Оглавление

…Если бы мы могли избавиться от

нашего мозга и пользоваться

только глазами…

Пабло Пикассо

Познай самого себя.

Надпись на стене древнегреческог

храма Апаллона в Дельфах

Часть 1. Филипп

Глава 1. Туча

Половину ночи, вновь, пришлось провести у экрана ноутбука. Однако, оно того стоило. Чёрный кофе перед выходом, как обычно, взбодрил до обеденного перерыва. Свежий воздух и солнце тоже немного помогли. День обещал быть солнечным и не жарким. Детей во дворе не было, цифры в смартфоне показывали всего девять часов. Неподалёку от подъезда один пожилой знакомый менял колесо у своей старой машины. Странно, что на колесо у него сил хватило, а до треснувшего ещё зимой стекла слева в салоне руки до сих пор не дошли. Впрочем, это было его личное дело. Моим же в тот момент, как обычно, являлся путь через два проспекта, Партизанский и Океанский, рядом с Покровским парком и храмами, по Алеутской улице, мимо комплекса из краевого центра и клинической больницы, до бизнес-центра «Мелл» — здания, где находилась наша фирма.

Таким я был ещё в то утро, офисный работник двадцати трёх лет, дизайнер, пока ещё не самый лучший, но благодаря необычайному упорству, крайне быстро движущийся к этому статусу и перспективам, прилагающимся к нему. Работал я в данной сфере чуть больше года, но уже получал достаточно, чтоб моя жена и маленькая дочка ни в чём не нуждались. Хотя время от времени нам всегда с радостью, чем получится, помогали и мои, и её родители. Конечно, не помочь своим детям или не побаловать внучку чем-нибудь в очередной раз, для них было из ряда вон.

Я обожал свою семью. Мы были молоды и полны желания жить счастливо и не стареть. Родные являлись для меня самым важным. И, конечно, не было ничего приятнее, чем провести с ними лишний часок, сходить в очередной раз в ботанический сад или погулять по самым красивым местам города, посмотреть на закате, как в наш гигантский порт заходят корабли.

Я и в этот раз решил провести дома лишние полчаса, так что на работу пришлось идти скорым шагом. Город просыпался, покряхтывая двигателями сотен машин, гоняющих по дорогам, присвистывая утренним пением птиц и шелестом листвы на ветру. Всё было как обычно: будний день, последняя майская пятница, со всеми её проблемами, выхлопами, глупыми заботами. Именно поэтому взгляд очень быстро зацепился за одну мелочь, новую в окружающем мире.

Над Покровским парком плавали облака. Я даже остановился на полминуты, оставив за спиной последний из четырёх высотных домов, в одном из которых мы жили рядом с кольцевой дорогой. Показалось, что это был обман зрения. Над парком плавала пушистая стая, но в середине её красовалась тёмно-зелёная туча. Так и захотелось указать вверх рукой на этот фантом. Я присмотрелся получше. Грозовая туча, всего одна среди белоснежных ярких облаков и именно тёмно-зелёного цвета.

Понять, что это и откуда, просто так, было нельзя. Устоять и не поддаться любопытству — тоже. На миг я забыл обо всём: о сотрудниках, о времени, о всевозможных опасениях. Я решил пройтись на работу через парк, предварительно свернув вправо на короткую Московскую улочку.

Интерес подгонял. Я быстро шёл, время от времени вслух проговаривая чуть слышно фразы, выражающие растущее удивление, и, кажется, сам не замечал этого. Вскоре я уже оказался среди цветов и деревьев парка в его центре. Туча остановилась. Облака проходили через неё, а сам феномен так и застыл на небе. Я встал в тени плакучей ивы, так что белая рубашка и белые брюки перестали сверкать на солнце. Пальцы невольно потянулись к веснушчатому лицу и пригладили опустившуюся близко к глазу рыжую чёлку. Я заметил скопление людей в глубине парка рядом со старым белокаменным мостом. Их было немало, но можно было, при желании, пройти мимо этой толпы и встать ещё ближе к фантому, что я и сделал. Меня даже слегка удивило, что в парке в это утреннее время гуляло столько горожан. Все наблюдали за тучей, причём так сосредоточенно, что практически ни кто даже не шевелился, ни кто не издавал ни звука. За ней же следили и со звонницы храма, стоявшего в конце парка, и из-за деревьев, отовсюду. Каждый смотрел на феномен, решительно не понимая, что же он собой представляет и откуда взялся. Я остановился отдельно от толпы, чтоб спокойно полюбоваться тучей ещё пару минут.

Вдруг по её силуэту с громким неестественным скрежетом блеснула ярко-зелёная молния. Половина наблюдателей так и вздрогнули. Несколько человек отделилось от общей массы и решили уйти или просто отойти на безопасное расстояние. Молния блеснула снова. Потом снова. Всё это время я смотрел на тучу, не отрывая глаз, в какой-то момент даже показалось, что она гипнотизирует меня, не даёт не то что сдвинуться с места, просто моргнуть. Я даже забыл о своём намерении достать смартфон, чтоб запечатлеть её на камеру.

«Не надо больше, — вдруг смог сказать я себе беззвучно, — я не должен… вот так здесь дальше находиться».

Я попытался поднять ногу и шагнуть в сторону, но она не шевельнулась. Что-то произошло. Я хотел отойти и не мог сдвинуться с места. Какое-то совершенно непонятное, тревожное ощущение проникло внутрь. Я, действительно, не мог пошевелиться, меня не слушалась ни одна конечность.

Не знаю, сколько времени потерял, идя к туче, не знаю, как потом со стороны выглядели мои попытки сдвинуться хоть в какую-нибудь сторону. Но я посекундно запомнил то, что случилось далее. Молния блеснула с новой силой. Сугубо по своему опыту могу сказать, что ничем не вооружённый человеческий глаз не способен увидеть, как молния летит и вонзается в землю, как она струится, переливается, он видит только уже законченное падение заряда, с кривой ярко очерченной дорогой, которую тот преодолел. Я разглядел всё. Она отправилась вниз, прямо на меня. Я попытался изо всех сил оторвать ноги от земли, отпрыгнуть, отойти, всё что угодно, но не попасть под удар. Ничего не получилось. Описать следующие несколько мгновений во всех подробностях крайне тяжело, это слишком сильно впечатляет меня даже сейчас.

В первый миг моё существо пережило нечто неповторимое, несколько секунд, наверно, вместили в себя всё: боль, ужас, смерть, жизнь, неверие в происходящее, всё от первых воспоминаний до последних минут и ещё больше. Как от подобного рассудок или сердце просто не испепелились, тоже надолго осталось очень болезненной загадкой.

Второй миг поразил меня ещё больше, потому что смерть не наступила. Слух пропал, не осталось даже звона в ушах. Мёртвая тишина. Я увидел, как всё вокруг сияет, словно у меня искрятся глаза, увидел шокированных людей. Одни пятились, другие бежали прочь, многие кричали, но не было слышно, кто-то дрожал как в припадке, не в силах сдвинуться с места. Я успел разглядеть их искажённые черты и запомнить в мельчайших подробностях.

В третий миг остатком сознания я подумал, что время остановилось. Всё стало происходить медленнее, как в шутке с замедленной видеозаписью. Что это было? Почему я почти ничего не чувствовал, почему всё внутри леденело, почему пальцы на руках и ногах стали такими холодными, словно их больше нет? Я посмотрел на свои руки, пальцев не было, они распадались на светящиеся, как маленькие блёстки, частицы. Это невозможно было назвать по-другому, ни пеплом, ни прахом, именно частицами. Они разлетались и гасли. Кожа растаяла, плоть на руках тоже, вены и жилы испарились. Остались только белые кости, как у живого скелета в дурной фантазии. Я видел это. Я даже успел обратить внимание на то, что вокруг переливалось кислотно-зелёное сияние, из которого вверх к истоку тянулась та самая молния, словно соединяя их с тучей. Она не исчезла и не собиралась, вцепилась мёртвой хваткой. Конечно, все вещи и одежда сгорели, я даже не успел этого увидеть, они стали чёрной пылью и осели под ногами. Сколько секунд всё это длилось, а может и не секунд…

В последний миг я протянул руку вперёд, она распалась по локоть. Я хотел что-то выкрикнуть, но кричать было нечем, удалось только открыть рот. Тело растворялось. Когда ноги исчезли по колено, я завис над землёй и застыл в воздухе, как подвешенный. На этом всё закончилось. Я пропадал, продолжая смотреть на скованную ужасом толпу, пока собственные глаза не распались, и мир не стал абсолютно белым. Потом всё потемнело, где-то вдалеке растворились последние блики и мысли.

Глава 2. Паралич

Филипп лежал на боку на поляне, окружённой деревьями. Он не шевелился, даже не дышал, грудь не двигалась, так что могло показаться, что несчастный мёртв. Первым, что он ощутил, был воздух. Медленно букет лесных запахов начал проникать внутрь, насыщать сознание и освежать спящее тело. Лёгкие заработали так, словно впервые стали выполнять свою функцию. В кровь начал поступать кислород. Постепенно уши стали чуть заметно подрагивать, жизнь наполняла и их, в какой-то момент они тоже принялись выполнять свою задачу, дав возможность слышать звуки: щебет птиц, плеск воды где-то неподалёку, весёлый свист ветра, стрекотание невидимых насекомых. Он стал просыпаться, и оживший мозг посетили первые мысли. Разум выходил из анабиоза. Первые воспоминания о том кто он, ожили не сразу, а ожив, постепенно приходили вместе с простыми и привычными вопросами: «Где я… я Филипп… что со мной? — Наконец, внутри прорезались по-настоящему важные мысли: Почему я ничего не чувствую, почему не могу открыть глаза, зная, что они есть?»

Вдруг медленно работающее сердце дрогнуло и погнало кровь, оно билось всё быстрее, тепло начало наполнять тело изнутри. Однако оно не просто стучало, а судорожно колотилось. Голова наполнилась воспоминаниями, пронзившими как сотня иголок: изображения, звуки, ощущения. Филипп вспомнил последнее, что испытал перед темнотой, которая, наконец, прошла, и испустил стон. Рот медленно приоткрылся, непослушный язык повис, несвязные сдавленные звуки лениво выходили наружу.

Ни одна конечность не могла двинуться, глаза не открывались, но это продолжалось недолго. Нервный импульс к мышцам продолжал поступать, чтобы, наконец, веки зашевелились. Постепенно начало получаться. Всё вокруг застелила бледная плёнка, ничего нельзя было разглядеть, только расплывающиеся очертания маячили, сливаясь чуть ли не воедино. Однако зрение, как и все остальные функции организма, восстанавливалось, пусть и с большим усилием. Очертания приобретали вполне знакомые формы, цвета стали ярче. Наконец, уже можно было разобрать отдельные детали: ветви деревьев, кусты, цветы, камни.

Вдруг один из кустарников неподалёку зашевелился, и выпустил из своих недр маленькое живое оранжево-коричневое пятно с большой головой и овалами, выходящими из её боков вверх. Органы зрения не могли сфокусироваться и не давали ничего понять. Однако, как пострадавший видел его, так и оно заметило Филиппа, когда замерло перед зарослями. Несколько мгновений они глядели друг на друга. У существа были два больших круглых пятна на голове с красной обводкой, ещё одно пятно под ними, только коричневое, и толстое подобие носа в нём с полоской ниже и чем-то напоминающим две белые крупицы по краям этой полоски. Существо быстро дало понять, что не пугливо, и стало приближаться. Филипп с усилием приоткрыл рот и начал напрягать свой язык вкупе с голосовыми связками, стараясь разработать их и сказать хоть слово. Тем временем, органы зрения привыкали к окружающей обстановке всё больше, цвета становились ярче, даже слишком яркими.

Всё основательнее в мозгу начинала прорезаться новая неведомая мысль, но пока ещё слишком нелепая для того, чтобы её мог принять рациональный мужской ум. Однако, она не отступала, и обретающая форму окружающая реальность стала придавать ей всё больше сил. Глаза принялись вращаться в разные стороны, на миг потеряв из виду маленького пришельца. Наконец, удалось восстановить зрение до конца и трезво оценить обстановку. Лес, где лежал на поляне Филипп, был ярким и красивым, но словно не настоящим, такие цвета не могла создавать природа, такие растения не могли расти в его родной реальности, с которой он здесь всё поневоле сравнивал. Окружение было словно нарисовано, создано за компьютером в графическом редакторе, тени, блики, обводка, градиенты, декорации — всё как в анимации. И тут случилось то, что должно было. Существо подошло совсем близко, нагнуло голову вперёд и попыталось обнюхать его, чем немедленно снова обратило на себя внимание. Глаза дрогнули. Это был пушистый летучий мышонок, совершенно не простой, а созданный людьми для художественного проекта, про который Филипп очень хорошо знал. Тело начала бить дрожь, в черепной коробке мелькнула мысль, что сейчас всё вокруг опять сольётся в туман.

— Оранж! Оранж! Пожалуйста, не заставляй меня искать тебя весь день… опять! Ну, Оранж! — раздалось где-то неподалёку, и кусты, из которых выпрыгнул зверёк, снова зашевелились.

На поляну, немного запыхавшись и спотыкаясь о мелкие ветки, выбежала маленькая кошка, точнее — кошечка. Она была таким же персонажем, как и Оранж. У неё были огромные сиреневые выразительные глаза, волосы светло-розового и белого цветов, заплетённые, словно косичка из маршмэллоу, шерсть лёгкого голубого оттенка, а на шее красовался аккуратный ошейник с чем-то в середине, напоминающим медаль, эмблему или просто значок. Уши свисали по бокам головы. Кошечка отдышалась, огляделась, оценила обстановку и остолбенела — вид лежащего мёртвым грузом Филиппа поразил её. Они смотрели друг на друга, не отрывая глаз, а мышонок смотрел на обоих с беззаботным видом, поочерёдно мотая из стороны в сторону головой. Наконец, он решил пожалеть нервы хозяйки, не способной попросить его отойти, вернулся к ней и дёрнул за конец косички, чтоб привести в сознание. Эффект был молниеносным, та схватила Оранжа в охапку и сделала сальто в кусты. Настала тишина. Филипп воспользовался ей как передышкой, чтоб его мозг хоть как-нибудь переработал увиденное. Он уже совершенно нормально всё видел и слышал, даже язык начал с усилием подчиняться.

— Вот мы напоролись, — вдруг послышался тоненький шёпот по ту сторону кустарника, — пожалуйста… что? Кому? А, но я же не знаю… а может… но Оранж! Ой, тише, а то услышит… ну да, хмммм… — Филипп не смог разобрать дальнейшей речи, она была тише шёпота и перебивалась чем-то, похожим на сопение. — Ну, хорошо, — кошечка медленно высунула из-за кустов свой маленький нос, потом всю голову от подбородка до макушки. — Вам нужна помощь?

— Да, — глухо выдавил из себя Филипп, что заставило котёнка спрятаться обратно.

— Нет, но я же не знаю что случилось? А чем могу… я не сонная, честно… не фырчи, — продолжила она свои оправдания перед питомцем, — а если я приведу Джинджер Ролл? Но она хоть сильнее… она здесь рядом. Всё, сторожи, я быстро.

Раздалось громкое шуршание листвы, уходящее вдаль, а летучий мышонок опять выпрыгнул обратно на поляну и подполз поближе. Всё происходило очень быстро, но ещё быстрее роились мысли в голове у очнувшегося. Они были поистине фантастическими. Его человеческое восприятие не могло поднять подобное до уровня серьёзных гипотез или фактов, оно всё низвергало в пропасть галлюцинаций, бреда, кошмарных снов и иллюзий, неспособных поравняться с той действительностью, которую он всегда понимал и в которой обитал.

«Я сплю, я в коме, меня ударила молния, я растворился в воздухе, я оказался здесь! — бесконечные вопросы и догадки пытали до исступления. — Из всех мест я попал в это… Что со мной? Почему она так напугалась? Почему я лежу на боку и не могу встать? Почему не чувствую своих проклятых пальцев?!!» Сердце билось всё быстрее, тело опять стала обволакивать странная необъяснимая дрожь, перед глазами всё снова начало расплываться.

Тут перевозбуждение оборвали брызги, пущенные Филиппу в лицо. Это оказался Оранж. Похоже, он испугался и побежал к месту, где была вода неподалёку, сорвал лист побольше, наполнил его как блюдце и помог несчастному избежать обморока.

— С… па… сибо… — глухо кашлянув, сказал Филипп. — Я… го… во… рю… — он сделал несколько глубоких вдохов, наконец, ураган в голове утих, появился долгожданный инстинкт самосохранения, приказавший оживить остальные атрофировавшиеся мышцы. — Ттт… ы, — он смотрел на мышонка, мысленно приказывая себе пошевелить пальцами рук, — поним… маешш… что… говорю? — в ответ Оранж два раза кивнул и мило улыбнулся. — Её… её зовут… Поо… ол… ли?

Мышонок опять кивнул. Глаза и уши Филиппа передёрнуло, он физически ощутил, как кровь внутри закипела. Но их разговор оборвал приближающийся издалека свист. Это был звук рассекаемого воздуха. Несколько секунд спустя на поляну приземлилась Джинджэр Ролл — кошка с крыльями и длинным хвостом, увенчанным клешнёй. Полли сидела на подруге, вцепившись лапами в её спину.

— Ага, пррривет, — бодро рявкнула оранжевая кошка с красными полосами по всему телу и пышными волосами того же цвета, — ты значит жеррртва? — она демонстративно протянула переднюю лапу вперёд и начала игриво тыкать Филиппу когтистым пальцем в область носа. — Что молчишь?

— Язык отнялся, — задумчиво ответила Полли, встав рядом, утомлённо хмыкая носом.

— Вижу, — Джинджер деловито прошлась вокруг, пощупала его бок лапой, потом легонько упёрлась лбом в позвоночник так, что пострадавший перевернулся и теперь лежал на животе — Паррралич. Пуф, ты, кстати, — она резко кивнула в сторону котёнка, — могла бы догадаться, Эмбэррр же тебе помогала сдавать экзамен по перррвой помощи зимой.

— Но это… было зимой, а на экзамене добровольцем был корниш-рекс, — рассудила та, растягивая слова, — а это — мэйн-кун.

— Лентяйка.

«Мэйн-что?!». Это слово таранило Филиппа в лобную долю, как кувалда, разбив всё под шкурой вдребезги.

— Яяяяя?! — выкрикнул он, задрав голову и вытягивая шею. За ними туда потянулось всё туловище до поясницы, глаза выглядели так, что даже Ролл отшатнулась, прищурившись, но вовремя пришла в себя и поспешила подхватить, обняв Филиппа и встав на задние лапы. Ей это было удобно, крылья и хвост легко помогли удержать равновесие. — Я… я не… мэ… йн!

— А ну успокойся! Что ты как ррребёнок, — Джинджер Ролл тряхнула Филиппа и заставила посмотреть себе в глаза, она говорила на тон громче, чем следовало, и всё время заменяла звук «Р» в речи подобием львиного рыка, — у тебя всё норррмально. Хвост цел, кости целы, только серррдце черрресчуррр бьётся, — её серьёзный, но бодрый взгляд каким-то образом подействовал, очередной шок начал проходить. — Пррросто атрррофиррровались мышцы, пррричём все. Ха, мне самой интеррресно, как.

— Откуда ты всё это узнала? — Полли Пуф, прищурившись, смотрела на них, сидя на траве, и прижав ко рту лапу, чтоб не бросалась в глаза её внезапно разыгравшаяся зевота.

— Помнишь я на соррревнованиях вышла из себя и покатилась, меня после этого твоя сестррра просто за… точнее, настояла, чтобы я прррочла пару учебников по анатомии. Как видно, — крылатая кошка ещё раз осмотрела лицо Филиппа, виляя хвостом, на кончике которого легонько пощёлкивала клешня, — не зррря. Так, — обратилась она уже непосредственно к пострадавшему, — знаю, что с тобой делать. Вниз, — она резко опустила лапы, и Филипп рухнул на траву как мешок с камнями, — пррривет позвонки, — она принялась ходить по его спине, придерживая часть своего веса взмахами крыльев, чтоб избежать риска передавить что-нибудь и сделать хуже. — Нерррвы — мусоррр, — она прижала лапой один из позвонков до хруста, отчего Филипп стиснул зубы, но, в тот же миг почувствовал, как постепенно и долгожданно стала возвращаться чувствительность в руках.

— С… пасиб…

— Позже.

— Интересно, а вдруг это змея цапнула? — терялась в догадках Полли Пуф, отогнав от себя необъяснимо наползающую сонливость и посадив Оранжа на макушку. — Я помню, есть у нас в чаще змеи, которые могут отравить так, что всё-всё в теле перестанет работать. Но они живут только в южных болотах, — она повернула голову как можно сильнее назад и начала лениво вылизывать себе правый бок.

Так, некоторое время кошка с котёнком обменивались догадками, одна ходила по спине Филиппа, подняв уши, другая потом тоже присоединилась и аккуратно мяла ему руки и ноги. Он не слушал, закрыл глаза и ушёл в себя. Снова поражённый мозг одолевали вопросы, но ответа на них невозможно было получить сразу, только после акта помощи. Где-то в глубине он боялся, и чем больше чувствовал, как освобождается тело, тем сильнее становился липкий омерзительный страх, ведь против воли внутри чётко выстроились несколько вариантов того, что же с ним стало. Было жутко оттого, что скоро придётся узнать правду, а из-за настойчивости Джинджер, это будет неизбежно.

— Полли, — не останавливаясь, крылатая кошка обратила внимание на слипающиеся глаза подруги, — а ты похоже опять…

— Нет, — та замотала головой, — только… почти.

— Небось опять в Арррвь летала сквозь сон.

— Это на мою сонливость не влияет.

— Значит…

— И ни с кем я ночью не бродила, даже с Чеширом.

— Ладно. Так! Всё, наверррно, — кошка спрыгнула на траву и рявкнула, задрав хвост, — вставай!

— Я? — очнулся Филипп.

— Лежишь, как тррряпичная кукла, здесь только ты, — покачала красноволосой головой Ролл, — а как тебя зовут?

— А… мои пальцы… не сгибаются… — Филипп вздохнул и попытался подняться, но сделать это удалось только на руки и ноги. Он попробовал встать только на ноги, после чего немедленно упал на копчик.

Тут он, наконец, увидел. Это были не руки. Это были передние лапы, такие же как у Полли Пуф и Джинджер Ролл, белые и пушистые. Он окаменел, не сводя глаз с того места, где по всем мыслимым законам природы должны были быть плоские ногти и длинные фаланги, словно пытался заставить их появиться своим взглядом.

— Так ты нам скажешь, как тебя зовут, и почему у тебя на месте медальона пусто? — с нетерпеливым азартом подняла правую бровь Джинджер.

— Пусто? — опять очнулся Филипп.

— На шее, — пояснила кошка, — в этом возрррасте такое почти… невозможно, с тобой что-нибудь пррроизошло, выгнал наставник? — Она улыбнулась, — не дрррейфь, рррасскажи.

Но Филипп её игнорировал, он ничего не воспринимал и не видел кроме своих лап. Потом его осенило. Филипп с усилием встал и попытался пойти к тому месту, где журчала время от времени вода. Этого не удалось, он упал и пополз, оставив персонажей. Путь был не долгий, и, к счастью, они ему не мешали, только с обескураженным видом шли следом, держа дистанцию. Наконец, продравшись через тёмно-зелёные заросли, он оказался на берегу водоёма. Оглядевшись, Филипп приметил большой плоский камень, уходивший вперёд от земли, как платформа над водой, на которую уже через миг залез. Находясь почти у края, Филипп замер. До сих пор было страшно. Но на душе вдруг зашипела такая смесь из стыда перед собой и злости, что он рванул голову через край и заставил себя посмотреть в воду.

Человека не было. Самый непостижимый вариант смотрел на него в зеркальном отражении холодной голубоватой глади. Он дотронулся подрагивающими пальцами до лица. Это было лицо кошки. У него теперь была белая как снег шерсть, большие глаза карамельного цвета с огромными зрачками и выразительными ресницами, длинные растрёпанные жёлто-оранжевые волосы, по бокам головы вверх тянулись большие уши с кисточками. На лице даже красовались овальной формы карамельные веснушки. Сзади тянулся длинный хвост, его цвет больше всего напоминал крем-брюле. Шерсть на спине и в районе груди тоже оказалась кремовой. Только теперь Филипп почувствовал, он сделал движение, чем-то ниже позвоночника, и хвост мотнулся в сторону.

— Не верю, — вырвалось изо рта, и дыхание чуть не перехватило. Он обратил, наконец, внимание на то, что голос истончился и стал женским. — Этого не может, это неправда, это… это! — так и срывались с языка дрожащие словесные попытки хоть как-то оправдать в свою пользу положение Филиппа. — Это, — он вдруг повернул назад голову и увидел у подножия камня на берегу терпеливо наблюдавших Пуф с Оранжем на спине и Ролл, — это же сон, или… или… или… а?!

— Ты это у нас спрррашиваешь? — снова повела бровью оранжевая кошка с красными полосками.

— Но ведь во сне нельзя чувствовать всё ТАК! — голос начал срываться, — это не возможно… или… как… как?

— Похоже, что она нам ничего путного не скажет, — фыркнула Ролл, обратившись к Пуф, — даже «Спасибо». Мне уже скучно.

— А может, я попробую, — решилась кошечка с бело-розовой косичкой и, подойдя к Филиппу, села рядом, слева от него. Сам пострадавший тоже сидел и молча рассматривал свои передние лапы, вид у него был уже далеко не шокированный или возбуждённый, всё больше проступали усталость и подавленность. — Ну что, — приятно улыбнулась Полли, стараясь держаться непринуждённо, — как ты себя чувствуешь?

— Я… — Филипп повернулся к ней лицом, что-то внутри до сих пор не давало ему нормально пойти на контакт с персонажем, но после неловкой паузы он, наконец, ей осознанно ответил, — мне очень плохо. Прости, что я… так себя веду. И ты, — он повернулся к Джинджер, — прости. Я не могу сказать, как меня… зовут. Я… я ничего не могу сказать, — он отвечал прерывисто, дышать было тяжелее с каждым словом.

— Что, вообще?! — отсекла Ролл, — между прррочим, если бы не мы, ты бы тут до позднего вечеррра пррровалялась.

— Не… не могу! — Филипп глубоко вздохнул несколько раз, глядя то на одного, то на другого персонажа. — Я ни… я, ни в коем случае не хочу вас обидеть, спасибо за всё, но я… очень прошу, нужно остаться здесь сейчас… одному.

— Ты нас гонишь? — дёрнула висячими ушами Полли.

— Нет! Нет. Но не могу иначе, должен остаться один. Я… обещаю, я потом ещё с вами встречусь и всё расскажу, но не сейчас, — продолжал он, и звук собственного голоса резал ему уши.

— Может, хотя бы скажешь, почему говоришь о себе в мужском роде? — попыталась как можно мягче возразить маленькая Полли и незаметно дотронулась носом до его плеча.

— Не могу… — Филипп зажмурился и, стиснув зубы, прижал мягкие ладони ко лбу, словно испугался, что там сейчас пойдёт трещина.

— Хорррошо-хорррошо, — вздохнула от безысходности кошка с крыльями и несколько раз громко щёлкнула клешнёй — Полли, вставай, пошли. Скоро у ррратуши полуденный доклад мэррра. Посмеёмся.

— Мне кажется, над этим можешь смеяться только ты, я вообще никогда не понимаю, что он говорит.

— Вот именно.

Глава 3. Город

Я не заметил, как они ушли. А когда обнаружил это, было поздно оборачиваться и спрашивать о чём-либо. Один. Ещё какое-то время я смотрел на своё отражение, пытаясь привыкнуть к тому, что я из себя теперь представлял. Жалость к себе и ноющее чувство несправедливости уже давно ослабели, они были совершенно ни к чему в этом положении.

— Мне, — уже немного спокойнее, произнёс я самому себе, — надо что-то делать.

Необходимо было выяснить, наконец, где я. Начать верить в реальность места, в которое канул, можно было, только поняв, сон это или явь. И под рукой был один способ. Я встал на все четыре конечности и немного размял их, чтобы окончательно ощутить контроль над каждым мускулом. Потом прыгнул с камня и очутился под водой. Рефлекторно я надул щёки воздухом, из носа, ушей и немного из глаз пошли мелкие пузыри. Я осмотрелся под водой. Там оказалось не так глубоко, как ожидалось, при желании можно было сделать рывок и высунуть лицо на поверхность. Шло время. Расслабившись, дав четырём лапам и хвосту спокойно дрейфовать в плотном пространстве, я застыл, прислушиваясь к каждому ощущению внутри. Исход этого опыта можно было предугадать с первых секунд. Воздух в лёгких кончился, тело стало судорожно трясти. Но я держался до самого последнего момента, почти до обморока. Только почувствовав ни с чем не сравнимый яростный ужас перед чем-то непоправимым, я заставил себя всплыть и открыть рот.

Помню, как это происходило в настоящем сне. Ты можешь прыгнуть со здания и не разбиться, а в голове отложится только удовольствие от свободного полёта. Можешь схватиться на ножах с каким-нибудь выродком и не испугаться ранения в грудь. Можно позволить огромной собаке схватить тебя за руку зубастыми челюстями, мгновенное чувство страха — и ты видишь, как она висит на руке, задрав лапы, не понимая, что делать дальше. Так и висит, можно почесать, можно пойти с ней куда-нибудь. Я тогда сделал с ней селфи. И что-то всегда делало любую боль и страх, совсем чуть-чуть, но не реальными, не поражающими настолько глубоко. То, что я испытал в воде, нельзя было сравнить по силе ни с одним из моих снов, даже если бы это вдруг оказалась кома (хотя опыта пребывания в коме у меня ещё не было). Попытка обойтись без дыхания заставила поверить.

Я вылез на берег и лёг. Солнце ласково светило, на небе не было ни облачка. Обсыхая и пытаясь согреться, я погрузил своё «Я» внутрь тела и принялся его изучать. Всё было по-своему новым. Хвост оказался необыкновенным приобретением. Позвоночник стал длиннее, я мысленно видел его, как он выходит из поясницы и превращается в тонкий отросток, покрытый сырой шерстью. Глаза были необыкновенно большими. Челюсти оказались слегка вытянутыми, нос заменяла деталь, напоминающая галочку с аккуратной чёрточкой выше, словно вырезанную между глазами. Я ощупал свои уши, большие и заострённые, провёл по губам длинным шершавым языком. Без длинных пальцев я чувствовал себя калекой ещё очень долгое время. Как можно было обойтись без такого чудесного инструмента, хотя бы несколько минут простой жизни? А мне предстояло забыть о них надолго. Ощущалось снова и снова нечто особое в строении спины, в распределении баланса и веса мышц. Не получалось нормально стоять на задних лапах больше пяти секунд, хребет яро протестовал.

Но, поистине невообразимо оказалось осознавать себя существом другого пола. Это можно было бы описывать очень долго: голос, восприятие окружающего пространства, анатомия, и, конечно же, репродуктивные органы. Сколько противоречивых мыслей, связанных с ними, посетило меня, впрочем, вполне сносных мыслей для человека, имеющего семью.

Я обсох, умылся, привёл себя и свои космы в более-менее ухоженный вид, после чего пошёл на четырёх лапах (в надежде поскорее привыкнуть) прочь от злополучной поляны. Выход на опушку леса нашёлся быстро.

— А теперь что? — произнёс я себе с тяжёлым вздохом. Возможно, по моему виду любой бы заключил, что я в тяжёлом состоянии: уши и хвост были опущены, лицо казалось задумчивым и от него веяло чем-то угнетающим. — Пойти?

Иногда я не прочь озвучить свои мысли, особенно когда знаю, что никто кроме меня их не услышит. Не прочь и поговорить или пошутить с самим собой как с собеседником, особенно в хорошем настроении.

Нельзя скрывать, что эти новые места не сбивали меня с толку как существо из иного мира, в общих чертах всё можно было узнать и понять, хотя крайне тяжело привыкнуть. Я знал, куда попал. Я вышел за пределы леса к ближайшему холмику. Глазам мгновенно открылась необыкновенная цветастая панорама, словно нарисованная рукой аниматора. Здесь был горный хребет, протянувшийся вдоль горизонта, украшенный шапками облаков и слоями тумана. За моей спиной раскинулся до крутого морского берега лес, переливающийся всеми оттенками зелёного. Над деревьями летали стаями очаровательные маленькие птички. Я увидел две тропинки, ведущие извилистыми змейками по зелёной местности до двух добротных мостов через реку, отделяющую лес от широкого цветущего поля и гор. Были и другие дороги. Одна из таких шла вправо вдоль воды и деревьев, а другая влево, к городу. Приглядевшись, я заметил у поворота горного хребта большое поместье, стоящее прямо перед каменным подножием, вдалеке от города, занимающего весь левый дальний обзор. Это было очень красивое поместье со скатными крышами белого цвета, стенами и башнями жёлто-золотистого оттенка, а также разнообразными зелёными деталями. Я сразу вспомнил, чьё оно, и машинально хмыкнул.

Полюбовавшись красивыми мультипликационными видами ещё немного, я отправился на юг, мимо моста. Некое чувство дезориентации во времени не давало расслабиться до конца и каждый миг напоминало, кто я на самом деле, и почему должен шевелиться. На пути в город и у его границ никого не было, только ветер посвистывал, гнал мимо листву и мелкие белые цветочки. Меня не волновало, что я буду чувствовать, окунувшись в жизнь этого мультипликационного места, как на меня посмотрят его жители. В голове горела красным светом определённая цепь действий и вариантов, которые должны были дать возможность понять, что нужно, что ещё можно успеть, и что делать, если вдруг отпадут все возможные выходы.

Вскоре я уже шагал по мостовой между домами. Жизнь вокруг кипела, кошки, коты, котята, все ходили мимо и вокруг меня, увлечённые своими повседневными заботами, делами или развлечениями. Все приветливо улыбались, кто напевал любимую мелодию, кто сосредоточенно думал. Я шёл вперёд, ориентируясь на реку, уходящую на юг, условно разделяющую город надвое. Дорога, в конце концов, довела до центрального округа, а потом и до площади неподалёку от ратуши. Там было много жителей, показалось даже, что я кого-то начал узнавать, когда с другой стороны тротуара нашёл взглядом лысую кошку породы сфинкс в сиреневом деловом костюме. Всё говорило о том, что здесь недавно было собрание. Рядом с огромным цветастым зданием бригада рабочих разбирала деревянную сцену с трибуной и ставила в общую стопку складные стулья. Эта повсеместная суета навеяла воспоминания о будничной дороге по моему родному городу в сторону работы, где точно так же десятки людей ходили во всех направлениях перед глазами. Горечь немного сжала нутро, я резко ощутил голод и жажду. Переживания отняли много сил, а жаркое солнце над головой медленно выматывало до конца.

Я попытался отвлечься и начал разглядывать окружающие дома. Многое здесь, хоть и было нарисовано, выглядело очень приятно и красиво, как в старинном европейском городке, всюду царила чистота, растения были хорошо ухожены, ни надписей на стенах, ни мусора на дорогах, а о загазованности воздуха и машинах вообще смешно было даже подумать. Было чем полюбоваться, я впервые находился в этом месте изнутри. Каждый дом напоминал маленькую игрушечную шкатулку, изумительные полусказочные архитектурные решения, строгость и консервативный семейный уют шли рука об руку с цветастым модерном в лучших традициях Гауди. Ещё получая образование, я бывал на лекциях, посвящённых этому талантливому человеку, создавшему свои неповторимые памятники архитектуры в Барселоне или Санта-Колома-де-Сервельо. Впечатление от целого города, сделанного с использованием его стиля, было бесспорным, хотя и не долгим. Хорошее место для беззаботной жизни или отдыха от насыщенных нервных будней большого мегаполиса. Самые высокие здания были от силы в три или четыре этажа. Вся окружающая композиция из построек, деревьев, цвета, форм, дорожек и других составляющих выглядела априори целостно.

Я давно сбился с пути, хотя город не был таким сложным, чтоб турист мог в нём потеряться. Территориально он напоминал четыре области — округа. Самая большая — центральная, вмещала в себя пятьдесят процентов всего города, там были важнейшие места, через неё проходила река и раздваивалась ближе к границе. Ещё три округа примыкали с западной части друг за другом с юга на север, так, что в целом всё это напоминало большую стилизованную трёхпалую лапу.

С интересом, но и нарастающим безразличием, я изучал окружение, насчитал десяток знакомых мест, таких как кафе «У Димсама», ателье сестёр Миттэнс, полдесятка кошек, имена которых вряд ли что-нибудь скажут человеку, не знакомому с этим местом, пронаблюдал несколько бытовых сцен на улице издалека, словно происходящих для массовки, как вдруг сзади над ухом прозвучал писклявый доброжелательный голос, с чёткой чеканкой звука, в стиле британского нормативного произношения.

— Добро пожаловать в Ист-Уискерс мисс! Вы туристка. Я сразу поняла это, потому что вы очень внимательно всё осматриваете. Как вам город? Как вас зовут??? Судя по вашему виду, вам нужна помощь.

Пока она болтала, я, пытаясь собраться с мыслями, обернулся. Это был уже третий из семи ключевых персонажей, с которым меня здесь свёл случай. Она приходилась старшей сестрой Полли и тоже владела аккуратными висячими ушами, а в чертах лица более чётко проступала немного приплюснутая округлая форма, с очерченными щеками и подбородком, присущими всем четвероногим породы скоттиш-фолд. В отличие от младшей сестры, она обладала лавандовым оттенком шерсти, волосы были собраны в два толстых пучка, словно огромные кисточки, и окрашены в вишнёвый (или тёмно-розовый) цвет, такой же кистью заканчивался длинный хвост. Глаза тоже выглядели оригинально, один был синим, а другой янтарным. Но особое внимание на себя обращали сверкающие, как жемчуг, передние лапы, без единого затемнения или пятнышка, словно тонкие волшебные белые варежки до локтей. На левой лапе, помимо такой варежки, ближе к плечу красовалась повязка со знаком медика.

— Я Эмбер Дот, и я буду вашим экскурсоводом, знаю здесь абсолютно всё! Не спорьте, я вам непременно нужна. А как вас зовут? Что для вас сделать? Знаю. Вы точно давно не…

— Наконец я тебя нашла, хаааа! — раздался выразительный, заводной голос с другой стороны улицы, к нам побежал ещё один персонаж.

«Кто угодно сейчас, хоть… кто угодно… но только не она!» — взорвался я изнутри, однако не проронил ни звука.

Кошка, которой принадлежал крик, перепрыгнула через меня, свалила свою подругу на спину и схватила за ухо зубами. Обе весело расхохотались, кто-то на другой стороне улицы даже покосился на нас, шевеля хвостом. Они быстро поднялись. Кошка встала между мной и Эмбер, улыбаясь во все зубы и глядя по очереди в оба лица (или морды). У неё были ярко-зелёные (почти кислотные) глаза, завёрнутые назад кончики ушей, мех песочного цвета с белоснежным пушистым воротником в форме сердца под шеей и такими же носочками, а светлые волосы плавно развевались от лёгкого ветра, как золотой речной поток.

Я, в некотором замешательстве, поймал на себе её сияющий взгляд, и немедленно понял, что сейчас произойдёт. Весёлое беззаботное лицо вдруг передёрнуло, немыслимое удивление с лёгкими вкраплениями шока заставило кошку за несколько секунд потерять былой вид.

— Вооооу! Всё отменяется! — она изучила меня с ног до головы, бесцеремонно схватила за переднюю лапу и внимательно оглядела пальцы.

Я понял, что теперь так просто не отделаюсь, как от Джинджер Ролл или Полли Пуф, всё произойдёт чуть ли не как в тупом анимированном шоу.

— Что-то не так? — не громко спросил я из вежливости, прекрасно понимая, что.

— Вахау… Как вы могли ходить у всех на глазах с такими волосами! Лапами! Хвостом! МЯУ! Но волосами!!! — с видом знатока, она уставилась на меня, неприязнь росла с каждой секундой, выглядело даже забавно, кошка то улыбалась, то возмущалась. — Простите, но не могу, нет, не могуууу! Как ученица Ультры, не имею права вас просто так отпустить, мы сейчас же идём в «Шкатулку». Кстати, я Санни Бриз, — она манерно опустила голову вниз.

— А в кафе к Физалии мы успеем? — задумалась в ответ на эту новость Эмбер.

— С ними сегодня Брауни, — Санни повернула голову в сторону кошки, стреляя глазками, — он спрячет торт, — она вдруг обвила мою шею своим хвостом, напоминающим распустившийся цветок из трёх завёрнутых наружу пышных лепестков, так что стало щекотно, — бегом!

Осталось только пожать плечами в знак того, что я не против. «По крайней мере… не топчусь на месте,» — проскользнуло в голове. Новый спонтанный маршрут не был лишён смысла. Это не Земля. Я должен был действовать по их правилам, так что было бы неудобно явиться к конечной цели с замученным видом и чувством голода. Хотя, может, и наоборот.

Всё происходило очень банально. Минуя несколько улиц, меня мигом привели в «Шкатулку Руби». Всё внутри располагало к творческой работе стилиста. Вокруг опрятно, в каком-то особом произвольном порядке, стояла рабочая мебель, бюсты, инструменты и приборы, зеркала, краски, папки с аккуратно рассортированными фотографиями и зарисовками, стопки самой разной литературы, от учебников до затёртых журналов. Можно было бы долго вдаваться в подробности касательно окружения.

В середине студии, занимавшей весь первый этаж пятистенного (как форма для пятиугольника или звезды) здания, словно ожидая нас заранее, в кабинетном кресле, повёрнутом в сторону входа, сидела пушистая черно-белая кошечка гималайской породы. Её глаза полностью закрывали большие очки в розовой оправе с чёрными стёклами. Уши, область вокруг мордочки, носки всех ног и хвост тоже были чёрными, остальной же мех почти чистого белого цвета. Причёска смотрелась бы чудно, не будь она сделана в чётком стиле, волосы окрашены вертикально в розовый, голубой и мятный, словно чей-нибудь государственный флаг, уложены с зачёсом вверх как у игрушечного тролля. На лицо были специально прилеплены блёстки в виде звёздочек (тех же цветов что и волосы), завершавшие общий вид.

— Мадмуазель Руби… — хотела поприветствовать стилиста Дот, но Санни оттолкнула её и весело пихнула меня вперёд.

— Спасайте! — театрально выпалила кошка, словно я ещё раз сиганул в воду с камня.

— Фрочно! — в том же духе ответила Руби, указав лапой на ещё одно кресло у зеркала в дальней части студии.

Меня усадили и начали творить чудеса. Кошечка работала с явным удовольствием, время от времени перекидываясь с Санни Бриз фразами или мыслями по поводу выбора стиля. Всё получалось быстро, несмотря на возраст, Руби действовала профессионально, хоть и пользовалась стремянкой в силу своего роста. Расчёски, пульверизатор, ножницы и лапы кружились вокруг моей головы.

— А… подождите, — решил я, наконец, вставить реплику, и инструменты замерли, стилист с нетерпением посмотрела на меня через зеркальное отражение, — а сколько же с меня за всё это?

— Друг лучшего клиента, — гордо возразила Руби, указав на Санни так, что чуть не ткнула ей феном в ухо, — кфтати, — она спрыгнула на пол, — нравитфя? — она взяла откуда-то пинцет и подобрала с подлокотника кресла маленький пучок волос, медленно поднесла к глазам, закрытым очками, — мммммягкие!

«Побрей налысо, и сделай тату с изображением мозга на всю макушку, как у одного актёра» — подумалось мне в тот момент.

— А если, — я всё же решил присмотреться, пока мне давали эту возможность, — оставить ту же форму, но просто сделать опрятно. И ничего не делать с лицом, — поспешил добавить на всякий случай.

Руби в ответ задумчиво фыркнула, подняв хвост вертикально, но не стала возражать. Она быстро удовлетворила творческий порыв. Даже Санни с Эмбер не успели заскучать, наблюдая за нами со стороны и, судя по их виду, пытались расшифровать, почему моё лицо и голос до сих пор такие хмурые и отчуждённые. При этом Дот что-то старательно вылизывала у себя в районе правого плеча. Мои волосы на голове и хвосте в итоге выглядели по-молодёжному — неряшливо, но красиво и ухоженно, большими отдельными пышными локонами.

— Вфё! — Руби последний раз обработала голову феном, смела остатки остриженных волос пышной кисточкой и сняла полотенце, позволив спуститься.

— Мяу! Мияу! Знаешь, что больше всего бы тебя украсило, — мигом подскочила кошка с золотыми волосами, — весёлая улыбка до ушей!

— Нет, — покачал я головой, невольно вздыхая, — не сейчас…

— А может тебя что-то беспокоит? — мило прищурилась лавандовая скоттиш-фолд, положив мне на плечо переднюю лапу, — я ведь могу обращаться к Вам на «Ты»?

— Да… конечно.

Когда мы вышли на воздух, наступило несколько мгновений молчания, оба персонажа, словно по закону жанра, рассчитывали, что я о чём-то ещё заговорю, может, расскажу трагическую историю или запою, как в мюзикле, но ничего не произошло. Я просто стоял, время от времени переводя взгляд с одной знакомой на другую. Но тут Санни, как ей показалось, поняла, что можно придумать для всеобщего блага.

— Все вместе в кафе «У Димсама»!

Я снова не стал возражать. Наша троица, сокращая путь через узкие переулки и обходные дороги, быстро добралась до конечной цели. Обилие цветов и ароматов в этом месте, представляющем собой трёхэтажный дом в форме огромного сувенирного чайника со скатной клетчатой крышей, завораживало с первых шагов. Витрины были уставлены свежей выпечкой и десертами. Откуда-то тихонько лилась мягкая мелодичная музыка, какой я раньше, кажется, нигде не слышал. Манили к себе присесть и расслабиться столики вдоль окон с видом на улицу. За одним из таких мы сразу и устроились. Санни и Эмбэр оставили меня на пару минут и подошли к барной стойке, где объявился ещё один персонаж, которого мы все хорошо знали. Это была забавная, совершенно белая, удивительно пухлая, или попросту толстая кошка, того же возраста что и две подруги (примерно шестнадцати лет по аналогии с человеческим возрастом), с закрученными спиралью локонами и пушистым хвостом, с глазами мягкого розового оттенка. Она очень радостно о чём-то залепетала и лёгким шагом пошла к двери, ведущей на кухню. О чём они договорились, услышать не удалось, я смог только уловить, что у неё были тягучий медовый голос и манера разговора. Её звали Физалия, и она была породы селкирк-рекс. У нас на столе молниеносно оказалось по блюдцу с ломтиками торта и чайный набор. Предстояло играть дальше. Ничего сложного это не сулило, но я решительно не представлял себе, как удовлетворить всеобщее любопытство и при этом не дать вытянуть из себя всю фантастическую человеческую правду. Физалия к нам не присоединилась, даже ничего не сказала, потому что что-то усердно жевала. Задорный юношеский свист заставил её отогнуть уши назад к кухне в тот миг, когда кошка поставила на стол всё, что принесла на чёрном разносе. Она не успела даже поздороваться со мной, только смерила взглядом, полным какого-то жизнерадостного удовольствия. Когда Физалия обернулась, из-за дверей в кухню высунулась голова сиамского кота с ухоженной коричневой чёлкой и пушком, напоминающим усики надо ртом. Нужно было чем-то срочно помочь, селкирк-рекс, неожиданно лёгкой походкой вприпрыжку, покинула нас.

— Вяуу! — Бриз подпрыгнула на стуле между мной и Дот в середине стола, мы сидели по бокам, — продолжим! Мы знакомы уже аж двадцать минут, но я ничего так толком не узнала о тебе.

«Тебе лучше не знать», — так и зачесался язык ответить ей.

— Как тебя зовут? — непринуждённо улыбалась Санни, в то время как Эмбэр пробовала свою порцию, медленно изучая торт на вкус, задумчиво прищурив глаза, — Миранда?

— Я? Нет.

— Лидия?

— Нет.

— Шелли? — она спрашивала, и её зрачки становились шире с каждой попыткой.

— Нет, — продолжал я, а сам думал, не назваться ли «Жанна Антуанетта Пуассон маркиза де Помпадур».

— Гермозона?

— Кто?

— Стоп, — не выдержав, пискляво выпалила Эмбер, громко поставив чашку на стол, и моментально уняв своё раздражение, продолжила, — Санни, ты опять становишься навязчивой. А тебе, — она назидательно указала на меня пальцем, словно сиделка, серьёзно, но с улыбкой, — должно быть как минимум неудобно, за угощение и работу стилиста тебя всего лишь просят назвать своё имя и позволить с тобой познакомиться, но ты молчишь как… как… хох!

Она демонстративно повернула голову в профиль, скривив губы. А я тем временем провёл глазами по залу и обнаружил выгодный момент, ни гостей, ни той же Физалии или кого-либо постороннего не было во всём зале.

— Меня зовут Филипп Орлин, — ответил я, наконец, с тем же мрачным лицом, тем же выцветшим голосом, что и раньше.

— Здравствуй Филипп Орлин, а я Санни Бриз, из породы американских кёрл, — оживилась до сияния вокруг кошка с золотистыми волосами, но в следующий миг, как и подруга, осеклась, — Филипп?

— Может Филиппина или Филли? Я прошу прощения, дорогая, но это мужское имя, — Дот отложила столовые приборы.

— Минутку, МЯУ, — звонко отрезала Санни, и одним махом заглотила свой ломтик торта, зажмурившись от удовольствия, после чего торопливо утёрлась салфеткой, — умопомрачительно! Пум! Всё, я закончила, так ты… Филипп?

— Да.

— Почему?

— Потому что я мужчина.

Скоттиш-фолд зря в тот момент поднесла к губам чашку с чаем, потому что мгновенно поперхнулась и закашлялась. Было даже забавно смотреть как она, поминая планету Урибин, принялась утираться белоснежным кружевным платком, а потом поправлять дрогнувшие пушистые кисточки на голове.

— Ты, — кошка всем своим существом ждала ответов, её глаза были насыщены эмоциями не меньше чем у подруги, — мужчина???

— Ааааа! Я поняла, вот почему у тебя нет ошейника с медальоном! — воскликнула Санни, — и почему ты такая грустная! И почему тебе было всё равно, что делала Руби с твоей шерстью в студии! И почему…

— Ты ей веришь?!

— Пожалуйста, тише, — спохватился я, услышав чьи-то шаги со стороны подсобного помещения, неумело приложив лапу к губам, обе подруги невольно меня послушали, — объясню что смогу, — я наклонил голову поближе к ним, говоря так, чтобы никто кроме нас троих не смог уловить, в чём дело. — Только это секрет… на меня пало колдовство, и я не знаю что делать.

— Ты серьёзно? — ответила Эмбер.

— Да, но я не могу рассказать вам обо всём сразу, просто верьте. У меня нет ничего, ни вещей, ни родных или знакомых. Я очнул… я очнулась, можете пока звать меня Филли, так вот… я очнулась сегодня утром на окраине леса к северу от города. Я пришла в Ист-Уискерс чтоб разыскать Мудрую Клео.

— Какую Клео?

— Эээ… Уайз… Клео…

— Да-да! Королевскую прорицательницу Уайз Клео? — воскликнула Санни Бриз, — ВАУ! Ну, прямо как тогда… когда… нас раскидало из-за урагана по пустыне, мы искали друг друга, а солнце так светило, что появилась фата-моргана. Я бежала к Полли, а Полли не приближалась, ко мне бежала Уайлдмур, а добежав, пропала, потом я увидела сама себя, добежала, а оказалось, что это ты, Эмбер, которая потом тоже пропала…

Я слушал «Это» и хотел дать кошке кулаком по морде. Но она всё-таки вывела свою цепь из фраз о миражах в единое предложение и закончила сама.

— Послушай, — Эмбер поморщила лоб и сделала большой глоток, осушив чашку, — ты действительно хочешь нам сказать, что ты не та, кем кажешься?

— Моей кислой замученной рожи не хватает, чтоб убедить вас, что я не шучу… понимаю, — я ощутил, как начала болеть голова.

Всё, сказанное между нами за столом, напоминало какой-то сплошной, несколько раз вывернутый наизнанку бред. Нутро дрожало, необходимо было хоть что-нибудь закинуть в рот и утолить уже давно беспокоившие голод и жажду. Я протянул руки к столовым приборам, и желчь захлюпала внутри, я понятия не имел, как взять этими меховыми короткими пальцами хоть что-то и не выглядеть при этом дебилом.

— Всё в порядке?

— Нет. Я не знаю, как взять… вилку.

— Вилку? — Бриз еле сдержалась от смеха, — пальцами, конечно, — она демонстративно взяла чайник за ручку и налила нам всем по полной чашке. При этом её ладонь была ловко согнута, как варежка без большого пальца.

Я напряг шерстяную конечность, было непривычно, но освоиться удалось быстро. Десерт оказался удивительным. Дело было не в замысловатом рецепте или отлично сбалансированном букете вкусов и ингредиентов, он был натуральным. Ни миллиграмма сои, ни миллиграмма подсластителей, пальмового масла, загустителей и другой неестественной дряни, к которой я так привык за двадцать три года жизни. Хотя бы на несколько мгновений, я забыл обо всех невзгодах, вкус увлёк куда-то далеко, легко и непринуждённо, это оказалось первое приятное обстоятельство за всё долгое утро. Внешне было не сильно видно, я, просто прикрыв глаза и преклонив голову, медленно пережёвывал кусочек за кусочком, время от времени добавляя ко всему этому глотки горячего чая с ароматом ромашки. Меня пытались о чём-то спросить, но я не мог расслышать. Так прошло несколько минут, только когда торт кончился, я пришёл в себя.

— Как они… — я посмотрел в глаза Санни, не обращая никакого внимания на её нетерпеливые попытки ещё хоть что-то обо мне узнать, — как они в своей кондитерской сделали такое?

— Торт? Да ну, Физалия с Брауни могут и лучше.

— Нет. Не… не понимаю, как десерт может быть таким вкусным? Как???

— Думаю, авторы будут рады услышать, — прищурила глаза Дот.

— И мне, как назло, нечем отблагодарить.

— Ладно. Подытожим, — отчеканивая звуки, снова обратила на себя наше внимание Эмбер. — Я не имею права отрицать, что нет способа так кого-либо преобразить, — она тихонько положила в свою чашку узорную ложечку для сахара, — но не будь я тем, кто есть, точно бы не поверила. — Она с деловитой, но доброй улыбкой демонстративно помахала нам своей свободной лапой, светящейся и переливающейся так, словно ту сшили из блёсток.

— Да-да — кивнул я с чувством неудобства, — на вашем месте я вообще бы сдал себя в сумасшедший дом. Надеюсь, всё-таки сегодня доберусь до лаборатории Клео, не знаю, когда это случится, но именно там меня можно будет найти. Но пока, — я краем глаза провёл по залу, где у прилавка встал сиамский кот Брауни, и собралась очередь за выпечкой и другими сладостями, — я ничего не могу вам рассказать. Хотите узнать больше, приходите к обсерватории. Говорю вам это, потому что доверяю.

Время десерта подошло к концу. Мы быстро покинули кафе «У Димсама», Санни указала мне дорогу до дома-лаборатории египетской кошки Уайз Клео. Две подруги куда-то спешили, так что я успел только попросить их пообещать, что всё, услышанное за столом, останется тайной. Так я вновь остался один на улице Ист-Уискерса с каменным грузом на сердце, потому что голову мгновенно отрезвили мысли о западне, в которой я всё ещё находился. Ведь я ужасался даже представить, что сейчас творится там, далеко, в моём городе, с моей женой и дочерью. Что прямо сейчас уже может происходить, если в наш дом позвонили мои друзья из офиса, куда я не пришёл, или произойдёт этим вечером, если я не вернусь? Был человек — нет человека.

Глава 4. Мультик

Филипп пытался перестать думать. Мозг способен обрабатывать гигантское количество информации и всегда занят десятками или сотнями мыслей и действий. Эти мысли душили. Всё вокруг раздражало. Раздражала новая машинальная походка, заставляющая вилять бёдрами и двигать плечами, ощущение земли и камней под голыми лапами, утомляли длинные волосы, время от времени падающие на глаза. Не отпускало ощущение, что хвост, к которому до сих пор не удавалось привыкнуть, может за что-то зацепиться или испачкаться в придорожной пыли.

Он старался не подпускать слишком близко самые страшные соображения о своей ситуации, и одновременно с этим пытался понять, куда идти. Но, всё же, в Ист-Уискерсе трудно было потеряться. Двухэтажный дом-обсерватория с круглыми стенами и куполом, имеющий дополнительную пристройку, огибающую его на половину, с изображением анха на всю высоту входной двери, вырос в конце улицы. Филипп прибавил шагу. Он подошёл к лаборатории, неуверенно огляделся и без лишних раздумий постучал в дверь, с непривычки подняв одну из четырёх своих опор над землёй. Ожидаемого звука приближающихся шагов не последовало.

— Может быть, поможет быть, — Филипп постучал ещё и стал ждать. Вскоре послышались первые признаки присутствия там ещё одного знакомого ему персонажа.

— Да кто там?! — послышался чей-то раздражённый сдавленный голос из другого конца здания, после чего вдруг раздался странный шум, словно из какой-то колбы вылетела струя газа, звон разбитого стекла и треск искр. — А! Хмдьмхр! Фхрррмндм! — сквозь зубы зашипел голос, медленно приближаясь к двери, но вдруг остановился, — ещё и ковёр забрызгало! — Раздалась череда хлюпающих звуков, глухих ударов сопровождаемых странными проклятиями и очень смешным ворчанием, голос при этом звучал так, словно у его владельца склеились ноздри.

— Линзи, — чуть слышно произнёс Орлин, с неприязнью протолкнув вниз образовавшийся в горле комок.

Филипп терпеливо ждал. Звуки за дверью заставляли его губы невольно подрагивать, словно посылая импульс для улыбки, но всё было тщетно. Орлин немного откашлялся и глубоко зевнул, успев прикрыть нарисованный рот в тот момент, когда дверь, наконец, распахнулась.

— Здравствуйте, чем… — начала было Линзи деловым сдержанным тоном, но, поняв, что не узнаёт гостя, насторожилась, — вам чем-нибудь помочь?

— Здравствуйте, — Филипп с невольным интересом уставился на кошку породы манчкин, которую раньше мог видеть только на картинках или на экране, — я прошу прощения… я ищу Уайз Клео. Это важно.

— Ага. Меня зовут Линзи Ван Геар, — кошка кивнула Филиппу, — а наставницы Клео сейчас нет. Она отправилась по делам на Гриннис Айлендз, но наверно… — она прижала пушистый указательный палец к уголку рта, напряжённо прищурившись, — вернётся… вернётся… фррмнт… — лицо кошки внезапно исказилось в сердитой гримасе, — сейчас вспомню! — Она пыхтела, стараясь смотреть куда-то в пол и не смущать Орлина, но это всё равно выглядело со стороны смешно, — возможно… о! К пяти часам вечера.

— А сейчас который час?

— Почти два часа дня. А может, если хотите, можете подождать у нас в лаборатории, — с серьёзной улыбкой предложила Ван Геар — нездоровый, мрачный вид мэйн-куна пробудил в ней чувство озабоченности.

— Нет, спасибо, я подойду к пяти, — Филипп сделал шаг назад.

Линзи резко закрыла дверь. Орлин огляделся и приметил неподалёку от дома лавочку, поставленную у круглой цветочной клумбы, над которой жужжало несколько пчёл. Он присел. Обзор на дом открывался хороший, можно было легко увидеть, если кто-нибудь к нему направится издалека.

«Что я буду делать? — Филиппу не оставалось ничего иного как погрузиться в свои размышления, словно в омут. — Ждать три часа, если повезёт — меньше, если не повезёт — больше. А что за эти три часа может произойти там, у меня? Конечно, как я уже думал, позвонят с работы домой и скажут, что я не явился. Все Катины планы на этот день перевернутся к верху дном. Меня будут искать, и если даже каким-то чудом установят, где я был в последний момент, все догадки намертво оборвутся у чёрного следа из сажи, — он неровно вздохнул. Как бы всё переменилось, если бы эти размышления были о чём-то отдалённом, а не о том, что действительно произошло. — Меня будут искать все, кто меня знает, кому дорог и у кого это входит в обязанности. Зелёная туча, конечно же, растает без следа, только бессмысленные комментарии очевидцев останутся. Интересно, хоть кто-нибудь тогда фотографировал… ведь они там все стояли как вкопанные. А если ещё кто-нибудь опишет Кате, как видел, что со мной случилось… Но у полиции такие истории долго не задерживаются. В итоге, через строго отведённое время меня объявят без вести пропавшим, и дело встанет в ряд с тысячами похожих, в электронной картотеке отдела. И что… всё? Да, всё».

Он зажмурился. Солнце ярко, но уже не жарко светило над крышами и редкими облаками. Приятно припекало, небо было почти чистым.

«Нет больше Филиппа Орлина. Извините, ничем не можем помочь, Катерина Орлина. Идите работать, отправьте дочку Софию Филипповну в ясли или на шею бабушке с дедушкой, оформляйте какое-нибудь пособие и так далее. Одно другого хуже. И вся наша жизнь, наши мечты, то, что мы планировали и строили, всё опрокинется и умрёт, как тело, от которого отсекли треть».

— Не хочу, — болезненно рявкнул Филипп вслух, благо, никого вокруг не было. — Почему я? Их там было человек сто. И почему сюда, это что за маразм, почему, ну почему, вот почему?! — страх внутри опять ожил и вылился в озноб по всему телу.

Он посмотрел на задние лапы, качающиеся над землёй, и продолжил свой беспокойный внутренний монолог, пытаясь не дрожать.

«Один шанс из ста, что это я и девяносто девять — что не я, впрочем, точно такие же шансы были и у всех остальных. И именно это место. Если бы сюда вместо меня попал кто-то другой, как он бы поступил? Что бы потерял, и что бы потеряли его близкие? Если бы сюда попал какой-нибудь старик, ребёнок, пьяница, проститутка, геймер, обыватель, быдловатый наркоман, что тогда? Один бы сразу утопился в том водоёме, ещё один бы всеми правдами и неправдами приспособился. Другая бы просекла ситуацию и пополнила ряды здешней мрази, как… кто у них… Паприка Кло, Сабрина Гелакси или Гнель. Хотел бы я не знать этих имён. Ещё кто-нибудь бы не выдержал и загремел в сумасшедший дом. А если „Кэт фэн“? — Филипп даже тихонько ухмыльнулся сквозь нахмуренное лицо и озноб. — Ведь и не каждый кэт фэн смог бы выдержать. Фанатичный и двинутый, который гигабайтами листает порно, рисует его, фантазирует о нём, такой бы не просто приспособился, он бы ещё всё вокруг себя начал калечить и переделывать на свой лад. Просто фанат приспособился бы лучше всех, заставил бы себя забыть о том, что его держало на старом месте, и наслаждался бы этой реальностью до конца дней. А просто увлекающийся этим миром, пожалуй, пережил бы шок и начал, повинуясь совести, искать выход обратно. И… и кто из них я»?

Филипп на минуту отвлёкся — мимо прошли двое котят очень специфичного вида, породы ликой. Этот были девочка по имени Джунипер Кло, ученица местной школы, и её брат Синамон. Дети в свою очередь были младшими братом и сестрой Паприки, о которой Орлин только что думал. Неудержимо хихикая, они о чём-то спорили. Филипп проводил их взглядом и даже немного улыбнулся. Он сразу вспомнил, как вчера вечером катал свою трёхлетнюю Соню на качелях у дома, та смеялась точно так же. Воспоминание отдалось новым спазмом страха, сжимающим грудь.

Однако, потом он увидел на дальней стороне улицы ещё одного персонажа. Это был молодой чёрный кот неопрятного вида. Орлин плохо его помнил, потому что он не являлся центральным или второстепенным. Но мэйн-кун знал, что кота зовут Доппио. Имя оправдывало владельца. Смешно чихая и фыркая, он достал откуда-то дрожащей лапой широкую белую чашку и начал лакать из неё кофе, при этом с каждым новым глотком, кота передёргивало.

— Массовка… — с отвращением прошептал Филипп и опять уставился на свои задние лапы, озноб медленно начинал отпускать.

«А как я вообще стал кэт фэном? Кэт… фэном! Кэт фан! Гет фан! Пластичная фраза, поклонники хорошо уловили посыл. Всё-таки это было… даже не сложно. Если разобраться подробно… я всегда любил мультипликацию. И не был дураком, не умеющим отличить правду ото лжи. Мой родной, практичный и жадный человеческий мир, где с каких-то пор гипертрофированные, расшатывающие личность вещи стали нормой для взрослых и детей. Многоликая субкультура, одобряющая для молодёжи эгоцентризм, жестокость, алкоголь, табак и наркотики — норма. Чернуха всех сортов в интернете и телевизоре — норма. Запугивание болезнями, катаклизмами, войнами — норма. Ложь и цинизм, от воспитателя в детском саду до речей политиков — норма. Превращение нестойких, несформировавшихся людей в обманутых и запутавшихся муравьёв — норма. И, конечно же, детские мультики про пучеглазых фей и кукол-девчонок, не думающих ни о чём, кроме пустой любви на эмоциях и женоподобных мальчиках — норма. Сам наблюдал, сам видел и учился просекать, зачем всё это нужно. Действительно интересовало. И этот цветастый мультипликационный проект „Флаффи Киндом“ тоже подпадает под „норму“. И теперь