Глава 2

Мне было страшно, и так же страшно хотелось есть. Кажется, мой спутник решил, что сделал для меня все возможное и теперь может спокойно меня бросить. Этого я никак не мог изменить, зато попробовать съесть что-нибудь у меня вполне могло получиться. Как здорово, что я не выбросил золотой самородок!

На глаза попалась забегаловка, в которой хозяйничал человек, отдаленно напоминающий ортодоксального еврея – в кипе и с косичками. Морда, правда (лицом это было тяжело назвать), слишком выдавалась вперед, как у барана. Но ему это шло.

– Таки здравствуйте, – не удержался я от одесского акцента.

– И вам не хворать, любезный. Что желаете скушать?

– Знаете ли, я тут впервые, остался один, без средств к существованию. Не могли бы вы монетизировать в местную валюту мое единственное состояние? – Я выложил на витрину самородок. – Золотишко. Грамм двести точно есть.

– Золото? – удивился хозяин забегаловки.

Он почему-то засуетился, несколько раз нырнул под прилавок, бубня что-то неразборчивое под нос.

– Извините, но если у вас нет таких денег, я готов подождать. Для начала просто накормите меня, а то я скоро упаду в голодный обморок.

– Конечно, конечно, пару минут обождите, я как раз приготовлю.

– Спасибо. – Суета хозяина меня удивила, но я не посчитал ее поводом для беспокойства. Пошел и занял столик. Вдруг вспомнил, что я не назвал ему, чего бы я хотел съесть, и глянул на вывеску, предполагая, что это забегаловка, в которой подают единственное блюдо. Нет, там были изображены разные сдобнушки, куски мяса и напитки. – Мне чего-нибудь мясного, жареного.

– Непременно! – уверил меня хозяин, не показываясь на глаза.

Я решил, что он занят готовкой. В ожидании обеда огляделся. Справа от меня за столиком сидела парочка. На первый взгляд, свои, земляне, но нет – кошачьи зрачки выдали в них иномирцев. Парочка была увлечена друг другом и не замечала моего пристального рассматривания. С соседями с другой стороны от меня такой трюк не прошел. Там сидел толстокожий «бегемот», весь в выпуклых наростах, похожих на бородавки. Он поглощал что-то растительное из большого блюда, не пользуясь приборами.

– Что? – спросил он грубо в ответ на мой пристальный взгляд.

– Извините. – Я отвернулся и уставился в небо.

Над головой парило судно на трех красных шарах. Я увидел, как с него выпрыгнула точка, пролетела немного камнем, а потом взмахнула широкими крыльями и закружила над крышами. Почему-то про птиц я не думал до сего момента. Наверняка и разумных пернатых в Транзабаре было предостаточно.

Две минуты закончились давно, а заказанного мяса все не было. Может быть, это место было создано для того, чтобы обманывать. Только я поднялся, чтобы поинтересоваться состоянием моего заказа, как стальные хваты зажали мои руки. Два гигантских австралопитека волосатыми лапищами удерживали меня.

– Вы кто такие? Гопота местная? У меня нет денег, вон тому еврею за обед отдал.

Ископаемые человекообразные подняли меня, как пушинку, и поставили у прилавка.

– Ну наконец-то. – Хозяин забегаловки показался над прилавком. – Долго вас ждать пришлось.

– В чем дело? Вы кто? Я еще ничего не успел совершить, меня только что привезли сюда.

– Где золото? – утробным голосом спросил один из австралопитеков.

Хозяин положил мой самородок на деревянную поверхность.

– Ваше? – спросил реликтовый гоминид.

– Наше. Подобрал по дороге, не украл. Если бы умел, показал место, где взял. Меня Вольдемар привел в этот город и его друг, кентавр Ставр. Нет, не так, Ставррррр. Не слышали про таких?

– Вы задержаны до предъявления обвинения. Приговор завтра, на рассвете, как и исполнение его.

– Штраф? Работы? Будьте снисходительны к новеньким. Я есть хочу, я устал с дороги, у меня столько приключилось за последний день…

– Вас накормят, чем пожелаете.

– Да? Меня уже обещали сегодня покормить.

– С этим проблем не будет, еда, игра, совокупление – всё что пожелаете.

– Да у вас, по ходу, круче, чем в норвежских тюрьмах.

– Вы уже сидели за проступки?

– Нет! – ответил я резко. – Это информация из открытых источников.

Австралопитеки вывели меня на большую улицу и посадили в бричку, управляемую мускульной силой одного из охранников. Под стук колес по булыжной мостовой меня повезли в тюрьму. Голод не давал задуматься о том, что это может быть опасно. Он перевешивал страх, интуицию и прочие мои функции, отвечающие за самосохранение.

Экипаж въехал под высокий арочный проход в еще более высокой кирпичной стене. За спиной с шумом опустилась железная переборка, отделив внутренний двор тюрьмы от внешнего мира. Бричка остановилась. Меня грубо вытащили из нее и повели в сторону каменного здания с маленькими окнами, по тюремной практике прикрытыми решетками.

– Из огня да в полымя, – произнес я упавшим голосом. – Бесплатный адвокат от государства у вас положен?

– Не слышали про такого, – ответил австралопитек, идущий слева.

– А мне говорили, что вы ушли от нас далеко вперед в плане прогресса. А вы даже про презумпцию невиновности не слышали. Вину надо доказать.

– На суде докажут.

Через могучую деревянную дверь, усиленную коваными петлями, меня провели в прохладную и темную комнату. После уличного света пришлось долго вглядываться, чтобы увидеть ее обстановку. Когда глаза привыкли, я увидел пернатого, скребущего пером по бумаге. Видимо, перо было его собственное. Меня подтолкнули к разумной птице.

– Полное имя? – Птица подняла на меня длинный клюв и моргнула третьим веком.

– Жорж… – Хотел добавить «Милославский», но передумал. – Землянский. – Так было правильнее.

Птица-секретарь внесла мое имя скрипучим пером.

– Обстоятельства, при которых вы оказались в Транзабаре? – Голос у нее тоже был скрипучий, как у несмазанной дверной петли.

Я рассказал все, начиная с момента, когда моя машина выхватила светом фар голого Вольдемара, или кто он там был на самом деле. Пернатый слушал меня, ничего не записывая.

– Значит, контрабандным, – резюмировал он и внес всего одно слово в описание моего появления в этом городе.

– Постойте, я не вещь, которую можно пронести. Налицо мошеннические действия, которые легко доказать. У вас есть записи с камер наблюдения? Хотя какие камеры в вашем музее.

– Оставьте свой тон для суда, мне нужны только сухие данные. Подтверждаете, что золотой самородок принадлежит вам?

– Не подтверждаю. Мне подкинули.

Птица-секретарь что-то вписала в бумагу. Поставила под текстом печать и присыпала влажный текст черным порошком. Затем помахала над бумагой крыльями, подсушивая ее и сдувая остатки порошка.

– В общую камеру, для контрабандистов, – произнес пернатый.

Откуда-то из сумрака вышли двое. Я не видел их до сего момента и готов был поклясться, что их в комнате не было. Эти больше напоминали человека, но только с детства сидящего на стероидах. Мышцы были перекачаны до такой степени, что скрывали шею, а ноги терлись друг о друга, заставляя идти враскорячку. Парочка забрала меня из рук австралопитеков и вывела из комнаты.

По винтовой каменной лестнице меня вывели на второй этаж. Подвели к решетчатой двери, за которой стояли, сидели и лежали прямо на полу не меньше двадцати существ. Синтольный культурист открыл грохочущий замок, а второй толкнул меня в камеру. Я чуть не налетел на благообразного старичка с белой бородой до пола.

– Мир в хату, господа сидельцы. – Иномирцы иномирцами, но феня в тюрьме – первое дело.

– Драсьте, – ответил кто-то.

Я застыл на входе, не зная, можно ли мне пройти дальше, чтобы расположиться основательнее.

– Я в первый раз здесь, не местный, обычаев не знаю, поэтому прошу быть снисходительнее, если нечаянно нарушу какую-нибудь тюремную заповедь. Ладно?

– Так здесь все в первый раз.

– Здесь только те, кто не умеет сам ходить через миры. Они нас всех считают контрабандистами.

– Вам тоже об этом не сказали? – спросил я.

– Нет, я вообще бухой был, не помню, как здесь оказался.

– А я летел на самолете, который сломался и пошел к земле. Там был один мужик, который меня вытащил оттуда в этот Транзабар.

– На самолете? – обрадовался я. – Откуда вы, с Земли?

– Нет, у нас нет такой страны.

– Жаль. Хотелось бы земляка встретить. Никого с Земли нету?

В ответ – молчание. Я вздохнул и прошел к нарам, которые, как мне показалось, были свободными. Присел на уголок, готовый прыснуть с них, если окажется, что они заняты каким-нибудь авторитетом. Никто ничего не сказал и даже не подал виду, что я поступил как-то не так. Я осмелел:

– А что, кормить когда будут?

– С утра тут сижу, самый первый, еще ничего не приносили, – ответил иномирец, похожий на енота или барсука черными полосками на лице и белой плотной шерстью.

– А мне обещали. – Я расстроился.

– Всем обещали, но может статься, что обещание исполнят перед вынесением приговора.

– «Приговора»? – Меня кольнули неприятные предчувствия. – Звучит как исполнение последней воли перед смертной казнью.

– Есть такое мнение.

– И ведь знак был такой отчетливый: начинается жопа. – Я вспомнил бледную задницу Вольдемара. – Надо было тормозить раньше.

– Что теперь говорить об этом? – Сидящий напротив меня пухлый человек с добрыми синими глазами покачал головой. – Принятие неизбежного – лучший способ завершения земного пути.

– Нет уж, пока дышу – надеюсь, – ответил я.

Мысль о смерти казалась мне совершенно невозможной. Не верилось – даже в том театре абсурда, который со мной приключился, – что это последнее представление в моей жизни. Нет, обязательно должно случиться какое-то событие, которое не даст этому произойти. Моя твердая убежденность подействовала на меня успокаивающе.

Желудок сразу отреагировал на изменение настроения громким урчанием.

– А что, никто не пронес с собой ничего съедобного? Выкладывайте на общак, поделимся по-братски. – Я упер руки в колени «по-авторитетному».

Мой вопрос остался без ответа.

– Может, съедим кого-нибудь? – подал голос из противоположного конца камеры человек с явными чертами хищника. – Есть тут травоядные?

Толпа сокамерников с тихой возней расступилась, оставив в центре пустого места человека с белой козлиной бородкой и небольшими рожками. «Веган» испуганно забегал глазами по лицам людей.

– Ну-ка прекратите вести себя как животные! – Благообразный старичок имел сильный голос. – Может быть, вас на то и проверяют, как вы, такие разные, сможете найти между собой общий язык. Мы же все новички. Начнем жрать друг друга – нас точно отправят под топор палачу.

– Старик дело говорит. Это проверка.

– Сидим и не ропщем. Кто оголодал сильно, пусть подошву от ботинок жует.

Последнее предложение я принял на свой счет. Обиделся и отвернулся ото всех. В камере стало тихо, и только грохот замков в соседних камерах давал понять, что в тюрьме что-то происходит. Вскоре и в нашей камере открылся замок. Все ожидали увидеть нового человека, но это оказался пресмыкающийся гад. Сокамерники одновременно опустили взгляд к ногам мускулистых охранников. Чешуйчатая змея выползла из-под их ног и замерла на входе. Она приподняла голову и оглядела немигающим взглядом всех присутствующих.

Те, кто был к ней поближе, попятились, кто сидел на нарах – испуганно подняли ноги.

– Добрый день, – произнесла змея шепотом, леденящим душу.

– До вашего появления он был гораздо добрее.

– Что не ползалось по родной земле? – спросил кто-то, я не успел заметить кто.

Змея резко выстрелила раздвоенным языком в сторону спросившего. Этот жест можно было понять как предупреждение.

– Не по своей воле, – прошипела змея и скрутилась в кольца. – Я мерзну, может кто-нибудь взять меня на руки?

Никто не пошевелился. Белый старичок снял с себя холщовую рубаху и набросил на тело змеи.

– Это не поможет, мне нужно в тепло.

Из всего тепла в камере имелись только тела теплокровных да пятна солнца, бьющего через узкие окна. Мне стало жалко гада, я встал, поднял его с пола.

– Почто ужика тираните?

Он оказался тяжелым, килограмм на пятьдесят, и холодным, как покойник. Змей смотрел мне в глаза, будто пытался контролировать мои действия. Я поднес его к круглой дужке спинки нар, на которую падал солнечный свет.

– Накрутись спиралькой и грейся.

– Спаси-и-и-ибо, – поблагодарил меня змей. Он вяло накрутился на дужку и закрыл глаза.

– Не за что. Спи спокойно.

В камере снова стало тихо. Каждый пытался предугадать, что его ждет завтра. Мне раз за разом приходила бесполезная мысль: а что, если бы я не поехал той ночью никуда? Она была никчемной ввиду невозможности что-то изменить, но самой настойчивой. Ее обдумывание лишило меня душевных сил, и я уснул.

Спал я, судя по тому, как затекли мои члены, долго. В камеру через незастекленные окна свободно проникала утренняя прохлада. Несмотря на то что народу было много, душно не стало. Меня бил легкий озноб. Такое ощущение, что я истратил все калории и теперь, как змей, стал хладнокровным, приобретая температуру окружающего воздуха.

С улицы доносился шум. Тюремщикам отчего-то не спалось в столь ранний час. Мысль про то, что там готовят эшафот, добавила трясучки. Подумалось, что если меня лишат жизни, то и поплакать будет некому. Закопают обезглавленное тело где-нибудь в общей яме или скормят свиньям-людоедам, и никто не уронит слезу. Получалось, что я прожил жизнь так, что и не оставил ничего, словно меня и не было на свете. Никакой, человек-невидимка, человек-тень. «Нет никто и звать никак», как любила говаривать моя мать. Прямо про меня.

Вдруг по всему этажу загрохотали замки, раздался топот ног и крики охранников.

– Выходи строиться!

Черт, это мне так напомнило первый день в армии! Та же неизвестность впереди и не самые оптимистические ожидания. Открылась дверь нашей камеры.

– Выходи строиться!

– А зачем? – спросил козлобородый.

– Судить вас будут.

Да уж, суд без провинности заранее отдавал предвзятостью и темными временами Средневековья. Не зря мне Транзабар с высоты показался именно средневековым городом. Я направился к выходу вместе со всеми, но, вспомнив про змея, бросил взгляд назад. Пресмыкающийся лениво сползал с нар. Ему явно не хватало скорости. Бедняга совсем окоченел. Я вернулся и положил его себе на плечо.

– Идем скорее, а то на казнь не успеешь.

– Спаси-и-ибо! А кого казнить будут?

– Нас.

На этаже скопилось полно народу. Я заметил, что народ в камеры собирали по гендерному признаку. За нами толпилась женская ватага. Мужики пялились на них с любопытством. Посмотреть было на что. Все эти разумные травоядные имели огромное вымя на животе, что для меня выглядело совсем не эстетично. Но большинство женщин оказались человекообразными. Какого черта им не сиделось дома?

– Вперед, на выход! – скомандовал перекачанный голем.

Толпа заключенных под монотонный гул голосов направилась к лестнице. Змей, кажется, пригревшись на моем плече, снова задремал. Хлопал меня по спине безвольно повисшим хвостом.

– Парень, ты со своей удавкой? – спросил разумный хищник.

– Нет, я решил умереть от змеиного яда.

– Я не ядовитый, – прошипел змей.

– У нас змеи не разговаривают, – произнес хищник.

– У нас тоже, – признался я.

– Да и обезьяны не разговаривают, орут только, как полоумные.

Я уже хотел согласиться с ним, что у нас тоже нет говорящих обезьян, но тут до меня дошло, что это намек на мою эволюционную ветвь.

– А у нас собаки только брешут почем зря да блох по шерсти гоняют. У меня две собаки дом стерегут. Сдохнут – из шкуры накидку на сиденье сделаю.

Хищник отстал, поняв, что его раскусили. Конечно, кто мог произойти от хищников? Только высокомерные существа. Эта мысль даже как-то оправдывала местную власть, не желающую конфликтов на почве непримиримой нетерпимости между представителями разных разумных видов. Только казнить все равно было негуманно. Я бы предпочел депортацию в любой мир, где жили человекообразные существа или не жили разумные вообще. Смерть – это крайний вариант решения проблемы.

Перед выходом на улицу в ноздри ударил запах еды. Народ прибавил шаг. Даже змей на моем плече сделал попытку поднять голову. Она у него выглядела раза в три больше, чем у земных змей, так что ему было тяжело это сделать.

На тюремной площади стояли дымящие полевые кухни. От них рядами расположились столы. Я прибавил ходу, чтобы первым взять миску и ложку. Гад на моем плече помогал мне бороться с возмущением тех, с кем я обошелся достаточно грубо.

Над одними полевыми кухнями висел символический цветок, над другими – куриная голень. Потоки разделились на травоядный и хищный. Мне можно было направиться в любой, но душа больше желала мясного.

– А ты чего ешь? – Я подумал, что нам со змеем может оказаться не по пути.

– Яйца, – ответил он.

– Хорошо, идем к хищникам.

Как ни странно, но на полевой кухне имелись вареные куриные яйца. Из бочки накладывали хорошо пахнущую кашу из непонятной крупы, но с понятными кусками мяса. Я взял и кашу, и яйца, и какой-то напиток зеленого цвета. Вытащил из-под кошачьего зада стул, потому что стула нам не досталось. Кошак попытался огрызнуться, но двойная агрессия быстро охладила его темперамент.

– Надо же, Мурзик шипеть вздумал. Это ему не в тапки срать, – хмыкнул я. – У тебя нет аллергии на кошачью шерсть?

– Нет. Но я никогда не ем их с шерстью, – признался гад.

– Фу, не надо таких подробностей перед едой.

Напиток оказался с градусами и хорошо достал до мозгов на фоне двухсуточного голода. Каша показалась изумительной по той же причине. Мне не испортил аппетит даже вид пресмыкающегося товарища, заглатывающего яйцо прямо в скорлупе.

– А чё ты его так глотаешь? Сказал бы – я бы тебе почистил.

– Не надо. Я так привык.

Змей напрягся. Изнутри его тела донесся звук лопнувшей скорлупы.

– Понятно, так еще и кальций в организм поступает. Послушай, а к старости у вас, наверное, проблемы с гибкостью бывают?

– Бывают. Колечком сложнее скрутиться, а потом развернуться.

– Всё как у нас.

Признаться, хмельной напиток и сытый желудок отодвинули страхи на задний план. Даже подумалось, что история с казнью просто выдумана от страха.

Тех, кто поел, ждали игры – по желанию: азартные, спортивные, интеллектуальные. Я немного побегал в эстафете. С кошачьими тягаться в этой дисциплине было бесполезно, они бегали намного быстрее. Мы со змеем оказались посмешищем на их фоне. Мне было плевать, я ждал третьего компонента. Как я помнил из обещаний, это был интим. Находясь в легком опьянении, я был не против контакта с какой-нибудь иномирской красавицей.

И вот на площадь выкатили какие-то будочки с ширмочками. Приятные развлечения ждали представителей обоих полов. Я понял, что мне полагаются будки с манерной нагой красоткой на ширмочке.

– Извини, друг, тебя с собой я не возьму. В таких делах свидетели не нужны.

Я оставил змея и направился к будке. Сдвинул шторку в сторону, надеясь увидеть за ней жгучую красотку, ожидающую моих ласк. Вместо нее меня ждал деревянный станок, имитирующий женщину в собачьей позе. От женщины были только деревянные ягодицы и бедра до половины и в центре – довольно небрежно выполненное причинное место, проникать в которое совсем не хотелось. С интимом вышел облом. Хотя в соседней будке, судя по звукам, с этим было все в порядке.

– Животные, тьфу. – Я плюнул себе под ноги и направился к змею.

– Ты что так быстро, мужик? – спросил меня мелкий макакоподобный иномирец.

– Не в моем вкусе.

– У нас сношения происходят сезонно, – произнес змей, когда я подошел к нему.

– А у нас – как получится: то каждый день, то три года перерыв.

– Странно.

– У нас вообще бабы странные, напридумывают себе разного, а потом ждут, когда к ним придет принц и исполнит все их желания.

– У нас такие же.

– Ты же сказал – сезонно?

– Не, если в сезон никого не нашел, то пропускаешь его. Не нашел в следующий – опять пропускаешь, и так, пока не найдешь.

– Тогда вам хуже, у нас хоть в межсезонье почпокаться можно.

Змей шумно выпустил из ноздрей воздух и закрыл глаза.

– Согрелся?

Змей едва шевельнул головой.

– Меня тоже отпустило. Когда этот балаган закончится?

Через полчаса над тюрьмой раздался протяжный рев нескольких труб. Будки, столы и кухни мигом исчезли с площади. На их место кони-тяжеловозы доставили деревянные конструкции непонятного назначения. Пока их приводили в рабочий вид, над зданием тюрьмы поднялся воздушный шар с большой корзиной. С него через громкоговорители началось вещание:

– Жители Транзабара и гости-иномирцы, каждый день мы славим наш город – средоточие счастья, любви и процветания. Мы любим наш город и желаем ему оставаться таким на протяжении многих веков. Мы помним, чем обязаны нашему городу, чтобы он всегда оставался таким. А мы обязаны избавляться от тех, кто оказался в нем нелегально. От тех, кто обманом и коварством проник сюда, чтобы сеять смуту в наших сердцах. От тех, кто поклоняется вещам, а не чувствам, кто пытается нас вернуть на этот скользкий путь. От тех, кто несет с собой оружие, единственное предназначение которого – убивать. Мы все помним участь Срагаса, который попытался защищать права нелегалов. И где теперь Срагас, спрашиваю я вас? – За стенами послышался гул. – Правильно. Срагас погиб, пустив в себя неизлечимую заразу. Высшие силы не дают тем, кто не научился любить разных людей, способности ходить из мира в мир. Но они, как чума, как ветряная оспа, все равно находят способ попасть в здоровое тело Транзабара. Но мы бдим, вы бдите, люди! И сейчас вы увидите замечательное представление избавления города от ненужной заразы. Мы вышвырнем их навсегда! Во славу нашего города!

Я понял, что за стеной тюрьмы собралась толпа людей и предстоящее событие, судя по шумной реакции, очень заводило их.

– Что значит «выш-ш-швырнем»? – спросил змей.

– Значит, депортируют, – решил я. – Не пойму только: что в этом зрелищного?

Спустя минуту мне стало понятно значение термина «вышвырнуть». На тюремной площади устанавливали катапульты. Старые, деревянные, в точности как в исторических фильмах или стратегиях. Мне все еще хотелось верить в символичность их использования. Не собирались же они стрелять заключенными! Вольдемар меня так убеждал, что здесь все умные, не в пример мне. Я бы никогда не опустился до такой извращенной казни.

Тем временем обслуга катапульт со скрипом натягивала их. По внутреннему периметру тюремного двора рассредоточились крупнотелые охранники. Хмель вышел из головы. Трясучка началась с новой силой. Неужели меня убьют таким извращенным способом, под дикий восторг толпы? А я переживал, что поплакать обо мне будет некому. Так моя смерть станет еще и развлечением для искушенной в этих вопросах публики.

– Холодно, – произнес змей и попытался уползти вглубь толпы.

Он получил по лицу ботинком от крупного быкообразного млекопитающего и отказался от своей идеи. Вернулся ко мне. Чешуя у него под глазом набухла и оттопырилась.

– Там еще холоднее, – соврал змей. – Тень от людей.

– Вот и сиди рядом, погибать – так вместе.

Мои слова услышал сосед, и его сразу же вырвало. Это запустило цепную реакцию. Блевать начали все, у кого нервы послабее. Тюремный двор сразу же превратился в тошнотворную западню. У меня самого еда поднялась к пищеводу, где держалась последними усилиями воли.

Снова загудели трубы. Их рев слился с гулом толпы. Часть охраны направилась к заключенным. Она схватила тех, кто был с краю, и потащила к катапультам. Пленники кричали и сопротивлялись. Троих бросили в ковш первой катапульты. Я заметил, что они точно были из разных миров, и это подтвердило мои страшные предположения: депортация происходит на тот свет.

Всего было шесть катапульт, и в каждую бросили по три человека (или нечеловека). Над тюремным двором и за его стенами повисла тишина. Ее нарушила усиливающаяся барабанная дробь. Шаманский ритм, видимо, приводил публику в экстаз. Вдруг дробь резко оборвалась, и в тот же момент выстрелили с секундной задержкой все шесть катапульт. Тройки, истошно крича, улетели куда-то за стены. Народ визжал от счастья. Зато оставшиеся заключенные превратились в кроликов, загипнотизированных удавом. Потеряли волю и даже не сопротивлялись тем, кто тащил их на казнь.

– Пусть нас не разделяют. – Змей обвился вокруг меня.

– Какой ты сентиментальный, удивительно для хладнокровного.

– У меня сердце горячее, – пробубнил из-за спины змей.

Еще восемнадцать человек улетели в неизвестность. Я прислушался, чтобы понять, когда они шмякнутся, но гул толпы перекрывал любые звуки. Почему смерть так забавляла их? Ответ пришел сам собой. У них не было телевидения и интернета, чтобы выпустить пар. О такой пользе развлекательных передач я не задумывался до сего момента. Потребность в зрелищах, видимо, присутствовала у любых видов иномирцев. Лучше бы они играли в «танки», чем любовались настоящей смертью.

Заключенные не пытались сопротивляться. Шли покорно на убой. Кого-то подводили ноги, и таких волокли к катапультам. Я почувствовал, как мои конечности тоже сделались ватными. Приведись сейчас бежать, я не смог бы. Будь проклят Вольдемар и его сатир, устроившие мне такую судьбу.

Крупный охранник шел в мою сторону. Я видел, как его взгляд зафиксировался на мне. Попытался уйти вглубь толпы, но она сомкнулась. Крепкие руки схватили меня и змея, обвившегося вокруг моей поясницы, и потащили к катапульте. Я почти не наступал на землю, не успевал это сделать. И не было особого желания облегчить палачам решение моей судьбы.

Меня затащили на эшафот, под которым находилась корзина катапульты, и столкнули в нее. Стенки ее были гладкими и обработанными чем-то скользким, чтобы не было возможности выбраться. В ней пахло страхом и дерьмом, причем это был один и тот же запах.

– Как сказал мне мой дед, чтобы научить человека плавать, его надо бросить в воду, чтобы научить летать – в небо. – Палач, заведующий спуском катапульты, находился в приподнятом настроении. – Первый раз сегодня буду запускать воздушного змея. – Палач заржал.

– Я ползающ-щ-щий, – пояснил змей. – Рожденный ползать летать не может.

– Еще как может.

На эшафот завели женщину какого-то кошачьего происхождения и толкнули в нашу корзину. Я попытался помочь ей приземлиться, но она сама сделала это очень ловко.

– Это несправедливо. Моей вины никакой нет, – слабым голосом произнесла она.

Палач только надул губы и отвернулся. Кошка попыталась взобраться наверх, но эволюция отобрала у нее когти. Пленница скатилась вниз и жалобно завыла.

Били барабаны, ритм учащался и становился громче. Вдруг он оборвался. Бум! Меня вжало в пол корзины космическим ускорением. Еще удар, и начался полет. Ветер бил в лицо. Я кувыркался, не успевая зафиксировать взглядом ничего, все смазалось. Ускорение стянуло змея с моей поясницы. Я подумал, что его скоро сорвет, но он смог удержаться за мою лодыжку. Кажется, змей выступил стабилизатором моего полета.

Вращение почти остановилось. Я увидел, что мы летим все так же, тройкой. «Кошка» находилась чуть впереди нас, и кажется, она была без сознания. Я глянул вниз, увидел город и тысячи любопытных горожан на крышах. Посмотрел вперед, чтобы увидеть примерное место приземления. Не увидел – впереди были одни крыши. Вряд ли кому-то понравится, если о его дом будут убивать людей. Неужели нам предстояло лететь дальше? Никакая катапульта не смогла бы зашвырнуть нас так далеко.

Впереди висели конструкции, похожие на летающие корабли, под ними находились какие-то кольца. Так мне показалось. Но когда мы подлетели ближе, я понял, что это не кольца. Это были окна, за которыми открывался вид на другие пейзажи. Порталы в другие миры, решил я. Отличная идея, как избавиться от трупов. Мы влетели в один из таких порталов. Последнее, что я запомнил, – это удар о мягкую поверхность. Однако дух из меня все равно вышибло.

Глава 3

Всё же это оказалась депортация, а не казнь. Вся троица из катапульты после непродолжительного беспамятства пришла в себя. Не считая ссадин и синяков, состояние каждого можно было считать удовлетворительным. Забросило нас на морской пляж из желтого песка. Прибой выбросил на берег потемневшие коряги и пучки зеленых водорослей. Небо со стороны моря заходилось тучами. Густой лес, окаймляющий полосу берега, шумел под набегающими порывами влажного ветра.

– Что скажете, жертвы кораблекрушения? – Я огляделся по сторонам.

– Как мы здесь оказались? – спросила женщина-кошка. – Я ничего не помню.

Она положила мягкую лапу себе на голову. Жест был вполне человеческим.

– Нас забросили сюда катапультой. Могли и не сюда. Я думаю, что все зависело от аэродинамики забрасываемой жертвы. Какой-нибудь бегемотик попал бы в другой мир.

– Я не понимаю, – призналась кошка.

Я заметил, что хрящ на одном из ее острых ушек сломался. Ухо не хотело держаться прямо.

– Нас забросили в один из порталов, – пояснил змей. – Их было очень много.

– Какой бред. Как в это поверить? – Ушки кошки безвольно опустились.

Она зачерпнула лапой песок и высыпала его. Ветер раздул его струйку.

– Как вы думаете, этот мир уже занят кем-то? – спросил змей.

– Ты спрашиваешь про разумных существ, таких, как мы? – Я понял, что в первую очередь мне тоже интересно именно это. И почему-то я хотел, чтобы их здесь не было. – Если это будут какие-то разумные пернатые, то нас точно определят в зоопарк.

– Или препарируют, – пессимистически предположил змей.

– Надо уходить в лес, – предложила кошка. – Мы здесь слишком на виду.

– Что-то эта фраза отдает партизанщиной. – Мне стало смешно. Я попытался засмеяться, но мое лицо, потрепанное последними событиями, болезненно сопротивлялось этому. – Вот у нас отряд: человек, кошка и змея.

– Прошу прощения, человек, обезьяна и змея, – поправила меня кошка.

– Вы оба неправы. Человек, обезьяна и кошка, – внес свою поправку змей.

Это было логично: каждый из нас в своем мире был человеком – доминирующей формой жизни.

– А млекопитающие, похожие на вас, вымерли у нас много миллионов лет назад, – признался змей. – Я видел только реконструкции внешнего облика и скелеты в музее.

– И что, похоже? – поинтересовался я.

– Не совсем. На вас нет чешуи, и вы другого цвета.

– Приехали. Вся эволюция коту под хвост. – Я выругался, но вдруг осекся – из-за реакции кошки. – Я хотел сказать: так необычно, что млекопитающие, более сложные организмы, чем пресмыкающиеся, вымерли раньше.

– Ничего подобного. Мы более приспосабливаемая форма жизни. Нам не требуется столько энергии, как вам, для поддержания постоянной температуры тела. Ваш вид вымер с голоду после того, как упал астероид.

– У нас все произошло с точностью до наоборот. Да и как можно быть более приспособляемым без рук?

– А как можно выжить таким неповоротливым, как вы?

– Хватит! – Кошке надоело слушать перепалку между представителями разных видов. – Сейчас оба вымрете, как лишняя ветвь эволюции.

Мы со змеем замолкли. Со стороны моря приближалась стена дождя.

– Быстрее в лес! – предложил я и первым направился под его сень.

Змей, ловко извиваясь, полз рядом со мной, только кошка почему-то медлила.

– Давай за нами, кис-кис! – Последнее сорвалось автоматически.

– Идите, я вас догоню, – крикнула кошка. – Мне надо… в песочек.

– Да уж, некоторые вещи эволюции неподвластны, – сделал вывод я, укрывшись под деревом с широкими длинными листьями, похожими на пальмовые.

– А что она имела в виду? – Змей не понял про песочек.

– Это наши млекопитающие секреты, – уклончиво ответил я, не желая распространяться перед пресмыкающимся о своей физиологии.

Громыхнул гром, и сразу полил дождь. Лес зашумел под его тугими струями. Кошка забежала под дерево, полностью промокшая. Она зябко передернулась всем телом, обдав нас брызгами. В воздухе запахло мокрой шерстью.

Дождь лил полчаса и, кажется, совсем не собирался заканчиваться. Под наше укрытие потекли ручьи, не успевающие просачиваться в песок. Змей забрался на ствол дерева, обернулся вокруг него и замер, наслаждаясь сухостью и комфортом. Мне пришлось найти поваленный ствол и забраться на него, чтобы не намочить ноги.

– Давай тоже, – предложил я кошке, стесняющейся занять место рядом со мной.

Она грациозно расположилась рядом, усевшись по-кошачьи. Я посмотрел на ее шерсть в мокрых сосульках и улыбнулся.

– Что? – поинтересовалась она.

– Ничего. – На самом деле я подумал про «мокрую киску», но мои идиомы вряд ли будут ей понятны. Потом решил предложить ей снять одежду и просушить, но постеснялся. С одной стороны, у нее была шерсть, прикрывающая наготу, но с другой – ей, как разумной женщине, должна быть свойственна стыдливость. Почему-то я был уверен, что это качество у нее есть обязательно. – Не скажешь, у вас в домах мыши водятся?

– Мыши? – Вопрос ее удивил. – Некоторые держат, декоративных. Почему спросил?

– Ну, у нас кошки охотятся на мышей.

– Как охотятся? Как на дичь?

– Да, как на дичь. Мы, люди, держим кошек в доме, чтобы они ловили мышей…

– Замолчи! Не желаю слушать этот бред. Кошки охотятся на мышей? Какая глупость.

– Совсем не глупость. Кошки и собаки – первые животные, которых приручил человек. Уже тысячи лет…

– Ненавижу собак. Самые тупые существа.

– Ладно, я понял. Больше никаких аналогий.

Я замолчал, но меня хватило только на одну минуту:

– А мокрую шёрстку вы сушите феном?

– Не знаю, что это, обычно полотенцем, а потом электрическим теплоизлучателем.

– Думаю, что это одно и то же. Скажи-ка, мы такие разные, а понимаем друг друга и живем, походу, одинаково.

– Мне сказали те люди, с которыми я попала в Транзабар, что это эффект такой: как только мы попадаем из нашего мира, срабатывает какая-то древняя память, и мы все начинаем разговаривать на одном языке.

– Мне ничего такого не говорили. А тебе, змей, говорили что-нибудь про язык?

– Не-а. Я спал.

– Тоже мне, спящий красавец.

– Я сплю, когда надо беречь силы. Вот вы устанете, а я буду еще бодр.

– Мы уже это слышали. Ваш пресмыкающийся Дарвин, видимо, на этом всю свою теорию происхождения видов и построил. У нас говорят: труд превратил обезьяну в человека. А у вас, наверное, так говорят про сон?

– Почти. У нас есть такое понятие – осознанный отдых, состояние, когда мы сыты, устроены в бытовом смысле, то есть не испытываем никакой нужды в данный момент. В отличие от животных, в это время можем предаваться размышлениям, развивающим наши умственные способности. Много тысяч лет тому назад произошло ответвление думающего существа от недумающего.

– И о чем ты думал, пока мы считали тебя спящим?

– Каким может быть доминирующий разумный вид в этом мире.

– Придумал?

– Еще нет.

– Впервые в жизни мне хочется, чтобы это были травоядные, – произнесла кошка. – Тупые, но добрые.

– Возможно, они нас не съедят, но могут отомстить за свой страх перед хищниками. Почему-то я уверен, что у травоядных сильно развит религиозный фанатизм. Они же стадные, им нужна какая-то идея для объединения. Для чего-то сложного они слишком тупы. Нет, я против травоядных, только если это не карликовые единороги, какающие радугой. Эти за мир. – Мне почему-то под понятием «разумные травоядные» на ум приходили только стада баранов.

– Птицы тоже не вариант, мы тут все под их вид не подходим, – решила кошка. – Кто еще?

– Рыбы, – едва слышно буркнул змей.

– Рыбы? – в один голос переспросили мы с кошкой.

– Не могу себе такое представить, – призналась хищница.

– Я тоже. Никаких предпосылок для этого у них нет, – заключил я. – Ни рук, ни речи, вообще ничего.

– Я ведь просто так сказал, для примера.

– Да, от жареной рыбки я бы не отказалась. – Кошка облизала мордочку розовым языком.

– Как я тебя понимаю. – Мой желудок солидарно заурчал.

– Главное, кто бы тут ни доминировал своим интеллектом, чтобы они не вели войну, – изрек мысль меланхоличный змей.

– Точно. Когда война, под раздачу попасть – раз плюнуть.

В небе, прямо над головой, сильно громыхнуло. Вся наша троица рефлекторно дернулась, а змей так почти сполз с дерева. Мне показалось, что он хочет спрятаться под нами.

– Ты чего, грома испугался? – спросил я.

– С детства взрывов боюсь, а тут как раз про войну подумал. Совпало.

Гром, по-видимому, предвосхищал начало дождя и его конец. Шум дождя затих мгновенно, будто его отключили. Между деревьев, журча, к морю бежали ручьи. Их силы хватило еще на пару минут. Вода быстро впиталась в песок.

– Надо бы осмотреться, – предложил я, пробуя носком ботинка землю.

Я подумал, что она может стать зыбкой, но дождь, наоборот, уплотнил ее.

– У нас не принято ползать по мокрому, – сообщил змей. – Через воду передаются всякие болезни, чешуя может слезть или волдыри пойти под ней. Климат у нас сухой, нет природной устойчивости.

– А мне сдается, что ты вот так завуалированно просишься на ручки, – решил я. – В тебе полцентнера. Ты же не дамская сумочка, чтобы носить тебя через плечо. Хотя… сумочек из тебя можно было бы пошить.

– Друзья! – подала голос кошка, пушащая лапой подсыхающую шерсть. – А почему мы до сих пор не представились друг другу? Как-то неловко обращаться без имени.

– Действительно, – согласился я. – Меня зовут Жорж. Можно добавить «Землянский», потому что мой мир называется Земля, но это необязательно.

– Меня зовут Олеляу. – Последний звук она произнесла грудным мурлыканьем.

– Я так и думал, что имя у тебя будет звучать по-кошачьи, – признался я. – Вот у меня кошка была… – Я натолкнулся на немигающий взгляд желтых глаз. – Прости. У меня о ней только хорошие воспоминания остались.

– А меня зовут Аанташшш. – Змей учтиво кивнул головой, совсем по-человечески.

– Анташ – монтаж. Легко запомнить. Очень приятно. Вот мы и перезнакомились. Жора, Оля и Антошка.

– Нет, если хочешь кратко, то лучше произносить второй слог, Ляу. Оле – это моя бабушка. Широких ей веток в вечном лесу.

– Ага, Ляу так Ляу, почти что «мяу».

– А меня зови Антош. То имя, которое ты произнес, режет слух.

– Ладно. Жорж никому не режет?

Антош и Ляу ответили, что не режет.

– Ну, банда нетрадиционной эволюционной ориентации, хватит сидеть на одном месте, пора бы и осмотреться, что за «Последний герой» нам устроили гостеприимные власти Транзабара. Вы, кстати, не против, если командовать парадом буду я? – Я хлопнул в ладоши и замер, ожидая реакции коллектива.

– Кто из нас командир, покажет чрезвычайная ситуация. – Ляу дала понять, что мой авторитет еще не признан.

– Это справедливо, – согласился с ней змей Антош.

– Ладно, я не настаиваю. Пусть это произойдет естественным образом. Как пойдем, через лес или по берегу?

– По берегу, – выбрала кошка.

– Это разумно. – Кажется, Антош склонялся к лидерству кошки.

– Вот и ползи сам, подкаблучник.

– А ты хотел продираться через лес? – поинтересовалась Ляу.

– Нет, я тоже хотел идти по берегу.

Мы вышли на песок. Течением вынесло из леса много разного хлама: поломанных ветвей, старых коряг и даже кустарниковых колючек, ощетинившихся искрящимися капельками воды на концах иголок, выглядящими как яд на жвалах тарантула. Антош быстро извозился в мокром песке и мусоре и стал похож на грязный пожарный шланг. Его немигающие глаза выражали нечеловеческое страдание. В отличие от нас с кошкой его чешуя была ему и одеждой. Я представил себя, ползущего в свадебном фраке, и мне стало жалко змея.

– Антош, давай отряхнись, чтобы я взял тебя на ручки.

– Не знаю, право, Жорж, я ведь такой тяжелый.

Однако он остановился, вытянулся почти на метр над землей и замер, ожидая, когда его почистят. Ляу ловкими кошачьими лапками очистила змея от налипшего на него песка и мусора. Антош даже закрыл глаза, прибалдев от ее манипуляций.

– Антош, а у вас одежды в принципе не бывает? – спросил я.

– Нет. Не вижу практической пользы. Она же сотрется вмиг.

– Верно. Да и стыдиться вам нечего. Ничего выдающегося, кроме головы, у вас нет.

– Тебе это кажется необычным? Представь, каково мне видеть ваши несуразные тела, лишенные геометрической рациональности. Природа будто забыла, как создавать красоту, и сделала вас.

– Ты того, полегче, мы с Ляу находим себя очень даже привлекательными. А будешь болтать – пойдешь ножками. – Я хохотнул над этим парадоксом. – А хаять того, кто тебя тащит на себе, могут только паразиты.

– Извините, просто у нас считается нормальным говорить что думаешь.

– У нас тоже, но еще более нормальным считается умение держать язык, особенно раздвоенный, за зубами.

– Мальчики, не ссорьтесь. Смотрите, там что-то из воды показалось. – Ляу направила мохнатый пальчик в сторону моря.

Волнистая водная поверхность надулась двумя пузырями. Что-то поднималось из глубины вод.

– В лес, живо! – крикнул я и первым ринулся под его зеленую крышу.

Кошка на полпути играючи обошла меня. Даже на двух ногах она умудрялась бежать очень упруго и грациозно. Усэйн Болт на моем месте уже задумался бы о том, чтобы закончить свою карьеру.

– Ух ты! Ничего себе! – Антош смотрел мне за спину.

Меня терзало любопытство, хотелось увидеть то, что так впечатлило его, но страх и приобретенный за последние дни опыт пересилили это чувство. Оставшись без сил, я рухнул в мокрые кусты на опушке леса.

– Жорж, смотри. – Ляу, забравшись на короткий ствол пальмы, смотрела с него за подъемом большого и странного «нечто».

Я бы назвал непонятное сооружение летающей подводной лодкой, подвешенной на воздушных шарах. Продолговатый корпус, напоминающий кашалота, висел на стропах, прикрепленных к двум воздушным шарам. От земной подводной лодки, помимо шаров, ее здорово отличали огромные винты на носу и корме. Прямо у нас на глазах они пришли в движение, и конструкция начала перемещаться по воздуху. Она прошла над нами, окатив морской водой, стекающей с шаров и корпуса.

– Значит, мы все-таки здесь не одни, – высказал я очевидную мысль. – Хотелось бы понять, какая из сред для них родная: вода или воздух? У вас есть подводные лодки на воздушных шарах? – спросил я у кошки, потому что в мире змея вряд ли были подобные устройства.

– А зачем их вообще опускать под воду? – вопросом на вопрос ответила Ляу.

– Ясно.

– А я бы сказал, что для тех, кто управляет этим устройством, родной стихией является вода. Шары с газом необходимы им для подъема из воды в воздух. Те, кто живет на суше, стали бы так делать?

В моем мире такого точно не было, но при всем многообразии вариантов миров возможны любые неочевидные решения.

– Предлагаю двинуться вглубь суши, пошпионить за местными. Если нам придется доживать свои дни в этом мире, который на первый взгляд не так уж и плох, то чем раньше мы будем знать о нем все, тем лучше.

Я приглядел на земле сломанный ствол дерева. Укоротил его, обломал ветки, превратив в первобытную дубину.

– Я готов к встрече с неизвестным, а вы?

Мои товарищи по несчастью растерянно смотрели на меня. Кажется, у них были совсем другие планы по адаптации к здешним условиям.

– Я умею мимикрировать под окружающую среду, – признался змей.

Он обернулся вокруг коричневого ствола дерева и в течение нескольких секунд сменил зеленый оттенок на коричневый.

– А я в случае опасности смогу быстро взобраться на дерево. – Ляу по-кошачьи всеми четырьмя конечностями вцепилась в дерево и ловко забралась под самую крону. – Мы живем на деревьях, которые выращиваем сами для себя.

– Так, значит, пока вы будете прятаться, воевать с опасностью придется мне. Я не умею быстро лазить по деревьям и неспособен менять цвет.

– У тебя дубина, – напомнил Антош.

– Спасибо, но я хотел бы, чтобы она была у каждого из вас.

– Мне будет неудобно с ней ползти, – огорчился змей.

– А я женщина, мне не пристало махать оружием.

– А в моем мире львицы охотятся, а львы лежат под деревом. – На меня вдруг накатило раздражение.

– А в моем мире макаки прыгают с ветки на ветку, – ответила на это Ляу.

– Я не макака.

– А я не львица, я человек.

Мне захотелось возразить в запале, но хватило ума замолчать. Как трудно избавиться от стереотипов!

– Хорошо, жизнь сама расставит все по местам. Идемте вперед.

Змей бодро сполз с дерева и направился ко мне.

– Стоп! – остановил я захребетника направленной на него дубиной. – Каждый идет своими… своими… черт, идем так: я впереди, Ляу в центре, а ты, Антош, замыкаешь. Если замечаете опасность, негромко сообщаете. Если я первым замечу опасность, то остановлюсь. Вы должны поступить так же, как я. Понятно?

– А если я отстану, а вы не заметите? – Змей снова сделал жалобные глазки.

Просто удивительно, как пресмыкающийся гад умел так делать. Наверняка у него сильные гипнотические способности.

– Ляу, присматривай за ним.

– Хорошо, – согласилась кошка.

Наша экзотическая троица направилась через мокрый лес. К счастью, вскоре поднялся ветер, просушивший листву. Грязный змей быстро очистился и уже не выглядел таким жалким. Как ни странно, но нам попадалось очень мало всякой живности. Редкие птицы кричали поверх крон, иногда пробегали какие-то мелкие зверьки, которых я не успевал разглядеть. По моим земным представлениям, тропический лес должен кишеть фауной.

Вскоре к свежести леса стал добавляться не очень приятный запах тухлятины, и чем дальше мы шли, тем ощутимее он становился. Я решил сменить направление маршрута, чтобы обойти источник зловония, но целый час ходьбы ничего не изменил. Напротив, лес поредел, и я понял, что мы движемся вверх, на песчаный холм.

– Хорошая возможность оглядеться, – решил я.

– Вонь невыносимая. – Кошка прикрыла свой розовый носик краем вязаной кофты.

– Я мог бы предложить вам остаться здесь, пока я сбегаю посмотрю, но это плохая идея, как в дешевом ужастике. Мы должны держаться вместе. Сверху можно разглядеть, куда идти и что это так воняет.

Меня послушались. Змей вообще ничего не чувствовал. Его обонянию были непонятны наши стенания по поводу вони, а кошке просто не хотелось остаться без моей дубины. У самой вершины холма из-под ног в разные стороны бросились мелкие черные крабы. Ляу взвизгнула и вскарабкалась на дерево, но раньше нее там оказался Антош.

– Слушайте, покорители миров, слезайте. Вы меня пугаете, цивилизованные вы мои. Это крабики, которые жрут тухлятину. Нас они не тронут – по крайней мере пока.

– Мерзкие. – Кошку передернуло от хвоста до головы.

– Согласен, – прошипел змей.

– А что, если они и есть доминирующий вид, а вы их костерите? Слезайте уже.

Антош спустился, но по земле предпочел двигаться не горизонтальными зигзагами, а вертикальными. Брезгливостью от его движений веяло за версту. Непонятно, как еще он держал равновесие. Ляу тоже старалась внимательно ставить ноги, чтобы не дай бог не наступить на крабика. Я шел впереди всех, и если мне попадался под ногу зазевавшийся хитиновый друг, откидывал его в сторону носком ботинка.

Мы поднялись на вершину холма, откуда нам открылся потрясающий до глубины души ответ о причине неприятного запаха. Все пространство за холмом было усеяно органическими остатками. Они покрывали лес полностью. Деревца местами пробивались наружу, но в целом это напоминало гигантский скотомогильник.

Приглядевшись внимательно, я заметил, что он шевелится. Мелкие черные крабы сплошным ковром покрывали скотомогильник, подъедая мертвую плоть. Ляу вцепилась мне в руку. Бедная кошка испуганно таращилась на тошнотворное зрелище.

– Что вы видите? – спросил змей. – Мое зрение, видимо, не такое, как у вас.

– Ничего хорошего, – ответил я. – Уходим.

Мы развернулись, и в этот миг нас накрыла тень. Огромный агрегат, почти бесшумно разбивающий огромными винтами воздух, завис над нашими головами.

– Бежим! – предложил я своей команде.

Получилось, что я скомандовал самому себе, потому что кошка и змей рванули раньше меня. Сверху раздался скрежет. Я на бегу поднял голову, рискуя налететь на дерево. Плоское дно зависшего агрегата дрогнуло и начало открываться. Черная масса хлынула из проема вниз. Я уже догадался, что это может быть. С этих воздушных судов сбрасывали останки.

Бежалось с холма легко. Я нагнал змея прежде, чем между нами стали падать смердящие куски. Что-то тяжелое шлепнуло меня по затылку, окружив ореолом невыносимой вони. Я прибавил скорости. Шум сзади затих. Вверху опять заскрежетало. Аппарат закрыл створки и полетел дальше. Я остановился. Ко мне подполз отставший Антош.

– Это ужасно. Рядом со мной упал череп, с которого срезали всё. Кто они?

Змей выглядел и вонял неважнецки, впрочем, как и я.

– Не знаю, кто они, но встречаться с ними у меня никакого желания нет. Мне бы сейчас к воде, помыться.

– А я бы обтерся о сухой песок.

Ляу ждала нас почти у самой воды.

– Простите, я не помнила себя от страха. Рванула изо всех сил, – призналась она, прикрыв нос.

– Да ладно тебе, хорошо, что на тебя не попало. Какая гадость!

Я вошел в воду прямо в одежде. Нырнул с головой, промывая волосы, будто нанес на них шампунь. Потом снял одежду, прополоскал ее в воде несколько раз, периодически принюхиваясь. Даже намек на вонь меня не устраивал. Полоскал до тех пор, пока не исчез даже фантом запаха. После этого вынес одежду на берег и вернулся, чтобы отмыть тело и немного поплавать.

– Ляу, пойдем в воду, поплаваем! – позвал я кошку.

– Не хочу, – ответила она.

Мне показалось, что кошка боится воды и не хочет признаваться в этом. Змей кувыркался в песке, счищая абразивом с чешуи куски чужой тухлой плоти. Судя по тому, как он предавался этому занятию, психика его тоже пострадала.

– Как хочешь. Водичка очень теплая.

Я нырнул с головой и открыл глаза. Вода была не очень чистой, особенно после дождя, в ней болталось много взвеси. Однако я все равно смог заметить, что в ней кто-то плавает. Решив, что на сегодня испытывать судьбу достаточно, поспешно выбрался на берег.

– Чего так быстро? – спросила Ляу.

– Скучно плавать одному, – соврал я. – Ну, что будем делать дальше? Пора бы уже и подкрепиться.

– Я не хочу, у меня в носу стоит этот запах. – Кошку снова передернуло снизу доверху.

Я натянул на себя мокрую одежду, стряхнув прилипший песок.

– А меня ничего, отпустило после водных процедур. Интересно, хоть какие-нибудь фрукты-овощи могут расти в этом лесу?

– Я не заметила.

– А мне вообще не до этого было. Я могу, в отличие от теплокровных, не питаться целый месяц, – похвастался змей.

– А я могу питаться змеями хоть каждый день. – У меня получилось как-то зло, и я сразу решил исправиться: – Но лучше фруктами. Кстати, ты, Ляу, употребляешь растительную пищу?

– Вообще-то очень редко. Мы едим овощи или траву, когда болеем. Считается, что оттуда берутся какие-то витамины, которых не хватает в мясе.

– У меня кошка была, которая огурцы на грядке до жопки съедала… – Я осекся. – Извини, просто к слову пришлось. Я это к тому, что если приспичит, ты сможешь какое-то время прожить на огурцах.

– Смогу, не переживайте.

– Вот и ладненько. В путь!

Мы направились по кромке между пляжем и лесом. В случае опасности, которую ждали со стороны моря, можно было юркнуть в лес. Заодно присматривали деревья, на которых могли расти туземные бананы. Антош вначале двигался впереди нас с кошкой, но потом начал беспокоиться и замирать, словно прислушиваясь. Промеж собой мы с Ляу решили, что наш спутник – патологический трус и перестраховщик.

– Я не бог весть какой экстрасенс, – изрек змей во время очередной остановки, – но у меня сильное ощущение, что за нами наблюдают.

– Это извращенцы. Они обычно таким занимаются. Все нормальные уже давно вышли бы на контакт.

– Интересно, мы со стороны производим впечатление разумных существ? – поинтересовалась Ляу.

– Мы с тобой точно, на нас надета одежда, а Антош больше похож на ручного змея, – ответил я. – Извини, друг, я не собирался тебя обидеть, просто на мне и Ляу есть вещи, которые можно произвести, только обладая определенными технологиями, ты же библейски наг.

– Размер моей черепной коробки гораздо больше, чем у представителей дикой ветви моего вида, – высказался в свою защиту змей.

– Хотелось бы верить, что за нами следят расисты со штангенциркулем, которые безошибочно знают, к кому нас определить.

Моя ирония осталась без внимания. Змей не успокоился, периодически останавливался и замирал.

– Хотите верьте – хотите нет, но за нами следят.

– А как ты определяешь, следят за нами или только за тобой? Что, если это прекрасная анаконда положила на тебя глаз и следует за нами неотступно? А ночью, когда мы с Ляу уснем, похитит тебя и захочет надругаться.

– Ночью? Вряд ли. У нас плохое зрение, а ночью так вообще отвратительное. И это не анаконда. Взгляд разумный. Если вы прекратите надо мной смеяться, а больше станете глядеть по сторонам, то сможете заметить его обладателя.

Мы с кошкой нарочно завертели головами. Над нами беспокойно кружили несколько пестрых птичек.

– Они? – Я ткнул пальцем в их направлении.

– Я не знаю. Не похожи они на тех, кто строит гигантские свалки отходов.

– Да, совсем не похожи.

Под нагнетающие обстановку предчувствия змея мы подошли к месту, где заканчивался лес. Вернее, туда, где в море вдавалась галечная коса, почти полностью лишенная растительности. Галька являлась производной разрушенных скал, которые виднелись вдалеке. Нам показалось, что сразу за скалами виден подъем суши. За неимением каких-либо вменяемых планов мы решили, что стоит направиться туда, разведать обстановку.

– Пойдем глянем, чё почём в базарный день. Тебе, змей, не жестко ползти по камням?

– Не змей, я человек. И камни для меня – как для вас трава, самое подходящее покрытие для движения.

– Хорошо, Антош, буду звать тебя только по имени. Это все бремя белого человека. В моем мире подсознательно мы считаем себя венцом эволюции, а всех остальных – догоняющими. Может, так оно и есть, но лучше скромно считать себя таким же, как все.

– Как интересно, – удивилась кошка. – У нас случались войны между расами, имеющими разный окрас шерсти. Да и сейчас не все так однозначно.

– И кто же считает себя умнее и красивее остальных? Белые?

– Вообще-то серые, как я.

– У меня тоже был серый британец, злой как черт… всё, понял, просто к слову пришлось.

– А у нас были войны между живородящими и яйцекладущими, – признался змей.

– И кто победил? – Мне стало интересно узнать результаты войны по такому дурацкому поводу.

– Мы, живородящие.

– Хоть в чем-то мы с вами похожи.

– Как показала война, у кого скорость развития потомства выше, тот и сильнее.

– Ну, хватит про войны. Смотрите лучше по сторонам, – предупредила Ляу.

На горизонте слева и справа виднелись аппараты на воздушных шарах, барражирующие над лесом. Мне страшно было представить, каким делом они занимались. Держаться от них стоило подальше.

Чем ближе к скалам, тем крупнее становились камни. Иногда между ними мы находили мусор, который мог быть изготовлен только руками разумных существ. Остатки упаковок, баночки из металла, пластик.

– Культурный слой, – назвал я по-умному эти остатки. – А на самом деле – рукотворные экскременты цивилизации.

– У нас тоже такие проблемы имеются, – вздохнула кошка.

– И у нас, – невесело подхватил змей.

– У вас есть производство? – удивился я, до сего момента уверенный, что цивилизация пресмыкающихся пошла иным, более экологичным путем.

– Конечно. А ты решил, что раз на мне нет одежды, то и всего остального тоже нет.

– Вывод напрашивается сам собой, конечностями вас природа обделила.

– «Обделила»? Ты думаешь, твои несуразные клешни удобнее моего гибкого тела?

– Да.

Змей схватил камень размером с кулак петлей из своего тела и перекатил его волнами от головы к хвосту и обратно. Подбросил, поймал, показал еще несколько фокусов и напоследок метнул каменюгу метров за тридцать.

– Как? – спросил он с вызовом.

– Впечатляет, – согласился я.

На самом деле меня немного уколола демонстрация его умения. Я так и не научился набивать ногой мяч больше трех раз, как ни старался. Тогда я решил в отместку показать ему детский фокус с оторванным пальцем. Наверняка ему такое еще видеть не доводилось. Сложил руки и проделал фокус.

– Забавно, но я же понимаю, что это разные пальцы.

Удивить змея не получилось.

– Зато ты так не сможешь, – ответил я, не зная, как еще показать собственное превосходство.

– А ты не сможешь, как я.

– Хватит уже доказывать, на ком из вас природа больше отдохнула. Вы не у себя дома, смотрите по сторонам. – Ляу позволила себе повысить голос.

На мгновение я представил ее разъяренной кошкой, и мне стало страшно. Чего у нее там осталось от настоящего хищника? Вдруг она до сих пор не избавилась от инстинктов? Антош, видимо, подумал о том же и притих.

В полном молчании, прерываемом иногда негромким бурчанием змея, недовольного тем, что камни стали слишком большими, добрались до вершины скалы. Ближе стало понятно, что скалы являются основанием для большой равнины. Поднявшись выше, мы были поражены простирающимся до горизонта изумрудно-зеленым лугом. На искрящуюся в солнечных лучах траву было трудно смотреть.

Луга упирались в далекие горы с заснеженными вершинами. Если приглядеться, среди зеленого бархата можно было увидеть скопления черных точек, похожие на стада животных.

– А вот и дичь. Осталось самое легкое – изловить. – Я вопросительно посмотрел на Ляу, предполагая, что из нашей троицы она самая хищная.

– Что? – Кошка не выдержала мой взгляд. – За всю свою жизнь я охотилась только за скидками в магазинах. Максимум, о чем вы можете меня попросить, это не мешать вам поймать ее.

– Я смотрю, шоу «Последний герой» семимильными шагами близится к финалу. Никто не хотел выживать. Пойдемте хоть посмотрим, кого мы там не умеем ловить.

– Пойдемте, – согласился змей. – Подальше от берега, от этих страшных вертушек.

Трава, по которой мы шли, была настолько густой, что стопы не чувствовали земли. Настоящие альпийские луга, на которых должны пастись пестрые коровы, дающие по пятьдесят литров молока за раз.

Свежий ветер с гор питал воздух прохладой. Шлось легко. Антош скользил по траве, слившись с ней в один цвет. Отмахав пару километров, мы совсем незаметно приблизились к стаду местных животных. Мне захотелось обернуться, чтобы понять, сколько мы уже прошли. То, что я увидел позади, напугало меня. Два воздушных судна нагоняли нас. И как мне показалось, они травили сеть, будто собирались ловить бреднем рыбу.

– Эй! – Горло свел спазм, поэтому получился односложный выкрик.

Ляу рванула вперед, а змей со страху прыгнул на меня и сбил с ног. Мы с ним закувыркались по траве. Кошка убежала вперед, но увидев, что мы замешкались, вернулась назад.

– Беги-и-и-и! – крикнул я ей.

– Я не останусь здесь одна. Я с вами!

Воздушные суда сбросили сеть и поволокли ее по траве.

– Ложись! – приказал я и сам упал в траву.

Сеть была широкой, метров триста. Бежать в сторону было уже поздно. Я схватил Ляу за ногу и змея за хвост, чтобы удержать, если их захватит сеть. Сеть приближалась, шумно приглаживая траву. Она больно проехалась по моему затылку и спине и чуть не утащила Антоша, с перепугу задравшего голову. Его голова зацепилась в ячейке, и если бы не мой рывок, змея утащило бы.

Стадо местных животных бросило есть траву и попыталось спастись бегством. Но ума бежать в стороны у них не хватало. Они так и бежали стадом, пока их не затянуло в сеть.

– Охотнички, блин. – Я встал и отряхнулся. – Чуть сами в сеть не попали.

– Я думаю, что те останки в лесу и есть эти несчастные животные, – решила Ляу. – Только переработанные.

– Уф, хорошо, что мы догадались лечь. Кто бы там стал разбираться на скотобойне, разумные мы люди или мясо.

– Тут вообще безопасное место есть? – спросил змей таким тоном, будто это мы устроили ему экскурсию.

– Будем постигать эту науку эмпирически, – ответил я. – Впереди горы, и как мне кажется, там есть безопасное место.

– Поверим и проверим.

Кошка сделала шаг. В этот момент что-то щелкнуло над нашими головами, и в нее воткнулось темное жало. Ляу успела бросить на меня удивленный взгляд, ее глаза закатились под лоб, и она упала. Я поднял голову и увидел странное существо, похожее на космонавта или водолаза. Оно целилось в меня из трубки. Я ничего не успел. Мне в плечо воткнулось такое же жало. Я сразу почувствовал, как улетаю из своего тела.

– И мне тоже, – услышал я издалека жалобный голос змея.

Глава 4

Бум, бум-бум, бум, бум-бум. Кто-то настойчиво стучал мне в черепок, в котором подсознание в этот момент рождало яркие замысловатые галлюцинации. Стук отвлекал меня, из-за чего видения становились серыми и тревожными. В бессмысленный артхаус воспаленного сознания постепенно добавился еще один настойчивый звук, похожий на плач грудничка. Барахтаться в радуге фантасмагорического представления стало совсем некомфортно. Пришлось через силу открыть глаза.

И сразу захотелось закрыть. Галлюцинации – и те выглядели правдоподобнее. Вся наша троица неудачников-скитальцев находилась на белом песочке, рядом с сухой корягой и муляжом какого-то животного. Ляу, если я правильно интерпретировал кошачьи эмоции, ревела. Антош валялся без чувств, разинув пасть с двумя широкими резцами в передней части верхней челюсти. Прежде я не замечал, что они у него такие крупные. Раздвоенный язык вывалился и лежал на песке.

Мы находились внутри стеклянной сферы, как в аквариуме наоборот. Про себя я назвал ее аэрариумом. То, что за стеклянной границей была вода, я видел четко. По ту сторону плавали рыбы, а одна, крупная, размером с тунца, настойчиво колотила в стекло каким-то тупым предметом. От моей иронии по поводу разумных рыб не осталось и следа. Природа забавлялась, вкладывая разум в совершенно неподходящие для этого тела.

– Ляу, успокойся. – Я положил на ее мягкое плечико руку.

Кошка вздрогнула, повернулась ко мне и уткнулась мокрым носом в шею.

– Мне кажется, что мы попали в магазин, где продают живых млекопитающих. – всхлипнула Ляу. – У нас так рыбы продаются.

– У нас тоже. Что, клиенты подходили?

– Не знаю, всякие плавают. А этот уже давно лупит в стенку, чтобы мы проснулись. Хочет показать товар лицом.

– Что ты сразу о грустном. Может, он поговорить хочет?

– Ага, ты много с рыбами разговаривал?

– На рыбалке бывало.

– Они нас съедят. – Ляу снова упала на меня. – Я хочу, чтобы они меня убили прежде, чем начнут вынимать внутренности.

– Давай скажем, что мы ядовитые. Даю гарантию, что прежде они таких, как мы, не видели.

– Скажи. Еще скажи, что ты их бог. Может, поверят?

– Эх, остался бы у меня телефон, можно было бы разыграть представление. – Стук в стекло меня достал. Я развернулся в сторону губастой рыбы и крикнул: – Ты, придурок чешуйчатый, по башке своей постучи!

Рыба замерла, прекратив стучать.

– Спасибо.

– Он что, понял? – удивилась кошка.

– Если у него в башке есть хоть капля мозгов, то должен.

– А-а-а, у-у-у, тьфу! Тьфу! – Змей зашевелился, сплевывая с языка прилипший песок. – Меня били по голове?

– Если ты видишь то же, что и мы, то будь спокоен.

– Я вижу, вижу… – Змей попытался замереть, но его все равно водило вокруг оси, как пьяного. – Рыб?

– Точно. Разумных рыб, как ты и предполагал.

– Надо было предположить разумных бабочек. – Змей безвольно уронил тело на песок.

Кажется, он снова провалился в энергосберегающий анабиоз. За то время, что я отвлекался на разговоры с товарищами по несчастью, к аэрариуму подплыли несколько рыб. Все они походили друг на друга как две капли воды. Может быть, размеры были немного разными, но на мой человеческий взгляд я замечал это, только если рыбы находились рядом друг с другом. Самым бросающимся в глаза отличием был широкий ирокез-плавник, начинающийся между глаз и доходящий до середины туловища.

– Кто вы?

Внезапный вопрос заставил меня подпрыгнуть на месте.

– Откуда вы? Цель вашего нахождения здесь?

Формулировать так вопрос могли только существа «при исполнении». Вряд ли продавцы живой еды сподобились бы на разговоры с ней. Это уже хорошо. Значит, признаки нашего интеллекта не остались незамеченными. Нужно срочно придумать правдоподобную историю, чтобы не только остаться в живых, но и получить гарантии неприкосновенности.

– Экспедиция с далеких звезд по изучению вашей планеты и установлению контакта, – соврал я первое, что пришло на ум.

Рыбы, прикрыв микрофон, принялись советоваться, пуская пузыри.

– Вы обладаете технологиями перемещения по бесконечному Океану? – раздался вопрос.

– Да. Только там не океан, а вакуум, безвоздушное пространство. – Я решил мимоходом вложить в рыбьи мозги немного знаний об устройстве вселенной. Это поможет поднять наш авторитет.

– Вы точно со звезд? – засомневались рыбы.

– Почему вы спрашиваете?

– Как могут гореть звезды в безвоздушном пространстве?

– А как они могут гореть в воде? Всем известно, что огонь проще залить водой. Космос – это пустота.

– А вы можете продемонстрировать нам его?

– Э-э, вы о чем?

– Вы могли бы поднять нас на борт вашего судна и показать космос?

– Знаете тут какое дело? – Я понял, что рыбы берут меня за жабры. – Наш корабль попал в метеоритный поток и повредил двигатель. Надо его починить, прежде чем спуститься на… хм, под воду.

– Наше правительство уполномочило нас поинтересоваться: сможете ли вы поделиться с нами технологиями в обмен на любые ваши условия?

– Технологиями? Отчего же, сможем. Надо только понять, насколько вы им соответствуете и как собираетесь использовать. В общем-то, это и было целью нашего визита. Мы занимались определением возможности вступления вашей планеты в большую галактическую семью. Вначале, само собой, на условиях стажировки, а потом и полноценное вступление – с общей валютой, заводами, фабриками, общегалактическим кабельным телевидением и фотонным интернетом.

– Извините, нам нужна консультация с правительством, – сообщил динамик.

От напряжения, вызванного ответственным положением перед цивилизацией рыб, у меня на лбу выступил пот.

– Что ты нес? – спросил змей.

– Не «нес», а придумывал повод для отсрочки. Думаешь, если они поймут, что мы совершенно бесполезны, нас оставят в живых? Ни за что. Видел эти бюрократические рожи? На них написано большими буквами: «Что бы ни случилось, главное, чтобы ничего не поменялось». Народ не должен знать, что мы существуем, иначе начнет сомневаться в существовании бесконечного Океана и в том, что звезды горят в воде. Охренеть, они еще и детям в школах эту дичь втирают. Короче, создаем видимость полезности до тех пор, пока не придумаем способ слинять отсюда.

– Куда отсюда слиняешь? – уныло поинтересовался Антош.

– Куда рыбы линяют от людей? В глубину. А мы от рыб слиняем, наоборот, в высоту, в горы.

Спустя некоторое время к аэрариуму подплыла свита, во главе которой находилась рыба с тремя шикарными плавниками-ирокезами. Судя по суете других морских обитателей, этот жаберный товарищ был большой шишкой. Грация, соответствующая статусу, и оттопыренная больше, чем у остальных, губа придавали рыбе вполне понятную для человека солидность. Мне сразу же подумалось, что при всем многообразии видов организация власти очень похожа на человеческую.

Солидная рыба повернулась одним боком и внимательно рассмотрела подвижным глазом нас всех. Затем отстегнула от экипировки какую-то палку и постучала ею в стекло.

– Нам что, надо реагировать на это? – зло спросила кошка.

– Может быть, поклониться в пояс? – пошутил я, но готов был сделать это, если нужно. Все-таки перед рыбами я виноват. Надо было бухать на рыбалке, как все.

– Внимание, президент государства Заморье господин Буррлум! – торжественно произнес микрофон.

Солидная рыба развернулась плоской мордой анфас.

– Очень приятно, ваше сиятельство. Объединенная галактическая экспедиция под управлением меня, Жоржа Землянского. – Я отвесил короткий кивок.

Ляу и Антош повторили его.

– Бросьте, что за церемонии. У нас давно республика, а я – законно выбранный президент, а не монарх. Никаких сиятельств.

– Учтем на будущее.

– Ближе к делу, господа пришельцы. Мне передали, что вы готовы поделиться с нами вашими технологиями. Ваш визит можно считать попыткой взять нашу цивилизацию под контроль или желанием подтянуть до своего уровня?

– Насчет передачи технологий торопиться не стоит. Нам важна уверенность, что вы распорядитесь ими как зрелая цивилизация.

– Какие могут быть в этом сомнения? Раз вы выбрали нашу страну, а не этих недоносков за Большой Сушей, значит, вы были больше уверены в нас.

Я отвернулся к своим товарищам:

– Они хотят, чтобы мы дружили с ними против другой страны? На этом можно сыграть.

– Подло это, – решила кошка.

– А чего подло-то, никаких технологий у нас все равно нет. Никакого баланса мы не нарушим.

– Ладно, раз уж начал врать, не останавливайся.

– Нам нужно время, чтобы принять решение. Пока же мы хотим понять вас больше. Не могли бы вы оказать нам большее гостеприимство, свозить на экскурсию, в горы например, накормить от пуза. – Я пошел ва-банк.

Никто не говорил нам, что мы пленники, поэтому можно считать себя гостями галактического масштаба и требовать соответствующего отношения.

Господин президент замер перед стеклом с открытым ртом. Рыба из свиты плавниками помогла прикрыть его. Видимо, президент был уже немолод.

– Разумеется. Я отдам распоряжение рассмотреть вашу просьбу, – заговорил президент рыбьего царства после того, как ему вправили челюсть.

– Спасибо. Мы надеемся, что в атласе планет-претендентов напротив вашей будут стоять только положительные оценки. – Я снова поклонился, возомнив себя дворцовым интриганом.

– Каком атласе? – переспросил президент. Кажется, он только сейчас начал понимать галактический масштаб ситуации.

– Таком, в который занесены все планеты, претендующие на вхождение в Лигу Наций. – В голове моей была какая-то историческая каша, смешанная с фантастическими предположениями.

– Конечно, конечно. Мы всеми силами будем стремиться.

Президент махнул хвостом и исчез в мутной воде не попрощавшись. У меня остался осадок, будто я испортил важной персоне планы. А какие у него могли быть планы? Думаю, вполне прозаические: убрать конкурента на планете и единолично править ею. Нужен ли был ему выдуманный галактический союз? Полагаю, нет. Никакие надзоры извне после победы в планы президента не входили.

– Очень хочется верить, что мы сбежим раньше, чем нас прикончат, – произнес змей.

– С чего такой пессимизм? – поинтересовалась Ляу.

– С того, что такие существа, как мы с вами, и даже этот карась над карасями, считают, что мы можем творить зло, а те, кто умнее нас, ну никак не могут, потому что зло – это плохо. Они прикончат нас в надежде, что им простят. А мы, то есть те, кто якобы стоит за нами, решим, что планету еще рано приглашать в галактический союз, и свалим, предоставив им технологии для быстрого роста.

– Ну да, для роста. Известно, что они применят их только для преимущества в войне, – решил я. – Нам остается только делать хорошую мину при плохой игре, тянуть время и верить, что подвернется шанс для побега.

– Еще три дня назад я считала, что моя жизнь – такая драгоценная штука, – вздохнула кошка.

Я по привычке почесал ей за ухом, а она принялась мурлыкать. Мы спохватились, когда поняли, что люди не делают такие вещи без должной причины или доверия.

– Прости, я всегда так делаю кошкам… в смысле, это получилось неосознанно.

– Хватит уже сравнивать меня с животными! – Ляу гордо выпрямила спину.

– Я и не думал тебя сравнивать, просто я тренировался на кошках. Это шло от сердца, хотелось успокоить тебя. Ты же начала мурлыкать?

– Это тоже получилось неосознанно. Мне так моя мама делала, чтобы я успокоилась.

– Во, видишь! Я могу побыть твоей мамой в ее отсутствие.

– Какие же вы, теплокровные, нерациональные. Хорошо, что у нас чувства к спариванию возникают только раз в год, – мудрым тоном изрек змей.

– Что? – В глазах Ляу сверкнули молнии, уши легли назад, а губы поднялись, хищно оскалив клыки.

Змей не ожидал такой реакции. Испугался и поспешил спрятаться за корягой, прикинувшись шлангом.

– Не трогай его. – Я попытался успокоить кошку. – В нем говорит зависть. Какой нормальный человек захочет быть змеей?

– Нормальный – захочет, – буркнул из-за коряги Антош.

– Вы его послушайте! К спариванию? Тоже мне, эксперт нашелся. Ты на себя посмотри, хрен моржовый, который научился разговаривать! – не унималась кошка. – Твое счастье, что я воспринимаю тебя как равного, иначе…

– Что? Шалят инстинкты-то?

Не знаю, на что рассчитывал Антош, продолжая перепалку. Наверное, тоже верил, что по отношению к нему кошка плохо поступить не может, потому что цивилизованна. Я, увидев ее в состоянии агрессии, больше в этом уверен не был. Граница между дикостью и цивилизованностью совсем не просматривалась.

– У вас все нормально? – спросил динамик.

– А, гм, да, мы просто развлекаемся, разгоняем кровь, – ответил я первое, что пришло на ум.

– Принимайте пищу.

Над головой загудел механизм. К аэрариуму причалила капсула, выбросила что-то в шлюз-переходник и отчалила. Из шлюза выкачали воду. Он открылся, и на песок упало несколько мокрых цилиндров, похожих на старые советские банки, в которых продавалась сельдь иваси. Вместе с банками упал и предмет, который после короткого консилиума приняли за открывашку. Сделан он, правда, был не под нормальные руки, а под плавники, из-за чего у нас возникло затруднение по его применению.

Ляу сообразила раньше всех. Приспособила открывашку и вскрыла банку. Под урчание желудка, предвкушающего еду, я отогнул крышку. Секунда мне потребовалась на то, чтобы понять, что я вижу. Непроизвольный рвотный рефлекс чуть не выплеснул желудочный сок на угощение. В банке плотно, как рижские шпроты, были уложены пальчики, очень похожие на человеческие. Для усиления рыбьего аппетита все это гурманское непотребство украшали хитрые завитушки из водорослей.

Ляу тоже осталась не в восторге от угощения. Может быть, из солидарности со мной. Ее хватило на то, чтобы понюхать мерзкие консервы и отложить их в сторону. Антош добрался до еды после всех. Слизнул гибким языком морскую капусту и проглотил. К пальчикам даже не прикоснулся.

– Почему вы не едите? – спросил голос из динамика.

– Мало того что вы бросили еду нам под ноги, как скоту, так вы еще думаете, что мы каннибалы? – возмутился я. – Что, если я приглашу вас в гости, а на стол поставлю стейки из семги и красную икру? Как вам такое угощение?

Ответа не последовало. Думаю, что там, за стеклом, завертелась государственная машина, согласующая действия между кучей инстанций, от чиновников до ученых, пытающихся родить правильное решение. Очевидное, конечно, на ум им прийти не могло. Надо просто спросить у меня, что я употребляю в пищу. Ученые предполагали, военные ограничивали их рвение государственными секретами, чиновники исходили из протоколов – и никогда их совместный труд не мог привести к нужному результату.

– Похоже, это какое-то проклятье, – возмутилась кошка. – Пожрать нормально в другом мире – целая проблема!

– Мы слишком разные, чтобы они считали очевидным то же, что и мы? – Мудрый змей, оправившись от страха, занял место на коряге.

– С каких это пор ты называешь нас «мы»? – спросила кошка, еще не простившая Антошу его дерзость.

– С тех пор, как нам подсунули еду, которая не нравится всем троим. Хотя пахнет она неплохо. Может, стоит попробовать?

У меня по телу прошла волна отвращения.

– Ни за что.

Через несколько часов нашего молчаливого заточения, прерываемого периодическим включением насоса, подающего свежий воздух, в шлюз снова закинули еду. На сей раз это были какие-то непонятные стебли, не обработанные термически и вообще никак не приготовленные.

– Снова не то. Мы не травоядные. Вообще никто из нас не питается таким… кормом! Мы сами хотим мяса травоядных животных, коров, овец, или всеядных свиней. Подойдет мясо птицы, жареное, печеное, отварное, на худой конец. Немного подсоленное.

– Мне без соли! – крикнула Ляу.

– И мне! И еще вареные яйца со скорлупой! – высказал свои предпочтения змей.

И снова связь с внешним миром оборвалась.

– На третий раз они решат, что нас проще убить, чем накормить. – Я взял в руки стебель, похожий на молодой кленовый побег. – А кто будет себя плохо вести, того я отшлепаю прямо по зеленой заднице.

Змей бросил на меня ядовитый взгляд, решив, что мы с кошкой окончательно спелись против него. Мне стало жалко несчастного пресмыкающегося. Я уселся на ветку рядом с ним и положил руку на его холодное тело.

– Я пошутил. Пока нас объединяет понятие «иномирцы» – мы одинаковые и должны держаться вместе, как один вид. Как дети из одной семьи.

– Правда? – Змей оторвал голову от ветки и посмотрел на меня преданными глазками.

– Абсолютная.

Ляу бесшумно забралась на корягу и села рядом с нами. Мы так и просидели долгое время, как три тополя на Плющихе, на обозрении рыбьего царства, снующего по ту сторону шоу «За стеклом».

– Вот так же в «Зоне 57» сидят несчастные иномирцы, которых люди считают инопланетянами, жрут гамбургеры, от которых у них случается несварение желудка, и думают, почему им никто не предложит перетертый хитиновый порошок, приправленный экскрементами белки-летяги. Чтоб этому Вольдемару пусто было! Чтоб он в один прекрасный момент забыл, как ходить по мирам, и застрял бы там, где миром правят дождевые черви или синегнойные палочки. Или чтобы сатиры настигли его и сделали с ним то, чего он так боится. – Стенания немного помогали мне выплеснуть раздражение.

– Вольдемар привел тебя в Транзабар? – догадалась кошка.

– Да. Я сбил ревнивца, бегущего за ним, а он отблагодарил меня таким образом. Упырь. Чтоб у него на лбу выросло то, чем он думает.

– Мышца? – спросил Антош.

– Почему мышца?

– У нас так говорят: у человека либо мышцы хорошо растут, либо мозг.

– Точно, растет у него одна мышца, одноглавая, моноцепс, мать его.

Кошка, которой физиология человека была ближе, хохотнула, догадавшись, о какой мышце шла речь.

– Я бы пожелала моему проводнику того же.

– Что, охмурил и бросил, котяра? – предположил я.

– Совершенно точно. Он так закрутил мной, что я была как не в себе, ничего не видела, никого не слышала, пока не очнулась в Транзабаре. Зачем ему это понадобилось?

– Мне тоже непонятно, для чего со мной так поступили. Причин не вижу. А ты, Антош, как очутился в Транзабаре?

– Не помню. Пьяный был. Загулял немного, глаза открыл – не пойму, куда меня занесло. А хуже всего, что вокруг меня все такие разные. Вначале решил, что умер, но потом подумал и сообразил, что похмельного синдрома на том свете не должно быть.

– Так тебя в тюрьме морозило по этой причине?

– И по этой тоже.

– Никогда не подумал бы, что такой интеллигентный на вид человек любит заложить за воротник. – До сего момента я считал змея слишком блаженным для этого.

– Почему? У нас такое считается сопутствующим грехом умного человека. Труднее оставаться равнодушным, глядя на весь бардак, который творится вокруг, и понимая его изначальную суть. Приходится создавать себе химическую иллюзию счастья.

– Слушай, а у нас пьянство зовется «зеленым змием» неспроста. Не иначе, умники из вашего мира приползали на Русь похмеляться.

– Ничего не знаю об этом. В наших исторических книгах о таком не рассказывается.

– Само собой, кто будет воспринимать бред, который несут пьяные люди. Хотя могли записывать, назвали бы «Хроники хроников», а люди сами решали бы, как к этому относиться.

– Может, и писал кто, но издают только то, что можно продать. За бред много не выручишь.

– Н-да, в этом мы сильно отличаемся. У нас за бред платят хорошо.

Снаружи началась какая-то суета. Рыбы без лобового плавника закрутились стайками вокруг нашей сферы.

– А ты заметил, – спросила Ляу, – что чем выше статус рыбы, тем больше у нее плавник?

– Заметил. Только не пойму: они его что, удобряют? Откуда он у них берется и почему растет потом с разной скоростью? Может, это накладка?

Я хотел сделать еще несколько предположений, но резкий толчок оборвал ход моих мыслей. Нашу сферу как будто собирались сдвинуть с места.

– Хорошо бы, если они не утопить нас решили. – Кошка села ко мне поближе. – Я еще слишком молода, чтобы умирать.

Тут мне впервые стало интересно, насколько она молода.

– А что, паспорт ты уже получила?

– Ты про генетический идентификатор?

– Хм, видимо, да.

– Давно. – Она подняла руку и показала запястье, на котором сквозь шерсть виднелась тонкая полоска кожи. – Толку от него здесь ноль.

– Как и смысла от нашего присутствия, – добавил Антош.

Сферу качнуло и, кажется, она сдвинулась с места.

– Плывем? – спросил я, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Поднимаемся, – пояснил Антош.

– Как ты догадался? – спросила кошка.

– Язык меняет цвет. – Змей высунул язык. Тот из темного, почти черного, превратился в алый.

– Не язык, а настоящий альтиметр. А если вниз пойдем, какого цвета будет?

– Фиолетовый. Особенности жизни в горах. Кровь меняет свой состав в зависимости от давления воздуха.

Снаружи загремело. Сфера завибрировала. Место контакта воды со стеклом покрылось рябью. Над головой блеснула полоска света и стала расширяться. По стенкам сферы забегали солнечные зайчики, отраженные от водной глади.

– До них дошло, что мы не животные, которых держат в неволе? – Я обрадовался тому, что нас поднимают на поверхность.

Воздух в сфере сразу показался спертым и бедным на кислород. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мы всплыли на поверхность. Я ожидал увидеть открытое море, но мы оказались в бассейне, окруженном деревянными бортами. Сферу зацепили манипулятором за проушину на верхней части и подтянули к берегу. Кто и откуда управлял механизмом, я не увидел.

Сфера стукнулась о дерево и замерла. Манипулятор что-то нажал, и верхняя часть сферы, обозначенная герметичной прокладкой, поднялась и отошла в сторону. Путь наружу был свободен. Ляу прямо с коряги выпрыгнула на берег. Змей тоже перебрался туда, и только я примерялся, не зная, как допрыгнуть до края.

– Непохоже, что ты от обезьяны произошел. – Кошка ощерилась во весь рот, насмехаясь над моей неловкостью.

– Я – точно не от обезьяны. Я на цыпочки встаю – у меня уже начинает голова кружиться. Эволюция меня не пощадила: забрала все, что связывало с далекими предками. В отличие от вас.

Сфера дернулась, точно собралась возвращаться под воду. Для меня это послужило дополнительным стимулом прыгнуть. Я оттолкнулся, как мне показалось, как пружина, и прыгнул. Мне не хватило каких-то тридцати сантиметров, чтобы перелететь горловину сферы. Я соскользнул и упал в воду, окатив брызгами Ляу и Антоша.

– Ты прыгаешь как ленивец. – Кошка подала мне руку.

– Спасибо на добром слове.

С меня натекла целая лужа. Признаться, я под это дело опорожнил мочевой пузырь, стесняясь сходить по-маленькому в сфере. Так что я использовал свой конфуз с пользой.

Деревянная конструкция находилась посреди воды. От горизонта и до горизонта берег не наблюдался. Ширина «палубы» по всему периметру была одинаковой и составляла пять моих шагов. Доски были склеены между собой и обработаны, правда, довольно грубо. Видимо, рыбы не находили нужным париться над этим. Вряд ли для них это представлялось полом. Внешняя часть конструкции для них была внутренней. Я бы сказал, что с нашей точки зрения их цивилизация перевернута с ног на голову.

Стеклянная сфера захлопнулась и погрузилась под воду. Мы остались одни, совсем не понимая, что это значит для нас.

– А ну-ка, Антош, скажи нам, чувствуешь ты чужой взгляд или нет? – поинтересовался я.

– Чувствую, выпить хочется, все остальное притупилось.

– Ясно, откуда ты брал вдохновение для экстрасенсорики. Будем надеяться, что нас не вялить на солнце вытащили. – Я присел на внешний край палубы и погонял рукой морскую воду.

– Я думаю, они спрятали нас от ненужного внимания или же до них дошло, что нам необходима привычная среда обитания, – предположила кошка.

– Абсолютная тюрьма. Какой там Шоушенк и Алькатрас, тут даже вариантов никаких.

– Есть выход. – Змей растянулся на солнце в длинную «колбаску» и впитывал солнечное тепло. – Надо научиться самим ходить по мирам.

Меня насмешила его попытка выдать бредовую идею за подходящий вариант.

– Ну-ка, попробуй. Что для этого нужно? Тужиться сильнее или впасть в нирвану? Ты хотя бы элементарно представляешь этот механизм? Я, например, совсем не представляю.

– А что ты так реагируешь, будто я тебя заставляю? Кто-то же может это делать.

– Ага, один на миллион. – Я вспомнил, что именно такую статистику приводил Вольдемар.

– Один из миллиона сам дошел до этого, а мы точно знаем, что это возможно. – Змей спорил со мной, не открывая глаз и еще больше раздражая меня своей невозмутимостью.

– Тише! – заткнула нас кошка.

Из-под воды доносился глухой протяжный звук. Он приближался, возвещая о том, что скоро мы увидим его причину. Вода по центру бассейна надулась пузырем и опала, оголив огромную сферу, наполненную водой. Она была намного больше той, в которой держали нас. В сфере находились несколько рыб, и все как один при париках-ирокезах.

– Ну, я считаю это проявлением уважения. – Мое мнение опиралось на очевидные факты: воздушная атмосфера и круг собравшихся «шишек».

– Это будут переговоры. Давайте сразу решим, что нам врать, – прошептала мне на ушко Ляу.

– Спокойно, Ляля, врать буду я, а вы кивайте головами в знак согласия.

– «Ляля»?

– Ты знаешь, я подумал, что Жорж и Ляля звучит очень театрально, хотя и немного по-фраерски. Ты не против?

– Ляля? Мелодично. Не против.

– А про меня, как всегда, не вспомнили, – обиделся змей.

– Ладно, Жорж, Ляля и змей-искуситель. Библейский расклад. Не хватает только Эдема. Но туда с нашими грехами…

Сфера тем временем поднялась метра на три и замерла. На внутренней стороне ее висела какая-то растяжка с каракулями. Я решил, что это местное «добро пожаловать», предназначенное нам.

– Здравствуйте! – раздался голос из динамика сверху. – Мы рады вас приветствовать на своей воде.

– Здравствуйте. И мы безмерно рады встрече с такой замечательной цивилизацией, – ответил я пафосно.

– Мы все…

Я прервал динамик.

– Одну секундочку, извините. Какого плана это мероприятие?

Динамик долго молчал. Рыбы, до этого стройно уткнувшиеся в стекло, суетливо замахали плавниками и зашлепали губищами, выпуская пузыри.

– Мы считаем это переговорами. После того как нам стали известны причины вашего появления, у нас появились некоторые идеи, реализацию которых хотелось бы уточнить, – разродился динамик. – Вы понимаете?

– Разумеется. Переговоры делают нас умнее, а войны – мертвее, – на ходу придумал я афоризм.

Я предполагал, что они захотят поговорить о том, чтобы мы обеспечили им преимущество в войне. По крайней мере, политики и военные из моего мира спят и видят, когда инопланетяне подгонят им «вундервафлю», чтобы с ее помощью поставить остальной мир на колени.

– Мы очень рады, что в некоторых вопросах у нас есть точки соприкосновения. Позвольте нам представить…

Начался процесс представления одинаковых лиц, различающихся только «ирокезами». У одной рыбы от интенсивного поклона плавник сполз набок. Она быстро водрузила его на место.

Накладка, понял я.

Теперь я точно убедился в том, что «ирокез» служил для демонстрации официального статуса. Когда у людей нет дифференциации плавников, то нет и цели – переиначилась у меня в голове фраза из одного любимого фильма. Ляля толкнула меня в бок.

– Что?

– Представляй, теперь наша очередь.

– А-хм, значит, я – Жорж Землянский, глава исследовательской экспедиции. Это Ляля Кошкина, главный бухгалтер, а это Антон Гадюкин, ученый, физик-ядерщик.

– А почему я бухгалтер? – промурлыкала на ухо кошка.

– Рефлекторно получилось. У нас на работе – Надюха Кошкина, бухгалтер.

Некоторое время динамик молчал. Рыбы совещались.

– А если они захотят, чтобы мы им прямо здесь и сейчас представили какое-нибудь технологическое чудо? – спросил змей.

– Вот ты и представишь, господин Гадюкин. Ты же ученый, физик-ядерщик.

– Для меня это набор звуков. И все же? Долго на словах мы не продержимся.

– Я не знаю, по ходу пьесы будем импровизировать.

– Как вы уже знаете, наша планета поделена на две сферы политического влияния, – заговорил динамик. – Одна из них, которую представляем мы, прогрессивная, созидательная, много лет прививающая населению настоящие ценности, а другая – деструктивная, вгоняющая мир в хаос. Много лет мы противостоим оппонентам, но наши силы не бесконечны. Зло коварно и не знает усталости. Когда-нибудь наши противники найдут способ, который позволит им нарушить военный паритет, и тогда наша планета погрузится во мрак. Для нее наступят самые темные времена. Правительство нашей страны просит вас пойти на сотрудничество и предоставить нам технологии, которые не позволят злу управлять планетой.

– Так, господа, давайте разберем некоторые аспекты. Что, если мы не пойдем на сотрудничество? Что, если мы имеем другое мнение о ситуации на планете? И как вы можете гарантировать, что сами не используете технологии во зло?

– Про поесть спроси, – напомнила кошка.

– Да, и когда нас наконец-то накормят нормальной едой?

Надо бы уже привыкнуть, что любой мой вопрос вгонял рыб в ступор. Динамик снова заткнулся на неопределенное время.

– Аргумент в пользу того, что мы созидательное государство, исповедующее гуманную политику, – это то, что вам оставили жизнь. В государстве за Большой Сушей вас уже давно умертвили бы как социально опасный элемент.

Меня чуть не дернул черт сказать, что там говорили то же самое, только про эту страну, но я промолчал. Ирония в таких делах могла слишком дорого стоить.

– Технологии в какой области вас интересуют больше всего? – спросил я и сделал самый умный вид, на который был способен.

Рыбам он, конечно, ничего не говорил, но мне самому было спокойнее.

– Летательные аппараты, способные держаться в воздухе без выталкивающей силы, новые виды энергий, вычислительные устройства…

– Ага, звучит как комплектуха для баллистической ракеты, – прошептал я на ухо Ляле.

– …карта планеты, сделанная из космоса, желательно с залежами минералов и их запасами. А также гарантии того, что вы ни в коем случае не станете передавать эти же технологии и сведения другой стороне.

– В обмен на что? – Мне захотелось понять, что они припасли в качестве плюшек.

– В обмен на вашу свободу, – неожиданно выпалил динамик.

– Ясно. Очень трудно назвать ваши условия взаимовыгодным сотрудничеством. Скорее это шантаж и угрозы. Вы так уверены, что за нами не прилетят?

– Вы не первые, за кем не прилетели.

– Что? – Я услышал одновременный возглас кошки и змея.

– Что-то у вас там не все ладится с персоналом, раз бросают вот так, на произвол судьбы.

Наш план рушился на глазах. Я, кажется, начал догадываться, кто послужил причиной того, что мы стали заложниками. Этот аттракцион с катапультами мог питать местных регулярными жертвами. Наверняка их экзотический внешний вид мог наводить на мысль об инопланетном происхождении. Разумеется, они так же, как и мы, пытались валять дурака, чтобы потянуть время, прикидываясь инопланетянами.

– А где наши коллеги сейчас? – спросил я на всякий случай.

Снова молчание. На этот раз его можно было назвать тягостным и тревожным.

– Интересно, если бы мы сказали правду, нас отпустили бы? – Ляля взяла меня за руку, и я почувствовал легкий тремор в ее конечности.

– Вряд ли. Не могу представить себе разгуливающих по улицам моего города иномирцев. При любом раскладе, если не приносим пользу – в расход.

– Я тоже не могу представить, чтобы вас оставили в живых, появись вы у меня на родине, – не поднимая головы, произнес змей. – Народ не должен знать, что есть кто-то, кроме нас.

– Животные разные, а вырастает из них одинаковая разумная гадость. – Я сплюнул под ноги.

Сфера с важными рыбами плюхнула воздухом и пошла в воду. Переговоры закончились. Я бы сказал, что закончились ничем. Интересно, сколько они дадут себе времени, чтобы понять, что мы такие же «инопланетяне», как и предыдущие?

– А про еду ничего не сказали. – Кошка вздохнула.

– А чего нас теперь кормить-то? Может быть, сами половим рыбки? Наживка у нас уже есть. – Я кивнул в сторону змея.

Тот не отреагировал никак. Лежал с закрытыми глазами и не шевелился.

– Эй, Антош, ты как, живой? – спросил я, подозревая плохое.

– Антош? – Кошка шлепнула его по середине чешуйчатого тела.

Змей не реагировал.

– Что с ним? Сердце не выдержало? Какие реанимационные действия могут быть у пресмыкающихся? Надуть его, как шарик?

Я набрал в ладонь морской воды и вылил ее на лицо Антошу. Мне показалось, что его глаза дрогнули. Тогда я подкатил его к краю помоста и опустил его голову в воду. Секунд через двадцать со змеем случился мышечный спазм. Он сжался в пружину, распрямился и со всего маха ударил меня хвостом.

Я отлетел в воду метра на три от берега. С перепуга забил руками и ногами, опасаясь, что подо мной плавает какой-нибудь мегалодон.

– Я же вам сказал, что вода мне противопоказана! – кричал змей с берега.

– А чего ты прикидывался дохлым? – Ляля тоже кричала, что с ее тембром было больше похоже на визг.

– Я не прикидывался дохлым, это была гибернация, отключение некоторых важных органов для уменьшения потребностей организма. Я буду жить еще несколько месяцев после вас.

Я забрался на помост.

– Чего ради жить-то одному? – спросил я.

– Не знаю. Не хочу умирать. Я не пожил еще.

– Кощей Бессмертный, предупреждать надо! Мы же хотели тебя спасти, балбес, – накинулся я на разумного пресмыкающегося. – Тихушник! Признайся: ты хотел закосить под мертвого, чтобы тебя не тронули?

– Ничего такого я не хотел. Всё, вопрос закрыт. Я не обязан перед вами отчитываться.

– Эй, придурки, вы как сюда попали?

Чужой голос заставил нас замолчать и резко обернуться. Из воды со стороны моря торчал скафандр, через стекло шлема которого смотрела пучеглазая рыба.

– В смысле – «как»? – не понял я. – Подняли из-под воды, в аэрариуме.

– Мне насрать, откуда вас подняли, я спрашиваю, какого черта вы забрались в мой мир?

– Ты что, знаешь об этом? – спросила Ляля.

– Я все знаю! Я умею ходить через миры.

– Да чтоб тебя! – обрадовался я. – Вы нас выведете отсюда?

– Лучше бы вас прибить, чтоб другим неповадно было. Прыгайте в воду и держитесь за руки.

Антош среагировал раньше всех. Накрутился на мою ногу.

– У меня же нет рук, – произнес он жалобно.

– А что, не хочешь остаться здесь, пережить вселенную в своем энергосберегающем режиме?

– Я же сказал, забыли об этом.

Мы с Лялей взялись за руки и прыгнули в воду. Рыба в скафандре толкнула нас шлемом и исчезла.

– Тварь, он что, надурил нас?! – Я вынырнул из воды и замер.

Мы находились посреди маленького озерца, к которому клонились тяжелыми ветвями плакучие ивы.

Глава 5

Знакомый пейзаж, а главное, отсутствие бескрайнего моря настроили меня на более оптимистические ожидания. В кронах ив галдели птицы. Слюнявые пузыри, капающие с деревьев, мирно колыхались под их сенью. Точно такое же озеро я помнил с детства, со времен, когда отдыхал у деда с бабушкой в деревне.

Змей развесил телеса просушиваться на ветках. Кошка обошла окрестности, чтобы убедиться в том, что нас не ждут опасности. Я был уверен, что причина у нее была иная, потому что на мое предложение сопроводить ее она ответила категоричным отказом. Что-то не верилось мне в ее внезапный героизм.

Похоже, одному мне придется думать о том, где добыть пропитание. И я нашел его. Поляну грибов, очень похожих на белые. Точно такая же широкая ножка и умопомрачительный запах съедобного гриба. Я снял майку и набрал ее полную. Нанизал грибы на зеленые ветки, собрал из сухих веток костерок и задумался над тем, как его разжечь. Я не курил, поэтому ничего для розжига не носил с собой. Добывать огонь трением веток я не умел.

– Антош, ты как-то ближе к природе выглядишь, не поможешь развести огонь?

– Если ты оценил мою близость к первобытности по отсутствию одежды, то ты ближе к природе по отсутствию ума.

– Ты хамишь, пресмыкающееся. Сдается мне, что судьба закинула нас в мой мир, так что прошу быть уважительнее, иначе отправлю в зоопарк, в котором ты проведешь остаток дней.

– Ладно, не умею я разводить огонь без зажигалки.

– Вот теперь видно, что мы с тобой на одной ступени эволюции. Осталось теперь проверить, что у нас Ляля на этот счет умеет.

– Наверняка ничего. Она же сказала, что живет на деревьях. Как думаешь, стоит жечь огонь на них?

– Как-то они готовят себе пищу. Не думаю, что до сих пор трескают сырое мясо.

– А я думаю. Помнишь, как она окрысилась на меня? Еще чуть-чуть – и тяпнула бы зубами.

– Ну, ты тоже молодец: заподозревал нас в таком. Ладно я мужчина, с меня как с гуся вода, но она же женщина, понимаешь? У них у всех пунктик, чтобы не подумали чего, что она там слишком легкомысленная или неразборчивая. Я даже по нашим кошкам скажу, что гордости в них, пусть и до разумной стадии, на десять человек хватит.

– Опять ты меня сравниваешь?

Я не слышал, как подошла Ляля.

– А, черт! – Я подпрыгнул и развернулся в полете. – Зачем так бесшумно?

– Проверяла вашу осторожность.

– А что ее проверять, тихо все, – оправдался я. – Нет?

– Там, – она махнула рукой, – дорога. По ней ездит транспорт, не похожий на наш.

– Я же говорю, это мой мир. – Внутри меня затеплилось приятное чувство, что я смогу вернуться домой.

– Как нам быть, если это так? Куда девать нас с Антошем? – Кошка подняла веточку с грибным шашлыком и принюхалась.

– Поживете у меня, а там придумаем. Не знаешь, чем нам разжечь костер?

Ляля залезла в карман кофты и вынула из него какой-то прибор. Собрала из мелких веточек и сухой травы пучок и высекла прибором яркие искры. Трава быстро занялась.

– Ого, это что у вас, вместо зеркальца с собой носят? – Кошачье огниво удивило меня.

– Шашку дымовую разжигать – шерстку окуривать, чтобы насекомые не лезли, – пояснила кошка.

– А, понятно, нам-то с Антошем такие проблемы не грозят, поэтому мы без зажигалок. – Я привалил разгорающийся пучок ветками потолще.

Едкий белый дым тлеющего дерева поднялся прямо в лицо. Однако он был приятен мне, как запах родины. Через минуту огонь дружно трещал в разгорающемся костре. Я поднял «шампур» с грибами над огнем.

– Каждый жарит себе сам. Не знаю, какую степень готовности вы любите, кому альденте, а кому с корочкой.

Кошка взяла ветку с грибами и боязливо занесла над огнем. Ветка щелкнула, раскидав искры из костра. Часть полетела в сторону кошки. Ляля бросила «шашлык» и принялась бить себя по открытым участкам, приговаривая шипящие ругательства.

Я понял, что она боится за свой шерстяной покров.

– Ладно, тебе я пожарю сам. Не подумал, что близкое пламя тебе противопоказано. – Я поднял ее веточку, сдул с нее налипшую грязь и занес над огнем. – А что вам, принц Антош, тоже надо прислуживать? – спросил я змея, свесившегося с ветки.

Он ловил тепло костра.

– Не надо, я сам справлюсь.

Змей сполз на землю. Кончиком хвоста зацепил ветку с грибами и попытался удержать ее. Ничего не получилось. Кольцо из его тела не сжималось настолько плотно. Ветка ходила в нем свободно. Тогда он попытался удержать ее, зажав между зубами. Но получилось только хуже: змей прижег себе тело. Я закрыл глаза, досчитал до десяти и выдохнул.

– Хорошо, дружище, давай я и тебе приготовлю еду.

Ляля и Антош в надвигающихся сумерках сидели у костра в ожидании еды. Огонь играл в их желтых глазах, неотрывно следящих за своими веточками. Я решил попробовать готовность грибов. Откусил горячий кусочек и сразу выплюнул. Он был горьким, как хина.

– Да что же это такое! – Я в сердцах зашвырнул все три ветки в кусты.

Змей молча уполз в том направлении. Через полминуты он вернулся и не останавливаясь прополз мимо нас, высунув раздвоенный язык на всю длину.

– Что, думал, тебе будет слаще? – крикнул я ему вдогонку.

Антош вскоре вернулся перепачканным в иле.

– А ты говоришь, замедленный метаболизм. Что, голод не тетка?

– Не буду врать, я бы сейчас съел что-нибудь большое. Потрясения последних дней истощили мое тело.

– Ладно, через час стемнеет, а ночь – отличное время для разбоя. Показывай, Ляля, где дорога.

Впрочем, до дороги идти не пришлось. Мы заметили огни и решили идти к ним, предполагая, что там находится жилье. Для меня этот момент был особенно волнующим: я ждал, что откроется истина – я дома. Я не был уверен, что мы в России. Интуиция мне подсказывала: это другая страна. Однако такая мелочь меня не беспокоила совсем. После мытарств по другим мирам даже Папуа – Новая Гвинея могла показаться родным краем.

Перед населенным пунктом наткнулись на речку. Я слышал уже с той стороны лай собак, шум машин и прочие неотъемлемые звуки любого жилого места. Прошли немного вдоль реки, пока не наткнулись на лодку. Как раз напротив того участка берега, где мы ее нашли, на другой стороне реки стояло строение, похожее на магазин. План родился моментально.

– Я сплаваю на разведку, узнаю, где мы, и заодно попробую стырить из магазина хотя бы пачку чипсов.

– Точно? А ты не сбежишь от нас? – забеспокоился змей.

– А если тебя поймают? – Ляля тоже дала понять, что не желает оставаться без меня в моем мире.

– Вы сдурели? После всего, что мы пережили, взять и бросить вас? Я сейчас обижусь. Сидите и ждите тут, никому на глаза не лезьте, а то, не дай бог, пристрелят с перепуга.

– Ладно, – согласилась кошка. – Только будь осторожнее.

– Обещаю.

На дне лодки лежало одно пластиковое весло. Я правил им очень неумело: больше крутился на одном месте, чем плыл вперед. В итоге меня снесло вниз по течению. Пришлось протащить лодку и оставить ее на берегу напротив магазина.

Ярко освещенный магазин стоял на виду. К нему примыкала парковка на пару десятков машин, от которой ответвлялась дорога до большого шоссе. За то время, что я приглядывался к обстановке, по нему проехало два автомобиля. Марку определить не удалось, но это точно были не «Лады».

Стоянка перед магазином пустовала. Время было слишком поздним для покупок. Название магазина я не разобрал и даже не смог определить, на каком языке оно написано. Какие-то каракули, похожие на армянский или еврейский алфавит. Короче, кого-то из тех, кто спасся во времена великого потопа.

Фасад магазина был сделан полностью из стекла. Я видел мужчину, дремлющего за кассой. Главное, чтобы у него не было оружия. Я зашел в магазин. Колокольчик над головой зазвенел. Я бросил взгляд на продавца. Он даже не проснулся. Зато перед ним сидел пес и смотрел на меня во все глаза. Конечно, с такой собакой можно и поспать.

Я сделал вид, что изучаю ассортимент. Пригляделся к ценнику на какие-то банки и обомлел. Цифры тоже были не наши, не арабские. Какие-то закорючки. Настроение упало «в ноль». Хорошо, что люди здесь имели человеческий облик и организация жизни напоминала земную. В случае чего можно было прожить остаток жизни и в таком мире. Я прошелся вдоль витрин, пытаясь понять, что для меня нужнее всего. При любой нестандартной ситуации, грозящей нерегулярным питанием, первым делом нужна тушенка. У меня были серьезные сомнения, что в этом мире увижу ее на полках.

Разглядывая их, я не забывал бросать взгляд на продавца. А он, судя по всему, просыпаться не собирался. Только пес сек за мной. Когда я подошел близко к этой парочке, я понял, что мужчина слеп. Что, если это вообще магазин для слепых? Оттого и цифры и язык мне непонятны. Я провел пальцем по первому попавшемуся ценнику, чтобы оценить его объемность. Но нет, мои нечувствительные пальцы ничего не распознали.

Продавец повел себя очень подозрительно. Убежал куда-то в подсобку вместе с собакой. Я решил, что лучшего момента ждать не стоит. Хватал и закидывал в фирменную сумку все, что мне казалось подходящим. Вдруг прозвенел звоночек. Кто-то вошел в магазин. Чтобы не привлекать внимания, я направился к выходу вдоль крайних витрин, надеясь, что покупатель выберет путь по центру.

Мы столкнулись прямо в проходе, выскочив друг на друга при повороте. В первое мгновение я не мог понять, что вижу. Покупатель тоже замер. Он был слеп, как и продавец. Его вел пес-поводырь. Значит, это точно был магазин для слепых. Меня кольнула совесть, что я граблю людей с физическим недугом.

Пока я маялся угрызениями совести, человек закричал и бросился к выходу. Я побежал следом. Выскочил на улицу и собирался ринуться в темноту, но остановился. Перед магазином стояла машина, к которой подбежал слепой покупатель, что меня уже заинтересовало. Мало того что машина была совсем неизвестного производства, так еще и вокруг нее стояла семья из мамаши и двух детишек, причем с собачкой у каждого.

И тут я понял, что люди не держали собаку на поводке. Это выглядело слишком невероятно, но оба существа соединялись между собой какой-то пуповиной. Она выходила из человека в районе живота и заканчивалась в середине живота собаки. Собаки семейства смотрели на меня во все глаза, пока папаша не испугал их. Семья с криками похватала своих собак на руки и исчезла в машине. А я скрылся в темноте.

В этот раз мне удалось переплыть реку гораздо быстрее. По шуму с того берега я понял, что мои друзья пробираются вдоль него, следуя по течению за моей лодкой. Наконец я пристал к берегу. Змей помог вытащить лодку, невзирая на топкую грязь. Гордый уловом, я поставил перед ними свою сумку.

Прежде чем начать разбирать мой улов, мы ушли подальше от берега и разожгли костер. В первом хрустящем пакете оказались какие-то сухари. Есть их без запивания водой было невозможно. Я открыл бутылку и попробовал на вкус. Это оказалось пиво или квас.

– Вот, Антош, и тебе кое-что взял, только смотри в запой не уйди.

– Я не запойный, свою норму знаю.

Бутылок с этим напитком я украл достаточно. Раздал всем. Ляля хлебнула и поморщилась.

– Непривычно. Горчит.

– Ничего, зато аппетит заводит. – Я сделал большой глоток вслед за пригоршней сухарей.

Змей, закрутив бутылку в кольцо из хвоста, заливал напиток в свою большую пасть. Он не остановился, пока не выпил все.

– Уфф, полегчало. – Его желтые глаза умаслились. – Дай-ка мне что-нибудь съедобное.

Я протянул ему пакет. Змей захрустел сухарями.

– Вполне себе ничего. Не мясные чипсы, но своеобразно. Надо будет внедрить у себя. Так что ты там говорил про пуповины?

– Все, кого я видел, были слепыми, а у них прямо из живота торчали штуки, которые я вначале принял за поводки, но потом понял: ни черта это не поводки, это как в «Аватаре» – штуки для соединения существ, чтобы можно было чувствовать друг друга. Я уверен, что люди видят глазами собак. Иначе как они водят машину?

– Может, там автопилот?

– Непохоже. Технологии у них на вид помладше наших. Шестидесятые прошлого века. Рок-н-ролл, карбюраторы и все такое.

– Жорж, дружище, у тебя там не завалялось еще бутылочки божественного нектара? – Змей вытер испачканное в крошках лицо кончиком хвоста.

– Может, на завтра?

– Завтра может и не наступить, надо уметь жить здесь и сейчас. Давай, дружище, бутылку.

– Только одну. – Я убрал сумку за спину. Вынул из нее бутылку и передал змею.

– Уважаю. Если что, Жорж, смело рассчитывай на меня. Ты мой друг навсегда, на веки вечные.

Ляля покосилась на змея. Не каждый день видишь напивающегося пресмыкающегося. Змей ловко скрутил пробку и залил пиво в бездонное горло. Допив, отрыгнул и обвел всех мутным взглядом.

– Вздремну. Кажется, у меня не осталось… сил. – Последнее слово он произнес автоматически, будучи во сне.

Я подбросил веток в костер. Тьма отступила. Там, за границей огня, находился другой мир, а внутри – наш. Мой, потому что я представил себя сидящим, как бывало не раз, у костра в походе. Как обычно, пьяного и счастливого из-за того, что нашел силы и время нарушить ежедневную рутину. Ляля тоже молчала и лениво грызла сухари. Время от времени она притрагивалась к поломанному уху, будто хотела убедиться в том, что это не так.

На мой взгляд, кошка, наделенная человеческим разумом, казалась даже красивее наших домашних кошек. Забавно было наблюдать, как ее остренькие ушки реагировали на каждый звук в ночи, поворачиваясь в сторону его источника. Она заметила, что я на нее смотрю.

– Что? Ухо страшное?

– Нет, ты что, совсем не замечаю.

– А что тогда?

– Знаешь, я тут подумал, – я поднес упаковку из-под сухарей к костру, – что я спер собачий корм.

На упаковке можно было различить силуэт человека, перечеркнутый крест-накрест, и не перечеркнутый собачий силуэт. Кошка присмотрелась и засмеялась.

– Ну и ладно, мне даже понравилось. Вот если бы ты спер кошачий корм, я бы точно обиделась.

– Правда? А мне даже на ум не пришло бы обидеться, если бы ты для меня украла в магазине бананы.

– Не, я бы тоже не обиделась, если бы ты ляжечку страуса добыл.

– Хорошо, я понял, что именно тебя напрягает. Не то, что ты произошла от глупых кошек, а то, что я могу воспринимать тебя такой сейчас.

– Да.

Ляля бросила в мою сторону взгляд, от которого мне стало немного не по себе. То ли в нем отразился свет костра, то ли это был внутренний блеск, я не понял. Но меня проняло, как током из розетки. Я готов был поверить, что она пустила в ход женские чары, ибо в груди и немного ниже как-то затомилось. В голове пролетел рой мыслей, одна из которых сформулировалась так: «Такого не может быть, чтобы мне нравилась кошка, это же настоящая зоофилия». Другая мысль была противоположна ей: «Она же человек, разумный, как и я, и в этом нет ничего плохого».

Мои метания, видимо, отражались у меня на лице. Ляля положила мягкую ладонь мне на запястье.

– Расслабься. Необычно, что кто-то может быть таким же умным, как мы.

Я это признание воспринял как частичный комплимент: ум ей нравился, а внешность, похоже, не очень. Я представил, как я для нее выгляжу, этакий канадский сфинкс в складочках, и даже самого передернуло от отвращения.

– Зато у нас насекомых не надо окуривать, – ответил я. – И вообще, мех хорошо смотрится на шубе.

Ляля убрала руку.

– Ты капризный, как ребенок. Показывай, что у тебя в сумке еще есть пожевать, только не для собак.

Мы нашли банку с какими-то фруктами в сиропе. Кошка попробовала и не стала есть. Я схомячил содержимое банки в одиночку.

– Вот оно, преимущество всеядности, – произнес я, сыто отрыгнув. – Простите мой французский.

– Ага, я бы назвала это эволюцией желудка.

– А что вам дало преимущество? Ум?

– Да, как бы нескромно это ни звучало.

– Интересное дело, и в чем вы так далеко ушли от нас, мыслящих желудком? В космос хоть вышли?

– В космос? Зачем? На самой планете еще полно неизученных мест. А вы что, вышли? – В ее интонации я почувствовал страх узнать, что наша цивилизация покоряет космос.

– Одно другому не мешает. Мы осваиваем космос давно, начали еще до моего рождения. Американцы – это народ такой – высаживались на Луну, спутник Земли. Может быть, это и неправда, кино, но то, что советские луноходы там ползали и собирали грунт, это абсолютная истина.

– Не заливаешь мне?

– Чего ради? Просто устанавливаю паритет, чтобы никто из нашей троицы не считал себя умником. Согласись, так нам проще будет общаться.

– Ладно, космонавт, поверю. Отрицать, не зная правды, глупо, хотя, глядя на тебя, в это не особо верится.

– Это обидно. Ответь мне лучше, чему равен квадрат гипотенузы?

– Сумме… квадратов… катетов, – ответила Ляля, акцентируя каждое слово.

– Ну, замечательно, не такая уж ты и меховая варежка с глазами. С этой секунды требую относиться друг к другу как к равным и подкалывать в чем угодно, кроме интеллектуальных способностей, которые, как выяснил короткий тест, у нас одинаковые.

– А Антош не проходил тест.

– В семье, как говорится, не без Антоша. Сейчас глупо проверять его, сделаем это позже.

Змей сладко спал, свернувшись в кольца «пирамидкой». Венчала ее вершину голова. Антош сладко сопел и время от времени чмокал пересохшим ртом. Я притронулся к телу, чтобы узнать, не перегрелось ли оно от костра. Та часть, что была обращена к огню, нагрелась, а противоположная была ощутимо прохладнее. Я поднялся и с большим трудом развернул его тяжелое тело холодной стороной к огню.

– Не змей, а змеевик. Ну, в смысле, свернулся спиралькой и прогоняет через себя алкоголь. – Ляля не поняла моих разносторонних знаний. – А, не парься, просто градус повышаю этой рептилии.

– У тебя семья есть? – неожиданно спросила Ляля.

– В смысле? Мама, папа?

– Нет, конечно, я про жену, потомство.

– А что, по мне не видно? – Я растопырил правую пятерню, показывая отсутствие кольца на безымянном пальце.

– Что это значит? У тебя пятеро детей? Жен?

– Нет, это значит, что я свободный человек, который сам распоряжается своей жизнью.

– Заметно, как ты ею распорядился.

– Кто бы говорил. А ты сама-то замужем?

Кошка взяла в руки ветку и прежде, чем ответить, погоняла угли в костре.

– Нет. Разборчивая слишком, вот и довыбиралась. Судьба мне специально этого жулика подсунула. А у меня все датчики отключились, никаких предчувствий.

– Да уж! Урок. – Мне захотелось погладить ей за ушками, но я сдержался. – Слушай, не пойми меня неправильно, я не пытаюсь провести прямых аналогий, вот у нас коты в марте начинают орать, свадьбы там, шуры-муры…

– Нет, у нас нет сезонной тяги к спариванию. У нас любовь, а она случается в любой момент года.

– Я просто спросил. Интересно обогатить кругозор. Вот у нашего змея до сих пор сезонная случка, я хотел сказать, брачный период.

– И где же ты сможешь применить знания, касающиеся жителей других миров?

– Передачу свою сделаю «В иномире живот…», да, блин, понесло. Надо закусывать.

Я достал из сумки банку, не глядя на этикетку. Открыл ее за вполне человеческое колечко и проверил на запах. Содержимое банки пахло мясом.

– Слушай, это тушенка! Мамой клянусь, тут мясо.

– Дай-ка проверю. – Кошка поводила над банкой розовым кончиком носа. – Точно. Здорово. Пополам?

– Не, я могу предложить поделить из расчета на килограмм живого веса. Вот у тебя сколько?

– Ах ты, подлец, решил схитрить? Знаешь, что женщины всегда его уменьшают.

– Даже женщины-кошки?

– Зря ты мне отдал банку, теперь я сама решу, сколько тебе оставить.

– Ах ты, вероломная хищница, привыкла моих сородичей держать в черном теле! – Я попытался перехватить банку, но Ляля среагировала быстрее. Моя рука схватила воздух.

Тогда я попытался забрать у нее банку силой. Бросился вперед и обхватил ее руками, как борец в греко-римской борьбе. Кошку мои действия насмешили. Однако банку она не отдавала, ловко уворачиваясь от моих выпадов. Наверное, со стороны наша потасовка больше походила на забавы влюбленных.

– Стоило закрыть глаза на одну минуту, как у вас началось, – раздался голос змея.

Ляля оттолкнула меня.

– Что началось? – спросила она с вызовом.

– Мы делили банку с тушенкой. Третьим будешь?

– Ну конечно. Это именно так и выглядело.

– А ты что, уже протрезвел?

Времени прошло не так уж много, чтобы пьяный «в зюзю» разговаривал так, словно и не пил вовсе.

– Это из-за костра. Метаболизм ускорился многократно. Я бы перекусил чем-нибудь. Сухари остались?

– Конечно. Сколько угодно, нам не жалко.

Ляля выложила перед змеем несколько пачек собачьего корма.

– Вы не хотите? – удивился змей.

– Нет, спасибо, пока ты спал, мы плотно поели.

Мы с кошкой переглянулись, уголками глаз посмеиваясь над змеем.

– Запить есть чем? – поинтересовался Антош.

– Для тебя оставили. – Я отдал ему последнюю бутылку алкогольного напитка.

– О, хорошее здесь пиво делают, не то что у нас – черепашью мочу.

– Ты больше не уснешь? – Я почувствовал, как мои веки начинают слипаться. – Я бы вздремнул.

– Нет, теперь не усну. Я бодр и полон сил. Можете спать, вам ведь нужно восстановить силы.

– Ты прав, Антош. Ляля, ты как, ночью спишь?

– Ночью.

Я предположил, что кошки – это ночные хищники, но делиться этой мыслью не стал, чтобы не обидеть.

– Если хочешь, мы можем прижаться спинами, чтобы удобнее было, – предложил я.

– Давай попробуем, – согласилась Ляля.

Мы уперлись друг в друга. Так было гораздо удобнее, чем искать приемлемую позу поодиночке. От кошки исходило тепло, я пригрелся и быстро уснул.

Проснулся я оттого, что отсидел задницу, и от легкого чувства тревоги. Было еще темно. Огонь потух, и только красные угли, раздуваемые легким ветерком, едва освещали пространство вокруг. Змей, несмотря на обещания, сладко спал. Хотелось поменять положение тела, но жалко было будить Лялю. Вспомнился подвиг гейши, отрезавшей себе подол платья, чтобы не разбудить спящую на нем кошку. Но надо было что-то делать. Мослы надавили ягодицы до пролежней.

– Ляля, – тихо прошептал я. – Ляля!

Я услышал, как ее ухо отреагировало на звук, щелкнув хрящом. Однако дальше этого дело не пошло. Кошка не просыпалась. Я дотянулся до пустых пакетов из-под сухарей и подбросил их в костер. Пластик быстро занялся огнем. Разгоревшееся пламя неожиданно выхватило из темноты фигуру маленькой собачки, стоящей неподалеку. Огонь блеснул в ее глазах. Через мгновение собаку утянуло во тьму. Я был уверен, что собака не сама ретировалась.

– Подъем! – крикнул я и вскочил.

Ляля чуть не упала, оставшись без опоры.

– Что, что случилось? – Она заметалась со сна.

– Мы не одни.

В темноте раздался топот, потом удар и крик. Затем что-то тяжелое рухнуло на землю.

– Кто это? – Кошка вцепилась в меня мертвой хваткой.

– Я думаю, эти, местные симбионты. Челобаки.

– Кто, кто?

– Собачелы, – пояснил я иначе.

– А, поняла. Тебе не кажется, что он ударился о дерево?

– Пойдем посмотрим.

Я намотал на ветку еще один пакет – пустые упаковки из-под сухарей в изобилии валялись возле змея, – опустил импровизированный факел в огонь и поджег.

– У тебя еще остались навыки ночного зрения? – спросил я кошку.

– Без понятия, каким оно должно быть.

– Наши зоологи говорят, что кошки хорошо видят ночью, потому что у них контрастное зрение. Якобы вы, в смысле они, различают двести оттенков серого.

– Я никогда не считала, сколько оттенков различаю. Тебе самому не кажется, что это какая-то ерунда?

– Не знаю. До сего момента мне казалось, что их сведениям можно доверять.

– Ты сам сколько оттенков различаешь?

– Не знаю. Зачем мне это?

– А мне зачем?

– Ладно, пес с ним, с этим зрением. Иди за мной.

Я держал быстро прогорающий факел в стороне, чтобы он не отсвечивал и не мешал смотреть. Через тридцать шагов мы напоролись на лежащего в беспамятстве местного собачела. Без сознания было только основное тело, собачка тревожно бегала на расстоянии вытянутой пуповины, испуганно поглядывая на приближающихся нас.

– Шарик, Шарик, фью, фью, фью, – подозвал я ее, как обычную собаку.

Песик попытался рычать, но сам себя испугался, поджал хвост и спрятался под тело. Хозяин лежал навзничь. От удара о дерево он рассадил лицо.

– Что с ним делать? – Ляля попыталась разглядеть раны поближе, но мелкий поводырь грозно зарычал.

– Надо привести его в чувство и установить контакт. Это может пойти нам в зачет. Местные не должны думать, что раз мы отличаемся от них, то, значит, опасны. Надо показать свое миролюбие с первых минут. Постой тут, я принесу сухарики.

Я отдал факел кошке, а сам побежал за сухариками. Их не оказалось. Коварный змей съел все до единого.

– У, обжора! – Я замахнулся на блаженно спящего Антоша.

Пришлось взять банку с человеческой едой и на ходу открыть. Когда я вернулся к телу, то не поверил своим глазам. Ляля держала песика на руках и гладила ему спинку. Она жестом попросила меня приближаться осторожнее, чтобы не разрушить их идиллию.

– А как же твое «я ненавижу собак»?

– Этот другой, он такой миленький. Он все понимает. Правда?

Ляля провела по собачьей спинке. Существо преданно посмотрело в глаза кошке. Основное тело зашевелилось. Песик тут же оскалился и цапнул Лялю за палец.

– Вот негодник, за что? – Ляля выронила собачку на землю, а животное тут же прыгнуло на руки… своей второй половине?

Человеческая часть симбиота испуганно попятилась, держа в одной руке направленного мордой на нас поводыря. Он точно использовал зрение собаки для себя!

– Не бойтесь. Мы не желаем вам зла, – попытался я успокоить его.

– Кто вы? Что вам нужно? – с истеричными нотками в голосе спросил собачел.

– От вас – ничего. Мы оказались здесь случайно, не по своей воле. Мы из другого мира.

– Откуда? – спросил собачел, не переставая пятиться.

– Если у вас есть время, пойдемте к костру, посидим в спокойной обстановке, пообщаемся, – предложил я.

– Н-н-нет, обычно после приглашения пообщаться начинаются большие неприятности. – Слепой споткнулся о ветку и чуть не упал.

– Мы не опасные. Мы несчастные жертвы обстоятельств, напуганные не меньше вашего.

– Нам нужно, чтобы вы рассказали о вашем мире. Если нам суждено здесь остаться до скончания века, не хотелось бы провести его в заточении или оказаться на плахе, – поддержала мои усилия Ляля.

– Вам не стоит беспокоиться, любезный. – Откуда ни возьмись появился Антош.

Собачел вскрикнул и снова потерял сознание.

– Антош, чего тебе не спалось? – Меня раздосадовало его ненужное появление.

– Я проснулся, а вас нет. Испугался и кинулся на свет. А вы тут с местным общаетесь.

– Давайте отнесем его к костру, – предложила кошка.

– А как быть с собакой? Покусает еще.

– Ты неси основное тело, а я собачку.

У меня сложилось такое впечатление, что из нашей несчастной троицы на мои плечи всегда ложится самый тяжелый груз. В собачеле даже без собаки было веса под сотню килограмм. Мы усадили его напротив костра и вложили в руки поводыря, чтобы он, очнувшись, не испугался.

Ждать пришлось недолго. Собачел пришел в себя и снова попытался сбежать. Но предварительно занявший позицию за его спиной Антош охладил желание аборигена шевелиться вообще.

– Что вам нужно? – обреченно спросил симбионт.

– Расскажи нам о себе и о своем мире. Вкратце и по существу.

– Меня зовут Гардниир…

Мир, в котором жил Гардниир, в целом был похож на наш, земной. За единственным отличием – здесь люди были слепыми. Эволюция в какой-то момент нашла выход, соединив людей и собак в единую структуру с общей нервной системой и кровообращением.

– Извини, что перебиваю, а вы сразу рождаетесь вместе? – На мой взгляд, такого быть не могло.

– Разумеется, а как же еще?

– Не, ну я подумал, что каждый сам по себе. Мало ли, вдруг твоему дружку не понравится женщина, которую ты выбрал.

– Это не мой дружок, он часть меня.

– Для нас, людей из разных миров, это все равно выглядит слишком необычно.

– А для меня необычны ваши глаза в голове. Слишком неестественно и отталкивающе.

– Ну да, глаза, бегающие на поводке, намного органичнее смотрятся. Еще бы уши отпустить побегать и жопу отправить за приключениями на длинной сворке. – Я гоготнул.

Ляля больно ткнула меня локтем.

– Извините. Продолжайте. Кем вы работаете?

– Я работаю оператором телевизионной установки.

– Да вы что? Так, значит, у вас есть телевидение?

– Разумеется. Вы знаете, что это такое?

– Знаю, хотя телек последние лет пять вообще не смотрю. Депресняк сплошной. – Я почесал затылок, в котором свербила одна интересная мысль. – Знаете, если вы нам поможете, то мы не задержимся у вас.

– Что ты задумал? – Кошка напряглась.

– Нас должны увидеть массы, среди которых обязательно найдется кто-то из тех, кто умеет ходить через миры. Помните – один на миллион? Скажи, Гарнир, ваша аудитория больше одного миллиона?

– Около того. А почему вы не хотите остаться? Если вы не сможете попасть к себе домой, какая разница, где остановиться?

– Знаешь, мы слишком разные с вами, а это всегда будет непреодолимым барьером. Стоит повыбирать, прежде чем согласиться принять что-то. Устроишь нам интервью в прямом эфире? Это очень важно, чтобы в прямом, иначе твои боссы не пустят такой репортаж.

– Я попытаюсь, но шансов мало. Я всего лишь оператор.

– А ты попытайся, а я скажу, акции каких предприятий надо покупать, чтобы разбогатеть. Мы этот путь прошли совсем недавно, и думаю, вас ждет то же самое. Твой начальник не святой, любит, поди, денежки?

– Он может не поверить.

– А ты ему про ограбление магазина расскажи, там и свидетели есть, и полиция наверняка уже в курсе. Скажи, что вышел на нас и что мы готовы дать вашему каналу эксклюзивное интервью.

– Хорошо, а где мы пересечемся?

– Ты один живешь?

– Мы живем одни, – поправил Гардниир, взяв на руки поводыря.

– Так отвези нас к себе. Чего мы, как звери, в лесу прячемся?

Собачел задумался. Конечно, ему хотелось избавиться от нас, как от ночного кошмара, но даже его разделенный на две части мозг просчитывал варианты выгоды.

– Хорошо, мой автомобиль на опушке. Нужно ехать сейчас, пока не рассвело.

Железное грохочущее корыто привезло нас к основательному двухэтажному таунхаусу. Гардниир выключил свет на крыльце, чтобы мы незаметно прошли в его дом. Что сразу бросилось в глаза, так это отсутствие острых углов в нем. Дизайн внутреннего пространства всех комнат был выполнен в мягком скругленном стиле. Я сразу догадался, что это сделано для того, чтобы хозяева безболезненно бились головами о дверные косяки.

– Я отправлюсь на работу пораньше. Вы, если захотите есть, найдете кухню на первом этаже: два поворота налево, третья дверь – холодильник.

– Слушай, Гардниир, мы прекрасно видим, где у тебя что находится.

– Ах да, я забыл. Так непривычно, что вы смотрите без поводыря.

– Езжай со спокойным сердцем. Твой дом под надежной охраной трех пар глаз. И это, не дури, не пытайся перехитрить всех. Делай, как договорились. – Я добавил в голос железных ноток, но это был обычный блеф. Наша троица находилась в полной власти обстоятельств.

Настоящей отдушиной для нас с Лялей стал туалет с двумя унитазами, нормальным и маленьким, а также душ. Я принял его, не особо смущаясь того, что хозяин дома не одобрит мою наглость. Ляля отказалась.

– Я не хочу забить его слив своей шерстью, – призналась она. – Хотя помыться мне очень хочется. Кажется, я наловила в лесу блох.

– Слушай, а я видел в душе шампунь от них. Их собачки наверняка тоже ловят на себя всякую гадость.

– Ой, прямо гадость! Надо же чем-то платить, чтобы иметь такой красивый мех.

– «Красивый»? – удивился я.

– Ты… ты что, считаешь, что быть таким лысым, как ты, нормально? – искренне удивилась Ляля.

– Считаю. Это практично и хорошо моется. Вот, например, в машине сиденье из кожи просто протер тряпочкой – и чисто. А если мех запачкаешь, то придется в химчистку сдавать, и вообще геморрой.

– Прежде всего, это красиво, потом все остальное.

– Согласен, натуральная кожа – практично, натуральный мех – красиво. Иди выгоняй блох из своей красоты.

– И пойду. – Кошка направилась в душ, но замерла в дверях. – Жорж, я до спины не дотянусь, поможешь мне?

– А, хм, конечно. – Ее просьба смутила меня.

Кошку мое смущение позабавило. Она широко улыбнулась, оскалив клыки. Я почувствовал себя мышкой, у которой нет шансов.

Все оказалось не так интимно, как я себе представлял. Кошка прикрылась занавеской, оставив мне для работы только спину. Я втер в нее остро пахнущую мылкую жидкость.

– Не забудь потом нормальным шампунем смыть, а то запах останется.

– Спасибо, не забуду.

Когда она вышла из душа, – мокрая, в два раза меньше из-за того, что шерсть больше не придавала объем, – я не удержался от смеха.

– Что ты ржешь?

– Ты такая тонкая, прямо как мой перс после мытья.

Ей удалось высушить себя полотенцем прежде, чем к дому подъехали несколько автомобилей. От волнения, что нас обманули, зачастило сердце. Когда же из машин принялись вытаскивать тяжелое оборудование, напоминающее гиперболоид инженера Гарина, я вздохнул облегченно. Гарнир не обманул.

Группа телевизионщиков смотрела на нас во все собачьи глаза. В комнате, в которой собирались брать интервью, от софитов стало жарко. Это устраивало только змея, греющего свои блестящие бока под их теплом. Интервьюером оказалась молодая девушка с наряженной собачкой. Прежде чем включить камеры, она долго собиралась с духом. Видимо, наш экзотический вид лишал ее решимости. Раздался обратный отсчет и команда «мотор».

Камеры снимали девушку, приветствующую своих зрителей. Она произнесла набор клише про чудеса, а потом камеры медленно повернулись в нашу сторону.

– Вот эти три существа, попавшие к нам. С их слов, они прибыли из другого мира. Здравствуйте и добро пожаловать в Багдродир!

– Здрасьте. – Я совсем сник под камерами. Свет бил в глаза, мешая собраться с мыслями.

– Здравствуйте, – поздоровалась Ляля не своим голосом.

– Добрейшего вам всем, жители славного… славного… – Змей не вытянул припасенную заготовку.

– Багдродира.

– Да-да, именно это я и хотел сказать.

После двух ничего не значащих вопросов началось что-то несусветное. Нас заставили участвовать в экспериментах, целью которых было доказать, что мы не аферисты, умело использующие возможности телевизионного монтажа, а настоящие пришельцы из других миров. Нас прятали за ширмочки, закрывающие по шею, будто мы могли подглядывать. Я понимал, что людям, никогда не имевшим глаз в голове, понять это трудно.

Ведущая добавляла остроты:

– А скажите нам, в какой момент эволюции ваш поводырь окончательно сросся с основным телом?

– У нас никогда не было поводырей. Вернее, у нас они есть, для слепых, но не такие, как у вас. У нас собаки отдельно, а люди отдельно, – ответил я.

– Звучит невообразимо странно, но не нам судить природу. Где-то она чудит, а где-то поступает мудро, – подвела итог ведущая.

Мы работали несколько часов, пока рядом с домом не завыли сирены и не замигали яркие сполохи на стенах. Гардниир бросил свой аппарат и схватил меня за грудки.

– Что ты хотел мне сказать? Куда вкладывать деньги?

– Вкладывай в компьютерные компании. Как только услышишь, что кто-то начал их собирать, сразу покупай акции. А потом, лет через двадцать, скупай акции компаний, делающих поисковики для интернета. Верняк.

– Что делающие?

– Поисковики. Потом поймешь.

В квартиру Гардниира ввалилась вооруженная полиция с защищенными бронежилетами поводырями. Камеры работали до последнего момента, а ведущая, забыв о нас, заливисто комментировала каждый шаг полиции, пока у нее не вырвали микрофон.

– Наш рейтинг взлетит до небес! – крикнула она перед тем, как ее упекли в «воронок».

Нас усадили в полицейскую машину. Обращались с нами подчеркнуто осторожно и деликатно, не то что с телевизионщиками, получавшими затрещины за просто так. Мы, конечно, рассчитывали на другой финал. Желали привлечь человека, способного ходить через миры, а попали в полицию. Шансы смыться в другой мир, более похожий на Землю, стремительно падали. Станет ли потенциальный спаситель искать нас в кутузке? Зачем ему это надо…

Полицейская машина, громыхнув на кочке, выскочила на широкую дорогу, включила сирену и мигалку и помчалась, набирая скорость. Я сидел по центру и пялился в лобовое стекло сквозь мелкоячеистую решетку, отделяющую нас от полицейских. Вдруг слева появился автомобиль, догнавший нас. За рулем сидел такой же собачел. Он направил своего поводыря в нашу сторону, будто хотел разглядеть, кто находится в полицейской машине. Его по рации предупредили, чтобы он вел себя аккуратнее и не приближался. В ответ на это любопытный собачел крутанул руль и стукнул полицейскую машину в бок. Ее завертело, завизжали колеса, мир закружился перед глазами.

Глава 6

Мне хватило ума догадаться, что незнакомый собачел толкнул нас не случайно. Добро пожаловать в дивный новый мир! Оптимистические ожидания рухнули спустя мгновение. Нас выбросило в кашу из тел и грохочущего железа. Рассмотреть подробно не удалось, потому что машина влетела в эту кутерьму и сбила кого-то. Тяжелое тело упало на крышу, смяв ее и разбив все стекла, кроме заднего.

– Гони, не останавливайся! – крикнул напарнику, сидящему за рулем, полицейский.

Он направил своего глазастого песика наружу и выстрелил несколько раз из табельного пистолета.

В ответ прилетело копье, пробившее насквозь автомобильную дверцу и обоих полицейских. Машина неуправляемо помчалась вперед, набирая скорость. Наша троица застыла в ступоре. Машина скакала по телам убитых, сбивала с ног еще живых. Вжух! – сквозь салон, из окна в окно, пролетела стрела. Бум! В колесо воткнулось копье и забило по земле. «Всё, отпутешествовались», – пришла последняя мысль.

В капот гулко вошло мощное копье. Мотор чихнул и сдох. За ним наступила наша очередь. Вокруг нас гремело железом, издавало предсмертные вопли, стучало и топало. Кошка ухватила меня за руку, а змей попытался спрятаться от проблем за моей спиной. Тяжелая дубина выбила растрескавшееся стекло со стороны Антоша. Бычья физиономия с горящими глазами заглянула внутрь.

– Поднимите руки, – попросил я товарищей. – Покажите им наши мирные намерения.

– А мне что поднять? – заскулил змей.

Неожиданно бык упал перед машиной на колени и, сложив руки в железных перчатках перед лицом, принялся молиться. Судя по доносившимся обрывкам фраз, он просил бога не гневаться на него за то, что он своими глазами смотрел на демонов. Еще несколько разумных жвачных, очень похожих на земных быков, одетых в кольчугу, латы и накидки с гербами, после того, как заглядывали в машину, принимались истово просить бога помиловать их.

– Вот тебе и травоядные! Я же вам говорил, что это не самый лучший вариант, – напомнил я Ляле, расстроенный тем, что мы попали в такой агрессивный мир.

– А что не остался у собачелов?

– Скажите, что нам теперь делать. – Змей испуганно метался по салону автомобиля. Под сиденье натекла кровь убитых полицейских, в которой Антош умудрился испачкаться, и теперь он в порыве страха и отвращения пытался от нее очиститься.

– Кто они, фанатики или просто набожные? – Мне хотелось верить в последнее.

– Я не думаю, что отношение к демонам у них разное. – Я в первый раз увидел в глазах Ляли настоящий страх. Зрачки у нее сделались размером во весь глаз, а ушки мелко тряслись. Я и сам находился в неадекватном состоянии. От страха я перестал воспринимать то, что видел, пытаясь уйти в психологическую защиту, которая могла бы как-то смягчить объективное восприятие. Змей нашел способ перебраться из салона в багажник и теперь тихо бубнил в нем гипнотический речитатив.

Кажется, наше появление на поле боя вызвало перемирие. Стук, топот и грохот прекратились. Слышались только вопли раненых. К молящимся быкам подошла когорта богато одетых воинов, прикрывающая совсем уж расписных человеко-быков. Последние несли в руках религиозные символы на древках: треугольные свастики, лики в своеобразной росписи, знамена с текстами. Я сразу принял этих людей за важных чинов в религиозной иерархии.

Компания замерла, не доходя до нас десяти шагов. Остановилась и сразу начала нараспев читать тексты. Воины сняли шлемы и упали на одно колено, преклонив головы. Вокруг машины началась религиозная театральная постановка. В нас брызгали кисточками какие-то масла, кидали землей, хором выкрикивали короткие фразы.

Так страшно мне еще никогда не было. Почему-то подумалось, что если бы меня поймали фашисты и сказали, что сейчас расстреляют за то, что я помогал партизанам, я бы и то не так боялся. Религиозные песни и пляски, пафосно обставляющие процесс моей смерти, внушали больший суеверный страх, чем смертный приговор фашистов.

Ко всем неприятностям добавилось сильное желание сходить в туалет. Страх, знаете ли, ускоряет некоторые процессы. Не знаю, что со мной произошло, но в какой-то миг я осознал, что если буду спокойно взирать на то, как меня собираются казнить, то именно это я и получу. Полный мочевой пузырь спровоцировал во мне злость и непринятие такой судьбы.

Дверь не открывалась. Тогда я выбил ее ногами и вышел наружу.

– Слушайте, народ, я не просил вас устраивать этот спектакль. Закругляйтесь уже и валите домой!

Я повернулся лицом к машине, расстегнул ширинку и с большим облегчением направил струю на колесо. В щель между крылом и крышкой багажника светился глаз Антоша. Даже сквозь нее в этом глазу отчетливо читался страх. Подсознательно я ждал копья, стрелы, дубины или меча, но мне было плевать. Оказывается, страх может и перегореть.

Пока я делал свое дело, наполнявшее меня блаженством облегчения, в голову пришла интересная идея. Я повернулся к замершим воинам и служителям культа.

– Господа, знаете, кто мы такие?

– Демоны! – выкрикнули из толпы. – Вас вызвали наши враги.

– А вот и нет! Нас отправил господь сказать вам, что на небесах больше нет места принимать покойников, поэтому надо бы прекратить вашу войну и разойтись по домам. Ослушаетесь – тогда к вам применят санкции. И маяться вам между небом и землей до скончания веков.

Как мне показалось, воины повернули свои морды-лица в сторону церковников. Я предположил, что мои слова могли идти вразрез с их обещаниями хорошо устроиться на том свете.

– Не слушайте демонов, они несут смуту, они пытаются сбить вас с пути истинного! – крикнул самый старый на вид челобык, одетый в разноцветное шитье и с огромной конструкцией на голове.

– Дедуля, не пора ли вам подумать о месте в раю вместо того, чтобы отправлять людей на смерть? Хотя нет, вас туда уже не пустят. Может быть, поэтому вы такой злой – оттого, что знаете: путь на небеса вам заказан. Сами в ад направляетесь и остальных за собой «паровозом» тащите. Друзья! – повысил я голос, чтобы меня было далеко слышно. – Не славная смерть откроет вам дорогу в рай, а достойная жизнь. Позвольте нам уйти, сделайте хорошее дело – и заработаете себе на царствие небесное!

Хуже нет, чем лезть в монастырь со своим уставом. Разве могли эти ряженые старцы потерпеть разрушение созданной ими иллюзии? Воинов мои речи задели. Кажется, даже раненые прекратили стенать, прислушиваясь к моим словам.

– Взять их! – нетвердым, но громким голосом приказал самый главный церковный сановник.

Преданные воины из его свиты, как паровые катки, набросились на меня и машину. В их могучих лапах я чувствовал себя как нежная бабочка в руках ребенка-садиста. Лялю грубо вытащили из машины, предварительно вырубив топором крышу. На кошке не было лица. Даже ее розовый носик стал в один цвет с серой шерстью. Несчастного Антоша выволокли за хвост и ударили оземь, выбив из него дух.

– Вы что делаете, уроды?! Мы тоже люди, как и вы!

Мои слова потонули в церковных песнопениях, защищающих людей от потусторонних сил. Изрядно помяв, нас забросили в клетку, дно которой было испачкано кровью и навозом. Сил кричать и вразумлять не осталось. Да и не было в этом никакого толка. Челобыки испуганно отворачивались, когда я пытался посмотреть на них. Выставить нас, таких отличных от них, демонами ничего не стоило. Как и в любом мире, наверное, кроме похожего на Транзабар, здешним людям свойственно больше обращать внимание на отличия, чем на сходство.

Когда мы отъехали от места, где нас выбросило в этот мир, метров на триста, битва продолжилась. Хотелось верить, что повод для убийства друг друга у местных был достойный. Например, приготовление говяжьих стейков. Хотя, кроме нас с Лялей, есть их тут никто не станет.

Мы ехали несколько часов лесами, полями, деревнями, пока не показался мрачный замок, очень похожий на европейские средневековые крепости. От него веяло зловещими подвалами, холодом и жестокостью. Ляля и змей всю дорогу молчали. Я решил, что если у них начнутся проблемы с рассудком, то это к лучшему, потому что ожидание смерти в здравом уме – то еще испытание.

За весь короткий промежуток времени начиная с минуты, когда я сбил сатира, и до сего момента ощущение близкой смерти еще ни разу не было таким реальным. Не утешало никакое предчувствие, что в этот раз пронесет. Все было неотвратимо страшно. Оглянувшись назад на свою жизнь, я почувствовал, что прожил их несколько. Каждый небольшой отрезок в другом мире по значимости равнялся большому куску в моем изначальном бытии. Я пропитался другой жизнью, как бисквит кремом, как мясо дымом, как белье морозным воздухом. Теперь «на вкус» я был другой. Плохо, что оценить это времени не осталось.

Я обнял кошку и змея. Ляля зашмыгала носом вполне по-человечески. Нет, она была еще в своем уме, как и змей, закрутившийся вокруг нас спиралью.

Замок навис над повозкой мрачной тенью. Тяжелые ворота с противным скрипом отворились, и мы оказались внутри. Народ – преимущественно это были «коровы» в простецких одеждах и «телята» в коротких рубашках или вовсе голышом, потому что их мужья, сыновья и отцы были заняты убийством друг друга, – со страхом взирал на нас.

– Это демоны! Очистите глаза молитвой! Приходите за святой водой омыть их!

Население шепталось и указывало на нас «копытами». Мне не было до них никакого дела. Стало даже легче, когда нас завезли в темное помещение, пахнущее хлевом. Вскоре в нем разожгли свет, и я понял, что обоняние меня не подвело. Пол был устлан соломой, смешанной с характерными на вид коровьими лепешками. Могучие челобыки достали нас из клетки и привязали к столбам грубыми веревками. До сего момента в моей жизни случалось наоборот: я привязывал Зорьку, вернувшуюся из стада. После этого нас оставили одних в совершенно темном помещении.

– Что нас ждет? – спросил змей, свесившись со столба головой вниз, как фонарь уличного освещения.

– Одно я знаю точно – нас не съедят, – успокоил я его.

– Ты был прав, Жорж, травоядным нужна любая идея, чтобы держаться стадом, – тяжко вздохнула Ляля.

– Н-да, только кошки гуляют сами по себе.

Где-то за стеной послышались шаги по каменному полу. В щелях тяжелой деревянной двери заиграли отсветы огня. Дверь скрипнула и отворилась. В помещение вошел тот самый престарелый священник. Он был один, что показалось странным. Старик обошел всю нашу троицу по очереди, задерживая факел на уровне лица и подробно разглядывая каждого.

– Ну, откуда вы взялись? – спросил он.

Вопрос подразумевал, что он не верит в демоническое происхождение иномирцев.

– Издалека, – ответил я. – Но не от сатаны с приветом.

Старик попытался засмеяться и закашлялся.

– Дерзкий. Зачем прилюдно пытался подорвать веру? Теперь придется вас убить на глазах у всех.

– А вы что, не верите, что мы демоны? – спросила кошка.

– А ты веришь в сказки, которые тебе бабушка перед сном рассказывала? Людей надо кормить не только сочной травой, но и историями, которые воспитывают в них кротость перед неизведанным и непонятным. Вы приехали на странной повозке, которая передвигалась самостоятельно. Это натолкнуло меня на мысль, что вы из будущего, из того времени, когда люди предпочитают не слушать истории о боге, а сами творят мир. Я прав?

– Почти.

– Что это значит?

– Одно другому не мешает.

– Да, куда смотрит церковь? Неужто ей удалось закрыть глаза на чудачества людей, выдумывающих всякие еретические вещи? У нас с этим строго.

– Прогресс не остановить, – выпалил я.

– Извините, – негромко произнес Антош. – Раз мы выяснили, что вы не верите ни в бога, ни в черта, может, развяжете нас? Жмет больно.

– Если даже я не верю в бога, то это не значит, что я не верю в вашу вероломность и хитрость. Потерпи, недолго осталось.

– А вы не пробовали пользоваться властью без религии? Разве обязательно пугать людей адом, демонами и прочим?

– Знаешь, на чем держится власть? Думаешь, только на строгости? Нет, для абсолютной власти необходимо, чтобы человек изначально испытывал чувство вины. Начиная с родовых путей матери. Человек должен быть грешен с первых мгновений жизни. Никакой закон этого не дает. Человек отбыл наказание и вроде бы чист. Каждый из нас за душой держит какие-то темные мыслишки, и вот у церкви на них есть свой интерес. Пусть лучше в человеке всегда живет червоточинка греховного, за которую в любой миг можно подергать. Главное – пообещать ему, что за все воздастся потом, после смерти. Поэтому они несут свои крошки нам вместо того, чтобы починить крышу в доме или купить новый инструмент.

– Знакомо. Получается, вы самые отъявленные безбожники?

Старик попытался засмеяться, но сдержался, чтобы не закашляться, и некоторое время молчал.

– Насчет бога я не совсем уверен. Старые источники, которые мы держим в тайне даже от некоторых служителей церкви, говорят, что мир создал бог, вдохнул в него жизнь, дал законы и ушел на покой. Все, что происходит в мире, просто игра, и я ею наслаждаюсь.

– А почему бы не дать всем насладиться этим? – спросила Ляля. – Разве нельзя придумать так, чтобы всем было хорошо?

– А вы придумали? – Старик осветил нас факелом, словно желал увидеть положительный ответ. – Вижу, что нет. Народом надо управлять. Наша религия тоже возникла не на ровном месте. Никто не хотел сам за себя думать. Ждали человека, который придет и скажет, как надо. Вот он пришел и сказал, что надо верить в бога, а сам придумал религию, чтобы обрести власть. С тех пор это всех устраивает, надо только дикую поросль прогресса вовремя ликвидировать. – Последние слова он выговорил через силу из-за досаждавшего ему кашля.

– У вас простуда? – поинтересовался я.

– Сырые залы замка, особенно по зимнему времени, меня доконают.

– Живите в сухом деревянном доме, – посоветовала Ляля.

– Не по сану.

– Если я вас вылечу, вы нас отпустите? – Мне пришла на ум мысль насчет пенициллина.

– Только тебя. Этих страшных все равно придется казнить, а про тебя сказать, что господь сам спустился и забрал.

– Нет, либо всех отпускаете, либо никакой сделки.

– Ты посмотри, какой деловой демон. А что, если я в тебя штырь горящий воткну? Или подружке ноги отсеку по колено? Или гада этого на вертел насажу?

Признаться, я как-то не держал в уме вариант с пытками. Нет, они мне определенно не нравились.

– А как вы отнесетесь к тому, что мы вас заберем в свой мир? – неожиданно спросила кошка. – Как вы будете чувствовать себя там после всего, что обещали сделать с нами? Не думаете же вы, что ваш мир последний или из него нельзя выбраться?

Священник замер, переваривая услышанное. Мне понравилось, как среагировала Ляля, переквалифицировав нас из жертв в людей, с которыми надо вести диалог, с помощью блефа про наши сверхъестественные возможности.

Старик закашлялся в приступе. Вы видели, как кашляют коровы, у которых объем легких раз в пять больше человеческих? Я подумал, что Антош умрет раньше, чем его казнят. Священник дважды кашлянул в его сторону, вызвав у пресмыкающегося конвульсии брезгливого отвращения.

– Если бы вы могли, вы бы давно это сделали, – ответил старик, прокашлявшись как следует. – Я даже хотел бы посмотреть другие миры, но с гарантией возвращения.

– Вы хотите гарантий себе, но в то же время собираетесь казнить нас. Будьте готовы к тому, что такие же, как вы, построившие власть на религиозном фанатизме, будут вынуждены казнить вас за то, что вы отличаетесь от коренных жителей мира.

– Я смотрю, вы поднаторели в риторике. Не казню вас – мои подчиненные подумают, что я сдаю, скинут меня с престола и глазом не моргнут.

– А вы что хотели? Сами-то не так ли к власти пришли? – спросил я, уверенный, что так и было.

– Вы самые дерзкие пленники, каких видели стены этой темницы. Смотрите, сколько здесь дерьма! Оно лезет из людей, когда они просят пощадить их. За исключением единиц, остальные опорожняются еще до того, как к ним применят хоть какую-нибудь пытку. А с вами что-то не так. Вы либо слишком глупые, чтобы понять, что вас ждет, либо слишком смелые.

– А может быть, это особенности четырехкамерного желудка? – ни с того ни с сего спросил Антош. – Ну, нюансы пищеварения. С моим-то хладнокровным метаболизмом добро можно хранить внутри себя целый месяц, а потом избавиться от него одним махом. Некоторые так и делают, чтобы показать, как они похудели.

– Я бы хвост отдала, чтобы увидеть жирную змею, – тихо произнесла Ляля.

– Отличная идея! Начнем с хвоста этой хищной дамочки. – Священник обошел столб, к которому была привязана Ляля, и потрогал ее хвост. – Эту штучку я буду использовать для обряда экзорцизма.

Кошка дернула хвостом, вырвав его из рук священника.

– Еще раз притронешься к нему, животное, и я вырву твой куцый хвостик.

Священник попытался засмеяться, но вовремя остановился.

– Продолжай. Знаешь, я казню с удовольствием в двух случаях. Во-первых, когда человек унижается. Я ненавижу тех, кто унижается. Их гордость явно ниже той, которой достоин любой человек. Во втором случае это непримиримые гордецы, которые перед смертью успели оскорбить меня. Забавно наблюдать их реакцию, когда они понимают, что отрезали себе путь к отступлению. Ты, хищница, отрезала. При любых раскладах тебе не жить. Так что, господа, если хотите со мной о чем-нибудь договориться, имейте в виду: за нее просить бесполезно.

– Я знаю, почему вы такой злой! – Я решил, что ради спасения Ляли стоит попытаться надавить на старика-извращенца. – Вы знаете, что вам осталось немного, и боитесь унести с собой в могилу что-то незавершенное, например неотомщенную обиду. Подумайте: мы вам предложим способ вылечиться, а вы оставите нам жизнь, всем троим. Отличная сделка – забыть оскорбления в обмен на еще один десяток лет, а может быть, и больше.

– А если вы решите отравить меня?

– Ну, вы рассуждаете, как дворцовый интриган. Вам лишь бы отравить и не отравиться самому. Заключим сделку: мы будем жить столько, сколько и вы. Дайте команду вашим людям, что если вы умрете, то пусть они хоронят и нас вместе с вами.

– Вместе? – Старик попытался заржать, но кашель его скрутил снова. – Если меня похоронят вместе с демонами, то всему конец.

– Я не то имел в виду. Только не умрите раньше начала лечения.

– Что вам нужно?

– Мне нужен хлеб, можно черствый, время и ваше желание вылечиться. Вы же едите хлеб?

– Конечно. Вы видели поля пшеницы, когда вас везли к замку?

– Видели, но я подумал, вдруг вы едите комбикорм до сих пор.

– Что мы едим?

– А, неважно. – Вдруг меня заинтересовала еще одна мысль. – Простите, а в ваших религиозных ритуалах есть место для поста? Вы поститесь?

Мне стало дико любопытно, от чего могут отказаться травоядные. В том, что ограничение в еде есть у любого культа, я был уверен. Интересно, что в него могли вкладывать существа, совсем не употребляющие мясо.

– Нельзя есть цветущую траву, пряности, хмель и прочие вещи, затмевающие своим вкусом мысли о боге.

– Ясно. Еда не должна быть вкуснее мыслей о боге. Полностью с вами солидарен. Еще одна просьба: не могли бы вы отвязать нас от этих столбов позора? Для приготовления лекарства у меня должны быть свободны руки.

– Вас развяжет охрана. Не хочу, чтобы вы вызывали жалость своим видом перед казнью. Надеюсь, вам хватит ума вести себя правильно?

– Одно радует – что вы считаете нас порядочными.

– Порядочными дураками. – Старик направился к выходу. – Ни с кем из охраны не разговаривать, иначе мне придется их казнить.

– А как вы узнаете, что лекарство готово?

– Я подсажу к вам больного чахоткой. Если он вылечится, тогда я серьезно отнесусь к вашим обещаниям.

Старик хлопнул тяжелой дверью.

– Жорж, он убьет нас, как только ты его вылечишь, – произнесла кошка обреченно.

– Так у нас будет хотя бы недели две, чтобы придумать что-нибудь еще.

– Самим надо учиться ходить по мирам, – посоветовал Антош.

– Давай, у тебя же есть режим турборазмышлений, кому, как не тебе, мудрый Каа, найти способ выбраться отсюда.

Черт, после такого ада даже цивилизация разумных лобковых вшей могла показаться раем. Вот где мракобесие так мракобесие. Господу богу стоило бы суровее относиться к тем, кто использует его имя в своих целях.

В помещение вошли несколько могучих челобыков. Их силуэты я разглядел на фоне более светлого коридора. Они закрыли дверь, и стало совсем темно. Охранники топали в полной темноте, предупрежденные насчет взгляда демона, богопротивных речей и прочей чуши, позволяющей держать их в узде больным, разваливающимся на ходу старикам.

Меня ощупали холодной железной перчаткой. За спиной забубнил молитву голос. После небольшой возни ослабли ремни. Я свалился на солому, не имея сил подняться, потому что конечности не слушались меня. Кошка тоже упала, судя по глухому звуку, как мешок с дустом. Только змей вскрикнул:

– Ай! Хвост!

Через мгновение раздался молитвенный бубнеж в три глотки. Охранники затопали к выходу, натыкаясь друг на друга и на деревянные столбы опор. Мне показалось, что они были в панике. Еще бы, находиться в такой темноте в одной комнате с демонами. Теперь, если их не казнят, они будут помнить этот страх до конца жизни и рассказывать о нем внукам. Дверь хлопнула с силой.

– Гады! – зло прошипел змей. – На хвост наступили.

– У тебя, куда ни наступи, везде хвост, кроме головы, – пошутила Ляля. Судя по шуршанию одежды, она растирала онемевшие суставы.

– Я мог бы обидеться на твою шутку, но не хочется. Слишком шаткая ситуация для этого. Сейчас обижусь, а через пять минут тебе отрубят голову.

– Ляля, ты что-нибудь видишь? – спросил я у кошки.

– Совсем немного.

– Отлично, я не вижу совсем ничего. А ты, Антош?

– Только вас, в виде мутных пятен.

– Черт, надо было фонарик с собой носить.

– Жорж, а чем ты собрался старика лечить? – Кошка нащупала меня двумя руками за голову.

– Известно чем, пенициллином. Судя по тем признакам, что мы видели, они до применения антибиотиков еще не додумались. Да и когда додумаются, вряд ли причислят к богоугодным делам. Для людей, разумеется. Сами-то они ни в бога, ни в дьявола не верят. Время потянем, а там видно будет. Может, змей и прав, стоит попытаться уйти отсюда в другой мир.

– Нам бы учителя для облегчения процесса, – посетовал змей, внезапно заговоривший совсем рядом.

Мне вспомнились слова человека, запускавшего катапульту, которого я посчитал палачом: «Чтобы научить человека плавать, его надо бросить в воду, чтобы научить летать – в небо». Сейчас я понял, что злой иронии в них было не так много, как я подумал в тот момент. Тот человек знал, что не казнит меня, возможно, он просто подсказывал мне, что, улетая в небо, я могу научиться ходить по мирам. Так заманчиво и так непонятно это звучало. Если такой человек, как оболтус по жизни Вольдемар, смог понять, что для этого нужно, почему бы и мне не научиться этому?

– Я думаю, что учитель не нужен. В том и заключается весь смысл, что по мирам ходят только те, кто понял что-то. Понимание есть билет на зрелость. Этому не учатся, до этого доходят своим умом. Потому и выбрасывают катапультами из Транзабара всех новичков – в надежде, что они в сложных обстоятельствах по экспресс-программе обретут эти знания.

– А если нет? – Кошку взволновала неудачная альтернатива.

– По-всякому. Кого-то казнят, кто-то приживется в чужом мире, кто-то вздернется от тоски по родине.

– Жизнерадостные перспективы.

Я нашел теплую руку кошки и положил свою поверх, чтобы успокоить Лялю.

– Надо думать, как избежать этого. Мы с Антошем твой хвост в обиду не дадим.

– Тьма – лучший экран для собственного воображения, – прошипел Антош.

– Тогда у меня шансов больше всех, потому что я совсем ничего не вижу. С чего начинать? Представить место, в которое хочешь попасть?

– Наверное. Ничего другого мне на ум не приходит, – согласился змей.

– Только не сбеги без нас. – Кошка придвинулась ко мне плотнее, словно я мог исчезнуть прямо сейчас.

– Надо держаться за руки… – предложил я и сразу почувствовал мысленное возмущение Антоша. – И хвосты. Приступим?

Змей закрутился между мной и Лялей, скрепив нашу троицу в одно целое. Я закрыл глаза и попробовал представить себе место, в которое хотел попасть. Долго не мог выбрать. Места произвольно менялись в подсознании, не давая возможности закрепиться и попробовать представить их реальнее, живее. Мысли скакали галопом по всей вселенной, умещающейся внутри моей черепной коробки. Я не мог удержать их. Смотрел на эту чехарду как сторонний наблюдатель, не знающий способа обуздать их.

В итоге я устал и прекратил бесполезное занятие.

– У кого-нибудь успехи есть? – спросил я своих сопящих товарищей.

– Эх, мне на ум ничего, кроме куска жирного жареного мяса, не приходит, – пожаловалась Ляля.

– Говяжьего? – поинтересовался я.

– В свете последних событий больше всего хочу именно говядины.

– На косточке, – шепнул змей.

– На косточке, – согласилась с ним кошка. – Особенно когда начинаю понимать, что мяса нам здесь никто никогда не предложит.

– А как с воображением у тебя, Антош?

– Мне пиво у собачелов понравилось. Ничего другого на ум не пришло. Жаль, не успел рецепт узнать.

– Да, перспектив выбраться отсюда нетрадиционным способом у нас немного, пока мысли вертятся в районе желудка.

Время в темноте шло иначе, чем на свету. После того как я несколько раз прикорнул, понимание, какое сейчас время суток, пропало, как и ощущение того, сколько прошло времени с момента заточения.

– Темница – прямо как в сказке. Раньше я не понимал, почему злодеев сажали в темницы. Вначале у нас украли свободу, теперь еще и время.

– Я могу разжечь огонь, – предложила Ляля.

– Не вздумай. Тут везде солома, сгорим, даже охрану не успеют позвать.

Нарушил наше уединение шум шагов. Стало страшно. Сердце зачастило, увлажнились ладони, по спине потекли холодные капли пота. Открылась дверь. Свет факелов заставил нас зажмуриться.

– Здесь хлеб и еда, – произнес громкий голос.

После этих слов дверь закрылась. Другой голос, удивленный, спросил:

– Зачем демонам еда?

В глазах остались оранжевые «зайчики».

– Еда? – встрепенулся змей.

– В их представлении – еда. В нашем – может быть что угодно, – заключила кошка, но все равно направилась к дверям проверить. – Пахнет отвратно, цветами. Они решили, что демоны непременно будут любить греховную, по их мнению, пищу. Идиоты жвачные.

– Так же думал мой кот, когда я пытался скормить ему остатки салата.

Кошка на это прошипела какое-то проклятье, слов которого я не разобрал. Я добрался до дверей, пару раз споткнувшись обо что-то и раз приложившись плечом о столб.

– Слушай, Лялечка, давай разгребем всю подстилку в стороны и зажжем небольшой огонек от соломы.

– Хм, «Лялечка»? – удивился змей, бесшумно оказавшийся рядом. – Я прямо чувствую, как между вами что-то появляется.

– Хватит уже фантазировать разную дрянь в своем извращенном мозгу! – огрызнулась кошка. – Жорж, не давай ему поводов думать о нас невесть что.

– Ляля, звезда моя, я понял, больше никаких намеков при нем.

– Ни при нем, ни при мне. Мы слишком разные, чтобы вообще рассматривать возможность отношений между нами.

– Прости, Ляля, но вы не настолько разные, чтобы это бросалось в глаза, – парировал Антош. – И потом, я вижу, как теплеют твои уши, когда Жорж касается тебя. Вы же знаете, у меня на тепло хорошее зрение.

– Это от смущения. Я скромная женщина и очень смущаюсь, когда ко мне прикасаются.

– Когда тебя трогали быки, ушки оставались холодными, – не унимался змей.

– Так, Антош, это не по-мужски – рассказывать все, что ты знаешь о женщине. Давайте уже работать. Разгребайте солому в сторону от ящика.

Через пару минут в радиусе трех метров от ящика с припасами все было вычищено до каменного пола. Я скрутил из пучка соломы тугой факел. Ляля чиркнула огнивом и с первой попытки подожгла мою самоделку. Огонь осветил внутреннее пространство помещения. В неровном свете огня оно показалось еще более унылым и депрессивным. На столбах и под ними можно было разглядеть следы крови и прочих попутных следов тяжелой судьбы всех, кто здесь оказывался.

– Ладно, посмотрим, что нам принесли.

Я направил свет внутрь ящика. Там лежали буханки хлеба, вполне похожие на земные, только раза в два больше. В деревянной кадке находилась непонятная смесь, пахнущая цветами, а в другой кадке – чистая вода.

Я хотел отдать догорающий факел кошке, но Ляля отказалась его брать:

– Ни за что, я подпалю себе шерсть.

– Блин, а Антошу тоже не доверишь, сожжет все вместе с нами.

Пришлось тщательно затоптать факел, чтобы не светился ни один красный глазок, после чего я нырнул головой в кадку и напился. Челобыки, видимо, до изобретения кружки не додумались. После меня пила Ляля, шумно лакая из ведра. А змей поглощал воду со звуком пожарной помпы.

– Эй, ты не на месяц вперед решил напиться? – Мне показалось, что он не остановится, пока не выпьет всю воду.

– Ох, простите, у нас же засушливый климат, мы пьем редко, но помногу.

– Не забывай, что нас трое, и ты пьешь уже не свою воду, – рассердилась на эгоизм пресмыкающегося кошка.

– Простите, там еще осталось.

– Налегай вон на салат, – предложил я змею.

Я уже успел попробовать это месиво и понял, что для человека употребить его будет непросто. Горьковатый отвратный вкус обыкновенной травы. Если приправить его майонезом, растительным маслом, добавить сока лимона или бальзамического уксуса, нарезать в него помидорок, бросить щепотку кедровых орехов, то можно было бы считать его условно съедобным. А так это был сочный корм для травоядных животных.

Ляля даже пробовать не стала. Антош попытался съесть немного, но тоже остался не в восторге.

– Стало быть, у нас столько времени, чтобы не умереть с голоду. Потратим его правильно.

Большую часть хлеба мы решили съесть сами, но не сразу. Буханок было четыре, три мы решили спрятать, а одну пустить на производство пенициллина. «Приговоренный» хлеб разорвали на несколько кусков, сбрызнули водой и оставили лежать, накрыв их моей майкой.

Вскоре нас снова привязали к столбам. Оказалось, для того, чтобы нас смог навестить престарелый священник. Он пришел узнать, как идут дела с лекарством. Я, не вдаваясь в детали, объяснил, что требуется время. В подробности я собирался посвятить его позже, невзирая на судьбу, которая нас ждала. Все-таки это могло спасти многих людей, даже несмотря на то, что церковь снова объяснит это божественным чудом. Священник демонстративно раскашлялся перед нами, намекая на то, что времени у нас не так уж и много.

На третий день на кусках хлеба появились пятна плесени. Они расходились по субстрату, меняя цвет. Самые зрелые зеленые колонии под светом соломенного факела я соскребал в пластиковый кармашек вкладыша портмоне из-под автомобильных документов. Я до сих пор носил бесполезное портмоне в заднем кармане джинсов. Когда мне показалось, что материала набралось достаточно, я попросил священника принести размолотый мел и немного клея, вываренного из костей.

Все, что я просил, было доставлено немедленно. Я приступил к изготовлению таблеток, только примерно представляя, сколько требуется продукта на килограмм веса челобыков. Когда я предложил отведать моего лекарства, в страхе ожидая его неэффективности, нам привели загибающегося бычка-подростка. Ребенок размером в полтора меня не стоял на ногах, постоянно кашлял и натужно дышал с громким сипом. Оставалось ему совсем немного. Он был сильно напуган и выкатывал от страха глаза, показывая нам огромные белки.

– Тихо, дружище, мы не сделаем тебе ничего плохого. Мы вылечим тебя. Знаешь историю про доктора Айболита, который под деревом сидит? – Ответом мне был взволнованный сип. – Животинок любил лечить, видимо, дал клятву не тому Гиппократу. Проглоти эту таблеточку, друг, и запей водой.

Подростку наверняка были даны ценные указания насчет того, чтобы выполнять наши просьбы беспрекословно. Он проглотил таблетку и запил водой из бадьи. Через несколько часов, как мне показалось, мы повторили процедуру.

– Что-то без изменений, – вздохнула кошка, прислушиваясь к тяжелому сипу в темноте. – Может, вырос неправильный антибиотик?

– Может. – Я тоже не считал себя профессиональным фармацевтом.

Однако вскоре на «теленка» напал сильный кашель. Мокрота начала отходить кусками, он буквально захлебывался ею, но с каждой минутой его дыхание становилось легче. Мы обильно поили его и давали спать, с облегчением отмечая, что дела у больного идут на поправку. Напоили его еще пару раз самодельными таблетками для закрепления эффекта. Когда подросток поднялся и сбежал от нас в дальний угол помещения, стало понятно, что можно приниматься за лечение церковного сановника.

Подростка забрали. Я от души пожелал ему счастливой судьбы, совсем не уверенный в том, что правда о его излечении выйдет за пределы этого здания. Нас снова привязали к столбам. По кашлю, доносящемуся из коридора, я понял, что болезнь у священника прогрессировала. Иммунитет старика – это совсем не то, что у молодого организма.

– Видел я послушника, которого уже готовили к отпеванию, бзыкует на заднем дворе, как молодой конь. Давай уже чудесных пилюль, – прокряхтел старик.

– Они там, возле ящика, – ответил я.

Старику поднесли посудину с бело-зелеными кругляшами самодельных таблеток. Священник перемешал их, вынул одну и дал мне.

– Съешь! – приказал он.

Мне было понятно его недоверие. Я разгрыз горькую таблетку с сильным плесневым послевкусием и проглотил.

– Аха, молодец. – Старик закашлялся. – Надо спешить.

Он выпил одну прямо перед нами, запил водой и убрался из помещения, даже не подумав отвязать нас.

– Вы забыли?.. – крикнул вслед уходящей охране змей.

Ему не ответили.

– Не забыли, – догадался он.

– А вот и подходит время благодарности, – не сдержал сарказма я. – А ведь могли бы умереть гораздо раньше, и не было бы сейчас этого томительного ожидания.

– Какое паскудство – платить смертью за хорошее дело. – Голос у кошки от негодования стал ниже тембром.

– Как – «смертью»? – переспросил Антош. – Нет, нет, этого не может быть, не может быть, не может быть, не може… – Его голос затих.

Через минуту со стороны столба, на котором висел змей, раздалось мычание. Оно не прекращалось и через минуту стало действовать на нервы.

– Заткнись уже, не вой! – крикнул я ему.

Змей не отреагировал, продолжая мычать.

– Я сдохну от его нытья раньше, чем меня прикончит священник, – пожаловалась кошка. – Заткните мне уши.

Змей продолжал выть. Я потерял счет времени, сколько это продолжается, и мне пришлось смириться, иначе можно было сойти с ума.

И вдруг змей затих. Его вой резко оборвался.

– Спасибо, – поблагодарила его Ляля.

– Что случилось, ты не помер? – спросил я.

Змей не отвечал.

– Антош! Антош, скотина пресмыкающаяся, ты живой?

Никакого ответа.

– Жорж, я думаю, этот вой был обрядом самоубийства. Хвост даю, он сбежал отсюда на тот свет.

– Хитрец. Жаль, я так не умею.

– И не надо. Мы должны быть выше этого. Судьбу надо принимать, а не убегать от нее.

– Согласен, но смалодушничать очень хочется.

– Ух ты! Где я? – раздался удивленный и испуганный голос змея.

– Успокойся, ты все так же в аду.

– Мы решили, что ты того, самоубился.

– Вы что! Вы знаете, кажется, у меня получилось. – Голос змея раздался рядом со мной.

– Ты выпутался? – удивился я.

– Нет, я думаю, что я сбежал в другой мир, ненадолго.

Меня тронуло за ногу. Очень хотелось верить, что это Антош.

– Жорж, это ты?

Точно, это был змей. Его голос раздавался прямо подо мною.

– Антош, Копперфильд ты недоделанный, развяжи меня.

– Я попробую, но не уверен, что смогу. Здесь такие тугие узлы…

– Попробуй, дружище, себя же ты смог развязать.

– Я не развязывался, говорю же, я смог каким-то образом попасть в другой мир. Я был не в себе, в трансе, когда это случилось.

– Правда? – спросили мы с кошкой в один голос.

– Да зачем мне врать? Это был другой мир, но непохожий на мой, там было нечем дышать, все горело и дымило. И мне стало страшно одному, поэтому я вернулся.

– Как?

– Не спрашивайте, я сам не понял.

– Развяжи меня, я развяжу Лялю, и выводи нас отсюда, следопыт ты наш. Если получится, обещаю целый месяц для тебя лягушек ловить.

– Тьфу, я не ем их ни в каком виде. Они мерзкие.

– Вот и славно, в этом мы с тобой похожи. Давай, дружище, крути узлы, освобождай меня.

У змея ничего не получалось. Он старался, пыхтел, а устал я – от напряжения и ожидания. Как назло, в коридоре раздались шаги.

– Антош, забирайся на столб, иначе они поймут, что мы собираемся освободиться.

Змей успел раньше, чем открылась дверь и помещение наполнилось желтым светом горящей масляной лампы. Это был старик священник.

– Вам еще рано ждать эффекта от лекарства. Нужны по крайней мере сутки, – произнес я на упреждение.

Может, он не пойдет дальше и не заметит, что змей развязан. Однако старик проигнорировал мой возглас. Шаркая ногами, направился прямо ко мне.

– Церкви нужны все знания, которыми ты обладаешь. Я хочу, чтобы ты поделился со мной секретом приготовления этого лекарства, а также других чудес, в которых нуждается церковь для укрепления своего авторитета.

– Для начала освободите мне руки. Они затекли и болят, так что я ни о чем больше не могу думать.

Старик поднес лампу к моему лицу и посмотрел на меня большими лиловыми глазами, в которых отражалось пламя. Мне подумалось, что внутри этого святого отца давно бушует адский огонь, который выжег в нем абсолютно все добродетели. Старик достал из-за пазухи нож. Мое сердечко екнуло. На лбу выступил пот. Может, не стоило говорить старику про руки? Блестящее лезвие отразило свет лампы во время короткого замаха. Путы, связывающие руки, упали. Я облегченно выдохнул.

– Говори, а я буду запоминать. – Старик ненадолго закашлялся. У него появились первые признаки «мокрого» продуктивного кашля. Мои таблетки действовали, и священник это понял.

Я начал с плесени, которая вырастала на хлебе.

– Удивительно, как мы сами до этого не додумались? – удивился старик.

– Ничего удивительного, мы и сами додумались до этого не так давно.

Боковым зрением я заметил движение. Змей слез со столба и бесшумно извивался в сторону священника. Я понятия не имел, что задумал этот условно разумный пресмыкающийся. Мне было страшно шевельнуть зрачком, чтобы не выдать змея.

Антошу почти удалось подобраться незаметно. Все же старик почувствовал его приближение и повернулся. Немая сцена длилась мгновение. Старик попытался крикнуть, а Антош, как пружина, выстрелил собой в его направлении. Сбить с ног не удалось, но змей обмотался мертвой хваткой вокруг старика да еще умудрился прижать голову к груди. Старик мычал, но совсем негромко.

Я не знал, что задумал змей, но понимал одно: мне надо развязываться. Нашарил узел за спиной и с огромным трудом, ломая ногти, развязал его. Освободившись от веревки, державшей меня за пояс, приступил к ногам. Ничего не получалось, узел был как каменный. Мне на глаза попался нож, которым старик разрезал мои путы. Я упал на пол и вытянутой рукой достал до рукоятки ножа. Клинок был тяжел, не под человеческую руку и мускульную силу. Я срезал путы и подбежал к Ляле. Разрезал на ней веревки, и вместе мы направились к змею и старику, которые к этому времени уже катались по полу, мыча на разные лады.

– Антош, а что дальше? – спросил я взволнованно.

– Хватайтесь за меня! – скомандовал он и перешел на то самое мычание, которое так доставало меня совсем недавно. Сейчас мое отношение к этому звуку кардинально поменялось.

Я догадался, так же, как и Ляля, что змей попытается выбраться отсюда в другой мир. Как бы дико это ни звучало в отношении пресмыкающегося гада, но он сделал нас с кошкой. Я дал увесистого пендаля священнику, чтобы он перестал сопротивляться и позволил змею сконцентрироваться на более важной задаче. Старик испуганно выпучил свои и без того немаленькие глаза.

– Чего вылупился, сволочь, демонов, что ли, не видел?

Я ухватился левой рукой вокруг тела змея, правой взялся за кошку, чтобы невзначай не оставить ее в этом смрадном сарае.

– Поехали! – крикнул я и закрыл глаза.

Глава 7

Долго ничего не происходило. Змей гудел, как трансформатор на пределе сил. Старик брыкался и зарядил мне ногой под ребра, за что был укушен Лялей. Он взвыл, и его крик будто подстегнул процесс перехода. Обстановка мгновенно сменилась. В глаза ударил свет, а ноздри обожгло горячим воздухом.

Мы лежали на горячих камнях, вокруг нас висел непроницаемый пар, сквозь который доносились булькающие звуки кипящей воды. Змей отпустил священника.

– Уф, наконец-то, – выдохнул Антош облегченно. – Это то место, куда я попал в прошлый раз.

– Спасибо тебе. Молоток! – Я похлопал Антоша по изумрудно-зеленой чешуе. – Жарковато, но лучше, чем в сарае у этого садиста. – Я слегка поддел ботинком бок старика, но тот завыл, будто я отрубил ему конечность. – Что, ваше преосвященство, мечтали посмотреть миры? Извольте.

– Верните меня, я больше не хочу, – попросил он жалобно.

У него затряслась мощная нижняя челюсть, большие глаза наполнились влагой.

– Да чтоб тебя, несчастный! – На меня его попытки разжалобить не произвели никакого впечатления. – Садюга, тысячи людей загубил, а теперь хочет, чтобы к нему отнеслись так, как он ни к кому никогда не относился. Имеешь право-то?

Старик начал кашлять. Согнулся колечком на камнях и задергался в спазмах.

– Может, столкнуть его в кипяток? – предложила Ляля, подмигнув мне.

– А что, сварим и съедим. Походу тут с едой будут напряги, – согласился я с ней.

Старик замолчал на секунду, будто пытался понять, о чем мы говорим, а потом снова принялся кашлять.

– Надо осмотреться, куда нас занесло воображение Антоша. Видимо, все мысли у тебя были о том, чтобы согреться.

– Были, не спорю. Осмотритесь без меня. Я совсем без сил остался.

– Хорошо, присматривай за скотиной, а мы с Лялей оглядимся.

– Не заблудитесь в тумане, – предупредил Антош.

– Не заблудимся. Если что, начнем кричать.

В горячем влажном воздухе я быстро вспотел. А через несколько минут пот просто тек с меня ручьями. Кошка высунула язык и пыталась охладить тело через него. Это выглядело довольно смешно, и я нечаянно обратил на это внимание.

– Что? – Ляля заметила, как я смотрю на ее язык.

– Помнишь, я рассказывал про злющего британца, который жил у меня? Так вот, у него была короткая морда, и язык не помещался во рту. Он тоже постоянно ходил с высунутым языком.

– Смешно. Я уже не обращаю внимания на твои сравнения. Если я не буду так делать, то скоро помру от перегрева. Я не могу обливаться влагой так же, как ты, потная макака.

– Да и я долго не продержусь в такой жаре.

Обход окрестностей показал, что мы окружены полями горячей булькающей грязи, из которой периодически выбивались струи паровых гейзеров. Мы были окружены ими плотно, без всякой возможности выбраться и попробовать поискать место, которое было бы выше и прохладнее.

– Антош, ты должен нас вывести отсюда в другой мир, – предложил я по возвращении.

Змей не реагировал, не сводя глаз с челобыка.

– Кажется, он умер, – произнес змей едва слышно.

– Может, прикинулся? – Я подвигал ногой его тело.

Старик не шевельнулся.

– Дедуля, мы ценим ваши актерские способности, но сейчас это ни к чему. Мы вас не вернем – хотя бы потому, что ничем вам не обязаны. У вас есть возможность идти с нами.

Старик все равно не подавал признаков жизни.

– Жорж, он умер, я вижу по его телу. Оно начинает нагреваться. – Змей посмотрел мне в глаза с выражением раскаивающегося убийцы.

– Да? Ну что ж, желаю ему на том свете испытать все, что испытали его жертвы. Плакать не буду, копать могилку тоже. Давай, Антош, соберись с мыслями и выводи нас, иначе мы с Лялей присоединимся к команде трупов. И пожалуйста, представь что-нибудь пасторальное: лес, речку, луг с бабочками.

– Это не так, как ты думаешь. Я не особо-то выбирал.

– Ладно, просто выводи из этой парной.

– Пожалуйста, Ан… – Кошка закатила глаза под лоб и завалилась набок. Я едва успел поймать ее.

– Живее!

Змей обернулся вокруг меня и Ляли кольцами и завыл. Продолжалось это всего пару минут, прежде чем всё резко поменялось. Сразу же стало холодно и темно. Над головой сияли звезды. Их свет отражался искрами в ледяных кристаллах бесконечного снежного поля. Кажется, мы оказались на поверхности замерзшего водоема. Мокрые волосы мгновенно превратились в ледяную шапку, майка тоже начала подмерзать. Я набрал в руку жгучего снега, набившегося под неровный ледяной слой, и приложил его к кошачьему носу. Ляля пришла в себя. Испуганно огляделась, лежа на моих руках, приподнялась и посмотрела по сторонам.

– Не намного лучше, – прокомментировала она новый мир.

– Змей, ты почему выбираешь такие полярные миры, разве нельзя выбрать золотую середину?

– А ты сам попробуй! Я не выбираю их, я попадаю только туда, куда у меня получается.

– Прости, Антошка, не сердись, а то потеряешь свой дар. Давай еще разок куда-нибудь смоемся.

– Ой, а у меня шерсть примерзла. – Кошка попыталась встать, но ее мокрая шерсть на ногах ниже колен примерзла ко льду. Она потянулась, но запричитала от боли.

Изо льда торчали пучки вырванной шерсти.

– Терпи, не оставаться же нам здесь?

– В моем мире самое ужасное для женщины – это потерять шерсть. Самый уродующий вид – когда на нас появляются проплешины вследствие лишаев.

– О женщины. Мы не такие ценители кошачьей женской красоты, поэтому не парься. Я помогу тебе.

Я поднялся и потянул ее вверх. Ляля издала кошачий возглас, похожий на тот, когда отдавишь им лапу или хвост. На льду остались два ряда ее красивой серой шерстки.

Ляля глянула на ровные полоски открытой кожи на ногах и скривилась:

– Убейте меня. Я не могу на это смотреть.

– Да уж, красота – безмозглая и бессердечная ведьма. Плевать на то, как ты выглядишь, когда приходится выбирать между жизнью и смертью. Отличные ровные полоски, будто под линеечку. – Последние слова у меня проскакивали между отстукивающими чечетку зубами.

Холод пробирал с каждой секундой все сильнее. Я посмотрел на змея и понял, что медлить нельзя. Его хладнокровный организм мог с минуты на минуту впасть в анабиоз.

– Антошка, друг, уводи нас отсюда.

– А? – спросил он, посмотрев на меня сонными глазами.

– Ляля, теперь нам надо обнять змея, согреть его своими теплокровными телами.

Мы обняли змея, холодеющего на глазах.

– Давай мычи свою мантру.

Змей замычал негромко, лениво. Похоже, что с таким настроем ждать перемещения в другой мир придется очень долго. Я дышал последними остатками тепла в темечко змею, чтобы прогреть его застывающий мозг. Не знаю, сколько прошло времени, но у Антоша получилось. Нас выбросило во что-то липкое, зловонное и шевелящееся.

В этом мире было сумрачно, поэтому сразу понять, в какое болото нас закинули подсознательные кошмары змея, не удалось. Хорошо, что с температурой Антош на этот раз угадал. Было комфортно. Волосы быстро растаяли, майка и штаны размягчились и перестали напоминать доспехи снежной королевы.

Ляля брезгливо топталась, поднимая пачкающиеся в жиже ноги. Антошу пришлось хуже всех. Он погрузился в грязь почти полностью. Над ней торчала его голова. Просыпающиеся глаза змея наполнялись осознанием его очередного, почти удачного на этот раз, эксперимента по перемещению.

– Мне неполезно это, – пробурчал он сонным голосом. – Надо уходить.

– Надо, мой пресмыкающийся друг, надо.

Из грязи показались шишковатые образования размером с кулак, держащиеся на «стебле» толщиной в руку. Они, как любопытные обезьянки, высовывались из грязи одно за другим. Пока они ничего не предпринимали и не казались опасными. Один из самых любопытных появился прямо возле Ляли и потянулся к ней. Кошка рефлекторно отодвинулась, не горя желанием знакомиться с местной флоро-фауной.

– Жорж, убери его от меня. – Она спряталась за мной.

Я вынул из грязи ногу и слегка пнул прямо по «шишке». Существо издало пронзительный визг и попыталось схватить меня за ботинок. Когда оно разинуло пасть, я успел разглядеть в ней ряды мелких острых зубов. Травоядным и червям такие были ни к чему.

– Антош, проснулся? Надо опять драпать.

– Я могу заболеть, чесотка точно теперь обеспечена, а если паразиты? – бубнил змей, находясь в состоянии неконтролируемого отвращения к местной природе. – А? Что? Откуда эти взялись?

Кажется, он только что заметил, как вокруг нас собралась целая банда местных уродливых хищников.

– А-а-а! – закричал Антош.

Он поднял из жижи хвост с прицепившимся к нему местным существом.

Напрасно мы считали его червем. Это было что-то состоящее из двух шишкообразных половинок, причем подводная была раза в три больше и имела ластообразные выросты. Змей тряс хвостом, пока тварь не отцепилась. Она пролетела мимо меня в облаке грязи и сочно шмякнулась в жижу. Твари подняли невыносимый визг.

– Хватайтесь за меня! – крикнул змей.

– Ох! – Кошка обхватила липкое грязное тело змея, борясь со своими цивилизационными предрассудками.

Меня «обнимашки» с грязным змеем коробили не так сильно. Иногда мне казалось, что наши предки произошли не только от обезьян, но и от свиней. Одно только лечение грязями чего стоило. Змей замычал. Ватага «шишек» приближалась, пугая нас пронзительным визгом и многочисленностью. Прежде чем картинка сменилась, я успел почувствовать подозрительное волнение жижи в районе своих ног.

Яркий свет и жара встретили нас в новом мире. Это была пустыня. Горячий ветер гнал песок по барханам. Солнце палило так, что не поднять глаза. Но для Антоша, видимо, этот мир оказался раем. Он принялся скользить по песку, полируя на нем чешую до блеска. Мы с Лялей выглядели не очень. Я был грязным с головы до ног. Одежда на солнце мгновенно засохла и сцементировалась. Ляля выглядела как «обсос». Шерсть в тех местах, где не была прикрыта одеждой, собралась сосульками. Ее можно было принять за большого дворового кота.

– А если он никуда отсюда уйти не захочет? – подумала вслух кошка, глядя на резвящегося счастливого змея. – Что, если этот мир – его дом?

– Тогда нам самим придется учиться ходить сквозь миры.

– Научимся ли? Вдруг это не всем дано. Не хотелось бы сгинуть вот так, в непонятном мире, бессмысленно. Валяться высохшей мумией на песке, как букашка без имени и без всякой ценности для жизни.

– Дум спиро сперо, как сказали бы люди, напоминанием о которых остался только язык. «Пока дышу – надеюсь». Не будем унывать. Дождемся, когда наш проводник в лучший мир наиграется.

– Пить хочется. – Кошка облизала кончик носа сухим языком.

– И не говори.

Я снял одеревеневшую майку и накрыл ею голову. Змей забрался на вершину бархана и замер на нем. Мы с Лялей наблюдали за ним, завидуя тому, что он оказался в удобной для себя среде. Вдруг рядом со змеем подлетел фонтанчик песка, а через секунду донесся грохот выстрела. Антош сорвался с вершины и, переливаясь чистой чешуей, как изумрудная молния, стремительно направился к нам. В бархан ударили еще несколько пуль.

– Бежим! Бежим отсюда! – на ходу кричал змей.

Он начал выть еще до того, как дополз до нас. Мы бросились ему навстречу и вцепились в его тело, чтобы он не сбежал в другой мир в одиночку.

– Антош, пожалуйста, сделай так, чтобы там была вода, питьевая, – попросил я змея.

Не знаю, слышал ли он меня сквозь собственные завывания.

Оказалось, слышал. Новый мир встретил нас грохотом падающей воды. Грохотало так, что внутренности тряслись. Мы оказались всей своей неугомонной троицей на узком и скользком скалистом уступе. Под нами была темная бездна, в которую низвергался водопад, находящийся на расстоянии вытянутой руки.

Я боялся пошевелиться, чтобы не поскользнуться и не упасть. Мысль об этом была настолько пугающей, что буквально парализовала мои мышцы. Я открыл рот и ловил им влагу, рассеивающуюся от водопада. Ляля делала то же самое. Чтобы напиться таким манером, нам пришлось бы потратить несколько часов.

– Кто стрелял в тебя? – спросил я у змея.

– Существа, похожие на Лялю, но отдаленно. Морды были длиннее.

– Собаки, что ли?

– Я в вымерших существах не разбираюсь. Страшные до жути.

– Спасибо тебе, как ты еще от нас не сбежал, раз мы такие страшные. – Кошка закатила глаза.

– Ну, одному еще страшнее. К тому же к вам я привык. Хотя поначалу боялся, что вы меня захотите съесть.

– Серьезно, что ли? – удивился я.

– Вы бы так не удивлялись, если бы посмотрели на себя моими глазами.

– Слышала бы тебя моя мама. Она считала меня самым красивым мальчиком в классе. Она бы точно тебя съела. Если доберемся до моего мира, я тебя обязательно с ней познакомлю. У вас так много общего.

– Не надо, – простодушно отказался змей.

Ясно, что надолго оставаться на таком выступе нам незачем. Следовало использовать изобилие воды, чтобы напиться и продолжать перебирать миры, в которых хотелось бы задержаться. Я попросил Лялю и Антоша придержать меня, чтобы попытаться зачерпнуть воду рукой. Падающая масса воды чуть не увлекла меня за собой. Удар по руке был таким сильным, словно ударило камнем, а не жидкостью.

Больше так легкомысленно совать ладонь под воду я не решился. Набирал с краю, аккуратно. Пил до тех пор, пока живот не округлился. Потом мы поменялись местами с Лялей. Она пила еще дольше, потому что не умела нормально пить. Она лакала воду из своей крохотной ладони. Змей пить отказался, сказав, что ему не требуется.

– Тогда веди дальше.

– Куда?

– Куда я просил – туда, где реки, леса и поля.

– Я попробую, но не обещаю.

У него не получилось. Он перенес нас в океан, аккурат туда, где началось извержение подводного вулкана. Из-под воды выбивались вонючие струи сероводорода, вода кипела в относительной близости от нас.

– Дальше, – попросил я, придерживая змея на плаву.

Потом нас занесло на верхушку гигантского дерева. Похоже, что этот мир вообще страдал гигантизмом, потому что нас хотела съесть огромная птица с зубастым клювом. К чести Антоша, время, необходимое ему для перемещения, с каждым разом становилось короче.

В следующий раз мы попали в странный безмолвный мир, небо которого занимали две большие планеты. В нем было так тихо, что самим стало страшно от нашего шума.

Затем змей перенес нас под землю, в пещеру, в которой ни черта не было видно, однако то, что мы находимся в закрытом пространстве, чувствовалось явно. Любой наш звук гулял по тоннелям и гротам. Мы сбежали оттуда, когда послышалось подозрительное движение крупного существа. Я решил, что это дракон, но проверять не стал.

Наконец мы попали в такое место, которое я просил. Антош выгрузил нас на благоухающей цветущей поляне. Рядом бежала речушка. Чуть поодаль рос лес. Мне этот мир сразу показался родным. Первым делом мы с Лялей бросились в воду. Я не стал смущаться, потому что желание помыться как следует завладело мною полностью. Разделся и бросился в прохладную воду. Кошка поступила так же. Я не отвернулся из любопытства, когда она раздевалась, и не заметил, что ей можно было скрывать.

Наплескавшись вдоволь и промыв тело, я взял в реку одежду, чтобы постирать. Только я занялся этим, как небо прорезал огненный след входящего в атмосферу огромного космического тела. От удара об атмосферу оно разделилось и неслось несколькими яркими шарами навстречу поверхности.

– Антош! Какой мир ты испортил! – крикнул я. – Ляля, живее на берег!

Воздух наполнился нарастающим шумом падающего тела. Горящий шар ушел за горизонт, и через секунду мир наполнился светом вспышки столкновения. Все цвета мира инвертировались. Змей стал красным, будто сварился. Зелень вокруг на мгновение тоже окрасилась в красные цвета. Антош как завороженный смотрел в сторону горизонта, где набухал огромный красный цветок.

– Гуди давай! – На меня взрыв небесного тела тоже произвел впечатление, но не такое, чтобы я потерял рассудок.

Мы с Лялей по привычке повисли на нашем пресмыкающемся друге.

– Антош, включайся, сейчас волна придет!

Змей никак не мог оторваться от грандиозного зрелища. Я увидел приближающуюся волну. Она была такой плотной и осязаемой, что подумалось о ее смертоносной силе. Пришлось дать змею хороший подзатыльник, чтобы он включился. Антош загудел. Нас выбросило в другой мир на ударной волне. В ушах свистело, а происходящее вокруг выглядело так, будто я находился вне его. Меня здорово контузило. Мои друзья выглядели контуженными не меньше. Кошка терла уши, а змей глупо озирался, словно не признавая того, что видел.

– Еще чуть-чуть, и не успели бы. – Я услышал свой голос изнутри.

Снаружи уши словно заложило ватой. Раз я сам себя не слышал, то и меня не услышал никто. Примерно полчаса мы занимались тем, что пытались вернуть слух, мощно зевая, хлопая себя по ушам и сглатывая слюну, чтобы прочистить уши. До этого момента нас не особо интересовал очередной мир.

– Антош, я знаю, что любопытство не порок, но не до такой же степени. Нас могло убить. – Теперь, когда я слышал, можно было и попенять единственному проводнику.

– Это было так зрелищно, я не мог оторваться.

– Мы заметили. – Ляля покачала головой.

– Вряд ли вы видели то же, что и я. У меня другое зрение. – В признании змея чувствовались нотки превосходства.

– Ты прямо как художник, не так видишь, – усмехнулся я. – У меня тоже все красочно было.

– Вы понимаете, какой это был исторический момент для того мира? Смена эпох. – Антоша потянуло на патетику. – В моем мире после такого закончилось время млекопитающих и началась эпоха нас, пресмыкающихся.

– Без обид, но эпоха млекопитающих звучит красивее.

Мы с Лялей солидарно переглянулись.

– Если вам надоело ходить по мирам, можете считать как угодно. – Змей решил шантажировать нас, и он знал, на что надавить.

– Ой, хватит уже мериться своим происхождением! – решила «замирить» ситуацию кошка. – У нас так, а у вас вот так. Мы же вместе и не испытываем друг к другу антагонизма. А если мы не будем выставлять свои отличия напоказ, то и подружиться сможем по-настоящему.

– Вы-то да, сможете, но я слишком другой для вас, – не унимался змей.

– Да какой ты другой, Антош? – Я уже сам был не рад, что прежде создавал ситуации, заострявшие наши различия. – В тебе три метра сплошного очарования и мудрости. Да, мудрости. У нас, землян, змея ассоциируется именно с мудростью.

– Да какая мудрость, залип на взрыв, как подросток.

– Ну всё, забыли. Куда нас отправило на этот раз?

Только теперь я заметил, что нахожусь внутри огромного старого кратера, поросшего зеленью. Я догадался, что мы попали именно в кратер, а не в кольцо невысоких гор, по идеальной чашеобразной форме стен. Предчувствия, основанные на прежнем опыте, подсказывали мне, что внешняя безмятежность продлится недолго. Или вулкан решит извергаться, или набегут голодные твари, или местная цивилизация встретит с распростертыми объятьями, желая кровавых представлений.

Пока было тихо, змей попросил для себя отдыха. Он объяснил нам с Лялей, не понимающим еще, какие усилия необходимы для преодоления барьера между мирами, как он устал. Нам оставалось верить ему на слово и создавать все условия для отдыха. Мне удалось найти сочные плоды, которые показались съедобными. А еще я нашел гейзер, бьющий кипятком. Ляля смогла применить свои хищные умения и поймать нелетающую птицу. Она ловко свернула ей шею и обмакнула в гейзер, после чего так же сноровисто ощипала ее от пера.

– Ты этим занимаешься не в первый раз? – удивился я ее умениям.

– В тысячный. Девочкам у нас частенько приходится попадать на заготовку птиц. И дома, и в школе с уроков снимают. Вот, пригодилось.

– Ух ты, а я на картошку ездил один раз.

– А что это?

– А, фигня такая, на голыши похожа. Тебе бы не понравилось. Ты и приготовить знаешь как? – Я кивнул на белую тушку.

– А что там уметь? Сейчас в глину закатаем – и под костер.

Пока мы собирали палки для костра, копали руками землю, чтобы добраться до глины, змей восстанавливал силы, разложив тело на ветвях.

– Как бы не дать повод этому пресмыкающемуся думать, что мы теперь обязаны ему по гроб жизни. – Меня немного напрягло его бездействие.

– Потерпи. Пока в его власти бросить нас и сбежать, надо мириться.

– Он слишком трусливый, чтобы бросить нас.

– Не хотелось бы ошибиться на этот счет. Давай договоримся, Жорж, что ты не будешь давать эмоциям управлять собой. Будь выше этого. Как говорят у нас, лучше быть неправым, чем мертвым.

– Ладно, как говорят у нас, не надо дергать кошку за хвост. Ну, ты поняла, я имел в виду змею.

– Прости, но я вижу в тебе обезьянье стремление к дурацким выходкам. Такое ощущение, что ты не можешь быть серьезным и ответственным.

– Блин, я не могу быть серьезным? Да ты бы видела моего кота, у которого с лица не сходит серьезное выражение, но он только и делает, что спит, просит жрать или лижет яйца в перерывах между сном и едой. Обезьяньи? Ты обидела меня. Я обезьян в своей жизни видел всего пару раз, в передвижном зверинце. Возможно, ты провела с ними больше времени, раз так разбираешься.

– При чем здесь твой кот?

– А при чем обезьяны?

– Я что, похожа на твоего кота? Я сплю, ем и лижу…

– Нет, но я тоже не скачу с ветки на ветку и не ору на весь лес. По-моему, это ты была инициатором идеи быть терпимее друг к другу?

– Была и есть. Тебе надо быть терпимее к Антошу. От него сейчас зависит наша судьба.

– А, понятно, надо быть терпимее только к Антошу, а между нами можно не заморачиваться и при любом удобном случае напоминать о первобытных предках, акцентируя внимание на их не самых лучших качествах?

– Всё сказал?

– Нет. – Я помолчал, но мысль на самом деле оборвалась. – Курица твоя не сгорит?

– А сколько прошло? – заволновалась кошка.

– Без понятия. Мы так увлеклись, что я потерял чувство времени.

Ляля выкатила палкой глиняный шар из костра. Стукнула по нему, проделав дырочку, и проверила готовность мяса заостренным концом палочки.

– Готово. Надо будить Антоша.

– Замечательно, не заметили, как время прошло за интересным занятием.

Я поднялся и тронул змея за хвост. Тот лениво открыл один глаз.

– А?

– Пойдем, Ляля обед приготовила.

– Из чего? – спросил змей.

– Из птицы местной. Пахнет – пальчики оближешь.

– Жорж! – раздался за спиной голос кошки, посчитавшей, что я никак не угомонюсь.

– Это форма речи. Я не хотел издеваться над тем, что у Антоша отсутствуют конечности, – ответил я кошке, затем обернулся и шепотом произнес для Антоша: – У нее фобия развивается, что ты можешь бросить нас. Хочет, чтобы я вел себя с тобой как с капризной девчонкой. Скажи, мы, мужики, всегда найдем способ договориться между собой? Нам ведь не надо быть осторожными в выражениях? Ты – змей, я – макака, хотя по мне, то лучше бы шимпанзе. Верно?

– Верно, но извращаться в формах оскорблений тоже не стоит. Надо так относиться друг к другу, чтобы, когда каждый из нас научится ходить сквозь миры, у нас все равно осталось желание быть вместе.

– Красиво сказано. Чувствуется, что ты не просто спал. Пойдем, пора утолить голод физический. Я там еще штуки сладкие на десерт надергал, кто-то должен отведать их первым.

– Ты намекаешь на меня? – заволновался змей.

Я театрально заржал.

– Шутка! Как бы я понял, что они сладкие? Больше часа прошло, а я еще живой и даже поноса нет.

– Жорж, про свою физиологию давай после еды. – Ляля расколола глиняный шар на две половинки. Получились две тарелки. – Извиняюсь, но посуды на всех не хватает.

– Мне она не нужна, – произнес змей. – Положите мою долю на лист этого растения.

Он сорвал с дерева широкий лист и положил его на землю. Я поделил птицу поровну на три части. Мясо было душистым и нежным, не хватало только соли. После основного блюда мы с Антошем перешли на десерт из местных фруктов. Ляля попробовала, но есть не стала.

– Очень непривычно, как бы не заработать проблемы с желудком.

– Ну, ничего страшного, нам больше достанется. Мужикам еды больше надо как добытчикам. Завтра думаю на мамонта пойти. Или червей накопать, тоже белок.

Ляля рассмеялась и положила руку мне на ногу.

– Ну прости, ты самый серьезный мужчина. Если бы мы попали в мой мир, то ты там был бы вне конкуренции.

– Зачет. А вот если бы ты попала в мой мир, то моя мама подумала бы, что мне все-таки удалось наколдовать, чтобы наша кошка превратилась в женщину.

– Ты серьезно колдовал?

– Это было давно, в старших классах, когда я не знал, как подкатить к девчонке, и всерьез считал, что проще превратить нашу Маньку в женщину.

– Бедняга.

– Это все гормоны.

Я подкинул веток в затухающий огонь. Сытый змей снова скрутился пирамидкой, водрузив голову на ее вершину. Его глаза выражали умиротворение.

– Кажется, в этот раз я не ошибся с миром? – произнес он довольно.

– Да, местечко райское, – согласился я. – Стоит задержаться здесь на сутки. Неизвестно, что предстоит нам в следующем мире, так что лучше быть морально подготовленными и физически подкрепленными.

– Нашу троицу это место прокормит в течение всей жизни. – Кошка оценивающе оглядела окружность гор. – Давайте договоримся: если у нас все получится и мы сможем вернуться домой, то чтобы не забывать про нас, будем время от времени встречаться здесь, разводить огонь и запекать еду. Может быть, уже семьями.

– Отличная идея. Хотя забыть про нас получится только при прогрессирующем склерозе. Если мы с Лялей не научимся ходить по мирам, то на тебе, Антош, будет лежать ответственность за то, чтобы собрать нас в кучу.

– Я согласен.

– Эх, угощу я вас шашлычком, пивком, настоечкой на кедровых орешках, м-м-м. Ты, Антош, точно оценишь. А тебе, Ляля…

Я не успел договорить, чем бы я угостил ее, как со всех деревьев, что росли вокруг нас, разом вспорхнули птицы. Тысячи пестрых пернатых шумно поднялись в воздух и закружились над нашими головами.

– К чему бы это? – насторожился я.

– Может, у них все по расписанию, разминка? – предположил змей.

Ляля водила носом, раздувая ноздри.

– Чуете, запах поменялся в воздухе?

– Нет. – Я сидел близко к костру и чувствовал только запах дыма.

– А у меня вообще обоняние слабое. – Тем не менее Антош погонял воздух носом. – Ничего не чувствую.

Ляля отбежала от костра на десять шагов, чтобы проверить свои предположения.

– Говорю вам, в воздухе появился другой запах. Не знаю, с чем сравнить, печкой пахнет и серой.

– Серой? Так тут гейзеры кругом, оттуда, может? Под нами спящий вулкан.

– Не нравится мне, тревожно. – Глаза кошки забегали по всей чаше вулкана, выискивая подтверждение своим страхам. – Смотрите, воздух на кромке гор меняет цвет.

– Так это, может, солнце садится, – решил змей.

Я хотел поддержать змея, но сильный толчок сбил меня с ног. Я подскочил, не понимая, что меня опрокинуло. Ляля тоже поднималась с земли. Костер рассыпался, чуть не достав до нее. Вдруг чашу вулкана наполнил гул. Я думаю, что стены кратера начали резонировать под воздействием внезапно активизировавшегося вулкана. Ляля и змей расплылись у меня перед глазами. Они резонировали вместе с вулканом. Даже этот гостеприимный, на первый взгляд, мир отторг нас. Не чувствуя под собой ног, я бросился к змею. Кошка сделала то же самое. Мы ухватились за тело пресмыкающегося, и вдруг опора из-под нас ушла. Я понял, что мы падаем.

Земля под нами разваливалась на куски. Меня обожгло раскаленным воздухом, пропитанным серой. Гудело все вокруг, даже наш змей, не справляющийся с функцией проводника. Я увидел огонь, поднимающийся нам навстречу, и успел попрощаться с жизнью. Закрыл глаза, чтобы в последние отведенные мне секунды подумать о том, как я прожил эту жизнь и куда хотел бы попасть после смерти. Почему-то живо представился открытый сеновал, пахнущий разнотравьем, стадо коров, возвращающихся домой, и парное молоко. Это были воспоминания из моего рая: беззаботного деревенского детства.

Глава 8

Едва я успел понять, что больше не ощущаю жара, как врезался во что-то пружинящее. Я упал плашмя, на грудь. Мое тело, истратив инерцию, отпружинило обратно. Только в этот момент я позволил себе открыть глаза. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что нахожусь над стогом сена! Неужели мое воображение заставило змея телепатически выбрать место, о котором я думал? Мои товарищи с выпученными от страха глазами летели рядом.

Я во второй раз упал на сеновал и получил по спине хвостом Антоша. Ляле, как и положено ее виду, удалось мягко приземлиться на ноги.

– Жорж, это не я. Это не я, Жорж! – затараторил змей.

– Конечно, это Ляля ударила меня большим зеленым хвостом. – Я подумал, что Антош переживает из-за того, что упал на меня.

– Я не об этом. Я не переносил нас. Я не смог сконцентрироваться. Испугался очень сильно, и у меня всё отключилось.

– Правда? Поклянись! – Мне подумалось, что мое последнее видение очень напоминало то место, в котором мы сейчас оказались.

– Клянусь, это был не я.

– Антош, а может, ты решил нас мотивировать таким способом? – предположила кошка и уперлась в него вопрошающим взглядом желтых глаз.

– Не я. Кто-то из вас. Либо это коллективное.

– Я на самом деле думал о стоге сена и о своем детстве как о самом счастливом периоде в жизни. Но я не прикладывал никаких усилий, чтобы пересечь границу мира. Это место не совсем то, о котором я думал. Оно не из моего детства. Там не было такого сарая, такого дома и двора.

– Было бы слишком невероятно, если бы ты с первого раза попал туда, куда хотел, – подытожил змей. – Надо слезать, а то, неровен час, кто-нибудь решит поджечь эту сухую траву.

– Ну да, перемещения под твоим чутким руководством научили нас не расслабляться.

– Это были уроки, – защитил себя змей. – Их надо было выучить. Неизвестно, что тебе предстоит.

– Тогда слезаем, а то вдруг у хозяина ружье есть. Меня-то он пощадит, а вас точно пришьет.

– Ты так уверен, что здешний доминирующий вид – обезьяноподобные люди? – Кошка нащупала ногой деревянную лестницу.

– Когда мы говорим о существах, похожих на меня, можно опускать, от кого они произошли. Просто люди. – Я придержал лестницу, чтобы она не шаталась.

– Что, тоже считаешь своих предков недостойными быть ими? А как мне объяснить, на кого они похожи?

– Говори «жоржеобразные», а я буду говорить «лялеобразные» или «антошеобразные». Да, судя по прямым и косвенным признакам, этот мир населяют жоржеобразные люди.

– А мне как спускаться? – Змей попытался воспользоваться лестницей, но понял, что у него не получается.

– Антош, а у тебя вообще сломаться что-нибудь может? Просто падай, тут невысоко.

– Ни за что. Я сегодня уже нападался. Если я кажусь вам гибким, это еще не значит, что я бесхребетный.

– Что ты предлагаешь? Опять взять тебя на ручки?

– В последний раз. Обещаю.

Я поднял змея, чтобы он обернулся вокруг моей шеи один раз и свесился противоположными концами тела, как шарф. Поставил ногу на лестницу, чтобы проверить, выдержит ли она такой вес. Первая перекладина выдержала, я ступил на вторую.

– Антош, кажется, Боливар двоих не вывезет.

Перекладина хрястнула, и мы полетели вниз. Я шмякнулся прямо на Антоша. Змей завыл. Вся живность, что находилась в сарае и на карде, подняла жуткий гомон.

– Черт! Сейчас точно хозяева сбегутся. – Я заметался вокруг стога, не зная, куда спрятаться.

Со стороны дома раздался звук хлопнувшей двери. Бежать было поздно. Да и страшно. Далеко ли смогли бы убежать от крестьян гигантская кошка и головастая змея? Мой дед точно прихватил бы двустволку, чтобы подстрелить такое чудо.

– Прижмитесь к сеновалу, я вас прикрою сеном! – приказал я Антошу и Ляле.

– А ты? – испугалась за меня кошка.

– А я совру что-нибудь.

Дверь сарая с той стороны распахнулась. Громыхнули пустые ведра, вслед за этим раздалась отборная ругань.

– Поставит, дура старая, прямо на проходе!

– Сам дурак, под ноги не смотришь. Лису спугнул теперь.

Дверь к сеновалу открылась. Крупный коренастый мужчина со свисающими, как у моржа, усами направил в мою сторону ружье.

– Не, бабка, это не лиса. Это жулик, вор, конокрад. Руки вверх! – приказал он мне.

Я поднял.

– Я не вор, боже упаси взять чужое. Это недоразумение. Я могу вам все объяснить.

– Это ты – недоразумение. Объяснишь участковому, кто ты такой и что делал в моем сарае, а я пока посчитаю свое хозяйство, не успел ли ты шею моим цесаркам свернуть.

– Не надо к участковому, я – жертва обстоятельств. Увидел сеновал и решил передохнуть на нем, а ваше бдительное хозяйство подняло такой гвалт.

– Тю, бабка, смотри, он нам лестницу сломал, гаденыш. Вот и убыток есть. Лети мухой к участковому, а я подержу его на прицеле, чтобы не сбежал.

– Не надо. Я починю лестницу.

Бабка не стала меня слушать, развернулась и исчезла в сумраке сарая.

– Мужчина, перестаньте целиться в меня из ружья, вдруг выстрелит? А это будет превышение пределов необходимой самообороны. Я не вооружен, не представляю для вас никакой опасности, мы можем поговорить, выяснить, что нам друг от друга ничего не надо, и мирно разойтись.

– Конечно, а мне потом вся деревня будет пенять, что я вора отпустил. На тебя знаешь уже сколько охотятся? Скажи, это ты у соседа лошадь увел? – Старик понизил голос.

Я догадался, что он одобряет этот поступок.

– Нет. Я у вас впервые.

– Конечно, а то ты признаешься! Участковый из тебя душу вытрясет. А в городе вообще и почки отобьют, и печень, и морду так подрихтуют, мама родная не узнает.

Глядя на старика, который, впрочем, по внешнему виду еще не дотянул до этого возраста, я предположил, что это не мой мир. Не носили у нас такие белые сорочки, похожие на ночное белье, с расшитыми отворотами на одну сторону. Не производила наша промышленность таких сапог с загнутыми острыми носами. Да и ружье имело слишком затейливый курок.

С задов послышался шум.

– Митрич, я здесь! – крикнул старик.

На сеновал ворвался еще более коренастый краснолицый мужчина с невообразимо роскошными усами, в зеленых штанах с красными широкими лампасами, с пистолетом в руке и шашкой на боку.

– Вот он, конокрад, поймал с поличным. – Старик был горд собой.

Участковый вытер пот с лица и махнул пистолетом.

– Руки за голову. Спасибо, Степаныч, не медаль, так благодарность тебе обеспечена.

– Рад стараться, – ответил старик.

– Шевелись давай, ворюга. Прифраерился, штанишки напялил какие-то бабские, тьфу, мерзость.

– Это обыкновенные джинсы.

– «Джинсы»? – переспросил участковый. – Я в ваших модах ничего не понимаю. Шевелись, рожа.

Меня повели по деревенской улице, как пленного фашиста. Народ застрял крупными как на подбор лицами промеж штакетин. Детвора что-то кричала нам вслед, но мой конвоир солидно молчал. В уме ему наверняка уже грезились штаны с еще более широкими лампасами, медаль и повышение по службе.

Участковый завел меня во двор. Я догадался, что эта усадьба принадлежит ему. У служителя порядка имелся большой яблоневый сад. Вдоль дорожки, идущей от ворот к дому, рос виноград, накрывающий ее на манер беседки. Зеленые грозди еще неспелого винограда свисали вниз.

– Шевелись, – приказал участковый.

– Да шевелюсь я.

Меня заботила судьба Ляли и Антоша. Как бы и их не замели. Хотя змей мог сбежать вместе с кошкой в любой мир. В таком случае мы больше никогда не пересечемся. От этой мысли стало грустно. Я успел прикипеть к этим двум иномирцам.

К деревянному дому участкового притулился новострой – небольшое кирпичное помещение с зарешеченными окнами. Я решил, что это местное СИЗО.

– Туда, живее! – показал участковый на СИЗО.

– Иду я, иду.

Внутри обстановка оказалась довольно примитивной. Клетка на две персоны максимум и стол со стулом для протоколирования допроса. Участковый впихнул меня внутрь клетки, закрыл ее с лязгом и запер на амбарный замок. Ключ повесил себе на шею.

– Какой-то ты тщедушный. Болел в детстве?

Конечно, против него я был раза в два меньше, но только в окружности тела, рост у нас оказался почти одинаковым.

– Как все, не больше и не меньше. Ветрянка, ангина, ОРЗ и так далее. На ночь не ем просто.

– На ночь он не ест, – усмехнулся участковый. – А когда есть тогда, с утра? Врачи рекомендуют есть на ночь, чтобы жирок завязывался. А, ну у тебя другие приоритеты, ты, поди, еще и в форточки лазишь?

– Я не вор.

– А кто ты? Гобин Руд? Забрал у богатых и раздал бедным?

– Я никому ничего не раздаю. Обстоятельства моего появления на сеновале этого человека настолько фантастические, что вы не станете их протоколировать, потому что меня сочтут сумасшедшим – и вас тоже.

– А меня-то за что?

– За то, что протоколировали.

– Что ты несешь, гад?

Участковый достал из-под стола пишущую машинку, вставил в нее лист бумаги и посмотрел на меня.

– Имя?

– А? Имя. Жорж-иномирец.

– Морж женомерец?

– Нет. Жорж… иномирец.

– Житомирец?

– Нет.

– Морж – жидомерец.

– Нет.

– Жиромерец? Жопомерец?

– Дайте мне бумажку, я сам напишу.

– Не положено.

– А так мы не договоримся. Вы плохо воспринимаете на слух.

– Нормально я воспринимаю, но только человеческие клички, а не то, что ты пытаешься мне тут преподнести. Морж – инженерец?

– Кхм, да.

– Ну вот, я так сразу и сказал. Давай чистосердечное, срок скостишь. С какого года воруешь и какие эпизоды на тебе есть?

– Значит, так, ворую я уже десять лет. Начал пацаном, с напарником по кличке Енот Полоскун…

Глаза у участкового загорелись. Он строчил на машинке, как опытная секретарша.

– И что, в Марьинке тоже ты коней свел?

– Тоже я.

Мне было смешно наблюдать, как этот Эркюль Пуаро светился от счастья. Отвечая на его вопросы – когда удачно, а когда невпопад, – я рассматривал незатейливую обстановку помещения. И вот мой взгляд упал на карту, висящую за участковым. Карта была выполнена довольно блекло, на желтой бумаге, и почти не контрастировала со стеной, на которой висела. А привлекло меня в ней название. На ней было написано почти кириллицей: «Карта Украины».

Не то чтобы после этого все встало на свои места, но кое-что в одежде и манерах участкового мне стало понятнее. Я пригляделся к карте, чтобы увидеть пятнышко на одном из полушарий, обозначающее страну. Напрасно, разглядеть не удалось. Я подумал: что же хотели сказать производители этой карты, выбрав такой масштаб, при котором заявленной страны не видно уже с двух метров? Да и какой смысл мог быть в этом, кроме издевательства?

– Извините, я вас перебью, – обратился я к участковому. – Эту карту вам подарили на первое апреля? На День дураков?

Участковый подозрительно на меня посмотрел:

– А что с ней не так? Это по ведомству раздают, в ней все соответствует нормам.

– А почему Украину не видно? Какой смысл делать карту страны, которую надо разглядывать под лупой?

– Почему не видно? Может, ты совсем слепой? Мне отлично видно. Вот западное украинское полушарие, вот – восточное. Вот столица – Москвиев.

– Вы серьезно или шутите? Украина – вся планета, и столица ее в Москвиеве? – Мне стало смешно.

Участковый замер, а потом озарился улыбкой:

– Так ты еще и реакционер?

– Видимо, да. А вы все-таки умудрились в этом мире сделать глобус Украины.

– Не вижу повода для смеха… О! Время вечернего гимна! – На улице раздалась торжественная музыка. – Ты тут будешь петь или выпустить?

– Тут. Я слов все равно не знаю.

– Брехло.

Участковый выскочил на улицу, на ходу запевая гимн. Я остался наедине с собой и мыслями о том, что пора валить и из этого мира тоже. Сложность была в том, что делать это без кошки и змея не хотелось. Пока не было уверенности в том, что именно моя воля занесла нас в этот мир, полагаться на свои силы казалось преждевременным.

Деревня пела на разные голоса. Музыка гимна, искаженная репродукторами, гремела торжественными аккордами. Самое время для того, чтобы попытаться сбежать в другой мир.

Я взялся за решетки и закрыл глаза. В принципе, я понял, что для перемещения необходим яркий образ того места, куда желаешь перенестись. Больше всего я желал вернуться домой. Закрыл глаза и представил свою квартиру, обстановку в ней. Подсознание подкинуло воспоминание про сломанный холодильник и сочившуюся трубу туалетного стояка. Затем на ум полезли картинки с работы: склочный коллектив, тупой, но важный начальник, которого поставил на это место его папа, что сводило на нет любую попытку подсидеть его. Вспомнилось, что я должен денег трем товарищам с работы, уже давно. Разбитая машина и кредит за нее.

Меня осенило: возвращаться домой, в ту самую тягучую атмосферу ежедневно повторяющихся дел, я не хотел. Больше того, меня передернуло от мысли, что мое приключение может закончиться и все вернется к прежнему. Разум, очистившийся от скверны навязанного образа жизни, осознал, что такое существование и жизнью назвать трудно. Ежедневное прокисание, размеченное этапами: детсад, школа, вуз, работа, пенсия, смерть. Кто-то назовет это ответственностью и серьезным отношением к жизни, но с точки зрения человека, освободившегося от этих догм, ровно такой же серьезностью и ответственным отношением обладают ослы, вынужденные всю жизнь крутить колесо, поднимающее воду из колодца.

Откровение выбило меня из колеи. А куда мне теперь надо? Выходило – куда угодно. Но это был слишком неконкретный образ, который никуда не приводил. Музыка в деревне загремела финальными аккордами. Скоро вернется участковый, который будет мешать своими вопросами сконцентрироваться на ярком образе. Совсем без всякой логики подсознание подкинуло мне воспоминания из детства, когда во дворе соседнего дома местная шпана отлупила скрипача. Я смотрел из окна за этим действом с первой и до последней минуты, и мне ярко запомнилась разбитая коричневая скрипка на снегу.

Холодные прутья решетки растаяли в моих ладонях. Не открывая глаз, я сделал шаг вперед. В уши ударили индустриальные звуки большого города. Я открыл глаза. Мое воображение закинуло меня во двор четырехэтажного дома, построенного квадратом, с арками для проезда на каждой стороне. Дом был выкрашен желтой краской, местами уже облупившейся. Но он все равно производил впечатление уюта и света.

Этот дом не напоминал мой, из детства, но, возможно, здесь тоже когда-то хулиганы отлупили скрипача. Я не собирался задерживаться в этом мире. Надо спешить вернуться к сеновалу, пока мои товарищи не попали в неприятности или не сбежали туда, где я их никогда не найду.

У каждого подъезда стояли лавочки друг напротив друга. Бабульки еще не успели занять их для своей нравственной вахты. Я сел на одну из лавок, на которую падал солнечный свет. Я сказал бы, что время года по-нашему соответствовало началу мая. Воздух еще был прохладным, и мне в летней майке поначалу показалось слишком свежо. Но солнечные лучи быстро пригрели меня до состояния расслабленного транса.

Я попытался представить себе сеновал. Вдруг хлопнула дверь подъезда. Из нее вышел солидный мужчина в пальто и со скрипичным футляром.

– Доброго утречка, – поприветствовал он меня вежливо, но я успел уловить любопытно-подозрительный взгляд.

– Спасибо, и вам, – ответил я учтиво, чуть приподняв задницу от лавки.

Наверняка я показался ему неблагополучным в таком виде. Майка моя и штаны совсем потеряли вид. Вспомнился Вольдемар, одетый в чехол от сиденья машины. Тогда у меня возникло ощущение, что ему все равно, в чем ходить. Но сейчас я сам был равнодушен к тому, что на мне надето. Мужчина сел в автомобиль неизвестной марки. Прежде чем уехать, он пару раз бросил на меня опасливый взгляд. Я понял, что он может сообщить местным властям о появлении подозрительного бомжа. Надо было спешно перемещаться.

Ничего не получилось. Подъехало такси. Из него вышла женщина, тоже со скрипичным футляром. Кажется, я попал в дом, где живут одни музыканты. Почему-то женщине захотелось поиграть таксисту. Возможно, она похвалилась ему, а он решил это проверить. Женщина положила рядом со мной футляр.

– Позволите?

– Конечно. – Я отодвинулся на другой край лавочки.

Женщина вынула скрипку и вернулась к машине. К моему удивлению, таксист направил в ее сторону непонятный прибор с раструбом. Женщина заиграла. Я не знаток скрипичных партий, но мне показалось, что ее умение далеко от совершенства. Женщина долго выпиливала какие-то мотивы, а таксист хмуро следил за своим раструбом.

– Достаточно, – наконец сказал он. – Давно со мной такой мелочью не рассчитывались. Ходите пешком, – посоветовал он женщине перед тем, как закрыть дверь.

– Терпи, не все такие богатые, – ответила женщина недовольно. Она упаковала скрипку в футляр и зацокала к дверям подъезда.

– Извините, – обратился я к ней. – Вы что, рассчитывались музыкой?

Женщина остановилась.

– Что? – Ее взгляд выражал нежелание общаться. – У меня нет времени подавать вам.

– Да я не…

Меня не стали слушать. Женщина хлопнула дверью.

Интересные дела! Я решил задержаться в этом мире на полчасика, чтобы проверить свое предположение. Мои подозрения, что я попал в мир, монетизировавший музыку, подтверждались. Все, кого я видел, имели при себе футляры для разных инструментов.

Подъехало еще одно такси, и вышедшая из него девушка сыграла короткую, но берущую за душу вещь. Таксисту пришлось остановить ее.

– Хватит, у меня сдачи нет, – заволновался таксист.

Девушка – по ней сразу было видно, что музыкальный талант наложил отпечаток превосходства над остальными, – гордо расправив плечи, направилась к дому. Я пошел за ней, чтобы удовлетворить любопытство насчет того, как у них устроена экономика.

– Хорошо играете, – бросил я в спину важно вышагивающей молодой особе.

– Что это значит? – Она не удостоила меня нормального взгляда.

– Брякаете на своей скрипке. За душу берет.

– Мужчина, я не понимаю, о чем вы. Вы ведете себя назойливо.

– Простите, но мне интересно узнать, как можно рассчитываться за такси музыкой?

Девушка остановилась и теперь смотрела на меня внимательно, но как на сумасшедшего. Меня понесло.

– Знаете, я из другого мира, где в ходу деньги.

– Ясно. – Она поняла, что ее подозрения небеспочвенны. – А я из мира, где тоже в ходу деньги.

– Да? Но я так понял, что можно и не платить? Тут перед вашим приездом женщина одна исполнила на скрипке партию для пустой консервной банки и напильника. Очень долго мучила инструмент.

Девушка рассмеялась. Чужие глупости часто принимаются за комплимент себе.

– Спасибо. А где ваш кошелек?

– В смысле? А, я из другого мира, я бесплатно всем пользуюсь. Я сейчас не вру и не пытаюсь показаться вам оригинальным. Мне крайне любопытно понять, хотя бы поверхностно, устройство каждого нового мира.

– Вид у вас как у нищего, но разговариваете вы как богач.

– Спасибо. Путешествия и особенно ситуации, которые можно назвать чрезвычайными, доконали мою одежду. Это ни на что не влияет, когда ты все время в движении, но стоит остановиться, чтобы на тебя обратили внимание, и тогда понимаешь: обтрепался.

– А вы забавный. – Девушка лучезарно улыбнулась.

Почему-то в этот момент у меня в воображении нарисовался оскал Ляли. Я знал, что наше воркование ей не понравилось бы.

– Спасибо. Моя мама так говорила про меня, когда я выбирал фрикадельки из супа.

Девушка рассмеялась.

– У меня есть немного времени и денег. Если хотите, я могу приодеть вас.

– Зачем? Время я вам еще как-то верну, но деньги – вряд ли.

– Не страшно. Заработаю еще.

Я решил, что пара часов ничего не решит. Время, проведенное в обществе этой талантливой красотки, желающей сделать мне приятное, нельзя считать потерянным напрасно.

Мы покинули двор и вышли на улицу. Народу здесь гуляло тьма, и все как на подбор музыканты.

– У тебя имя есть? – спросила девушка.

– Конечно, Жорж, я иногда добавляю «иномирец», но не все воспринимают на слух. Так что просто Жорж.

– Очень приятно, Жорж, а меня зовут Джина.

– Какое красивое имя – Джина. Джина Бомбей.

– Почему «Бомбей»?

– Да так, ассоциации.

– Вот, это мой любимый магазин. Сейчас превратим тебя в щеголя.

Когда мы вошли внутрь, по ушам сразу ударила какофония. Народ рассчитывался музыкой у касс в каждом отделе.

– Наличными? Электронными? – слышалось на каждой кассе.

Оказывается, можно было скачивать записанную музыку. Я пожалел, что выбросил свой телефон. Возможно, с ним я мог бы считаться богачом.

– Нет, ты должен ее наиграть в свой банк на хранение самостоятельно, – прервала мои мечтания девушка.

Джина провела меня по отделам с верхней одеждой, обувью и даже заставила зайти в парикмахерскую. Я же не видел себя в зеркале с того момента, как в меня ударился сатир. Я считал, что у меня все еще щетина, а там уже выросла полноценная борода. Ее подровняли, волосы подстригли, обрызгали благовониями. После всех процедур я не готов был узнавать свое отражение. Хоть сейчас на обложку модного журнала.

На каждой кассе Джина исполняла прекрасную музыку, и, судя по продолжительности, значительно отличающейся от той, которую она отыграла для таксиста, мое преображение ей дорого стоило.

– Тебе еще виолончель в руки – и сошел бы за миллионера, – причмокнула она от удовольствия.

– К сожалению, мне на ухо наступил медведь, – признался я.

– Как это?

– У меня нет слуха.

– О, печально.

– На самом деле не особо. В нашем мире полным-полно нищих музыкантов. На улицах за копейки играют.

– Ты врушка, но забавный.

– Хотелось бы тебе показать другие места, но жалко. Ты попадешь в такой круговорот ситуаций, в которых умение играть на скрипке совсем не поможет.

– Фантазер. Все так говорят, кто играть не умеет: дескать, в жизни есть еще что-то важнее музыки, а сами просто завидуют и ничего поделать не могут.

– Даже не знаю, насколько это хорошая идея – рассчитываться музыкой. Получается, что те, у кого талант от рождения, всегда имеют преимущество. Хотя у нас то же самое: кто умеет обращаться с деньгами от рождения, тот и богач. И я не завидую. С недавних пор осознал, насколько это мелочно. Но не в отношении тебя. Я вижу, как ты благородна. Могла бы и не обернуться, а послать меня подальше.

– Я так и хотела сделать, но ты какой-то магнитный. Я не пойму, в чем дело, кажется, у тебя глаза фантастические. – Джина томно прижалась ко мне.

– Джина, у меня товарищи застряли на Украине, на сеновале. Мне надо возвращаться, пока мы не потеряли друг друга.

Девушка отстранилась от меня, нахмурила брови и попыталась по глазам понять, зачем я ей вру.

– Мне нужно уединиться, чтобы собраться с мыслями.

– Ты какой-то неблагодарный. – Джина надула губы.

– Благодарность не требует оплаты. Тем более у меня нет скрипки, – отмазался я как мог.

В другом случае я выкроил бы время для благодарности, но не сейчас. Укоризненные взгляды змея и кошки стояли у меня перед глазами. Надо возвращаться.

– У тебя есть другой музыкальный инструмент, а я прекрасно играю на разных.

– Ух, Джина, ты такая озорница, но мне надо спешить. Покарауль, пожалуйста, у примерочной, пока я не свалю отсюда.

Я взял не глядя первую попавшуюся вещь с полки и направился к примерочной. Джина шла за мной.

– Жорж, обычно бродячая собака ищет, к кому бы прибиться. А что нужно тебе?

– Ого, собака? В последнее время меня чаще сравнивают с обезьяной. Мне надо, чтобы ты поверила, что я не из вашего мира. Не особо надо, но было бы приятно осознать, что кто-то взял и поверил мне на слово. Я пока новичок в этом деле, но уже кое-что понял. Если ты вкусил прелесть перемещения, то теперь до самой смерти не остановишься. – Я зашел за шторку. – Миров много, Джина, и они все разные, и денег, даже сыгранных на скрипке, для перемещения по ним не нужно.

– Сумасшедший! – услышал я в ответ. – Зря только время потратила.

– Приятно слышать, что только время. Ты красивая и умная, Джина, а это сейчас редкость.

Я прикрыл лицо вещью с витрины и живо представил себе тот самый сеновал, с запахом и звуками. Какофония обналичиваемой музыки резко затихла. Ее сменил тихий стрекот сверчков. Я открыл глаза.

На улице стояла ночь. Пахло потным телом коров, парным молоком и навозом.

– Ляля, Антош! – шепотом позвал я. – Вы здесь?

Меня услышала собака, недовольно буркнувшая, не вылезая из будки. Я догадался, что мои товарищи сбежали от греха подальше. Я понятия не имел куда, и как их теперь искать. Путешествие по мирам в одиночестве навевало страх и скуку. Мне, как неуверенному пользователю, везде мерещились проблемы. Все-таки чувствовать рядом теплое плечо кошки и холодный хвост змея было спокойнее и даже веселее. Что может быть смешнее паникующего пресмыкающегося?

Я подавил опасливые настроения холодной логикой. Наверняка и моим друзьям не хотелось бросать меня. Они обязательно должны вернуться.

Прошло не меньше часа. За это время упали две звезды, на которые я загадал возвращение кошки и змея. Крупный рогатый скот тяжко вздыхал в открытом загоне о своей нелегкой жизни. Каково это – набивать непомерно огромные желудки изо дня в день? Хозяйский пес совсем не реагировал на меня. Смотрел в одну точку блестящими от ночного света глазами, положив морду на лапы.

– Куда змея дел? – спросил я его.

В ответ полкан широко зевнул, но отвечать не стал. Будь я на месте этого пса, большеголовый питон навсегда оставил бы в моей памяти след. Как и кошка размером с человека. Наверняка после их ухода я уже не мог показаться псу чужаком.

Хозяева не спали. В одном окне горел свет и за шторками мелькали тени. Мне подумалось, что крестьянам после трудового дня хочется скорее лечь в постель. Эти были какие-то неугомонные. Трудоголики, не иначе.

Лестницу за время моего отсутствия успели починить. Я снова поднялся по ней на сеновал и огляделся. Вдруг Ляля подаст мне сигнал огнивом? Логично, если они сбежали отсюда куда-нибудь на околицу, а не в другой мир. На всякий случай я помахал руками, чтобы кошка с ее контрастным ночным зрением смогла увидеть меня.

– Темна украинская ночь, но сало надо перепрятать.

Нет. Никто не реагировал на мои попытки. Мысль о том, что мы разминулись навсегда, все сильнее просилась на ум. Кто мне они? По сути, никто, случайные знакомцы, с которыми довелось перенести несколько нестандартных ситуаций. Стоило ли так привязываться из-за этого? Но с другой стороны, от мыслей о них на душе теплело. Что-то неуловимое успело нас связать. Я не был на войне, если не считать ту мясорубку в мире разумных коров, но мне показалось, что между мной, кошкой и змеем возникло чувство, похожее на боевое братство. К кошке еще имелось и боевое сестринство, но я не был уверен, что есть такое определение.

Хлопнули створки окна, в котором горел свет. Из дома донеслось пение. Басовитый мужской голос выводил народные мотивы. Теперь я понял, что хозяин решил завершить день хорошим возлиянием. А мне петь совсем не хотелось.

– А давай выпьем за нас с тобой, за то, чтобы такие, как я и ты, всегда находили общий… язык. – Мужской голос, с трудом проговаривающий слова, произнес тост.

Черт меня дернул пойти глянуть на крестьянское застолье. Я бы от рюмашки крепкого самогона с салом и огурчиком не отказался. Жаль, меня снова сдадут участковому. Интересно, что он думает о моем исчезновении? Пожалуй, сидит уже в церкви, молится о защите от демонов.

Я неслышно подобрался к окну. Мог бы так и не стараться, все равно пение мужчины перебивало любой звук, производимый мной. Я заглянул в окно из тени, вскользь. Виден был только хозяин, из бездонного зева которого исторгалось могучее пение. Я поднырнул под окно, чтобы с другой стороны увидеть его собутыльника.

Твою же мать! За столом сидела Ляля со стопкой в руках, а рядом с ней, головой на столе, лежал спящий змей. Первое, что пришло на ум, – их задержали до выяснения обстоятельств. Правда, увидев, как кошка замахнула залпом стопку, я эту мысль откинул в сторону.

– Мыкола… надо идти… друга вызволять, – еле выговорила кошка.

Хозяин прервал пение и, прищурив один глаз, посмотрел на Лялю.

– Идем. – Он поднялся и опрокинул табурет. – Только… чепец тебе повяжем. Бабка! Неси свой чепец!

Жена, видимо, эту компанию не приветствовала. Бочком, сторонясь кошки, подошла к мужу и протянула ему свой красочный платок.

– Надень. – Хозяин протянул Ляле платок. – Конспирация.

– Я не умею. – Ляля держала платок в руках, не зная, как его применить. Попыталась по-ковбойски закрыть им лицо.

– Мань… помоги. – Хозяин неуверенным движением провел указательным пальцем от жены к Ляле.

– Не надо за мной идти! – Я сказал это негромко, но жена хозяина все равно вскрикнула и схватилась за сердце.

– О! Жоржик! – Ляля бросилась к окну и попыталась взять меня руками за лицо. От нее разило перегаром. – А мы собирались к тебе.

– Дружище! – Мыкола подошел к окну и, схватив меня крепкими руками, втянул в дом. – Ты прости, что принял тебя за вора. Эта красотка мне все рассказала. – Он сделал акцент на слове «красотка». – Садись, угощайся чем бог послал. Бабка! Неси тару гостю.

Первые две стопки я замахнул без закуски. Хотелось загасить стресс, пережитый во время вынужденного одиночества. Когда тепло и хмель растеклись по телу, набросился на еду.

– Уважаю. Наш человек, – произнес хозяин довольно. – И эта дамочка – наш человек. Не отставала от меня. А этот… слабак, после каждой рюмки спит.

– У него метаболизм другой, – заступился я за змея.

– А, вон оно что. В следующий раз пусть приносит какой надо. А тебя что, отпустили? – Мыкола упер в меня мутные глазки. – Наш-то хваткий, любит звания получать.

– Нет, сбежал сам.

Хозяин заржал во все горло, высоко закинув голову.

– Поделом ему. Он хоть и блюдёт закон в нашей деревне, но подогнать раскрываемость за счет невинных – как здрасте. Выслужиться хочет.

– Жорж. – Кошка произнесла мое имя, почти проглотив букву «р». – А ты сбежал так, как я думаю? Фьюить? – Она изобразила жест, будто я перелез через окно.

– Ага. Побывал в мире, где в обороте вместо денег музыка.

– Как это? – Хозяин свел мышцы на лбу в большую складку.

– Вот вы пели сегодня, а там на это пение можно купить что-нибудь. Чем лучше поёшь, тем дороже это стоит.

– Херня какая-то, – решил Мыкола и разлил во все стопки.

– А ты такой нарядный потому, что хорошо пел? – спросила кошка.

– Ха, там ситуация такая была, девушка одна приняла меня за бедного и решила поступить благородно – приодеть. Она так на скрипке иг…

Кошка накрыла мою ладонь своей и приблизила лицо ко мне вплотную, обильно обдавая парами спирта.

– Еще раз уйдешь без меня, а тем более шляться с девками, я… – Она взяла в руку соленый огурец и раздавила его. – Понятно?

– Более чем.

Мыколу эта сценка рассмешила.

– Ой, бабы! – Он утер слезы, выступившие от смеха.

Мы выпили еще по одной, и мне стало просто хорошо и беззаботно.

– А как вы решились показаться на глаза? – поинтересовался я.

– Как, как. Антош нашел бутылку в сене, – пояснила Ляля.

– Это я от бабки делал заначку, – тихо произнес Мыкола. – Когда я пошел проверить ее, чуть в штаны не наделал. Там лежал спящий змей, и рядом эта дамочка ревела и пыталась его разбудить.

– Да? А почему вы не побежали к участковому?

– Ну, вначале я подумал, что блазнится с перепоя, хотел на вилы насадить. Потом поговорили, Ляля рассказала про тебя, что вы свалились откуда-то хрен пойми. И так это живо было и по-настоящему, что я невольно проникся. А ведь и правда: грех думать, что люди – это только те, кто на нас похож. Смотри, кошка кошкой, а самогон хлещет как человек.

– То же самое она думает о нас. Макаки макаками, а самогон делать умеют.

Мыкола снова начал ржать. Его смех разбудил змея. Антош резко выпрямился, будто и не был пьяным.

– О! Жорж! Уже отпустили?

– Сбежал. А ты, я вижу, не смог побороть своего зеленого змия?

– Не то чтобы не смог, я с ним и не боролся. Накопилось, понимаешь? Надо было дать выход. Стресс за стрессом. Помереть только на этой неделе несколько раз собирался. Можно мне этой вкуснятины? – Антош ткнул хвостом в блюдце с салом.

Мыкола расплылся в довольной улыбке:

– Все видел, но чтобы змея – хохла? И горилку любит, и сало.

– Да у нас вообще мультикультурная команда. Не выжили бы, если бы каждый за свое тянул. Я не так давно с ними, но уже перестал видеть, что они не такие, как я. – Меня уже хорошо накрыло, и хотелось сказать что-нибудь сердечное о своих друзьях.

Я положил руку на плечо Ляле, притянул ее к себе и поцеловал в теплую щеку, пахнущую сеном. В темноте соседней комнаты успел заметить перекрестившуюся хозяйку дома. Мы для нее были нечистью, а вот из ее мужа получился бы нормальный иномирец.

Мы просидели в доме гостеприимного хозяина до первых петухов. Антош за это время успел впасть в анабиоз еще пару раз. Да и меня клонило так, что приходилось ловить себя во время моргания. Ляля спала на моем плече уже больше часа, и только неугомонный Мыкола все пытался расшевелить веселье. Он отключился внезапно. Говорил, говорил, замолк на полуслове и захрапел.

Оставаться в этом доме было небезопасно. Нас могли повязать во время сна. Пришлось собрать всю волю в кулак и представить себе необитаемый остров с кокосовыми пальмами, небольшим озером в центре и белым песком, на котором можно спать и не бояться испачкаться.

С перепоя мое воображение не могло сфокусироваться. Видимо, из-за этого мы очутились на острове не на земле, а чуть выше. Шмякнулись на белый песок под шум волн. Сил двигаться у меня больше не осталось. Я накрылся пиджаком, чтобы солнце не мешало спать, и отключился.

Глава 9

Молоточки, бьющие по наковальне в моей голове, разбудили меня. Яркий свет резал глаза, добавляя к стуку молоточков свою долю тяжкого похмелья. Во рту пересохло. Я выглянул из-под пиджака. Змей свесился с пальмы. Еще чуть-чуть, и он мог сорваться на землю. Лялю в щелку увидеть не удалось. Я поднялся и сел. Шаткая действительность медленно вращалась у меня перед глазами. Мутило и одновременно хотелось пить – лучше всего ледяной воды, да еще с выжатым в нее лимоном. Или батиного опохмелизатора из кваса, смородинового варенья и растворенной таблетки аспирина. Животворящая кислятина.

Кошка сидела в воде, подставляя свое тело под набегающие волны. Мало было похоже на то, что она решила поплавать. Надо бы узнать, как у нее дела. Кричать не хотелось из-за головной боли. Я поднялся и неуверенной походкой направился к кошке.

– Привет! Плаваешь?

Она не услышала моего приближения и вздрогнула от неожиданности.

– Плохо мне. Похмелье, и, кажется, перегрев заработала, пока на песке валялась.

– Озеро пресное есть здесь? Я представлял.

– Не знаю. Никуда не ходила.

– А змей что, тоже болеет?

– Ага, вздыхал, охал, обещал завязать навсегда, забрался на дерево и уснул.

– Да, еще один такой гостеприимный вечер – и можно копыта откинуть. Это я образно. Ты лежи отмокай, а я пойду по острову прошвырнусь, воду поищу.

– Давай, я бы помогла тебе, но у меня нет сил, прости.

– Да ладно, чего уж там.

– Осторожнее, Жорж.

Я развернулся, чтобы идти.

– Эй, а ты чего такой нарядный? – спросила кошка.

– Ты ничего не помнишь?

– Смутно. Помню, как ты появился, и так, эпизодами.

Второй раз рассказывать про талантливую музыкантшу я не стал.

– Сбежал из тюрьмы в другой мир, подрезал бельишко чужое, на веревке сушилось.

– Врун.

Я решил, что Ляля кое-что помнила.

– Почему?

– У тебя шерсть на лице подстрижена и волосы на голове. Развлекался?

– А, ну это потом было. Зашел в брадобрейню лоск навести под эти шмотки.

– Хоть я и не знаток ваших эмоций, но что-то мне подсказывает, что ты заливаешь, Жорж.

– Ляля, у тебя тепловой удар, охлаждайся, а я пойду водичку поищу. Во рту кошки наср… Черт, ладно, скоро буду.

Вместо благословения на поиски я получил в спину брызги воды.

Остров порос редкими пальмами и просвечивал насквозь. Я обошел его вдоль и поперек, но открытого источника воды не нашел. Зато здесь валялось много орехов, похожих на кокосовые. Я взял три ореха и пошел в сторону «лежбища».

Змей все-таки свалился с дерева, но не проснулся. Спал с открытым ртом, хрюкая припухшей от крепкой горилки гортанью. Ляля, завидев меня, поднялась из воды и направилась в тень дерева, где я пытался придумать, как добыть из ореха кокосовое молоко.

– В моем мире внутри таких орехов находится жидкость. Думаю, что нам она будет очень полезна. Даже тебе.

– Ох, какой ужас. Зачем я вчера так напилась? Этот дядька был так тронут, что я умею разговаривать. А мне самой тоже стало приятно, что чужое существо поверило мне и приняло за равного, вот я и потеряла контроль.

– Да уж, я заметил. Оказывается, ты только воду лакаешь, а спиртное спокойно хлещешь залпом.

– Не знала, что так можно. Это удобно, попробую воду так пить.

– Вот такими обходными тропами придет в ваш мир культура правильного питья. Знаешь, что-то не могу сообразить, чем его расколоть. Здесь один песок, ни одного камушка.

– Момент. – Кошка поднялась и грациозной рысью сбегала к воде. Вернулась она с двумя камнями в руке. Обстучала их друг о друга, пока на одном из них не появилась заостренная кромка. Острым камнем она обстучала орех по окружности, сняла кожуру, потом так же ловко сбила «крышку» из более жесткой части скорлупы.

– Ни фига себе, откуда навык? – Меня здорово удивила ее сноровка.

– Просто пить хочется. – Ляля принюхалась к содержимому ореха. – Вроде ничего. Держи, это тебе. – Она протянула мне открытый орех.

– Ладно, не надо, я сам себе открою. – Мне стало неудобно.

– Не комплексуй, бери.

Я не стал отказываться. Внутри ореха оказалась теплая жирная жидкость со специфическим вкусом. Желудок отозвался на ее появление благодарным урчанием.

– Кажется, зашло.

Жажда отступила. Я допил до дна, а потом занялся ковырянием внутренних стенок ореха, чтобы употребить питательную твердую плоть. Ляля забыла про навык питья залпом и мучительно пыталась лакать жидкость из относительно узкого отверстия.

– Прямо как лиса и виноград: и видит око, да зуб неймет, – пошутил я. – Заливай сразу в горло, как Антош пиво.

– Я так не умею. Я привыкла пить языком.

– Надо научиться. Давай помаленьку. – Я взял из ее рук полный орех и немного перелил в свой. – Попробуй, как вчера в гостях самогон. Ну, за встречу!

Кошка взяла в руки орех и опрокинула его в рот. Все получилось с первой попытки.

– Приятного аппетита. Все-таки, когда чего-то сильно хочется, человек перестает мыслить категориями традиционализма и привычности. Ну, принял организм?

– Вроде да. Давай еще.

Вскоре ожил змей. Как всегда, внезапно.

– О! Что это у вас? – Он шустро подполз и понюхал мой пустой орех. – Ничего не чую. Сжег все рецепторы этим пойлом.

– В следующий раз, Антош, если найдешь бутылку с алкоголем, не пей ее там же. Уйди в другой мир и там надирайся. – Я решил, что имею право прочитать мораль. – Я несколько часов провел на сеновале, волнуясь, что мы расстались навсегда.

– Все обошлось? – Змей невинно посмотрел на меня и, не дождавшись ответа, продолжил: – Если бы я надрался в другом мире, то ты ждал бы еще дольше.

– Верно. Но так вас могли надеть на вилы или застрелить.

– Хорошо, урок усвоен. Откройте мне эту штуку. – Он ткнул носом в целый орех.

– Друзья! – Я поднялся на ноги, хотя молоточки сильнее замолотили по больному мозгу. – Нам надо для собственной безопасности объявить сухой закон.

– Согласна. – Ляля без раздумий меня поддержала.

– Разумно, но если опасные ситуации будут нас преследовать с той же периодичностью, то я не уверен в собственной психике. Мне нужен клапан, чтобы выпускать пар.

– Слова не мальчика, но ужа. Разве у вас нет других способов бороться со стрессами?

– Есть, но все они не работают. Откройте штучку.

Ляля вскрыла для змея орех. Пресмыкающийся с готовностью разинул пасть, чтобы ему залили внутрь теплое молочко. Жидкость ушла в его недра, как в пустую трубу. Антош прикрыл глаза и замер. Мы чуть не решили, что он снова отключился.

– Божественно. Если не случится несварения, я попрошу вас взять с собой этих штучек.

– Да хоть бы и несварения. Это же не остров, а большой лоток с белым песком. Если бы такой был у моего кота, он стал бы самым счастливым засранцем на свете. – Я ковырнул носком еще нового ботинка песок. – Интересно, какую пакость припас для нас этот райский островок.

– Без воды мы тут все равно долго не проживем. Считай, что жажда – эта та самая пакость. Умереть от нее посреди океана воды – невелика радость, – заметила кошка.

– Выходит, забег продолжается. – Я вздохнул.

Мне было тяжело и муторно, в том числе и от мысли, что забегу этому нет конца и края. Хоть бы на пару дней замереть где-нибудь в тишине, у озера. Целыми днями ловить рыбу, запекать ее, варить уху и наслаждаться.

– Друзья, мне кажется, мы слишком полагаемся на случай, – начал я излагать некоторые соображения. – Нам нужны элементарные инструменты: топорик, нож, котелок, ложки, емкости под воду. Что мы как менеджеры среднего звена живем? Нам верить, что завтра будет лучше, чем вчера, с такой теорией вероятности никак нельзя.

– Ты хочешь сказать, что нам надо переместиться в магазин с подобным инвентарем? – догадался змей.

– Да. Вообще-то я думал обокрасть спящих туристов, но твоя идея определенно лучше.

– Жорж, еще пару часиков – никакого шевеления, хорошо? Если я начну двигаться, меня определенно вывернет наизнанку. – Наверное, если бы у Ляли не было шерсти, я увидел бы, как она бледна.

– Ну, пара часов – это не пара дней. Можно еще подкрепиться местными продуктами и отправляться на злодейский промысел.

– А знаете, мне кажется, что мы прошли определенную пассивную стадию. Мы перестали реагировать на обстоятельства, как кольчатые черви. У нас появился план, и как бы преступно он ни звучал, для нас это шаг вперед. – В глазах кошки наконец появилась жизнь.

– Это прозвучало как тост, – отметил змей. – Жалко, что выпить нечего.

– Как нечего, а кокосовое молоко?

Я принес еще три ореха, которыми мы чокнулись и употребили.

С каждой минутой мне становилось легче. Отведенных двух часов хватило на то, чтобы быть готовыми к новому переходу. Между мной и змеем возник спор, кому из нас достанется роль проводника.

– Антош, ты же не выберешь мир, в котором есть магазин для людей с двумя руками, на которых есть пальцы? Ты даже не представляешь, что это такое! – привел я свои доводы.

– Я раньше научился, и у меня к этому больше способностей. Я видел ваши миры, и нет никаких проблем вообразить их у себя в голове.

– Прости, Антош, но твой выбор всегда был каким-то апокалиптическим. – Ляля встала на мою сторону. – Мне спокойнее, когда нас ведет Жорж, хотя и он далек от совершенства.

– Например?

– Например, ты не угадал с высотой поверхности, когда мы перешли на этот остров.

– Я не угадал с нормой алкоголя, а не с высотой. У меня голова кружилась.

– Тогда я однозначно за то, чтобы нас вел Жорж, – призналась кошка.

– Как хотите. С вашим бедным воображением мы будем ходить только по одинаковым мирам. – Змей демонстративно отвернулся от нас и уставился вдаль.

– Антош, сейчас важнее подготовиться к возможным неприятностям и приобрести опыт. Как только мы станем умелыми «проходимцами», начнем выбирать места более экзотические, в которые ты отведешь нас, – попробовал я убедить товарища.

– С вами, млекопитающие, я чувствую себя в меньшинстве. – Антош и не думал переставать капризничать.

– Да ладно тебе, друг. Найдем мы тебе ящерку для равновесия. – Я погладил его по нагревшейся костяной чешуе головы.

– Ладно, веди, – согласился змей.

Не то чтобы мне хотелось быть лидером в нашей троице, нет, совсем не хотелось. Лидер из меня так себе – ни амбиций, ни целей, ни планов. Просто не хотелось попасть на очередной конец света, каким-то образом связанный с психикой Антоша.

Выждав часок после нашего разговора, окунувшись в волны неизвестного океана для получения свежести мышления и употребив содержимое еще одного ореха, я начал представлять себе то место, в котором можно без проблем разжиться всем необходимым. Скажем так, набором туриста.

Прежде всего я попытался представить ночь, чтобы не ввалиться нашей пестрой компанией в магазин, полный покупателей. Свет, проницающий веки, мешал этому. Я накрыл голову пиджаком, и дела пошли лучше. Затем представил себе стеллажи, на которых лежали туристические принадлежности. В качестве образца я держал в уме залы известной в стране сети спортивных и туристических товаров. Шум волн отвлекал меня от живого воплощения образа. На ум лезли ненужные мысли и картинки, мешающие материализовать правильное место.

Наконец я почувствовал, что зацепился. Картинка в воображении обрела осязаемую отчетливость. Ляля крепче ухватилась за мою руку. Змей тоже плотнее сжал кольцо вокруг меня. Шум волн внезапно стих. У меня получилось. Я открыл глаза и не увидел ничего.

– Мы где? – спросил я, хотя должен был знать лучше других.

– Сейчас.

Кошка скрежетнула огнивом, выбив искры и на секунду выхватив из тьмы деревянные полки, забитые тем, что нам было необходимо. Правда, этого времени хватило понять, что мы не в магазине, а на каком-то древнем складе. Сильно пахло старым деревом, мышами и еще чем-то знакомым, что не сразу пришло на ум.

– Ты это представлял? – решила уточнить у меня Ляля.

– Не совсем. Могу только сказать, что эпоха камер слежения до этого бахчифонтанского сарая еще не дошла. Можно смело зажигать огонь и приступать к осуществлению наших гнусных замыслов.

Я пошарил руками и попал на промасленную оберточную бумагу. Оторвал клок и свернул его в трубочку.

– Чиркай огнивом, у меня в руке бумага.

Кошка чиркнула. Бумага разгорелась со второго раза. Ляля отошла от меня подальше, чтобы не подпалить шерсть. Я осветил полки. Рядом с нами лежали рюкзаки цвета хаки, похожие на простые вещмешки. Нам не было принципиальной разницы, как они выглядят.

– Ляля, цепляй на спину один мешок мне, один себе, – попросил я.

Пока она возилась с ними, я сделал еще один факел большего размера. Мы прошлись вдоль полок, на которых стояли военные ботинки, лежали ремни, какие-то тесемки, заклепки, шнурки. Чуть дальше стояла посуда – однообразная, алюминиевая, что для нас было преимуществом. Я закидывал кошке в рюкзак все, что считал нужным. Особенно удачными мне показались большие термосы. Позже мы нашли и котелки с треногами. Взяли по одной вещи. Ляля первая заметила фонари в металлическом корпусе, похожем на портсигар. Внутри него находился аккумулятор. На нашу удачу, аккумуляторы в фонарях были заряжены. Я и кошка вооружились фонарями.

Чем дальше мы углублялись, тем понятнее становилось, что это не магазин, а военный склад. Начались ряды с оружием. Вполне себе земное, но незнакомое. Инженерная мысль, оставив привычные части автомата – такие, как ствол, ствольная коробка и приклад, – поиздевалась только над декоративной частью оружия. Цевье и приклад были более вычурной формы. Возможно, что и пользовались ими не совсем жоржеобразные люди.

– Может, взять один? – предложила Ляля.

– Вместо дубины? Патронов к нему я не видел, да и не эксперт я в области оружия.

– Да и мы не банда, – добавил змей, – а группа интеллигентных людей, которые не решают вопросы оружием.

– Как хотите. Пока я не умею сама ходить по мирам, буду полагаться на ваши доводы.

– Ладно. Вот пистолеты пошли, один возьму на всякий случай. Ну как застрелиться придется, чтобы врагу не достался.

Я взял в руку тяжелый темный пистолет. Под стеллажом в промасленной бумаге лежали пачки патронов. Я развернул пачку и вставил один патрон в магазин. Вошел как родной. Больше патронов вставлять не стал. Был уверен, что применять оружие не придется. Одного раза выстрелить в воздух, чтобы напугать, должно хватить.

Мы с Лялей нагрузили полные рюкзаки. Только змей до сих пор ползал налегке.

– Антош, где справедливость? Давай и к тебе что-нибудь привяжем. – Я пошутил. Мне было совершенно непонятно, как в мире, где живут люди, похожие на нашего Антоша, переносят вещи.

– Мы не носим на себе, – ответил змей.

– Совсем?

– Совсем. Для этого у нас имеются маленькие тележки.

– Как в супермаркете? – Я вообразил себе змея с такой тележкой. Почему-то он представлялся мне внутри нее.

– Не знаю. Когда у нас получится попасть в мой мир, я вам все покажу.

– Заметано. Только, когда попадем в мой, я вас показывать никому, кроме родителей, не стану. – Я представил нашу честную компанию на улицах моего города. – Народ не поймет.

– А как же мир посмотреть? Мне было бы очень интересно сравнить его с моим, – произнесла Ляля обиженным тоном.

– Ладно, я покатаю вас на батиной колымаге. У него тонировка плотная. Карусели, супермаркеты не обещаю, но на дачу свожу. Посидим вечерком в беседке, поедим шашлыка, попьем пивка.

– Стоять! Не двигаться!

Неожиданный крик и яркий свет напугали нас. Змей успел нырнуть под нижнюю полку стеллажа, а мы с Лялей застыли на месте.

– Боже правый, что это?

Я все еще не мог увидеть того, кто обнаружил наше присутствие.

– Не бойтесь, мы не опасные, мы не причиним вам вреда. Выключите свет, и мы растворимся в темноте, будто нас тут и не было.

– С-с-стоять, я сказал. – Голос дрожал.

Зазвонил электрический звонок. Я решил, что это охранник нажал тревожную кнопку. Черт, надо было вовремя остановиться и свалить отсюда. Глаза привыкли и смогли разглядеть стоящий в тени силуэт вооруженного существа. Пока я затруднялся понять, к какому виду относился этот разумный представитель.

– Дружище, а может, договоримся? – сделал я попытку решить вопрос полюбовно.

– Нет! Стоять!

Кажется, охранник находился в недоговороспособном состоянии из-за страха, который внушили мы с Лялей. Просить его в таком настроении о чем угодно представлялось бесполезным. Надо было бежать, пока не подоспело подкрепление.

– Змей, – шепнул я, – если у тебя все в порядке с воображением, хватай меня за ногу и переноси нас отсюда куда угодно. Я не смогу сконцентрироваться.

Надо отдать должное испуганному охраннику: он пересилил страх и сделал пару шагов в нашу сторону. Первое, что бросилось в глаза, это ноги колесом. Существо было чрезвычайно косолапым и двигалось вперевалку. Я поднял глаза и ахнул. Это был медведь, причем не бурый, а больше похожий на панду – с темными кругами вокруг глаз и с черными ушами. Прямостоячий образ жизни наложил на его пропорции более человеческие лекала, но исходник просвечивал достаточно отчетливо.

Медведь был одет в гимнастерку, перетянутую крест-накрест через плечи узкой кожаной портупеей. На поясе висел широкий патронташ с редко вставленными патронами. Ноги ниже колена затянуты портянками и обуты в тяжелые грязные ботинки. В руках «челомед» держал оружие из тех, что хранились на этом складе. Нацелено оно было прямо в меня, что слишком отвлекало от правильного течения мыслей.

– Змей! – цыкнул я сквозь зубы. – Ты что, уснул?

– Я боюсь, – прошептал он откуда-то снизу. – Он выстрелит, когда увидит меня.

Убежать мы так и не успели. Ввалилась подмога. Каждый, кто бросал на нас взгляд, испуганно замирал, потеряв решимость. Затихшая компания ничего не предпринимала, пока не появился командир.

– Что тут у вас? Лазутчики вражеские? – спросил он до того, как увидел меня с Лялей.

– Превед, медвед. Прошу прощения. – Мне показалось, что если я подам голос раньше, то автоматически не буду считаться жертвой. – Миром ошиблись. Занесло случайно. Позвольте удалиться без лишних эксцессов.

Командир замер и некоторое время находился в таком же ступоре, что и остальные.

– Это… это кто? – наконец осведомился он у охранника.

– Не могу знать. Услышал голоса, включил свет… На черных не похожи.

– Сам вижу, что не черные. – Командир достал пистолет и помахал им в нашу сторону. – Руки вверх.

Мы с кошкой подняли.

– На выход, без шуток. Стреляю без предупреждения.

– Товарищ командир, под нижней полкой еще один. Я видел, как он шмыгнул. Мне показалось…

– Друзья! – Я попытался сделать свой голос максимально дружелюбным. – Там действительно наш третий друг, и хочу предупредить сразу, что выглядит он очень экзотически, он разумен, так же, как и мы с вами. Воздержитесь от реакции хвататься за оружие. Мы ваши друзья, мы вообще друзья всем.

– И черным? – подозрительно спросил командир.

– Мы еще не в курсе, кто это.

– Пусть выбирается. – Командир «челомедов» отошел от первой оторопи. Голос его зазвенел металлом.

Антош показал голову. Глаза его были напуганными. По медведям прошел вздох страха и удивления.

– Змея! – зашептались они промеж собой.

Командир разумных панд все равно не удержался, чтобы не направить в сторону змея ствол пистолета.

– Не надо этого делать, – предупредил я. – Он совершенно безобиден. Антош, покажи свои резцы.

Змей показал широкие передние зубы, не похожие на обычные змеиные ядовитые клыки.

– Я не кусаюсь, – выступил в свою защиту Антош.

Зря он это сделал. Психика нескольких медведей не выдержала. Они ломанулись прочь со склада.

– Не двигайся. – Командир затряс пистолетом. – Бегом к комотряду. Будите его, живо!

Я попытался мысленно сконцентрироваться на предыдущем месте посещения как наиболее ярком воспоминании, еще держащемся в воображении, но ситуация не способствовала этому из-за нервной напряженности, витавшей в воздухе. Судя по тому, что змей периодически сокращался, будто хотел удержать нас крепче во время перемещения, у него не получалось тоже.

Командир все же решил проявить инициативу и приказал подчиненным связать нам руки. Ему пришлось пригрозить расстрелом, прежде чем нашлись те, кто решился выполнить его приказ. Мне и Ляле руки туго стянули за спиной кожаной тесемкой, глубоко впившейся в плоть. Времени до полного некроза кистей у меня оставалось не так уж и много.

– А змею как связывать? – спросил обескураженный «челомед».

– Сложи пополам и свяжи, – приказал командир.

Антош категорически не складывался пополам. Не задумывала природа для его вида такого положения тела. Получилось только колечко. Кончик хвоста притянули сразу за головой. Судя по тому, как змей тяжело задышал, горло ему перетянули тоже.

Прибежал крупный комотряда и тоже на время впал в оторопь.

– Ко мне их, на допрос, – приказал он после того, как его отпустило.

Странно, но с нас до сих пор не сняли рюкзаки. Ситуация была слишком необычная для этих воинственных разумных панд, чтобы поступать логично. Нашу троицу завели в деревянный дом, освещавшийся внутри единственной электрической лампой. В доме сильно пахло едким дымом и шерстью.

Комотряда оставил у дверей одного вооруженного бойца, прошел в дальний угол комнаты и закурил. Мы стояли, а змей лежал в ожидании дальнейшего развития событий. Для нас лучшим выходом было бы оказаться в одной комнате, чтобы успокоиться, прийти в себя и сбежать. Едкий дым разошелся по небольшой избе волнующимся шлейфом. Ляля громко чихнула.

– Что, господа лазутчики, не идет вам наш крестьянский дымок? – Главный панда резко развернулся.

– Слушайте, мы не из вашего мира, это же очевидно. Вы достаточно развиты, чтобы не руководствоваться дремучими стереотипами про демонов, оборотней, колдунов и прочую нечисть? Нас привело в ваш мир мое воображение. Так что мы не участвуем в ваших разборках и, соответственно, не находимся на чьей-то стороне. Мы желаем вам победы в ваших начинаниях, только отпустите нас. Нам всего-то надо уединиться, чтобы вы нас больше никогда не увидели.

– Почему я должен вам верить? Черные способны на многое. Их наука находится на более высоком уровне, и я вполне допускаю, что у них получилось наделить мозгами обезьяну, кошку или змею. Зачем вы забрались на склад и что хотели выведать?

– Ничего. Только разжиться некоторым инструментом.

– И после этого признания я должен предположить, что таким всемогущим существам из другого мира негде разжиться инструментом?

– Тот, кто научился передвигаться по мирам, теряет понятия своего мира, он пользуется тем, что находит в разных мирах.

– Мародер, одним словом. – Комотряда выпустил кольцо дыма.

– Типа того, – согласился я.

Это было непредусмотрительно. Панда зацепился за мои слова.

– По закону военного времени я должен вас расстрелять за это признание. А в дополнение к тому, что вы, скорее всего, подосланы противником, обязан расстрелять вас дважды. Выбирайте, по какому приговору вас лучше расстрелять.

– Не надо нас расстреливать, – тихо попросил змей.

Комотряда вздрогнул.

– Не вижу причин не делать этого. Я не злой, время такое.

– Позвольте нам помолиться перед смертью, вместе, – выдала Ляля неожиданно блестящую идею.

– Не-е-ет. – Комотряда неожиданно просветлел. – Вот вы и выдали себя, мы-то не верим в бога. Ух, значит, черные. Отлично. Часовой, кликни помощника.

Другой «челомед» ввалился в избу и, сторонясь нас, подошел к командиру.

– Зопо по вашему приказанию прибыл.

– Давай, Зопо, организуй нам расстрел, – обыденно предложил комотряда.

– Этих?

– Не меня же.

– Есть. – Зопо убежал.

– Дайте до утра времени! – взмолился я. – Что за спешка? Не терпится пристрелить вместо того, чтобы проверить.

– А чего тут проверять, на ваших рожах все написано. Враги. Обрати внимание, те, кто на нашей стороне, на меня так не смотрят – сверху вниз, все снизу вверх смотрят. Потому что уважают и боятся. А вы там у себя привыкли всех братьями считать, не поймешь, кто у вас главный, а кто подчиненный. Непорядок, одним словом, полная социальная дезориентация. А у нас структура, жесткая, четкая.

– Диктатура, а не структура у вас, замешенная на страхе.

– Ну вот, что и требовалось доказать. Один в один разговорчики черных. А я ведь чуть не поверил, что вы откуда-то не отсюда. Иные.

– А что, тогда бы отпустили?

– Нет, но сожалел бы о содеянном. А теперь не буду сожалеть. Буду радоваться.

– Послушай, косолапый, давай сделку. – Ляле опять пришла на ум «хорошая» идея. – Запираешь нас в сарае каком-нибудь, мы оттуда сбегаем, а в благодарность через некоторое время приносим тебе все, что считается ценным в твоем мире.

– Даже за полное собрание сочинений Проко я не стал бы договариваться с вами. Расстрел, и точка.

Идейные садисты – самые кровожадные садисты в мире. Для оправдания своих садистских наклонностей они подгоняют идеологию. Я это понял еще из школьного курса истории.

Вернулся Зопо с докладом о готовности расстрельной команды. Мое сердце ухнуло куда-то вниз, в ледяную бездну. Сколько я ни пытался взять себя в руки и смыться из этого мира, у меня ничего не получалось. Воображение отказывалось выполнять свою работу.

Нас вывели на улицу по одному, тем самым лишая возможности совместного побега. На горизонте алела зорька. Воздух наполнился промозглой влажностью. Мои зубы стучали на всю округу. Желудок подводило. Будь в нем побольше еды, меня бы непременно вывернуло. Змей вообще лишился чувств. Его несли двое, волоча лицом по сырой траве. Я пытался поймать взгляд кошки, чтобы послать ей что-нибудь успокаивающее. Она смотрела неподвижным взглядом прямо перед собой, будто была не в себе. Мне стало ее очень жалко. Буквально хотелось зарыдать от такой несправедливости.

Два «челомеда» вкапывали в землю деревянную рогатину. Я не понял ее предназначения, пока на нее не повесили Антоша. Логично: не целиться же в лежащую на земле змею. Перед тем как поставить на место, с нас сняли рюкзаки, забитые награбленным. Единственный реальный повод, за который можно было лишить жизни.

Знаете, каково это – ждать смерти зябким утром? Страшно так, что рассудок начинает защищаться. Вы превращаетесь в заторможенного идиота, с трудом осознающего, что с ним происходит. Я видел шеренгу солдат, похожих друг на друга, спокойно ожидающих приказа. Видел командира расстрельной команды, слушающего краткий приговор. В тот момент мне не хватало ума подумать о побеге. Рассудок мой едва удерживался в теле, способный только примитивно реагировать.

– …приговор привести в исполнение! – закончил оглашать приговор комотряда.

Командир расстрельной команды взмахнул рукой. Я отвернулся и закрыл глаза, успев заметить, что Ляля смотрит вперед. Подумалось о том, успею ли я почувствовать боль или нет. Если успею, то как долго? Залпа все не было. Я ждал, боясь открыть глаза навстречу летящим пулям. Тишину нарушил крик птицы. Я открыл глаза и не увидел никого на месте расстрельной команды и их командира. Комотряда тоже исчез.

– Жорж, ты как? – спросила Ляля. – Они исчезли.

– Как – исчезли?

– Жорж, кажется, это я их куда-то запулила.

Я подумал, что кошка немного тронулась умом от переживаний. Тем не менее враги исчезли, а другого шанса сбежать отсюда могло и не быть. Я подбежал к рюкзаку и попытался развязать узел на нем. Напрасно, руки меня не слушались. Выручила Ляля. Оказалось, что она может спокойно пропустить руки под ногами. Руки, хоть и связанные, оказались у нее спереди, что значительно облегчило ей усилия для развязывания узла.

Она развязала рюкзак и вынула из него нож. Разрезала им мою веревку. Ничего не чувствующими руками я взял нож и разрезал ее путы. Мы освободились. Ляля разрезала веревку змею.

– Как думаешь, он жив, не задохнулся? – тревожно спросила кошка.

Я потрогал Антоша. Он был холодным, как и положено живому змею.

– По ним не поймешь, живой или уже всё.

В лагере начиналась движуха. Совершенно не понимая того, что произошло, я решил, что медлить нельзя. Взвалил на себя бесчувственную тушу пресмыкающегося друга, Ляля взяла оба наших рюкзака, и мы рысцой направились в лес под уклон. Бежали долго, боясь преследования. Остановиться решили, когда я упал, споткнувшись о бревно. Антош от сотрясения пришел в себя.

– А? Где мы? Где эти? – зачастил он с вопросами.

– Живой! – Кошка ухватила змея за голову и лизнула в макушку. – Тьфу, грязный.

– Мы сбежали прямо с расстрела.

– Кого расстреливали? – поинтересовался змей.

– Вообще-то нас. Но случилось что-то неординарное. Все исчезли.

– Это я сделала, – покаянно произнесла Ляля. – Я решила, что раз сама не могу уйти из этого мира, как вы, то почему бы не сделать так, чтобы ушли эти люди. Я вытолкнула их. Не могу сказать, как это у меня получилось, но точно знаю, что это сделала я.

– Куда ты их вытолкнула?

– Куда-то туда, где их идеология поможет им многое понять.

– Жестко, но заслуженно, – решил я. – Свою посуду мы отработали по полной. – Я постучал по рюкзакам.

– Мы отработали вагон такой посуды. Теперь можно без зазрения совести выгребать весь склад, – усмехнулась Ляля.

– Получается, если ты права и теперь можешь вот так отправлять людей в другой мир, то наши способности становятся гораздо шире. Я бы сказал, что это концептуально меняет наше положение как путешественников по мирам.

– Жорж, не спеши радоваться. Что, если для этого надо находиться в состоянии, в котором я оказалась перед расстрелом?

– Ладно, поживем – увидим. Убираться надо из этого мира добродушных панд, – свернул обсуждение я, услышав, как где-то в лесу хрустнула ветка.

– Думаю, теперь моя очередь выбирать следующий мир, – напомнил змей.

– Твоя так твоя, – согласился я. – Давай оценим твой эволюционный прогресс.

Мы собрались в одну кучу. Мне было лениво напрягать воображение. Когда ты понимаешь, что избежал смерти, организм наполняет такая приятная эйфория, которую жалко спугнуть напряжением сил организма.

Панды показались метрах в пятидесяти от нас. Я прижал змею ушные отверстия, чтобы он не отвлекался на их присутствие. «Челомеды» еще не видели нас, приближаясь цепью. Они переваливались с ноги на ногу, как кукольные мишки. Даже в разумном варианте, одетые в гимнастерки и при оружии, панды казались потешными.

Лесной пейзаж вместе с солдатами растаял. Переход произошел незаметно, словно я потерял память в момент смены мира. Вот был лес, а вот уже мы сидим посреди дикой и ровной степи под рогом огромного полумесяца.