Оглавление

1. Десерт детства
2. Десерт детства Оглавление Предисловие
3. Молочная кухня, младенцы и быт
4. Здесь и сейчас
5. Электропоезд отправляется в прошлое
6. Телевизор «Рубин»
7. «Дисней» в выходные
8. Квартира
9. Божьи коровки и детские страхи
10. Общежитие и сахарные петушки
11. «45 — баба ягодка опять»
12. Бабушка
13. Детский сад
14. Гастрономические изыски
15. Дача
16. Кукольная история
17. Китайский рынок
18. Парк
19. Сказочный мир
20. Ковер
21. Целительство
22. Новый год
23. Приходит зима
24. Именины и мыльные пузыри
25. Велосипед
26. Верба, Пасха и ручейки
27. Речка
28. Загорелое лето
29. «Классики»
30. «Краска, домой!»
31. «Магазин»
32. Тарзанка
33. Киоски
34. Кассеты и анкеты
35. Дневник детства
36. Про нелюбовь
37. Восемь
38. Чем пахнут гладиолусы
39. Первоклашка
40. Перемены
41. Гадкий утенок
42. «Синие горы»
43. Мама
44. Красота
45. Послесловие

Десерт детства
Оглавление
Предисловие

Сахар. Крупный сахар и мокрый хлеб… Божественно! Не ели такое? Тогда попробуйте прямо сейчас. Возьмите хлеб, желательно свежий. Отрежьте хрустящий ломоть (вкуснее всего, конечно же, свежая поджаристая корочка). Смочите хлебный мякиш водой, затем посыпьте обычным сахарным песком. А теперь кусайте! Вкусно?.. Вы засмеетесь: разве это может быть вкусно? К тому же на прилавках такое изобилие выпечки, а в кафе вам подадут изысканно украшенный и тающий во рту десерт. Да вы и сами можете испечь что-нибудь этакое и порадовать себя и домочадцев — разумеется, если вы не на диете или не придерживаетесь правильного питания: нынче это в тренде.

Не удивишь никого хлебом с сахаром. А раньше, буквально два десятка лет назад, можно было еще как удивить. Я буду часто упоминать подобные гастрономические изыски. Очень хочу, чтобы, перелистнув последнюю страницу книги, вы обязательно отправились на кухню и приготовили десерт. Десерт моего детства!

Моя цель — напомнить вам о простых вещах, которые вы позабыли.

А может, вы даже не подозреваете о том, что когда-то они существовали?

Я расскажу вам о любопытных деталях своего детства — возможно, и вашего детства тоже. Берусь предположить, что вы не раз улыбнетесь, ну а где-то взгрустнется — как же без грусти?

Я предлагаю вам посмотреть на мир глазами ребенка, оставив взрослые проблемы. Да, мы помним, что нельзя втиснуться в детское платье: как ни пытайся, оно разойдется по швам. Но можно взять его в руки, встряхнуть, положить на колени — и любовно разгладить каждую складочку.

Молочная кухня, младенцы и быт

В год, когда распался СССР, я была розовощёким пухлым карапузом. Тогда на прилавках не было разнообразия молочных смесей и растворимых каш, а единственная имевшаяся в продаже смесь «Малютка» мне не подошла — после нее у меня сильно обсыпало щеки. Поэтому основными поставщиками моего питания были организация под названием «молочная кухня» и бабушки из соседних поселков, которые продавали коровье молоко в трехлитровых банках. Это молоко было для меня и питьем, и едой. На молоке варились каши — в основном, конечно же, манная, которая нынче признана бесполезной и даже вредной. Современные мамы и слышать не хотят об этом страшном-престрашном блюде. Может, потому что врачи его уже не рекомендуют, а может, потому что сами переели его в детстве. Помните те самые комочки каши? Их нельзя было проглотить, не поморщившись… Но факт остается фактом: я и миллионы таких, как я, выросли на жиденькой манке и трехлитровых банках коровьего молока. Грудное молоко считалось «жидким», «синим», «пустым», и вообще «ребенок им не наедается». Горячие споры о питании грудного младенца ведутся до сих пор — оставим же спорящих наслаждаться дебатами дальше.

К молочным продуктам я всегда относилась с любовью, будь то молочные супчики с мелкой разваренной лапшой и рожками или гречневая и рисовая кашки. Но больше всего я обожала овсяную кашу. Нет, не привычный геркулес: именно кашу из крупы, которую нужно сначала промыть, а потом долго-долго варить-наваривать. Со сливочным маслом… Ну вы ведь пробовали такую хоть раз? С кусочком черного хлебушка с сыром или маслицем. Красота!

На таком питании я очень растолстела, а пухлый младенец — здоровый младенец. По крайней мере, так считало большинство бабушек. Ну, и моя бабушка, разумеется, не была исключением: «Ты даже не могла ходить, я на руках тебя до пяти лет носила!» — с гордостью рассказывала она. Вот зачем, спрашивается, было надрываться и таскать дитятко, которое и само могло топать? Ох уж эти бабушки…

А как наши бабушки и мамы обходились без стиральных машин, без мультиварок и микроволновок? Этим вопросом задаются многие современные женщины. «Родилась я зимой, как вы со мной гуляли? — спрашиваю. — „Либеро“ и в помине не было… Вот как?» Бабушка разводит руками: «Находили выход. Подгузники делали из пеленок. Гладили, стирали вручную».

У каждого младенца во рту латексная соска «ромашка», на голове — смешной чепец. Тугое пеленание, купание в слабенькой марганцовочке, однотипные коляски без перекидных ручек и больших капоров. Бабушка любит вспоминать, как нашу коляску украли: «Пятый этаж — занесли ребенка домой с прогулки, вернулись — коляски нет. Обидно! Да что поделаешь…»

Вечером меня усаживали на диван и обкладывали подушками со всех сторон — начиналась очередная серия «Богатые тоже плачут». Сути сериала, конечно, я не понимала, но чинно сидела в подушках, усердно глазея на мельтешащие картинки удивленными глазенками, и мусолила в руках печенюшку или яблочко.

Рассматриваю свои детские фотографии, сделанные в местном фотосалоне. На них я запечатлена на фоне фотообоев с синим морем, с обязательной пластмассовой игрушечкой в руках. Такие фотографии всегда подписывались в уголке: «Дашеньке 2 года 11 месяцев» и любовно вставлялись в детский фотоальбом. Одна из моих любимых — та, на которой мама (очень молодая, в ситцевом халатике) держит меня, толстую ляльку, на руках.

Мне кажется, в таких фотографиях больше тепла и души, чем в сотне снимков, сделанных на новомодный айфон последней модели. Вы в манной каше, пухлый пальчик во рту, и вы улыбаетесь своей беззубой, но такой прелестной улыбкой. Факт остается фактом — мы были детьми. Нас наряжали в костюмы принцесс, рыцарей, а теперь на нас смотрят «маленькие взрослые» в стильных костюмчиках… Я не знаю, плохо это или хорошо. Наверное, это просто по-другому.

«Мыльница» и пленка на 36 кадров. Это означало, что можно щелкать до бесконечности! А потом удивляться, что большинство кадров засвечено или у всех людей на фотоснимке закрыты глаза…

Тогда мы с родителями жили у бабушки, папиной матери. Даже сейчас такое не редкость, ну а тогда это было повсеместно: у молодых родителей не было своего гнездышка, поэтому ютились в тесноте, да не в обиде, пока не появлялась своя жилплощадь. Тогда новая ячейка общества съезжала, и у нее начиналась совершенно новая жизнь.

Здесь и сейчас

Два года назад не стало мамы. Я впервые столкнулась со смертью, ощутила ее дыхание близко-близко. Мама умерла в маленькой больнице нашего провинциального городка. Я знала, что это когда-нибудь произойдет, но ведь «когда-нибудь» наступит нескоро, это же не «завтра» и не «через неделю».

Нам кажется, что наши близкие вечны, но однажды выясняется, что это не так. Тебе сочувствуют, суют платочек в ладошки, а слезы капают, превращаясь в водопад, который сносит всё на своем пути. И ты закрываешь руками лицо, поправляешь платочек на голове — только бы не видеть сочувствующие лица, венки, цветы — весь этот балаган… Я считаю, что вся эта бутафория необходима именно живым. Зачем вы несете усопшим огромные букеты? Дарите цветы живым, будьте рядом с ними. Пока вам дана возможность обнимать — обнимайте, говорите ласковые слова: всё это не вечно.

…Был прекрасный июльский день. Солнце уже заливало светом детскую площадку, на которой я гуляла с сыном. «Опять бабушка названивает, да еще и с самого утра», — раздраженно подумала я, увидев входящий звонок. Бабушка всегда звонит не вовремя, и не пытайтесь уверять, что вы всегда отвечаете своим родным сразу же, без всяких там «потом перезвоню». Ни за что не поверю! Но именно тогда что-то заставило меня ответить сразу же.

«Твоя мать умерла», — бабушка очень редко называет мою маму мамой. Она всегда была «матерью». Я и сама редко называла ее мамой…

Я слышала бабушкины слова, но солнце всё так же ярко светило, сынишка дергал меня за руку, где-то рядом смеялись дети — а я не знала, что мне делать и что я чувствую. Моей мамы больше нет. Она умерла — сегодня.

Я не понимала, что я ощущаю и что должна ощущать.

Надо было отпрашиваться с работы и бежать на электричку.

Электропоезд отправляется в прошлое

Вокзал меня встретил кофе. Я всегда покупаю кофе в дорогу: он меня бодрит, бумажный стаканчик отдает свое тепло, и это ощущение теплоты — словно от человеческой ладони — успокаивает. Бариста редко скучают в аэропортах и на вокзалах — там за кофе всегда выстраиваются очереди. Обычно я беру раф или капучино с молочной пенкой. На этот раз купила капучино.

Одета я по-походному: мужская клетчатая рубашка с капюшоном на черных маленьких пуговицах, под ней — темная облегающая футболка. Джинсы, кеды, рюкзак. Французская коса — с недавнего времени я начала отращивать свой натуральный, родной цвет. Почему раньше он казался мне ужасным? Природа редко ошибается. Создавая образ, она продумывает цветотип до мелочей. Я, кареглазая темно-русая шатенка по ее задумке, восемь лет ежемесячно наносила на себя пену-мусс из масс-маркета, делая это крайне неумело: обязательно задевала уши, окрашивая их в иссиня-черный цвет. Конечно, я побывала и рыжей, и блондинкой — но почему-то именно черный въелся в мои волосы на восемь долгих лет.

Именно мама была инициатором моей первой покраски волос — ничего страшного она в этом не видела. Часто я еще школьницей приезжала к ней, чтобы она помогла мне в этом нелегком деле. Сама мама постоянно закрашивала седину оттенками «темный баклажан», «баклажан» с красным отливом. Однажды она выбрала «горький шоколад» — получился практически черный цвет.

…С собой я не взяла никаких вещей — ведь еду на один день.

Как я люблю вокзалы и аэропорты! Там ты можешь начать новую жизнь — хоть сейчас. Достаточно приобрести билет — и рвануть куда-нибудь. В чем есть, хоть в кедах и футболке. В рюкзаке главное сокровище — зарядное устройство от телефона. Без телефона человек как бы выключен из жизни. И как только мы раньше обходились без них?

А сегодня я еду к маме, ведь ее больше нет. Звучит как-то неправдоподобно: все есть, а ее нет! И она больше никогда не пошутит, не чмокнет меня в щеку, оставив на ней след алой помады, не скажет мне: «Пока, зайчик!»

Она всегда говорила что-то подобное, когда уходила. Мне нравилось наблюдать, как она достает косметичку и начинает «наводить марафет». Накладывает тональную основу, красит ресницы — и наконец губы. Ярко-красной помадой. Всегда. Я редко видела свою маму без яркой помады. Без нее она была такой нежной в своем ситцевом цветастом халатике! А с помадой превращалась в леди-вамп и становилась вдруг чужой и холодной. Помада была финальным и обязательным штрихом. Ее нанесение означало, что мама сейчас уйдет, и я чувствовала одновременно тоску и облегчение.

Когда сидишь в зале ожидания, чувствуешь себя песчинкой среди всех этих незнакомых людей, среди поездов, электричек. Ты боишься пропустить свой поезд, всё время вслушиваешься в объявления и посматриваешь на электронное табло… Я поспешила на электричку.

Пригородный поезд мчал меня. До моего города всего два часа езды, но он мчал меня дальше, в прошлое. Я села у окна. Когда идешь по вагонам, всегда видишь одиноко сидящих у окон людей и надеешься, что в следующем вагоне найдется свободное место именно у окна. Ты усядешься и будешь наблюдать, как за окном меняются пейзажи, а может, наденешь наушники и включишь плей-лист, а может, уткнешься в телефон или в книгу. Люди выходят на станциях, а ты едешь дальше. Один выходит — его место занимает другой. Контролер проверяет билет и желает счастливого пути. Мы все чужие, но нас объединяет одно — этот поезд.

Я закрыла глаза, запрокинула голову… Стук колес не давал уснуть. (Наверное, так начинаются многие фильмы и книги.)

Моя родина — маленький провинциальный городок на Дальнем Востоке. Здесь я родилась, здесь прошло то самое детство, о котором я вам рассказываю, здесь закончила школу, здесь впервые влюбилась. Каждый камень знает меня ребенком, каждая трещинка на асфальте мне знакома. Это не просто город. Это мои воспоминания, от которых и сладко, и горько.

Здесь все размеренно: лениво передвигаются автобусы, неторопливо идут пешеходы. Здесь один кинотеатр с классическим названием «Родина». На улицах нет пробок. Объехать город можно за 20 минут, а обойти — за час. Пешеходные переходы маленькие, светофоры тоже маленькие, будто игрушечные. Совсем недавно обновили детскую областную больницу, построили ЗАГС, роддом и женскую консультацию, гипермаркеты и жилые комплексы — но ритм города остался прежним. Есть такие города, над которыми время не властно.

Каждый, кто сюда приезжает, говорит, что город душевный. Самый настоящий «городок», где без спроса ходят в гости. Таких теперь мало, очень мало — и в этом его прелесть, как в пухлой булочке с изюмом или маком, затесавшейся среди изысканных ресторанных десертов. А может, это сдобная булка с сахаром?

Конечно, уже не прокатишься бесплатно на автобусе, стоя на коленях на сиденье в конце салона и пялясь в окно (самым любимым местом был уголок с поручнями, скрещенными в виде треугольника). Да и автобусов таких нет — длинные желтые и голубые ЛиАЗы давным-давно не выходят на маршрут. «Не отвлекайте водителя разговорами!» — предупреждающая надпись, сделанная печатными буквами, врезалась в мою память, будто что-то очень важное.

Мы жили в обычной панельной «двушке» на краю нашего небольшого городка, в спальном районе. В детстве я совсем не понимала, что такое «спальный район»: потому что в нем все спят?

Помните ли вы, каким было ваше детство?

Телевизор «Рубин»

«Рубин» — телевизор-легенда. Пульта у него, разумеется, не было; функции пульта в каждой семье обычно выполнял ребенок.

Наш «Рубин» стоял в углу комнаты, на специальной тумбе с колесиками. Длинные рожки антенны превращались в короткие — задвигались и выдвигались. Подставка для антенны с изображенной на ней лисой часто переставлялась туда-обратно — из-за помех, периодически возникавших на выпуклом экране. Если телевизор ломался — а «Рубин» ломался довольно часто, — бабушка очень огорчалась: ведь телевизор для нее был и средством связи с внешним миром, и единственным досугом.

Я обожала музыкальные клипы. Самыми любимыми были «Женское счастье» Татьяны Овсиенко и мультяшная «Маленькая страна» с Наташей Королевой. Я с замиранием сердца ждала местную программу, которая называлась «Студия Сервис»: ее ведущая, миловидная блондинка, зачитывала поздравления юбилярам, новобрачным, мамам, сестрам, братьям — так можно было поздравить человека от души музыкальной композицией. В передаче по сто раз крутили одни и те же клипы. Конечно же, лидировала Аллегрова со своей песней «С днем рождения».

С экрана неслось: «Кукла Маша, не плачь… Кукла Даша, не плачь», «Тополиный пух, жара, июль!», «Билетик в кино». Филипп Киркоров страдал из-за того, что «любовь может быть жестокой», а Маша Распутина подпевала ему: «Золотится роза чайная…»

Бабушке безумно нравился