«Православные! Що це лежыть пред нами? — Це тило. — Чие-ж це тило? — Его Превосходительство Михаила Петровича. — Чого-ж воно лежыть? — Воно лежыть бо ёго Превосходительство Михаил Петрович вмерли. — Чого-ж воны вмерли?
Пароход начал медленно двигаться, и берег все дальше и дальше уходил от нас. Я понимала, что вижу эту красоту, может быть, в последний раз в моей жизни, что никогда, пожалуй, в Россию не вернусь, что едем мы как-бы в пространство…
меня однажды тоже подхватил норд-ост. Мне надо было переходить через мостик, перекинутый через глубокий овраг. Вдруг сила ветра оказалась такая, что меня понесло вперед. Я побежала, т.е. только подставляла ноги, остановиться я не могла
На этих пляжах люди грелись на солнце совершенно голыми, и так бежали купаться в море. Без костюма было гораздо приятнее. Мужчины, идя к своему песочному пляжу, (правда вдали по земле), должны были проходить мимо нас, и тогда дамы, чтобы их не узнали, покрывали себе лицо носовым платком. Лежа там на песке, я думала о том, как изменились нравы!?
Во всех учреждениях теперь приказано было говорить на украинской мове. Это не был красивый музыкальный язык наших малороссов, а какой-то совсем чуждый, говорят, выдуманный профессором «паном Грушевским» в Вене.
Миша спросил меня: «Как ты думаешь, продать?» А я ответила: «Нет! пусть лучше останутся, как племенные, для России, пусть хорошую породу разводят теперь мужики». И он не продал. Мы узнали потом, что все эти породистые овцы были съедены при наступившем голоде.
Решено было, что он уговорит мужиков, вышедших нас «перенять», зайти от мороза в теплую кузницу, переждать там, а он будет им рассказывать сказки. Мороз был лютый, в кузне было тепло,
