Оглавление

1. Гитлерград
2. Глава 1
   1. 1
   2. 2
   3. 3
   4. 4
3. глава 2
   1. 5
4. Глава 3
   1. 6
   2. 7
   3. 8
   4. 9
5. Глава 4
   1. 10
   2. 11
   3. 12
   4. 13
   5. 14
   6. 15
6. Глава 5
   1. 16
   2. 17
7. Глава 6
   1. 18
   2. 19
8. Глава 7
   1. 20
9. Глава 8
   1. 21
   2. 22
10. Глава 9
    1. 23
    2. 24
11. Глава 10
    1. 25
12. Глава 11
    1. 26
    2. 27
    3. 28
13. Глава 12
    1. 29
    2. 30
    3. 31
14. Глава 13
    1. 32
    2. 33
15. Глава 14
    1. 34
16. Глава 15
    1. 35
    2. 36
    3. 37
17. Глава 16
    1. 38
    2. 39
    3. 40
18. Глава 17
    1. 41
    2. 42
    3. 43
19. Глава 18
    1. 44
    2. 45
    3. 46
20. Глава 19
    1. 47
    2. 48
21. Глава 20
    1. 49
    2. 50
    3. 51
    4. 52
    5. 53
    6. 54
    7. 55
22. Глава 21
    1. 56
23. Глава 22
    1. 57
    2. 58
    3. 59
24. Глава 23
    1. 60
25. Глава 24
    1. 61
26. Глава 25
    1. 62
    2. 63
27. Глава 26
    1. 64
    2. 65
28. Глава 27
    1. 66
29. Глава 28
    1. 67
    2. 68
30. Глава 29
    1. 69
    2. 70
31. Глава 30
    1. 71
32. Глава 31
    1. 72
    2. 73
    3. 74
    4. 75
33. Глава 32
    1. 76
    2. 77
    3. 78
    4. 79
    5. 80
34. Глава 33
    1. 81
35. Глава 34
    1. 82
    2. 83
36. Глава 35
    1. 84
    2. 85
    3. 86
    4. 87
37. Глава 36
    1. 88
    2. 89
38. Глава 37
    1. 90
    2. 91
    3. 92
    4. 93
39. Глава 38
    1. 94
    2. 95
    3. 96
    4. 97
40. Глава 39
    1. 98
    2. 99
41. Глава 40
    1. 100
    2. 101
    3. 102
42. Глава 41
    1. 103
    2. 104
43. Глава 42
    1. 105
    2. 106
    3. 107
    4. 108
44. Глава 43
    1. 109
    2. 110
    3. 111
45. Глава 44
    1. 112
    2. 113
46. Глава 45
    1. 114
    2. 115
47. Глава 46
    1. 116
    2. 117
48. Глава 47
    1. 118
    2. 119
    3. 120
49. Глава 48
    1. 121
    2. 122
    3. 123
50. Глава 49
    1. 124
    2. 125
    3. 126
    4. 127
51. Глава 50
    1. 128
    2. 129
    3. 130
    4. 131
    5. 132
    6. 133
52. Глава 51
    1. 134
    2. 135
    3. 136
    4. 137
    5. 138
    6. 139
53. Глава 52
    1. 140
    2. 141
54. Глава 53
    1. 142
    2. 143
    3. 144

Глава 1

1

Вольдемар шел по вечернему городу. Навстречу шла веселая толпа, горланившая баварские песни. Сегодня была пятница, и можно было позволить. Трое парней и четверо девушек, хохотавшие видимо от недавно выпитой полрюмочки шнапса, — вряд ли больше, сейчас в Гитлерграде готовили такой шнапс, что можно было слететь с катушек с полной рюмки, сразу видно, что русские технологи, работавшие на Баварии, внесли свой древневодочный вклад в рецептуру, — перекрыли половину Маннергейм-штрассе, бывший Невский. Веселые фольксвагены жуки, бибикая, старались их объезжать, а какой-то опель-грузовичок плелся за последним баварцем, по-видимому, никуда не спеша.

Вольдемар зашел в одну из многочисленных подворотен, скользнул взглядом по стенам типичного двора-колодца, коими славился город, который немецкие жители между собой злорадно прозвали Гитбургом (*git — мерзавец, по-немецки), и остановился на голубеньких шторках третьего этажа. Они были закрыты.

— ясно, сюда больше ходить нельзя, — подумал Вольдемар и, быстро развернувшись, столкнулся с одним из поющих баварских парней, который был уже вполне трезв.

— герр Штольц?

— да

— герр гаулейтер вызывает Вас к себе

— сейчас?

— немедленно, герр Штольц, следуйте за мной.

Вольдемар с баварцем снова вышли на Маннергейма и пошли в сторону Адмиралтейства, которое с 1944 года стало зданием администрации восточных земель. Собственно, там и располагался кабинет гаулейтера Хеннинга фон Трескова.

2

Хеннинг Герман Роберт Карл фон Тресков стоял у любимого окна с видом на Маннергейм-штрассе, угадывая вдали, у московского вокзала статую финского генералиссимуса, венчавшую переименованный в его честь Невский проспект. Фон Трескову не удалось переубедить Бормана не называть Ленинград в честь этого конченного придурка, которого он, тогда еще первый офицер Генерального штаба группы армии Центр, самолично подорвал в Смоленске в марте 43го.

Находившийся тогда в Берлине, и ставший тогда канцлером Мартин Борман, опередивший застрявшего в войсках Геринга, вызвал Трескова и поговорил с ним начистоту.

— Хеннинг, — начал Борман, — я догадываюсь, что наш фюрер погиб не от гранаты смоленских партизан, а с Вашей помощью. Мюллер мне доложил мне, что за вашей организацией давно ведется наблюдение, ваши взгляды противоречат идеям нашего фюрера и вы явно тяготитесь великой миссией Германии

— господин Канцлер…

— не перебивайте. Вы знаете, что мы все устали от Адольфа, и, в общем, мы решили, что не так уж и важно, как он погиб, но мы, для важности дела, будем считать, что погиб он геройски, в борьбе с врагами, согласны, Хеннинг

— да, мой фюрер!

— брр….давайте без этой адольфовщины….пожалуй, вернемся к гражданскому обращению, которое было при Гинденбурге. Просто — Канцлер.

— яволь!

— а вообще, можете называть меня Мартин, не публично, конечно, а когда мы тет-а-тет. Все таки, мы многим Вам обязаны, герр Тресков

Гаулейтер вспомнил этот разговор и улыбнулся. Сколько времени прошло — целых 17 лет.

Тогда, весной 43го, Борман поручил фон Трескову немедленно начать со Сталиным переговоры о перемирии, которое и было заключено 22 апреля 1943 года. Демаркационная линия проходила по линии фронта, при этом Ленинград переходил Германии и ее союзнику Финляндии.

Через полгода Борману удалось договориться с Маннергеймом о передачи города в исключительное владение Рейху, после чего туда была перенесена ставка управления восточными территориями, а фон Тресков был назначен гаулейтером.

— разрешите? — Вольдемар зашел в кабинет гаулейтера

— входите, Штольц, входите, как раз думаю о Вас. Присаживайтесь.

Собеседники расположились на мягких имперских кожаных диванах, которые фон Тресков привез с собой из Берлина.

— Надо бы их заменить, — подумал гаулейтер, впрочем, он думал так каждый раз, когда присаживался на диван, но так и не менял. Запах Берлина и молодости всякий раз его останавливал. — Я попросил Вас зайти, чтобы обсудить важное поручение. Вы же, как я понимаю, из русских немцев?

— Не совсем так, герр фон Тресков, отец мой был из них, но уехал из России еще до первой мировой. Я родился уже в Дрездене.

— тем не менее, насколько я знаю, Вы возвратили себе фамильную квартиру на Гороховой, прямо рядом с Гестапо, и какое-то имение под Смоленском.

— Так точно, герр гаулейтер, в конце сороковых, когда на восточных землях возвращали экспроприированное у немцев, мне удалось вернуть некоторое отцовское имущество.

— Похвально, то есть у Вас есть в крови что-то русское, не может не быть.

Гаулейтер снова посмотрел в окно.

— Знаете, Вольдемар, мы сейчас назначаем посла в Москву…

Штольц вытянулся и щелкнул каблуками

— Нет-нет-нет, Вам я не предлагаю быть послом. Туда поедет Криста-Венфридис Шуленбург, по стопам отца, так сказать… хороший был человек, — фон Тресков посмотрел куда-то вдаль, — Вам я хотел дать особое задание, поедете под видом коммерсанта, но Ваша цель — определить намерения Советов. Ходят слухи, что они опять готовятся к войне. Нам бы не хотелось этого.

Посмотрите, пооботритесь там. Может поможете наладить какие-то коммерческие связи. Главное же, попробуйте войти в доверие к Жукову. Все зависит от него. Ну и докладывать будете только мне.

— это не военная операция? Абвер не расстроится, что все проходит мимо него?

— не расстроится, я согласовал это с Борманом, — Гаулейтер нажал на кнопку вызова адъютанта, — Альфред, позовите Клауса.

В кабинет вошел давешний баварец, который выследил и привел сюда Штольца.

— Клаус, познакомьтесь со Штольцем поближе, а завтра обеспечьте его всем необходимым для отправки к Советам. И да, Вы едете с ним в Москву. Поговорите с Сименсом, чтобы они подготовили все бумаги. До свидания, господа!

Фон Тресков пожал обоим руки и проводил до дверей.

Помимо управления восточными землями, на нем лежала задача поддерживать отношения с Советами, которые оставляли желать лучшего. Жуков, который сменил Сталина на посту Генсека ВКП (б) в 53м, жаждал реванша. Он не мог простить покойному генералиссимусу мирного соглашения с немцами после ряда одержанных им лично побед. Фон Тресков его понимал, но сегодня не 43й, а 60й, Германия уже запустила человека в космос, владеет атомной бомбой, сосредоточила в своих руках всю индустриальную мощь Европы — неужели Жуков не понимает, что война будет кровопролитной и изнурительной?! Безусловно нужен человек, который его убедит в никчемности примитивных порывов. Лучше все-таки заключить мирный договор и жить дальше, переходить от взаимной подозрительности к сотрудничеству.

Именно этого ждал гаулейтер, отправляя Штольца в Москву.

3

Тем временем Вольдемар в сопровождении Клауса отправились в Сенат — подвальная пивная у памятника Петру Первому, великому российскому царю. В Сенате было накурено, на стойке танцевали русские девицы, хотя и парочка немецких фройляйн кокетничала рядом с подвыпившими посетителями. Немецкая, финская и русская речь вперемешку создавала приятный гул гитбуржской пятницы.

— Пойдем к нашему столику, — Клаус показал рукой в дальний угол, где Штольц увидел всю ту же знакомую компанию. — Гретхен, Анхен, Фриц, Альберт, Анна-Мария, Барбара — представил Клаус своих друзей.

Вольдемар пожал всем руки и присел рядом с Гретхен.

— хочешь выпить? Шнапс, водка, пиво? — Гретхен уже звала кельнера, энергично размахивая слегка пьяной рукой

— пожалуй выпью пива, завтра рано вставать

— милый, — Гретхен уже почти висела на его плече, — ну зачем рано вставать в субботуууу?! А?

— дела, фройляйн!

— Гретхен

— дела, Гретхен, -Вольдемар дал кельнеру 2 рейхсмарки и попросил принести всем пива

— мне шнапса! — успел вставить Клаус

— зер гут, метр пива и бутылочку шнапса

— ты мой герой! — крикнул Клаус и погрузился в созерцание бездонной пропасти в декольте Анны-Марии.

— Пойду покурю — Вольдемар достал любимый дрезденский Империум и стал продираться к выходу.

На улице было чудесно. Вольдемар вышел на набережную и облокотился на гранитную плиту. Перед ним плескалась ночная Нева, перемывая волнами звезды северного неба. Пахло морем и надвигающимся летом.

— интересно, наверняка тут прогуливался мой дед, и прадед тоже… теперь вот и я в этом городе, удивительно

— ты куда убежал?! — Гретхен бесшумно подошла и обняла его сзади.

— вышел покурить, подумать

— дай сигаретку, — девушка развернулась спиной к реке, изогнувшись и впившись Вольдемару в глаза своей слегка пьяной улыбкой

Штольц протянул ей пачку. Гретхен подцепила ухоженными ноготками сигаретку и прикурила от зажженной Вольдемаром спички. Глубокая затяжка и томный горячий выдох….

— знаешь, так здорово, что Клаус привел тебя к нам. Я тогда еще на улице тебя увидела и подумала, вот бы познакомиться с таким породистым парнем. Не поверишь, но Клаус оказывается искал именно тебя, вот сволочь, он позвал нас прогуляться, но повел нас именно туда, где мы тебя встретили

— да, я так и понял, что все это было не случайно, он меня нашел потом.

— да, он нас бросил и пошел за тобой, а потом привел тебя в Сенат. Люблю это место. Самое вкусной баварское пиво именно здесь. Ты знаешь, что тут открыли огромную пивную фабрику. Отец Альберта. Да, он такой богач, этот Альберт. Ну ничего, Анна-Мария его немножечко подразорит… — Гретхен начала хохотать и закашлялась.

— наверное тебе не стоит курить, — Вольдемар взял сигарету из пальцев девушки, — слабые легкие

— перестань, я курю уже 10 лет

— а сколько тебе? — Штольц взял Гретхен под руку, и они медленно пошли в сторону Иисакия

— 25, я уже взрослая девочка!

— давно в Гитбурге?

— 7 лет здесь, приехала вместе с Клаусом и Анной-Марией. Мы учились в одной гимназии в Ростоке, его позвали в управление Восточными землями, и он предложил поехать с ним. Все равно в Ростоке скучно, а здесь такая жизнь! — Гретхен снова захохотала и закашлялась. — только по родителям немного скучаю. Но я им звоню. Почти каждый день. С работы это бесплатно.

— а я здесь с 45 го, уже 15 лет. Здесь жил когда-то мой отец, он погиб еще в Первую мировую при Вердене. Я родился за год до его смерти

— оооо, так ты старичок, а на вид и не скажешь! Женат?

— нет, как-то не довелось

Гретхен взглянула на кавалера с новой стороны и обняла его руку двумя ладонями.

— пошли уже куда-нибудь, мне холодно, ветер!

— ты же из Ростока — там такие же ветра!

— не знаю, видимо дома все было теплее, а здесь как начнет дуть, так просто кошмар!

Вольдемар снял с себя пальто и накинул на плечи Гретхен.

— ты же замерзнешь!

— да мы уже пришли, — Штольц достал из кармана связку ключей.

— в Гестапо?! — слева за высоким ампирным забором возвышалось серое здание секретной канцелярии.

— да нет же, — Штольц засмеялся, — мой дом напротив. Ужасное соседство, но ничего не поделаешь, это квартира моего отца, которая досталась теперь мне.

Он открыл парадную и включил свет. Гретхен проскользнула за Вольдемаром и скинула пальто.

— подожди, тут прохладно, а нам еще на третий этаж подниматься.

— ничего, я пробегусь. — Гретхен вспорхнула на ступеньки и понеслась в развевающемся платье на третий этаж

Вольдемар по-спортивному припустил за девушкой, но догнал ее только на втором этаже, и то, потому что она резко затормозила, развернулась и поцеловала его в губы.

— Подожди, не здесь, остался один этаж!

— а я не могу ждать целый этаж, — от нее волшебно пахло алкоголем и парижским «Magie»

— тогда ты целуй, а я подниму тебя к небесам, — Вольдемар подхватил Гретхен и пробежал с ней еще три пролета, проявил навыки открывания двери вслепую, толкнул дверь и донес свою фройляйн до глубокого кресла в гостиной.

— мы дома, — пойду заварю кофе, — Вольдемар включил телевизор и пошел на кухню.

В этот момент зазвонил телефон.

— Алло, ааа, Клаус. Да, я дома. Да… когда? Утром? Хорошо, заходи к 10 утра, я буду готов. Спокойной ночи.

— Клаус звонил, — крикнул Вольдемар из прихожей, — зайдет завтра утром. Они уже разошлись по домам, ну, или по крайней мере, он уже дома.

Штольц заварил кофе в маленькой турочке, разлил по чашечкам и понес в гостиную, прихватив с полки плиточку финского шоколада.

Гретхен мирно спала, свернувшись калачиком, в большом отцовском кресле. Вольдемар аккуратно перенес ее на кровать, укрыл пледом и погасил свет.

4

Его разбудил энергичный стук в дверь.

— майн Готт, кого это принесло в четыре утра! — Гретхен по прежнему тихо сопела под пледом. Штольц засунул ноги в тапочки и пошел в прихожую

— Кто?!

— откройте! Гестапо!

глава 2

5

В Ставке, которой назывался Большой Кремлевский Дворец с тех пор, как Генсеком стал Жуков, было, как всегда, не протолкнуться. Повсюду сновали офицеры, слышался характерный звон перескакивающих кареток, в кабинетах громкие голоса раздавали какие-то команды, сопровождая их отборнейшим матом, а на плацу перед дворцом без устали маршировали солдаты.

Через Боровицкие ворота в Кремль влетел черный ЗиМ и попетляв немного замер у входа в Ставку. Из машины выскочил молодой офицер в мундире капитан второго ранга и отдав честь караулу быстро поднялся на третий этаж.

Жуков вместе с двумя генералами склонился над картой. Она ему, эта карта, и во сне снилась. С 43 года ничего на ней не менялось. Хотя он мысленно двигал по ней танки и разворачивал артиллерию. Но с заключенным перемирием приходилось считаться. А ведь как все славно было: победа под Сталинградом, чуть-чуть не дошел до Смоленска. Стягивали войска на южном направлении и почти прорвали блокаду Ленинграда.

Жуков снова вспомнил о тех славных сражениях. Он как раз готовил наступление на Смоленск, когда ему позвонил Сталин: «Товарищь Жюков, хачу вас паздравить! Гитлер помер!», — сказал тогда Главнокомандующий ему по телефону.

— Бесконечно рад, товарищ Верховный Главнокомандующий! Это ускорит нашу победу!

— Падажди, Георгий! Здесь надо падумать!

Сталин думал пару дней, ни с кем не обсуждая и даже не общаясь. Потом снова позвонил Жукову: «Георгий, там в Смоленске, рядом с тобой, фон Тресков, порученец Бормана, нового канцлера Германии, хочет с тобой встретиться, обсудить условия перемирия. Поезжай, обсуди и обязательно подпиши».

Жуков был в этот момент под Белгородом, и до Смоленска, если не по минам и окопам, часов восемь ходу. Он и рванул. Из свиты только Курганский. Ну, восемь не восемь, за двенадцать доехали.

В полуразрушенном здании уездной администрации состоялась его первая встреча с Хеннингом фон Тресковым.

— господин Маршал, я хотел бы обсудить с Вами условия перемирия. Гитлер погиб, больше ни у кого в руководстве Рейха нет желания продолжать войну с Россией. Мы хотели бы предложить господину Сталину заключить перемирие и закрепить демаркационную линию по линии фронта, а позже уже подготовить мирный договор в рамках которого обо всем договориться

— господин Тресков. Я безусловно рад, что ваш Гитлер погиб. Нашей стране его планы принесли много бед, но не кажется ли Вам, что стоило бы вернуть границы к соглашению августа 1939 года, когда мы были еще союзниками?

— господин Жуков, я понимаю Ваше беспокойство, но, поверьте, мы будем делать все возможное, чтобы восстановить добрососедские отношение, а для этого, как мы понимаем, нам надо будет договориться о границах.

Жуков повернулся к Курганскому:

— Коля, со Ставкой связь установлена?

— Так точно, товарищ Маршал!

— Соедини!

Жуков вышел в соседнюю комнату поговорить со Сталиным. Беседа длились почти сорок минут. Пару раз он хотел бросить трубку, один раз даже чуть было не сказал: «Вы прямо как Троцкий, который сдал полстраны в Брест-Литовске», но сдержался, потому что это было бы последнее, что он вообще кому-то сказал.

В итоге Сталин категорично потребовал от Жукова подписать перемирие с разграничением по линии фронта.

— А Ленинград? Они просят Ленинград!

— Пусть забирают, ты патом атабьешь!

Сталин смалодушничал. Поверил Борману, что теперь все будет по другому, мир, спокойствие, сотрудничество.

Ну да, вернули всех пленных. Они все равно мимо проехали на новые стройки пятилетки. Стрелять, убивать перестали. Но сколько потеряли территорий! Почти вся Украина, Прибалтика, Финляндии пришлось все обратно отдать, и самое главное Ленинград. И еще ведь, суки, специально его в Гитлерград переименовали. Чтобы мы зубами от злости скрипели.

Когда Сталин умер, Жуков по общему согласию стал руководителем страны. Собственно, больше никто и не мог бы удовлетворить потребность ее жителей в справедливости. Если к Прибалтике привыкнуть не успели, то Украина была плоть от плоти своя. Минск, Могилев, Смоленск — исконные русские земли, которые сегодня принадлежали немцам.

Такой мир никого не устраивал, и потому с Жуковым были связаны все чаяния и надежды.

А Жуков ждал уже 7 лет. Он понимал, что за сталинские десять лет перемирия Германия набралась сил. Последний враг Британия уже подписала с Борманом мирный договор и начала торговлю. Тем более, что Германия уступила Англии часть французских колоний и Исландию.

США были далеко, и после того, как ее не позвали к дележу европейского пирога, отстранилась от дел старого света совсем.

Напряженными были только германо-советские отношения, да и то, постепенно все начали к этому привыкать.

В кабинет зашел адъютант Жукова полковник Курганский.

— Товарищ маршал, капитан второго ранга Гвоздев по Вашему приказанию прибыл!

— Пусть заходит.

Курганский открыл дверь и пригласил стоявшего в приемной офицера пройти.

— Ну что, капдва, добрался?

— Так точно, товарищ маршал.

— Подходи, полюбуйся, сколько нас осталось в Европе: англичане, Франко, Весь юг — Муссолини, остальное — немцы, черт бы их побрал. Финнов я не беру, ну и шведы, понятное дело, тоже роли не играют.

Вся континентальная Европа, кроме нас с Англией, считай фашисты. Да и то, Англичане мир то заключили, урвали себе всю Исландию заодно, хитрецы. Одни мы еще воюем. Сечешь?

— так точно, товарищ маршал.

— и что прикажешь с этим делать?

Гвоздев молчал, понимая, что маршал сам сейчас должен рассказать, что же с этим делать

— а! Молчишь, Гвоздев! И эти молчат, — они кивнул на двух генералов армии, что расположились по другую сторону карты.

— мы не молчим, Георгий Константинович!

— во! Не молчат, Гвоздев! Ну давай их послушаем, что ли! Вперед, бойцы!

Один из генералов положил лапищу на карту в районе Балтийского моря:

— Ленинград надо забирать. Возьмем Ленинград, остальное сами отдадут.

— ну, положим, не все, Украину то им с чего отдавать. Там вроде у них все прекрасно. И население довольно, и экономика растет, — заметил другой

— так что, оставим все как есть?! Грозно посмотрел Жуков на окружающих, — так все и оставим, вашу мать?!

— товарищ маршал, можно обратиться? — капитан второго ранга решился на небольшую атаку

— валяй!

— а почему нам с ними не подписать с немцами мирный договор и по нему не попросить Ленинград обратно?

— не отдадут

— ну можно попробовать. Если это условие долгого мира, то почему бы и не отдать.

— эх, жаль Николай Герасимович не дожил, сейчас бы как вошел бы в Финский залив, как жахнул бы из всех орудий почище Авроры…

— прошу прощения, Георгий Константинович, у нас ведь нет кораблей в Финском заливе, если только с Ладоги на утлых суденышках да по Неве пройти, а из Мурманске вести, так фашисты у Киркенеса еще всех потопят. Не дойдем, — заметил один из генералов

— так, паникеры, освободили помещение! Мне с капитаном второго ранга поговорить надо

Генералы вышли.

— ты вот что, Гвоздев, ты же немецкий знаешь, у фирмачей фашистских работал

— так точно, товарищ маршал

— поедешь в Ленинград, тут у нас оказия образовалась, фриц один при задержании сдох, а вертухай, что его оприходовал, тебя брал в 50м, знаю-знаю, не любишь вспоминать, все мы не любим… так он военной контрразведке заявил, что фриц тот, вылитый ты, да ты сам погляди, — маршал протянул капитану второго ранга немецкий паспорт. С фотографии на Гвоздева смотрел Гвоздев, только без усов.

— ничего себе!!! — аж присвистнул капитан, — бывает же такое

— да, и парень не просто абы какой баварец, а адъютант самого гаулейтера Трескова. Сечешь, капитан второго ранга?!

— секу, товарищ маршал, но не могу же я вот так вот заявиться к гаулейтеру и похлопать его по плечу, вот мол я, как его

— Клаус Хасс, — сказал маршал, — Клаус Хасс…. Не можешь, конечно, но есть там наш человек, с которым тебе придется пообщаться. Вращается в самый высоких кругах Гитлерграда, тьфу ты….надо же было так наш святой город испохабить! Свяжешься с ним, поживешь пока на явочной квартире, впитаешь информацию, потом технично займешь место этого Клауса. Иди, Курганский тебе дальше все объяснит

— Служу Советскому Союзу!

В приемной уже ждал адъютант Жукова Николай Курганский.

— значит, Гвоздев, сегодня вечером самолет с Ходынки. Забросят тебя в Колпино, оттуда доберешься на S-Bahne ихнем до Ленинграда, ты должен в самолете переодеться и уже от Колпина говорить только по немецки. Если что, вот тебе пароли и явки в Колпино, Тосно и Шушарах. Если вдруг что произойдет, можешь установится у наших товарищей. Но не злоупотребляй. Помни, что там ты уже не капитан второго ранга Советского Военно-Морского Флота, а штурмбанфюрер СС Клаус Хасс.

Приедешь в город, иди сразу на квартиру в Басковом переулке, 12, третий этаж. Там есть телефон. Позвонишь по этому номеру и договоришься с нашим человеком о встрече.

Да! Если все в порядке, шторки должны быть на кухне открыты. Ну, на всякий случай. Вот ключи. Все понял?

— так точно, товарищ генерал

— ну молодец, Гвоздев. Да, нашего человека зовут Вольдемар Штольц, не забудь.

Глава 3

6

— Куда вы его увозите?! — Гретхен металась по квартире от спокойно одевающегося Вольдемара к двум суровым гестаповцам, потом к секретеру на котором лежали сигареты. Нервно, трясущимися руками зажгла сигарету, затянулась, закашляла, снова подошла к гестаповцам и начала орать:

— Что вам от него нужно? Что он сделал?

— фрау, наше дело маленькое, прийти и забрать герра Штольца в Гестапо. В чем он виноват, та ему и скажут

— Безумие какое-то, просто безумие! Вольдемар, держись, я этого так не оставлю. Да, я сейчас позвоню Клаусу, пусть он звонит Гаулейтеру, — она энергично плюхнулась на кровать, возле которой стоял аппарат, и начала крутить диск. — Черт, черт, черт! — она несколько раз нажала на клавиши отбой, — никто не берет трубку. Может Анне-Марии? Да, точно… где у меня был ее телефон, — она залезла в свою сумочку и достала маленькую записную книжку….Алло? Анна-Мария? Привет, извини, что разбудила. Не знаешь, где Клаус? Тут у нас неприятности. Да, серьезные.

— фрау, мы рекомендуем вам не распространяться о том, что происходит, иначе заберем и вас, — тихо сказал суровый гестаповец, подойдя к тараторящей Гретхен.

— гут, Анна-Мария, если Клаус появится, пусть срочно позвонит Вольдемару. Вольдемар, какой у тебя телефон?

— 2-45-13, — ответил Вольдемар завязывая галстук. Ладно, я пошел, береги себя. Надеюсь, все разрешится.

Вольдемар в сопровождении двух гестаповцев вышел из квартиры, а обессиленная Гретхен свалилась на кровать и снова затянулась.

Потом вскочила, и пошла в ванную.

7

— Фамилия?

— Штольц

— Имя?

— Вольдемар

— где родился?

— Дрезден

— где жили до Гитлерграда? Адрес

— Дрезден, Аугсбургер штрассе, 7

— адрес в Гитлерграде?

— Гороховая 3

— соседи значит, родители?

— Андрей Штольц, погиб при Вердене, мать Елизавета Орлова.

— русская?

— да, мои родители из России, уехали до первой войны в Дрезден, а так все предки, о ком знаю, жили здесь, в Петербурге.

— кем вам приходится Грета фон Бюлов?

— о, даже так?

— отвечайте

— а даже не знал ее фамилии

— Вы хотите сказать, Штольц, что Вы не знали, что она работает в СС?

— нет, не знал, а что собственно случилось?

— здесь вопросы задаю я

Штольц пожал плечами.

— знали ли Вы некоего Клауса Хасса?

— да, несколько часов, как мы знакомы. Кажется, он адъютант гаулейтера

— когда виделись последний раз?

— вчера, или сегодня около часу ночи, мы были в пивной у Петра. Пошли туда после совещания у губернатора

— кто там еще был?

— на совещании? Были офицеры какие-то, я не помню

— не на совещании, а в пивной. Там были какие-то знакомые Хасса?

— кто-то был, не помню, я почти сразу ушел

— один?

— Вы же знаете, что не один. С фройляйн фон Бюлов

— и больше не слышали о Хассе?

— слышал, мы с ним созвонились. Он мне позвонил. Где-то пол третьего наверное. Я уже ложился спать. Договорились встретиться утром. Может вы скажете, что случилось? Зачем меня допрашивают?

В это время в комнату допросов зашел какой-то унтер и пригласил следователя к телефону….

Вольдемар остался один.

— Интересно, — подумал Вольдемар, — почему они схватили меня но допрашивают по поводу Клауса? Неужели они его раскололи. Хотя по линии поведения следователя не похоже. Он бы так в лоб и спросил. А речь идет так, как будто им нужно собрать информацию о Хассе.

Ну и Гретхен. Удивительная барышня оказывается. Судя по фамилии, наверняка какая-нибудь правнучка великого канцлера…

8

А правнучка, точнее праправнучка великого канцлера в этот момент разговаривала по телефону со следователем:

— Ну как он?

— говорит немного, я так понимаю, все что было

— долго его продержите?

— я думаю, еще часок другой. Дальше может уже аппарат гаулейтер прознает, придется выпускать.

— хорошо, подержите его сколько сможете, как отпустите, дайте знать. Позвоните ему

в квартиру, дайте два гудка и положите трубку.

— яволь, оберштурмбанфюрер!

Грета фон Бюлов повесила трубку и вернулась к своей задаче. Вся квартира Штольца представляла собой побоище. Как будто здесь побывали либо борцы сумо, либо группа мальчиков из киндергардена. Все книги и журналы валялись по полу, дверцы шкафов открыты, а ящички секретера вынуты…

— Должно же что-то быть, — думала Гретхен, — хотя сама не понимала, что она ищет.

То есть она понимала, зачем она ищет. По ее информации, Вольдемар был человеком Советов, хотя никто пока не мог этого доказать. Но Гретхен хотела в этом убедиться, чтобы использовать Вольдемара, а не сдать его гестаповцам. Поэтому и весь этот цирк с утренним задержанием и допросом. Она знала, что будут расспрашивать и про нее — сама попросила так сделать, чтобы не вызвать подозрения. А ей нужно было время, чтобы осмотреться.

Искать что-то компрометирующее на русском языке бессмысленно. Во-первых, это дом его отца и деда, которые были россиянами, и говорили и читали на русском — в результате действительно в шкафу оказалось несколько дореволюционных книг. Было много и всякой революционной макулатуры, включая две связки журналов Чиж и Еж, а также подшивка газеты Безбожник.

Похоже, сюда въехал какой-то большевик-интеллигент, у которого, видимо, Вольдемар потом квартиру и забрал. Хотя, может бывший хозяин и на фронте погиб.

Грета фон Бюлов только год назад завершила работу над операцией «Мадагаскар», за что получила орден Золотого Орла и благосклонность самого Бормана, после чего она была переброшена на «советский фронт». Рейхсканцелярия догадывалась, что Жуков вынашивает идею реванша. Нужно было предотвратить саму такую возможность. В Берлине предполагали, имея на то все основания, что без Жукова Советы воевать не будут. А значит нужно было убрать легендарного маршала, и Грета была одной из тех, кому была поручена эта задача.

По сравнению с ней, операция «Мадагаскар» казалась фройляйн прогулочным круизом. Чуть более пяти лет назад, когда ей было лишь 20 лет, Третий Рейх завершал переговоры с Великобританией и США о мирном договоре. Собственно, как и Советы, англичане долго не соглашались на условия договора, предложенные Германией. Причем ладно Россия, у нее забрали добрую часть европейской территории, но бритты же наоборот получили и французские колонии (не все, конечно), и Исландию. Так они еще планировали забрать часть португальских (Франко послал всех к черту и заявил, что захватит Гибралтар, если только маленькая английская туфелька ступит на территорию, которую он уже считал своей, т. к. Португалия была в 44м присоединена к Испании).

Но самым сложным вопросом, который долгие годы мешал подписать межанглосакский мирный договор, был еврейский.

После смерти Гитлера концлагеря были закрыты, и евреев вернули в свои гетто. Но Борман оставался поборником решения еврейского вопроса, пусть и не в окончательном варианте. Поэтому он начал переговоры о довоенном плане переселения евреев на Мадагаскар.

Грете еще было 10 лет, когда впервые переговорщики стали обсуждать великое переселение. В 1955 году, будучи лидером Союза немецких девушек и студенткой Геттингского университета, Грета фон Бюлов была привлечена сотрудниками Рейхсканцелярии в качестве переводчика (она выучила в Университете идиш, иврит, русский и, понятно, английский языки) к переговорам по проекту.

Предполагалось, что около 5 миллионов немецких евреев будут экстрадированы на Мадагаскар. После присоединения Франции к Третьему Рейху Мадагаскар стал так же его колонией, которой он готов был бы пожертвовать ради дела. Требования англичан и американцев просто запретить гетто рассматривались как неприемлемые.

Грета вместе с отрядом эсэсовцев и несколькими этнографами из родного университета, в составе делегации под руководство Альберта Шпеера полетела на Мадагаскар. Самое интересное, что представители Сименса и Круппа также отправились на этот остров, чтобы предложить разместить на острове несколько своих предприятий. Они понимали, что со временем Мадагаскар может стать интеллектуальным и промышленным центром для все Африки и хотели застолбить свои позиции.

Грета за месяц объехала со Шпеером весь остров и наметила места для размещения поселений. Чтобы внести элемент теплоты во все это начинание, решили дать поселениям имена европейских городов, из гетто которых будут переселять новых жителей: Варшава, Краков, Витебск. Понятно, что исконно немецкой топонимики не предлагалось.

По итогам поездки Грета и Шпеер подготовили для Бормана план, по которому немецкие промышленники вкладываются в строительство на Мадагаскаре поселений и производств с созданием 3 млн рабочих мест, а английское и американское правительства выделяют средства на переезд евреев на новое место.

Надо сказать, что прошло все как и планировалось. За три года почти 4 млн евреев были перевезены из своих гетто и обустроены на Мадагаскаре. При этом, Рейхстаг принял поправку в закон о перемещении еврейского населения, по которой любой еврей мог купить возможность остаться на европейской территории Рейха, если внесет в бюджет 20 млн рейхсмарок за каждого члена своей семьи и пройдет специальную комиссию по акцептации.

На момент завершения программы переселения в метрополии осталось 732 еврейские семьи.

Так как протекторат над Мадагаскаром у Германии сохранялся, Борман с легкой иронией учредил должность Прокуратора и назначил на нее Шпеера. По началу на острове разместили для предотвращения побегов отряд Ваффен СС, но потом оказалось, что всем тут нравится, на остров стали перебираться еврейские поселенцы из Палестины, и даже немецкие сотрудники индустриальных гигантов Третьего Рейха не только стали переезжать на Мадагаскар семьями, но и заманивать своих друзей.

9

Грета же покончила с островной эпопеей и переключилась, по заданию Бормана, на борьбу с СССР.

Здесь было все сложнее. И противник намного решительнее.

Она была уверена, что ГРУ прекрасно знало, кто она, а потому не могла сама поехать в Москву и заняться вербовкой агентов, способных выполнить главное задание.

Ей нужен был кто-то, кто легально мог бы подобраться к Жукову, не вызывая подозрений.

Сначала она подумала, что таким человеком мог бы быть Клаус Хасс. Она его знала еще по университету, хотя он был старше ее, он преподавал на ее курсе. Читал немецкую философию. Потом вдруг исчез и обнаружился уже в СС, где занимался обеспечением безопасности высших должностных лиц на присоединенных территориях.

Она несколько раз обсуждала с Клаусом возможность выполнения исторической миссии. Но потом он вдруг исчез почти на два месяца. Ходили слухи, что он отправился с секретным заданием на территорию Советов, но потом он вернулся. И кажется даже ее не узнал. Она с трудом заставила его вспомнить о разговорах, которые они вели ранее…

А вчера она встретила Штольца. Идеальный мужчина и кандидат на ее задание. Клаус ей успел сказать, что они с Вольдемаром собираются с посольством в Союз. Чем не судьба?

Но стоило его проверить, для этого Грета и организовала утренний визит из соседнего здания: с одной стороны, посмотреть, насколько парень психологически устойчив, а, с другой, дать ей время поискать какие-нибудь компрометирующие улики. Если бы они нашлись, с кандидатом Штольцом пришлось бы расстаться.

Гретхен продолжала перебирать белье и книги Штольца, осматривать все полочки и шкафчики, вскрывать бритвенные принадлежности и встряхивать полотенца….ничего.

В этот момент зазвенел телефон, она к нему рванулась, но после второго гудка он заглох.

Пора уходить, подумала Грета, но взгляд ее скользнул на журнальный столик, на котором стоял аппарат. Рядом с ним лежал маленький клочок бумаги. Сердце замерло.

На бумаге карандашом по-русски было написано: «Басков,12»

Глава 4

10

Клаус Хасс шел по коридору Гороховой, 2, где раньше находилось НКВД, а до нее ГУБ ЧК, а сейчас управление Гестапо по Восточным землям. Надо сказать, что штат сотрудников почти не поменялся. После заключения договора о перемирии, почти все синие околышки захотели остаться работать в штате немецкой тайной полиции, поэтому русский язык в этих стенах был таким же привычным, как и немецкий, и людей допрашивали и пытали по прежнему с матерком.

Клаус зашел в кабинет руководителя местного Гестапо группенфюрера СС Францу Хофману.

— Хайль Борман!

— о, проходите герр Хасс, проходите. Сегодня много о Вас говорили

— неужели? А я с гаулейтером только что говорил о Вас, точнее о Вашем ведомстве

— да? И чем мы так заинтересовали герра Гаулейтера?

— вы арестовали человека, которого Гаулейтер хотел отправить на важное задание

— не арестовали, а пригласили поговорить. Его даже не пытали

— а было за что пытать?

— ну Вы же знаете, герр Хасс, что повод всегда можно найти. Но времена уже не те, Гестапо стало вегетарианским ведомством, больше бумажки собираем, да на машинках печатных строчим.

— а где сейчас Штольц?

— в соседней комнате. Сейчас его приведут. — Хофман нажал на звонок, — приведите задержанного Штольца, — сказал он вошедшему порученцу

Через пару минут вошел Штольц. Увидев Клауса пожал ему руку и молча кивнул Хофману.

— здравствуйте Штольц, надеюсь, мои люди были с Вами вежливы?

— вполне, у меня нет никаких претензий, герр группенфюрер

— отлично, надеюсь, Вы не в обиде. Обычная формальность перед отправкой на задание. Мы должны были убедиться в вашей стойкости и преданности делу Рейха. Тем более, сами понимаете, Ваши связи с Россией не подлежат сомнению. Главное, чтобы они не переросли в любовь к Советам, или, что еще хуже, в несанкционированное сотрудничество с ними.

— мне кажется, я не давал повода.

— ну это Вам кажется, как я уже говорил, повод мы всегда можем найти. В любом случае, Вы свободны, герр Штольц, надеюсь, мы в этом здании с Вами больше не будем встречаться

Клаус похлопал Штольца по плечу:

— все, пойдем, надо уже собираться

Вольдемар и Хасс вышли из Гестапо и перешли дорогу

— там, наверное, Гретхен волнуется, меня забрали прямо при ней

— ооо, да ты, я смотрю, Дон Жуан

— ну, не то, чтобы, но так получилось. На самом деле и не было ничего. Просто погуляли и зашли ко мне попить кофе. А она уже и заснула.

Они поднялись на третий этаж. Дверь в квартиру Штольца была приоткрыта. Клаус расстегнул кобуру.

В квартире царил полный бардак: раскуроченные полки с книгами, разбросанные по квартире ящики от стола и секретера, кругом под ногами книги и журналы…

— ничего себе, — сказал Клаус, — поработали ребята на славу.

— наверное они и держали меня там, чтобы спокойно все обыскать.

В это время раздался телефонный звонок.

— Вольдемар, милый, ты дома! Я так рада, — звенел в трубку голос Гретхен, я убежала, как только тебя увели, я сейчас к тебе прибегу

— Не надо, не прибегай. Все в порядке. Мы с Клаусом и сейчас идем в Адмиралтейство.

— Майн Готт, ну позвони мне, как освободишься, я приду, куда ты скажешь

— Хорошо, чус, — Штольц повесил трубку и как будто задумался над аппаратом….

— Что-то случилось? — спросил Клаус

— Знаешь, мне кажется, пропало кое-что важное. И это лежало ночью прямо здесь

— Что важное?

— Бумажка с твоим прошлым адресом, ну в смысле с Гвоздевским адресом

— Чёрт, ладно, пошли

11

Они вышли из подъезда и пошли в сторону Адмиралтейства

Через полчаса в Гестапо, в комнате для прослушивания телефонных переговоров загорелась красная лампочка и большой магнитофон автоматически начал крутить бобины.

12

Подождав немного после разговора со Штольцем Грета оделась, вышла из дома и пошла в сторону Московского вокзала. У памятника Маннергейму она свернула налево, потом еще налево….вот он, тот самый Басков переулок, а вот 12 дом. Но что там может быть? Как искать в этом большом доме?

Она вошла во двор и огляделась по сторонам. Старые квартиры старого дома. Тусклые окна, слабый свет в колодце двора. Она смотрела по сторонам, скользила по окнам, выбирая, где же тот самый адресат с записочки Штольца. И тут она увидела занавески. Не тюль, не шторы, а голубенькие занавески. Они были плотно задернуты, хотя на третьем этаже что увидишь…

Мне туда — подумала Грета и вошла в подъезд

13

— Герр Группенфюрер, телефон в советской резидентуре заработал! -в кабинет начальника Гестапо вошел оберштурмфюрер Кренц

— Кто звонил? С кем говорили? О чем? Расшифровали? Распечатка есть!

— Вот, господин Группенфюрер!

Хофман взял распечатку и начал читать, а Кренц продолжал комментировать.

— Звонили полчаса назад. Голос мужской. Трубку взяла женщина.

— Фрау, мне нужна сиделка к моей тетушке, я звоню по объявлению, не могли бы вы посидеть с ней две недели, пока я не вернусь. Готов платить 5 рейхсмарок в неделю

— Хорошо, — ответил молодой женский голос, — адрес тот же?

— Да конечно, она уже вас ждет. Спасибо

— Спасибо, до свидания! — ответила женщина и повесила трубку

— Кто звонил? — спросил Гауфман, — вы узнали, кто звонил?

— нет, голос был приглушен, как будто говорили через платок, но интересно другое — звонок был сделан из приемной гаулейтера!

14

Еще раз пообщавшись с гаулейтером, познакомившись с будущим послом Рейха в СССР Кристой-Венфридис Шуленбург, кстати оказалась очень милой женщиной, Штольц поехал в Сименс.

Один из крупнейших германских концерном Сименс и Гальски в 1943 вернул себе все заводы Гитлерграда, которые еще Николай экспроприировал в 1914 м году с началом Первой мировой.

Они не стали переименовывать Электросилу и Завод турбинных лопаток, а Ленинградский металлический завод стал Гитлерградским металлическим заводом, как говорится, дешево и сердито.

Сименсовцы хотели бы вернуть свои предприятия и в Москве, — Электрозавод, ТЭЦ-1, ТЭЦ-2, — и, хотя надежды на это было крайне мало, готовили команду своих юристов и финансистов в обозе отправляющегося в СССР нового посольства. Это играло на руку Штольцу — у него была возможность раствориться в этом кагале, который планировал задержаться в столице России минимум на полгода. Ну и понятно, что такая делегация не может быть проигнорирована первым лицом страны, и хотя бы раз, но Вольдемар будет иметь возможность представиться Жукову официально.

Головной офис Сименса находился, как и у большинства других коммерсантов, на Маннергейм штрассе, в гостином дворе. Немецкие архитекторы слегка его преобразили, подреставрировали, нарастили два этажа и добавили югентштиля слегка. В общем, внутри был свет и простор.

Руководитель восточного офиса Сименса Фриц Хубер встретил Штольца у дверей своего кабинета.

— может, стаканчик шнапса?

— спасибо, герр Хубер, но мне кажется, рановато еще для шнапса

— ну, как хотите, я немножечко выпью, — сказал руководитель Сименса и налил себе стаканчик прозрачно-маслянистой жидкости, — итак, я со мной говорил гаулейтер, и я понимаю стоящую перед Вами задачу, герр Штольц. Думаю, мы сможем обеспечить Вам, как это у вас принято говорить, рабочую легенду, с которой вы успешно начнете взаимодействовать с русскими

— герр Хубер, располагайте мной, как сочтете нужным, я закончил Дрезденский технический университет, и плюс к этому говорю свободно по русски.

— это же превосходно, то что нам не хватало. Вы знаете, что до революции русские заказывали нам проектирование метрополитена, но потом большевики не захотели строить по нашему проекту, а позвали американцев. Сейчас Каганович строит новые линии метро и мы хотели бы их уговорить построить по нашему проекту, и закупить наше оборудование и вагоны. А еще большие планы на энергетику. Мы могли бы построить для русских атомные станции, у них есть опытный реактор, но таких проектов, как есть у нас, у них нет. Плюс наш альянс с фон Брауном имеет колоссальные перспективы. Мы могли бы построить у русских космодром где-нибудь в Казахстане и оттуда запускать ракеты. Вернер говорит, что это будет намного эффективнее, чем из Пенемюнде.

— герр Хубер, позволю себе заметить, что у нас нет даже мирного договора, а без него вряд ли сотрудничество в таком объеме будет возможным. И, как мы считаем, русские хотят получить Гитлерград обратно. Если это так, то вы и местные заводы потеряете. В России же нет капитализма. Там все народное.

— как жаль, что нам не удалось включить всю Россию в состав Третьего Рейха. Какие безграничные возможности перед нами тогда бы открылись. Вполне можно было бы построить скоростную железную дорогу от Ла Манша до Владивостока, а там и тоннель в Японию.

— боюсь, что мы так жестоко с ними воевали, что о включении вообще речь не идет, хотя мысль действительно заслуживающая внимания. Если бы мы во время войны относились к русским как к словакам или венграм, все могло бы быть по другому. Но ведь мы считали, что они немногим лучше животных. Ну, то есть не мы, а Адольф Гитлер, но мы ведь все молчали. Кроме разве что нашего гаулейтера.

— о, так Вы тоже, Штольц, считаете, что это фон Тресков его…?

— что бы, герр Хубер, Гитлер умер геройски от руки смоленских партизан, как настоящий патриот, — сказал Вольдемар и улыбнулся

— может все таки стаканчик шнапса?

— я бы вот от стаканчика шприца не отказался

Хубер приоткрыл дверь из кабинета в приемную:

— Бинди, принесите белого вина, минеральной воды и бокальчик для нашего гостя, два бокальчика. И позовите Гюнтера

— сейчас все будет в лучшем виде, Гюнтер вас введет в курс дела..

— благодарю герр Хубер

— для Вас просто Фриц, — сказал Хубер разливая принесенное вино по бокалам

15

Грета зашла в подъезд и огляделась. Все было бедненько и грязновато. Чувствовалось, что здесь живут одни русские. В немецких домах в парадных стояли цветы и стены, полы и потолки были ухожены. Она поднялась на третий этаж и прислушалась. За дверью играл джаз и жужжал пылесос.

Грета дважды повернула ключик механического звонка. Пылесос и проигрыватель выключили, дверь открыли, но на щеколде.

— Да? Вам кого? — на Грету смотрела молодая, лет 20 хорошенькая русская девушка

— Вы знаете, я ищу Вольдемара

— Аааа, Валди, его здесь нет, он редко тут бывает, — сказала девушка и густо покраснела, — может что-то передать, если я его увижу?

— Нет, не надо, не надо. Извините за беспокойство, — сказала Грета, развернулась и побежала вниз по лестнице, — бабник! — подумала она со злостью и легкой ревностью, — уж лучше бы он оказался шпионом..

Глава 5

16

В связи с отсутствием прямого сообщения между Гитлерградом и Москвой решили ехать на машинах. Семь Майбахов Цеппелинов, четыре мерседесовских автобуса на 24 человека каждый, восемь Хорьхов и два Опель-Кадета — вот такая кавалькада покинула город первого июня.

Клаус и Вольдемар сидели в одном 859-м Хорьхе. Вольдемар за рулем, Клаусс на пассажирском сиденье, на заднем диване были сложены их многочисленные чемоданы. Так как было плюс двадцать, Вольдемар откинул крышу и наслаждался ездой.

Отъезду предшествовали относительно короткие сборы, с момента посещения Гестапо прошло три дня, во время которых за Вольдемаром неотступно следовала Гретхен, которая, похоже, решила захомутать нашего Штольца.

Впрочем, сам Штольц был не против. Все таки уже 45 лет, пора бы и семьей обзавестись, если бы не предчувствие безоговорочной капитуляции сразу после ратуши. Гретхен оказалась весьма властной барышней, которая, во-первых, потребовала объяснений, что за шлюха живет в Басковом переулке,12, и давно ли Вольдемар за ней ухлестывает, а во вторых, потребовала взять ее с собой в Москву.

— со шлюхой удачно получилось, — подумал Вольдемар и мысленно поблагодарил Клауса-Гвоздева, который придумал этот трюк с телефонисткой советского посольства.

Что касается поездки в Москву, то тут Вольдемар нашел было стопроцентную отмазку, что, мол, состав делегации определяет не он, и вряд ли он может как-то повлиять. Но Гретхен умудрилась связаться с будущим послом и та волшебным образом просто взяла ее в свою свиту. Так что в данные момент Грета фон Бюлов тоже ехала в Москву, но в первой Майбахе, вместе с Кристой-Венфридисой Шуленбург.

— что ты думаешь по поводу Гретхен? — спросил он у Клауса

— знаешь, я ведь чуть с ней не спалился. Оказывается мы с ней учились вместе в Геттингенском университете. И я даже ее позвал сюда, в Гитлерград. Вместе с Анной-Марией.

— да, действительно, кто бы мог знать

— ну мы предполагали, что могут проявиться многочисленные связи, которых я не знал и не мог предугадать. Но чтобы вот так.

— и как ты отбоярился?

— да сказал всем, что была сильная контузия во время задания, провалялся в каком-то госпитале, и мало что могу вспомнить.

— родителей-то хоть помнишь?

— своих-то? Конечно

— не своих, а Клауса Хасса.

— да, Ганс и Вальдрауда. Слава богу, они уже на небесах, как мне сказали в разведке, а то ведь по закону подлости наверняка с ними бы встретились.

— да, тебе уж точно на это везет, — оба захохотали

— слушай, как к тебе Гретхен привязалась, смотри, как бы не стать отцом.

— ну я-то не против, только не уверен в искренности Гретхен. Ты представляешь, это ведь она взяла записку с твоей явочной квартирой. А еще и сходила туда сама. Потом мне устроила сцену ревности… И все равно, что-то не то: обыск, допросы, проверка квартиры. Подозреваю, что это она все организовала. Не уверен конечно до конца, но что-то мне подсказывает, что это так

— слушай, ну может просто влюбилась баба и решила проверить тебя, она же все-таки не простой кадр, как выясняется. На хорошем счету у самого Бормана. Да и Золотого Орла не всем дают. Думаю, в этой кавалькаде только один кавалер этого ордена — твоя Гретхен.

Караван проехал Колпино и подъезжал к советско-германской границе. Издали была видна четырехметровая стена из голландского серого кирпича, уходящая вдаль в обе стороны от КПП, над которым развевался флаг со свастикой, а за ней, на расстоянии полукилометра просматривалась такая же стена, но красная, с красным флагом на КПП.

Немецкий досмотр прошли достаточно быстро, хотя диппаспорт Вольдемара изучали даже излишне внимательно. В общем-то, он получил его только вчера, хотя был уверен, что паспорт не фальшивый.

— проезжайте! — Пограничный полицейский махнул и для Хорьха открыли шлагбаум, первые машины посольства уже проходили советский контроль.

Они стояли уже сорок минут, а машина посла все никак не двигалась с места. Остальные машины уже проверили и все сидели, пребывая в неведении, что же происходит.

Наконец, Вольдемар вышел из машины и пошел в сторону русского КПП.

— вернитесь в машину, — приказал советский пограничник, — немедленно

— я только хотел узнать, что происходит

— вернитесь в машину, здесь запрещено свободное передвижение, проедете границу, узнаете

Вольдемар вернулся и сел за руль. В это время из головной машины вышла Гретхен и два пограничника повели ее в здание КПП. За ней вышла фрау посол, а следом из второй машины четыре охранника посла. На двух вышках пулеметчики явно нацелились на охранников, а из КПП вышло шесть пограничников с немецкими овчарками и доберманами.

Со стороны немецкого КПП раздался звук моторов — это стремительно приближались солдаты на мотоциклах BMW с коляской. В обще сложности человек сорок. Назревало нешуточное столкновение.

Так как пограничнику, осаживавшему Вольдемара приказали подтянуться к советскому КПП, его уже никто не сдерживал в порыве подойти к посольской машине. Штольц вместе с Хассом оставили свой кабриолет и бегом пустились на помощь Гретхен.

Когда они вошли в помещение советских пограничников, они увидели, что в глубине зала какой-то советский офицер, похоже майор, на повышенных тонах разговаривает с германским послом, а поодаль, под конвоем, стоит Гретхен.

— что случилось? — спросил Вольдемар стоящего рядом руководителя делегации Сименса

— да вроде бы хотят арестовать фройляйн фон Бюлов, говорят, она разыскивается как нацистский преступник

— какой преступник?! Ей восемь лет было, когда война закончилась, да и потом, мы же здесь все с дипломатическими паспортами

— ну, какие для Советов дипломатические паспорта у фашистов?! О чем Вы, Штольц?!

Мимо них к машине прошла фрау Шуленбург. Охрана двинулась за ним.

— соедините по рации с Борманом, — услышали соглядатаи ее распоряжение.

Полчаса все просто ждали. Гретхен дали кресло, налили стакан воды. Она улыбнулась Вольдемару, который не мог оторвать о нее своего взгляда. Похоже, влюбился — подумал он.

Через полчаса телефон на столе советского майора, который устроил всю эту заварушку, зазвонил.

— Майор Кудашев! Да, товарищ Маршал, — глаза майора округлились от осознания того, с кем он сейчас разговаривает, — так точно, товарищ маршал, виноват, товарищ маршал, слушаюсь, товарищ маршал, — он опустил трубку и пахнул рукой конвою, — пошли вон, пропустить всех!!!

Гретхен вскочила и словно фея подбежала к Вольдемару и чмокнула его в щеку:

— твою милую чуть не арестовали жуткие русские, ты переживал?

— Гретхен, я уже был готов тебя отбить у конвоя

— ммм, ты мой герой, — сказала она и полетела в машину посла.

Все расселись по своим лимузинам и колонна тронулась.

— Ну вот, мы и в СССР, — сказал Клаус, когда их машина проехала шлагбаум.

17

Через два часа посольская машина стала к обочине и охрана подала сигнал всем припарковаться.

— решили сменить водителей, — пояснили они, — если у вас есть в машине, кто может сменить, поменяйтесь, — если нет, может кто-нибудь из охраны сесть за руль

В итоге охранники не потребовались, все разобрались внутри каждого экипажа. Клаус сменил Штольца и они двинулись в сторону Москвы.

Не проехали и двух километров, как впереди раздался взрыв

— Майн Готт — машина посла подорвалась, закричал Вольдемар, -дави нажал на газ, -они поравнялись с посольской машиной, которая была объята огнем. Вольдемар бросился к Майбаху и открыл заднюю дверь. Госпожа Шуленбург лежала вся в крови с разбитой осколками головой, Гретхен тоже была без сознания, в порезанном стеклами платье, но, похоже, живая.

Штольц вытащил Гретхен из машины. Повсюду слышалась стрельба. Охранник посла делал попытки привести свою начальницу в чувство, но в этот момент ПТУРСа пробил машину, разметав ошметки Майбаха и находящихся радом людей.

Штольц с Гретхен скатился за обочину и пополз в сторону леса, подтягивая за руку тело любимой подруги.

Минут через 15 бой затих. Потом раздалось несколько одиночных выстрелов и коротких очередей.

— добивают, видимо, — подумал Вольдемар. — ужасно, что сейчас вообще не темнеет. Не спрятаться никуда.

Вольдемар подождал еще немного и снова пополз. Добравшись до леса, он встал, закинул Грету на спину и пошел вдоль дороги в сторону Гитлерграда. Штольц не представлял, как он переберется через границу, но других идей пока не приходило.

Ужасно хотелось пить, но из луж было рискованно. Наконец, он увидел какой-то ручеек, чуть пройдя против течения обнаружился родник. Вольдемар положил Гретхен и упал на живот… он жадно пил из родника, одновременно умывая лицо, глаза, потом снова пил. Холодная вода потихоньку возвращала силы. Он подтянул девушку поближе и стал обтирать ее водой. Лоб, щеки, шею, губы… потом поцеловал ее и снова горстями стал поливать воду ей на лицо.

— Надо как-то напоить ее, — подумал Вольдемар и зажал Гретхен нос, поднеся одновременно ладошку с целебной водой к ее рту.

— Ты что, я же задохнусь!!! — закричала Грета, открыв глаза

— Ура! Ты жива! — воскликнул Вольдемар и крепко обнял свою возлюбленную.

В этот момент что-то твердое и холодное, похожее на ствол автомата, два раза стукнуло Штольца между лопаток.

— Ну что, фриц, ханде хох!

Глава 6

18

Клаус, хотя, какой он Клаус, если он, во-первых, один, а, во вторых, на территории Советского Союза, Виталий Гвоздев, жал на газ. Он видел, как от снаряда разворотила посольский Майбах и потерял всякую надежду найти кого-то живым.

— что за идиоты? Партизаны какие-то… им что, никто не сказал, что война уже 17 лет как закончилась, — думал Гвоздев, ускоряясь в сторону Москвы.

Но до советской столицы еще было 600 километров а до Новгорода 60. Новгород, как и Ленинград остались на территории Рейха. Для старинного ганзейского города это было возвращением в родную гавань. Он еще помнил, на генетическом уровне городского сознания, как в 1569 войска Ивана Грозного уничтожили почти все население… но те, кто остались, передали память потомкам.

Может поэтому город благосклонно принял переход под германское покровительство. Рейхстаг, который начал вновь собираться с конца 1943 года, придал ему, как и Пскову, статус вольного города, то есть Новгород стал самостоятельным субъектом Третьего Рейха. Благодаря автономии, им руководили исключительно местные новгородцы.

Подъезжая к Новгороду, который был за красной пограничной стеной, Гвоздев решил заехать на КПП, позвонить в Ставку. Но пройти на КПП оказалось не так то просто.

— Стой, стреляю, — раздался окрик на подъезде к пограничному пункту. Навстречу вышли два красноармейца с винтовками с пристегнутыми штыками.

— Братцы, я свой, капитан второго ранга Гвоздев. Мне нужно доложить в ставку, Жукову!

— Видим мы, какой ты Гвоздев, фриц недобитый, — кричали красноармейцы.

Действительно, Гвоздев же был в форме эсэсовца. А так как сейчас очень многие русские по ту сторону стены работали на немцев, ну, или собственно, на свою страну, которая была частью Третьего Рейха, то понятно, что Гвоздеву оправдаться в таком наряде было трудно.

— Руки вверх, немчура проклятая! — караульный подошел к Гвоздеву, вывел его из машины и толкнул его в спину — пшол!!!

Так или иначе, но маленькая мечта Гвоздева сбылась — они пришли на КПП, только его сразу затолкали в небольшую камеру и закрыли за ним клетку на замок.

— посиди здесь, гаденыш, а мы пока доложим начальству. Может, разрешит тебя расстрелять, тогда я за тобой радостно приду! — красноармеец сплюнул через решетку в сторону присевшего на шконку капитана второго ранга.

Минут через двадцать пришел другой красноармеец и вывел Гвоздева в коридор.

— Вперед, руки за спину, быстрее!

Они прошли до угла, свернули и сразу вошли в кабинет начальника погранзаставы.

— Присаживайтесь. Петров, свободен! — сидевший за столом майор был крайне учтив