Николай Валерьевич Грицай

Хронос

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Николай Валерьевич Грицай, 2018

Роман в трех частях о юном Шерлоке и его друге Хиспе, жителях мегаполиса будущего, возжелавших изменить прошлое, попав в него с помощью чудесной машины, созданной гениальными умами, однако используемой по стечению обстоятельств для развлечений. Юношеский максимализм и молодая страсть заставляют друзей отправиться в небывалое и рискованное путешествие на задворки механистического мира будущего, полного опасностей, где можно потерять самое главное — жизнь, еще до начала осуществления задуманного.

16+

ISBN 978-5-4493-5905-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Хронос
2. χρονοσ (Хронос)
3. Часть первая
   1. Пролог
   2. Глава I Под тяжестью мечты
   3. Глава II Нежданное пополнение
   4. Глава III Они пропали!
   5. Глава IV Яркой ночью
   6. Глава V У подножия Вселенной
   7. Глава VI Ну наконец-то… О нет!
4. Часть вторая
   1. Глава VII Эра Хроноса
   2. Глава VIII Принимает Президент
5. Часть третья
   1. Глава IX По ниточке к звездам
   2. Глава X Неполученное удовольствие
   3. Глава XI Командовать будет случай
   4. Глава XII Капитан
   5. Глава XIII Больше чем правда, меньше чем откровение
   6. Глава XIV Не геометрические пересечения
   7. Глава XV Последнее разочарование
   8. Эпилог

В чужом саду не рву я яблок

Пытаюсь сам выращивать я их!

χρονοσ
(Хронос)

Часть первая

Пролог

Не все существующее ценно экзистенциально, и не все кажущееся туманно, бесплотно и не воздействует на живущую природу, осознающую, свою живость. В этом главный принцип, скрытый под разными именами, но интуитивно приятый многими, если не всеми людьми. Спор возникает лишь насчет наименования. А это конечно, мелочи. Главное, чтобы сохранялась связь с естеством. Слово — потерпит и уступит место вечности, в которой ничего не нужно, кроме созерцания и чего-то по-настоящему вечного, не могущего истлеть на середине пути к бесконечному.

Если положиться на конечное, видимое, останется привкус подмены и ложного ожидания. Истина останется во тьме, непознанная, ожидающая своего Колумба, не убоявшегося трудностей и путем определенных манипуляций, дерзнувшего вызволить ее как принцессу из заточения в замке чародейки путаницы, окруженного рвом неверия и неведения, в чем и заключается основная трудность, иногда не разрешимая для большинства. Трудность исчезает, если потратить несколько квантов бесценной энергии, данной нам всем от века, словно заплатив цену за билет, и тогда сам путь будет легким, и даже приятным. В этом многие согласятся, прошедшие его от начала и до той точки, где они сейчас находятся. Конца у него нет. Даже смерть здесь бессильна — она лишь граница, путь продолжится и после нее. Но страх ее отвращает от пути и сбивает часы жизни — нам кажется, что тратить время на неизведанное, не гарантированное и смутное мечтание, просто кощунственно, уходя с головой в иные заботы, что не стоят даже мгновения из данной нам жизни. Зачастую этот парадокс решается сгоряча, быстро и однозначно в пользу внешнего состояния. И еще чаще по образцу, предложенному большинством, навязавшим свою волю, приучившим соглашаться с безликой массой в сто глоток, машинально, по умолчанию, без внутреннего обсуждения с тем, что заложено как громкоговоритель у нас внутри.

И главный страх этого мира даже не в том, что могут появиться мысли о таких состояниях, а в самом наличии их от рождения. Дестабилизирующие, они наносят урон, конечно, устойчивости, к которой стремится цивилизация, как гарантии бесконечного развития и накопления, но только в ощутимом прикосновением мире, а не мире иллюзий. Все истое должно быть потрогано, опробовано и расставлено на свое присущее место в системе ценностей. Тут система. Она довлеет и имеет свои критерии. Строгий подход и фильтр оснований, помогает основной задаче. Время проверяет решение относительно того или иного факта. Важная задача ложно поставленная — правдиво и всецело объективно расставить рейтинги вещам, даже тех, которые к вещам никак не принадлежат. Осознать их, охватить и выделить заслуженное место среди других сущностей, опробованных и подтвержденных прикосновением руки ли, вивисектирующего разума — наша задача.

К еще большему несчастью общества, подлые мысли как реакция на процессы, прячущиеся глубоко внутри человека, вспыхивают слишком рано, на заре жизни, мешая развиться, приспособиться к реальной жизни, уводя в мечты. Распознать их и вылечить ответом, или же запретить под страхом остракизма, — вот основное правило «человеколюбия» в нашем мире, выработанное на протяжении многих времен и ценой множества жизней. Для этого нужно заглядывать в души, чтобы видеть. Но они так и остались потемками, недоступными науке и порождениям ее — технике. Впрочем, состояния интоксикации вредными парами, поднимающимися из глубин первородного, видны бывают особенно ярко в поведении и устремлениях людей. А еще в глазах. Это — вообще все выражающее зерцало состояний! Но мы уже не смотрим в глазах, но больше на часы.

Именно таким свойственным почти всем молодым людям бедам подверглись юные, окончательно не созревшие для принятия судьбоносных решений души молодых людей, давно друживших и занимавшихся в одной школе. Беда же заключалась в том, что они увлеклись пустотой, наличностью, взятой в кавычки общественных ценностей. К свершениям позвала природа, они откликнулись достойным рвением, но попались на крючок недостойной истинного подвига идеи и технического воплощения.

Глава I Под тяжестью мечты

Об одной молодой, но очень умной голове, и о том, что бывает в ней, если ее слишком рано посвятить науке, а равно и о другой не менее светлой, но набитой соломой юной голове.

Двое молодых людей, обутые в огромные ботинки на толстой подошве шлепали по безжизненному, лужистому, влажному бетону глубокого колодца, где стенами по обе стороны приходились высокие строения, теснившиеся друг к другу почти без зазоров. На дне колодца не было, не могло и не должно было быть жизни. Лишь путь неизведанный вперед, или назад, к обыденщине и смирению. Ничто не способствовало живому на этой глубине, пусть и поверхностной, и не сохраняло жизнь. Архитектор этого адского места знал о запретной зоне для пребывания живых существ у подножия башен, граничащих с границей города, поэтому постарался как можно меньше тратить сил и вдохновения на то, чтобы разработать сколь либо приемлемый дизайн и форму низов, фундамента, по крайней мере, не уничтожающих немедленно случайно забредшие в лапы его творения живые существа. В общем, учтя закон, он не учел главного — настоящая жизнь сама выбирает куда ей идти, и предсказать этот путь эволюции невозможно, и выбирает она, как правило, именно самые неожиданные маршруты с осложнениями. Такова настоящая жизнь, все остальное — приспособление. И вот живые, трепещущие теплом, мечтами и мыслями существа опустились на дно человеческого творения — в непредназначенном для себя месте жизнь возгорелась двумя почти заблудшими тенями, что плелись наугад в сумрачном тумане, находясь в русле длинной изгибающейся руки-улицы.

Сверху в дымке проплывали смыкающиеся соединительные мосты половинок зданий. Внизу казалось, что вверх взмывали два ряда зданий. Однако это было не так. На самом деле это были множество разный строений, одинаковых лишь тут, внизу, где их никто никогда не видел и не должен был. Здания, разделенные книзу на две опоры, сливались мостами поочередно через равные промежутки где-то гораздо выше, оставляя лишь небольшое расстояние между каждым из соседних строений. Вся красота современной архитектуры, если таковая была в пограничных бедных кварталах, начиналась от жилых уровней. В нулевых уровнях зданий обитали механизмы. Обслуживающим сотни тысяч людей механизмам было наплевать и на туман, и на одинаковую серость и вечную мглу низа. Механизмам некогда любоваться — они заняты, помогая орде людей живущих в колоссальном кондоминиуме чувствовать себя свободнее в этом вечно занятом мире.

Удивительно, но здесь внизу подозрительно мало мусора и хлама, коего накапливалось достаточно в других более оживленных кварталах города. Жизнь одухотворяла собой жилые ареалы обитания, загоняла в нору тоску и уныние, но приносила также с собой сор и кое-что крупнее, что, кажется, останется нашим предкам в виде окаменелых остатков нашей цивилизации. Здесь же, в виду отсутствия людей, все было так, как оставлено строителями после заложения и возведения башен. Удивительная реликтовая сохранность — хоть музей открывай. Стыдно было даже фольгу-обертку от завтрака бросить! Впрочем, люди не хотели оставлять следов, да и фантиков у них не было лишних. Несколько миль однообразного «порядка», тишины и случайного, неожиданного, проникающего глубоко под одежду и кожу спины выдоха очистительного фильтра где-то в дымке позади, сбрасывавшего лишнее давление, и скучной стройности подножия зданий, быстро наскучили и заставили обратить внимание на другие феномены дна города без жизни, где она была запрещена законом. Тут ютился тусклый мир разбавленного серого света. Приходилось присматриваться, чтобы хоть что-то увидеть уже в десяти шагах впереди себя. Все одинаково серое, обесцвеченное. Тут можно было целую армию спрятать, и никто бы не заметил, даже сам генерал, командующий ею. По мере движения, постоянно выплывали из темноты чудные очертания различных приборов и приспособлений, во мгле порождавших дивные фантазии и ассоциации.

До окон первых этажей очень далеко, высоко. Фундамент окраинных строений поднимается вплоть до нижней границы тумана. Даже желтый, знойный свет Светила, фильтруясь сквозь сотни футов его, скучнеет, и становиться серым. Иногда кажется, что свет, стекая по мрачным, черным от времени, извечно сырым стенам глубоких колодцев высоток, набирается унылости еще и от них. В итоге даже на ту высоту, где уже обитают первые люди, он приходит, несмотря на скорость, с какой падает с небес, уже грязным и безликим, теряя все предназначенные для человека радость, тепло и цвет. Про грязное дно и вовсе говорить нечего. Но со временем ко всему привыкаешь. И даже от яркости и желтизны света хмуришься, если удается вырваться из плена тумана, — скрываешь глаза, прячешь их за линзами стекол — больно с непривычки. Анормальность становится нормой, первичная норма забывается. И что такое норма? Лишь сглаженный временем скачок изменений, приведенных к удобоваримому основанию, годному для общего восприятия и согласия. Раньше норма была жить на третьем этаже — солнце и там мешало спать, мозоля глаза, теперь на сто третьем. И все равно, кажется низко, ибо туман уже и туда подбирается. Растем вверх, как того и хотели, впрочем, преследуя иные цели, такие же туманные, уходящие в совершенно необозримое будущее. Экономика в душах наращивает этажи один на другой, словно желая добраться до небес таящих главный клад, коим желают завладеть все без исключения. Так обезьяна в старом опыте, складывает кубы, добираясь до банана. Чем мы хуже? Мы тоже растем, но на своем уровне, у нее предел банан, у нас …! Сколько еще всего не раскрыто? Там, высоко вверху, в облаках сизого пара, скрывается Клондайк благодатей, которых, есть надежда, будет достаточно всем.

Унылое созерцание и молчание путников, вызвало мысли к жизни. Погасить их, заглушить речью некому, развлечься тоже нечем. Люди шли молча, иногда поглядывая вверх, куда вздымались начальные фундаментальные, уступами уровни, смыкаясь надо головой, сцепляясь исполинскими лапами друг за друга. Из бетона в стенах торчали различные трубы, разного калибра и формы, изогнутые, уходящие под землю и в туманное небо. Висели приспособления для замеров атмосферы и другие необходимые обслуживающие приборы. Вся остальная поверхность стен была лишь из ровного, приглаженного крепчайшего бетона, бросаясь в глаза квадратами и острыми углами правильной формы.

«…В этом мире все для богатых. Везде им есть проход и дорога ко всем наслаждениям. Даже тем, мелким, о коих мечтают бедные и о которых они догадываются своим скудным воображением. Даже тем, кои и наслаждением пошлым вовсе не являются, а чуть ли не потребностью сердца и зовом души у мечтателей. Но мечтатели нервно наблюдают как их ниши занимают другие, пресытившиеся, те, что лезут не в свое место и в итоге ничего кроме отрицательных эмоций не получают. Что же, таков закон жизни и его не изменить. Впрочем, изменить можно, или даже обойти. В обход. Конечно, такие решения самовольные и чреваты последствия попадания в руки закона, что нынче ну уж очень строг ко всяким нарушителям. Нет былой терпеливости и личностного исправительного подхода к каждому преступившему его ревностно охраняемый порог в надежде на снисхождение и оценку деяния соответственно содеянному. Но! Так было раньше, теперь когда совершается много, а готовых преступить порог еще больше, — число почти равное количеству жителей Метрополиса — то уже не до милосердия — тут как бы удержать весь мир от содрогания в коллапсе преступлений и самодозволенных наслаждений. А ведь эти чертовы богатые и тут виноваты, да и вообще во всем виноваты, — они своими выходками, иначе и не скажешь, побуждают к правонарушениям таких же людей как они, только бедных, повергнутых в пучину зависти и страстного желания от созерцания жизни богатых, готовых, на что угодно лишь бы достичь той же Нирваны, как и их видовые родственники. Однако и тут у бедных нет спокойной жизни. Казалось бы, — решился нарушить закон, ну и пусть! Но в черной бездне души встает вопрос — нарушить, чтобы получить удовольствие, побаловаться, снять напряжение, или нарушить чтобы сколотить состояние, «работая» на перспективу? И то и то одинаково горестно и тяжело для честного человека, привыкшего в силу воспитания и душевной конституции к выполнению нормативных правил, а также правил морали и нравственности. Что уже говорить про тех, кто даже и без наличия законных регуляторов и запрещений готов жить по полученным от дедов заветам?

И все же новое время ставит новые задачи перед так и не окрепшей душой современного человека, что кажется, стал не сильнее за несколько тысяч лет по отношению к порокам, а наоборот слабее. Многие религии, пытаясь исправить человеческие единицы целыми народами впадающие во грех, так и не добились ничего. И это несмотря на всю разнообразность подходов. Вот еще вопрос — зачем исправлять с помощью религии то, что было создано самим Богом, как они утверждают. Нонсенс! А не подумали ли вы, уважаемые богословы, что сам наш Создатель сотворил нас такими слабыми и поддающимися? Мысль же о том, что он просто не доработал, как не предусматривают всего наперед люди, не берусь утверждать, поскольку это постыдно даже для такого атеиста… (пауза — прислушался к небесам — тихо; ни грома, ни молнии нет!) как я…»

Подобные мысли одолевали молодого человека, что шлепал своими тяжелыми, но непромокаемыми ботинками по грязи самой крайней улицы Метрополиса Лондона — улицы Величия Нации. Тяжелый рюкзак, такой же черный как ботинки и надутый как пузырь, распух от заготовленных припасов и необходимых вещей. В нем поместился, кажется, весь хозяйственный супермаркет, где были скуплены фонарики, аккумуляторы, ножи, компасы, инструменты и пр. хлам. Движение сковывали также утепленная синтетикой куртка, на чьей рекламной вывеске гласило, что она сохранит тепло даже в космосе. Что за не двузначный намек! Естественно, куртка тут же была куплена. Впрочем, космос был далеко и высоко, и в него еще нужно было попасть. А на улице Величия Нации, не знавшей как и космос дневного света Солнца из-за высоченных халуп бедняков, было не так уж прохладно — тут дышали тысячи, сотни тысяч жильцов, что вдыхали химический яд этого района, а выдыхали безжизненную смерть, не могущую быть использованной для дальнейшей жизни. Пот стекал и по лбу из-под утепленного головного убора, и по всему телу, скованному термобельем, к тому же голову стягивали поднятые на лоб альпинистские очки, призванные защищать от яркого блика снега. Хотя снега уже давно не было нигде на Земле, они все равно еще выпускались. Опять-таки для богатых, ибо у них был снег и горнолыжные курорты в закрытых помещениях с чистым воздухом. Купить их — это было словно прикосновение к роскошной жизни. Само же вторжение в обитель богатства все еще ожидало молодых людей впереди. В общем, пока они добирались до желаемого, свои рожи показывали обычные непроходимые трудности на такого рода путях. Тут главное не отступить от мечты, добраться. И отделаться лишь потом и потерей лишних килограмм, наеденных перед виртуальным учителем физики — было делом плевым. Можно, конечно, раздеться, но тогда увеличился бы вес поклажи, а нести на себе хоть и неприятно, но обманом казалось легче.

Вспомнив о напарнике, то есть что малолетний мыслитель не один в этом походе, а со своим лучшим другом детства, если стремительное взросление в этом мире можно назвать детством и юностью, шедший вторым молодой человек поднял взгляд и посмотрел вперед — где в двух шагах плелся шатающейся от груза походкой друг. В полутьме нельзя было различить деталей и на нем. Лишь качающийся в такт шагам силуэт плюхал в лужи и вязкую тонкую пленку жижи. Бесформенный рюкзак портил его вид издалека, особенно сзади. Первый нес продукты и другие вещи, а второй — тяжелейший инструмент, без которого осуществление мечты стало бы невозможным.

— Шерлок, — позвал вдруг тихим голосом тот паренек, что плелся первым.

— Что Хисп? — так же тихо отозвался молодой человек, шедший вторым, гуськом за первым. Переговаривались не останавливаясь, бредя возле слизкой стены, покрытой испарениями дыхания миллионов людей.

— Может пора? — спросил тот, которого назвали Хиспом. Шерлок же осмотрелся вперед, вбок и ввысь.

— Нет, — сказал он. — Сначала пройдем этот квартал, и хотя мы возле стены справа, значит можем быть видны слева! Как только закончатся служебные нижние окна, тогда можно будет. Это будет скоро… Сейчас уточню.

Достав часы, прикрыл их рукой чтобы циферблат не светился звездой во тьме. И хотя никто и никогда не выходил на эту часть домов с видом на эту забытую даже крысами улицу, решил перестраховаться — могло вестись наблюдение. Недаром же попутчики отказались от комфортнейшей поездки на такси к месту переправы на остров, — все лишения ради конспирации. Теперь же засветиться в прямом смысле слова не хотелось, ведь их окружали многие тысячи людей, что были отделены лишь стенами.

Взглянул на часы, где на экране горели буквы и цифры, ярко оповестившие:

«Личный хронограф Шерлока Эсперсона… Дата: 3.112 (-7656). Особых пометок нет. До случая совершеннолетия — 127 оборотов. Независимое время страны Синее, зависимое — 4/125. Локальная ошибка — улица\маршрут не найден на карте времен…»

Остальное не интересовало Шерлока, он снова взглянул вверх на темные окна, спрятал часы и догнав попутчика, потянул его в ближайший проулок за шиворот. Дорога, ведущая к острову, лежала параллельно улице Величия Нации, поэтому теперь чтобы подкрепиться можно было свернуть на нее. Как только прошли проулок, странники вышли на глухую улицу, а точнее направление, длинное как жизнь некоторых бесполезных людей, одним боком упиравшееся в воды Моря, утонувшие в тумане, а другим в задники высоток, мрачных и слизких, без окон. На эту сторону выход был запрещен даже взглядами.

— Теперь я понимаю почему ты, наш штурман, выбрал более опасный путь через улицу Величия, а не этот. Там хотя бы идти можно. А здесь… — усмехнулся Хисп, говоря во весь голос, ибо тут их не мог слышать никто, разве что из моря подслушивали те нелепые монстры, что по рассказам желтой Скайньюс Трибьюн водились именно в этой части Метрополитанского Моря.

— С нашей поклажей мы бы и трех шагов не сделали на этих булыжниках и ямах! — ставя рюкзак на большой камень, и чувствуя облегчение, сказал Шерлок. Он достал переносной нагреватель и стал готовить нехитрый ужин, в духе спартанских воспитанников. Да, еще долго нужно было идти, и еще длиннее путь назад. Поэтому, не имея возможности взять с собой весь склад продуктового магазина, приходилось экономить. Но друзей кормила мечта, так что они не были в обиде.

Освободившись от груза и подкрепившись, решили сделать небольшой перерыв, поскольку путь по такой дороге, безымянной и никому не нужной, мог забрать не просто много сил, а вообще их не оставить. Расселись возле камней, разглядывая окрестности. Вверху справа виднелся воздушный мост Диаболо, по которому неслись яркие звезды-огни вагонеток грузовых и пассажирских составов. Но не это интересовало друзей. Они смотрели еще выше, там, где уже на стремительно темнеющем небе блестели сквозь туман настоящие звезды. Прошло много времени с момента как люди полетели в космос, а они так и остались нетронутыми, неприкосновенными.

— Вон, вон! Смотри! — вдруг крикнул Хисп, указывая пальцем в черное небо. — Кажется мелькнуло…

Суровый и обладавший знаниями физика Шерлок нехотя, лениво поднял глаза вверх, положительно зная, что друг ошибся.

— Нет, это всего лишь метеор… Если ты вообще что-либо видел в таком тумане.

— Да видел же! — не унимался Хисп, восхищенно глядя вверх. Волнение его вылетало с паром изо рта и ноздрей. Он неотрывно бороздил взглядом своим синих глаз небо.

Шерлок покачал головой и в доказательство достал свои волшебные часы, за которые он отдал большую для него сумму, и которые знали больше чем он сам, предоставляя другу, показывая расписание движения некоего маршрута.

— Судя по времени, если предположить, что ты что-либо видел, — начал своим обычным языком Шерлок, — мог видеть лишь Кастора. Поллукс вообще будет над нами не скоро!

Удовлетворенный доказательствами, но не потерявший цвет видения, Хисп замер и опустил взгляд. Вместо далеких и зовущих звезд показался мрак и грязь окружающего мира.

— Ну и грязь на этой «великой» улице! — разразился хохотом Хисп, очищая о ближайший камень все что прилипло к его ботинкам. — Достойна величия!

— Пока достигали величия, забыли о чистоте. Ведь величие требует много усилий и, наверно, жертв. Потом выгребем все… Словно еще один последний подвиг!

Хисп не понял, шутит ли друг или говорит всерьез. В темноте искать ответа на его лице было бесполезно.

— Да уж. Чем дальше от центра тем больше «величия»! — опять рассмеялся Хисп. Затем задумавшись, сказал очень серьезно:

— Ты достигнешь мечты до совершеннолетия, я и того раньше. Мог ли кто-то из нас мечтать о чем-то большем? Что будешь делать когда раскроешь тайну? Станешь Прометеем?

— Вот надо! — отозвался хмуро Шерлок. — Я еще не решил…

— Я понял, ты не решил — стать ли Прометеем, или же Гигом!

Шерлок с упреком посмотрел на друга, но ничего не сказал.

— Сколько ты заработал, преподавая физику? — осведомился вдруг Хисп. Шерлок подумал и сказал:

— Чуть более трех тысяч новых фунтов. А ты?

— Да что я продажей безделушек и сбором рождественских и карманных денег мог собрать? Двести с хвостиком…

— Вот, — надменно проговорил Шерлок, — знай же благодаря кому мы осуществляем наше путешествие к славе.

— Значит все-таки к славе? — огрызнулся Хисп, хотя тон выдал его шутку и фальшивую злобу…

— Ты — точно… Я еще не решил.

— Тогда могу предложить, по-хозяйски, присоединится ко мне. Милости прошу!

— Несешь свой рюкзак? Вот и неси! Это тебе искупление за малый вклад в наше предприятие!

— Ну конечно, куда же нам, простым смертным до вас, физиков! О, цвет нашей цивилизации, правда, бедный, но все равно цвет! — издевался Хисп без злобы. А вот Шерлок нахмурился всерьез и думал о своем, тяжелом как законы физики.

— Хотя, — как бы смягчился Хисп, наиздевавшись вдоволь, — у тебя благодаря физике хотя бы шанс есть вылезти наверх, у меня и такого нет. В крайнем случае, пилотом баржи на Диаболо.

— Судьба дает тебе шанс, — пользуйся им, а не зубоскаль! — нравоучительно заметил Шерлок. Хисп не стал возражать и согласился кивком.

Спали по очереди, чтобы не попасться чудовищу из Моря, или еще гораздо худшим чудищам — охранникам Метрополиса, изредка патрулировавшим пляжи Моря. Так было всегда, что пусть бы даже и существовали некие чудища в реальности, борьба с ними могла стать украшением жизни любого человека, но бороться с себе подобными было по меньшей мере не отрадно, а по большому счету — губительно как примером, так и последствиями. Разуверованность, ограниченность мира, его краткие границы, — вот одна из нитей ведущих к безумию детей и холоду взрослых. Не к чему стремиться, нечего покорять, все забыто и подвиги не в моде. Устраиваясь на ночлег, Хисп передал Шерлоку «полномочия» вахты, заснул.

Настала очередь бодрствовать Шерлока, который, впрочем, и так не спал…

Вот если бы мечты осуществлялись много быстрее, пусть даже ценой усилий, но быстро. Чтобы не тратить драгоценное желание на сам путь достижения, на время, растрачивая его на тщету. Тогда бы все было иначе — лучше и мягче. А так получается, что достигнув с огромным усилием желаемого, оказывается, что мы хотим в этот миг нечто другое, а достигнутым, еще вчера бывшим выше горы, заслонявшим свет жизни, манящим вдаль, мешающим спокойному сну, недовольны и пренебрегаем, томимы новой целью. И опять дорога, опять скитания! Только теперь надо еще сползти с той горы на которую завела мечта прошлая, потом начать новый путь, а тут уже и сомнения в помеху. А вдруг мечта опять окажется лишь обманом, зовом лживых маяков? Как распознать настоящее, вычленить его из сонма привидевшегося и напрасного? Что для этого надо делать, кому следовать? Бесконечные вопросы, что оставили нам и более мудрые предки, не могли быть решены в одночасье. И все же Шерлок готов был, как признавался сам себе в эти мгновения приятного одиночества, потратить некоторое драгоценное время собственной жизни на их решение.

Как бы было легко, если бы некоторые важные вопросы уже были решены, и их готовое решение выложено для всеобщего доступа! Тогда, изучив раз и навсегда подтвержденные опытом бдения прошлых веков, можно было сосредоточиться на нынешних не менее важных проблемах. Но, увы, — каждый век ставил все новые препятствия, не снимая предыдущих. Впрочем, кто хотел — искал проблемы, они же, благодарные за внимание к себе, с радостью шли навстречу ищущему их. Все остальные, нормальные люди эти дорожки обминали. Хм, кажется, если переусердствовать, то вся братия проблем и нерешенных вопросов осядет всего лишь в одном мозгу. А это, знаете ли, чревато. Шерлок взглянул на часы, — мерило и распорядитель жизни, хронометр событий и отделитель старого от нового.

До зависимого утра еще оставалось кроха времени, пока электронная таблица ползла по оранжевому экрану часов, увлекаемая внутренней закономерностью развития событий атомного мира, преследуя последствие причиной. Странно, но здесь на берегу, в тумане, сковавшем зрение, притупившимся о близкое расстоянием до объектов, дышалось легче. Видимо сам туман таял по удалении от джунглей города. Ведь даже рукотворные звезды были здесь видны, хотя и расплывчато. Черт, друг не ошибся, — там, в высоте подмигивала цель пути. Это придало силы.

Глава II Нежданное пополнение

В которой повествуется о страхе, и его больших ушах, сочном тумане, непримиримых мечтах, дивном прибавлении в семействе отважных путешественников и разговорах в виде спора разума с душой.

Когда настало утро, — а это стало заметно лишь по волшебным часам Шерлока, на кои с завистью посмотрел такой же молодой и жаждущий жизни Хисп, ибо по-другому определиться со временем по зависимому и независимому отсчету, да и по виду нельзя было, — они поднялись и стали собираться в путь. Туман все также стелился низко к земле, однако теперь, будто подогреваемый слабо брезжащим серым светом. Люди вдыхали его и выдыхали струей пара. Детали окрестностей скрылись за ним, Море исчезло, лишь то, что вблизи, кусок волнующейся черной поверхности, был доступен взгляду. И вообще показалось, что именно воды Моря испарялись, сотворив столько тумана. Даже звуки глохли в нем. Галька под ногами звучала глухо и отрывисто, ноги подворачивались на огромных валунах, застревали между ними.

Ночью зовущая мечта звезд и почти видимой цели их путешествия звала, и друзья готовы были бить ноги и без еды и без возможной славы, двигаясь навстречу ей. Теперь же, когда тревожный сон в промозглом месте забрал больше сил чем ходьба по пересеченной местности, погасли и мечты и страстные желания, лишь только разум все еще звал вперед. Да и то слабо. Кое-как подкрепившись сухим бутербродом, без охоты, выдвинулись в путь. Оба друга одинаково чувствовали упадок рвения, но боялись сознаться. Днем яркая мечта побледнела и спряталась. Ждали спасительной ночи для ее блеска. В таком трудном мероприятии без рвущей жилы воли с желанием и стремлением успеха не достичь. Но усталость, накопившаяся за несколько смен тьмы и света, валила с детских ног, и лезла в голову глупостями о том как бы было сладко все бросить прямо здесь и вернуться в потертые, но теплые домашние постели к маминым обедам. Но горделивое упрямство звало к счастью для их самолюбия вперед, и юноши не могли не подчиниться зову. Каждый шаг давался легче с возвращением уверенности и усталость отступала. Кажется даже звуки стали появляться. Вот уже и Море захлюпало всей своей ласковой рукой о берег. Или может, как рисовало воображение, это проснулось то чудовище, пустив волны хвостом? Как бы там ни было, стало легче, к тому же солнце проступило серым мутным пятном сквозь облака, впрочем, сделав туман еще более белым и насыщенным одновременно согрев воздух. Нагревание вселяло надежду на то, что скоро туман рассеется.

Компас указывал путь в мире безличным проводником, где каждый камень как и тот что остался позади, где травинка — как все на земле, а путь бесконечен и никуда не сворачивает. Вместо разговора зевота, и попутный слабый ветер в спину. Он хлестал порывами, то настигая то отступая назад, подгонял но не помогал, придавливая к земле, дополняя и без того тяжелую ношу самовольных странников. Дивное явление: в черте городе ветра уже давно не было.

Разговор не клеился, слова рассыпались и их остатки уносил ветер, хотя и недалеко, ведь их еще раньше поедал туман, в котором погрязало все — от слов до света. В небе плыло горячее и жарящее солнце, обминая облака и тучи. Третью смену не мытое тело, постоянно омываемое потом, чесалось. У Шерлока появились неприятные мысли о грибке на ногах. И все равно друзья шли безропотно, но улица, которую и улицей-то назвать нельзя было, все не кончалась, гранича одной стороной у вод Моря, второй у бетонного подножия башен.

— Долго еще? — осведомился злобным тоном Хисп. До путешествия, он посещал спортзал, где упорно тренировался. Однако реальные испытания ни в какое сравнение не шли со спортзальными, даже после изнурительно-изощренных издевательств мистера Кандиса. Шерлок понял, что его озлобленный тон всего лишь свидетельство усталости и желания скорейшего начала «приключений».

— Нет, еще не скоро. Очень не скоро! — обрезая все нити надежд, протянул Шерлок. Хисп вздохнул и тут же поскользнулся. Выругавшись, он взглянул под ноги: там рассыпалась огромная россыпь мелких камешков. Они издавали легкий шелест, катясь.

— Черт! — вновь выругался Хисп. — Чуть ногу не сломал.

— Тихо! — вдруг приглушенно вскрикнул Шерлок. Друг посмотрел с удивлением на него. Тот стоял боком к нему и лицом к водам Моря, смотря невидящим взглядом назад, туда, откуда они только что пришли. Но в тумане таяла лишь тишина, ничего больше не нарушало спокойствия окраин Метрополиса. Однако чуткий ко всему Шерлок кажется что-то слышал. Он напряженно вслушивался. Хисп уже устал ждать, как вдруг и сам услышал позади легкий шелест гравия, такой какой недавно издал сам. Дрожь пробежала по коже. Не вымолвив ни слова, он взглядом спросил у друга что делать. Тот не ответил. Хисп шепотом предложил скрыться бегом, ибо шелест приближался, и уже не было сомнения что некто идет следом, крадется. Тысячи мыслей мелькали в головах малолетних странников.

По праву мозговым центром считался негласно Шерлок, поэтому взор Хиспа был прикован к другу. Он вытянув губы в струну, напряженно вслушивался. Лицо играло мускулами, переливалось игрой нервов. Кажется он также запаниковал и не знал что делать.

— Бежим? — предложил Хисп, впрочем, без испуга.

— Тш-ш, не плоди звуки! Дай услышать чужие! — прошипел сжав рот друга рукой. — Тут длинная дистанция. Если преследование — не уйдем. Прячемся!

Он потянул друга с тяжелой ношей к немногочисленным кустикам, что были на границе «пляжа» с галькой. Присев рядом, они больше шума издавали сбившимся дыханием, нежели чем-либо иным. Шелест еще раз повторился и затих. Сколько не вслушивалась друзья — ничего не было. Хисп уже хотел довериться чувству, будто показалось, но его разубедил в этом шепотом извечно подозрительный, наученный жизнью, а не только наукой Шерлок.

— Будем отступать незаметно и тихо. Может, отстанут?

— Да там никого нет, — осмелился чуть громче, чем шепотом заметить Хисп. За что и получил болезненный удар под ребра. Внезапно произошло то, чего не ожидал бы в этой ситуации никто. Вновь как некоторое время назад шипящая перебранка друзей была прервана самой судьбой, беспрестанно вмешивавшейся в рискованное предприятие друзей.

Среди шелеста ласкового прибоя грязных волн Моря, невидимого ультразвука города за спинами колоссальных башен, и под свистящими вагонами пролетов Диаболо, раздался ни с чем не сравнимый, легко отличимый, запоминающийся и душераздирающе-печальный тихий плач, похожий на хныканье ребенка. Друзья переглянулись и еще больше оробели. В такую минуту и о чудищах, пусть и сказочных, впору было подумать. Еще малость времени ожидания и ласковое трение и трепет волн о берег нельзя было вынести на фоне страданий бедняжки, прячущейся за туманом.

Первым не выдержал Шерлок. Он приподнялся и преодолевая страх и отвращение к обязанности все разузнать, выждал некоторое время и осторожно пошел навстречу странному звуку. За ним неуклюже и размашисто поплелся и Хисп, осыпая гальку и подворачивая ноги. Но это уже не интересовало Шерлока, он прокрадывался вперед всматриваясь в туман, могущий в каждую секунду подарить отгадку неизвестного происшествия.

Вот стали появляться знакомые вехи прошлого пути — огромный валун, вывернутый сюда не то Морем во время прошлогоднего шторма, не то строителями башен, что уходили в туманное небо высотой. Где-то в это мгновение у исследователя странного звука пропало желание двигаться навстречу возможной общей погибели, поскольку звук затих. Однако и отступать уже было поздно — в неясных клубах тумана проступал чернеющий силуэт. Это был маленький жалкий комок черноты в море серого непрозрачного цвета. Этот комок приютился у самой смежной полосы каменного пляжа и заросшей травой полоски земли, бегущей у фундамента башен. Шерлок надменно скривился — ему вдруг захотелось чтобы тут был по крайней мере великан или же целый взвод полиции, но надежды не оправдывались глядя на маленькое существо. Надежда юношей на великанов и иных достойных противников невиданной смелости таяла с каждым шагом. Ее сломил окончательно вздох черного комка, вперемешку с всхлипыванием.

Ноги шли сами по себе, без страха, а позади слышались осмелевшие шаги Хиспа, который, кажется, хихикал. Шерлок уже стоял подле казавшегося нереально маленьким существа, гнома. Подоспел и Хисп.

— Это еще что такое? — весело спросил он. Человеческая речь привела в движение комок и он поднял то, что оказалось головой. Маленькой почти детской головой, укутанной в какой-то темный платок и поверх которого надета была огромная, но потрепанная мохнатая шапка. Оба друга замерли от любопытства и неожиданного явления. Бледное вытянутое лицо, не измученное и не отягченное перееданием, но очень привлекательное и милое, смотрело двумя яркими, мокрыми от слез глазами на подошедших молодых людей.

Шерлок присмотрелся, давая себе время призадуматься, что делать дальше.

Тонкие серые губы нежданно появившегося в этом безлюдном месте существа вытянулись в струну, ровную и красивую. А небольшой нос вдыхал туман большими порциями. Пухлая от шапки голова, сужалась молниеносно к подбородку, создавая необычный дивный контраст в пропорциях. Жалость и страх в глазах юного преследователя путников сменилось удивлением и надеждой при самостоятельном появлении тех, кого это существо так долго преследовало. Ведь явно оно не могло взяться здесь само собой, но лишь пришло за ними из стен Метрополиса, то есть очень далеко отсюда.

Затем вслед просиявшему во мраке тумана облику, стала раскрываться вся фигура незнакомца. Сначала он расправил руки такие же тонкие, как и черты лица, и подмятые под себя ноги. Еще несколько мгновений спустя, приподнялся, разминаясь. Разочаровавшись окончательно, Шерлок смотрел на эти метаморфозы и переход от слез к бодрствованию преследователя и возможного рушителя их планов уныло и даже может быть враждебно. Он был невеликого росточка, и точно не великаном. В голове у Шерлока созрело несколько коварных планов, однако не решился какой из них выбрать.

Потеряв единственно греющую в этом одиноком и промозглом месте позу, юное существо стало дрожать самым бессовестным способом. Кажется он (ведь казалось что это мальчик лет двенадцати) силился что-то сказать, но сначала ему не давали сделать вздох для выдоха слов всхлипывания, теперь же — дрожь, доходящая до зубов и делающая невозможным любое общение и управление речевым аппаратом. К тому же вздрагивали пальцы и тонкие нити рук.

— Ты кто? — обратился к мальчику Хисп. Шерлок все еще пребывал в задумчивости, решаясь на что-то одно. Он мрачнел каждую секунду.

— Я… Я… шел… за вами, — выдал парочку связных слов тоненьким голосом мальчик, совладав с нижней челюстью.

— Это понятно. Спрашиваю кто ты?

— Гутта… — ответил мальчик, и сразу же перешел к делу, — можно… мне с вами?

У Шерлока отвисла челюсть, а Хисп рассмеялся.

— Нет, нет, — взмолился юный путешественник, — я серьезно. Давно за вами иду… Можно? Пожалуйста!

— Куда?! — вскипел Шерлок. — Что ты вообще знаешь о нас, чтобы проситься присоединиться? Не нужно ли сначала знать цель! Что ты знаешь об этом?

— Все… То есть… я давно иду за вами, еще с улицы Народов… прятался в проулке… потом ночью подслушал… этой ночью. Теперь заблудился… — Гутта начал говорить уже более связно. Он обладал хорошим голосом, что бывает у всех в его возрасте, когда это хорошее еще не ломается перестройкой организма для бедствий взрослой жизни.

— Ты должен понимать, что мы не можем взять тебя с собой! — резко отрезал зло Шерлок. — И я посоветовал бы тебе вернуться домой… и держать язык за зубами, иначе можно его лишиться!

— Но… Нет, нельзя. Теперь мне уже лучше с вами, иначе меня дома со света изживут за эту вольность! — взмолился снова тонким голоском Гутта. Его глаза стали снова наполняться тревогой и слезой. Но старшие путешественники были непреклонны. Они уговаривали его вернуться, или они тут же бросят его здесь, а того хуже:

— Убьем тебя, чтобы обезопасить наше путешествие… — бодро и устрашающе начал Хисп, действуя тем приемом, что действовал на него в таком же возрасте.

— Тс-с, идиот, — прошептал Шерлок другу, — при упоминании о приключениях и путешествиях в таком возрасте сходят с ума. Особенно в нашем мире…

— Вы не убьете меня, — заверил уверенно Гутта. — Вы — не такие!

— Откуда тебе знать какие мы?! — вскрикнул Хисп зло и страшно. Звук разлетелся на многие куски эха от бетонных спин исполинов, отлетая в море. Хисп был зол, что новое поколение не боялось того, чего еще недавно боялось иная, повзрослевшая часть его. — Или ты думаешь убийство может быть только активным? А что если мы оставим тебя умирать? Ведь ты сам признался что не в силах дойти назад и отыскать вход в черту города и свою улицу. А это, поверь мне, гораздо страшнее чем… да и нам выгоднее, нежели брать грех на душу! Взгляни — ты весь дрожишь, продрог. Руки без рукавиц, кутаешься в куцую куртку… голоден. Ты явно вышел прогуляться, а не в путешествие; ноги промокли и наверно болят? За чем ты гонишься? А голод? Знаешь ли что это такое? Конечно, по тебе видно — ты не обжора, скорее всего по недостатку финансов твоей семьи… Умножь постоянное твое желание покушать во стократ и ты получишь то, что тебя ждет! Ну, про страшное место и монстров из воды я пожалуй умолчу — сущие мелочи на фоне остального. Ах вот, я еще придумал — или согласимся тебя взять с собой, но обманем, лишь заведя подальше от дома, бросим, чтобы наверняка не нашел путь обратно!

Глаза Гутты округлились — жестокий Хисп достиг своего, испугав маленького человечка. Шерлок впервые усмехнулся — даже все его физическое образование не построило бы такой храм устрашений, как сделал обычный спортсмен, друг.

К большому удалению друзей, испуг привел на помощь всю сообразительность молодого человечка, и он, скрючившись, почти плача, опустил голову, вздохнул. Нечто проскользнуло украдкой и бешенной гордостью в его глазах, вовремя опущенных вниз, чтобы не дать рассмотреть этого другим людям. Но Шерлок успел увидеть опасность.

— Ладно! Возьмем это груз с собой. Нам ли привыкать? Одним местом больше, одним меньше — к тому же это самоходное корыто! — высказался он обычным, спокойным тоном. Это возмутило Хиспа: он так старался отладить молодого докучалу, а теперь самопровозглашенный главарь тайной малолетней шайки разрушает братство посвященных членов введением нового неизвестного.

Не в силах сдерживаться, Хисп дернул за рукав куртки Шерлока и отозвал его в сторону, буквально оттащив того от Гутты.

— Ты… в своем уме? — прошипел он, оглядываясь на стоящего в пяти шагах мальчика. — Зачем нам обуза? Как дальше? А там?

— Да всего дел-то — оставим на Поллуксе как приманку: пусть ловят зайца! Есть, конечно у них повод посомневаться, как это малолетний шалопай проник в святая святых, и все же…

Хисп неодобрительно покачал головой.

— Мы еще и полпути не сделали, а уже заканчиваем безумием. Не дай Бог нам еще в конце похищение припишут?

— Послушай, я не так безумен как ты, мастак на страшилки, но подумай сам — если мы сейчас его отвадим, то первым делом, добравшись до города — а это будет сделать ой как легко (ведь мы-то это знаем, а он пока сомневается, не догадываясь о мере своих сил), а сила в нем найдется, прежде всего, духа! Ты видел, как он зло отвернулся, — мол, я назло вам дойду и книгу о вас сочиню… сегодня же вечером! Видел? Нет? А я видел! Так что лучше взять его с собой. Оденем, накормим, — мы столько всего набрали, что его рот — это лучший помощник для наших позвонков!

— Твоих позвонков, — возразил недоверчиво Хисп. — Ты-то ведь несешь припасы. О… то есть нет, я несу… неважно! Все равно безумие. К тому же, а если в нем чип? — добавил Хисп. Напоминание привело в замешательство Шерлока. И он сам, и его друг были чисты от этих новшеств по порабощению детей. Нет, родители их не были так благоразумны или же верующие в бога и церковь (у Шерлока так точно родители были свободны от таких предрассудков), чтобы ограждать от дурного нововведения, скорее наоборот. Просто денежное состояние не позволяло ограничить свободу своих отпрысков. Вот уж где бедность помогла! Шерлок расстроился: такое упущение — никогда ничего не забывающий физик пропустил самую важную деталь. Он умолк, чтобы не ляпнуть снова какую-нибудь глупость. К сожалению, несмотря на годы учения, его молодость все еще иногда выходили на свет беспросветным мраком и ошибками.

Нужно было удостовериться в безопасности новичка, прежде чем отправляться в путь втроем. Шерлок повернулся к Гутте, подойдя ближе, и с самым ласковым и дружеским тоном проговорил:

— Знаешь ли, мы тут обсудили твое будущее с нами, и прежде чем принять решение мы должны быть уверены, что в нашем опасном, но благородном походе с нами достойные! Иными словами, нет ли у тебя каких-нибудь порочащих… то есть обезображивающих следов на теле, знаков, или чего-то подобного? Не прикасались ли к тебе механизмы, созданные современным гением науки? — Гутта смотрел на него не то квадратными, не то ромбовидными глазами, видимо плохо понимая хилую мудреность его речений.

— Чипа что ли? — наконец осведомился он. Шерлок опешил от такой прямолинейности.

— Вот все приходится делать самому! — Хисп подошел и попросил Гутту оголить левую ногу, ища следы вживления чипа в стопу. Ничего не найдя, он сосредоточил внимание на самой ступне юноши. Она была синей от холода, и пытаясь согреться, исходила холодным потом, который нисколько не грел, отчего тело зря источало его.

Удостоверившись в нетронутости живой сущности попутчика, Шерлок считая вопрос решенным, попросил не обуваться его, а притащив свой рюкзак достал из него утепленные носки и протянул Гутте. Тот весьма обрадовался, всей пятерной сгреб подарок, потом еще рукавицы, и шарф, быстро повязав на шею.

Хисп смотрел на все это безобразие и качал головой не будучи в силах что-либо сделать. Общая идея, отягощенная новым попутчиком, разбавившем проработанный до мелочей план, грозилась не вынести всех. Почти еще детский возраст путешественников взял свое и они пусть и нехотя, но приняли в свои ряды пополнение.

Приготовив долгожданный обед для новобранца, друзья смотрели как он уписывается за обе голодные щеки. Тем временем Шерлок начал свою обычную игру с психикой первой попавшейся ему под руку человеческой единицы. Он внушал и убеждал, грозился расторгнуть союз в случае малодушия или даже минутной слабости, неповиновения, и это касалось даже тех случаев, когда уже большая часть пути будет преодолена. Держась за бутерброд, как дьявол за душу грешника, Гутта кивал и жевал, переминая наветы.

— Хочешь аппетит ему испортить? — спросил у друга грубо Хисп. — Если и понимает что ты говоришь, то о-о-чень неясно!

— Аппетит ему ничем ни испортить! Привить же понятие правильного — никогда не поздно. К тому же, хочу чтобы он уразумел, что опасности, ожидающие его дома гораздо меньшие, чем те, в которые он по своему незнанию и малолетству ввязывается!

Даже такое увещевание не подействовало на Гутту и он закончив с обедом, согревшись глотком горячего чая, на склоне дня почувствовал прилив сил и энергии благодарности, стал просто-таки умолять дать ему понести что-либо, начиная приносить пользу уже сейчас.

Посмеявшись, решили дать ему сумку с фонариками, батарейками, компасом и другими приборами ориентировки, и конечно же, картой. Остальное, тяжелое и опасное, например газовый резак, что нес Шерлок, оставили при себе. Двинулись в путь, проклиная вечный туман и словно желая из него выбраться, спешили.

Очень скоро весь запал Гутты пропал во тьме холодной ночи без сна и даже сытный обед не мешал (скорее даже помогал) зевать и клониться в сон. Начинались первые проблемы от привлечения попутчика. Чтобы не дать заснуть ему прямо тут, под мелким дождем, почти невидимым, но через час успевавшем промочить насквозь все что угодно, давали советы. Солнце окончательно исчезло и предоставило миру распоряжаться своими делами без его ведома. Чтобы хоть как-то продержать в бодрствовании Гутту, друзья решили его разговорить. Первым начал в своем стиле Шерлок:

— Скажи-ка нам Гутта, не причинишь ли ты боль родителям своим исчезновением, — этот вопрос интересовал его самого пуще других.

— Я надеюсь сгладить это досадное недоразумение подвигом…

— Даже так?! — вскрикнул Хисп. — Нам бы такую уверенность.

— Конечно, я ведь знаю, куда вы идете.

— И что? — поставил вопрос ребром Шерлок. — Вообще, что ты знаешь об этом, кроме парочки комиксов одного из счастливчиков побывавших там?

— Ты про Мальберта? Этот черт потратил уйму денег на путешествие с продолжением, затем получив их обратно публикацией воспоминаний!

— Именно, — согласился Хисп. Гутта приободрился и начал:

— Вы правы, я немного знаю… Но разве не для того чтобы узнать мы идем?

— Не все! — втянулся в разговор Хисп, выдавая себя и друга. Укорительный взгляд Шерлока заставил его замолчать. Он повиновался переведя стрелки. — Ну так как насчет родителей?

— Дорога не столь далека, чтобы они стали всерьез волноваться! — самоуверенно заявил Гутта, друзья же лишь посмеялись. Шедший между плотным, невысоким Шерлоком и длинным, негнущегося как жердь Хиспом, Гутта выделялся лилипутством и детскостью. Его карие глаза обшарили снизу вверх своих спутников и он заявил:

— Или я ошибся, примкнув к вам?

— Все ошиблись — ты ошибся, мы ошиблись, взяв тебя… — это не удержался от меткого попадания в чужой огород камнем Хисп.

— Может уже передохнем? — жалобно вмешался в этот увлекательный процесс Гутта.

— Зачем отдыхать, если никто не устал? — язвительно заметил Шерлок, смотря на друга, — например у Хиспа появился заместитель — сначала он приставал с такими просьбами, теперь ты… Вас, выходит, двое делящих одну и ту же обязанность. Я же не устал, хоть и один! К чему отдых?

После такой речи, исполненной желчи и злобы, все замолчали, терпеливо таща свою лямку. В конце концов, ради мечты можно было претерпеть некоторое количество лишений, но однако же, не сильно много. Каждый думал о своем, только ему известном. Пар вырывался изо рта, как у рабочих лошадей, в носу застрял затхлый воздух прибоя, словно это было не море рядом, а болото, а ночь постепенно окутывала окрестности, отчего вдали высоко вверху показалась верхняя часть влекущей нескольких молодых людей цели. Иногда от ее узла отскакивала звездочка и быстро перемещаясь по темному небосводу, заполнявшемуся неспешно звездами, скрывалась в море, рождая оттуда вторую такую же, только движущуюся вослед первой. Было так дивно, словно маленькая копия земного оборота: из смерти являлась жизнь, жизнь же заканчивалась смертью. Зрелище завораживало. Все трое проводив взглядами первую звезду, и встретив вторую, с удвоенными силами двинулись в путь. Вдали же завидели огоньки порта, страшного места, — первого препятствия на их пути, среди прочих других. Но вид мечты, обновивший ее блеск, позвал пройти даже через такое. Так что увидев зловещие сооружения портовых построек и кранов, путешественники вовсе не испугались, и не замедлили шаг усталых ног.

По пути к порту Шерлок спорил с Хиспом — делать ли привал до, или уже после него. Хисп настаивал что до, Шерлок же — после. Впрочем, победил Хисп, ибо его советчиком была усталость и голод, а сражаться со всеми монстрами порта можно было только изрядно отдохнув и помолясь затертому и засаленному богу, что все реже внимал молитвам людей, даже самым проникновенным и слезным, ибо часто обманывался их лживыми побуждениями.

Шерлок сверился с часами, на которые с завистью посмотрел Гутта. Шерлок демонстративно убрал, спрятал их под рукав, наслаждаясь высшим по сравнению с выскочками положением, к которому его обязывало знание физики, благороднейшей из наук. По часам была уже ночь, хотя все равно многое в поредевшем тумане можно было еще рассмотреть.

Когда ограждение порта, ржавое и местами сильно продырявленное встало неприступной стеной перед путниками, а они упершись в него, остановились, то решено было подкрепиться тут, чтобы в очередной раз снизить вес груза, что могло положительно сказаться при попытке бегства.

Каменный пляж кончился, упираясь в массивную бетонную подушку, уходящую далеко в море, возвышающуюся над уровнем пляжа и соседних фундаментов технических зданий. Неровный пляж уступал место ровной как стол площадке разгрузочного терминала порта, над которой довлела лишь башня радара управления и связи. Сферической формы, она покоилась высоко в небе на толстой ноге, путаясь в облаках. Эту конструкцию было видно даже из-за пределов порта, далеко за ним. Поэтому башня с серой головой выполняла также и роль разговорчивого маяка, влекущего автоматические корабли.

Пока старшие друзья готовили смиряясь с новым временем ужин, Гутта подошел вплотную к площадке порта. Для этого ему потребовалось пройти ближе к линии земли, взобраться на фундамент хозяйственных помещений и оттуда уже пробраться на краешек колоссальной разгрузочной площадки. Ничего не увидев, кроме исполинских пустошей и кранов, он вернулся.

— Странно, — сказал Гутта, усаживаясь к импровизированному столу раньше самих поваров, — столько брешей, а никого и близко нет!

— Кроме нас, идиотов, туда никто добровольно не полезет, — горько сказал Хисп. — Да и что там брать? Все в упакованном, не готовом виде, можно сказать полуфабрикаты… К сожалению, иного пути нет. Хотя, надо признать, во всем есть свой смысл — тут нас искать меньше всего будут.

— Но и больше всего шансов сгинуть тоже! — добавил и свое слово Шерлок. — Так что нас уже точно не найдут. Отдохнем же, — сегодня ночью мы встретимся лицом к лицу с самым сложным испытанием, остальное же будут лишь мелочи, или покажутся таковыми после сегодняшнего.

Страшные разговоры ничуть не испугали маленького путешественника отважно поедавшего пресный ужин. Ожидание приключений, пока без самих приключений и многих бед им привнесенных, было не страшно, особенно когда так хорошо поужинать и весело прежде провести время в компании бесшабашных друзей. Тут хоть бы даже и умереть не жалко!

Гутта в силу возраста не мог знать всего, даже очень многого. Никогда не выходя за пределы своего квартала, он не догадывался что такое порт и что в нем происходит, чем грозит попадание в его цепкие лапы разгрузчиков и охранников. Само слово он лишь однажды слышал от кого-то, которого уже давно забыл. Старшие же партнеры хоть и были уведомлены о некоторых подробностях, однако все же слишком слабо представляли, с чем им придется столкнуться. Мечты гнали вперед, мысли о безопасности отставали от бегущих. Если бы несозревшие умы думали о самосохранении, то наверно никогда бы не решились на столь отважное, сколь и глупое путешествие.