Оглавление

1. Смерш — военная контрразведка. Солдаты России
2. Предисловие
3. Война
4. Детство
5. Чеченцы
6. Юность
7. Военное училище
8. Сахалин
9. Гастелло
10. Боевые стрельбы
11. Вьетнам
12. Первый бой
13. 311-я школа КГБ СССР, Новосибирск
14. Дальняя авиация
15. Учеба в Балашихе
16. Союз Ветеранов Афганистана
17. Российский фонд инвалидов Войны в Афганистане
18. Российский Союз Ветеранов Афганистана
19. Послесловие

«Сурова жизнь, коль молодость в шинели, а юность перетянута ремнем»

Предисловие

По происшествии стольких лет после того, как закончилась самая кровопролитная война в истории России, написано столько книг, снято фильмов, причем порой с совершенно противоположным смыслом, что мне, сыну фронтовика, внуку фронтовиков-родственников, выросшему и видевшему живых героев войны со множеством боевых наград, инвалидов без рук и ног, изувеченных, но не сломленных, захотелось сказать поколениям, выросшим в мирное время, ту правду, которую я видел каждый день, которая воспитала меня патриотом Родины, которую позже и мне пришлось защищать в двух войнах — во Вьетнаме и дважды в Афганистане.

Наше поколение, родившееся после войны, пережившее вместе со страной период восстановления сел и городов, заводов и фабрик, помнящее великого Сталина, его смерть, приход к власти Маленкова, Булганина, Хрущева, раздрай в высших эшелонах, свержение Хрущева, приход к власти Брежнева, годы мирной и счастливой жизни, перестройку Горбачева, развал СССР, Ельцина с камарильей, которая пропивала наше могущество, сдала страну американцам, сама сдала, без войны и крови, раздербанила наш суверенитет, наплодила хапуг и ворюг нашей общей собственности, сделала нищими миллионы честных, верящих правителям простых людей и ввергла страну в череду санкций, ограничений и непонятного будущего.

В это время мне и моим сверстникам пришлось повоевать во Вьетнаме, Эфиопии, на Кубе, в Афганистане, а затем война пришла и в дом. Чечня, международный терроризм, до развала России оставалось совсем немного. Провидение послало вместо пьяницы Ельцина простого парня из КГБ Путина Владимира Владимировича.

С приходом этого человека Россия встала с колен, восстановила армию, флот, авиацию, военную промышленность, сельское хозяйство, авторитет на мировой арене, дипломатия начала думать о своей стране. Многих из тех, кто грабил страну, удалили от власти и кормушек, многие сами сбежали за рубеж.

Это не может не радовать, но еще столько надо перестраивать в обществе, убрать пятую колонну, убрать многих «прихватизаторов» присосавшихся к кормушке, разобраться с братьями-славянами, с бывшими нашими союзными республиками, и когда думаешь об этом, приходит мысль: а по силам ли одному человеку это сделать? Вот и мы, его ровесники, ветераны боевых действий, труда и ветераны Вооруженных сил, должны помочь Гаранту наладить жизнь наших людей, воспитать патриотов своей Родины на наших примерах, людей, отдавших лучшие годы свой жизни службе в Вооруженных силах, на погранзаставах, в авиации и флоте, в ракетных войсках, обобщить опыт молодых людей, защищавших конституционный строй в Чечне. Об этом и своем маленьком вкладе в сохранность целостности Родины, о работе по помощи своим боевым друзьям я и хочу поведать в этой книге. Особенно хочу отметить роль своих предков — прапрадедушек, дедушек и родственников, которых военная судьба забросила в Среднюю Азию и где они защищали славянский мир и мир в этом регионе. Нынешние правители бывших республик еще не до конца осознали, что без защиты российской короны их попросту уже бы не было. Осознание приходит медленно, тяжело, но время покажет, что только в союзе с русскими они могут выжить. Иначе их ждет судьба индейцев в Америке, ливийцев в Ливии, иракцев в Ираке — примеров много. Изучайте историю, господа.

Все начиналось в далеком 1945 году. Году Победы нашего народа в Великой Отечественной войне над фашистской Германией.

Война

Мой отец Дуюнов Аким Васильевич, 1913 года рождения, воевавший на фронте в должности старшины роты, в одном из боев под Кенисбергом в ноябре 1944 года, ныне Калининград, получил тяжелое ранение в левую ногу, помощь пришла не сразу, и он пролежал, истекая кровью, почти четыре часа, пока его не подобрала повозка, на которой двое бойцов везли обед на передовую. Не было тогда промедола, была просто портянка из сапога, которой он перетянул левую ногу выше колена и ждал, когда либо подберут санитары, либо он умрет от потери крови. Кричать и звать на помощь не было сил, но когда ехала повозка, просто взмахнул рукой, и его заметили. Бойцы ехали вперед на передовую, везли обед, и, естественно, в медсанбат он попал уже спустя семь часов, полностью обездвиженный и ослабший от потери крови.

В медсанбате также не сразу прооперировали, так как раненых было очень много, не справлялись врачи с таким потоком покалеченных, обожженных, страдающих бойцов, и когда дошла до него очередь на операцию, он почти не дышал, но благо, что врачи были опытные и сделали все, чтобы привести его в чувство, влили сто граммов спирта ему вовнутрь и стали резать, убирая то, что уже нельзя было оставить. Таким образом, ему удалили почти всю голень на левой ноге, обработали остальные повреждения на голове, руках и положили в реанимацию, чтобы приходил в себя, до момента эвакуации в тыл.

Как он выдержал всю эту боль, перевозку в тыл на бричке, запряженной лошадьми, не берусь описывать, он и сам не помнит об этом времени. В тыл везли его на перекладных несколько суток, пока он не попал в госпиталь под Псковом, где пролежал почти два месяца. Когда стали снимать швы и подлечивать раны на теле, стало понятно, что больше он не боец и, скорее всего, подлежит комиссованию по ранению и определению инвалидности. Все происходило на уже освобожденной территории, и врачи не спешили выписывать инвалида в 31 год: куда ему теперь спешить, костыли на долгие годы обеспечены, так что лежи и наслаждайся жизнью.

А в Киргизии в это время уже была весна, распускались сады, и его ждала семья: двое детей, отец и мать, братья и сестры, из которых двое уже были на войне и вернулись калеками, залечивали раны водкой и воспоминаниями о боях. Так что пополнение инвалидов в село Чалдовар Панфиловского района Киргизской ССР прибыло. Отправили его домой в середине февраля 1945 года на перекладных через всю Россию, на юг он добрался как раз перед началом марта. Высадили инвалида из теплушки на станции Мерке, Казахстан, что в 17 километрах от Чалдовара, и он пешком, на костылях, по шпалам железной дороги пошел домой. Как он дошел до прудов на окраине Чалдовара, он и не помнит, помнит, что его увидел знакомый сосед по улице Советской, дом напротив, Сашка Шамаев, сидевший на рыбалке с ребятами, которые увидели солдата на костылях и бросились к нему, узнали друга Акима Дуюнова и на руках принесли его домой, а это километра четыре.

Домой до села он добирался почти двое суток, спал около железнодорожной колеи, благо, что уже было не так холодно и он не простыл, а идти на костылях и по колее было очень тяжело. Но солдат преодолел и это препятствие, и вот он дома.

Дома был переполох: вернулся живой сын, брат, отец детей — это главное, а что ранен, так кто не ранен из бойцов, воевавших на передовой, нет таких.

Возвращение отмечали целую неделю, приходили друзья детства, сами воевавшие и инвалиды, родственники, просто знакомые, чтобы поговорить, расспросить его, не встречал ли на фронте их друзей, детей, да просто выпить самогонки и побалакать, все село было сплошь хохлацкое: фамилии Сергиенко, Гордиенко, Галушкины, Овчаренко, Саенко, Винницкие — все родственники. Короче, гудели, обсуждали, делились воспоминаниями о войне, и отец отходил душой, так положительно действует такая атмосфера: раны заживают быстрее и желание жить возвращается, а здесь молодая жена и дети, в общем, жизнь налаживается.

Съездил в военкомат, встал на учет, выписали белый билет, назначили пенсию по инвалидности и за ордена — Славы третьей степени, Боевого Красного Знамени, это была какая-то поддержка в то непростое время, денег не видели годами, работая за трудодни и получая только натурой: сахаром, мукой, кукурузой, свеклой, которую выращивали в колхозе и которой потом жили в течение года, до следующего урожая.

Времена были непростые: все для фронта, все для Победы, жили впроголодь, излишков не было, хватало только от урожая до урожая, а в колхозе расчеты шли только после окончательной уборки с полей и сдачи государству всего, что запланировано, колхозу, а что осталось — начислялось на трудодни. К зиме производились расчеты, и колхозник получал натурой продукты и какие-то денежки, самую малость, но жили, выкручивались, а ведь надо было обувать и одевать детей, да и самим в чем-то ходить.

Выздоровление проходило удачно, отец поправлялся, и в конце года, 12 декабря 1945-го, родился я, назвали Николаем, в честь Святого Николая-угодника зимнего. Так что год Победы — был победой и Акима Дуюнова: родился сын, наследник его боевой Славы, которому суждено было стать военным.

Детство

Родился я в 1945 году, а метрики о рождении получали родители аж в 1947 году и поэтому зарегистрировали 1 января 1946 года, мать решила, что так позже в армию заберут. Так что я по паспорту именинник 1 января, а день рождения отмечаю 12 декабря. Вот такой парадокс.

Шли годы, я рос, родились в 1948 году брат Петр, в 1950-м — сестра Люба, в 1958 году — сестра Лида. Люба не выжила, умерла в 1952 году от кори, остальные выжили, и дай бог здоровья им на долгие годы.

Отец до войны окончил техникум механизации, был дипломированным специалистом и работал механиком в МТС (машино-тракторной станции) в Казахстане, это рядом, ибо село Чалдовар расположено на границе Киргизии и Казахстана, до МТС было около пяти километров, и отец каждый день совершал этот путь дважды в день на костылях, туда и обратно. Можете представить, как это было, не было в то время ни автобусов, ни такси, да и денег на них тоже.

Жили не тужили, как могли отмечали дни рождения, праздники, рождение детей и похороны близких — в общем, все как надо в сельской местности. В те далекие годы что бросалось в глаза — большое количество калек, вернувшихся с войны без рук и ног, которые были отправлены «на юга», в надежде, что не умрут от голода и холода, лечить их было негде, да и не на что, выживали бедолаги как могли, но не очень долго жили — заболевали, умирали, спивались и тоже умирали. Хоронили всем селом, так как родственников рядом не было, жалко, конечно, но по-другому не получалось. Кое-кто из них устраивался в примаки: у многих женщин мужья погибли в войну, а как ей, молодой и красивой, без мужика, да никак, поэтому и привечали инвалидов, пусть в доме хоть мужиком пахнет, а то, что инвалид, так что ж из того, ведь мужик он и есть мужик.

В селах дети, как правило, жили с родителями или рядом, благо земли тогда нарезали на семью порядка гектара, стройся не хочу. Так, рядом с домом деда, Дуюнова Василия Андреевича, отец построил свой дом, разделял участки глиняный дувал, забор с калиткой для прохода, в которую мы проскакивали, учуяв, что бабушка что-то печет.

Село Чалдовар, в переводе с киргизского «черный топор», расположено на границе Киргизии и Казахстана. Маленькая речушка Аспара делит эти две республики. А дорога Фрунзе — Ташкент идет как раз через все село и через Чалдовар, день и ночь идут машины с грузами из Казахстана в Узбекистан. Село большое, в основном украинцы и узбеки, которые поселились около базара и занимаются торговлей. Люди очень приветливые, добрые, трудяги, у них дома чистенькие, уютные, дети ухоженные, воспитанные, отношения с ними всегда были приятными.

На все село было всего две семьи киргизов, но они уже были как русские. Говорили хорошо по-русски, ели свиное сало и отзывались на русские имена.

Село имело много улиц и площадь, где торговали, базар, куда приезжали все киргизы из близлежащих сел, привозили свой товар и, продав его, устремлялись в столовую, где пили пиво, водку и, напившись, устраивали аламан-байгу — гонки на лошадях, а потом спорили до драки, кто быстрее и у кого лучше лошади. Дрались до крови, падали побитые, и мы их подбирали, оттаскивали в тенек и ждали, когда за ними приедут родственники. Село Курпульдек — киргизское, там у нас были даже родственники, женившиеся на русских женщинах и всегда на праздники приезжавшие в Чалдовар попить самогоночки и повидать родных.

Само село располагалось на большой территории, где было много прудов, был проложен арык, по которому текла вода с гор. Она использовалась для полива огородов и полей, в ней стирали белье и купались. На прудах водилась рыба, и я научился рыбачить еще в пять лет и к семи годам снабжал семью свежей рыбой. С едой были проблемы, родители всегда на работе, и я с утра на пруд, к обеду приносил карасей и красноперок, которых мы поджаривали на масле и уплетали за обе щеки.

Летом мы пропадали на прудах, купались, ловили рыбу и к осени были такие черные, как негритята.

Моей задачей было накосить травы для коровы, накормить утром куриц и поросенка, встретить корову и привязать ее в конюшне, подмести во дворе, покормить собачку. В общем, на мне, как на старшем мужчине, лежали обязанности по дому, и приезжающие с работы родители были уверены в том, что в хозяйстве все в порядке.

Так было до моего отъезда в Суворовское училище, после меня эту проблему решал уже мой младший брат Петр.

Немного остановлюсь на своем дедушке. Дуюнов Василий Андреевич из донских казаков, воевал в Первую мировую войну, сражался доблестно, два Георгия сияли на груди, его отец Дуюнов Андрей Федорович дослужился до звания подъесаула, имел также два Георгия.

Род Дуюновых имел корни на Дону, в Астраханской, Ростовской областях. В Астраханской области даже есть село Дуюново, где живут, очевидно, наши предки и родственники. Деды служили, как и все казаки, царю-батюшке, имели наделы земли и большие семьи. Имели коров, лошадей, овец, свиней, этим и жили. Война — значит, на войну, мир — значит, рожаем детей, женим их и ждем внуков-казаков. Но царь-батюшка повелел, и часть казаков с Дона были направлены в Среднюю Азию для защиты уже живших там православных от нападения иноверцев, для защиты рубежей Российской империи, куда и были посланы мои прадеды, где потом родились мои дед и отец.

Времена были очень неспокойные: с территории Китая на Среднюю Азию постоянно совершали налеты и грабежи дунганские отряды, которые не щадили православных — вырезали целыми селами и детей, и матерей, насиловали даже малолетних, отрезали уши, головы, которые потом насаживали на пики и носились по долинам Узбекистана, Киргизии, Казахстана.

Воинские гарнизоны располагались только в больших городах — Ташкенте, Верном, Алма-Ате, Пишпеке, Фрунзе, и реакция на подобные вылазки была, конечно, жесткой, но порой очень запоздалой.

В этих условиях казаки, конечно, защищали свои семьи, но служили далеко от домов, и не всегда помощь приходила вовремя.

Мой прадед служил в полку в Верном, это 265 километров от Пишпека и еще 95 до Чалдовара, где была семья. Мой дед служил в сотне, располагавшейся в Пишпеке. Прадед был 1835 года рождения, дед родился в 1870 году, ровесник Ленина.

Вся семья жила в большом православном селе Чалдовар со своей церковью в центре села, недалеко от кладбища, они, как правило, так и строились, или, наоборот, кладбища располагались неподалеку от церквей, чтобы хоронить было удобнее — отпели и на кладбище. Село большое, много земли и пастбищ, прудов и речек, которые текли с гор, расположенных на севере села, в шести-семи километрах, куда мы мальчишками ходили на охоту и рыбалку. Село расположено на границе Киргизии и Казахстана, граница по речке Ала-Арча, маловодной и неширокой, впадающей в пруды Казахстана. Рыбы водилось много, и тем и жили казаки и их семьи, помимо выращивания скота и лошадей.

Все было бы ничего, но в июле 1916 года как раз шла империалистическая война, царское правительство издало указ о привлечении местного населения Средней Азии к строительству укрепрайонов на западе страны, куда призывалось большое количество трудоспособного населения этих республик, тогда губерний. До этого их молодежь не служила в царской армии, и поэтому указ о мобилизации был направлен в первую очередь против бедноты, которая перебивалась случайными работами и кормила свои немаленькие семьи.

Указ взорвал в первую очередь Узбекистан, где произошли массовые волны неповиновения и открытого саботажа. Масла в огонь подлило то, что местные чиновники, далекие от понимания процессов в среде мусульман, всеми силами выполняя указ царя, отлавливали и отправляли на работу порой единственных кормильцев семьи, обрекая их на голодную смерть.

Узбекистан, его южная часть, пошла на штурм городских управ, громя и убивая всех служивших там без разбора, причем с такой жестокостью, что власти опешили. Но в Ташкенте располагались казачьи части, и они вступили в бой. На подмогу восставшим прибыли бандиты из Китая, дунгане и уйгуры, которым было все равно, кого убивать и грабить, лишь бы был повод. Было убито свыше 10 000 православных, разграблены храмы и учреждения власти, хранилища зерна и техники.

Все это не могло остаться безнаказанным, и губернатор, генерал Куркоткин Алексей Николаевич, применил войска для подавления беспорядков и уничтожения бандитов.

Это было в Узбекистане. А в это время в Киргизии начались такие же мятежи против власти, и начались они на Иссык-Куле, где прибывшие из Китая дунгане склонили киргизов к мятежу против власти и организовали поход мятежников на Пишпек, громя по дороге населенные православными села и хутора.

Прибыли погромщики и на юг Чуйской долины, где находится Чалдовар, возмутив киргизов на восстание — перебьем всех русских, захватим их села, посевы, скот и к осени заживем богато, русские богатые и есть чем поживиться.

Они заскочили на рассвете в Чалдовар, стали громить и убивать учреждения власти, лавки, скотные дворы.

Как рассказывал дед, у него на пруду были своя мельница и несколько больших лодок для рыбалки, он первым делом собрал детей и женщин и перевез их на мельницу, там текла река, и добраться через запруду они быстро не смогли бы. Да и имелось несколько винтовок и ружей, так что они спаслись, но многих односельчан киргизы, которых хорошо знали в лицо и с которыми прожили не один десяток лет, убили, дома разграбили, причем так же жестоко, как и узбеки. Пока эта информация дошла до властей в Ташкенте и Верном, было убито около полутора тысяч людей.

Из Ташкента, а это почти 750 километров, прибыли на подавление всего порядка 50 казаков, из Верного — около 60 казаков, и это воинство стало истреблять мятежников, которых было больше трех тысяч. Но казаки были беспощадны к ним и планомерно очищали село за селом, убивая и вешая зачинщиков и бандитов. К ним присоединились все казаки, жившие в Чуйской долине, со своим оружием и к зиме разгромили восставших, восстановили властные органы и полицию, которая и начала проводить дознание по этим событиям.

Дед делился происшедшим со мной и остальными внуками. Мы, конечно, понесли урон: были вытоптаны наши поля, разграблены склады и погреба, но мы выжили, и это главное, все восстановили, а вот с киргизами было сложнее. Они к зиме оказались без мужского населения, имеется в виду взрослого, их все-таки отправили на работы на запад, это тех, кого не расстреляли по приговорам и не посадили в тюрьмы. Они остались без рабочих рук, у них наступил голод, который косил их десятками. Они брали последнее, что у них было, а среди них были и довольно богатые люди, и шли менять свое добро на хлеб.

Жалко было смотреть на этих худых и оборванных людей, просивших милостыню или предлагавших какое-то барахло за кусок хлеба, но когда перед глазами вставали земляки со вспоротыми животами, женщины и дети, убитые зверски, не было желания им помочь.

Восстание было подавлено везде, много восставших было убито, повешено по приговорам, и губернатор стал наводить порядок. Первым делом увеличили количество войск, вооружение. Создали среди казаков отряды самообороны, вооружили их, отработали способы оповещения, приготовили окопы и защитные укрепления по окраинам сел, организовали дежурства — в общем, приготовились к возможному повторению событий, но с другим финалом.

Больше ничего подобного не произошло, деда вскоре отправили на фронт, где он провоевал до конца 1917 года, и только революция вернула его и многих сослуживцев домой.

Все эти события, поражающие своей жестокостью и бессмысленностью в то далекое время, когда было убито, искалечено, изнасиловано большое количество православных людей, коммунисты замалчивали, представляя восставших борцами за освобождение угнетенных дехкан против царизма, а на самом деле поощряя их самостийность, русофобию, и к чему она на самом деле привела, я знаю уже на своем примере, когда наступил развал СССР. Как нас гнали киргизы в Россию — «русские в Рязань, татары в Казань». И как мы, русские, родившиеся в этой самой Киргизии, поднимавшие ее благосостояние, защищавшие ее от истребления и безграмотности, видели зарождение новых баев, вершителей судеб этой маленькой республики. И недаром там произошло аж четыре революции, больше, чем где бы то ни было, и ни один из их президентов не ушел по-доброму со своего непонятного для них и нехарактерного президентского поста. Всех смели, арестовали или выгнали из Кыргызстана, как они любят себя называть.

Мой дед не принял советскую власть, не явно, конечно, а в душе, ибо я часто слышал от него плохие слова про эту власть, не понимая, конечно, смысла. Наверное, он мог за это поплатиться свободой, но благо в селе не было доносчиков, да и он не особо это афишировал. У деда умерла его первая жена, мать моего отца, оставившая ему троих детей — отца, дочерей Ульяну и Анну. Он женился на вдове, у которой было также трое детей, и у них в совместном браке родилась еще двойня — сын Геннадий и дочь Мария, моя крестная. Так что семья состояла из восьмерых детей, и представьте, сколько у меня двоюродных и троюродных братьев и сестер, потом племянников, которых не то что запомнить, пересчитать невозможно было.

Все селились рядышком, выходили замуж, женились, работали в колхозах имени Калинина и «Победа», учились в трех школах, потом уезжали на учебу в село Калининское, там был техникум, в город Фрунзе, 93 километра от села, возвращались, а многие нет, находя работу в столице или уезжая в Россию, Казахстан, Узбекистан, — в общем, зона родни расширялась по всему Советскому Союзу.

По линии матери все было еще сложнее. Она была из ветви Овчаренко, владельцев коврового производства в Средней Азии — в Коканде, Самарканде и Бухаре, где ее дяди владели ткацкими производствами ковров, в то время приносившими большую прибыль, так как труд местных мастеров и мастериц оплачивался намного меньше, чем в России, что и послужило поводом для экспроприации их производства с приходом к власти большевиков, правда, туда они добрались только к середине 20-х годов. И поэтому родственников Овчаренко собрали в кучу, зачитали приговор для отца и братьев, расстреляли их и объявили решение о выселении семьи в Среднюю Азию, в Киргизию и Казахстан. Это произошло в конце 1929 года, род Овчаренко жил в городе Конотопе Сумской области, их раскулачили, отобрали все имущество, причем раскулачивал дядя мамы — Ковпак Сидор, двоюродный брат матери мамы, Овчаренко Глафиры, бывший тогда председателем райисполкома, не пощадивший во имя революции ближних и направивший их в Киргизию. К месту жительства они прибыли только в 1931 году. Мать приютила семья Галушкиных, это сестра ее матери, и мама имела двойную фамилию — Овчаренко-Галушкина, правда, в целях безопасности больше откликалась на фамилию Галушкина. У нее было две сестры и два брата, которые вместе с ней приехали в далекий Чалдовар, — Александра и Анна, Николай и Никита, их также приютили Галушкины, у которых уже было шестеро своих детей. В то время это считалось нормой, своих и чужих детей не бросали, как бы тяжело ни было самим. И вот эта семейка прибыла в село Чалдовар на границе с Казахстаном и потихоньку стала обживаться. Люди трудолюбивые, не чурались никакой работы, построили дома, обзавелись живностью, потихоньку повыходили замуж, поженились и продолжили род уже на новом месте.

Чеченцы

Особо хочу отметить, что в селе проживало с 1944 года большое количество высланных в Киргизию с Северного Кавказа чеченцев и карачаевцев, которые поселились рядом с нами, и мы волей-неволей приобщались к их языку, традициям, праздникам, обрядам. Эти люди исповедовали ислам, непонятный нам с первого взгляда, но надо отдать должное им, они в тяжелое военное время как могли поддерживали не только своих соплеменников, но и тех из христиан, которые нуждались в помощи, ибо, как они говорили, Бог един и все люди — его паства. Ислам — мирная вера, и поэтому они никаких проблем в общении с нами не испытывали. Жили дружно, вместе отмечали и Уразу, и Курбан-байрам, мы были на их свадьбах и похоронах, учились вместе в школах, играли, ссорились, мирились и дружили. Были среди них в основном взрослые мужчины, молодых не было видно, очевидно, либо служили, либо сидели в лагерях.

Что поражало и вызывало удивление — это их обряды и отношения между взрослыми и молодежью. У них культ возраста: я никогда не слышал, чтобы, когда молодому человеку давалось поручение или какая-то команда, он бы рассуждал или прекословил, такого не припомню, все четко выполнялось без скрипа и лени.

Запомнился мне мальчик-чеченец, звали его Джохар Дудаев, он учился на класс старше и занимался, как и я, волейболом, вместе играли за школу, ничем особо не выделялся. Кроме того, что он был отличником по всем предметам, физически развит хорошо, прекрасно говорил по-русски, был дружелюбен и общителен. Кто знал тогда, что из этого мальчика вырастет прекрасный летчик, который с отличием окончит авиационное училище, будет служить в бомбардировочной авиации, дослужится до командира дивизии, примет участие в войне в Афганистане, разработает методику коврового бомбометания и будет без сожаления уничтожать своих соплеменников по вере, получит орден Ленина, звание генерал-майора, т. е. человек был заслуженный, в почете, ему бы служить и служить России, но судьба распорядилась так, что у властей предержащих не хватило ума и дальновидности все это оценить и превратить его в союзники. Президент Ельцин, министр обороны Грачев Павел Сергеевич, в период суверенизации республик попросту уволили его, и он возглавил Чечню, которую любил и был ей предан, и поднял вооруженную борьбу за независимость Ичкерии. К чему это привело — мы все знаем: гражданская война, жертвы среди мирного населения и военных, и только благодаря изменению политики власти и жестким мерам, по уничтожению международного подполья террористов в Чечне стало относительно спокойно.

Вся эта лирика имеет цель просто показать, как складывалась судьба этих людей в Киргизии, из которой они в 1959 году вернулись на Родину в Чечню. Уезжали они со слезами на глазах, Киргизия стала второй Родиной, где у них появились новые друзья, семьи, и мы еще несколько лет переписывались со своими сверстниками, пока сами не повзрослели, не появились новые друзья и интересы. Мой одноклассник Казбек Мукашев стал министром госбезопасности Ичкерии, воевал против России, т. е. против меня, это очень большой человек, а ведь в детстве мы были как братья.

Юность

Моя судьба сложилась совсем по-другому. Учился я на отлично, имел похвальные грамоты, подарки — в виде книг, картин и планировал стать юристом. Но, видно, там, наверху, рассудили по-другому, и судьба забросила меня на военную стезю. Не буду здесь описывать все перипетии жизни, поступление в Курское суворовское военное училище в 1956 году, переезд на Дальний Восток в город Уссурийск в 1958 году вместе с частью преподавателей и имуществом училища, почти месяц тряски в теплушках, еще помнящих тепло и запах наших бойцов, возвращавшихся с войны, устройство на новом месте, где, кроме казармы и котельной, ничего не было, тяжелый быт первых лет, неустроенность семей офицеров-воспитателей все — пришлось пережить, и вот сейчас, глядя на наших детей и внуков, думаю: они выдержали бы такое испытание? Ответа однозначного не нахожу.

Особо хочу заметить здесь, что ребята, прошедшие школу взросления в Суворовском училище, причем семилетники, т. е. те, кто обучался 7 лет, с 10 до 17, совсем другого склада ума и жизненной подготовки, ибо пришлось им с детского возраста бороться за место под солнцем. Отстаивать свое имя в жесткой конкуренции с другими сверстниками, порой кулаками, а в учебе надо было быть первым, на крайний случай вторым. Воспитатели были у нас такие, что не принимали жалоб и нытья, сами прошли войну и видели столько слез и горя, что разжалобить их было невозможно. Ты растешь мужчиной, а мужчина не плачет и не ноет, стойко переносит все тяготы воинской службы. Да и если честно сказать, опыта педагогического у них не было никакого. Каждый воспитывал нас так, как его самого в детстве воспитывали родители, и поэтому весь процесс подгоняли под себя. Из нас воспитывали патриотов, будущих офицеров, защитников Родины, достойных продолжателей традиций Красной Армии. А историю Красной Армии мы изучали каждодневно и с воодушевлением. Выходили мы из этого учебного заведения хорошо подготовленными теоретически и настоящими патриотами.

Жизнь показала, что из выпускников Суворовских училищ вышли многие командующие округами и армиями и в настоящее время они занимают руководящие должности в Вооруженных силах России.

В 1959 году умирает дедушка, было ему 89 лет, умер за рабочим верстаком, когда стругал очередную табуретку для внука. Бабушка, не родная мне, так как была мачехой отцу, прожила еще лет 15, умерла на руках мамы.

Мои приезды домой были праздником как для меня, так и для родных. Отец, обладая крепкой силой воли, натренировал себя так, что перестал пользоваться вначале костылями, потом палочкой и, наконец, стал ходить без них.

Один из эпизодов его военной биографии я хочу осветить более подробно. Он не любил вспоминать войну, но мне рассказал, что был командиром разведвзвода, старшиной по званию. Хотя за период службы, имея среднетехническое образование, окончил курсы офицеров и к началу войны был уже капитаном. Командовал ротой в Туркестанском военном округе, в городе Кушке. Там его подразделение привлекалось для борьбы с басмачами, они еще долго тревожили покой местного населения. Грабили магазины, громили школы, убивали активистов из местных жителей, учителей. Только к началу сороковых годов удалось немного уменьшить их количество и активность, но э