Игорь Колынин
Андрей Демьяненко

Божественная трагедия

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Игорь Колынин, 2018

© Андрей Демьяненко, 2018

Остросюжетный приключенческий роман о поиске сокровищ, где у каждого героя сокровище своё. Действие происходит в современном Петербурге, Германии, Италии и за несколько тысячелетий в Междуречье. Обнаружение части древнего амулета сталкивает и объединяет троих людей. Нити разных судеб связаны одним узлом, в котором лежит исторический пазл.

Для любителей приключенческих романов, исторических детективов и головоломок в духе Дэна Брауна.

18+

ISBN 978-5-4493-8884-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Божественная трагедия
2. Цепочка первая Шаг 1. Ангел
3. Шаг 2. Великаны и полурослики
4. Полшага назад. Слова и рождение
5. Шаг 3. Огненный день
6. Шаг 4. Увертюра для циркуляционных пил
7. Шаг 5. Клиент через «О»
8. Шаг 6. Сменить русло
9. Полшага в сторону. Праздник города Урук
10. Шаг 7. Старый знакомый
11. Шаг 8. Работа для кладоискателя
12. Шаг 9. Рыба и работа
13. Шаг 10. Полный засвет
14. Шаг 11. Работа липнет
15. Шаг 12. История карты
16. Шаг 13. Вызов любимого
17. Полшага за грань. Энки
18. Шаг 14. Магический круг разомкнут
19. Шаг 15. Любитель карт
20. Шаг 16. В мире много непонятного
21. Шаг 17. Водить за нос
22. Шаг 18. Марионетки вселенского театра
23. Шаг 19. Замкнуты в замке
24. Шаг 20. Вопросы-шмапросы
25. Шаг 21. Размышления об очевидном
26. Шаг 22. Иллюзион
27. Шаг 23. Лица улицы
28. Шаг 24. Орден проявляет себя
29. Шаг 25. Эротика открытий
30. Шаг 26. Пузырьки яда в бокале интуиции
31. Шаг 27. Пупковое свидание
32. Шаг 28. Шумеры без меры
33. Полшага из. Абзу
34. Шаг 29. Четырехлистник удачи
35. Шаг 30. Голова Гоголя
36. Шаг 31. Серые встречи
37. Шаг 32. Сокровище
38. Шаг 33. Запертый
39. Полшага к. Законы МЕ
40. Шаг 34. Побег
41. Шаг 35. Ладушки в засадушке
42. Шаг 36. Она прекрасна, как Хаят
43. Цепочка вторая Шаг 1. Блестяшки для сороки
44. Шаг 2. Чёрта мы там найдем точно
45. Шаг 3. У врат Иштар
46. Шаг 4. В дороге
47. Шаг 5. Северный Рим
48. Шаг 6. Римский кирпич
49. Шаг 7. Крок-месье Рачовски
50. Шаг 8. Мастодонты дорог
51. Шаг 9. В тенетах численного преимущества
52. Шаг 10. Пионеры новой истории
53. Шаг 11. Битва при Трире
54. Полшага вниз. ИРКАЛА
55. Шаг 12. Ванна для Геракла
56. Шаг 13. Лестница в Царство Мертвых
57. Шаг 14. Без глаз
58. Шаг 15. Кресты и шпаги
59. Шаг 16. Две правые руки
60. Шаг 17. Мальтийская сардинка
61. Шаг 18. Цветастые кляксы души
62. Шаг 19. Находки в силиконовой долине
63. Шаг 20. Отдушина искусства
64. Шаг 21. Время пришло
65. Шаг 22. В глыбе глобуса
66. Шаг 23. В поле Капитолия
67. Полшага насквозь. Ниншубуру
68. Шаг 24. На поезде разочарования
69. Шаг 25. У причала нет печали
70. Полшага наверх. Возвращение на землю
71. Шаг 26. Венецианский купец
72. Шаг 27. Взрывная встреча
73. Цепочка третья Шаг 1. Дежавю
74. Шаг 2. Рокировка разума
75. Шаг 3. Безусловно красный
76. Шаг 4. Платье для Афродиты
77. Шаг 5. Аэропорт
78. Шаг 6. На перепутье
79. Шаг 7. Очередь за счастьем
80. Полшага в вечность. Взгляд
81. Шаг 8. В хрупкой мясорубке
82. Шаг 9. Ротонда
83. Полшага дальше. Лодка Инанны
84. ЗАСТЕЖКА

Божественную жизнь до середины вечности

Прошло любое Божество

И стало неожиданно — крупицей человечества.

(«Ад», XXXIV, 1 — 3)

неДанте

2016

Цепочка первая
Шаг 1. Ангел

Жизнь её кончилась.

Вечер сначала осторожно заглядывал в окно, затем стал просачиваться в пустую, тихую квартиру.

Затекал упругими струями в неплотности широкого окна, обращался змеями, обвивал и душил.

Марлен не раз думала, что жизнь кончилась, но теперь это стало истиной.

Первый раз ощущение пришло, когда расстались родители. Детское сознание не принимало этого. Мать уехала в Америку, она осталась с потерянным отцом. Они жили на окраине Риги.

Угрюмые железобетонные новостройки только усугубляли удушающее чувство безысходности. В течение года Марлен после школы садилась на троллейбус, проезжала три остановки и выходила в старом городе. Гуляла допоздна, стараясь заполнить, внутреннюю бездну уютом извилистых улочек, витыми булочками с корицей и изюмом, наблюдениями за людьми, стараясь разгладить душевные складки утюгом прогулок. Люди были разные, все интересные… Кто-то тупостью, кто-то динамичностью, кто-то стремлением соригинальничать.

Паноптикум иностранцев. Аккуратные и вежливые скандинавы, осматривающие территории для новой колонизации, мрачные преддефолтные русские, еще не избалованные десятилетием высоких нефтяных цен, и не еще воспринимавшие Латвию, как дешевый публичный дом с вкусной едой, развязные англичане, с криками перемещающиеся из бара в бар, и наслаждающиеся прелестью низких цен на пиво и красотой балтийских девушек. Ну и, конечно, сами рижане, со своими радостями, проблемами, счастьем, неурядицами, ожиданиями, разочарованиями, безразличием, тревогой, уверенностью.

Марлен пыталась сама для себя ответить на вопрос, что думает этот человек, что он чувствует, чем живет. Именно тогда она начала придумывать этим людям судьбы, тогда же находить в цепочках шагов придуманных персонажей ключевые решения, которые изменяли плетение цепочек. Марлен с довольствием смотрела на эти трансформации.

Такие игры помогали. Бездна сжималась и забивалась под камень души. И почти не беспокоила.

Именно тогда она решила стать психологом. Чтобы не разваливались семьи, а ежели и разваливались, чтобы осколкам не было так больно сознавать, что они были частью чего-то целого.

Отец ушел из её жизни позже, когда устроил свою судьбу. Она была взрослой, но ей казалось, что если любить, так любить всю жизнь. И до сих пор не простила ни мать, ни отца. Она понимала, что в её принципах перекос, но ничего не могла поделать.

Марлен тоже решила изменить жизнь. В тот момент все ее одноклассницы и однокурсницы уехали в Германию или Англию. Почти все устроились, но не так как мечтали и жаловались по скайпу на отсутствие хорошей работы, на негласный, но ощутимый национализм европейцев, не позволяющий делать карьеру, на понаехавших эмигрантов. А она решила по-другому. И уехала в Россию. В Петербург. По-русски она говорила хорошо, с легким прибалтийским акцентом. А Россия на тот момент пухла от денег за распродаваемые недра. В стране работало множество экспатов, которым совершенно необходима была психологическая помощь: привыкнуть к жизни вне дома, к другой стране, к ссылке в дикую и недружелюбную страну. В Москве, конечно, экспатов было на порядок больше, но сильная негативная энергетика Москвы вытолкнула Марлен на Комсомольскую площадь к «Сапсану». В Петербурге она устроилась в медицинский центр и оказывала психологическую помощь иностранным сотрудникам европейских, американских и японских компаний.

Подруги «вздыхали», завидовали ей, соперничали, хвастались, злились. Да подруги ли это были? Анита, славная, душевная, слегка симпатичная толстушка звала в Англию, но, судя по всему, ей одной было тяжело снимать комнату на окраине Лидса. Кристина, яркая блондинка с завышенным самомнением, наоборот, говорила что Марлен нечего жаловаться, поскольку в Германии настоящий ад, если работаешь на vierhundert euro Arbeiten. Марлен топила одиночество в шоппинге, и трындеже про тряпки, и от этого становилось хуже, это еще больше подчеркивало ее убогость.

Марлен стала хорошим психологом. Но не настолько, чтобы помочь себе.

Когда не стало Алекса, её первой и единственной любви, она хотела прекратить своё существование. Жизнь настолько потеряла вкус, что даже соль казалась пресной.

Алекс… Он был её солнцем, её землей, её воздухом. Он разбился и она с ним. У неё не было ни рук, ни ног. Расплющена голова, вырваны легкие. Теперь её жизнь снова кончилась. Сегодня ей сказали, что она не сможет иметь детей.

В двадцать семь лет в очередной раз жизнь прекратилась. Алекс работал шеф-поваром в ресторане «Речка» на Крестовском острове. Он был неаполетанцем, горячим, страстным, вспыльчивым, веселым, легким и тяжелым одновременно. И очень любил гонять на мотоцикле.

После гибели Алекса Марлен искала мужчину с желанием обычного, человеческого счастья. Или призрака счастья… Иллюзии. Встречались интересные люди. Но когда она танцевала с ними, а затем спала, понимала, что танцует и спит с гномами, даже если они и были выше неё.

Сегодня ей сказали, что у нее не будет детей. Последний аборт не был удачным.

Мир схлопнулся. Полная пустота — вакуум. Осталась работа… Хорошая работа помогать людям, и пустое, бесполезное ковыряние в сети по вечерам. Непрерываемое одиночество.

Она пила абсент и завидовала клушам, которые могли родить и которые могли влюбляться или кого-то желать. Шмотки радовали в момент покупки, а в шкафу раздражали, потому что пойти в них было некуда да и незачем.

Абсент пьянил, но не лечил.

Марлен поставила громкую готику и танцевала в покровах из душащих змей этого вечера. С бутылкой зелёного дурмана в одной руке и пустой стопкой в другой. Её совершенное голое тело то скрывалось в темноте, то вновь прорисовывалось отблесками монитора или лучами фонарей из окна. Изломы длинных тонких рук, метания распущенных волос, прилипающих к мокрой от пота груди, кидания на стену. Марлен не придумывала движения, ее тело пыталось само в последний раз насладиться самим собой, своей свободой, своей энергией, своей красотой.

Она танцевала танец смерти. Марлен решила, что вечер станет последним.

В статусе написала, когда еще было светло: «End of the WORLD».

Ей сыпались бесконечные вопросы: «Как? Что? Почему?» Она проводила много времени в соцсетях, были сетевые друзья. Чаще они были интеллектуальнее «живых» подруг. Но такие люди, сидящие на игле соцсетей, зависимы от собеседника, и удаление страницы или кардинальное изменение статуса может привести их к болезни, суициду, депрессии.

Марлен не отвечала. Намного важнее выбрать способ.

В опьяненном сознании мелькали разные картинки. Ей хотелось уйти красиво. Чтобы и после смерти она выглядела прекрасно. «Таблетки… скорее всего банальные таблетки», — думала она. Только вначале накрашусь. Ей представилось ее лицо, с идеальным макияжем: тени с золотыми блестками, перламутровый блеск на губах, накладные ресницы Марлен продумала и свое одеяние: Юбка с позолоченной сеткой на поясе, красная блузка, бисерное ожерелье (которое ей подарил Алекс), браслеты на обе руки. Она посмотрела в зеркало: надо бы причесаться, и заплести ленту. Маникюр бы еще сделать — красный.

Песня затихла. И внимание Марлен привлекло сообщение.

«Давай познакомимся», — было прозаичным, но ник писавшего был «Ангел».

Марлен присела к ноутбуку и написала: «Мне нечего тебе дать, Ангел».

Ответ пришел тут же: «Ничего не прошу. Я могу тебе дать!»

Марлен расхохоталась. Еще один неумелый подкат. Как скучно!

«Меня не интересуют пищевые добавки и другие обычные ценности»… — написала она и стерла заменив на:

«И что ты можешь мне дать, Ангел?»

«Уверенность в жизни. Всё что тебе не хватает», — ответил он.

«Это за гранями человеческих возможностей».

То что он написал выбило её из реальности.

«У тебя будут дети, Марлен», — отозвался он.

«Кто ты? Откуда и что ты обо мне знаешь?» — набирала она нервно стуча по клавишам. И ждала, как восхода солнца следующего сообщения, смотря на надпись «Собеседник пишет сообщение»

«Важно ли кто я? Достаточно того, что я знаю — тебе плохо. Это тяжелый период в твоей жизни. Завтра у тебя появится интересный клиент».

Марлен почувствовала дыхание на затылке и будто легкий поцелуй, так Алекс целовал её. Она обернулась — никого.

«Это всё абсент, — подумала она и приложилась к бутылке вновь — не хотела выныривать из этого состояния. Она пила и отправляла огромные сообщения Ангелу. Ей казалось, что Алекс вернулся. Пусть в Сеть. Но он появится и вживую.

Её разговор был обо всём. А Он стал нем. Она так и заснула перед монитором.

Утро было болезненным. Но сообщения не исчезли. И ей стало вдруг мучительно стыдно за свои сообщения, но она попыталась отстраниться — вчера за нее говорил алкоголь, сегодня — похмелье.

Марлен позвонила на работу и сказала, что будет во второй половине дня. Долго отмокала под душем, смывая сумасшедшую ночь, но надежду было не смыть, предощущение хорошего закралось в душу.

Звонок в дверь вытянул её из ванной.

Стирая капли пушистым полотенцем Марлен прошлепала к двери, оставляя мокрые следы и приложилась к глазку.

На площадке стояли два парня. Один высокий, жилистый, второй казался патцанчиком.

«Оглобля с прутиком пришли, — подумала Марлен. — Здесь же не лесопилка! Опять, небось, продавцы чего-нибудь или сектанты»

И не открыла. Ее больше интересовала ночная переписка. Хотелось разобраться. Что это помешательство, навеянное абсентом, или составляющая действительности, аргумент в пользу жизни.

Сообщения из внушающих веру слов существовали независимо от потерявшего смыслы субъекта, то есть её — Марлен.

Девушка набрала сообщение: «Спасибо за чудесную ночь, Ангел».

Но абонент по-прежнему молчал.

Она изменила статус на страничке: «Ангел подарил мне крылья»…

Марлен вернулась к началу переписки. Сомнения и боль одолевали. Кок она могла поверить?

Она перечитывала и перечитывала фразу: «У тебя будут дети». Таблетки глотать расхотелось. Совершено.

Шаг 2. Великаны и полурослики

Пространство перед глазами застилала огненная стена. Языки пламени лизали веки. Горячо спать.

Почему и здесь, на чердаке, так неуютно спать? Сны? Человеку, которому редко приходят сновидения такое обилие ночных образов странно, и должно что-то значить. Но что?

Макс распахнул глаза — темень. Только на веках осталась оранжево-огненная обводка.

Он сомкнул веки. Оранжевое схлопнулось в звезду. В камень. Блаженная темнота заполнила небытие. До момента засыпания. И снова — огонь! Из языков пламени вырастали башни кремля, двузубцы стены шевелили языками.

На взрыв телефонной мелодии Макс ответил выстрелом. Он хотел убить эту огненную точку звука, возникшую в его сознании. Шарики пневматического пистолета врезались в темноту, оставшись где-то в чердачных балках.

Это война засела в его сознании. Армия была радостью по сравнению с адом боевых действий. Тогда жизнь становится кардинально другой. Координаты существования вертелись юлой, и ты переставал понимать, где сон, где явь. Где реальность, где иллюзия.

А потом вновь гражданское бытие. И кульбиты координатных осей понимания жизни. И существование это не из самых лучших. По сравнению с тем, останешься ты жив в следующую секунду или нет, быт казался мелким, пресным… Тошнотворным. Поиск денег, кризисы денежные, обесценивающие заработанное. Кризисы духовные, обесценивающие прошлое. Ложь и правда, законодательные оргии подминающие личности, правительственный предел беспредела и пустые разговоры. К чему это все?

Макс спал с пистолетом, к сожалению пневматическим. Ему казалось, что этот мир прорвется, как бумага и через трещину хлынут враги. А он их встретит горячими пулями.

Но телефонный звонок не успокаивался. Дятлом продалбливал дыры в тишине.

Макс посмотрел на экран мобильника — абонент засекречен.

— Да!

— Что, пьяная скотина, ты собираешься платить алименты?

Макс сразу успокоился, услышав голос бывшей жены. Стервозные женщины его успокаивали.

Здесь не было ни врагов, ни друзей. Серо и однообразно. И мир не был бумажен, он был таким, какой есть. От этого однообразия Макс даже принимался бухать. Но это ухудшало самочувствие и унижало чувство собственного достоинства.

— Да, Света! — сообщил Макс трубке. — Немного удачи в поиске работы и ты озолотишься. И ты знаешь, я трезв.

— А когда будет эта удача? — спокойно поинтересовалась жена.

Макс выставил руку с пистолетом и прицелился в луну.

Пуф!

Стекло отражающее небо разлетелось вдребезги и осыпалось на керамзит пола.

А все-таки на чердаке было хорошо. Здесь он мог позволить то, что никогда не позволил бы себе в квартире. Вообще, чердак и подвал — это особенные места — другие стороны реальности. Правда, подвал давил проблемами сверху, а на чердаке он сам находился надо всем. А на чердаке он сам находился надо всем. Он часто сбегал сюда к воркующим голубям и воробьям, носящимся под балками.

Чтобы оказаться в другом мире, достаточно залезть на чердак: подняться на последний этаж, взобраться по железной лестнице и — это простаранство! Керамзит под ногами, будто каменистый пляж Ялты… Деревянные балки, словно это не дом современности, а некая древность. Окна на потолке, в которые смотрит небо то звёздное, то лунное, то солнечное. И здесь очень свободно дышится.

— Что там гремит? — поинтересовалась жена.

— Небо, — спокойно ответил Макс. — Понимаешь, Света, я не хотел верить многому, что про тебя говорили…

— Мне наплевать! Что ты там себе надумал! Мы всё будем решать в суде!

— Я тебе сказал: я собираюсь платить алименты…

Макс скинул вызов.

Он уже несколько дней не мог спать в своей квартире, сбегал на чердак. Ему казалось, что потолок комнаты многотонен и ему недостаточно бумажности стен. Макс выходил на чердак и спал там. Благо подобрал ключ. Все подсобки Петербурга обычно запирались. Антитеррористическая программа в одном из своих проявлений.

Чердачные окна смотрели в небо. Макс очаровывался их взглядом. Их синева охлаждала оранжевый пыл его век.

Он мечтал перешибить своими выстрелами из пневматического пистолета одну из балок, поддерживающих крышу. Стрелял почти наудачу. Пояс пулек украшал балку. Дальше дело не шло.

Снова запиликал мобильник. Макс посмотрел на экран. Небо ему нравилось больше.

Бывшая жена возбуждала нездоровые потребности.

Макс поставил одну из книг, которую он читал перед сном, чтобы лучше спалось, к столбу. Звонок сменил на фонарик.

— Секс! — выкрикнул он. — Да здравствует секс!

Он целился в книгу, выписывая слово, и подсвечивал стрельбу фонариком.

Слово легко было распознать в ровно уложенных дырочках. Кое-где шарики оставались в теле книги и блестели. SEX — вот что получилось. Книга была дрянная, что-то из современной бульварщины. Новонаписанное название мало совпадало с содержанием, скорее надо было написать ПОРНО. Книгу было не жалко.

«Это лучший секс, который у меня был», — усмехнулся Макс.

Макс взял книгу от столба и бросил к другим. Сверху лежала библия. Он ее читал часто, особенно по ночам. Лучшее снотворное средство сложно было найти. Пол страницы, страница и наваливалась дремота. От чтения не приходило ни успокоение, ни вера. Сон приходил. Но зато Макс неплохо знал текст Библии.

Макс зарядил обойму.

Ярость захлестнула его.

Чердак залило красным, или сознание сыграло с ним очередную шутку. Макс не помнил. Не знал. Разрядил обойму пневматики в балку, которую хотел перешибить.

Плюнув, он завалился на импровизированную постель. Смотрел в небо и ненавидел синий цвет, луну, заглядывающую в окно, темноту. Томик библии. Шум в углу чердака.

Шум? Голуби? Крысы?

Макс заправил шарики в обойму пистолета и направил ствол на шум.

— Эй! Кто здесь?

— Эт я… — откликнулся вяло голос.

От входа показалось пятно света. Макс забыл заблокировать чердачную дверь, что обычно делал, чтобы избежать вот таких появлений.

— Чего надо? — зло бросил Макс. — Хочешь, чтобы я тебе голову прошиб?

— Простите, если я вас побеспокоил, мне интересно расположение керамзита, — голос был странный, надтреснутый, пьяный и Максу показалось, что с акцентом. Хотя, это могло быть обусловлено заплетанием языка.

— Чего? — Максу очень сильно захотелось кого-нибудь убить, в том числе и этого приползшего сюда сумасшедшего, но любопытство было сильнее.

— Понимаете… — отозвался голос, — все зациклены на противостояниях планет. Парад планет, солнцестояние, лунолежание… А мне кажется, что знаки везде. В трещинах зданий… В снежном узоре на стекле…

Голос был явно с акцентом. Макс видел освещенное снизу лицо. Ему так хотелось засветить несколько шариков в лоб.

— Вали отсюда! — жестко произнес Макс, мысленно добавив: «И твои солнцестояния продлятся».

— Простите! Простите! — заворочался голос — что я нарушил ваш покой. Но мне очень надо.

Максу вдруг стало все равно. Будто огонь погасили.

— Вали, тебе сказали, — прошептал Макс и взял Библию.

Открыл наугад.

«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем».

Сон накрыл его колпаком.

Проснулся он от того, что его кто-то обнимает.

— Мать твою!

Это было одним из самых простых выражений использованных Максом, он выложил, наверное, половину сквернословного арсенала. Макс ругался и скидывал бесконечные руки, которые почему-то падали всё равно на него.

Наконец, он избавился от рук и нащупал тяжелую рукоятку. Сразу стало легче.

Макс воткнул ствол в лоб незнакомцу лежащему рядом. Солнце любовалось этой картиной заглядывая через окно, там где недавно была луна.

— Вали отсюда, педик! — прошипел Макс.

Существо зловонно выдохнуло перегаром и залепетало:

— Москва… Москва… Я видел Моску в огне.

Веки Макса вспыхнули оранжевым, но свет дня быстро спрятал это колыхание. Существо просыпаться не стало. Макс спрятал пистолет и встал.

Он смотрел на щупленького человечка с редкой порослью на лице. Возраст его было определить сложно. Ему могло быть как пятнадцать, так и двадцать пять, так и сорок. Хотя… Сорок — вряд ли.

Существо разлепило глаза, затем губы, процесс этот происходил болезненно, будто разлеплялись два куска хлеба смазанные чем-то тягучим.

— Пить, — прохрипел человечек.

Макс достал из-под матраса бутылку.

Незнакомец присосался и задвигал острием кадыка. Глаза выпучились, когда он отлип от горлышка.

— Это… Это вода?..

— Вода, — усмехнулся Макс. — а ты что думал?

— Я думал — водка, — поперхнулся он. — Я как-то в подвале ночевал. Там бомж живет, так он меня с утра водкой напоил. Антизеркальное отражение. Там в подвале — водка, здесь на чердаке — вода.

Акцент был явным.

— Ну, да? — улыбнулся Макс. Этот персонаж начал его забавлять.

— А если отнести эту бутылку в подвал, может вода станет водкой?!

Хоббит, явный хоббит — подумал Макс.

А хоббит встал и пошатываясь, направился к выходу. Тут Макс заметил, что по чердаку раскиданы листы географических карт.

— Э ты куда? — удивился Макс.

Хоббит обернулся изумленно таращась:

— Как куда? В подвал!

Макс засмеялся. Он думал, что весь юмор сосредоточился в сатирических передачках на телевидении и в цирковых клоунах. Ни то ни другое недолюбливал. А здесь повстречался воистину смешной человек.

— Если ты апостол, тогда станет вода станет водкой, — сообщил Макс сквозь смех.

Парень шумно выдохнул, почесал растрепанные волосы, приложился к бутылке. И уставился под ноги. На карты.

— Я думал, что бомжи пьют только водку… — разочарованно протянул он.

— Я не бомж, — откликнулся Макс. — Я живу на третьем этаже.

— А зачем ты здесь спишь? — поинтересовался хоббит.

Макс передернул плечами. Не рассказывать же ему, о боязни обваливающегося потолка.

— Здесь свежее.

Но полурослик уже стоял на четвереньках перед одной из карт и ответ, похоже мало волновал его.

— Знаешь, я вчера вышел на лестницу покурить… Я здесь снимаю квартиру. Стою, пью пиво, смолю. И вдруг… разводы на стекле показались мне необыкновенно знакомыми…

Хоббит смотрел то на карту, то на насыпи керамзита.

— И что? — прервал молчание Макс. Сначала он хотел вытолкать щенка с чердака, закрыть вход и идти домой. Но всё, что ни делал этот убогий, казалось интересным.

— Это мне показалось картой! Освещение все сломало! Ты знаешь, что мы видим днём, не то, что ночью. Иногда одни предметы невозможно найти в утреннем освещении!

— А причем здесь карты? — изумился Макс.

— Я слетал домой и притащил карты городов. Я их коллекционирую. И точно разводы на стекле карта Петербурга, с островами с мостами… Дальше смотрю. След на ступени. И там карта. Дверь на чердак на ней краска облуплена — еще кусок карты. Я влез на чердак. А там на керамзите — города! Города! Я вот видишь куски отмечал, которые нашел. А теперь не вижу… День пришел…

Макс приблизился. На карте были действительно обведены карандашом кварталы. Он посмотрел на керамзит. Просто камушки, напоминающие орехи.

Парень же достал фонарик и светил под разными углами на насыпи камушков.

На мгновение Максу показалось, что он видит незнакомый квартал.

— Ты-то сам откуда? — спросил он и картинка рассеялась.

— Нью-Йорк.

Здание пошатнулось. Тут же чердак наполнился дымом и пылью.

— Ё-моё! — только выдохнул Макс, сгреб полурослика и бросился вон с чердака.

Силы в экстремальные моменты появляются, как подземные толчки. Память Макса фиксировала каждую секунду, а новый знакомец, наверное, и не запомнил как оказался на лестничной площадке, минуя люк и железную лестницу. Он тоже похоже делал все на автомате: мчался вниз по лестнице с максимальной скоростью, чтобы не попасть под волну цунами в виде Макса.

Полшага назад. Слова и рождение

Лучи солнца хлынули в окна. Инанна смотрела на стены своих покоев, на красочные драпировки, на бисерные панно. Ее обиталище было соткано из представлений людей, как должна жить богиня. Богиня любви. Богиня плодородия.

Узоры на стенах всегда менялись, представляя собой разные картины. Они никогда не замирали, как в жилищах людей. Иногда они отражали молитвы жрецов, иногда стенания людей, а иногда фантазии самой Инанны. Сейчас узоры на стене рисовали праздник, людской праздник… Вчера они показывали, кажется, колосящиеся поля вокруг города. Завтра они сложатся в другой узор. Отражения людских желаний быстро исчезли, рисунки сами стали двигаться, и показывать уже бескрайнее небо, путь на Луну, путешествия по звездам. Узоры растворяли стены и всё сущее, и из этих частей можно сложить что угодно! От ее трона до края вселенной. Гранит мог стать гранатом, лазурит — небом. Топаз — солнцем. Эти перевоплощения были прекрасны.

— Великая Инанна! — голос, который она слышала чаще других, прервал её понимания.

Инанна отвлеклась от созерцания картин и узоры обрели вид большого зала с людьми в белом.

На коленях стоял Жрец ее Храма.

— Инанна! Инанна! Не оставь меня! Я понимаю твои великие заботы в этот царственный праздник!

Инанна устало стала прислушиваться к голосу. Просьбы жрецов она иногда исполняла.

— Жена командующего городской стражей не может разродиться! Она умирает!

Инанна выдохнула: «И только-то… Не гаснет солнце, не обрушивается луна, не взрывается земля».

— У тебя, конечно, другие заботы, — стонал Жрец. — Но не омрачи великий праздник смертью роженицы.

Инанна взглянула на стену с узорами. Теперь она видела в огромном зале лежащую женщину. Ее лицо уродовала гримаса боли, и рот постоянно открывался. Вокруг неё толпились бабки, девки, жрецы. Рядом, на коленях мужчину в богатых одеждах держал ее за руку и испуганно смотрел на женщину. Инанна почувствовала страх, исходящий от этого «командующего городской стражи». Он боялся, что может потерять свою женщину, боялся другого будущего, без своей спутницы, без ребенка.

Сколько раз она видела эти сцены. Только они и интересовали ее в мире людей. Рождение жизни. Этот яркий всплеск божественной искры, освещающий и согревающий все вокруг. Первый детский крик давал жизнь и силы всем вокруг. Но рождение могло и убивать. И люди молились Инанне, чтобы она не допустила этого, чтобы мать и дитя не отправлялись в туда, в страну без возврата.

Женщина орала. Вокруг суетились, но помочь не могли. Женщина скоро умрет. И ее муж, сам отнявший много жизней, понимал это.

Инанна закрыла глаза и представила весь путь, который нужно пройти ребенку, трудный и опасный. Она увидела, как головка ребенка показалась на свет.

Воин плакал и смеялся, временам шипел на повитух и служанок, которые суетились вокруг новорожденного. И в его сердце жило несколько жизней. Его женщины, его ребенка и тоненький волосок его жизни.

Уа! — раздался крик ребенка.

Загомонили бабки, а воин стих. Затараторил Жрец в благодарностях. Но Инанна его уже не слушала. Она открыла глаза и устала вышла на балкон своих покоев, на вершине большого храма, построенного в ее честь, в утробе которого только что родилась новая жизнь.

— Мальчик, — Инанна еще слышала голос жреца, но все слабее и слабее.

Новый человек приобретал свою судьбу. Жрецы на коленях стали петь славу богини.

Инанна сидела на балконе и смотрела на город. Внизу слышалось пение и победный крик новой жизни, а в городе все явственнее нарастало движение праздника.

Шаг 3. Огненный день

Они стояли на улице.

Взрыв произошел в соседнем подъезде. Двор запрудил народ. Народ обсуждал разные версии. О взрыве газа, террористов до инопланетного вторжения. Баба Маша с первого этажа в цветастом сарафане и столь же цветастом платке всегда придерживалась необычных версий. Говорят, ее в молодости похищали инопланетяне, а после этого она двинулась умом. Хотя баба Катя считала, что её похищение было иного плана. Просто не несколько месяцев Машка загуляла с симпатичным иностранцем. И чтобы скрыть свой грешок придумала инопланетность своего исчезновения.

Максу нетерпелось подняться к себе в квартиру, но в дом никого не пускали. Суетились пожарные, таскали кишки от красных машин.

Заслоном стояли полицейские.

«Вот зашибись! — злился Макс. — Мало мне проблем, еще и взрывы мешают».

Парень же был спокоен и даже беззаботен.

«Все события предопределены, — тараторил он. — Я в бессознательном состоянии вижу эти предопределения, как, впрочем, и многое другое. Города на пример».

— Какие предопределения?! — в Максе вдруг снова вспыхнула ярость.

Полурослик беззаботно посмотрел на Макса, словно два ведра воды вылил. И ярость успокоилась.

— Ну как же! — затараторил он вдохновлено. — Любое событие подготавливается цепочкой предыдущих. И не одним событием, а именно несколькими. Это, как график некоторой функции. Линия не может просто сломаться. Ей нужна подготовка, плавное перетекание. Мы часто не видим этого. Это, как фонарик зажженный днем.

Парень посветил в небо фонариком.

Мы видим только яркое пятно лампочек. А луча не видно.

Нужно лишь представить, что кругом ночь, и ты увидишь луч. Некую последовательность…

Когда их пустили в подъезд, парень продолжал тараторить.

Они поднимались по лестнице, а Макс все время думал: «Когда же он отстанет». И наконец, остановившись перед своей дверью спросил:

— Как тебя зовут?

— Барт, — тут же отозвался парень. — Бартоломью. Если удобнее, можно по-русски — Варфоломей.

— Барт, — Макс упустил пояснения. — Слушай, я бы хотел побыть один.

— Да без проблем… — замялся Барт. — А водки у тебя нет?

— Водки нет, — сказал Макс, лишь встряхивая ключи в руке и не открывая дверь.

— Ммм, жаль… жаль! Ладно, пойду, — сообщил Барт. — Встретимся еще. Мы же соседи. Я в сорок седьмой живу.

И сбежал вниз по лестнице.

Макс открыл дверь и прошел в комнату. Кровать стояла у окна, вещи ютились по периметру. Максу нравилось засыпая видеть небо. Теперь на небо смотрел огромный кусок штукатурки, грохнувшийся с потолка. Возлежал огромной, неопрятной, серой кляксой поверх клетчатого пледа.

Макс выругался.

«Теперь еще и ремонт! А ведь могло и прибить!»

Он оглядел огромный шмат штукатурки вместе с частью оплетки. Глянул наверх. Абрис дыры напоминал Евразию.

«Вот почему меня тянуло на чердаке спать», — подумалось Максу. Он достал полиэтиленовые пакеты, предназначенные для похода в магазин или выноса мусора, раскладывал его по пакетам.

— Слушай, — раздался голос, — хотел спросить…

Макс обернулся, на пороге комнаты стоял Барт.

— Ух, ты? Чего это у тебя здесь.

— Да вот… Упало.

— Повезло тебе, — Барт улыбнулся. — Давай помогу.

Не дожидаясь согласия, присоединился к уборке.

Макс был рад — одному разгребать не хотелось. Но все равно буркнул:

— А ты как попал в квартиру?

— Открыто было.

Дверь Макс не проверил, когда заходил, а она действительно плохо закрывалась.

— А чего спросить-то хотел?

— Хотел спросить, не хочешь ли подработать?

— Убить кого-то надо?

— Сдурел что ли? Я мух-то редко убиваю! Я занимаюсь поиском вещей всяких, — Барт подыскивал слово, — необычных. Одному не спродручно. По деньгам, надеюсь, договоримся.

Похоже, Максу начало везти. Последнее время он еле сводил концы с концами, то подрабатывая грузчиком в магазине, то разнося листовки. На другое его не хватало, оттого и вопила бывшая жена. Он уже думал чуть ли не киллером стать.

Барт скидывал куски штукатурки в мусорный мешок.

— Fuck! — воскликнул Барт и отдернул руку. Из ладони текла кровь. — Током дернуло и порезался.

И он приложился губами к ране.

Макс разгреб мусор, в ошметках штукатурки стоял деревянный резной ларец, с трудом поднял предмет. По телу пробежала дрожь. Крышка не открывалась.

«Действительно, будто ток».

— Сокровище, — выдохнул Барт. — Попробуй, попробуй открыть.

— Не открывается. Замка нет. И порезаться вроде нечем…

Барт громко чмокал обсасывая пораненную ладонь.

Макс поставил ларец. Порылся в секретере, достал бинт.

— На, перевяжи.

Барт беспомощно копался с бинтом. Макс перехватил движение Барта и в несколько движений забинтовал ладонь.

— Не туго? — спросил Макс.

Но Барт тараторил:

— А если действительно сокровище? С чего бы вдруг прятать пустой ларец на потолке под штукатуркой?

— Сокровище, — Макс мечтательно улыбнулся.– Это сокровище на башку не упало, — пожаловался он. — Была бы находочка, будь я в кровати.

— Бошку? — переспросил барт. — Что это бошку?

— Голову.

— Аааааа, бошка — значит, голова. Кстати, а может, там голова Гоголя? Ведь ее до сих пор не нашли! Решила вернуться, в Петербурге на Невском пожить.

Макс с сомнением посмотрел на ларец.

— Не влезет, — резюмировал он.

— А она усохла!

— Кости не усыхают, — улыбнулся Макс. — Мозг — да. Может усохнуть. Особенно у алкашей.

Барт расхохотался.

— А было бы здорово найти голову Гоголя.

Макс понял, что Барта не волнует богатство. Ему интересна необычность, небанальный ракурс зрения.

— Слишком тяжелый, — проговорил Макс.

— Так это голова мыслителя!

— Вес мыслей мудреца и дурака одинаков, — грустно улыбнулся Макс.

— Сила воздействия разная! — воскликнул Барт. — Хотя… тоже сомнительное утверждение… — продолжил он. — И что ты собираешься с ним делать? — кивнул на ларец.

— Надо в полицию отнести, — пожал плечами Макс.

Барт саркастически хмыкнул, помотал головой:

— Ага, ты жизнью рисковал. Давай, откроем сначала. Интересно же. Ты отнесешь и — поминай как звали. Это, конечно, твоё дело, но я бы открыл сначала. А потом подумал, нести или нет.

— Я просто законопослушный гражданин.

— Я думал в России по-другому, что упало — то пропало.

Макс задумался. Ему самому было интересно, что это за вещица. Все приключения по жизни получались банальными. Даже война на которой он был была банальной и много проще обычной жизни. Только теперь жизнь его столкнула с тайной. Настоящей тайно.. Отдать тайну сейчас — означало сделать чудесное обыкновенным. Отказаться от возможностей. Макс этого не хотел.

— Не торопись, успеешь еще сдаться властям. Ты ничем не рискуешь…

— А если там взрывчатка? — предположил Макс.

— Первая партия динамита, которую Нобель сделал, — хохотнул Барт.

Макс сам не верил, что там бомба. Чувствовал, что это не так. Да и не было никакой логики и необходимости совмещения взрывного устройства и шкатулки.

«Нужно быть осторожнее», — решил Макс.

— Надо попробовать его открыть -– тут же сказал Барт.

— Я как раз ищу, как это сделать.

— Дай посмотреть.

Барт обхватил шкатулку но тут же одернул руки. Теперь уже не прикасаясь к ларцу, еще раз осмотрел все поверхности.

— Поверни, — попросил он.

Макс подчинился.

— Мне почему-то неприятно к нему прикасаться, — Барт причмокнул, подыскивая слова, — я как будто сгораю… Попробуй понажимать на выпуклости резьбы.

Шкатулка была покрыта символами. Макс нажимал на все поочередно и в разных комбинациях, но ничего не происходило.

— Мне эти символы напоминают клинопись, — изрек Барт. — Сейчас посмотрим в Интернете. Может, в символах какой-то пароль. Надо нажать несколько в определённом порядке.

Шкатулка была без особых изысков и излишеств. Дерево — темно-коричневое от времени, кое-где под нашлепками извести. Сами доски Максу напомнили доски старинных икон, Макс видел такие, когда гостил у приятеля в ярославской области в деревеньке с простым не запоминающемся фруктовым именем, то ли Яблоневка, то ли Грушевка.

Макс тогда долго рассматривал куски дерева показавшиеся из-под краски, гладкие, будто отполированные временем, и те доски были изъедены древоточцем. А эта шкатулка нетронута.

Сантиметров двадцать в высоту, двадцать в ширину. Раза полтора больше в длину. Крышка сантиметра три в толщину была с широкой фаской сделанной вертикальными широкими штрихами. Будто аккуратный бобр отгрыз. Крышка держалась на петлях и застежке. Латунная темная застежка уходила в корпус шкатулки и открыванию не поддавалась. Ни замочка, ничего.

Причем по разъему видно было, что кто-то когда-то давно пихал ножичек в шов и дерево повредил. Хотя результатов это особых не принесло.

Макс повертел шкатулкой — что-то там пересыпалось. Шкатулка была тяжеленькой.

Максу показалось, что дно обладает некоторой подвижностью. И правда, нижняя доска ходила, буквально на миллиметр два. Немного шатается, но это ничего не дает.

По периметру шкатулки шел вырезанный узор. Он был разбит на условные прямоугольники и похож на письмена.

Макс присмотрелся к символам — кружочки, палочки, треугольнички, фигурки сложного контура. Эта похожа на глаз, эта на собачку. Ничего определенного. Одним словом — иероглифы. Но Макс больше склонялся к тому, что это просто узор. По крайней мере ничего похожего раньше он не видел.

Барт несколько раз раз щелкнул шкатулку на айфон и теперь стоял истуканом посреди комнаты, двигался только палец над экраном. Палец был похож на нос выхухоли, этакий суперподвижный хоботок. И глаза Барта двигались. Максу почему-то показалось, что глаза Барта похожи на яичницу-глазунью. Только с голубыми желтками. Глаза у Барта были голубые-голубые.

Макс поискал взглядом куда бы поставить находку и прицелился на книжную полку. Правда там лежал всякий хлам от ракушек, до игрушек из киндер-суюрприза, но Макса это не смущало.

Он поставил ларец на найденное место прямо поверх предметов и попытался его втолкнуть глубже. Крышка щелкнула и открылась.

— Мать твою! — выдохнул Макс.

Как шкатулка открылась Макс не понял. Первый посыл был — закрыть шкатулку и открыть снова. Но Макс удержался. Открыл.

В шкатулке была земля.

— Похоже, ты прав, там голова Гоголя, — произнес Макс.

Он поиграл желваками. Бриллианты, золото и прочие блестящие штуки были бы приятнее и желаннее его взгляду. Ничего не нашел — нечего терять. Макс мысленно махнул рукой.

— Что? — переспросил Барт.

— Шкатулка открылась…

Барт подскочил, как на батуте.

— Как? Как ты это сделал?

— Поставил и нажал сюда.

Макс показал.

Барт схватил ларец, но отдернул руки.

— Мне неприятно. Посмотри, сам, что внутри.

Макс запустил в землю руку. Просто земля.

— Высыпай! — воскликнул Барт.

Макс повернул ларец, вытряхнув содержимое. Что-то блеснуло.

— Мне кажется, — заметил Барт, — что головы так не блестят. Разве что особо лысые головы.

— Согласен, — кивнул Макс и вытянул из земли предмет: дряхлые веревочки с черными камнями.

От находки веяло древностью. Небольшой кусок плетения. Камни были теплыми.

Барт осторожно потянулся к предмету. Затем к ларцу. К шкатулке прикоснулся свободно.

— Знаешь, неприятность исходит от этой штуки. К ларцу я прикасаюсь свободно.

— Но почему я держу это в руках и не испытываю… стресса?

— Не знаю. Такое ощущение, что перед нами открылась дверь в магический мир. Ты думаешь персонажи сказок и сказочные артефакты — плод воображения? Туфта! У человека слабая фантазия он может лишь компилировать или черпать из внешних информационных полей.

— А с этим-то что делать? — Максу и думать теперь не хотелось отдавать находку властям.

— Надо понять что это. Пора подключать специалистов. Есть у меня один забавный старичок.

Барт достал телефон и сделал несколько фото ларца и украшения.

Макс вертел в руках находку. Барт осматривал ларец.

— Знаешь, такое ощущение, — произнес Макс, что это лишь часть целой вещи. Нецельно это выглядит.

— Ты прав, — сообщил Барт, — я тоже об этом подумал. А ларец внутри обложен свинцовыми пластинами. Что ты знаешь о радиации?

— Она незаметна. Убивает не спросив, — ответил Макс.

— От нее не возникает неприятных ощущений?

— Насколько я знаю — нет.

Барт вынул из кармана приборчик.

— Радиация в норме, — сообщил он.

— Откуда у тебя дозиметр? — нахмурился Макс.

— Родители заставили купить, — Барт рассмеялся, — они считают, Россия вся радиоактивна, что современные дома строятся из сомнительных материалов. Когда я покупал квартиру в новостройках, они принудили меня брать химические образцы здания.

— И как?

— Не опасно.

— А почему ты здесь живешь? — удивился Макс. — Если у тебя квартира есть…

— На окраине не ощущаешь, что живешь в Петербурге. Все новостройки похожи. А здесь каждый кирпич — с историей.

Макс пожал плечами. Центр, конечно, хорошо. Высокие потолки и всё такое, но отдельная квартира — предел мечтаний и сейчас он сможет ее позволить…

— Давай с механизмом разберемся.

Макс закрыл шкатулку. Повторил свои прежние действия, крышка снова открылась. Поставил на другую поверхность. Закрыл. При тех же манипуляциях шкатулка не открывалась. Макс подложил под дно кругляш. Шкатулка распахнулась.

— Понятно, — произнес он. — Надо нажать на вот эти символы и одновременно надавить на дно. И — «сим-сим! Откройся!»

— Сим-сим? Что это?

— Это из сказки, — улыбнулся Макс. — Волшебные слова.

— А! Сезам! У тебя не возникает странных ощущений? — поинтересовался Барт.

— Странные… — Макс помолчал. — да. Когда эту ветхость держу.

— Ты веришь в магию?

— Я верю в энергию. Силу мысли, — сказал Макс. — Обычная зажигалка для дикаря — магия. Как ты думаешь, за сколько можно продать эту штуку?

— На первый взгляд — очень дорого.

Они разгребали мусор выносили заполненные пакеты на помойку.

Барт тараторил:

— А ты знаешь, что Невский — аномальное место?

Макс не отвечал, хотя после такого открытия можно было и поверить и сказать «да», а Барту этого не требовалось, он продолжал:

— Граница излома проходит через площадь Восстания. Невский строился с двух сторон от Адмиралтейства и от Александро-Невской лавры. Строители промахнулись и единой перспективы не получилось, как это задумывалось Петром. Излом!

— Это трудно не заметить, — подтвердил Макс.

— С тех самых пор все события происходящие на Невском проспекте зеркально отображаются. Допустим, происходит авария на углу Невского и Садовой, сложи карту и поймешь, где на Староневском произошло зеркальное событие. Была даже карта, где чудесным образом появлялись пятна в местах этих событий.

— Где ты раскапываешь всю эту чушь? — удивился Макс.

— Ну почему чушь? Все события на Земле связаны имеют определенную логику, недоступную большинству. Вот тебя чуть не убило и ты нашел клад. Ты живешь на Невском. На Староневском, возможно, человек решил уйти из жизни, но как-то этого избежал и скорее всего тоже что-то нашел. Может, продолжение этой штуковины!

— Да ну, бред.

— Давай проверим! — потер ладони Барт.

— Делать больше нечего! — возразил Макс.

— Смотри. Я сейчас возьму книгу, ты назовешь страницу и строку. Если эта строка направлена на движение, — пойдем и проверим.

Макс усмехнулся:

— Давай!

Они уже выбросили мусор и привели комнату в порядок.

Барт, прищурив глаза, схватил книгу.

— Страница?

Макс назвал.

— Строка? — требовал Барт.

— Седьмая.

— «Я вижу херувима, который видит их. — Но едем; в Англию!», — зачитал Барт.

Макс выругался. Ему не хотелось никуда ехать.

— Ты что взял? — спросил он в растерянности.

Барт захлопнул книгу.

— Гамлет, — он хмыкнул. — Никогда Гамлета по-русски не читал.

— Не думал, что у меня есть, — бросил Макс.

— У тебя карта есть? — спросил Барт.

— Нет, — отозвался Макс.

— Зайдем ко мне. У тебя квартира 51. Там будет 15. Сложим карту и поймем, что за дом. Может там человек загибается.

Макс усмехнулся. Делать было все равно нечего. Сидеть целый день дома и варить свои мысли в чугунке головы не хотелось. Похлебка получалась все равно невкусная.

Макс завернул находку в тельняшку, лежащую на стуле, пихнул в ларец и закрыл. Ларец пихнул под кровать.

«Ладно, поеду», — подумал Макс. Хотя Барт был заразителен в своих измышлениях. Это будто метеорит упал или затмение солнца, о котором ты не успел прочитать в газетах.

Иногда, Макс думал: кто я, что я здесь делаю? И тут же возникал ответ: я — сталкер. Я исследую эту жизнь. И эту смерть. А как по-другому воспринимать? Это все игра. Главное, понять правила… Когда он в первый раз оказался на войне, он тоже ничего не мог понять, когда вместо головы друга оказалась пустота. Страшно не было. Он пытался понять, что делать, чтобы продолжать игру. Наверное, он был Игроком.

Они спустились к Барту. В комнате был беспорядок. Множество карт разложенных, развешенных и сложенных, кучи книг и безделушек, иногда непонятного назначения, пустые бутылки.

Но Барт ориентировался в этом беспорядке, он выхватил карту Санкт-Петербурга, плюнул в изображение дома Макса, согнул ее и изучил отпечаток плевка.

— Ага понятно. Полетели!

Они поднимались по старой лестнице, Барт пристановаливался у каждой двери, прислушивался. Казалось, Макс был безучастен, но он прислушивался к своим внутренним ощущениям.

— Вот пятнадцатая.

Они замерли.

Стояли перед металлической дверью в доме на Староневском. Металлический блеск цифры 15, выпуклое мерцание дверного глазка.

Барт прижался ухом к двери.

— Вроде вода шумит.

Позвонил.

— И что скажем? — усмехнулся Макс.

— Придумаем. По обстоятельствам решим.

Никто не открывал.

— У тебя нет ощущения, что на нас смотрят? — прошептал Барт.

У Макса кивнул.

Шаг 4. Увертюра для циркуляционных пил

Когда Макс заходил в квартиру, ларец больно ударил его в живот. Это бывшая жена тащила находку. Ни слова не говоря, она сделала шаг в сторону и попыталась обойти Максима.

Макс выхватил ларец.

— Тебе помочь? Тяжело же… — язвительно бросил Макс и пошел не оборачиваясь в комнату.

Макс спиной чувствовал взгляд полный ненависти, и представлял, как худенькая, маленькая женщина, принимает позу самодовольного самовара: утыкает руки в боки, растопырив локти, выставляет вперед изящную ножку. Черное каре увеличивало объем головы.

«Сейчас начнется, — подумал Макс. — Чего она приперлась? Ведь избегала прямого общения»…

Макс не ошибся — началось.

— Отдал быстро! — разговор занялся со злобного визга.

Правда, все их разговоры после женитьбы имели статус ссоры, на что Макс уже не обращал внимания — играл в добродушного слона.

Света появилась на пороге комнаты, как Макс и представлял — самоваром, тонкие руки в тощие боки. В начищенных боках самоварчика, когда-то горячо любимого, явно играл образ гарпии. Тонко-узкие черты лица бывшей жены напоминали это мифическое чудовище.

«Почему темненьких называют Светами?» — этим вопросом Макс всегда интересовался и в сотый раз вопросительный знак царапнул любопытство.

— Отдал быстро! — её голос напоминал циркуляционную пилу.

— Это не моё, — спокойно парировал Макс.

— Не держи меня за дуру! — звенела Светка. — Дыра в потолке, шкатулка набита деньгами! Ты нашёл клад!

— С чего ты взяла? — пожал плечами Макс и отметив: «Какая проницательность».

— Я не дура!

— Это не моё, — твёрдо повторил Макс.

— Когда ты будешь платить алименты?!

— Я же говорю. Сейчас нет работы. Мне предложили место… — устало оправдывался Макс.

— Давай, так, — Светка вдруг перешла на ласковый тон. — Ты мне отдаешь шкатулочку и я тебя… некоторое время не трогаю.

— До завтра? — поинтересовался Макс.

— Максимушка, — слёзы брызнули из глаз, как у клоуна.

Макса всегда поражала такая театральность в обычном бухгалтере.

— Максимушка, ты же любишь Пашку. Ради нас… — рыдала она взахлеб. Слёзы и всхлипывания сочились сквозь сомкнутые на лице пальцы.

Макс играл желваками, он действительно любил сына, но и знал расточительность и легкомысленность Светки.

— У тебя хорошая зарплата, — и повторил ещё раз, — шкатулка не моя.

Руки мигом улетели с лица жены, слёзы высохли, как на раскаленной печке.

— И это мне говорит взрослый мужик! Ручки есть, ножки есть, работай! Хоть кем! Хоть как! — прошипела она, но опять сменила тактику.

Макс следил за ее трансформациями, ему надоело говорить, что ищет он работу, что работы пока нет.

Раскачивая бедрами подошла, изобразив вожделенный взгляд, села рядом, прижалась, мягким, но уверенным движением положила руку на промежность.

— Максимушка… Хочешь? У тебя же давно не было…

— Какая тебе разница?

— Бабник! — и пальцы её сжались сильнее, Макс ощутил дискомфорт.

— Ё-моё! Это не моё!

Боль в паху. Блокировал ее руку, развернул, и за плечи повёл к выходу, она сопротивляясь мелко перебирала ногами впереди тела, громко, дробно стуча туфельками и вопила на границе ультразвука.

В коридоре показал огромную красную рожу заспанный сосед: «Потише там!» Он привык к семейным разборкам.

«Хорошо хоть мама на работе, — подумал Макс, — расстроилась бы».

Макс выставил Свету на лестничную площадку и захлопнул дверь.

Визг сразу смолк.

— Ты у меня получишь, сука! Сотню раз пожалеешь, что связался со мной! — послышалось из-за двери.

«Уже пожалел», — прошептал Макс.

Макс постоял перед комнатой мамы, но понял, что ларец и там не спрятать пока у Светки есть ключи.

Он уже много раз жалел, что не взял их у неё. Хотя вряд ли добровольная отдача ключей была возможна.

Мама благоволила Свете, не смотря на разрыв в отношениях и скандалы. Она считала, что брак навсегда, тем более, если завели ребёнка. Он же бестолочь и лентяй. Светка позволяла пока маме видеть Пашку.

Макс спустился в квартиру, где жил Барт. Тот сосредоточенно рылся в ноутбуке.

— Чего ищешь? — поинтересовался Макс, топчась на пороге в комнату, держа перед собой ларец.

— Информацию о всяческих ларцах, шкатулках, головах Гоголя и доме, в котором мы проживаем.

— М-м… Что нашёл?

— Пока мелочь какая-то. Информационное поле огромно. В Интернет свисает только куцый хвост, — разродился тирадой Барт, — а по хвосту не всегда поймешь, что за животное владелец этого хвоста, крыса или облезлый кот.

— Можно я у тебя ларец оставлю на хранение?.. А то ко мне жена приходила, сразу потащила к себе в гнездо… сорока.

Макс сомневался, как оставить такую вещь почти незнакомому человеку. Но так как Барт отмахнулся, решило его сомнения.

— А, туда поставь, — не поворачивая головы, погруженный в свет экрана, махнул Барт.

Макс потоптался, оглядывая, куда среди этого развала можно воткнуть шкатулку.

Аккуратностью Барт не отличался. Королевство хаоса. Хаос, правда, был подчинен увлечениям Барта. Развешенные, разложенные и разбросанные везде карты городов. Ни стопок, ни стаканов, кое-где бутылка, и стопки книг, то там, то сям. Пустой совершенно секретер, только ноут. Нигде нет чашек. Этот беспорядок можно было бы принять признаком сумасшествия.

Макс подумал о социуме, что было бы, если бы Макс не слушал маму и складывал брюки по стрелочкам, не вешал их в шкаф. Если бы он свои увлечения размещал по комнате некими маячками. А в одной из двух комнат, приходится прятать свои увлечения внутри. Прятать себя по шкафам. Прятать себя в себе.

Барт похоже, мог выносить свое внутреннее в пространство комнаты в пространство Мира.

Социум. Социум много значит в жизни.

Наконец, Макс выискал более-менее свободное место на книжной полке, там правда, уже лежали какие-то предметы. И поставил шкатулку.