Что, если ты сделал неправильный выбор?
Что, если ты никогда его не сможешь изменить?
— Твой отец мог бы и не курить при ребенке. Неужели так сложно потерпеть пару часов?
Весь в своих мыслях, Рейд молча продолжал раскладывать вымытую посуду по шкафчикам.
— Каждый раз прошу тебя поговорить с ним! Да и сколько можно травить себя? У него еще и астма! Ему втройне противопоказано. Рей, ты слышишь меня?
— Он взрослый человек. Я не могу каждый раз отчитывать его, как ребенка, — Рейд посмотрел на жену, вышедшую в одних кружевных трусиках из душа.
— Это твой отец, неужели тебе все равно?
— Не начинай, Ли, — нахлынувшее возбуждение и разыгравшаяся фантазия разбежались точно от ушата ледяной воды. — Ему давно за полтинник, и он сам вправе выбирать, что ему важнее.
— А мы вправе выбирать, что важнее для нашего ребенка! И я не хочу, чтобы на нашу малышку дышали этим отравляющим дымом! — она вновь выглянула из ванной комнаты уже в голубой, просвечивающей соски футболке. — Двадцать второй век, а он все еще ходит с этими палочками смерти. Купи уже ему эти миражсмоки. Или как их там? Я видела у Сьюзен, даже цвет и запах дыма можно менять.
— И вкус. Я уже предлагал, — раз за разом раздражение сменялось возбуждением и наоборот.
— Дай угадаю.
— Для него это не настоящее — имитация, — его рука безумно зачесалась, когда в очередной раз перед глазами мелькнула попка с тонкой полоской между ягодицами.
— А разве не для имитации они и созданы?
Рейд сглотнул и шумно сложил в еще одну стопку посуду.
— Он сказал, что только после того как разведется с мамой и возьмет в жены одного из моих роботов, он будет сосать эти гребанные лампочки.
— У тебя вся семья упрямых… — она оборвала себя на полуслове.
— Кая проснулась. Может…
— Я сама, — сказала Лирель.
— Будешь чай?
— Не знаю еще, — она вытер
