Глава 2

И, словно мухи, тут и там

Ходят слухи по домам…

Владимир Высоцкий. Песенка о слухах

Вагоны на восьмом маршруте были чешские⁴, гораздо лучше старых рижских⁵ и более новых усть-катавских⁶: ход мягкий, почти не дребезжат, и сиденья удобнее. Зайти приятно, салон светлый, с большими окнами, зимой тепло и летом не душно. Вероника Матвеевна иногда даже специально на своей остановке не выходила, с удовольствием проезжала две-три лишние, потом возвращалась, опять же на трамвае. Благо проезд у нее на городском транспорте, как у ветерана труда, бесплатный. До выхода на пенсию Вероника Матвеевна заведовала почтовым отделением в родной деревне Чугуевке. Отделение обслуживало еще четыре соседних села, и Вероника Матвеевна должностью своей очень гордилась. Правда, работник у нее был всего один – худой как жердь, с длинным и острым вечно что-то вынюхивающим носом, вредный и всегда недовольный почтальон Вьюшкин. Особенно недоволен был Вьюшкин тем, что не его, заслуженного почтового работника, назначили заведующим после выхода на пенсию предыдущего начальника. «О чем они там, в руководстве, думают, – подслушала однажды Вероника Матвеевна разговор почтальона с участковым, старшим лейтенантом Анисимовым, – назначили на такую ответственную должность бабу с куриными мозгами!» Однако Вероника Матвеевна себя «бабой с куриными мозгами» не считала. Наоборот, из-за обилия проходящей через отделение корреспонденции и печатных изданий она относила себя к женщинам культурным, высокообразованным и начитанным. Не то что некоторые.

Вот и сейчас, войдя в салон и заняв свободное место у окна, Вероника Матвеевна развернула купленную в «Союзпечати» центральную газету и погрузилась в подробности борьбы чернокожих граждан Америки за свои права.

– Вероника Матвеевна! – донесся до нее вопль, так что она даже вздрогнула. – Это ты, что ли?

Бывшая почтовая служащая обернулась. Позади, занимая двухместный диван своей особой, а также неподъемной с виду хозяйственной сумкой, сидела и широко улыбалась, демонстрируя редкие оставшиеся зубы, старая знакомая. С изумлением Вероника Матвеевна признала бывшую заведующую свиноводческим комплексом Авдотью Николаевну, которая теперь наверняка тоже была пенсионеркой.

– А я смотрю, ты иль не ты? – Натренированный на производственных планерках голос легко перекрывал сопровождающие движение трамвая звуки. – Ну прям городской фифой стала, и не признать сразу!

Пассажиры крутили головами, с интересом наблюдая разворачивающееся представление.

Вероника Матвеевна поспешила пересесть к бывшей начальнице свинохозяйства.

– Ну что ты кричишь, как иерихонская труба! – блеснула она эрудицией. – Я ж не глухая!

Они не были близкими подругами, но после переезда в город к дочери Вероника Матвеевна скучала по Чугуевке и была искренне рада встрече.

Выяснилось, что Авдотья Николаевна приехала в город на рынок, продавать излишки заготовленного на зиму яблочного варенья, банками которого и была забита перекочевавшая на пол необъятная хозяйственная сумка.

– Яблок, Матвеевна, в этом году жуть сколько! Я и варенья, и компотов наварила, все одно пропадают.

Приглашение зайти в гости на чашку чая Авдотья Николаевна, не чинясь, приняла.

– Твой чай, мое варенье! Никуда рынок не убежит.

Чай Вероника Матвеевна накрыла в гостиной и даже достала из серванта югославский чайный сервиз, подаренный дочери на свадьбу. Разговор крутился вокруг деревенских новостей. После обстоятельного обсуждения всех родившихся, умерших и уехавших в город перешли к главной новости – летающей тарелке, которая приземлилась около деревни.

– Я, Матвеевна, своими глазами видела, вот как тебя сейчас, как «тарелка» приземлилась. Сначала бабахнуло так, что у Егорыча во дворе скворечник⁷ снесло! – Не по возрасту пухлые щеки Авдотьи Николаевны раскраснелись, она с шумом прихлебывала чай и намазывала на толстый ломоть хлеба не менее толстый слой густого яблочного варенья. – Потом из «тарелки» повылазили марсиане и такого страху нагнали на всю деревню, что участковый побежал в город звонить, вызывать подкрепление. А еще агронома, ну ты знаешь, Василия Гаврилыча, утащили!

– Куда утащили, – охнула Вероника Матвеевна, – зачем?

– Так известно зачем – кровь пить. Вот ей-богу, не сойти мне с места!

Член партии с пятьдесят шестого года, заведующая свиноводческим комплексом на пенсии перекрестилась и трижды сплюнула через левое плечо.

– Да ну, ерунда какая, – засомневалась Вероника Матвеевна. – Не будут космические пришельцы, наши братья по разуму, человеческую кровь пить.

– А вот и будут! – горячилась Авдотья Николаевна. – Мне наш новый зоотехник, ты его не знаешь, он недавно из города приехал, говорил, что началось это… это началось… вторжение марсиан! Один ученый еще до революции предсказал.

– Герберт Уэллс, «Война миров». – Бывшая заведующая почтой покачала головой. – Только он не ученый, а писатель-фантаст. Он все придумал, на Марсе разумной жизни нет, это научный факт.

– Ну, нет на Марсе, так на другой планете есть, хотя бы на Луне.

– Луна не планета, а спутник Земли, и там тоже жизни нет.

– А вот и неизвестно! – Авдотья Николаевна ткнула пальцем в окно, за которым сияла полная луна. – На другой-то стороне, которую не видно, никто не знает, что делается! Я по телевизору передачу смотрела…

Глава 3

Андрей хорошо знал своего быстро загорающегося и так же быстро остывающего друга и поэтому был уверен, что ни на какую Лысую горку тот не пойдет. Ясно же, что напечатанное на старой раздолбанной машинке письмо никакого отношения к инопланетным «летающим тарелкам», даже если те реально и существуют, иметь не может.

– Никого и ничего ты на Лысой горке не найдешь, кроме местной шпаны, – убеждал друга Андрей. – Следы надо не на горке, а у тебя в подъезде искать. Я думаю, кто-то из соседей над тобой решил посмеяться. Надоело людям твои музыкальные концерты слушать, вот и подсунули в ящик письмо. Сейчас зубы скалят и руки потирают. Давай в выходные небольшое расследование проведем, разберемся.

– Давай, – согласился Николай.

Мысль о соседской мести была не лишена оснований. Каждый вечер, если не было дежурства, Неодинокий ставил пластинку из своей регулярно пополняемой коллекции виниловых дисков на «Электронику ЭП-017» с прямым приводом⁸, выводил звук на максимум и отключался от действительности. Ровно в двадцать три часа он поднимал иглу звукоснимателя – правила соцкультбыта Коля уважал. Но до двадцати трех попасть в сорок пятую квартиру на четвертом этаже «дома высокой культуры»⁹ можно было, только взломав дверь. Что неоднократно и безуспешно пытались предпринять соседи.

Андрею показалось тогда, что Неодинокий к его доводам прислушался и порыв «пойти и разобраться» пропал. Они еще немного поболтали о том о сем, и Коля ушел. На следующий день у него значилась суточная смена, и надо было выспаться.

Но на смену Николай не вышел. Андрей узнал об этом не сразу. Придя утром на работу, он, как обычно, с головой погрузился в заботы, так или иначе связанные с хлопотной должностью заведующего неврологическим отделением скорой медицинской помощи, на которую был не так давно назначен – к собственному удивлению и огорчению других претендентов. Просидев сорок минут на оперативке у главного врача с обязательной политинформацией¹⁰ в конце, он затем искал замену заболевшей докторше Петровой, ругался с «заправочной», не укомплектовавшей медицинские ящики бригад столь нужным «Лазиксом», просил бригадира водителей связаться с автобазой и заменить машину с неисправным отопителем – все же не май месяц на дворе…

Когда Андрей наконец шел к своему кабинету, где собирался заняться проверкой карт вызовов, его по селектору вызвали к начмеду. У последнего шло заседание лечебно-контрольной комиссии. Разбирали грубую ошибку доктора Бажина, «проморгавшего» ишемический инсульт с классическим гемипарезом, приняв его за безобидный поясничный остеохондроз, и требовалось авторитетное заключение невропатолога, без пяти минут кандидата наук. Андрей заседаний лечебно-контрольной комиссии не любил. По его мнению, они всегда чересчур затягивались, и то, что можно было обсудить за тридцать минут, разбирали часа полтора, иногда два. Но доктора Бажина Андрей не любил еще больше. Вальяжный, самоуверенный, с чеховской бородкой и саквояжем а-ля земский доктор, Бажин страдал завышенной самооценкой и полным отсутствием самокритики. На вызовах он бесцеремонно требовал от родственников пациентов чай с «чем-нибудь», не отказывался и от рюмочки. В дни высокой нагрузки, когда бригады не успевали вернуться на подстанцию и выполняли по четырнадцать – шестнадцать вызовов за смену, Бажин со своими чаепитиями выезжал не более восьми раз. Да еще умудрялся договариваться со старшими диспетчерами, чтобы его не посылали на «уличные» поводы, автомобильные аварии и случаи с высокой вероятностью реанимационных мероприятий и отсутствием перспектив угоститься чаем. Поэтому сегодня Андрей с удовольствием понаблюдал, как иезуитски начмед вытягивает жилы из Бажина, а тот потеет, бледнеет, трясет бородкой и заикается. И, когда слово предоставили эксперту, то есть ему, Сергееву, не преминул указать на вопиющую безграмотность провинившегося доктора.

В кабинет номер шесть на втором этаже, который они делили с Виталием Исааковичем Белорецким, заведующим кардиологическим отделением, Андрей зашел только в половине первого.

– Где ты пропадаешь? Тебе Людмила из диспетчерской уже раз пять звонила, – объявил Белорецкий.

Андрей решил в диспетчерскую не перезванивать и поспешил вниз. Старший диспетчер Людмила Зотова пять раз по пустякам звонить не будет.

Людмила вышла к нему, взяла за рукав, отвела в сторону.

– Андрей, это не твое отделение, но вы же с Неодиноким друзья?

Коля работал врачом в линейных бригадах – «пехоте» скорой, работой своей был доволен, в «спецы» – кардиологи или невропатологи – не стремился. Дружили они с Андреем еще с института, вместе вкалывали в стройотрядах, Неодинокий был свидетелем на свадьбе Андрея и Оксаны, о чем знала вся скорая.

– Друзья. – Андрей напрягся. – Что он натворил?

– Не натворил, он на смену не вышел. Первый раз, сколько я его знаю, не вышел и не предупредил.

Андрей почувствовал озноб, как будто в коридоре вдруг резко похолодало. Коля всегда крайне ответственно относился к дежурствам и даже с высоченной температурой шел до ближайшего телефона-автомата, чтобы предупредить диспетчерскую о своей внезапной болезни.

– Может, съездишь к нему? – предложила Зотова. – Машину я дам.

– Конечно, съезжу, спасибо, Люда. Сейчас оденусь только.

Андрей повернулся и быстрым шагом двинулся к лестнице.

«Значит, все-таки Коля вечером отправился на Лысую горку, – думал он на ходу. – Может, проторчал там всю ночь и просто проспал? Нет, на него не похоже. Что же случилось? Горка не самое безопасное место для ночных прогулок, но и Коля не слабак, вполне может за себя постоять». Двухметровый гигант Неодинокий спортивными навыками борьбы и бокса не владел, зато в юном возрасте прошел хорошую школу, выходя стенка на стенку в компании пацанов из родной деревни Николаевки против любителей подраться, живущих в соседней Колупаевке. К тому же он виртуозно владел кистенем – гирькой на цепочке, которую всегда брал с собой, отправляясь на сомнительные встречи. Искусству русского боя кистенем Колю обучил дед, промышлявший в молодости разбоем на тракте.

Андрей забежал в кабинет, на ходу стаскивая халат: он собирался взять куртку и ехать к Николаю домой. Но ехать никуда не пришлось. В кабинете сидела Марина, Колина невеста. Покрасневшие глаза и осунувшееся бледное лицо девушки свидетельствовали о бессонной ночи. Вокруг Марины суетился Белорецкий, предлагая печенье и пряники. На подоконнике шумел чайник. Марина отодвигала от себя тарелку с угощениями и мотала головой. Белорецкий снова придвигал тарелку и журчал что-то своим бархатным голосом.

Глава 4

Посеяв в Советском Союзе хаос, мы незаметно заменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить.

Аллен Даллес¹¹

Май 1980 года. США, Штат Виргиния, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ

В идеально сидящем сером костюме, белоснежной рубашке, галстуке c зажимом, украшенным небольшим, но наверняка настоящим бриллиантом, новый директор ЦРУ Уильям Джозеф Кейси больше походил на банкира или преуспевающего биржевого маклера, чем на профессионального разведчика. Облик его дополняли очки в роговой оправе с толстыми линзами, глубокая залысина и коротко постриженные седые виски. Стоит, впрочем, отметить, что за годы своей непростой биографии Кейси кем только не успел побывать. Во время войны он руководил отделением службы разведки в Европе, после войны – крупным банком и биржевой комиссией, назначался на должность заместителя госсекретаря по экономическим вопросам и даже был посвящен в рыцари Мальтийского ордена¹². Кабинет директора ЦРУ Кейси занял после прихода в Белый дом нового хозяина, что было вполне ожидаемо, поскольку именно Кейси возглавлял предвыборный штаб победившего кандидата¹³.

Роскошный кабинет еще хранил следы предшественника: за витражами красовались модели боевых кораблей, стены украшали компасы, штурвалы и навигационные приборы, в воздухе стоял неискоренимый запах вонючих никарагуанских сигар, любимых сигар адмирала Бобби Рона Илдмэна. Злые языки уверяли, что отставка адмирала связана не только со сменой власти на Пенсильвания-авеню, 1600¹⁴, но и со скандальным провалом секретной операции в СССР¹⁵.

В отличие от Кейси, его заместитель Роберт Боуви, придя в ЦРУ в двадцать пять лет, хранил верность данной организации, планируя операции и вербуя агентов по всему свету уже без малого четверть века.

Внимательно выслушав доклад Боуви по проекту «Мираж» и пробежав глазами принесенные заместителем бумаги, Кейси спросил:

– Насколько я в курсе, проект «Мираж», кроме чисто военного предназначения, разрабатывался и для другой, не менее важной цели?

– Вы правы, сэр, но у русских есть хорошая поговорка: «Нельзя поймать двух зайцев одновременно».

Кейси усмехнулся и покачал головой.

– Вы не хуже меня знаете, что в разведке операции, как правило, направлены на решение нескольких задач одновременно. Возьмите хотя бы план Даллеса.

– Вы имеете в виду меморандум двадцать дробь один¹⁶, господин директор?

– Именно, и, судя по докладам нашей восточной резидентуры, сейчас мы как никогда близки к его реализации.

– Сэр, я бы воздержался от столь оптимистичной оценки. Предложенный резидентурой план нуждается в серьезной проработке.

– Ну так прорабатывайте, черт возьми! – В голосе Кейси прозвучало раздражение. – Наш президент хочет войти в историю как человек, покончивший с империей зла¹⁷.

«А ты хочешь доказать, что не зря сел в это кресло», – подумал Боуви, но вслух, конечно, не сказал.

Глава 5

Невеста Николая Неодинокого Марина Суровина, старший сержант отдельной роты охраны в городе Таежном, умела держать себя в руках. С Колей они познакомились во время задержания опасного бандита¹⁵. Неодинокий с первого взгляда влюбился в хрупкую девушку, едва достающую двухметровому Николаю до плеча и тем не менее ловко уложившую мордой в грязь здорового тренированного мужика. Выросшая в семье медицинской сестры и милиционера Марина до восьмого класса средней школы пыталась понять, что ей больше нравится – лечить людей или ловить преступников. Трагическая гибель отца в перестрелке с уголовниками положила конец колебаниям. Получив аттестат, Марина подала документы в школу милиции. Девушек сюда брали неохотно, но помогла протекция друга отца, начальника райотдела. На курсе Марина была лучшей, не уступала парням ни в теоретической, ни в физической подготовке. Школу Суровина окончила с отличием, получила звание сержанта и направление в канцелярию городского управления милиции – бумажки перебирать. Рапорты с просьбой о переводе на оперативную работу начальство игнорировало. После полугода мучений все тот же друг погибшего отца предложил Марине перейти в отдельную роту охраны, обеспечивающую безопасность города, который вырос вокруг комбината, имеющего прямое отношение к ядерному щиту родины. Марина согласилась и не пожалела. Работа была интересней, и денег тут платили больше. Она уже несколько раз участвовала в задержаниях, получила грамоту за умелые действия и третью нашивку на погоны.

Но сегодня контролировать эмоции у Марины получалось плохо. Заметив Сергеева, она порывисто вскочила, ткнулась лицом ему в плечо и всхлипнула.

По словам Марины, позавчера Николай пришел домой очень возбужденный, сказал, что видел летающую тарелку, но подробностями делиться не стал. Ночью спал плохо, ворочался с боку на бок. Рано утром Марина уехала в Таежный на дежурство. В четырнадцать тридцать пять Коля позвонил на Маринин служебный телефон из переговорника¹⁸. Сообщил о найденном в почтовом ящике письме, зачитал уже известный Андрею текст. В двадцать два десять он снова позвонил в Таежный. Сказал, что пойдет на Лысую горку разбираться. Уговорить Колю отказаться от похода Марине не удалось. Обещал, вернувшись, перезвонить – переговорник работает круглосуточно. Марина всю ночь ждала звонка, а не дождавшись, рано утром первым автобусом приехала в город С. Обнаружив пустую квартиру и поняв, что Коля не ночевал дома, она поехала к Сергееву.

– Умница, правильно сделала, что приехала, посиди, я сейчас.

Андрей оставил Марину на попечении Белорецкого. Ветеран скорой помощи, кандидат медицинских наук, умница и эрудит Виталий Исаакович Белорецкий, кроме профессиональных достоинств, обладал еще одним качеством, на которое Андрей сейчас очень рассчитывал. Невысокий, с неказистой, кряжистой фигурой и породистым длинным носом, Виталий Исаакович умудрялся очаровывать молодых врачей-интернов женского пола, проходящих на скорой практику. В редкую смену в бригаде Белорецкого не было очередной практикантки, преданно смотревшей наставнику в глаза и старательно фиксировавшей в школьной тетрадке премудрости постановки диагноза. Пару раз Андрей наблюдал, как практикантки рыдали, уткнувшись в грудь учителя и делясь своими тайными девичьими проблемами. Правда, обычно это были худые, нескладные, на голову выше наставника очкастые создания с костлявыми коленками, совсем не во вкусе Сергеева и не похожие на спортивную, но женственную и весьма привлекательную Марину. «Очень даже ничего», – сказал главный сердцеед и ловелас скорой Вова Буковский, увидев около диспетчерской ждущую Николая Марину. Правда, узнав, что перед ним невеста Неодинокого, он тут же скис и поспешил ретироваться. Крутой нрав Неодинокого на скорой знали хорошо.

Когда Андрей выходил из кабинета, Марина на чай с пряниками уже согласилась.

Сергеев спустился в справочное бюро, попросил поднять вызовы на Лысую горку. Выяснилось, что прошлой ночью в район горки бригады скорой выезжали четыре раза. Два вызова были безрезультатными – пострадавших или больных не обнаружили. На третьем бригада подобрала пьяного мужчину в возрасте за полтинник и доставила в вытрезвитель¹⁹. Четвертая бригада… Андрей почувствовал, как внезапно стали непослушными и слегка задрожали пальцы, листающие страницы журнала вызовов. Молодой мужчина с тяжелой черепно-мозговой травмой госпитализирован в двадцать четвертую больницу, без документов, без сознания. По просьбе Сергеева сотрудница справочной принесла карту вызова. Работала линейная бригада с пятой подстанции, врач незнакомый, почерк на удивление аккуратный и разборчивый: «Неизвестный мужчина без сознания, на голове в затылочной области тупая травма с рассечением кожных тканей, крепитации костей нет, лежит на боку, следы рвоты». Определить возраст пострадавшего ночью, при плохой видимости, сложно. Врач написал, что мужчине около тридцати лет; Коле двадцать восемь, это очень близко. Андрей поднял трубку городского телефона, набрал двадцать четвертую реанимацию. Разговор со знакомым заведующим отделением ясности не внес. У поступившего субдуральная гематома, сделана трепанация черепа, гематома удалена, но когда пострадавший придет в сознание – неизвестно. Если вообще придет.

После чая с пряником Марина немного повеселела, щеки порозовели. Когда Андрей вернулся, она смеялась над очередным одесским анекдотом Белорецкого – запас таких анекдотов у заведующего кардиологическими бригадами был неиссякаемым. Андрей постарался придать лицу нейтральное выражение, но ему это удалось плохо. Марина заглянула Сергееву в глаза и смертельно побледнела.

– Что? – прошептала она непослушными губами.

– Пока ничего страшного, – как можно спокойнее сказал Андрей. – Сейчас мы с тобой поедем в двадцать четвертую, возможно, Коля там, но не факт.

В больнице, принимающей «травму» из четырех районов города, как всегда, стоял дым коромыслом. Подъезжали автомобили скорой помощи, некоторые с мигалками. Такие машины сотрудники встречали уже на улице: бригады по рации передавали, что везут «тяжелого». Пациентов быстро, но аккуратно перегружали на каталки, завозили внутрь. В приемном покое ждали своей очереди «легкие», с неосложненными переломами и травмами. Некоторые ждать не желали, требовали немедленно врача, просили, угрожали. Бегали санитары и медсестры. Рентген-лаборанты проносились с еще влажными снимками. Целеустремленно проходили врачи-травматологи…

Андрей с Мариной подъехали к приемнику на выделенной старшим диспетчером дежурной машине.

– Надевай. – Андрей протянул Марине белый халат. – Иди за мной, не отставай, ни на кого не обращай внимания, в разговоры ни с кем не вступай. Я сам буду объяснять, куда идем, если спросят.

Никто ничего не спросил. Они быстро прошли по коридору, поднялись на третий этаж, в реанимационное отделение. Кабинет заведующего был закрыт. Андрей попросил Марину подождать, зашел в ординаторскую и почти сразу вышел с бородатым коренастым мужчиной, который оказался ростом ниже Сергеева, но раза в два шире в плечах. Белый халат на могучей груди бородатого был застегнут на одну чудом державшуюся пуговицу.

– Иван Михайлович, – представил спутника Андрей. – Лучший реаниматолог города и мастер спорта по тяжелой атлетике к тому же.

– Заслуженный мастер, – пророкотал бородатый и внимательно посмотрел на Марину. Повернувшись к Сергееву, спросил: – Может, сначала мы с тобой вдвоем зайдем?

– Нет, я с вами, ну пожалуйста… – Марина крепко схватила Андрея за локоть.

Заведующий тяжело вздохнул, пожал плечами и, не говоря ни слова, двинулся к стеклянной двери, на которой большими красными буквами красовалась надпись «РЕАНИМАЦИЯ».

Глава 6

Городской самиздатовский²⁰ журнал «Поиски», печатавшийся раньше весьма ограниченным тиражом под копирку на пишущих машинках, в прошлом году каким-то образом получил доступ к ротационной типографской машине²¹, после чего приобрел широкую известность у читающей общественности, а также репутацию народного и правдивого издания. Злые языки, правда, утверждали, что журнал «лег» под КГБ и доверять ему можно не больше, чем печатному органу Горсовета – газете «Вечерний город», но Вероника Матвеевна этим слухам не верила, считая их сплетнями завистников. Пристрастившаяся за годы почтовой службы к чтению и перечитывающая все выписываемые семьей дочери газеты и журналы – включая «Крокодил»²² зятя, «Мурзилку»²³ внука и «Веселые картинки»²⁴ внучки, – регулярно по понедельникам и пятницам она заходила в пятиэтажку, расположенную через два квартала от дома. Из незапертого почтового ящика номер двадцать три Вероника Матвеевна вытаскивала свежий номер журнала «Поиски». Если она приходила рано утром, только отведя внука в школу, то обнаруживала в ящике толстую пачку номеров. Если же задерживалась – пачка основательно худела. Однажды после обеда ящик оказался пустым.

Сегодня Вероника Матвеевна пришла рано, и двадцать третий был забит до отказа пахнущими типографской краской листами. Вероника Матвеевна взяла из пачки верхний номер и опустила в стоящую на полу консервную баночку три копейки. Цена на журнале не указывалась, но Вероника Матвеевна всегда платила три копейки – столько стоили центральные газеты в киосках «Союзпечати».