здравствуй, странник. мне приятно, что моя книга оказалась в твоих руках. и за это сегодня я тебе поведаю историю. историю маленьких бумажных самолётиков, отправленных в далёкую Никудынию. это история про чувство, которое стучится в дверь. и не всегда в нужное время.
о с т а н ь с я
Останься, я прошу тебя, останься.
На слово-два, на половину вздоха,
когда не хорошо или не плохо,
не поселяй во мне боязнь дистанций.
Не говори, если не хочешь шума,
не улыбайся, если боль внутри,
закрой глаза, а хочешь — в них смотри.
Просто останься рядом, без раздумий.
Останься, я прошу тебя, останься.
Минута, три, до без тринадцать двух,
не говоря об истине мне вслух,
не замечая ямочек и граций…
Прошу тебя, останься на минуту,
когда за окнами взрываются ракеты,
когда на поезда уйдут билеты,
останься рядом на одно «побудем».
Не говори, если не хочешь шума,
взрывай молчаньем душу изнутри.
Закрой глаза, а хочешь — в них смотри,
цепляй глубин моих душевных струны…
Не погружай меня в отрывки станций.
Когда Вселенная утратит свою суть,
единственное важное — «побудь», —
останься, я прошу тебя, останься…
п о л н о ч ь
Мне кажется, полночь коснулась плеча,
укрыв меня, словно пледом, кошмарами.
Я научилась от этого
не кричать,
когда под рёбрами сердце вздыхает поспешно
ударами.
Вечерние стены стали холстом,
рисует историю музыка сонная…
На старом столе недочитанный третий том,
закинута в урну души суета телефонная.
На звонкой струне поселилась душа,
дрожащая нитка, несчастная линия…
а я смотрю на тебя сквозь туман, не дыша,
и голос срываю на этом пустом «забери меня».
Прячет слезу на уставшей щеке
растаявший ветер, прощаньем подобранный.
Вот, вся моя исповедь, в твоей, не моей руке,
ты просто прочти, и сожги за пустыми,
случайными ссорами.
Ты можешь всё это совсем забыть,
продать через годы, пробив мою душу стрелами.
Я не прошу тебя даже рядом быть,
я не прошу доверия.
Мне кажется, небо повисло мольбой,
и пеплом отравным садится мне на ладони.
Я просто живу. Я просто живу тобой.
Смотря сквозь холодный туман
(с радостью или с болью).
Хрустальные звёзды всё так же мертвы,
свинцовые струны будто лезвием по спине.
Я взглядом пронзаю туман: ведь это же ты,
но самое страшное —
не докричаться
мне.
Украдено птицами радугу тьмы,
и может я этим безумно грешу, —
я ничего от тебя не прошу,
ты только меня пойми…
«Где же ты? Где ты?» — бросаю немой пустоте.
В небе мерцают ноябрьские кометы.
Вижу я ангелов, но знаешь, они — не те…
ты — что-то большее, только вот знать бы, где ты.
Птицы запястья заменят морской глубиной,
улицы сменят названия, исчезая из памяти…
Быть во всего двух шагах
и знать, что твой кто-то — не твой, —
это как быть подстреленным
намертво.
Мне кажется, скоро полночь меня убьёт…
как глубина этих птиц, что поддались воображению.
Знаешь, да ну эти крылья, сдался мне этот полёт,
легче узнать падение.
Сквозь одинокий туман точно вижу — ты,
пепел, севший на душу мне зимними искрами.
Призрак мой, смысл мой, ангел моей пустоты,
тот, кому я посвящаю холодную
исповедь.
Тот, кому высказать душу — не хватит сил.
Кажется, ночь онемела от страха или полнолуния…
Видимо, ты никогда меня не любил,
видимо я — только птица под маской безумия.
Грозами в сердце, разбив меня на осколки,
счастлив будь там, на другой стороне, не со мной.
Может быть, не любил ты меня нисколько,
но счастья тебе, мой самый родной чужой.
Ты береги себя, рядом — моя душа —
без крыльев, строк, без судьбы и имени.
Я смотрю тебе в спину, почти не дыша,
и голос срываю в молитве,
прости меня…
0:16
15.11.2013
о б и д н о
Обидно, чёрт возьми. До ужаса, до крика.
И ничего уже не можно изменить.
Не возвратить «вчера», его же — не забыть…
Не выбросить, не смять, ненужной мне открыткой.
Обидно. Ну и что? Тебе не интересно.
Не важно, что со мной творится со вчера.
Что я дышу туманом, больна ещё сутра.
И то, что я давно не сочиняла песни.
Обидно, чёрт возьми. До холода, до дрожи,
До немоты души, но это всё пустяк.
А ведь всё начиналось-то далеко не так.
И души наши были, как близнецы, похожи…
Обидно. Что не так? Скажи, зловещий голос?
Скажи, ведь ничего уже не изменить…
И заново, ошибки исправив, не прожить…
Не насладиться мне вчерашней волей…
Обидно, чёрт возьми. До ужаса, до крика.
Но я молчу. Не плачу. Не кричу.
Твоей улыбки в сотнях не ищу,
Ведь никому не быть с твоей улыбкой.
И не смотрю в глаза. Так больно в них смотреть.
Пусть лучше я уйду в свою пустыню.
Остановлюсь и отдышусь. Остыну,
С большим желаньем побыстрей сгореть.
Обидно, чёрт возьми. До ужаса, до крика.
Но я уже, увы, не прокричу.
Уйду. Смирюсь. Остыну и прощу,
Но пред глазами сохраню твою улыбку.
к а к. т ы
Если б ты только знал,
как мне важен твой взгляд
и, возможно, холодное
«как ты?»
Мой любимый, случайно
включённый канал,
и забытые, давние
факты…
Если б ты только знал,
чего стоит скучать,
и молчать, вспоминая
сюжеты
старых фильмов,
которых, увы, не узнать
в пересмотрах сто тридцать
раз летом…
Если б ты только знал,
как пустеет в душе
лишь от мыслей, навеянных,
лживых…
Оставляя на память
самый сладкий сюжет,
Я на чуточку стану
счастливей…
Если б ты только знал,
сколько важен твой взгляд,
и простое банальное
«как ты?»…
Может даже не слышал,
может, даже не рад.
Я, возможно, не «в норме»,
или хуже, чем «как-то»…
Если б ты только знал,
как сейчас мне внутри,
что взрывается, жизнь
подбивая…
Трудно, страшно, ужасно.
Мне так жутко, смотри.
Я живу, но тобой
страдаю.
д. в е р ь
Стучаться в холодную, закрытую намертво дверь.
Во сне, или может от воспоминаний срываться с лестницы,
Сердце рисуя рубцами от пережитых потерь.
И осуждать себя, хуже чем почерневшая изнутри грешница.
Смотреть через стёкла, изгибы закрытых недавно штор.
И рушить своё сознание. Это факт, не ошибка корпусом.
Сжимать ладони. И не подслушивать их разговор.
На сотую мига внутри породниться с холодным полюсом,
осуждать себя. Безвозвратный полёт. Пустой коридор.
в р е м я
Кто и зачем придумал время?
Чтобы спешило, убегало?
Чтоб каждый, что-то удаляя,
с душой своею вёл сраженья?
Кто и зачем придумал время?
Чтобы губить, себя же ранить
и на ненужное растратить
его не там, не так, не с теми?
Чтобы срываться среди ночи,
и ждать кого-то в сотый раз,
ломая голову у точек,
искать ответы среди фраз?
Кто и зачем придумал время?
Чтобы губить его в вине
и в непробудном жизни сне
всё ждать устало перемены?
Чтоб утопить в пустом мучении,
банально весь свой путь пробыть.
Болеть всегда «нехваткой времени»,
ведь даже некогда любить.
Кто и зачем придумал время?
Чтобы держать и доверять.
Несвоевременно терять.
И быть не там, не так, не с теми.
а знаешь, больно людям доверять
А знаешь, больно — людям доверять.
Проверенным, или чужим прохожим,
любимым и чужим, чтобы опять
терять и падать, обжигаясь… Сколько можно?
А знаешь, больно — людям доверять.
Плевать хотели все, тебе же в душу!
Не слушать, не понять, а именно плевать,
робкие струны вывернуть наружу,
Охрипший голос током обжигая,
И одарять доверие обманом.
А ты, наивно доверять им продолжая,
зализывай за всеми свои раны.
Как жить? С душой на каменном замке?
Не подпуская ни любимых, ни прохожих?
Не доверять, не быть обманутым никем,
хоть понимаешь, — это невозможно…
Как это больно — людям доверять,
Когда они тебе в сознанье — тонны гнили.
А ты пытаешься им чувства доказать,
хотя лет сто, как все тебя забыли.
Спеши всем снова душу открывать:
проверенным или чужим прохожим.
Это ошибка — людям доверять,
терять и падать обжигаясь… Сколько можно?
п о х о р о н е н н а я в е ч н о с т ь
Похороненная вечность. Промораживает суставы.
До тошноты заслушанные песни.
Разговор про безгрешность на «никогда» оставим,
для лжи в сердцах уже ни капли места.
Обвинённые в искреннем, обманутые любящие.
А ведь мы виноваты сами. Во всём.
Сами топчем прожитое, разбиваем будущее,
Страдаем тоже сами… Только потом.
Попытки убить любовь, бесчувственность масок…
Сколько можно то строить, то рушить?
С каждым днём всё меньше жизнерадостных красок.
Именно так умирают забытые души…
И места меньше. На двоих, на пятерых, на сотню…
Куда там! Одному здесь места мало…
И не известно что там ждёт, за третьим поворотом.
(Да знал бы кто-нибудь, как всё это достало).
Но не пытайся закричать, ведь все равно не слышно…
Здесь тысячи о чём-нибудь кричат.
И некому помочь, спасти, утешить…
Добьют, толкнут и бросят… прямо в ад.
И страшно понимать. Незаменимым есть (за-/из-) мена.
Да и каждый сам себе давным-давно чужой…
И средь врагов, твоей же ждущих смерти, — даже стены.
А из людей — так каждый первый, даже не второй.
Похороненная вечность. Недостаточно места.
На двоих, на пятерых, на сотню…
Полумрак. До тошноты заслушанные песни.
И сами себя убивающие. Вот мы.
заглядывать тебе в душу
я ведь не спрашиваю тебя о наличии воздуха,
только потому, что боюсь заглядывать тебе в душу.
каждой ночью все невыплаканные слёзы
я прячу в объятиях горячего чая, пледа и простыни…
признаться, не знаю, свойственно ли это мне,
или не свойственно.
и голос, живущий далеко внутри меня, по стенах рисующий
тёмной, насыщенной тушью,
каждый раз поселяет ком в моём горле. и душит.
с каждым лунным затмением меня всё больше убивает,
оставляя во мне всё меньше и меньше терпения.
но во всех своих ссадинах, и на запястьях вечных гематомах
виновата несомненно я, ловящая себя на мысли
«мне его не хватает».
я дочитала, ровно через две главы главного героя расстреляют.
а на страницах, несущих, казалось бы, сущие пустяки в строках
сыграет в а-банк авторское воображение.
но в аналогичной реальности у меня не остаётся сомнений.
я не спрашиваю, не температуришь ли ты,
только потому, что уверена — есть кому позаботиться.
я всё ещё надеюсь, что ты услышишь моё молчание,
и взглянешь на полуночное небо, полное разнообразной
суеты,
и бесконечной неизлечимой пустоты…
именно величиной в эту неизлечимую бесконечность
о невыносимом желании в беспамятство броситься
эхо моего «внутреннего» постоянно доносится.
я питаюсь выдуманной сказкой последней осени,
и на неё же у меня непременно появится аллергия.
меня, честно говоря, совсем не интересуют твои увлечения,
пассии, очередные тридцатые, или сто девяностые,
ваше совместное деление неразделимой простыни…
и я долью в чашку ещё кипятка, он и плед — мои
постоянные спасатели, и, знаешь, совсем уже не важны мне
другие.
все они убийственны и пустые.
я не спрашиваю тебя о наличии воздуха,
только потому, что боюсь заглядывать тебе в душу.
боюсь расплакаться, броситься под расстрел
встречных дождей, или воспламениться ещё какой-нибудь
неадекватностью, собственно…
если тебя увижу, боюсь в объятия броситься…
и сама не знаю, как я себя чувствую, может быть, мне уже стало
хуже…
и голос, живущий далеко внутри меня, по стенах рисующий
тёмной, насыщенной тушью,
каждый раз поселяет ком в моём горле. и душит.
и душит.
07.07.2013
ч у в с т в о ж и з н и
Просыпаться без чувства жизни… да шут его побери.
Согреваться прокуренным болью пледом,
сделать кофе, несносно горький, простоять у пустой двери,
и убить в себе имя, /не забыть подчеркнуть, что это тоже победа/.
Чашка, кофе, печенье, сплетение… Как ни странно, — до тошноты.
открыть форточку, увлечься прохладной пустыней…
и забросить себя в эту пустыню… ведь признайся, это же ты,
так и не добиваешься неба, со своими страстью, ложью
и непобедимой гордыней.
Жить буднями. Жить обыденно. Жить, если даже жить.
Хвататься за что только можно в поисках какбысебя.
Всю дорогу кого-то тянуть и беречь в себе, так горячо любить.
Как никого и никто не берёг, любя.
Просыпаться, горький кофе, двери, и чьи-то чужие лица…
непременно в сотый раз опаздывать,
обернуться, закричать кому-то «мне ведь это снится?»
— Снится? А мы сами, знаешь, рады бы…
Пролетать сквозь переулки на ужасной скорости,
задыхаться, добегать, быть незамеченным…
каждый день читать одни и те же повести,
и стремиться стать непобедимыми и вечными.
Ведь признайся, это же ты./Зарисовками не победить, не выразить,
не добиться стадии «успех». /
Может время наконец-то из протухшей шкуры вылезти?
Посмотреть с другой звезды на всех?
пригуби эту осень
Пригуби эту осень короткими взорами,
бей глазами сквозь клетки, и в клетку закрой.
Крылья робкие намертво цепью каменной сковывай
и рисуй полуночные звёзды отравленной кем-то хной.
Дрожащим дыханием пронзай сокровенное,
и зови, и зови меня вслед за собой.
Хочешь, к теням, покинь моё имя в забвение…
или камнем холодным стой.
Усыпи где-то после полуночи тленными
сказками. Нет, не гордость мою, — полумёртвый стук.
Задуши это время за глотками портвейна нервными,
и сотри моё имя на узорах холодных рук…
Обними эту осень полумёртвыми крыльями,
Разыграйся, как бриз под луной.
И зови, и зови прошлый август последними силами,
пригуби эту осень, и в клетку
навек закрой.
м о р ф и й
да давись ты хоть пачками морфия.
засыпая под дым сигарет,
и глаза словно вечно-сонные,
а душа… да её и нет.
да режь вены осколками, стёклами,
засыпай. Несомненно до трёх.
укрывайся гвоздями, иголками,
наполняя гнильём каждый вздох.
да читай вслух своё несказанное,
умоляй, умиляй, умирай.
и в года свои очень ранние,
уходи в свой придуманный рай.
да пустей в своём замкнутом домике,
покрась волосы цветом усталости.
прячь лекарства на полке, под столиком.
уходя от любезной реальности.
да глотай ты людей доверием.
отучись понапрасну дышать.
трать охапки свободного времени,
только лучше — тебе не стать.
а п о г е й
Наконец-то, апогея достигнуто. Браво.
Безграничность тоже обзавелась границами.
Когтями сжимает горло вся эта отрава,
кипящая за ближайшими чьему-либо сердцу лицами.
Вряд ли лжец не окажется истинно правым,
вряд ли жить правоте среди этих смертных…
эти странные правила,
эти гнусные нравы,
привычка измерять километры…
и пристрастие к станциям. Вечно.
От одной до другой, вплоть до сто двенадцатой.
Да мы не то, что совсем далеко не безупречны,
мы забываем даже про элементарное чувство разницы.
Наконец-то, всё дорогое — истоптано,
(это тоже привычка, — разрушать бесценное).
Нами же разбитых душ мы не ощущаем
последнего грохота.
В то время, когда наша душа гибнет,
царапаясь в агониях стенами.
Мы не слышим её крика, крика насмерть
раненной птицы.
«Да и к лучшему» шепчем губами пьяными
и доводим себя до крайности — безграничность
имеет свои границы…
разве что они не заметны тебе, пока ты не ранен.
И, вопреки желанию казаться гордыми,
сами становимся своей горчайшей отравой.
Самое дорогое — вчера лицемерно продано.
Наконец-то, апогея достигнуто.
Браво.
«Душепотрошитель» — звучало бы куда лучше имени.
И, знаешь, куда правдивее официальной биографии.
Пора ощутить хоть мизер стыда, — забываем о банальном
«прости меня»,
опускаясь от человека к сухой бумажной фотографии.
Обгораживаем себя стенами бессмертной депрессии,
падая в тёмную пропасть, в самую глубь.
Тяжело удержать на волоске равновесие,
когда в спину и в душу тебе плюют.
Хочется крикнуть «останься» кому-то, стоящему у двери,
но умолкаешь из-за страха, — а что, если ты — не нужен.
И погружаешься где-то на дно себя, шут его побери,
когда любишь, — ты полностью обезоружен.
Наконец-то, апогея достигнуто. Стрелы
мстят нам за наши беспамятные ошибки.
За не вовремя запертые двери,
за не тем посвящённые улыбки.
Эти постоянные крики душ подбитых, кровавых,
и забытые ноты несуществующего
никогда имени.
Это уже взаимно — видеть друг в друге отраву,
а ночами задыхаться и захлёбываться
наболевшими слезами-ливнями.
Замёрзнув, укрываться своими крыльями
и понять, что своё только что отыграли.
Души снова разрушены, именно.
Наконец-то, апогея достигнуто, браво.
Обжигаемся серым «мы ничто в этом мире»,
и наивностью проникаемся, а потом рыдаем до трёх.
Закрываясь в своей внутренней квартире,
и впредь считая каждый сотый вздох,
забыть себя, его, кого-либо прохожего…
и душу не спросить, чего взрывается.
Как вам объяснить?
Нет ни одного человека
похожего,
только вот даже не знаю,
как это называется.
Апогея достигнуто. Браво. Антракт.
Крылья сломано. Душу отпущено. Воля.
На самое важное всегда исчезают слова.
В то время, когда внутри всё закипает
отравленной болью,
и некому, да и, впрочем, нечего кому-либо
себя открывать.
Однажды придет осознание (сейчас еще очень рано).
Душекрушение осуществлено вовремя.
Вопреки гордости, — мы сами для себя тираны,
желая притвориться вольными.
Прибегаем к границам воображаемой
бесконечности.
И забываем, что даже у океанов есть свои,
пусть и слабые берега.
И забываем, — в жизни, увы, нам не встретить
вечности.
Ни в близкой радуге, ни посреди грозы врага.
И мы сами по вечерам коптим себе отраву,
пряча свои слёзы за полусожжёнными страницами.
Безграничности обзавелись границами.
Наконец-то апогея достигнуто. Браво
28.08.2013_
р о б к и е г р а н и ц ы
где-то там, за робкими границами
чьих-то душ разрозненных и впредь
будут лица, что пробудут только лицами.
будут ямки, за которые не страшно умереть.
за которые рискнут и даже робостью,
и себя внутри расставят по местам,
не заметят слабости и гордости.
но надежд убийца — пустота.
где-то там, за новыми страницами
для кого-то самых лучших книг
кто-то выдержит лавину боли ситцевой,
но сломается в один прожитый миг…
не помогут ни врачи, ни ампулы…
и палат холодные огни.
Изнутри — не выводящиеся гранулы, —
вот, что душу раненым пленит.
где-то там, на полосе безоконной,
на усталых скулах января…
в разговорах юности несломленной,
чьи-то души тянутся в моря,
находя в них искру понимания,
в поисках незримой тишины…
ощущение придёт до боли странное, —
глубина взывает ноты глубины.
и стучатся каплями безликими
корабли в забытые порты…
но не слышат чьих-то взрывов криками,
среди пристаней своей же суеты.
к т о. я.
Я не умею ценить прожитые мили,
зато цепляюсь за отдельные шаги.
Я забываю всё, чему учили…
и даже смысл слова «береги».
Я испиваю горечи ошибок,
живу в пределах личного мирка,
я не умею ценить искренних улыбок,
мне не отведать неба на одних руках.
Я любящих, любимых отвергаю.
Молчу, когда мне хочется кричать
и связки рву, когда мне нечего сказать.
И начинаю верить тем, кого не знаю.
Я забываю постоянные пути.
Не предаю, хоть и говорят иначе.
Теряю то, что больше не найти,
и забираю то, что ничего не значит.
Я не могу любить прожитые мной мили,
беречь разучиваюсь тех, кого ценю,
не следую тому, чему учили.
Я слёз охапки в памяти храню.
Я забываю имена и правила.
Мной цену жизни забыто давно.
Во всём моя вина, и без «заставили»,
Я — только часть, унылое звено.
Я не ценю самопожертвований теням,
В моей душе, увы, так мало светлого.
Ломаю мир, себя, других и стены.
Один вопрос, — да кто я после этого?
зацепиться за небо руками
Зацепиться за небо руками,
как за душу цепляется буря.
Быть совсем «не такими», местами…
И болеть своей собственной «дурью»…
раскрывая ладони, не плакать,
и себя раскрывая — дышать.
За улыбкой уныние прятать,
и от боли отвыкнуть кричать.
Поднимая доверчиво крылья,
не упасть, не сгореть, не пропасть…
не стать улетающей пылью…
и жить дальше, утратив «часть».
Зацепиться за небо мгновеньем,
как волна зацепилась за парус,
не спешить быть чужим вдохновеньем,
не считать тех, что рано остались.
Умолкать, если крик не спасает…
Если близкие просят — кричать.
Простить то, что тебе не прощают,
если даже не можешь дышать.
Подниматься с коленей мечтами,
подвергаясь унылому «верить»…
жить другими, своими, путями,
а ненужным — показывать двери.
Задыхаться весной от прицелов,
в ноябре приручая простуды,
обходиться, увы, без пробелов,
и в душе — без немытой посуды.
Зацепиться за небо руками,
как за душу цепляется буря…
промолчать дорогими словами,
чтобы позже ловить собой пули…
Поднимая с готовностью метку,
не крушить и не падать, — обрыв.
Не ломать свою душу, как ветку…
не ждать смерть, даже если любил.
Раскрывая ладони, не плакать
и поверив однажды — дышать.
Уходить, если больше не значишь.
Уходить навсегда. Не мешать.
п е р е к у р
знакома дрожь температур,
и стены с запахом больницы,
надеюсь, это снова снится.
пора бы сделать перекур.
всё те же номера палаты,
ступени, капельницы, яд…
забита полка всем подряд…
в халатах люди, без халатов…
незримой боли вопреки,
надеюсь, это снова снится.
и стены с запахом больницы,
глаза, и слёзы, и гудки…
спешат, бегут, «спаси», «на помощь»,
«скажите, доктор, я умру?»
(сыграй в спасителя игру,
а ведь потом вовек не вспомнят)
знакома дрожь температур,
и стены с запахом больницы,
деревья спят, устали птицы…
и улетели. Перекур.
1.49.
29.06.2013
скоро ли станция?
— Не подскажите, скоро ли станция?
Сотый день уже бродим туннелями.
На сей жизни мы, словно, женатые.
Чаевали с унылыми, смелыми,
от наивной тошнило грации,
чуткий сон, в ожидании станции.
Воровали «соседи» доверие,
своровали, и стали богатыми…
Целым миром богаче, внутри меня.
Ни за грош продадут, уверены.
За купейными тонкими стенами
вытру слёзы остатком времени.
— Не подскажите, скоро ли… скоро ли?
Тёмно-оконные сплетения,
кто-то бродит всю ночь коридорами…
Остановка? — имею сомнения.
Люди кормятся личными ссорами,
постоянной нехваткой терпения…
прошлогодние ночи осенние
стали всего лишь пустыми свалками слов,
зря называющимися «разговорами»…
Стесняясь, в сотый раз проглотить своё
«скоро ли?..»,
кормить письмами странных «соседей»,
не знать, что за окнами ветрено,
уплывая в вагоне последнем…
— Не подскажите, скоро ли станция?
Плейлист мямлит по кругу Земфиру.
А поезд, как и раньше, измеряет дистанцию,
дистанцию в полжизни, поллюбви, полмира…
Вновь задыхаться до ночи в эфирах,
сменить пути, не увидеть разницы,
и руки распахнуть бы, да пошире,
но не в объятьях, а в распятиях времени.
И сотый день блуждаем мы туннелями,
в полуживом вагоне сонно прячемся.
Словно, прикрывшись незаметным панцирем,
чтобы не «больно» и однажды не «расстреляно».
Сколько ещё там, за дверью, непрожитой пятницы?
Сколько людей, чемоданов, прогулок, истерик…
Вот-вот проводник открыл твои двери,
как ты сорвёшься:
— Не подскажите, скоро ли станция???
20.07.2013
спасибовремени
Эти ямки, унылости, робости,
трепет голоса, прикосновение…
Кто-то чьё-то опять вдохновение,
кто-то чья-то причина гордости.
Эти кисти, запястья, усталости,
ноты, песни, рисунки-портреты…
От волнения хриплое «где ты?», —
нет, не признак наигранной жалости.
Звёзды, небо, цветы, подоконники,
чьи-то лица в чей-то памяти…
сердце, вечным именем занято,
и любимые кино-ролики…
Эти творчества, странности, смелости…
и мотивы, до слёз доводящие,
люди, близкие и настоящие,
хоть бывают «не первой свежести»…
Прошептавши «спасибо времени»,
промолчавши «спасибо счастью»…
Кто-то стал для кого-то частью,
частью жизни, надежды, имени…
Ящик писем, обмен привычками,
зависание разговорами,
все «прости» за случайными ссорами…
«не сломать человека спичками»…
Эти ямки, вздыхания, слабости,
эти мысли, боязнь, вдохновение…
Для кого-то — одно увлечение,
а кому-то — причина радости…
«Одевайся теплее, простудишься!»
и оденешься, даже если не нравится…
Кто-то даже с поэмой не справится,
А кто-то в ямки смущённо влюбится…
За глухими, седыми стенами —
эти звёзды, несмелое счастье…
Кто-то стал для кого-то частью,
и за это — спасибо времени…
21.07.2013
у. стали
Устали звонить среди ночи,
вдыхать и писать телеграммы.
Устали любить, как ни странно,
любить, среди писем и точек.
Устали считать чьё-то сердце,
считать, сколько дышится в полночь.
В уколах, таблетками — горечь.
А без — чем-то нужно согреться.
Устали молчать, как ни странно.
И ждать. Просто ждать вдохновенья.
Быть глупостью, странностью, тенью,
любить без ума… вечерами.
Устали. Нет, больше не будет.
Не дышат теплом «твои» птицы.
Устали бояться присниться.
Вот так и ломаются люди.
скурить бы
скурить бы весь этот туман.
томящий взгляд.
твоё молчанье.
бинтом обвиться вокруг ран.
остановить на миг дыханье.
через тебя взглянуть на мир,
что пеленой закутан.
глупо.
твой свет за сотнями квартир.
и в небо погрузиться слухом.
испить бы весь осенний яд,
листву глотками убивая.
бросая тусклый взгляд назад
и понимать, что жизнь — другая.
скурить бы утренний туман.
и приручить авиаптицу.
дыханьем сделать перерыв.
и в сладкий ветер погрузиться.
закрыть бы каждый полусон.
уйти в весну, взорвать бы дали.
Тут человек на миллион
причина всей моей
печали.
29:03
двадцать девять — ноль три.
ты психически неуравновешенная.
ты спокойна, но, посмотри, —
твоя душа где-то там, внутри,
ведёт себя хуже,
чем бешенная.
на часах — 29:03.
а в голове всё неладно смешанно.
Горячий чай, тёплый плед, фильм.
чем дальше — меньше и меньше сил,
чтобы вести себя
уравновешенно.
и спустя тридцать восемь часов
ты принимаешь очередную музыкальную дозу,
не слушая ни мелодии, ни слов,
и отвлекаясь от сотни грехов,
скукожишься в старую,
до боли привычную
позу.
ты же мне не поклоняешься
ты же мне не поклоняешься, фактически…
не создаёшь загадки и интриги,
не ждёшь поэзий авторских, лирических.
и фото не хранишь мои по книгам.
других не называешь моим именем,
случайно вспомнив, и сказавши вслух.
не виснешь мне на шее «обними меня»,
мы не общаемся по телефону аж до двух.
ты моей музыкой не зарисовываешь стены —
её ты слушаешь, наверно, втихаря…
не переспросишь, где бродил я, с кем я…
не скажешь, что боишься потерять.
ты от меня, наверно, независима.
я для тебя совсем не героин.
такая милая, отзывчивая, искренна,
любя, не будешь бегать за другим.
ты меня не идеализируешь, наверное…
молчать ты сможешь даже лет так сто.
спасибо тебе, искренняя, верная,
за то, что просто любишь, как никто.
люди-квартиры
поразительно.
люди как, комнаты, квартиры.
вошёл, наделал беспорядок,
вышел…
и одни — значением в два мира.
другие — пыль: легко взял тряпку,
вытер…
поразительно.
люди как несчастные планеты,
словно галактик пепел
световой.
но сколько бы не ранили кометы,
не выжить от ранений
чёрною дырой.
поразительно.
люди как камень,
лежащий у дороги.
построят замок, если захотят.
не захотят — так вытрут нагло ноги,
и разобьют.
со всеми будет так.
п о м н и
помни.
постоянно будет тебя
не хватать.
переломы
ночами будут суставы
рушить.
температура
мне помешает
спать.
а выдуманное хуже
всего этого
душит.
помни.
дрожь пронимает мои
плечи.
наивный разум
онемевает.
мне не до мыслей,
куда уж
речи.
так, говорят, бывает, —
мне постоянно тебя
не хватает.
помни.
мне уже нет ничего
от лимона
слаще.
теплее нет, чем
вечерами ноябрь.
я знаю, ты
не вернёшься
однажды.
очередной проживая
кадр.
помни.
я ведь порой тебя
ненавижу.
увижу —
так растворюсь
безвестно.
нет
никого мне тебя
ближе.
ты как там?
мне же ведь
интересно…
ф и л о с о ф
ты стал таким странным философом,
заранее пишешь все умные речи.
а я ломаю усталостью плечи,
глаза потирая сонные,
давлю себя прочитанными
строфами.
ты стал таким странным философом.
нарисовал как-нибудь улыбку.
а я стороной обхожу ошибку,
промораживая себе запястья,
в страхе сорваться однажды,
побеждённая катастрофами.
ты стал таким странным философом.
я философию иногда читаю…
от смысла страниц по ночам задыхаюсь,
ломая суставы усталые…
но непременно всё изменилось.
ты изменился, я удивилась,
что для меня ты стал…
просто особью.
м а м, н е с п р а ш и в а й
Я сегодня, под вечер, буду на берегу.
И пораньше вернусь. Там сыро.
/Мам, не спрашивай, что случилось,
я ответить тебе не смогу./
Мам, не спрашивай, что случилось,
ты же знаешь, что «всё нормально».
Промолчу из последних сил и
закроюсь, пожалуй, в спальне.
Мне так больно внутри, / молчу/.
Ты же это, конечно, увидишь.
Подожди, потерпи чуть-чуть
и не спрашивай, что случилось.
Мне не нужно врачей, пойми,
их выслушивать я не в силах.
Подойди и крылом обними,
но не спрашивай, что случилось.
Все отлично, и я не лгу,
/ Так ведь в детстве меня учила?/
Mам, не спрашивай, что случилось,
я ответить тебе не смогу.
в н у т р е н н я я б у р я
моя внутренняя буря доживает, пожалуй,
свои последние ночи.
в свете дня задыхается дымом неизлечимой
депрессии.
я знаю, листья павшие на сонных подоконниках —
прилетели не с нашей местности.
моя душа аналогично блуждающая в
почти неизвестности,
запуталась в собой сказанных словосочетаниях,
словах, и точках,
и по-настоящему устала проверять все пустяки
на прочность…
мечтая не о понимании, и даже не о несуществующей
честности.
вывернутые наизнанку, со сплошными переломами
суставы,
на ресницах поселившееся пеплом незнакомых
масок очертание…
моя внутренняя буря разрывает собственное
подсознание,
будто дикие ястребы когтями впиваются в горло,
сбивая дыхание…
странные птицы, темноты странники, разве так сложно
меня просто оставить
и не рушить моей болезненной гармонии
в пустых химических составах
моей внутренней борьбы,
моего неминучего сражения.
моя внутренняя буря доживает, пожалуй,
последние сновидения.
волны-грёзы накормлены потонувшими
кораблями и лодками.
задохнусь очертанием незапертых штор,
лучами короткими,
будто дикие ястребы, темноты странники,
пребывая голодными,
будто свели с пути очередные
маяки-привидения…
моя внутренняя буря доживает, пожалуй,
свои последние сновидения,
и те, видать, будут
короткими.
п р о с т и
Прости за тень не вещих снов,
За глубину души разбитой,
Прости за преданность, любовь,
И за Её несчастный яд отпитый.
Прости за всё, что было «до»,
За всё, чего не будет «после»,
За летний дождь, небрежный гром
И за души пустую робость.
Прости Её несмелый страх —
Страх потерять тебя — безмерен.
За Её слёзы на глазах
И за незапертые двери…
Прости за глупость слов порой…
За строки, взгляды, сны, минуты…
И за болезнь одним тобой —
прости Её пустые муки.
Прости за тень не вещих снов, —
Они не сбылись, как мечталось,
За то, что верила в «любовь»,
И в то, что от неё осталось…
8.02.13
А н г е л
Ангел, поверь, всё будет отлично.
Только прошу: никогда не сдавайся.
Очень ведь скоро вернутся птицы,
Счастье с ними придёт в одночасье.
Ангел, поверь, всё будет чудесно.
Солнце душу твою разогреет.
Будешь любима. Так искренне. Нежно.
Стоит всего лишь в это поверить.
Ангел. Лишь глянь за окошко пустое.
Знаю, там ночь. И на ветках зима.
Звёзды на небе. И душа без покоя.
Снова мечтаешь, что с ним, не сама…
И время летит. Истекают секунды.
Скоро, как скоро уже и весна.
Трудно. Не думать о Нём очень трудно.
Верю. И знаю, мой Ангел, сама.
Ангел. Что бы не случилось с тобой.
Знай, что твой Рай где-то здесь, где-то рядом.
Помни, что крылья растут за спиной.
Знай, я всегда тебе, Ангел мой, рада.
Знаешь, мой Ангел, а ведь обещали,
Что завтра к нам птицы весну принесут.
Видишь, не нужно нам больше печали.
Люди, мой Ангел, бывает, не врут.
Хочешь, с тобою мы в даль полетаем?
Может, отвыкнешь так просто грустить.
Может быть, птиц где-то там повидаем,
Лишь бы весну поскорее прожить.
Родная, ну что за далёким окошком?
Всё та же ночная пустая печаль.
Все эти крошки, душевные крошки
Выбрось куда-то за оконную даль.
Всё же отлично. По-другому не можно.
Ты же ведь Ангел, — сильнее людей.
Но и тебе без Него невозможно
Прожить даже несколько мелочных дней.
Где-то и Он за тобою скучает,
Ангел, мой Ангел, тебе повезло…
Завтра весну, говорю, обещают.
Всё, чтобы сердце любило твоё.
23.02.2013
ч е л о в е к
Вот был человек. И нет человека.
И всё. Пустота. Хоть беги, хоть кричи,
Хоть вырви из времени целых полвека.
Хоть плачь. Но уже не ищи.
Была вот судьба — и однажды не стало.
Ни взгляда, ни мыслей, ни слов.
Взорвались орбиты, планеты устали.
Дрожа, зазвенело стекло.
Вот был человек. Любил он хоть что-то.
И что-то осталось одним.
Он был целым миром. Но не для кого-то.
Он был одинок. Нелюбим.
Вот был он. Вот был он. Хоть жил он не лучше
Бродящего старого пса.
Никто не ценил старой, тусклой фигуры.
И он улетел в Небеса…
Вот был человек. Нелюбим. Неудачен.
Как волк, он гулял одинок
Но верил он в жизнь — для чего предназначен
И каждый дворняга-щенок.
Он был человек — он любил. Он влюблялся.
Он чувствовал каждый момент.
Вот был человек. Только, жаль, потерялся
Среди паутины лет.
л е с т н и ц а
Без начала и окончания.
Лестница жизни свивает ступени.
Нас рушат мысли, а мы рушим — стены.
Не опровергая чужие мнения,
Мы превращаем их сущность в сомнения
…И без единого замечания.
Без начала и окончания.
Без единой карты на ладони,
Мы объезжаем близкие перроны,
Кидая километры через пропасть,
В надежде, что нас опять никто не бросит,
Бросаем сами, забывая обещания…
Лестница жизни. Пустая карта.
Ведёт нас своими дорогами,
Комнаты светлые наполняя порогами.
Заставит добить, победить. Разметёт,
И в даль-синеву, не прощаясь уйдёт.
Лестница жизни. С душой пирата.
Без начала и окончания.
Лестница жизни. С шипами и лезвием.
В ошибках — нуждаемся, раны — полезные…
И в каждом обязан проснуться герой.
За каждой пустыней, за каждой стеной
Поменьше двуличия, злости в молчании.
17.05.2013
б о г и н я
В мерцании ночной пустыни,
Её искать ты будешь имя.
Душой желаешь «будь любимой,
пусть не со мною, а с другим»…
И среди звёзд уставших, тусклых,
И под луны неяркий светом,
Ты всё же ищешь это чувство,
При этом чувствуя ответы, —
Ты не найдёшь Её в пустыне,
Пустыня звёзд не для богини.
И просто будь она любимой,
С богами, если не с тобой.
18.01.2013
в о о б р а ж а е м о е
Самое неизлечимое горе — горе воображаемое.
Так твердил Эбнер-Эшенбах. И он был прав.
Нет проблемы, чтобы она была не решаема.
И любое решение — не в алкоголе и не в слезах.
Самое страшное в жизни — быть нелюбимым.
То есть любимым, но не тем, кто тебе нужен.
Но и это совсем не проблема. Ведь все живы.
И ты живи дальше. А чувство взаимное ещё будет.
Самое обидное в жизни — знать, что ты не нужен детям.
Да, совершенно верно. И такое бывает.
Ты их лелеешь, растишь. А завтрашним летом
Улетев из гнезда, о тебе даже не вспоминают…
Самое неизлечимое горе — горе воображаемое.
И в этом вся наша суть. Мы больше плачем,
Чем страдаем на самом деле. Ищем идеальное,
Забывая, что Мир — неидеален… А впрочем…
У каждого — своё собственное сердце бьётся в груди.
И каждый отвечает только за свои поступки.
Возможно, самое страшное ждёт только впереди.
Не стоит попросту тратить свою жизнь, убивая сутки.
я проснусь завтра утром
Я проснусь завтра утром. Совершенно счастливым.
Совершенно другим человеком.
И мне будет не важно, что кричали другие.
Что мне в спину плевали с упрёком.
Я проснусь завтра утром. И с совсем не печальным,
Совершенно не грустным дыханьем.
Я проснусь. И побуду ещё чуточку в спальне,
Чтоб послушать, как льётся молчанье.
И уйду на холодную кухню. Завтра утром.
И налью себе чаю горячего.
Замечтаюсь, и не важно мне, что истекают минуты,
Сколько времени раньше было попусту трачено.
Я проснусь завтра утром. И уйду в никуда, —
Мне не важно, куда я уйду.
Завтра буду другой. И меня будут ждать
те, которых я каждый день жду.
Я проснусь. И уйду. От самой же себя.
Если, вдруг, всё же я изменюсь.
Никому не признаюсь, даже в болях любя
никому ничего не скажу.
Я проснусь завтра утром. Совершенно счастливой.
И надеюсь, что я изменюсь.
И мне будет не важно, что кричали другие.
Буду счастлива, если проснусь.
12:57
10.03.2013
не дай мне упасть
Так страшно. Так холодно. Очень ли плохо?..
И вот-вот обрыв под моими ступнями.
Кому-то шепну неземными словами:
Не дай мне упасть, удержи меня вздохом…
Не дай мне упасть. Не толкай меня в спину.
И душу мою не терзай, умоляю…»
И дальше пойду. Я с обрывом сближаюсь.
Живая, но, впрочем, лишь наполовину.
Так страшно. Так холодно. Рядом прохожие
Меня не заметят, а мне и не надо.
Не видят? Не слышат меня? Я и рада.
Поменьше мне в душу смотреть будут, может быть…
Ни шага. Ни мысли. Толкает дорога…
И вот-вот обрыв обжигает запястья.
Кого-то прошу: «Не дай же упасть мне!
Не дай же упасть… Удержи меня вздохом!»
если б рядом была она
Возвращаясь в пустую комнату,
Оставляя все мысли в тени,
Ощущал он лишь призраки холода.
Он любил её, чёрт возьми…
Суету разделяя с компьютером,
Подавляя свой страх разлюбить.
Не любил? Вы и вправду шутите.
Без неё ему трудно жить.
Допивая остывший кофе,
Погружался он в мысли свои.
Как же плохо. Немыслимо плохо
Без неё ему, чёрт возьми…
И гуляя знакомой улицей,
Он не видел прохожих там.
Да пусть мир за спиною рушится,
Если б рядом была она.
И, нередко, уснуть пытался он,
И пытался не думать о ней.
Но, так верно и ясно сказано:
Он влюблялся в неё сильней.
И улыбки, казалось, искренни…
Вроде счастлив он был, совсем…
А в душе… Только имя написано.
И печаль средь душевных стен.
Возвращаясь в пустую комнату,
Забывая минуты, дни…
Сколько там, за душой, боли-то!
Он любил её, чёрт возьми.
б р е г
верь-не верь, обжигай недоверием,
но от смерти способен спасти человек.
если он — тот, который «спасение».
если твой самый
важный
брег
э т о л е ч и т с я?
звёзды взрываются в криках полуночи,
в небо запуталась лестница…
люди чужды много больше, чем улицы…
мама, скажи, это лечится?
двери захлопнуто, раз и до вечности,
на сто тринадцать ключей…
мам, я умру от иллюзий безбрежности,
мой мир, по сути, ничей.
мам, почему даже самые важные —
самый отравный отвар?
мама, увы, это самое страшное, —
знать, что такое «тварь»…
музыка рвётся из сердца страданием —
больно. горит. задыхаюсь.
может быть это совсем не признание,
но я не могу больше, каюсь.
тучи взрываются, пепельно-серые,
звуки опять на ноль.
мам, я скажу, что такое доверие —
самая жуткая боль.
каждому морю даровано берег и
каждый подбит водой…
страшно, когда не сказать другим
фразу «я буду с тобой»…
мам, почему эта жизнь так обманчива?
мама, скажи, почему
люди, которые многое значили,
спешно толкают ко дну?
мама, скажи, почему эта лестница
не достаёт до небес?
мама, мне страшно, мне больно, не верится…
может, попутал бес?
сколько ещё мне болеть от волнения,
дверь взаперти, города…
музыка рёбра порвёт на мгновения.
и, мам, я уйду.
навсегда…
я т е б е д р у г
я тебе друг — и в этом холодная правда.
видимо, люди так просто не врут.
не знаю, ранение это, или награда,
но я тебе — просто друг.
солнцем осенним переполнены улицы,
тускло молчит под ногами листва…
одни болеют, другие — от света щурятся,
не понимаю, кто из них — я.
старые клёны от небес загораются,
впившись в них мёртвым узлом…
я тебе друг, и какая, чёрт, разница
хорошо мне или не повезло…
расплакалась осень, тускнеют столетние здания,
псевдо квартиры или худые мосты.
я тебе — друг — просто живое создание,
ты же мне — больше, чем просто «ты»…
осень играет свою непрерывную партию,
в небо седое уносит, срывая, листву…
отыграно всё — виолончелями или картами,
но я тебе — просто
друг.
с т о б о й
Я останусь с тобой.
За плечом, или, может, лишь мысленно,
когда чувства теряются письмами,
переполненными душой…
Когда осенью мерзкой, сырой
разлетаются вороны с криками,
когда ветер предсмертными хрипами,
когда дождь, — безнадёжный, немой…
Я останусь с тобой.
За холодными дальними странами,
будь то глупо, немыслимо, странно и
остался бы, может, любой…
Я останусь. Не тут — в глубине.
Но, пойми, я всегда буду рядом.
Пусть там что, не страшны преграды,
Я с тобой — и не важно мне.
В тишине я узнаю молчание,
среди крика услышу беду,
ты пойми, я всегда приду,
заберу твою боль и страдание.
Я останусь с тобой. Пойми.
Пробегая ошибками вечными,
забывая святое и грешное…
Только ты меня позови…
а р к т и к а
Снова утро, горячий кофе, и тёплый душ.
Четвёртая глава для профилактики.
За дверью воздух пронзается Арктикой
пустых человеческих душ.
От ресниц до ногтей, комом в горле, усталый хрип,
всё пропитано ядом морфия…
это крик новорожденных душ или мученье агонии?
Радость первой любви или страсти пустой лимит?
Мир — не мир, только смерть да иллюзия.
Переписанный трижды и больше банальный сюжет.
Скажешь, — вроде бы, — жизнь, а присмотришься, —
сущий бред.
до предела сосуда суженный.
Люди-маски, оборотни, игрушки, клоуны…
а теперь выбирай, кому душу решишь подарить,
вцепись всей своей сущностью, каждый взгляд успевай
полюбить…
позже плач за свинцовой стеной, но не спрашивай
«кто они?».
Не кричи, не молись, через стены не слышно крик…
— Уходя, дверь закройте, до ознобы доводит Арктика…
Комом в горле стоит профилактика.
Тёмный вечер. Пустая страница. Смерть
на «один, два, три»…
чай-кофе. музыка в наушниках. октябрь
Чай-кофе. Музыка в наушниках. Октябрь.
Далёкая дорога. Осень. Мысли. Ты.
Уехать бы на пару дней хотя бы
От этой надоевшей суеты.
Чтобы не видеть. Не болеть и не присниться.
Чтобы не чувствовать того, чем дышит мир.
Не вглядываться в перехожих лица.
Не слушать голоса пустых квартир.
Уехать, убежать, уплыть, умчаться, бросить
всё так, как есть. Уйти себе, ни с чем.
Октябрь. Музыка. Остатки мыслей. Осень.
Не понимаю, человек я или тень…
и не волнует, кто посмотрит в спину.
Пусть даже целый мир. Или никто.
Я не хочу пустых «наполовину»,
и мелочных в кармане «кое-что».
Исчезнуть, чтобы больше не терять.
Не изучать по каплям крови осень.
Чего хочу? Сумей меня понять.
Чай-кофе. Музыка. Октябрь.
Плохо.
Очень.
б е р е г и
Береги
себя, когда наступит осень.
За дверью холодно, оденься потеплее.
И среди городов далёких сотен,
найди того, о ком не пожалеешь.
За дверью осень догорает. Береги.
Того, кто важен, — никого не слушай.
Возьми за руку и от всех беги,
если и вправду Мир не знает
лучше.
Там сквозняки,
побереги себя. Не стоит
идти на встречу огненным ангинам.
А позже умирать от анальгина,
или какой-то неизвестной боли.
Когда дожди обнимут, береги
кого-то в сердце, в хрипах до удушья.
И если жизнь разрушит береги, —
Укутай пледом раненную душу.
Задёрни шторы, если вправду очень.
Оденься и вдогонку побеги.
В тот тусклый день, когда наступит осень,
того, кто рядом, и себя
побереги.
в е р и ш ь л и т ы?
Веришь ли ты? Мне тебя не хватает…
Глаз твоих робких узоров…
где-то туда, где о мне не вздыхают
тени пустых коридоров…
Где-то туда, где не молятся в песнях
птицы, смотря на осень…
вдыхая в себя седину пресную,
позже, — исчезнув вовсе…
Веришь ли ты? Комом в горле мешает
пыль моих мыслей серых…
Осень на шею петлю бросает
В тьме суеты, — ты не веришь.
Время — не утро. Полночь пледом укрыла,
окна захлопнув, ничего не боясь.
Осень, во что ты меня превратила,
в играх своих веселясь?
Веришь ли ты? Мне тебя не хватает,
в полночь считая кометы,
впившись глазами в небеса, что сверкают,
спрашиваю «да где ты?»
Дрожь умирает в корнях позвоночника,
рёбрами — каждый вдох…
я выживаю словами и точками, —
где-то наверно подвох…
Веришь ли ты? Я считаю улыбки,
те, что пленились прошлым…
сердце поранено чёрной ниткой —
истоптано как подошвы…
Ветер ласкает слезу на щеке моей,
тень твоя где-то в мифе…
странное это, однако, явление, —
нет в тебе вовсе рифмы…
Веришь ли ты? Так тебя не хватает,
голоса в километрах…
мне пустота каждый раз обещает
просто ответить где ты.
Знаешь, наверно, весь мир отравлено.
Осыпано ядом сплошь.
Правильно это или не правильно.
Правда здесь, или ложь…
Веришь ли ты? Мне тебя не хватает,
мысленно, холодно, пусть…
Только дороги каждый раз убегают
ровно в другой путь…
Вместе с пустыми от пуль одиночества,
ядами — в тёплый плед…
Знаешь, мне тут спросить хочется…
Веришь ли ты мне?
— Нет…
г д е т ы
Где ты?
В ожидании слёз ноября
оживает скрипящая
дверь.
А, дождавшись, сжигает
ненужным лохмотьем
портреты…
отпустите меня
в эту жалкую хмурую
серь,
раз уж слишком чужие
над нами гуляют
планеты.
Как ты?
За холодным окном
до ознобы доводит
ночь.
Под расстрел подгоняют
холодные лживые
карты.
Завяжите глаза
чёрной лентой
и улетайте
прочь,
и оставьте меня
с разорванным сердцем
и в тряпочном летнем
платье…
м и р в н у т р и
Не сходи
с ума, это на руку миру душному.
За обманкой психоза горят пустыри.
Мир внутри, — говорят, — самый лучший он.
— Почему это?
— Он внутри.
22.18
21.11.2013
Н и к у д ы н и я
забери меня в свою
Никудынию,
или где все твои
дела.
не дели пополам
уныние,
не гуляй, не дари
вечера.
не вдыхай мой парфюм
зависимо.
и не ври о густой
любви.
забери. остальное —
бессмысленно.
даже в голову
не бери.
улетайте, птицы
не знаю, сколько дней ещё продлится
этот банальный, искренний мотив…
одно прошу вас, — улетайте птицы…
к тому, кто вас сильнее полюбил.
к тому, кто стал дороже, улетайте…
и крыльями коснитесь облаков.
а я пройдусь промоченным асфальтом,
пройдусь у самых страшных берегов…
и пусть давно разорваны страницы,
пусть даже тусклый дождь меня простил,
с последних сил прошу вас, — улетайте птицы
к тому, кто вас сильнее полюбил…
слишком рано
слишком рано мы стали взрослыми.
слишком рано познали боль…
и уже кажется, — а не поздно ли
верить в лучшее, близких, любовь…
верить, может, убьёт от взаимности,
«пусть кто хочет, тот будет прав» —
этих жизненно важных синусов
больше, чем
