А мужчинам достаточно того, что у них есть член, а когда от него отрезают кусочек, то устраивают пиршество и зовут родственников. А особенности женской физиологии — это грязно и не для разговора за столом.
Мне и самой стыдно писать о таком, но я должна была это сделать, потому что несчастным голос нужен больше, чем счастливым. Я буду говорить от лица женщины, у которой замер плод, у которой он родился раньше срока, которую бросил муж, которую муж бьет, от лица женщины, на которую накричала акушерка, от лица той, что умерла в родах.
Почему такой естественный для всех млекопитающих самок процесс так мучительно дается людям? Никогда не слышала, чтобы тигрица не смогла кормить из-за размера сосков или чтобы у зебры случился лактостаз и она умерла от мастита.
Роддом предназначен для того, чтобы в нем появлялась новая жизнь, но она рука об руку идет со смертью. Роддом — странное место, где границы миров истончаются.
Ну да, оплата. Перед тем как мы выйдем, нужно заплатить. Хотя я и была в бесплатном отделении, я не верила, что хлорированные стены просто отпустят меня. За переход положено платить, Харону платили. Древние тюрки опускали в могилу одежду, серебро, иногда даже коня хоронили с хозяином. Перед юртой на закате в течение сорока дней зажигали свечу, там же ставили пиалу с кумысом и расстилали кошму, потому что дух покойного перейдет на ту сторону только через сорок дней, а пока будет возвращаться в свой прежний дом
А мужчинам достаточно того, что у них есть член, а когда от него отрезают кусочек, то устраивают пиршество и зовут родственников. А особенности женской физиологии — это грязно и не для разговора за столом.
Мне подумалось, что те «старые» родители были подобны Богу из Ветхого Завета. Они карают и указывают на грехи. Они вроде бы есть в твоей жизни, а связи между вами нет
Как и большинство женщин, меня воспитала женщина. И в детстве мне как будущей женщине говорили: девочки не пукают, девочки не матерятся, не пьют, не курят, не скандалят. Девочки умные, аккуратные, красивые. «А что они делают? Девочки?» — «Ты что, не понимаешь, они красивые».
Нигде я не чувствовала смерть так близко. Здесь я буквально выскользнула из ее холодных пальцев. Наверное, мне помогла кровь. Коричневая мазня, гранатовые сгустки, бордовые капли, алые струйки. Жизнь там, где кровь — яркая, жидкая, горячая, несущаяся по венам от сердца к кончикам пальцев и обратно. Кровь, в которой рождается новая жизнь: пульсирующая пуповина, послед, разрывы, эпизиотомия, рассеченные спайки, швы. При кесаревом сечении хирург режет семь слоев ткани: кожу, подкожный жир, фасции, мышечные волокна (их раздвигают, разрезают, а порой и разрывают), брюшину, матку, плодный пузырь. И везде есть кровь, она течет — и это хорошо, если не слишком много. Семь слоев ткани, за которыми спрятан ребенок, семь дней, за которые Господь создал жизнь, семь суток в роддоме, за которые я стала другой.
Был ли мне необходим этот опыт? Стала ли я лучше? Не думаю, но и хуже — точно нет.
