего голого тела, вызывает тошноту и отторжение.

«Не провоцируй его, ненормальная! Забыла, как вчера он пинал тебя на глазах у толпы бандитов? Ты же помнишь, на что он способен!»

– Ну зачем же на шею, Сарусь? На коленках-то благодарить будет куда приятнее. Ты ж по-любасу набралась опыта в Америке-то своей, а? – ухмыляется Багровский, подмигивая, да так злобно, что у меня невольно кровь в жилах стынет от его шакальего оскала.

Схватив обе мои руки, он в считание секунды фиксирует меня и раздвигает своей ногой мои плотно сжатые колени, затем наклоняется ближе к лицу, практически прижимаясь лбом. Запах сигарет, травки и алкоголя ударяет в нос, отчего я стараюсь дышать через раз.

– Ну ты ведь и сам знаешь, что набралась. Я замужем, если не забыл. – Дергаю безымянным пальцем правой руки, на который маньяк сразу же бросает острый взгляд.

При упоминании об Артеме, хоть и не прямом, мое сердце начинает стучать более учащенно.

Неожиданно Багровский отпускает меня, отступая на шаг, как от заразной. Отвернувшись, он упирается ладонями в стол, опустив голову, словно что-то обдумывает, борется с собственными демонами, которые преобладают в его гнилом тельце.

– Замужем Сара Миллер, твое alter ego, если так будет угодно, а ты по паспорту Сара Абрамова. – И не поспоришь ведь с уродом! – Но сегодня вечером ты станешь Багровской!

– Что?! – Мои глаза расширяются, уставившись в спину самого ненавистного человека на планете.

Он поднимается и разворачивается ко мне, держа в руках складной нож. Первые мучительно долгие секунды я не понимаю, что он делает, но затем до меня доходит…

В тот момент, когда я делаю попытку подняться, чтобы хотя бы попытаться обороняться, Олег швыряет меня на место и, вдавив локтем в горло, заставляет задыхаться, пока сам, схватив мою правую руку с татуировкой вместо обручального кольца, начинает резать мою кожу в попытке содрать тату.

Визг бьет по барабанным перепонкам, а потом понимаю, что это я кричу… от боли.

– Я человек порядочный, Сарусь. Не хочу, чтоб про тебя слухи гнилые ходили, что сожительствуешь с таким уважаемым человеком, как я. По закону все сделаем, как изначально и планировали. А братик твой здесь еще чутка побудет, чтоб ты до вечера ниче не учудила, – долетают до меня сквозь вопли его слова, нормально не воспринимаемые мозгом…

Глава 3

Снова коридор; молчаливые конвоиры тащат меня неизвестно куда. Я не в силах самостоятельно идти после пережитого болевого шока, ноги волочатся, пока Рома и второй поддерживают меня под плечи, унося подальше от кабинета.

Рука до сих пор трясется, как и вся я. Багровский срезал мое тату, которое было вместо обручалки, сорвал кожу до мяса. Слезы градом скатываются из глаз. Он испортил мое кольцо, которое должно было стать вечным!..

Пульсирующая боль в пальце и висках не прекращается, как бы я ни пыталась забыться. Хочу потерять сознание, умереть, исчезнуть.

Не знаю, совпадение ли это, но мужчины останавливаются на том же втором этаже именно у двери той комнаты, где меня держали в прошлый раз до побега. Открыв дубовую дверь, они вносят меня внутрь и усаживают на кровать, где я обмякаю, как тряпичная кукла. Перед глазами стоит пелена слез. Сморгнув ее, бросаю короткий взгляд на окровавленный палец; алая жидкость сочится по нему на мое платье, кусок ободранной кожи с тату болтается, как тряпка, держась на честном слове.

Кровь пропитывает желтую ткань и остается липким следом на ногах. Хочется выть не только от физической, но и от душевной боли. На ноге красуется вздувшийся волдырь от ожога.

Вижу, как один из мужчин выходит из спальни, но второй не торопится это делать. До меня доносится шуршание со стороны шкафа, пока я разглядываю собственные руки и ноги, а затем звучит голос Ромы:

– Ну ты… эт… сама знаешь, че надо делать. – На кровать падает запечатанная упаковка бинта и перекись, а затем он выходит, хлопнув дверью, после чего звучит щелчок ключа в замочной скважине.

Игнорируя нарастающую истерику, беру дрожащими пальцами левой руки пачку, разрываю зубами обертку и затем, собрав все силы, также зубами отрываю кусок бинта, помогая себе рукой, а затем, борясь с приступом тошноты, прикладываю на место болтающуюся кожу, которую эта мразь не дорезала до конца, и забинтовываю. Оставшиеся кусочки ниток выплевываю прямо на пол. Я не знаю, прирастет ли отрезанная кожа к плоти и как после будет выглядеть палец. Мне абсолютно наплевать на это. Только бы перестало болеть!

Бросаю на вход косой взгляд и обвожу безжизненным взором обитель безвкусицы в красных оттенках, в комнате совершенно ничего не изменилось. Багровский смилостивился и решил улучшить условия заключения перед тем, как сделать меня своей рабыней на веки вечные.

В мыслях всплывают слова о том, что Мишу он отпустит после свадьбы, только сейчас я осознаю сказанное в полной степени. К горлу подкатывает ком, который никак не удается сглотнуть. Кажется, что он меня душит, словно это аллергия или отек Квинке. Нервно прикладываю здоровую ладонь к шее, растирая ее, но это не помогает. Паника охватывает меня без остатка, окончательно утаскивая в бездну темноты.

Замуж за Олега. Свадьба. Сегодня.

Мой палец…

Артем…

Нет, я не смогу вот так прожить с ним под одной крышей всю жизнь. Да даже один день!

Господи, если свадьба сегодня, значит, и первая брачная ночь тоже! Я не переживу, если он прикоснется ко мне! Не смогу отдаться в здравом уме. Олегу придется либо накачать меня чем-то, либо вырубить. Или в очередной раз покалечить, чтобы я не могла думать ни о чем, кроме своей боли.

Сползаю с кровати, ложась на пол, и судорожно хватаю ртом воздух; пальцы сжимают края покрывала, как спасательный круг, связывающий меня с ускользающей реальностью. Тело сотрясает крупная дрожь, чувствую, как по спине стекает капля пота, но ничего не могу с этим поделать, я перестала контролировать саму себя. Почему в помещении так жарко? Я чувствую, что вся горю!

Мысли разбегаются, остается лишь один страх за неизвестное будущее и дикая тревога, что бьет набатом внутри.

Я оказалась беспомощной, заложницей ситуации, где никто не сможет мне помочь. Абсолютно никто, я осталась одна, наедине со своими проблемами…

Нужно абстрагироваться.

«Давай, Сара, думай о чем-нибудь хорошем! Вспомни самые яркие моменты из жизни». Как по щелчку, в голове вихрем всплывает все связанное с Артемом, и его голос с хрипотцой, от которого по нервным окончаниям бегут мурашки.

«Прокатиться хочешь?»

«Мелкая манипуляторша».

«Хитрая, сексуальная, охуенная Лиса. Моя Лиса».

«Че ты, мегера».

«За закрытыми дверьми, между мужем и женой нет ниче омерзительного, Лиса».

«Ты в безопасности, я рядом».

«Простишь меня, Сар, за все?»

Но вместе облегчения от воспоминаний меня накрывает волна отчаяния и слез обреченности. Я больше никогда его не увижу, не услышу, не смогу почувствовать тепло рук и губ. Мы больше никогда не пособачимся, а затем страстно не помиримся. Мы больше никогда не окажемся вместе в том охотничьем домике, не приготовим вместе еду. Арт не прокатит меня на своей очередной классной тачке. Я не окажусь рядом с ним на переднем сиденье во время уличной гонки. Не проснусь в его медвежьих объятиях, не почувствую блуждающие по моему телу руки и не услышу слова о том, что принадлежу только ему. Ведь это больше не так.

«Ненавижу тебя, Артем Князев! Так сильно ненавижу! И себя я тоже ненавижу – за слабость, за чувство, которое оказалось неразделенным. Ведь в твоем холодном сердце никогда по-настоящему не было для меня места. Только для Деллы!

Я должна отпустить тебя, но не могу и не знаю, смогу ли когда-нибудь это сделать. Сейчас ты, наверное, с ней или в очередной раз страдаешь в одиночестве от холодности своей Адалин, пока я медленно умираю изнутри за тысячи километров.

Но, несмотря ни на что, я желаю тебе счастья искренне, хоть и не со мной.

Наверное, именно так и поступают любящие люди.

А я люблю. Хоть ты никогда этого не узнаешь».

Я запечатаю свои чувства под семью замками в сердце и больше никогда и никому его не открою. Потому что любить безумно больно…

Горячие слезы стекают по щекам на шею, но я продолжаю лежать в позе эмбриона, не в силах пошевелиться, пока в голове со скоростью света мелькают флешбэки. Время идет, а я упиваюсь жалостью к себе, пока тахикардия и боль в груди не отступают, оставляя лишь физические недомогания. Сделав в сотый раз глубокий вдох и выдох, поднимаюсь, сводя лопатки, чтобы размять затекшие косточки. Белый бинт практически насквозь пропитался кровью, нужно обработать палец перекисью, но я не хочу видеть свой палец с отрезанным тату в таком состоянии.

Мне нужно взять себя в руки и подготовиться к вечеру, если я не хочу, чтобы с Мишей что-то случилось. Олег ясно дал понять, что за мое непослушание и фокусы пострадает брат. Простояв так несколько минут, мысленно настраиваюсь, пытаясь вытеснить из головы все лишнее и сосредоточиться только на самом важном.

«Все пройдет и все заживет. Время лечит, Сар».

Мне хватает нескольких минут, чтобы выключить внутри себя тот рычаг, отвечающий за чувства и эмоции, я вырубаю его и оставляю только одну версию себя: как назвал Олег, «сучью Сару», которой важна не она сама, не какой-то мужик, который променял ее на другую, а один человек – брат, беззащитный подросток, которому никто кроме нее самой помочь не сможет.

Наклонившись к кровати, поднимаю с нее белый банный халат и, еле передвигая ноги, шоркаю в прилегающую ванную комнату. Что ж, ориентируюсь я тут, как в собственном доме, так как провела здесь несколько дней, чего уж отказываться от предоставленных барином благ. Вешаю халат на крючок и запираю дверь на защелку. Впервые мне страшно поворачиваться к зеркалу, потому что я даже не представляю, что в нем увижу после вчерашнего и сегодняшнего. Стою несколько минут, разглядывая темную плитку, выложенную мозаикой, и считаю до десяти, чтобы успокоить сбившееся дыхание и подкатывающую панику. Мое эмоциональное состояние нестабильно на все двести процентов.

«Это тебе за то, что, пока ты жила припеваючи в Америке, твоя семья страдала здесь от нападок Олега! Вот так бывает, когда ставишь собственные амбиции и желания выше семьи. Получай теперь сполна!»

Трясу головой, чтобы развеять нравоучения одной из моих личностей, и разворачиваюсь к зеркалу, смаргивая подступившие слезы. Размытый силуэт, смотрящий на меня в отражении, приобретает четкий вид: первым в глаза бросается окровавленный бинт с дергающимся пальцем, волдырь на ноге, взлохмаченные волосы, давно не видевшие расчески. Вижу царапины от соприкосновения с бетоном на правой щеке и носу, губу, разбитую Олегом. Сморщив лицо от боли, расстегиваю сбоку на талии платье и, спустив лямки, сбрасываю его с себя вместе с бюстгальтером, вниз летят и трусики. Подняв взгляд, вижу огромное количество синяков и ссадин на всем теле: на руках, плечах, ногах, и самый огромный – на пояснице.

«Терпи, ты это заслужила!»

На самом деле мне хочется, чтобы физическая боль заглушила моральную, но чаша весов не перевешивает. Смотря на свое отражение, я вижу его… Артема. Я не хочу этого. Убеждаю себя в том, что ненавижу его, ненавижу за очередное предательство, но не могу… Он, наверное, уже привел в квартиру Адалин и радуется, что я самостоятельно ушла, освободив место для первой любви.

«Прекрати, ты же дала себе слово!»

Тряхнув головой, которая от этого мгновенно начинает кружиться, подхожу к ванне, споласкиваю ее слишком горячей водой и забираюсь внутрь, вставая под струи тропического душа, предварительно упершись правой рукой в стену, чтобы вода на нее не попадала. Кожу начинает жечь от соприкосновения с водой, но я продолжаю стоять, в надежде, что это пройдет.

Мне бы безумно хотелось полежать в горячей ванне, расслабиться, но я слишком брезглива, поэтому просто принимаю душ. Помимо прочего вода согревает, пуская волны мимолетного удовольствия. Каждая одеревеневшая мышца оживает, возвращая меня к жизни. Какое же это наслаждение – просто искупаться! Почему мы зачастую не ценим такие обыденные вещи?

Взяв с полки арбузный гель для душа, не жалея, выдавливаю на здоровую руку и начинаю намыливать тело, игнорируя лежащую на полке мочалку: мало ли кто ею тут терся. Буэ! Приятный запах обволакивает со всех сторон вместе с паром, я тщательно вымываю каждый грязный участок кожи, стиснув зубы от простреливающей боли в области ребер, когда приходится наклоняться к ногам. После два раза мою волосы шампунем, хотя делать это все одной рукой не так-то уж и просто, споласкиваюсь, еще раз просто стою под струями воды, пытаясь убежать от реальности.

Однако усталость делает свое дело, и, сдавшись, я отодвигаю шторку и выхожу, обмотав голову полотенцем, а на тело накидываю халат. Стоящую зубную щетку я также игнорирую, почистив зубы просто пальцем и мятной пастой. В памяти всплывает момент, как я чистила зубы щеткой Артема и почему-то совершенно не брезговала.

«Прекрати всплывать в моей голове… это невыносимо!» – мысленно кричу, представляя перед собой черный острый взгляд, что прожигает саму душу.

«Раз. Два. Три».

Куда делся этот гребаный рычаг, почему он работает с перебоями?!

«Давай, ты сможешь. Теперь ты другой человек. Сары Миллер-Князевой больше не существует. Отныне есть только Сара Абрамова-Багровская. Тебя должны заботить только собственная жизнь и безопасность семьи. Не нужно тратить энергию на предателей».

Выйдя из ванной в спальню, только сейчас замечаю на прикроватной тумбочке часы, которые показывают всего лишь десять часов утра. Не знаю, сколько есть времени перед свадьбой и как она будет проходить, если еще час назад бесчестный не собирался разыгрывать это шоу, а просто поиметь меня и пустить по кругу.

Станет ли Олег устраивать торжество или заставит просто расписаться с ним? Разбинтовываю, стоя у прикроватной тумбочки, свою конечность; ставший красным бинт прилип, и пока я его отдираю, еле сдерживаюсь, чтобы не взвыть. Палец опух и побагровел; откручиваю зубами крышку с перекисью и хорошенько заливаю ею рану, которая начинает мигом щипать и пениться. Забинтовываю, смотря мельком одним глазком и стараясь эм