Вы такие твари, – гогочет он, чувствуя, как на душе становится легче.
– Какие? – уточняет Зак.
– Божьи. – Бекка сжимает губы, словно сама удивлена своей шутке.
неделю назад из реанимации сбежал, чтобы к Богу наведаться, а сегодня поноса испугался. Хотя, если подумать, словить бледного на скамейке куда благороднее, чем обосраться.
Автодом? Автоматическую коробку передач на «Индиго»?
Баночку таблеток. Маленькую – в ладони поместится. Двенадцать косарей на то, чтобы блевать по утрам и чувствовать себя как говно.
– Они почти не отличаются. – Том сравнивает ботинки с теми, которые выбрал сам.
– Поцьти не отьицяютьця, – корчит рожу тот. – Ты точно англичанин?
– А ты точно ходил со мной в одну школу? Оксфорды! Факбой, ты забыл, как жвачку под парту лепил? Или как хер на заборе церкви рисовал? – Он поворачивается к девушке, которая еле сдерживает смех: – Мисс, нам нужны дерби, а не лоферы.
– Прекрати. – Джек и сам ржет. – Примеряй давай и поехали. А то я опоздаю.
– Нахера оно тебе? Говорю же, это моя проблема.
– Не визжи, я же не отнимаю. Просто вместе может получиться лучше.
Теперь его совесть чиста. Он может спокойно сделать то, что задумал.
«Индиго» нехотя заводится, словно недовольна его решением. Вот же засранка с характером: чуть что, сразу скандал. Когда Том купил Кэтрин «Ионик», она два дня пыхтела, и в этом противном звуке так и слышалось: «От тебя пахнет другой машиной».
– Нет, старушка, – строго произносит он. – Мы с тобой вместе до конца. Понимаешь, мне нужен друг, ты же не хочешь, чтобы я умирал в одиночку? А кто лучше, чем ты, сможет меня поддержать?
В ответ «Индиго» нагло глохнет. Том лезет в бардачок, достает оттуда старую незаконченную пачку сигарет и зажигалку. Если эта стерва решила закатить истерику, он хотя бы выкурит свою последнюю сигарету.
– И что ты будешь делать? – спрашивает он, чиркая зажигалкой. – Стоять тут и смотреть? А я, типа, пешком иди? Нормальная вообще?
Он делает вкусную первую затяжку: она не сумеет ему повредить. Сигареты сделали, что могли, хуже не будет. Вернее, он не даст этому случиться.
– Мы пойдем на это вместе, – повторяет он машине. – Думаешь, мне не страшно? Пиздец как страшно, засранка, хотя уж я-то все придумал. Сто раз себе повторил, а все равно сижу, как дебил, и думаю: а можно еще что-то сделать? Но уже слишком поздно. Я поймал бы эти метастазы в декабре, но что толку? Лечение не помогает.
Том зажмуривается: нужно собраться, быть смелым хотя бы сейчас, ты, ебаный лев из страны Оз. Перед глазами встают лица любимых людей: братьев и Кэтрин. Самых важных в жизни. Тех, кого он будет любить до самой смерти и, наверное, после нее.
– Давай, милая, не заставляй меня умолять, – говорит он. – Я тебя так долго искал по рынкам и на сайтах, а потом тебя хотел купить какой-то уродливый швед. А я взял все деньги, что у меня были, и отправил, чтобы ты приехала сюда. Ты же мой друг, понимаешь? И ты пиздец как нужна мне сейчас.
Он поворачивает ключ в зажигании, и «Индиго» чутко заводится.
– Спасибо, милая, – шепчет Том, наклоняясь к тахометру. – Теперь мы сможем это сделать.
Жаль, но его история в «Феллоу Хэнд» заканчивается сейчас. Можно было бы заткнуть всем рот ховером, прилететь на работу по воздуху, вломиться в кабинет Леона с улицы, расколотив к ебеням все чертовы стекла. Ай, как было бы красиво… Но вместо этого им просто пора прощаться.
– Прости меня, Кейт, – беззвучно шепчет он. – Ты достойна лучшего, ты девушка, к ногам которой нужно бросать королевства. Я так люблю тебя… Ты мое сердце и душа, и какой же я везунчик, что встретил половинку. Как же не хочется тебя бросать, Кейт. Знаю, обещал, что выйду в ремиссию и сделаю тебя счастливой, и я такая свинья, что не смог. Постарайся не плакать обо мне, хорошо? Я знаешь что? Я найду способ вернуться к тебе оттуда. Не знаю, существуют ли перерождения, но я заебу там всех. Скажу, мне нужно домой, к жене, отпустите! И они отпустят, лишь бы отстал. Знаешь же, я умею быть настойчивым. И вернусь, наверное, в теле собаки. Если увидишь бродячую псину, которая машет хвостом, знай, это я. Поселюсь рядом с гаражом, а ты приходи иногда, хорошо?
– Слушай, ты уверен, что не хочешь поговорить с Леоном? Конечно, он меня самого бесит, но брат же.
– Пусть остынет и подумает о своем поведении, – жестко отвечает Том. – Заигрался в директора.
– Дело твое. Ну все, давай.
– Братишка, – зовет Том, – я люблю тебя.
Наступает короткая пауза, за которой следует тихий смех Гэри.
– Я тоже люблю тебя, Тыковка. Только ты так не пугай.
Помню. Кстати, – вспоминает Том, – как зовут твоих родителей?
– Ким Юнсо и Ким Сонхва.
– Будь здорова.
