Оглавление

Посвящается всем детям, которые хотят

через мгновение стать взрослыми,

и всем взрослым, которые хотят хотя бы

на мгновение снова стать детьми.

Глава 1

Желтый силуэт такси скрылся за поворотом. Фу-у-ух! Проводила «предков». Хорошей вам поездки. К счастью, без меня. Наконец-то долгожданная свобода. Для начала в магазин за моими любимыми йогуртами, клубникой и, конечно же, чипсами с газировкой, а потом… потом посмотрим. Поправляю лямки рюкзака и направляюсь по выбранному маршруту. Летний московский день обещает быть сегодня жарким, а свобода в ближайшее время — безграничной. Жаль только, все подруги разъехались кто куда, а парня у меня нет. Ну, да не беда, и сама себе найду развлечения как-нибудь.

Я из семьи архитекторов. Мои папа и мама познакомились в архитектурном институте, после окончания которого они и поженились. Старшая сестра познакомилась со своим будущим мужем тоже именно там, но они не дотерпели до конца учебы, свадьбу сыграли раньше. Вот только я, паршивая овца, окончив в этом году школу, взяла, да и поступила на физтех. У папы округлились глаза, у мамы отвалилась вниз челюсть, а сестра — так та вообще остолбенела. Ну и ладно, нечего.

Муж сестры оказался вполне нормальным молодым человеком, увлекается старинным оружием и кайтсерфингом. Он мне кое-что и рассказал и про то, и про другое.

Сестра с мужем уехали на работу по специальности в Испанию. Именно туда и отправились мои родители ее навестить. Перед отъездом сестры я с ней хорошо поругалась. Решила мной покомандовать! Собой командуй, раз такая умная! В добавок выяснилось, что она там, в Испании, присмотрела мне какого-то местного жителя, молодого загорелого мускулистого парня. От такой перспективы у меня волосы зашевелились на затылке, и я категорически отказалась от поездки. Мама хотела было меня уговорить, но я устроила скандал. Потом еще один. Потом уже готовилась к третьему, но тут вмешался папа.

— Пусть делает, что хочет! — сурово сказал он маме, и та отвалила.

О, счастье! Вот это действительно было счастье!

Поэтому, когда они только что уехали, у меня как будто камень с души упал. Каждый шаг дается мне легко вдвойне.

Прохожу на соседнюю улицу, до супермаркета «рукой подать», солнце радостно светит, как вдруг вижу: в нескольких метрах от меня в тени куста, под его ветвями лежит человек. С виду вполне приличный мужчина, в чистых белой тенниске, белых брюках и таких же белых туфлях. Вот только лицо его вымазано землей. Ран, крови не видно. Он облокачивается одной рукой на землю, на которой лежит, а вторую протягивает ко мне.

— Я не пьяный, нет, мне плохо, помогите мне, — говорит он мне глухим и каким-то замогильным голосом и тянет руку ко мне.

Подхожу ближе и вижу в его руке какой-то предмет. Он усиленно тянет его в мою сторону. Я с опаской наклоняюсь, и беру его в свою руку, и рассматриваю. Он представляет из себя круг серебристого металла размером с большую старинную монету, на котором изображены три похожие на канцелярские скрепки штуковины белого, черного и красного цветов, скрепленные в форме треугольника. Переворачиваю его. На другой стороне круга ничего нет. Очень странный символ. Никогда такого не видела. Выпрямляюсь и оглядываюсь по сторонам. Прохожие проходят мимо, даже не замечая, что человеку плохо! Вы чо, люди?! А если он умирает?! Вновь перевожу взгляд на лежачего мужчину… а он исчез. Просто исчез. Только примятая трава на том месте, где он только что лежал. Об-б-балдеть! Обалдеть и не встать! Снова оглядываюсь по сторонам и опять на то место, где лежал мужчина. Теперь нет даже примятой травы. Она такая, как если бы на ней никого не было. Вот это да! Еще раз осматриваю это странное место. Никого! Ничего!

Возвращаюсь на дорогу. Прохожие ходят как ни в чем не бывало, даже, похоже, не заметив, что здесь что-то произошло. Бросаю взгляд на кусты. Никого и ничего там нет. Уму непостижимо! Иду дальше и рассматриваю странную вещицу, которою еще более странный незнакомец передал мне. Вспоминаю, что если столкнулся с чем-то необычным, непознанным и сверхъестественным, надо ущипнуть себя, например, за ухо. Что я делаю. Не помогает. Вещица как была, так и осталась в моей руке. Ладно, уберу пока в карман, а там видно будет. Дома посмотрю.

Поворот, еще поворот, вот и супермаркет. Вхожу в него и сразу же иду к отделу моих любимых йогуртов. Передо мной две девушки лет по двадцать три — двадцать четыре, одетые точно так же, как я. Светлые футболки, джинсовые шорты, кроссовки. Они моего роста. Из-под шорт видны две пары идеально стройных загорелых девичьих ног. На плечах явно дорогие сумочки в отличие от моего потертого еще школьного рюкзака. Вдруг одна из них роняет на пол мобильный телефон. Ух-ты, новый «Айфон».

— Девушка, вы телефон свой потеряли, — говорю я, обгоняя девушку, указывая на телефон и не прикасаясь и даже не приближаясь при этом к лежащему на полу аппарату. Мало ли что, потом обвинят еще в чем-нибудь.

— Ой, спасибо! Какая я неловкая! — говорит она чистым и звонким девичьим голосом.

— Молодец! Отлично! — произносит другая точно таким же чистым звонким девичьим голосом, обращаясь при этом непосредственно ко мне. — Проверку прошли полностью! Пройдите, пожалуйста, чуть дальше.

Я прохожу вместе с девушкой, как меня и просили. Отдел молочных продуктов совершенно пуст, что довольно странно в этот час.

Та, что уронила телефон, возвращается, подбирает телефон и, убирая его в сумочку, идет снова к нам.

— Здравствуйте, позвольте представиться, Клара Борисовна Козиль, старшая особая уполномоченная по взаимодействию с иррациональным миром, — говорит мне та, что роняла телефон, достает из сумочки и показывает мне свое служебное удостоверение, в котором я вижу только ее фотку в незнакомой форме, какие-то надписи и очень необычный герб. — Можно на «ты» и просто Клара.

— Здравствуйте, позвольте представиться, Карла Валерьевна Гозиль, старшая особая уполномоченная по взаимодействию с иррациональным миром, — сообщает другая и так же показывает мне уже свое служебное удостоверение, в котором я вижу то же самое. — Можно на «ты» и просто Карла.

Девушки красивые, с тонкими чертами овальных лиц, черными глазами и черными, как смоль, волосами. Ровный бронзовый загар подчеркивает идеальной стройности фигуры.

— Не утруждайтесь представляться, мы и так про вас все знаем, — останавливает меня первая, то есть, Клара, сопровождая это жестом в виде вертикально поднятой ладони левой руки, обращенной в мою сторону, едва я только открываю рот для представления. — Элеонора Александровна Че́рвитова, восемнадцать лет, в этом году закончила школу и поступила в институт, родители сегодня улетели в Испанию навестить старшую сестру с мужем, — и называет мой домашний адрес. — Вы нам подходите идеально.

Я застываю на месте с открытым ртом от такого потока информации.

— Мы будем обращаться на «ты», и ты к нам тоже, это для удобства общения? — спрашивает меня вторая, то есть Карла.

— А-а-у-у-ы-ы-да, — только и могу ответить я, утвердительно кивая головой.

— Вот и славненько! Видишь, ли Нора, существует не только тот мир, в котором ты живешь, а еще и волшебный, — негромко говорит мне Клара и показывает рукой вперед.

Ну и что там? По́лки с продуктами. Полки как полки.

Девушки воровато оглядываются по сторонам и, очевидно, убедившись что за нами никто не наблюдает, Клара два раза хлопает в ладоши.

В ту же секунду полки разъезжаются в стороны, и нашим взглядам открывается небольшое помещение размером с две наши кухни, освещенное лишь желтым светом, идущим откуда-то из-под потолка.

— Добро пожаловать в шлюз, — говорит мне Карла, и они обе делают пригласительные жесты руками. — Пошли, не бойся.

Прохожу внутрь вместе с моими новыми знакомыми, и за нами закрывается проход. Мы стоим в полутемном помещении, и что будет дальше, мне совершенно не понятно.

— Мы давно уже за тобой наблюдаем, и не только за тобой, и проверяем тебя, и не только тебя, но из всех возможных претендентов именно ты нам больше всего и подходишь, ты — смелая, не побоялась подойти к лежащему на земле человеку, ты готова была оказать ему помощь, — говорит мне все так же тихим голосом Клара. — Кстати, верни, пожалуйста, амулет, который ты у него взяла, он ведь больше тебе не нужен, так ведь?

Достаю из кармана железку и отдаю ее Кларе. Она убирает его в свою сумочку.

— У нас к тебе будет очень важный разговор, — также тихим голосом сообщает мне Карла.

— Ну, а сейчас идем! — и Клара дергает рукой за какую-то кривую ручку, которую я даже не разглядела в этой полутьме, а другой делает еще один пригласительный жест, который повторяет и Карла.

Перед нами открывается дверь.

Глава 2

Выхожу в дверной проем, и моему взору открывается круглая густо заросшая изумрудно-зеленой травой и какими-то цветами поляна диаметром примерно метров пятьдесят, окруженная многовековыми соснами и елями. За ней видна просека среди деревьев шириной с автодорогу и длиной с полкилометра, после которой видно поле до самого горизонта. Поляна, просека и поле залиты солнечным светом, отчего трава кажется еще более густой. Мне в нос ударяет аромат хвои, травы и лесных цветов. Надо мной дубовые ветви с пышной зеленой листвой.

«Это что, какой-то лесопарк Москвы? И как это он может вот так незаметно соседствовать с супермаркетом и автостоянкой?» — мысли одна за другой проносятся в моей голове. Настораживает и смущает одновременно и полное отсутствие городских звуков. Ни шума техники, ни голосов, ни шагов людей, ни собачьего лая, ничего такого, кроме щебетания птиц где-то вдалеке. Все это вместе кажется каким-то странным аттракционом. Происходящее совершенно немыслимо. Какое-то реалити-шоу, в котором я — главная участница, а кругом скрытые телекамеры? Оглядываю ближайшие ко мне ветки деревьев. Вроде бы, нет. Никаких камер не видно.

Девушки обходят меня с двух сторон и делают пригласительные жесты руками. Клара, встающая справа от меня, поднимает правую руку на уровень своих плеч, направляя ее открытой ладонью в сторону поляны перед нами. Карла, совершенно одновременно с ней встающая, в свою очередь, слева от меня, делает тот же жест, только, соответственно, левой рукой, почти «зеркально» отображая позу Клары. «Почти», потому что Карла ее чуть выше и, соответственно, руку держит выше, чем другая девушка. Эти две простертые вперед ладони указывают на лежащую перед нами поляну, но я совершенно не могу понять, почему? Перевожу взгляд на ладонь Клары, и… происходит то, что невозможно предположить, тем более, принять ни одному человеку, воспитанному и образованному в традициях и естествознании нашего мира, подчиненного строгим законам точных наук.

Легкая, неописуемая словами рябь, похожая на преломленный в изгибах стекла вид, проходит по руке девушки, и в ней по прозрачным очертаниям угадывается какой-то продолговатый предмет. Мгновением позже он перестает быть прозрачным и приобретает вид, очень напоминающий старинный кремневый пистолет с очень тонким стволом серебристого цвета. Сходство со старинным оружием придает и изящная, опять же, серебристая инкрустация. Но на ней сходство и заканчивается. Не вижу ни курка, ни спускового крючка, ни скобы, его прикрывающей, о которых когда-то мне рассказывал муж сестры.

Сказать, что я потрясена увиденным — все равно что ничего не сказать. Волосы на голове встают дыбом от такого зрелища. Они бы встали дыбом, наверное, везде, даже в самых труднодоступных местах моего тела, только у меня их там нет. Перевожу взгляд налево, на руку Карлы, и вижу, как то же самое происходит и в ее руке. Это никак не похоже на глюки.

Все-таки, читать о волшебстве в книгах, видеть на экранах телевизоров, компьютеров и кинотеатров — это одно, а вот наблюдать его своими газами — это уже совсем другое! «Очуметь» — единственное слово, которое может хоть как-то, пусть даже в очень малой мере передать мое психологическое потрясение от увиденного.

Но происходящее оказывается сущим пустяком по сравнению с тем, что я вижу далее. Успеваю заметить периферийным зрением, что девушки взмахивают своими странного вида пистолетоподобными жезлами. Вновь рябь эта над поляной, и на ее месте прямо из травы вырастают здоровенные, одинаковые на первый взгляд квадратные каменные плиты белого цвета с какими-то странными символами. Сторона квадрата примерно метра три. Плиты образуют идеально прямую дорожку.

Но и это, оказывается, еще не все. Куда интереснее то, к чему ведет эта дорожка. Прямо посередине поляны рябь становится просто огромной, и из нее появляется, будто бы из воздуха, полностью загораживая, при этом, просеку, потрясающего вида шатер: сооружение размером с двухэтажный дом, напоминающее усеченный конус с виднеющимися с места, на котором я стою, возвышениями на крыше, опять же, конической формы. Одно, самое высокое, по центру, и еще четыре по его сторонам, похоже, в углах некоего квадрата. Эти конические возвышения венчают длинные шпили с разноцветными вымпелами. Но самое восхитительное не это, а сам шатер. Он весь расписан причудливыми красно-черно-белыми узорами с изящным вкраплением золотых нитей. Кажется, будто узор образует некую замысловатую картину, но вот только какую, понять никак не могу. Входом в шатер является двустворчатая дверь из темного дерева с блестящими металлическими ручками и арочным сводом сверху. Перед дверью крыльцо с тремя невысокими ступенями из камня белого цвета шириной с дорожку, ведущую к нему. Вижу четыре узких старинных окна с арочными сводами вверху наподобие того, что над дверью, на высоте около полутра метров от земли, с решетчатыми деревянными рамами из темного дерева, возможно, того самого, из которого сделаны и двери. Все окна с цветными стеклами. Они расположились по два с каждой стороны дверного проема. Вот от этого зрелища действительно захватывает дух.

Слева от крыльца возвышается деревянный столб, заканчивающийся острием, высотой метра два, украшенный красивой резьбой.

Девушки спускаются на столь необычно возникшую дорогу из каменных плит. У них в руках, замечаю я, ничего уже нет. Наверное, убрали куда-то свои пистолетоподобные жезлы, или палочки, или как там эти штуки у них называются. Клара поднимает правую руку, Карла левую, и они обе будто бы хватают пальцами воздух. В тот же миг буквально из воздуха рядом с вытянутыми руками девушек появляется по здоровенной сухой ветке, торчащей прямо из земли, на которой висит что-то, похожее на одежду из прозрачной материи. Каждая ветка немного загнута в сторону дороги. Мои спутницы снимают эти материи с веток и накидывают себе на плечи и головы изящными движениями. Мгновенно прозрачные материи превращаются в иссиня-черные плащи до щиколоток и такого же цвета остроконечные шляпы со слегка изогнутыми верхушками.

Девушки поворачиваются ко мне и в один голос говорят:

— Пошли, Элеонора!

Смотрю себе под ноги и вижу каменное крыльцо, даже не крыльцо, а так, возвышение. Размером оно с плиту, из которых выложена дорожка, только повыше, и никаких символов на нем нет. Спускаюсь с него, и за один шаг оказываюсь на дорожке. Тут же меня посещает очень странное, необычное и немного пугающее ощущение, будто нечто неосязаемое и непонятное коснулось моего разума каким-то странным и жутковатым холодным щупальцем. Ощущение за одно мгновение появилось и прошло, а плита под ногой засветилась каким-то удивительным оттенком желтого цвета и сразу же погасла. Шагаю дальше, и с каждым шагом по каждой новой плите возвращается это ощущение, только в несколько ослабленной, так сказать, «притупленной» форме, а плиты под ногами так же, как и первая из них, вспыхивают и сразу гаснут все тем же чудны́м оттенком желтого. Через несколько секунд ощущение проходит совершенно, а мои спутницы, идущие от меня по обеим сторонам, очень внимательно смотрят на мое лицо. Что, интересно, они на нем увидели?

— Что вы так смотрите? — спрашиваю я их.

— Хотим узнать, как ты на все это реагируешь, — отвечает Клара.

— И как же? — с неподдельным любопытством вновь интересуюсь я.

— Нормально, мы в тебе не ошиблись, — отвечает теперь уже Карла и кивает головой в сторону шатра. — Идем.

«Что все это значит? — опасливо думаю я. — В чем это они не ошиблись?»

Желая хоть как-то отвлечься от этих тревожных мыслей и оценить обстановку, оглядываюсь по сторонам. За моей спиной обнаруживается, как я и думала, дуб. Он просто гигантских размеров. И десяток человек не смогут его обхватить. Ему, наверное, несколько веков, а то и тысяча лет. Даже и не знала, что такие древние деревья растут в столице. Огромная крона накрывает подобием купола нас троих и часть прямой, как стрела, дороги, ведущей к шатру. Несколько листиков падают на землю в паре шагов от меня.

«С дуба падали листья ясеня», — вспоминаю знакомый с детства нецензурный стишок. Но я — девушка приличная и немедленно прекращаю подобные воспоминания.

— Идем, идем, — вновь, но уже настойчивее, девушки в один голос зовут меня за собой.

Не нахожу более ничего необычного и, повернувшись к моим новым знакомым, направляюсь вместе с ними по так неожиданно и услужливо появившейся дороге.

«Пойду взгляну, что там, пошли со мной, братан, — напеваю я про себя услышанную по радио и понравившуюся забавную песенку, чтобы не умереть от страха. — Трам-там, трам-там, пошли со мной, братан!»

Идем к шатру, а летнего зноя как-то совершенно не чувствуется.

Проходим полпути к шатру, и вдруг откуда ни возьмись рядом со столбом, украшенным красивой резьбой, появляется огромный кот совершенно невероятного сизо-белого окраса. Размером этот зверь, наверное, раза в два больше обычного кота.

Одним прыжком он запрыгивает на столб и поворачивает морду к нам. Я вглядываюсь в нее и буквально столбенею. Глаза у кота не кошачьи, а человеческие! Сначала не поверила, а теперь вижу — точно, человеческие! Необычного терракотового цвета!

Мы подходим к столбу, я смотрю на котяру, он — на меня, и вдруг открывает пасть и говорит:

— Здравствуй, здравствуй, кареглазка, рассказать ли тебе сказку? — голос певучий и мелодичный.

Но мне не до его голоса. У меня едва не подкашиваются ноги от самого факта, что он что-то произносит, кроме традиционных кошачьих звуков.

«Кот говорящий! Интересно, грохнусь я в обморок или нет?» — именно такие мысли лезут мне в голову.

— Цыть, Баюн! — строго говорит коту Клара. — Не смей к ней обращаться!

— Не пугайся, — успокаивает меня Карла и добавляет: — Привыкнешь. Только не разговаривай с ним. По крайней мере, пока. Потом просто перестанешь обращать на это внимание. Вообще!

Да я и не собиралась, собственно, с ним разговаривать. Тут бы с ума не сойти! Но я, как говорится, беру себя в руки и продолжаю идти к шатру.

— Здрасьте, — говорю я и машинально киваю коту на ходу.

И сразу же понимаю, что нарушаю этим словом только что полученную от Карлы рекомендацию. Даю себе торжественное обещание впредь таких нарушений больше никогда не делать.

— Не разговаривай с ним, говорю же, — снова вежливо и тактично напоминает мне Карла. — Это же Баюн.

— Хорошо, хорошо, — так же вежливо и тактично заверяю я ее и киваю при этом утвердительно головой.

— Не очень-то и хотелось, — обиженно говорит кот и гордо поворачивается к нам спиной, размахивая при этом большущим пушистым хвостом. Хвостище двигается из стороны в сторону, как маятник. На какое-то мгновение окружающее кажется мне нереальным, и все происходит как бы во сне, но это чувство так же быстро проходит, как и появляется.

Мы уже останавливаемся перед входом в шатер. Девушки встают передо мной.

— Главное — не волнуйся, — напутствует меня Клара и смотрит при этом прямо мне в глаза. — Никто ничего плохого тебе не сделает.

— Там будет два, максимум, три человека, — присоединяется к ней Карла и так же неотрывно смотрит на меня. — Они тоже волшебники, как и мы, как и ты будешь.

— Идем, — хором в который раз говорят мне девушки и поднимаются по крылечным ступенькам.

Поднимаюсь вслед за ними и я. Сто́ит мне только подняться на крыльцо, как они проходят чуть вперед, берутся за дверные ручки и совершенно бесшумно открывают передо мной створки двери.

Меня обдает приятной прохладой и запахами благовоний, подобным запахам тех, что мы в прошлом году привезли из Индии, куда я летала вместе с предками. Передо мной небольшая площадка, а за ней широкая, во всю ширину дверного проема, лестница. Освещается все это свечами в красивых металлических подсвечниках в форме цветов установленные по два в каждой из стен по обеим сторонам площадки на высоте, наверное, пары метров над полом. В каждом подсвечнике по три свечи. Таким образом, всего двенадцать свечей. За площадкой лестница в четыре ступени. Стены, лестница и пол покрыты красивой темно-синей тканью с черными узорами. Прохлада так и манит внутрь.

«Ладно, будь что будет!» — думаю я и иду в дверной проем.

Глава 3

Прохлада нежной пеленой обволакивает меня. Как же это прекрасно, даже после значительно пониженного в этом странном лесу бетонно-асфальтного зноя мегаполиса! Я оказываюсь на середине площадки перед лестницей. «Должно быть, это — прихожая», — быстро соображаю я. Девушки оказываются тут же, рядом со мной, по бокам, и закрывают двери так же бесшумно, как и открыли их.

— Идем, — снова говорят они мне хором в оба уха.

Смотрю вверх и вижу над ступенями такие же двустворчатые двери, как и те, через которые мы только что прошли.

— Хорошо, идем так идем, — отвечаю я.

В этот самый момент все четыре светильника отделяются от держателей в виде стеблей с листьями на стенах и, проплывая в воздухе без всякой опоры на той же высоте, что и были закреплены, выстраиваются в ряд над первой ступенью лестницы. Каждый из них представляет из себя бутон без стебля с тремя тонкими разделенными между собой лепестками, загнутыми горизонтально на концах, в которых и установлены свечи. У меня шевелятся волосы на макушке от такого зрелища. Еще раз убеждаюсь в том, что читать и (или) смотреть сказки — это одно, а вот оказаться в одной них — это уже совсем другое! Совсем! Уж это точно!

Иду вперед, девчонки — по обеим сторонам, светильники со свечами плывут перед нами, освещая дорогу, но, в отличии от обычных свечей, замечаю я, язычки пламени у них не загибаются назад при движении вперед. Однако раздумывать над этим чудом природы времени нет, здесь и без этого хватает чудес! Мы уже поднялись по лестнице и стоим перед второй двустворчатой дверью. Девушки вновь проходят немного вперед и, взявшись за дверные ручки, бесшумно открывают створки двери передо мной, а светильники по две штуки разлетаются в стороны.

— Идем, — вновь одновременно в оба уха говорят мне мои спутницы.

Моему взгляду открывается зал раза в два больше учительской в школе, которую я закончила в этом году.

Светильники, сопровождавшие нас в прихожей и на лестнице, остаются висеть в воздухе на своих местах, ну а я прохожу вместе с девчонками вперед и вхожу в зал на пару метров. Обращаю внимание на то, что запах благовоний мгновенно исчезает, как только я переступаю порог зала. Девушки, опять же, совершенно бесшумно закрывают за мной створки двери. Это я так же замечаю на входе. Затем они, вероятно, остаются стоять за моей спиной, поскольку периферийным зрением я их не вижу. На этот раз повинуюсь их команде молча, наверное, от полного вида помещения, которое я лицезрю.

Передо мной зал. Его потолок и пол имеют форму овала и освещены ярким светом нескольких десятков светильников, плавающих в воздухе наподобие тех, что так любезно освещали нам прихожую и лестницу, а сейчас парят в проходе в этот зал.

В зале два человека. Они стоят боками к нам и грудью друг к другу. Лица повернуты в нашу сторону. Похоже, что они перед нашим появлением о чем-то разговаривали. Один — коренастый мужчина ростом пониже меня, лет шестидесяти трех — шестидесяти пяти с тонкими чертами морщинистого лица и крючковатым орлиным носом. Ловлю себя на мысли, что в молодости он, наверное, был красив. Лицо его обрамлено длинными распущенными серебристыми от седины волосами, которые частично лежат на плечах, а частично свисают за спиной. Другой — высокий стройный широкоплечий парень, блондин с так же тонкими чертами очень красивого лица и такой же прической. Ему лет двадцать — двадцать два. Рост парня впечатляет — метр девяносто пять, не меньше! Но самое потрясающее — это его голубые глаза. Цвета ясного апрельского неба. Именно так я характеризую их для себя. Просто взор не оторвать! Но любоваться ими, как бы мне этого ни хотелось, увы, времени нет. Продолжаю осмотр этих людей. Одеты эти господа в длинные мантии. Седовласый в черную, а блондин в темно-синюю. В их прорезях под шеями видны бледно-серые рубашки и вполне себе современные галстуки темно-вишневого цвета. Под мантиями самые обычные на вид строгие черные брюки и так же строгие черные туфли. Похожие брюки и туфли отец носит на работу. Едва мы входим, мужчина и парень поворачиваются в нашу сторону.

Оглядываю помещение, и оно вызывает у меня интерес едва ли не больший, чем его обитатели. Стены и пол отделаны темно-синей тканью, очень похожей на ту, которая применяется для аналогичных целей в коридоре и на лестнице, по которым мы сюда пришли. Только здесь никаких черных узоров нет. Пол просто темно-синего цвета, а на стенах какие-то совершенно одинаковые, размещенные в шахматном порядке замысловатые эмблемы из материала, похожего на золото. Каждая эмблема чем-то напоминает птеродактиля с расправленными в стороны крыльями и пунцовым щитом на груди. Морда птеродактиля повернута к левому крылу, которое, соответственно, справа от меня. Окон в зале нет. В противоположной проходу, через который мы только что вошли, стене еще одна двустворчатая дверь, такая же, как и те, через которые мы уже проходили в этом удивительном шатре. Потолок зала в форме купола в виде половины разрезанного вдоль эллипсоида вращения. На нем изображено ночное звездное небо, но такое, какого я никогда в жизни не видела! Замечаю, что за мужчинами стоит большой стол из полированного темного дерева, украшенный резьбой. На столе находится какое-то странное изделие из металла, стекла и обычных и разноцветных стекол. Изделие это достаточно внушительных габаритов — размером с топливный бак грузовика и занимает почти всю столешницу.

Только сейчас обращаю внимание на то, что наших шагов ни там, на лестнице, ни здесь, в зале, абсолютно неслышно.

— Добрый день, Элеонора Александровна, — говорит пожилой мужчина с коротким изящным поклоном, глядя при этом мне в глаза. У него низкий приятный хорошо поставленный голос. — Позвольте представиться, меня зовут Рола́нд Тиба́льтович Керсе́ль-Энта́у. Я — Главный особый уполномоченный Правительством волшебства, чародейства и колдовства Российской Федерации по взаимодействию с рациональным миром, и мне очень приятно с вами познакомиться, — после этих слов он разворачивает и показывает мне свое удостоверение. — Это — мой коллега Виталий Елисеевич Сотников, — в этот момент длинноволосый мужчина убирает удостоверение во внутренний карман своей одежды изящным жестом, похоже, он все делает изящно, указывает на блондина.

Тот вслед за пожилым предъявляет удостоверение, коротко кивает головой и как-то глухо говорит:

— Добрый день, очень приятно, — и убирает удостоверение.

«У него тоже благозвучный голос, хоть и звучит глухо», — отмечаю я про себя.

— Добрый день, очень приятно, — машинально, но вежливо произношу и я с коротким поклоном в ответ на их слова.

— Мой коллега — Ведущий особый уполномоченный Правительством волшебства, чародейства и колдовства Российской Федерации по взаимодействию с рациональным миром, — продолжает свой рассказ приятным голосом Роланд Тибальтович, слегка кивая, опять же, изящно, головой в сторону блондина. Блондин, точнее, Виталий Елисеевич с явным интересом меня разглядывает, а у меня вновь, в который раз за сегодня, волосы шевелятся на макушке от происходящих со мной событий.

— Прошу вас оценить наше гостеприимство, Элеонора Александровна, — говорит Роланд Тибальтович и едва слышно щелкает пальцами правой руки.

Между нами над полом появляется рябь, очень похожая на ту, что я уже видела сегодня несколько раз, меня охватывает предчувствие чего-то необычного, и в ту же секунду буквально из воздуха появляются пять совершенно одинаковых кресел и маленький столик наподобие журнального из темного, как и большой стол в этом зале, дерева. По внешнему виду эти кресла похожи на обычные кресла мягкой мебели, стилизованные под старые, какие показывают в кино, только каменные, но, приглядевшись, я понимаю, что они никакие не каменные, это просто материал такого необычного для кресел цвета. Три кресла стоят спинками к девушкам и ко мне, а два других — перед ними, метрах в двух, спинками, соответственно, к мужчинам. Между ними и находится столик из такого же «каменного» материала. Все кресла размещены по дугам, будто частям некоей невидимой моим глазам окружности.

Я все больше убеждаюсь, что Роланд Тибальтович здесь главный.

— Чай, кофе, какао? — деловито осведомляется он, должно быть, у всех присутствующих.

— Спасибо, кофе, если можно, — отвечаю я, как могу, наиболее светски и утвердительно и, как мне кажется, тоже изящно киваю головой.

«Отказываться, наверное, будет невежливо», — мелькает мысль в моем мозгу.

— Как будет угодно, Элеонора Александровна, — произносит мужчина. — И нам тогда тоже кофе.

Молчание — знак согласия.

Еще один еле слышный щелчок пальцев, вновь едва заметная рябь, но уже над столиком, и на нем появляются пять чашек, стоящих на блюдцах, на которых еще лежат кофейные ложки и по два кусочка сахара. Ощущаю, что к этой необычной ряби я уже начинаю привыкать. Чашки и блюдца очень красивые, похоже, из фарфора, белого цвета с каким-то коричневым рисунком. Ложки тоже хороши, наверное, из серебра. Во всех чашках налита темная жидкость, и над ними идет пар. Посередине столешницы стоит маленький кувшинчик на блюдце. Они оба явно из того же набора, что и кофейные чашки с блюдцами, и, должно быть, так же из фарфора. В кувшинчике белая жидкость.

«Молочница с молоком, — догадываюсь я. — А блюдце, чтобы не запачкать стол. Вероятно, в такой приятной после жары прохладе горячий кофе, как и горячий кофе с молоком, вполне себе уместны», — приходит мне в голову мысль.

— Прошу вас, друзья мои, располагайтесь, — говорит Роланд Тибальтович и делает очередной изящный жест рукой, которым обводит сразу все кресла и столик.

Мы все следуем его приглашению и рассаживаемся в кресла. Я — в то, что стоит спинкой ко мне посередине, мои спутницы — в кресла по бокам от «моего», ну а мужчины в кресла напротив нас. Немного неловко перед Роландом Тибальтовичем, солидным дядей, за свои хоть стройные и длинные, но все же голые ноги, которые прикрыты лишь коротенькими шортами.

«Но я же не знала, что меня сюда позовут», — звучит в голове вполне уважительная причина моего сегодняшнего одеяния.

Успеваю заметить, как Роланд Тибальтович, ничуть не смутившись вида моих ног, прямо через мантию изящнейшим жестом подергивает брюки. «Жаль, что я не могу так же изящнейше подернуть мои шорты», — мелькает мысль в голове. Блондин, которого я никак не могу заставить себя называть Виталием Елисеевичем, пытается повторить его действия, но делает это так неуклюже, что я едва сдерживаю улыбку.

«Тебе, парень, до него далеко! — весело думаю я. — Неверное, это какая-то психологическая реакция стабилизации сознания после всех тех невероятных событий, которые со мной приключились в этот, казалось бы, самый обычный летний день, — продолжаю я размышлять. — А вот эта мысль совсем уже невеселая!»

Кресло, в которое сажусь, оказывается очень мягким и удобным, а запах кофе просто чарующим, не то, что быстрорастворимый, к которому я дома и в гостях с годами привыкла.

— Кофе с молоком? — спрашивает, глядя мне прямо в глаза, Роланд Тибальтович, из чего я делаю вывод, что вопрос обращен именно к моей скромной персоне.

— О, нет, спасибо! — как можно вежливее отвечаю я.

— Конфеты, печенье, варенье? — задает еще один вопрос седовласый мужчина так же мне.

— Нет, благодарю! — вновь отказываюсь я.

Роланд Тибальтович обводит взглядом всех остальных присутствующих.

— Нет, спасибо! Нет, спасибо! Нет, спасибо! — быстро, один за другим, как выстрелы из старинных корабельных пушек в военно-исторических фильмах, которые я иногда видела в детстве, производят ответы все трое других человек, сидящих перед столиком, и отрицательно мотают головами из стороны в сторону.

— Насколько я помню, дамы пьют с молоком, — улыбаясь лишь краешками губ, говорит Роланд Тибальтович, а глаза пепельно-серого цвета, на который я только сейчас обращаю внимание, остаются совершенно серьезными.

Затем он еле заметно двигает одним лишь мизинцем левой руки, и все кусочки сахара дружно, как по команде, буквально запрыгивают в чашки кофе с характерными звуками, молочница поднимается в воздух, подлетает по очереди к чашкам Клары и Карлы и наливает молоко в них, после чего возвращается на свое место на блюдце. Ложечки так же сами запрыгивают в чашки и начинают перемешивать содержимое в них. С моей ложечкой и чашкой происходит то же самое. Я ошеломлена, но уже в значительно меньшей степени, чем когда все эти чудеса со мной только начались.

«Интересно, а чашки летают, как и молочница, и что, будут им все эти напитки и в рот заливать?» — приходит на ум озорная мысль. Наверное, еще одна реакция стабилизации сознания, но раздумывать на эту тему у меня времени нет.

— Элеонора Александровна, не будем тратить ваше драгоценное время и перейдем сразу к той проблеме, по причине возникновения которой мы вас сюда и пригласили, — говорит мне Роланд Тибальтович.

Глава 4

После такого вступления я замираю в кресле. Хорошо еще, что не успела взять чашку и блюдце. Сейчас, должно быть, начнется самое интересное!

— Начну с вопросов общего характера, — продолжает Роланд Тибальтович.

Голос его вдруг становится каким-то сухим, как треск иссохшего дерева, которое ломают перед тем, как выбросить или бросить в костер. Ничего общего с тем голосом, который был до этого. В помещении «нависает» тишина.

Предчувствие меня не обмануло.

— Тот мир, в котором вы прожили восемнадцать лет, совершенно не соответствует действительности. Он разделен на обычный или, как его называем мы, рациональный, в котором живете вы, и волшебный, полный чародейства и колдовства или, как его называем, опять же, мы, иррациональный. Под словом «мы» я подразумеваю нас — волшебниц и волшебников, чародеек и чародеев, колдуний и колдунов, ведьм и ведьмаков, — в этом месте своего рассказа мужчина немного приподнимает левую руку и вытянутыми вперед плотно сжатыми пальцами на раскрытой ладони по очереди указывает на Клару, Карлу и Виталия Елисеевича. — Значение слов «рациональный» и «иррациональный», я думаю, объяснять вам не надо. Каждый из нас называется ЧОИВ — Человек, обладающий иррациональными возможностями, а каждый из вас, представителей рационального мира, называется ЧЛИВ — Человек, лишенный иррациональных возможностей, — теперь он указывает уже на меня. — Но эти официальные аббревиатуры звучат некрасиво и как-то казенно, на то они и официальные, и мы в повседневной жизни используем другие. Волшебница — сорца, от латинского названия волшебницы — sorceress, волшебник — кар, от латинского названия волшебника — caragius. Не волшебница — нона, от латинского названия отрицательной частицы «не» в русском языке — non, не волшебник — нон, от все того же латинского названия все той же отрицательной частицы в русском языке. Вы — нона, пока, — он, едва заметно, кивает мне головой.

— Поняла, — буквально выдавливаю из себя я это слово и так же едва заметно киваю ему головой в ответ, а сама пытаюсь переварить в голове эту совершенно невероятную преамбулу и замираю в удобном кресле.

— Мы не сомневались в вашей проницательности, — произносит мой крайне необычный собеседник и продолжает свой рассказ, глядя при этом, как мне кажется, грустно, на левый подлокотник кресла, в котором я сижу. — И рады, что не ошиблись. Россия или Российская Федерация, это как вам будет угодно, существует и здесь. Управляет ей, как и в рациональном мире, президент. Но на этом сходство и заканчивается. Структура управления несколько другая, не буду вас утомлять подробностями, которые вам, вероятно, не интересны, скажу лишь, что это совсем не такая президентская республика, какой она является в вашем рациональном мире. Но не волнуйтесь, никакой тирании, деспотизма, а уж тем более, рабства у нас нет. Все вполне демократично и цивилизованно. Ваш президент знает о нас, он один из тех немногих, которые это знают. Остальные посвященные ноны — такие, как вы, которым мы предлагаем стать карами в обмен на их содействие нам в решении различных задач. В других странах похожая схема их, так сказать, волшебной государственности. Скажу более, волшебники из разных стран, кары, быстрее нашли общий язык между собой, чем не волшебники, ноны. У нас нет ни войн, ни военных конфликтов. Преступность, конечно же, есть, но не такая большая и организованная, как в рациональном мире. Пока вам все понятно? — явно мне адресует вопрос.

Я молча утвердительно киваю головой.

— Замечательно, — продолжает Роланд Тибальтович. — Все было хорошо, пока не появились на наших землях области неизвестной природы, в которые ни кары, ни ноны не могут заходить. Туда никто не может проникнуть, ни птицы, ни звери, ни рыбы. Что это такое, мы точно не знаем. Каждая такая область выглядит, как черно-серое облако от поверхности Земли до космического пространства, то есть, сто километров в высоту, диаметром от десяти до двадцати километров. В этом облаке вспыхивают молнии, когда кто-то из него выходит. Или входит. А вот здесь самое важное. Существа, которые появляются оттуда, гуманоидного типа — голова, туловище, руки, ноги — очень похожи на людей, они прямоходящие, как и мы, люди. Но самое главное — они разумны. И разумны не менее, чем мы. И кары, и ноны. Этих существ мы называем репти, от биологического термина «рептилия», в связи с тем, что хоть их внешность и напоминает человеческую, но вместо кожи у них по всему телу темно-буро-зеленая чешуя, глаза с узкими зрачками, как у ящериц и змей, уши остроконечные, руки и ноги трехпалые с перепонками, языки чуть-чуть раздваиваются на концах, вместо волос — шерсть, а у некоторых — перья. У них тоже есть свои национальности. В общем, «милые» существа, — грустно резюмирует седовласый мужчина. — Наши и ваши ученые считают, что так выглядели бы динозавры, если бы выжили, стали разумны и создали свою цивилизацию. А может быть, это они и есть в своей параллельной реальности? Очень возможно.

Собеседник замолкает, обводя всех нас проницательным взглядом, затем снова возвращает его ко мне и продолжает:

— Одно можно сказать определенно: они прекрасные кары, по крайней мере, те из них, которых мы видели, а видели мы многих. В совершенстве владеют всеми языками планеты, в том числе, и русским, говорят, что у нас научились, тайно проникая в наш мир. О владении иностранными языками нам рассказали наши уважаемые коллеги из других стран. Но самое неприятное дальше. Они владеют волшебством, и не просто волшебством, а в таких чудовищных его проявлениях, что нам невозможно ему противостоять. Говоря о чудовищных проявлениях, я имею в виду средства уничтожения. Оружие колоссальной разрушительной силы. Если что-то не понятно, то вы скажите, не стесняйтесь, пожалуйста, — снова обращаются явно ко мне, но теперь уже не с вопросом, а с просьбой.

Я опять молча утвердительно киваю головой, а он говорит далее.

— Применение этого оружия мы называем пепельными взрывами, потому что на их месте абсолютно ничего, кроме пепла и почти идеально круглого отверстия, похожего на дыру в земле, не остается. Само оружие называем, соответственно, пепельным. Пепельные бомбы. Его применение ноны, то есть, вы и другие незнакомые с волшебными науками и искусствами люди, могут наблюдать в своем мире в виде воронок, локализованных на Ямале — полуострове на севере Западной Сибири, расположенном на территории Ямало-Ненецкого автономного округа России. В иррациональном, то есть, волшебном мире это — Ямальское княжество. Воронок уже двадцать три. Ваше правительство знает о шестнадцати, скоро узнает о семнадцатой. Мы вынуждены скрывать истинный масштаб этой проблемы, чтобы не вызвать панику у нонов и даже у их президента и правительства. К счастью, ваш президент и правительство относятся к этому с пониманием и дали секретное указание называть эти воронки, похожие на кратеры, в ваших, рациональных, средствах массовой информации газовыми воронками. Первая воронка появилась несколько лет назад, когда репти впервые применили это оружие. Но помимо него у них есть еще различные волшебные существа, обладающие куда меньшей разрушительной силой, чем пепельные бомбы, но все равно, смертоносные. Это как взрыв гранаты по сравнению с разрывом снаряда. При этом, существа весьма опасны, но неразумны. Полагаю, что мы знаем далеко не всех из них. Репти используют лишь малую их часть, прекрасно понимая, что у нас в арсенале есть не менее ужасные создания, и как только они, эти самые создания, приближаются, то репти и их чудовища ретируются, очевидно, из-за неуверенности в быстрой и легкой победе. Следы деятельности этих чудовищ ноны, то есть, люди из рационального, вашего, мира могут наблюдать в виде огромных лесных пожаров, торнадо, ураганов, смерчей, штормов, буранов зимой и других стихийных бедствий, даже не подозревая при этом об их истинной природе. Бо́льшая часть этих природных явлений — действительно природные, но есть среди них много и созданных репти. Это своеобразная форма военно-психологического давления на нас, людей, чтобы мы не чувствовали себя хозяевами в своем собственном доме. Очевидно, это давление — часть их, репти, психологии, отличающейся, насколько мы знаем, от нашей. После всех этих безобразий они со своими монстрами преспокойно уходят в эти черно-серые облака, озаряя свой уход в них вспышками молний без всякого грома. Вероятно, на прощание.

Опасливо поеживаюсь, несмотря на мрачную ироничную интонацию последней фразы, которую успеваю подметить. Да уж. Опасность есть.

— Мы называем области, — рассказывает далее Роланд Тибальтович, — где находятся эти непроходимые для всех людей, облака — банами, от латинского ban — запрет.

Здесь седовласый мужчина прерывается и потирает подушечки пальцев рук, задумчиво глядя на них.

Глава 5

Закончив с этим занятием, он, грустно переводя взгляд вновь на меня, продолжает свой рассказ:

— Они, как вы и сами уже прекрасно поняли, угрожают всем нам. Всей волшебной цивилизации планеты Земля. Да и вообще всей земной цивилизации этим самым оружием, о котором я уже сказал. Говорю об этом так уверенно потому, что сразу после того, как уничтожат нас, каров, они примутся за вас, нонов. Им нужна наша природа, им она понравилась. У них там, в их мире, проблемы с климатом, и жить здесь им более комфортно. И самое главное, здесь больше природных ресурсов. Намного больше. Об этом они говорят нам совершенно открыто, нисколько не стесняясь. Вероятно, в разы, а может быть, и на порядки. Там, в их мире, экология, как мы поняли с их собственных слов, похуже, да и богатства природы-матушки скуднее. Вот они и проникают сюда под видом людей и получают полезную для них информацию. Мы их выявляем с помощью очков Грассо́-Бомэ́, названных так в честь двух знаменитых иностранных каров — Пьера Грассо и Авгу́ста Бомэ, которые и изобрели эти чрезвычайно полезные очки.

Он делает очередной весьма элегантный жест правой рукой, как будто что-то снимает со своего лица, и… в его руке появляются очень современные и стильные очки в тончайшей золотой оправе со стеклами необычного бирюзового цвета. Затем такое же движение, только, может быть, не так элегантно, делают и обе девушки с парнем, и в их руках оказываются точно такие же очки. Значит, все это время они были в них! Потом они все делают движение обратного типа — надевают очки на лица, и очки мгновенно исчезают, едва коснувшись их голов. Их лица приобретают тот же вид, что и были до этого. Потрясающе! И я уже в который раз за сегодняшний день убеждаюсь, что рассказы о каких-то там волшебниках — это интересно, а вот увидеть такое своими глазами — это же просто круто!

— Вы — человек. Как и мы. И очень умный человек. Иначе мы бы вас не выбрали на роль, о которой можем лишь только просить, — немного грустно, как мне кажется, произносит Роланд Тибальтович, а меня переполняет странная смесь страха и любопытства. — Вы можете защитить свой и наш миры с нашим содействием и стать при этом волшебницей или сорцией.