во-первых, после каждого очередного неурожая находить источники существования «здесь и сейчас» (т. е. средства, которые можно было бы направить на покупку еды); во-вторых, придумать (найти, восстановить и пр., и др.) новые способы хозяйствования, которые бы обеспечили большее, чем в предыдущие 1000 лет, производство каких-нибудь активов. Их можно было бы обменивать на юге на еду. И решение этих задач, повторю еще раз, было вопросом жизни или смерти.
в торговых республиках, Венеции, Генуе, Ганзейском союзе, кредит для торговых компаний скорее играл ту роль, которую сегодня выполняют стратегические инвесторы или страховщики
рост производительности труда всей системы при углублении разделения труда всегда влечет за собой увеличение рисков конкретных производителей. При этом его (производителя) выигрыш в производительности, проистекающий от роста производительности для всей цепочки в целом, оказывается меньше, чем рост его личных рисков.
воспроизводственный контур – это такой набор производств, технологий и ресурсов (в том числе трудовых и природных) в рамках фиксированной в географических рамках экономической системы, который позволяет ей, во-первых, самовоспроизводиться, а во-вторых, обеспечивать более или менее стабильный уровень жизни для большей части населения.
Вот тут-то самое время вспомнить, что денежная масса – хотя и необходимый, но не достаточный фактор увеличения разделения труда. Рим тратил свой эмиссионный доход на содержание легионов, захватывавших все новые провинции и включавший в римский рынок все новые миллионы людей. А на что тратила свое серебро Испания
Модель «богатство = сложность» позволяет ответить и на этот вопрос. Чтобы развитая экономика откатилась на прежний уровень производительности труда, достаточно сократиться любому из необходимых условий поддержания ее сложности – численности населения (территории), транспортной связности или монетизации экономики. В случае Рима решающим вновь стал последний фактор: в римской экономике закончились деньги
