Ирина Мельникова

Ангел сердца

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Анастасия Мельникова

© Ирина Мельникова, 2018

Вчера у десятиклассницы Нади была обычная жизнь: она ходила в школу с английским уклоном, терпеть не могла математику, по вечерам гуляла с лучшей подругой… Но всё перевернулось, когда в день города в небе появились военные вертолёты. В охватившей горожан панике Надя теряет подругу и слепо следует за неведомо откуда взявшимся парнем, вызвавшемся помочь ей. Подростки укрываются в одном из магазинов, а когда рискуют снова выбраться на свет, понимают, что в городе практически никого не осталось…

16+

ISBN 978-5-4493-3866-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Ангел сердца
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. Глава 11
13. Глава 12
14. Глава 13
15. Глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18
20. Глава 19
21. Глава 20

Глава 1

От дома до автобусной остановки триста двадцать семь шагов. На это уходит чуть меньше пяти минут. А если быстрым шагом, можно успеть и за три. Сначала — утром, потом столько же — после занятий в школе.

И почему меня не отправили в обычную школу через дорогу? Обязательно нужен какой-то уклон, иначе обучение считается неполноценным. Только родители совсем забыли, что сами учились в обычной школе без всяких там заморочек, и ничего, стали вполне успешными людьми. Мама — менеджер в крупной турфирме. Отец занимается бизнесом, открыл несколько маленьких, но уютных кафешек в центре города, где мы с Ликой любим посидеть во время вечерних прогулок.

Кстати, о Лике. Не знаю, чтобы я делала, если бы её не было в моей жизни. Наверно, мне жилось бы гораздо тоскливее. Она моя лучшая подруга. Сдружились мы не так давно, всего пару лет назад, хотя учимся в одном классе уже десятый год. Мы слишком разные, а потому часто не совпадаем в интересах и даже ссоримся по этому поводу. Поэтому для многих одноклассников, да и для нас самих, если честно, стал удивительным тот факт, что мы подружились. Я и сама не могу припомнить момент, когда всё произошло. Может быть, когда нас посадили за одну парту делать лабораторную работу по химии? Или когда я забыла формулу по алгебре, стоя у доски, а она подсказывала мне, так как сидела ближе всех, на первой парте? А может, когда она лежала в больнице с аппендицитом, а я её навестила? В общем, медленно, но верно, по кусочкам, как частички одного паззла, наши отношения из минуса превращались в плюс, пока мы вдруг не поняли, что делить нам нечего, и повода для ссор нет. А то, что мы разные, может быть только на пользу — нам есть чему учиться друг у друга!

Лика отходчивая, общительная, с ней не нужно думать о том, чем скрасить неловкое молчание — таких проблем у нас не возникает. Ей всегда есть что рассказать, чем поинтересоваться. А сколько у неё знакомых! Кажется, с каждым вторым в нашем городе она обменивается приветами и парой незначительный фраз вроде: «Как дела? Куда направляешься?» Я так не могу. Я более закрытый человек, тщательно оберегаю свое внутреннее пространство и доступ туда получают совсем немногие, те, кому я искренне верю. Пожалуй, таких людей в моем окружении можно посчитать по пальцам одной руки — мама, папа, бабуля и Лика.

В младших классах у меня был ещё один друг — Виталик. Мы жили в соседних дворах, каждый день встречались в песочнице. А самая крепкая дружба, как известно, именно там и зарождается. Я до сих пор помню, какие красивые у него были формочки для песка: машинки, вишенки, цветочки… И он, добрый мальчик и будущий галантный кавалер, всегда с улыбкой предлагал мне первой выбрать любую формочку и делать «тортики». Так произошло наше «распределение обязанностей» — я была продавцом-изготовителем, а Виталик — покупателем, расплачивающимся зелеными листочками сирени вместе денег.

Потом мы пошли в один класс. И его, и меня мамы отдали в единственную на тот момент в нашем городе школу с английским уклоном. Виталика я, пожалуй, даже могу назвать своей первой любовью. Я хорошо помню его серьезные карие глаза, стеснительную улыбку, белобрысый чуб, никак не желающий укладываться вправо или влево, и какой роскошный букет белых гладиолусов был у него на первое сентября. В школе я поняла, что он мне нравится больше, чем друг, но приставать к мальчишке с такими глупостями не стала — вдруг он обидится и не станет ходить ко мне в гости? Сейчас это кажется мне таким наивным и смешным, а тогда я всё принимала всерьез. И взяла за правило, что лучше молчать, но иметь возможность быть рядом, чем кричать на каждом углу о своих чувствах и быть отвергнутой.

А потом Виталик уехал. Мы едва закончили пятый класс, когда его родители собрались переезжать в другой город, поближе к столице. Помню, как обидно мне было, когда он сказал мне об этом со счастливым видом, предвкушая грядущие перемены, полный энтузиазма. «Предатель!» — выкрикнула я и выставила его за дверь. Думала, у нас ещё будет время помириться. Надеялась, что Виталик поймет, что наша с ним дружбы гораздо важнее и передумает. А он уехал через два дня. С тех пор мы больше не виделись, и я даже не представляю, как он сейчас выглядит.

Странно, что сегодня мне это вспомнилось. Я уже давно не думала об этом мальчике, как о давно забытой незавершенной истории. А сегодня к нам в гости пришла одна из маминых подруг — теть Галя, с которой они давно не виделись, и, заметив меня, сделала удивленное лицо и всплеснула руками:

— Наденька! Вот так выросла! Катя, ты посмотри, какая у тебя дочь стала! Я помню её большеглазой светловолосой девочкой четырех-пяти лет, а сейчас передо мной сидит уверенная в себе красавица на выданье! Да-а-а, мы стареем — вы растете, — она вздохнула, усаживаясь напротив меня и пристально изучая взглядом, отчего мне стало не по себе, и с явным интересом задала вопрос о моей личной жизни: — Рассказывай, Наденька, женихи-то есть?

И почему каждый второй пытается вторгнуться в моё личное пространство и вырвать из души признания? Почему они все считают себя полноправными задавать такие вопросы? Неужели нельзя интересоваться только учебой и увлечениями в свободное время? Мне не нравится, что в стандартный набор вопросов теперь вошел и этот: «женихи-то есть?»

Опустив голову, я пробормотала что-то невнятное, и мамина подруга громко рассмеялась:

— Ой, ладно, застесняла девку! Не хочешь — не говори! Ты в каком нынче классе?

Кое-как дождавшись пяти часов, я бросила умоляющий взгляд на маму, напоминая о нашей договоренности.

— Иди, — разрешила она с полуулыбкой на лице, и я, быстро поцеловав её в щеку и попрощавшись с теть Галей, выскочила из дома.

В переполненном автобусе я добралась до центральной площади, где намечался концерт в честь дня города. Я не люблю массовые мероприятия, когда вокруг много народу и ты невольно теряешь сам себя, но вместе с тем мне нравится это ощущение праздника, невероятная атмосфера детства и радости, которая царит в городе весь этот день.

Выбравшись из автобуса на нужной остановке вместе с большей частью пассажиров, я тут же набрала номер Лики. Она ответила уже через несколько гудков:

— Я подъезжаю! Стой на остановке и никуда не уходи. Две минуты!

Куда ж мне уйти? Придется ждать. Опаздывать куда-то и ожидать чего-то не любят почти все мои знакомые. Злятся, ворчат, а время от времени всё равно попадают в подобные ситуации. С опозданием всё понятно: вышел бы пораньше, не пришлось бы корить себя за несобранность и гнать «скорее, скорее…» А вот что делать с ожиданием? Если не ты, а твой попутчик, друг, собеседник опаздывает? Я люблю ждать. Ведь это момент, когда появляется время о чем-то подумать, остановиться, взглянуть на жизнь и мир вокруг себя. Ведь мы всё время вращаемся вокруг своей оси, видим только себя и свои проблемы, а до других дела нет. А так как Лика частенько опаздывает, подобное время для размышления, хоть по паре минут, у меня выкраивается частенько. Этого, конечно, недостаточно, чтобы целиком отвлечься от своих насущных проблем и окунуться в бурлящую жизнь вокруг, где ты — только сторонний наблюдатель. Но иногда наталкивает на разные интересные мысли.

Например, один из актуальных вопросов для меня — как в таком количестве людей, сотни лиц, которые каждый день спешат мимо, можно узнать того человека, что станет судьбой? Как пара секунд могут перевернуть жизнь двоих? Загадка, на которую я ещё не получила ответа.

С площади раздавались звуки музыки и неразборчивые слова, произносимые ведущими в микрофон. То там, то здесь слышались веселые крики отдыхающих. Каждые двадцать секунд к остановке подъезжал какой-нибудь автобус, выпуская ещё один поток людей. Все они такие разные. Вот пожилая пара, солидно шагающая по тротуару и с доброй, счастливой улыбкой оглядывающая попадающихся навстречу людей. Они не держатся за руки, но идут близко-близко, и я им немного завидую. Они не утратили родство душ, а это действительно ценно.

Вот семейная пара с бегущей впереди девчушкой лет четырех. Девочка держит в руках яркий шарик и что-то напевает. Неужели и я была такой же? Уже и не помню. Как будто мне всегда было шестнадцать. И каждый день — ранние подъемы, зарядка, завтрак, триста двадцать семь шагов до остановки, пятнадцать минут — поездка в автобусе, школа… Не то чтобы я не люблю её, просто некоторые предметы выводят меня из себя. Почему таким неспособным к вычислительным операциям девушкам, как я, не позволить выучить математику в рамках начальной школы и не заставлять зубрить эти непонятные формулы, интегралы, тригонометрические функции, которые лишь заполняют мозг лишней информацией?!

Лика говорит, что наш препод по математике классный и нам повезло. В параллельном десятом «А» алгебру и геометрию ведет сварливая женщина преклонных лиц, которая всегда ходит с недовольным лицом и презрительно смотрит на окружающих из-под стекол своих очков. Да, конечно, он классный, но только если у тебя с математикой полный порядок. А у меня с ней полный провал! И даже классный препод не поможет мне вытянуть в этом полугодии свою оценку на четверку. Конечно, до конца полугодия ещё достаточно времени и «если я приложу достаточное количество усилий и желания», у меня всё получится — именно так и твердит этот «классный», но у меня нет абсолютно никакого желания пытаться понять эту «царицу всех наук» без которой «непостижимо устройство мира» (опять же, цитируя математика). Я уже устала, несмотря на то, что учимся мы всего три недели. Знаете, мне ближе высказывание Джорджа Пойа, который писал: «Математика — это доказательство самых очевидных вещей наименее очевидным способом». Разве не так?

Очередной подъехавший к остановке автобус выпустил новую партию пассажиров. Сегодня все едут на праздник, в центр города, где можно встретить половину своих знакомых (проверено опытом!) — так много людей здесь собирается.

На этот раз среди вышедших из общественного транспорта я вижу и Лику. Гордо расправив спину и улыбаясь своей солнечной улыбкой, она шла мне навстречу и сразу же чмокнула в щечку:

— Привет! Не заждалась?

— Да нет, — немного лукавлю я.

— Что-то с погодой сегодня странное, я зонтик взяла, — помахивая зонтом-тростью в руках, произнесла Лика.

Я подняла глаза к небу и заметила серые тучи, медленно обволакивавшие небо и грозившие пролиться дождем. Но, может быть, ветер унесет их в другую сторону, и непогода минует сегодня наш город?

— Как думаешь, будет сегодня выступать кто-нибудь из приглашенных артистов? — спросила я, прикидывая в уме, кого бы хотела увидеть, и чье выступление может потянуть бюджет нашего города.

— Не слышала ничего об этом. Но вообще — не исключено. А ты бы кого хотела видеть? Кого-нибудь из попсы?

Вообще-то я всегда осаждаю тех, кто скептически выражается по поводу этого музыкального направления. Я действительно предпочитаю слушать поп-музыку, но это не значит, что вся она — сплошное недоразумение. Как и в любом жанре, здесь есть достойные представители искусства, и те, кто жаждет славы и (или) денег, не заботясь о качестве. Это есть везде: и в роке, и в рэпе, и в хип-хопе — везде! Но негативно отзываются почему-то всё чаще именно об этом музыкальном направлении. Хотя тексты отдельных исполнителей отнюдь не лишены смысла. Эти мысли я неоднократно высказывала подруге, поэтому она, вероятно, уловив перемену в моем лице, примиряюще произнесла:

— Я никого не хотела обидеть. Просто поп-музыка — слишком длинно.

— Не длиннее, чем твой любимый рок-н-ролл, — снисходительно улыбнулась я, кривя губы в усмешке.

С моим настроением что-то не то. Зря я, наверное, вспомнила про математику. Эти мысли всегда действуют на меня негативно.

Мы с Ликой неспеша брели вдоль витрин магазинов, и я ловила наши с ней отражения, невольно сравнивая их. Мы даже внешне с ней разные. Неунывающая подруга всегда яркая, стильная, ухоженная барышня. Со светлыми волосами чуть ниже плеч, в ярко-красном плаще на пуговках, с зонтиком-тростью в руке и маленькой сумочкой через плечо.

Я чуть повыше её. Мои волосы темно-русого цвета переброшены на одно плечо и немного вьются. На мне теплый серый джемпер и джинсы, а на плече обычная сумка светло-коричневого оттенка. Лика время от времени пытается убедить меня, что я симпатичная, что у меня выразительные карие глаза и длинные ресницы, немного пухлые губы и красивый цвет волос, но я не считаю это поводом для гордости. Пусть Лика и не обладает настолько хорошими природными данными, чтобы затмевать других девушек, но она умеет подать себя — вот что главное. Ей не нравился её невнятный цвет волос — перекрасилась в блондинку. Ей плевать, что в ней всего сто шестьдесят пять сантиметров, она носит туфли на каблуках по желанию и спокойно может пойти в балетках. Она говорит то, что думает, и люди — удивительно! — принимают и любят её такой. Она всегда окружена вниманием, как мужским, так и женским. А её легкий характер позволяет ей обходиться без видимых врагов и неприятелей. В ней скрыто необъяснимое обаяние, притягивающее людей как магнит. Вот это главное. Вот этими свойствами я бы хотела обладать. Но я меланхолик, зацикленный на себе и предпочитающий осторожно поглядывать на окружающих из своего панциря, чем высовываться самой и пытаться что-то доказать миру.

Пока я думала об этом, Лика болтала о каком-то знакомом, пытавшемся пройти конкурс в крутую вечернюю школу иностранных языков.

Звуки в площади уже стали весьма отчетливыми, до неё оставалось совсем недалеко. Нас постоянно кто-то обгонял, кто-то шел навстречу, покидая шумное пространство центра. Малыши с воздушными шариками, наполненными гелием, родители, гордо следующие за своими чадами и не выпуская их из вида, молодые влюбленные пары и живыми, лучащимися счастьем взглядами. Кажется, весь город сегодня был пропитан необыкновенной атмосферой праздника и веселья.

«Надя, тебе нужно отключить мысли и просто порадоваться тому, что ты видишь», — мысленно произнесла я, делая вдох и выдох и стараясь взглянуть на мир другими глазами.

Сколько раз я пыталась это сделать! Но не бывает такого чуда, чтобы — раз! — в один из понедельников проснуться новым человеком, полюбить весь мир и принять саму себя такой, какая есть. За всем этим стоит планомерная работа над собой и своими мыслями, я это знаю. Но в моих мечтах быть другой получается лучше, чем на самом деле.

Внезапно мой слух уловил какие-то звуки, вклинивающиеся в общее веселье, диссонансом врезающиеся в музыку, не вписывающиеся в общий фон. Звук был похож на вибрацию, и он возрастал, становясь все сильнее.

— Что это? — спросила я Лику, пытаясь определить, откуда исходит этот шум.

Подруга недоуменно подняла голову к небу, стараясь прислушаться, но в этом скоплении людей и звуков ничего невозможно было понять.

Люди вокруг тоже стали с любопытством поднимать головы. Они смеялись, болтая о чем-то своем, тыкая пальцем в небо и строя различные догадки.

Через десять секунд за деревьями показались вертолеты. Их было несколько, и они были какого-то странного вида. Прежде мне доводилось видеть только пассажирские вертолеты, а эти были темно-серого цвета и выглядели мощно и устрашающе. Звук от работающих моторов возрастал, и не услышать его теперь стало невозможно.

Сердце тревожно забилось в груди. Я безотрывно смотрела вверх, не понимая, почему они летят так низко и куда держат путь в таком количестве.

Молодые люди, остановившиеся рядом с нами, указывали пальцем в небо, махали руками и кричали:

— Привет! Эй, мы тут! — Два парня и две девушки чуть старше нас с Ликой.

— Пошли подальше, вон туда, здесь деревья мешают их видеть, а я хочу заснять на мобильник такую экзотику в нашем захолустье, — предложил один из парней, и я проводила их взглядом, пока они не потерялись из вида в толпе.

— Что это? — ещё раз произнесла я, не столько обращаясь к подруге, сколько пытаясь унять смутную тревогу, возрастающую с каждой секундой.

Вертолеты уже пролетели над нами и теперь двигались дальше, в сторону площади. Я насчитала шесть штук.

— Не знаю. Может быть, это запланировано? — пожала плечами подруга. — Какой-нибудь сюрприз.

Я хотела сказать ей, что не представляю, какой сюрприз может быть связан с этими штуками, но не успеваю, потому что в этот момент произошло то, чего никто не мог ожидать.

Один из вертолетов, идущих впереди, опустился ниже, зависая прямо над площадью. А потом с оглушительным грохотом что-то рухнуло на площадь, накрывая волной огня тех, кто на ней собрался.

Глава 2

Я непроизвольно вжала голову в плечи и зажмурила глаза. С разных сторон раздались крики ужаса. Они повсюду. Люди в панике расталкивали друг друга, стараясь скорее убраться отсюда. Меня оттолкнули в сторону, и мне пришлось разлепить веки.

Я открыла глаза и увидела, как густая пелена дыма поднималась вверх. Вертолетов нигде не было видно.

«Взрывчатка! Они сбросили на площадь взрывчатку!» — пульсировало в голове.

Я не видела её падения, но слышала мощный взрыв как раз в районе площади, всего в пяти минутах ходьбы от нас.

— Что происходит? — прокричала я и не расслышала собственный голос. Он потонул среди общего хаоса.

Теперь страх атаковал меня, полностью овладел моим сознанием. Я чувствовала, как судорожно сжимается сердце, как кружится голова, и ноги вдруг стали какими-то ватными. Всё вокруг превратилось в сплошной хаос.

Я судорожно огляделась, отыскивая глазами подругу, и наконец столкнулась с её испуганным взглядом. Каким-то образом мы оказались в десятке шагов друг от друга, а между нами — нескончаемый поток людей с безумными глазами, мчащихся прочь.

Подобные моему крики раздавались со всех сторон. Люди безжалостно расталкивали друг друга, ещё больше увеличивая расстояние между мной и Ликой. Людской волной, немыслимым потоком, образовавшимся вокруг в один миг, нас растащило в разные стороны.

Ещё на секунду я успела поймать на себе её безумный взгляд и расслышать свое имя, а потом меня резко толкают, отчего я едва не упала на землю.

В памяти отрывочно мелькает что-то из школьного курса ОБЖ: надо двигаться вместе с толпой, выставить вперед локти и защищаться, нельзя упасть или меня затопчут.

Я старалась пробраться от середины потока к краю, но это оказалось не так легко. Я хотела оглянуться в поисках Лики, но какой-то мужчина сзади тут же грубо пихнул меня ногой, с негодованием восклицая:

— Живее! Ты что, жить не хочешь?

Поток людей нескончаем: лица, лица со всех сторон, куда не глянь — обезображенные ужасом, зареванные, кашляющие, панически оглядывающие друг друга. Кажется, этому не будет конца. Люди безжалостно наступают на ноги, бьют по голове и рукам, стараясь выбраться. Все опасаются повторения взрыва.

Где-то проскочило слово «теракт», и снова леденящий ужас скользнул по лицам услышавших это.

«А ведь кто-то погиб… Там было много людей», — мерцает в моем сознании.

С запозданием слышится противный гул сирен, усиливая панику ещё больше.

До края ещё несколько десятков шагов. Я оказалась в самой гуще толпы и теперь безуспешно пыталась работать локтями, чтобы выбраться из потока. Но мой минимальный вес против огромной беснующейся толпы был подобен дробинке для слона — никакого результата.

Наконец мне удалось притереться к стене одного из магазинчиков. Я перевела дух и постаралась нормализовать сбившееся дыхание. Мне было страшно обернуться и увидеть весь ужас, творящийся позади.

Окна магазина были разбиты, на земле остались следы свежей крови, видимо, люди в панике пытались выбраться через окно.

Я растерянно переводила взгляд с одного на другое, не в силах ни на чем сосредоточиться. Что делать? Что делать? Паника овладела мной, лишая способности соображать.

Я прижалась спиной к стене, мгновенно ощущая холод, но не реагируя. По щекам катились слезы отчаяния, и я даже не могла сказать, как давно плачу. Все силуэты стали смазанными, нечеткими.

«Пожалуйста, только бы этого больше не повторялось», — мысленно молила я, зажмуриваясь и что есть мочи закусывая губу.

— Ты что стоишь? Это, знаешь ли, не самое лучшее укрытие, — раздался вдруг резкий голос рядом со мной, и я, с трудом разлепляя мокрые веки, увидела перед собой очертания незнакомого парня.

— Пошли!

Он безапелляционно схватил меня за руку и потащил за собой, не дав мне опомниться.

— Быстрее! — отрывисто командует он, продираясь сквозь толпу и не выпуская моей руки из своей железной хватки.

Его голос звучал уверенно, и это придало мне сил и успокоило. Мне не надо было ни о чем думать, я просто выполняла его указания.

Я не знала, друг он или враг, куда он ведет меня и что будет дальше. Я не могла об этом думать. Я могла только действовать, словно робот, выполняя команды.

В этот момент меня переполняла благодарность к незнакомцу и ненависть к людям, затеявшим всё это, испортившим праздник и погубившим жизни людей, к этим примитивным уродам, запрограммированным на то, чтобы убивать людей ряди достижения каких-то корыстных целей. Эти чувства настолько сильные, что у меня перехватывает дыхание.

Миновав толпу и свернув в переулок, парень пустился бегом, и я последовала его примеру. Мне пришлось бежать вдвое быстрее, чтобы мои короткие шажки поспевали за его длинными шагами. На секунду меня озарило понимание, что, помимо того, что я следую за незнакомцем, которому, возможно, нельзя доверять, я также не знаю, куда он ведет меня. Но выбора не было, поэтому я прибавила ходу, хотя и без того уже задыхалась.

Каким-то чудом мы наконец выбрались из центра и оказались в маленьком переулке, где почти никого не было. Я слепо следовала за своим проводником, не задавая вопросов. Он всё ещё держал меня за руку, хотя тут нас уже вряд ли смогли бы разъединить. И всё-таки это не зря, потому что, не глядя под ноги и всё ещё не избавившись от слез, я споткнулась о торчащий посреди дороги булыжник и едва не упала. В ногу отдало резкой болью, но прежде чем парень обернулся, чтобы взглянуть на меня и понять, в чем дело, я успела взять себя в руки и сделать вид, будто ничего не произошло.

Идти становилось всё труднее. Наверно, я вывернула ногу или что-то вроде того. К счастью, парень снизил скорость. Наши шаги становились всё тише, и я наконец заметила, какая угрожающая тишина установилась вокруг.

Парень свернул к небольшому одноэтажному кирпичному зданию, на котором висела табличка «Продукты», увлекая меня за собой. Дверь оказалась незапертой, и мы забрались внутрь.

Я едва справилась с болью, когда мне пришлось преодолеть три ступеньки наверх, но сделала всё, чтобы мой спутник этого не заметил.

Внутри оказалось темно и пусто, не считая заставленных полок с продуктами и светящихся морозилок с напитками.

— Почему он открыт? — первое, что я произнесла, чувствуя себя в некоторой безопасности и с любопытством озираясь вокруг.

— А ты как думаешь? — он снисходительно взглянул на меня, как взрослые смотрят на детей, когда те ведут себя неподобающим образом, а затем указал на дверь за прилавком, которую я сразу не разглядела, — Нам сюда.

Я поразилась, как быстро он смог обнаружить тайник и почему привел нас именно сюда. Он так хорошо ориентировался, и вел себя уверенно, словно знал наперед, куда ему надо, и что здесь будет открыто. Мне не терпелось спросить у него об этом, но я благоразумно помалкивала.

Идти туда, куда он звал, мне не хотелось — вдруг это ловушка, а не тайник? Я ведь не знаю, что он за человек. К тому же, когда парень приоткрыл дверь, внутри оказалось совсем темно.

— Я страдаю клаустрофобией и боюсь темноты, — призналась я, безотрывно глядя в темное пространство.

— Очень приятно. А я боюсь врачей. Особенно стоматологов, — без тени улыбки произнес он.

— Ну, в таком случае, здесь-то тебе точно нечего бояться, — пробормотала я в ответ, прежде чем сделать робкий шаг вперед здоровой ногой.

По крайней мере, хуже, чем было двадцать минут назад вряд ли станет.

Парень подсвечивал путь телефоном, и я заметила, что внутри не так уж и плохо — просто подсобное помещение, в котором хранятся какие-то мешки, накрытые одеялами, несколько черных ящиков с фруктами…

Здесь давно не убирали и в воздухе стоял затхлый запах и ощущение пыли вокруг, но это вполне можно было пережить. Знать бы, что дальше?!

Парень кивнул на один из мешков, предлагая присесть, а сам нашел выключатель и щелкнул по нему пальцами. Помещение озарилось тусклым светом, но это лучше, чем сидеть в кромешной тьме.

На всякий случай парень прикрыл дверь в подсобку и обернулся ко мне со словами, которых я ожидала меньше всего:

— У тебя болит левая нога.

— Нет, — ответила я и тут же прибавила, — Как ты догадался?

— Дай-ка я посмотрю.

— А ты что, врач или вроде того?

— Я не врач, — размеренно произнес он, и его лицо снова приобрело недовольное выражение, будто ему приходится уговаривать маленького непослушного ребенка, — А у тебя есть другие варианты?

Он ловко засучил рукава и взялся за мою ступню. Я тотчас невольно вскрикнула от пронзившей ногу резкой боли.

— Растяжение, — вынес он вердикт.

Я осторожно сглотнула и промолчала. Мне было страшно от того, что я не знала, что он сейчас скажет.

Незнакомец поднялся на ноги и задумчиво постоял пару секунд. Затем кивнул в сторону моей больной ноги:

— Болит?

— Не очень.

— А если честно?

— Честно, когда сижу, почти не болит.

Он удовлетворенно кивнул, а я продолжила внимательно наблюдать за ним из-под ресниц, стараясь, чтобы он не заметил. В нем, наверное, не меньше метра девяносто роста. И у него очень красивые руки — смуглые, с выступающими венами и длинными пальцами, как я люблю. Я могла бы смотреть на его руки бесконечно, но вместо этого любовалась пылью на полу и стеснялась лишний раз взглянуть на его лицо. Мне удалось рассмотреть его лишь урывками, но и этого было достаточно, чтобы определить, что парень вполне симпатичный. Он похож на мужественных и отважных героев из черно-белых фильмов. Секунда — и я отмечаю темные, аккуратно подстриженные волосы. Вторая — нос с небольшой горбинкой. Ещё одна — серьезные, неулыбающиеся глаза, направленные в сторону двери. Парень находился в раздумье, и я ему не мешала, молча изучая его внешний вид.

Он был одет в темные джинсы, серую футболку и черную кофту, рукава которой засучил до локтя. На правой руке — часы на черном ремне, с крупным циферблатом. На вид он выглядел моим ровесником.

Наконец парень перевел на меня взгляд, и я не успела вовремя отвести глаза, отчего почувствовала себя как нашкодивший котенок.

— Побудем пока здесь. Ты есть хочешь?

На самом деле, немножко хотелось, но…

— Но ведь это будет воровством, — озвучила свои мысли.

Он внимательно посмотрел на меня тяжелым взглядом, но я не отвела глаз, потому что знала, что права. Не важно, что происходит сейчас снаружи, мы должны оставаться честными и не преступать эту грань.

Парень ничего не ответил и просто вышел за дверь. Я боялась, что он не вернется, но выглянуть не решалась. Так и сидела, прижимая к себе сумочку с ненужными теперь вещами — мобильным телефоном, проездным, записной книжкой, куда иногда записывала свои умозаключения, пачкой влажных салфеток и связкой ключей.

Я потянулась к замку и открыла свою сумку, окрыленная новой мыслью. Нужно позвонить Лике и маме. Я должна знать, что с ними ничего не случилось. Я должна сказать, что со мной всё в порядке.

Первым я набрала номер подруги. Мы были в самом центре событий, вдруг с ней что-то произошло?! Руки тряслись мелкой нервной дрожью, пальцы не попадали на нужные кнопки. Наконец мне удалось отыскать её номер в телефонной книжке, но прежде, чем я успела нажать на «вызов», дверь приоткрылась, и я снова увидела своего спасителя. В его руках две банки колы, одна пол-литровая бутылка воды, пачка чипсов и пакет с печеньем. Я равнодушно смерила его взглядом, давая понять, что не буду даже касаться всего этого.

Заметив в моих руках телефон, парень мгновенно изменился в лице, рывком бросился ко мне и отшвырнул мобильный в сторону. Крышка и аккумулятор разлетелись в стороны.

Я в негодовании пронзила парня полным ненависти взглядом, но прежде, чем успела выдавить из себя хотя бы звук, услышала его спокойный, ровный голос:

— Нельзя звонить. Мы не знаем, чем и какими устройствами они пользуются, нас могут вычислить.

— Да зачем мы им нужны?

— А ты знаешь их планы?

Это прозвучало так, что я не осмелилась возразить. Ещё и этот прямой взгляд, из-за которого я вынуждена отвести глаза в сторону…

Ладно, он прав. Если они намерены убивать людей, то какая им, в сущности, разница, что за люди это будут: двое подростков или взрослые мужики?!

— Я была там с подругой и потеряла её. Мне нужно узнать, всё ли с ней в порядке! Да и мои родители наверняка с ума сходят!

Он с непроницаемым выражением лица селна один из мешков рядом со мной и холодно произнес:

— Исключено. Ешь.

Мне совсем не нравился его грубый тон, его несносный характер и чрезмерная самоуверенность.

— Не собираюсь, — подражая его интонации, заявила я и удивилась, откуда в моем голосе взялись эти металлические нотки.

— Как хочешь, — он равнодушно пожал плечами и с шумом открыл банку колы.

Во мне тотчас проснулась дикая жажда, но я осадила себя, напомнив о том, что едва в этом магазине нам не принадлежит, и принципиально отвернулась, чтобы даже не смотреть в его сторону.

Несколько минут мы сидели молча. Я — сцепив руки и уставившись на свои переплетенные пальцы, он — поедая принесенные из магазина припасы.

— Как думаешь, это серьезно? — наконец прервала я молчание и взглянула на него, ища поддержки и утешения.

Незнакомец посмотрел на меня, пытаясь понять, о чем речь, а затем ответил:

— Вряд ли чья-то глупая шутка.

От этих слов мне стало дурно. Что это было: начало войны? теракт? Будет ли это ещё? Что происходит сейчас там, за стенами этого магазинчика? А вдруг следующая бомба рухнет прямо на его крышу?

Я прислушалась, стараясь уловить какие-нибудь звуки извне, но тщетно.

Я резко взмахнула головой, отгоняя мрачные мысли.

— Ты всегда такой суровый? — предприняла ещё одну неудачную попытку прервать молчание.

— А что, есть повод улыбаться? — не глядя в мою сторону и делая новый глоток кока-колы, произнес он.

«Нет, повода нет, но мог бы вести себя и помягче, когда находишься рядом с девушкой», — хотелось сказать мне ему, но я молчала. Я должна быть благодарна хотя бы за то, что он вытащил меня из этого кошмара.

Он тоже вспомнил об этом, потому что в следующий миг я услышала:

— А ты, видимо, не только боишься замкнутых пространств и темноты, но ещё и не умеешь вести себя в толпе и бороться с паникой. Кажется, в школе этому учат.

В его голосе мне слышался сарказм, поэтому ответила я не слишком вежливо:

— Я не очень усердно учила в школе ОБЖ. Не думала, что эти знания мне когда-нибудь пригодятся.

Он фыркнул, но ничего не ответил. Меня понемногу начинала раздражать его манера вести себя так, будто он самый умный на свете, а со мной ему приходится объяснять элементарные вещи. Он редко смотрел на меня, а если и смотрел, то как будто делал великое одолжение. И он совсем не улыбался. Даже уголками губ. Ни разу за то время, что мы знакомы. Я понимала, что сейчас не самое подходящее время для улыбок, но его поведение создавало в моей голове не слишком хорошее впечатление о нем. Похоже, он по натуре диктатор. Их тех, кто всегда имеет свое правильное мнение обо всем, и презирает все остальные — неверные.

Я отвернулась к стене, не желая смотреть, как он доедает краденную пачку печений. Мне плевать, что веду себя как ребенок. Если он считает, что вправе поступать так, то я не собираюсь перешагивать через себя и терять заложенные в человеке частички честности и справедливости.

Расстегнув сумочку, я достала кошелек, пересчитав скромную сумму денег, которую взяла с собой и протянула парню:

— Вот.

Он недоуменно взглянул на купюры в моих руках, потом перевел взгляд на лицо, и его правая бровь удивленно приподнялась.

— Положи это в кассу. За ту еду, что ты взял, — пояснила я, презрительно сжимая губы.

Я вовсе не собиралась его устыдить, я лишь хотела, чтобы моя совесть была чиста.

Он сделал недовольное выражение лица, медленно выдохнул, пытаясь не заводиться, а потом произнес:

— Это магазин моего отца. Я подрабатывал у него разнорабочим, имею право вместо своей зарплаты взять немного еды?

Я удивленно открыла, а потом закрыла рот, словно выброшенная на берег рыба, не находя нужных слов. А вдруг он обманывает? Просто нашел отговорку? Но воспоминание о том, как он целенаправленно спешил именно сюда и сразу же нашел дверь в кладовку, убеждают меня в обратном. Ну ладно, раз это магазин его отца, это меняет дело.

Убрав кошелек в сумку, я подошла к всё ещё разбросанному по частям на бетонном полу телефону и попыталась вернуть его к жизни. Краем глаза я заметила, что парень с недоверием посматривал в мою сторону, словно опасаясь, что я могу выкинуть что-нибудь ещё. Но я всего лишь хотела понять, жив ли мой мобильный после столь громкого падения и забрать его с собой, когда выберусь в город. Не оставлять же его здесь после трех лет, проведенных вместе, с архивами фото и видео, с гигабайтом любимой музыки.

Телефон молчал, напрочь отказываясь реагировать на нажатие различных кнопок, и я, обреченно вздохнув, вынуждена была констатировать:

— Ты его убил.

Никакой реакции не последовало. Что ж, ничего другого от такого чурбана как он, я и не ожидала.

— Долго мы здесь ещё будем?

— Не знаю. До завтрашнего утра, может быть.

— А какой смысл здесь сидеть? — выкрикнула я, предчувствуя, что за целую ночь в этом полутемном холодном подвале можно сойти с ума, — Может быть, там уже всё спокойно!

— Ты хочешь проверить? — его голос снова звучал надменно-холодно, и я вынуждена была подчиниться, обреченно прислонившись спиной к холодной стене и прикрыв глаза, словно это могло помочь прогнать мучительный кошмар.

Рисковать своей жизнью мне совсем не хотелось. К тому же я жуткая трусиха, и лучше уж буду торчать всю ночь здесь с этим неприятным типом, чем выйду одна туда, где час назад неизвестные сбрасывали бомбы на главную площадь нашего города.

— Как тебя зовут? — тихо спросила я, пряча руки в рукава своего теплого свитера, чтобы согреть озябшие ладони.

— Дима, — ответил он, не спрашивая моего имени.

Пришлось говорить самой:

— А я Надя.

Парень не отреагировал, словно не слышал, и я со злостью смотрела ему вслед, когда он вышел, чтобы выбросить пустую банку от колы и пакет от чипсов.

Я пыталась убедить себя в том, что мне повезло: я жива и нахожусь в относительной безопасности. Однако в подобной обстановке и с такой «дружелюбной» компанией верится в это с трудом.

Глава 3

Спать на твердом мешке, застеленном тонким одеялом очень неудобно. Я переворачивалась с одного бока на другой, пытаясь улечься поудобнее, но так и не могла найти удачную позу, в которой могла бы надолго заснуть. В подсобном помещении магазина ощущалась прохлада, и я свернулась калачиком, чтобы сохранить ускользающее тепло.

К вечеру разыгралась гроза, и первый раскат грома заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Я старалась справиться с не покидавшими меня слабостью и страхом. Мне хотелось чувствовать смелость, может быть, даже злость. Выскочить бы сейчас и… Не знаю, что бы я смогла предпринять и как это помогло бы предотвратить то, что уже случилось. Вместо этого я сидела в полумраке магазинчика и нервно тряслась, прислушиваясь.

— Это гроза, — равнодушно пояснил Дима, и это были все слова, которыми мы обменялись за вечер.

Я лежала, втягивая запах пыли и прислушиваясь к звукам, но ничего, кроме мерного дыхания Димы не слышала. Гроза давно закончилась и вокруг снова установилась тишина.

В эту бессонную ночь воспоминания и пережитые за день эмоции накрыли меня с головой. Я старалась не думать о том, что сейчас с моими родными и где они, удалось ли укрыться Лике.

Мне казалось непонятным, почему мы сидим здесь, когда, может быть, в городе всё давно успокоилось, и мои родители сбились с ног, разыскивая меня. Но безотчетный страх заставлял меня остаться здесь, рядом с парнем, которому волей — не волей придется доверять, раз уж я это сделала в самом начале, когда он тащил меня прочь из творившихся на площади ужасов в неизвестном направлении.

Я старалась позабыть о жутком гуле военных вертолетов и падающей с одного из них взрывчатке, об огромном столбе пыли, взметнувшемся после и страшных криках, в один миг наполнивших город. Но у меня не получалось. Наверно, теперь эта картинка всегда будет стоять перед моими глазами, а в голове будет биться мысль о том, что было бы, если бы вертолеты подлетели к площади на пять минут позже, если бы мы с Ликой успели дойти до цели.

Потом, неизвестно почему, перед моими глазами ясно встает лицо Димы, его пристальный взгляд, каким он изредка смотрел на меня, загорелое лицо, карие глаза и сильные руки. Его образ прочно врезался в мою память, совсем не так, как все остальные события сегодняшнего дня, казавшиеся мне сплошным туманом, чужими воспоминаниями, давно виденным в кинотеатре фильмом.

Диме тоже плохо спалось. Он ворочался с боку на бок, поднимал голову, чтобы взглянуть, сплю ли я — и каждый раз я притворялась спящей. Он оставил свет включенным, и я полагала, это потому, что в самом начале нашего знакомства я призналась Диме, что боюсь темноты. На самом деле не так уж и боюсь, просто чувствую себя некомфортно. Сегодня я поняла, чего боюсь по-настоящему — войны и смерти. Больше всего я боялась услышать вновь выстрелы или взрывы, но вокруг стояла непроницаемая тишина.

Под утро мне удалось забыться тревожным сном, пока робкий щебет ещё не совсем проснувшихся воробьев не попытался разбить тишину. Они были совсем рядом, может быть, даже на крыше, и я улыбнулась, искренне веря в то, что жизнь продолжается, и сегодня, уже совсем скоро я вернусь домой, где меня ждут мои мама и папа, а завтра снова пойду в школу и, честное слово, попытаюсь понять эту несуразную математику, заучу все формулы и стану лучшей ученицей. Пусть только всё вернется обратно.

Мне удалось задремать ещё ненадолго, а когда я разлепила глаза, Дима сидел на мешке с прихваченными из магазина продуктами и завтракал. Я приняла сидячее положение и заметила, как сильно распухла моя нога в районе щиколотки.

— Блин, — еле слышно произнесла я, пытаясь коснуться её и чувствуя нестерпимую боль.

Дима заметил это. Я перевела на него растерянный взгляд и увидела, как внимательно он изучает мою ногу, закусив губу и явно о чем-то раздумывая.

— Погоди-ка, — произнес он, поднимаясь и ненадолго покидая подсобку.

Вернулся он с небольшой бутылкой водки, пол-литровой бутылкой воды и пачкой каких-то таблеток.

— Так, — внимательно изучив рекомендации по применению таблеток, пробормотал Дима, — Головная и зубная боль, мигрень, боль в спине, мышечные и другие виды боли… Не знаю, как это поможет, но вот всё, что смог найти. Выпей. Вот вода. И надо спиртом протереть ногу.

— А вдруг это перелом?

— Ты встать можешь?

Я осторожно, опираясь о стену, попробовала встать на больную ногу и почувствовала острую боль.

— Могу, только не опираясь на нее, — призналась с жалобным выражением лица.

Конечно, грех жаловаться на мою невеликую травму по сравнению с тем, что могло быть, не появись на моем пути вчера Дима, и всё же это весьма обидно. И очень больно. Боль стала гораздо резче, чем вчера вечером.

— Ладно, давай позавтракаем, а там разберемся. Это возьмем с собой, — кивнул он на пачку таблеток и бутылку воды, а затем предложил сходить в основную часть магазина и выбрать что-нибудь поесть.

Я хотела было снова воспротивиться, но потом поняла, что сейчас не время ставить вперед себя свои принципы. Кто знает, когда в следующий раз мне удастся перекусить и что ждет нас после того, как мы выйдем за пределы этого укрытия. Поэтому я без лишних слов и нотаций последовала за Димой, и пока он набирал продукты в большой пакет, вероятно, для того, чтобы захватить их с собой, перекусила бананами, печеньем и черным хлебом.

Я как раз закончила свою трапезу, когда Дима обернулся ко мне и произнес:

— Готова?

Я кивнула, не совсем понимая, к чему именно должна быть готова. Доковыляв до подсобного помещения и забрав свою сумку, я бросила последний жалостливый взгляд на свой телефон и волевым усилием заставила себя оставить его здесь. От него больше нет проку.

— И что дальше? — показываясь в дверях, осведомилась я.

— Я так думаю, ты не захочешь спускаться по этой лестнице, — произнес Дима, кивая в сторону небольшого подъема в магазин, который я вчера преодолела с большим трудом. — Хочешь, помогу тебе?

Я утвердительно качнула головой, так как другого варианта у меня не было. Осторожно положив руку на плечо парня, я почти повисла на нем и так, прыгая на одной ноге, преодолела три ступеньки вниз.

Впервые за двенадцать часов мы снова оказались на свежем воздухе, и я впервые увидела город после нападения. Здесь, возле укрытия, в котором мы провели ночь, ничего не изменилось: дома стояли, как прежде, в рядок, деревья слегка покачивались и шелестели оранжево-желтой листвой, а над всем этим голубело бескрайнее небо. Но что насторожило меня, пусть и не сразу: город был как-то тих и совсем безлюден. А ведь сегодня понедельник, и мы совсем недалеко от центра. Но ни гудков спешащих автомобилей, ни других звуков, которые всегда сопровождают живущий в быстром ритме город, не было. Тишина!

Мне снова стало страшно.

Я перевела взгляд на Диму, стараясь понять, о чем он сейчас думает. Парень, похоже, находился в затруднении и продумывал наш дальнейший маршрут.

— Почему здесь так тихо? — почти шепотом осведомилась я, опасаясь, что на звук моего голоса из какого-нибудь укрытия немедленно выскочат люди в масках, с автоматами наперевес и убьют нас или захватят в плен и будут пытать. В таком случае неизвестно, что будет лучше.

Дима не удостоил меня ответом, и тогда я решила, что больше не намерена ему подчиняться. Он не реагирует на мои слова, не отвечает на мои вопросы, и вообще, ведет себя так, будто я и не человек вовсе. Надоело!

— Я пойду домой, — собрав всю волю в кулак, твердо заявила я.

Он даже не взглянул в мою сторону, продолжая оставаться безучастно-задумчивым. Да что он, в конце концов, из себя строит?

— Эй! — я провела рукой перед его носом, заставляя обратить на себя внимание. — Вообще-то я сказала, что иду домой.

— Ты видишь, что происходит? — как можно спокойней произнес он, хотя я видела, что дается ему это с трудом.

Конечно, не обратить внимания на то, что что-то не так, было невозможно, однако я изо всех сил старалась не поддаваться панике и казаться храброй.

— Может быть, это потому, что мы как идиоты сидели всю ночь в подвале, а в это время всех жителей эвакуировали!

— Может быть. Но, в таком случае, теперь нам надо действовать самостоятельно.

Он так просто размышлял обо всем случившемся, будто дело касалось не наших с ним жизней, а захватывающего компьютерного приключения. А вот мне спокойствия как раз не хватало. Нервы начинали сдавать.

— И что ты предлагаешь? Ну-ка, озвучь свой гениальный план.

Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, но мне было всё равно. Я устала, я хочу домой, к родным и близким, а не таскаться за этим идиотом по всему городу в поисках приключений.

— Нужно понять, что происходит. Попробовать проверить больницу или полицию, может быть, там кто-то есть. В городе должен был кто-то остаться.

— Да-а-а, и сейчас они сидят и ждут нас, — с сарказмом выдала я.

— А ты что предлагаешь? — не выдержал он, впившись в меня сердитым взглядом. — У тебя есть идеи получше?

— Вообще-то, если ты не заметил, у меня болит нога, и мне, возможно, требуется помощь врача. Но вовсе не факт, что добравшись до больницы мы обнаружим там кого-нибудь и не проделаем путь напрасно. Я собираюсь отправиться домой!

— Как?

— Да хоть пешком!

— Ну-ну, — язвительно бросил он, глядя на меня с неприкрытой иронией, как на несмышленого ребенка, но даже на этот раз уголки его губ ни на дюйм не поднялись вверх.

Мистер Неулыбайка какой-то, честное слово!

Я не собиралась больше с ним спорить, просто собралась с силами и заковыляла в сторону центра, надеясь, что хотя бы за полтора часа смогу осилить запланированный маршрут.

Мне хотелось обернуться, но я не могла этого сделать по двум причинам. Во-первых, я не хотела, чтобы Дима это заметил, если он тоже вдруг смотрит мне вслед. Во-вторых, я боялась, что увижу, как он уходит в другом направлении и передумаю. Больше всего я боялась остаться одна, и с каждым шагом понимала всю безрассудность своей затеи. Но я не из тех, кто поворачивает обратно. Однажды приняв решение, я всегда иду до конца.

Я как раз дошла до перекрестка — хотя «дошла» явно неуместно в моем положении — доковыляла, когда услышала тяжелые шаги позади, и у меня разом перехватило дыхание. Я представила, как мокрая тяжелая рука ложится на мое плечо, другая закрывает рот, чтобы я не кричала, а потом…

— Ты просто сумасшедшая! — услышала я голос Димы позади себя и облегченно выдохнула, стараясь не выдать своих чувств.

Это не они, не люди с автоматами. Это Дима, и он идет со мной! Неужели мне удалось переубедить этого непоколебимого всезнайку?

Я не удостоила его взглядом, за половину суток хорошо усвоив его тактику и решив действовать подобным же образом.

— Ладно, мы идем туда, куда ты скажешь, но потом, когда ты убедишься, что там никого нет…

— Этого не может быть! — перебила я, гневно глядя на него. — Мои родители не уехали бы без меня! Да и к тому же, в городе больше ста тысяч человек, их не могли всех эвакуировать за одну ночь!

— Значит, они попрятались так же, как и мы.

Я покачала головой, давая понять, что не верю его глупым доводам.

— Только давай всё же держаться не самого центра, а более окраинных улиц, — предложил он компромиссный вариант.

И тут я решила уступить. Это оказалось весьма уместно, так как, едва мы стали приближаться к эпицентру вчерашних событий, как картина города стала стремительно меняться. Ещё вчера красивый, богатый, украшенный к празднику, сегодня он был разорен, разрушен, испорчен. Окна витрин выбиты, столы в пустых кафетериях перевернуты, пробоины в стенах… А нехорошие надписи и незнакомая символика украшали почти каждый дом.

— Стебачи, — вдруг обронил Дима.

— Что? — растерянно взглянула на него я, не уверенная в том, что мне не послышался его голос.

— Это их рук дело.

— Кто это?

— Выделившиеся из нашей страны жители, которым не нравится государственный режим, политика правления, уровень жизни. У них своя идеология, и какое-то время они жили разбросанно по всем городам. Потом объединились. Какое-то время, пару лет назад, от них поступали угрозы в адрес правительства, но всё это быстро подавлялось и не доводилось до сведения граждан.

— А ты откуда об этом знаешь? — удивилась я.

— Интересовался этой историей. Как-то услышал о них от старшего брата, стал искать подробности в Интернете и книгах, но там о них мало. Нашел один сайт, где они рассказывали о своих убеждениях и призывали присоединиться в их ряды для достижения лучшей жизни, которую они скоро смогут реализовать, а потом этот сайт закрыли, признав экстремистским.

— Но откуда у них такое вооружение?

— Возможно, им кто-то помогает.

«Кто-то из других стран? Из тех, с кем у нас натянутые дипломатические отношения? Или это люди из правительства, которые тоже чем-то недовольны? — подумалось мне. — Сколько их — стебачей? И как они выглядят?»

Я тряхнула головой и высказала то, что пришло мне в голову:

— Как можно добиться лучшей жизни, если для достижения этой цели ты становишься на тропу войны?

Это был вопрос, не требовавший ответа. Дима и не ответил. Некоторое время мы шли молча, пока мое внимание не привлек следующий факт:

— Но почему они начали с нашего, небольшого по сути городка, а не со столицы?

— Мне кажется, они просто пытаются привлечь к себе внимание. Для начала настоящей большой войны у них маловато силенок. К тому же, этот город был выбран ими не случайно…

— Что это значит? — напряглась я.

Дима не ответил, внимательно глядя по сторонам, словно ожидая, что на нас вот-вот кто-нибудь выпрыгнет из-за угла.

— И где же они сейчас?

На этот вопрос он тоже не отреагировал. Да и что тут можно было ответить?

Мы уже прошли две остановки, почти половину пути до моего дома, когда он вдруг выставил вперед руку, заставляя меня остановиться.

— Тихо, — опережая расспросы, произнес он.

Я прислушалась и напрягла свое зрение, пытаясь понять, что насторожило парня. И вскоре действительно услышала едва различимые голоса.

— Сюда, — мгновенно скомандовал Дима, и я, как могла быстро, рванула за ним в кусты.

Мы притаились, ожидая появления людей. Я не знала, чего от них ожидать. Сердце судорожно билось внутри, грудная клетка сжалась до боли. Мне было страшно. Страшно уже в сотый раз за истекшие двенадцать часов. И только присутствие рядом Димы придавало немного сил. Хотя он вряд ли сможет чем-то помочь в случае, если нас всё-таки заметят.

Вскоре из-за углы вынырнули двое — мужчина и женщина. Они о чем-то переговаривались, ничуть не таясь. Их внешний вид и поведение, на мой взгляд, не представляли никакой угрозы. Женщине было около тридцати пяти лет, она была невысокой, с заплетенными в косу светлыми волосами, в спортивных брюках и джинсовой куртке, накинутой поверх трикотажной кофточки. Мужчина был почти на голову выше её и намного старше, в джинсах, теплой кофте и с медицинским чемоданчиком в руках. Только после этого я обратила внимание, что и на руке чуть выше локтя у них завязаны тканевые повязки, указывающие на статус медицинских работников.

— Дим, они же врачи! — впервые назвав его по имени, радостно прошептала я. — Они ищут оставшихся. Пойдем!

Но он остановил меня, схватив за руку в районе локтя, хотя я ещё не сделала ни шага вперед и не издала ни шороха, способного выдать нас.

— Мне кажется, это подстава, — сосредоточенно глядя вперед, заявил он.

— Да какая подстава? Ты видишь их повязки на руках? Они врачи!

— Подожди, — скомандовал он, продолжая следить за движением двух незнакомцев немигающим взглядом.

Но я была не намерена смотреть, как эти двое, способные облегчить мою боль и донести до нас хоть какую-то информацию о произошедшем, удаляются прочь, в то время как это, возможно, нас единственный шанс выбраться из опустевшего за ночь города и найти своих родных, о чем теперь я только и могла мечтать.

— Возможно, ты и можешь ждать, но у меня болит нога, и я не собираюсь… — яростно заше