Стас сидит за столом, смотрит на сигарету в своих пальцах. Через несколько секунд берет ее губами, щелкает зажигалкой, закуривает. Из ниоткуда звучит голос Буфетчицы.
Буфетчица. Э! У нас не курят.
Стас затягивается, дымит.
Я по-русски сказала.
Стас. Я по-русски услышал. Раз не курят, то сейчас же брошу.
Саня (помедлив). Ну вот представь. Идет человек тебе навстречу, разговаривает по телефону. И вот ты не хочешь, но слышишь всякие подробности его жизни. Любую чушь. И вот он проходит мимо, а ты понимаешь, что это не просто так кто-то, а какая-то невероятно длинная и извилистая труба чьей-то жизни, с кучей ответвлений и тупиковых отростков. Все это тебе неинтересно и совершенно ни к чему, но оно тебя задевает, обдает такой душной волной, хочешь ты этого или нет. Ты вроде как прошел уже мимо, а на тебе все равно остались клочки чужой реальности — липкие и едкие. А потом, скажем, попадаешь ты в центр города, а там — полно людей. То есть уже не одна такая труба, а сотни этих труб. И по каждой из этих труб с дикой скоростью движется…
Лэм. Да, дешевые. Потому что птичка уязвима и в ловушке, и вне ловушки. Никакого комфорта не существует. В ловушке или нет — ты все равно хрупкая птичка с крохотным сердцем, которое лупит на дикой скорости, потому что торопится жить.
Лэм. Тебе не на что жаловаться. Ты зрячий, ходишь, даже в своем уме.
Миша. Я почти лысый.
Лэм. Это, конечно, страшная трагедия.
Миша. Ну, это нет, конечно… Но в целом у меня сейчас ужасный период.
Лэм. У тебя рак?
Миша. Нет.
Лэм. Может быть, ты стремительно слепнешь?
Миша. И это нет.
Лэм. А что тогда? Ты умер?
Миша. Пока не собираюсь… вроде как.
Лэм. Тогда я не понимаю.
Миша. Просто… (Помедлив.) Пап, я лишился вообще всего! Одной семьи, второй семьи, работы, жилья… Я как та глупая птичка — попался в ловушку и не могу пошевелиться.
Лэм. Ты уверен, что попался в ловушку? А не выбрался из нее?
Миша. Это было бы слишком банально. «Выйди из зоны комфорта» и так далее — все эти дешевые штучки.
Миша. Я бы и не расстраивался, если бы ты меня раньше поддержала.
Лиза. Ну, работа… это работа. Там нельзя человеком быть. Съедят.
Миша. Там нельзя, а здесь, значит, можно. На кладбище.
Лиза. Хорошее место же. Спокойное. Никто тебе на мозг не капает. Если б ты меня в кафе какое позвал, то я бы еще подумала. Там живых много — шумных, глупых. Бр-р-р! А среди мертвых всегда хорошо и уютно.