Руки заламывать и слезы лить просто, а ты сумей облегчить родному существу ставшую невыносимой жизнь.
мной и делает, но больше я
напасти не пропасти, а на свете два раза не помирать…» Пока живой – барахтайся. Дерись. Даже если нечем.
Посланникам Тьмы он выделил просторные и богато убранные залы, но теперь их было не узнать. Запах стоял жуткий – такой, что глаза слезились.
В одном углу хмельные голоса вразнобой тянули что-то душевное про синие очи да белую березоньку, в другом, на северном языке – про троллиху, влюбившуюся в красавца-рыцаря и сулящую бедолаге богатые подарки, ежели он ее в жены возьмет.
– Не прав ты, дедуня!
– Матушке с батюшкой пожалуемся на тебя!
– И розог не побоимся!
Бурное горе, оно для себя, чтоб самому стало полегче, а вот мелочи всякие незаметные – для другого.
собирался отказать, но, глядя в глаза кормчего, Полуда и
вправду мерзость… Что ж, на Руси народец добренький, сердобольный
