Марку Волохову (помните такого?) не повезло: обязан, по Гончарову, напоминать волка, а подстрижен под пуделя. Кстати (все, все, это предпоследний абзац, клянусь): обратили внимание, отчего «Обрыв» (и роман, и фильм) кончается так печально?
Эта дурацкая любовь похожа на шута, который бегает взад и вперед, не зная, куда ему сунуть свою погремушку. Вот насколько свысока. Пленительно пренебрежительная интонация ума, обложенного сухим льдом. Так говорил Базаров. И Ницше, само собой. И Фрейд.
Составляю предложения. Скрепляю обдуманную, по возможности, лексику — осмысленным, по возможности, синтаксисом. Никогда ничего другого не умел — умею ли все еще?
оставляю предложения. Скрепляю обдуманную, по возможности, лексику — осмысленным, по возможности, синтаксисом. Никогда ничего другого не умел — умею ли все еще?
Впрочем, они все удостоены погребения в словаре. Кроме камелии, конечно. (Нравы смягчились настолько, что хотя народный термин, обозначающий эту профессию, все еще используется как главный замедлитель русской речи, но в обиходе светских людей обычно подменяется фонетически близким наименованием тонкой лепешки из жидкого теста, испеченной на сковороде.)