Евгений Щепетнов

Игрушка для дракона

Глава 1

— Видишь?

— Вижу

— Что видишь?

— Олени?

— Уверена?

— Нет

— Посмотрим?

— Конечно!

Вираж, свист рассекаемого воздуха. Крылья сложить, оперение на конце хвоста раздвинуть — оно отвечает за направление движения. Ветер в морду — хорошо! Свобода!

— Это не олени!

— Это люди, да?

— Люди. Папа сказал, никогда не показываться людям. Они злые. И опасные.

— Эти существа?! Да они меньше моей лапы! Тоже мне… опасные!

— И тем не менее — папа запретил.

— Ты всегда слушаешься папы. Папенькин сыночек! А когда придет время выбрать невесту — тоже будешь папу слушать?

— Не буду. Я на тебе женюсь.

— Дурак! Я сестра!

— Ха-ха-ха… Глупая сестра. Кто же женится на сестрах? Я вообще-то имел в виду, что женюсь на такой, как ты… глупенькой колючке.

— И не такая уж я и глупая! Сам ты глупый! А я красивая?

— Очень. У тебя самый красивый гребень, что я видел!

— Как будто ты видел сотни гребней… А в человеческом теле — я красивая?

— Я не разбираюсь в человеческой красоте. Вот если бы я был человеком, тогда…

— Ой! Что это они делают?! Зачем?!

— Похоже, гонятся за ней.

— А что у нее на руках? Ой! Это ведь ребенок! Маленький ребенок! Я такого только на картинке видала! Хочу посмотреть ближе!

— Не вздумай! Перестань! Сейчас же перестань! Нельзя, чтобы нас видели! Папа же предупреждал!

— А я приму человеческий облик. Просто постою рядом! Посмотрю!

— Айя! Нельзя! Айя!

Вираж, снижение… удар в лапы.

Трансформация.

Огладила бока, поправила волосы… порядок. Одежду не забыла изобразить. Было бы странно появиться на обочине дороги обнаженной. Люди придают одежде очень много значения — так говорила мама. У них запрещено ходить по улицам голыми. Странно, конечно… ведь все прекрасно знают, что находится под одеждой. Но люди такие существа, понять которых невозможно.

— Дура! Ты — дура!

Поднятая крыльями пыль вместе с опавшими листьями бросается в лицо девушки — миленькой, большеглазой, пухлогубой.

Вместо драконьей туши, плюхнувшейся рядом с ней, в мерцании воздуха появляется молодой человек — парень, тоже лет шестнадцати на вид. Они с девушкой похожи как две капли воды, только парень чуть плечистее, массивнее.

— Ты это нарочно! — сердится девушка. — Обязательно было так махать крыльями?! Посмотри, ты всю меня запорошил! Подальше не мог приземлиться?!

— Я все расскажу маме, — мрачно сообщает юноша, прислушиваясь к топоту копыт, слышимому издалека. — Ты непослушная, шаловливая девчонка! И заслуживаешь наказания! Я же тебе сказал — нельзя! Почему ты не слушаешь своего старшего брата?!

— Ой, уж старший! — насмешливо фыркает девушка. — Всего на пятнадцать минут старше! Как не стыдно так говорить?!

— Тихо! — обрывает ее юноша. — Слышишь, скачут?

— Да! — радостно взвизгивает девушка. — Настоящие люди! Посмотрю их вблизи! Ой, как интересно!

— Чуют мои сердца, добром это не закончится, — вздыхает юноша. — Я всегда знал, что ты вляпаешь нас в какие-нибудь неприятности. Второй самостоятельный вылет, и что? Ты уже лезешь к людям!

— Они что-то кричат. — Девушка хмурит брови, прислушиваясь.

— Нет. Визжат! — со знанием дела поясняет брат. — Ну как ты, когда повизгиваешь от полноты чувств. Вот как сейчас было.

— Не надо меня сравнивать с людьми! — фыркает девушка. — Сам говорил: они очень плохие!

— Вот они! — возбужденно выдыхает юноша. — Смотри, смотри! О! Это девушка! Девушка скачет!

— А я что тебе говорила?! — хихикает сестра. — Это девушка с младенцем!

— Тогда уж женщина, — широко улыбается юноша и получает тычок в бок.

— Глупый! А с чего ты взял, что это ее младенец? Может, чужой!

Топот копыт, взмыленный конь делает поворот, огибая упавшую ель, и скачет на парочку, с живым интересом наблюдающую за происходящим. А потом падает, бьется в судорогах, отбросив своего седока прямо под ноги брату и сестре. Тогда те видят торчащие из крупа лошади деревянные палочки.

— Это что такое? Это… стрелы? — Айя показывает на лошадь. — В нее стреляли? Я видела такое в книге! Помнишь картинки из книги про Регала Великолепного? Там еще его утыкали стрелами, а он…

— Тихо! — прерывает ее брат. — Стрелы не только в лошади. Смотри, у нее в спине две стрелы! У девушки!

Девушка лежала на боку, так и не выпустив из рук сверток с младенцем, вопившим со всей мощи своих младенческих легких. Изо рта наездницы текла кровь, пузырясь, толчками при каждом ее выдохе. Она посмотрела на брата и сестру туманным взглядом тускнеющих глаз, потом медленно, с огромным усилием, булькая и задыхаясь, сказала:

— Спасите моего мальчика! Унесите его скорее! Его имя… имя… Робарг! Помогите!

— Что она сказала? — Айя повернулась к брату. — Ты понял? Я не очень хорошо знаю человеческий язык. Она что-то просила?

— Нужно было учить язык людей! — сердито буркнул брат. — Сколько раз тебя ругали за то, что ты ленишься?!

— Ну зачем мне этот дурацкий язык, если я не собираюсь жить среди людей?! — запальчиво возразила Айя. — У меня есть гораздо более интересные дела, чем язык каких-то там человеков!

— Делать фигурки из камней и заставлять их ходить? — хихикнул брат. — Последняя твоя фигурка так напугала маму, что она пообещала надрать тебе гребень, если ты еще раз такое сделаешь! Это же надо додуматься — красный человек в натуральную величину! Мама так ревела, что, наверное, все плоскогорье это слышало!

— У вас нет чувства прекрасного! — тоже хихикнула девушка. — А чего он так кричит? Какой громкий… пахнет от него плохо.

— Он обосрался! — широко улыбнулся брат. — Вот и пахнет!

— Ффу-у-у… как гадко! — сморщила носик Айя, потом задумчиво сказала: — А вообще он милый. На тебя похож. Такой же вонючий! Ха-ха-ха!

— Ах ты ж… — задохнулся от возмущения брат. — Да я купаюсь в водопаде два раза в день, а тебя не заставишь крыло смочить! Бесстыдница!

— У тебя из пасти дурно пахнет, когда ты поешь, — капризно надувает губки девушка. — И вообще… вода холодная, и я не люблю купаться. На мне грязь не задерживается!

— Тихо! — снова остановил ее брат. — Скачут! Сейчас они доскачут до нас, заберут девушку и ребенка, и мы улетим. Только надо будет отойти подальше, чтобы не увидели трансформации. Папа с мамой нас предупреждали.

Десяток всадников влетели на поляну, через которую проходила дорога, и кони заплясали, подымаясь на задние ноги, безжалостно сдерживаемые своими наездниками. Лошади тяжело дышали, раздувая ноздри и поводя мокрыми боками, в уголках губ животных белела пена, капая на зеленую траву лужайки.

— О! Есть! — довольно хохотнула высокий худой человек, затянутый ремнями и увешанный всевозможным оружием. — Попал! Ерег, а ты говорил: я промазал! То-то же! Я не промахиваюсь! И девка тут! Готова.

— А младенец жив, — заметил другой мужчина, кряжистый и мощный, бугристые, в мышцах, руки которого распирали рукава короткой кольчуги. — Куда его? Заберем?

— Зачем он нам нужен? Возиться с ним, — равнодушно бросил третий, сутулый пожилой мужчина в куртке с капюшоном, несмотря на жару. — Прирежьте, и всех дел. Только посмотрите, на нем должен быть медальон. Приказано его привезти, как доказательство его смерти.

— Золотой? — мечтательно причмокнул один из всадников, молодой, губастый парень, лоб которого был усеян красными гнойниками. — Можно продать, а потом как следует погулять! И девки… девок купить!

— Идиот, — фыркнул сутулый. — Потом тебе господин отрежет то, чем ты собрался прельстить девок. Сказано, медальон хозяину.

И после небольшой паузы, добавил:

— А насчет остального не сказано. Пошарьте по сумам, девку обыщите. Она знатного рода, у нее точно имеются какие-нибудь побрякушки. Да и деньги должны быть. Она же не с голым задом собралась в бега! Все честно поделим. Думаю, куш будет неплохой.

Всадники зашумели, заулыбались — куш, это хорошо!

— Как-то не по-людски… младенца-то? — мрачно осведомился всадник, чья лошадь стояла позади всех. — Дитя невинное, чистое. Отдать его куда-нибудь в крестьянскую семью, и пусть живет. Нехорошо это!

— Вот ты его и убьешь, Мангус, — ощерился сутулый. — Раз пришел в нашу команду, значит, пора замазаться кровью. Давай, прикончи его!

— Здраавстуте! — Голос девушки, стоявшей в нескольких шагах от всадников, заставил их поднять взгляд. — Ви есть помочь младенец?

— Это еще кто такие? — хмыкнул Сутулый. — Их надо убирать. Не надо, чтобы они видели.

— Девка красивая! — облизнул губы прыщавый парень. — Такую за серебряник не купишь! Чистая! Сладкая!

— А что, братья… это ведь тоже куш! — ухмыльнулся другой парень, горбоносый, худощавый, с хищным лицом. — Я уже давно с девкой не был. Давайте мы ее тоже поделим? Только я первый! Не люблю плюхать после других!

— Чего это ты первый?! — возмутился прыщавый. — Как что, так ты первый! Я тоже хочу! Я может еще ни разу девственниц не имел!

Мужчины расхохотались — ржали все, кроме мрачного Мангуса, вероятно озабоченного выданным ему заданием. А та, про кого они говорили, хлопала длинными ресницами и продолжала глупо улыбаться, будто не понимая, о чем они говорят. А может, и не понимала — она и говорить-то как следует не умеет, значит, совсем дура.

— Ладно, — легко согласился горбоносый, легко соскочил с коня и вдруг ухватил прыщавого за руку и стянул его с лошади. Потом сильно, без замаха ударил ему под дых, затем в лицо, и, заливаясь кровью, губастый повалился наземь.

— Ну что, будешь первым? Или уступишь брату? — насмешливо спросил горбоносый у размазывавшего кровь парня. — Вот когда станешь взрослее, тогда и будешь первым.

— Хватит болтовни! — прикрикнул Сутулый. — Чистите сумки, добивайте младенца! Хотите трахнуть эту девку — давайте, только быстрее! Герас, ты девку и прирежешь, раз первым ее хочешь. Давайте, быстро! День клонится к закату!

— О чем они говорят? — беспомощно спросила Айя, как обычно используя мыслесвязь. — Я вроде бы улавливаю слова, но смысл предложений не понимаю. Ты понял?

— Вот что значит — не учить язык людей! — сердито отвечает брат. — Они хотят убить младенца, а потом совершить с тобой акт зачатия. И дерутся за то, кто будет первым, овладевшим тобой. Вон тот, с длинным носом, хочет быть первым. Как тебе это нравится?

— Мне это совсем не нравится! — фыркает девушка. — Какие мерзкие существа! Я ведь не давала согласия на зачатие! Тем более со всеми сразу! Это что, у них так принято? У людей?

— Он сейчас его убьет. — Юноша смотрит на человека с ножом в руке, подходящего к младенцу.

Девушка широко раскрывает глаза от изумления и мелодичным, звонким голосом говорит мужчине с ножом:

— Нельзя убить младенец! То нехорошо! Уходить!

— Что-о?! — Горбоносый подходит к девушке, демонстративно осматривает ее снизу доверху. Затем протягивает руку и гладит по ощутимо выпирающей из-под кофточки груди.

— Твердая, как из дерева! — довольно комментирует он, оборачиваясь к соратникам. — Я ее хочу еще больше!

— Прошу тебя, больше не касайся мой тело. — Девушка безмятежно смотрит в глаза мужчине. — В противный случай мне придется оторвать твой рука.

— Ах-ха-ха! — заливается смехом горбоносый. — Ох, и насмешила! Как я хочу услышать твой визг! Твои стоны! Больше всего я люблю, когда эти сучки просят: «Не надо! Пожалуйста, не надо!» Удовольствие гораздо больше, чем от молчаливой тупой суки!

И тут же, без перехода:

— Мангус, да заткни ты пасть этому комку говна! Орет так, что у меня в ушах звенит!

Мангус тянет руки к младенцу, а горбоносый снова берется за грудь девушки.

Никто ничего не успел понять. Вот сейчас мужчина стоял и улыбался, а теперь… продолжает улыбаться, но правой руки у него нет. Она вырвана из плеча и валяется на траве, и пальцы ее еще судорожно сжимаются, видимо, подчиняясь приказу хозяина поймать и сжать грудь девушки.

— А-а-а-а! — вопит горбоносый, из плеча которого фонтаном хлещет кровь.

Молчание. Вытаращенные глаза и отвисшие челюсти. И голос девушки, мелодичный и спокойный:

— Прошу простить, но я предупредить глупца. Кто-то еще хочет меня потрогать?

— А-а-а-а! — Лошадь одного из мужчин прыгает вперед, посланная шпорами жестокого всадника, и вылетевший из ножен меч с размаху рубит девушку по голове. — Бей колдунью!

Звон, меч отскакивает как от скалы. Мерцание, и вот уже на полянке стоит не девушка, а огромный, с дом величиной дракон. Он расправляет крылья, трепещет гребнем, а потом без затей просто откусывает голову тому, кто ударил мечом.

Снова мерцание, и второй дракон, точно такой же, только без красного гребня, появляется на поляне. Крылья чудовища взмахивают, поднимая пыль, лошади хрипят, бросаются прочь, закусывая удила. Дракон с места, подпрыгнув, взлетает в воздух, и начинается охота. Лошади скачут изо всех сил — их не надо подгонять, они мчатся во весь опор, но куда там обычному коняге против дракона? Он летит быстрее, чем охотничий сокол, и всадники один за другим теряют головы. Дракон их не ест — догоняя, с ходу сносит голову и летит за следующим, пока все лошади не остаются без седоков. Затем возвращается туда, где осталась его сестра.

Она уже в облике девушки, стоит рядом с младенцем и рассматривает его, время от времени тыча пальцем в сверток и брезгливо морща нос. Рядом лежит еще один мужчина — тот, кому поручили убить младенца. Он сломан пополам, и половинки сложены вместе, как переломленный стебель камыша. Глаза его широко раскрыты, в них удивление и ужас.

— Я их всех убил.

— Хорошо, — безмятежно отвечает Айя и, выпрямляясь, смотрит на брата. — Что будем делать с младенцем?

— Что?! Что делать?! С какой стати мы что-то должны с ним делать?! — вопит брат, таращась на Айю, как на что-то чудесное, непонятное. — Из-за тебя мы и так вляпались! Убили десять человек! А ведь нам было сказано — ни во что не вмешиваться! Папа будет реветь так, что мы оглохнем! И мама от него не отстанет! И теперь самое меньшее месяц не дадут летать самостоятельно! Ты дура!

— Сам дурак, — парирует Айя и совершенно безмятежно сообщает: — Я хочу его воспитать.

— ЧТО-О?! — Кайль ахает и недоверчиво смотрит на сестру. — Что ты хочешь?!

— Воспитать его! Этого малютку! Он мне нравится, — так же спокойно отвечает сестра. — А чего ты так возбудился? Я знаю одно местечко… помнишь старый дом возле водопада Гром? Ну тот, что под скалой? Он целый, закрывается, в него не влезет никакой зверь. Я там поставлю светильник, чтобы ему не страшно было, и пусть живет в доме! Будем с ним играть, я научу его всякому!

— О Великий Дракон, создатель Сущего! Вложи в голову моей сестры хоть немного разума! — взмолился Кайль. — Она совсем спятила! Ты чем кормить его будешь?! А кто его пеленать будет?! Где он будет гадить?! Да ты даже своих каменных монстров не можешь на место положить, а собираешься ухаживать за детенышем человека?! Ты точно сумасшедшая.

— А что с ним делать?! — Девушка наклонила голову, исподлобья сердито посмотрела на брата. — Бросить здесь? На растерзание зверям? Или, может, воткнуть в него коготь, как эти люди? Мы же не люди какие-то, мы драконы! Благородные, честные, милосердные! Мы не можем так поступить!

— То-то ты была милосердной, когда отрывала тому мужчине руку. А потом голову.

— Он заслужил! — упрямо ответила Айя. — Надо спрашивать, когда желаешь совершить акт зачатия! А то, что я оторвала ему голову, было актом милосердия! Он очень мучился и стонал. Да, да — и второй тоже заслужил! Разве можно убивать маленьких? Вот дождись, когда он сможет дать тебе сдачу, тогда и пробуй его убить!

— Улетаем домой. Пусть все остается так, как есть. Иначе будет беда!

— Нет! Ты улетай! А я понесу младенца в тот дом! И обсуждать это больше не хочу!

— Папа всегда говорил, что мама перед тем, как тебя зачать, смотрела на острый перец, — вздохнул Кайль. — Хорошо. Отнесем его в дом. Только чем будешь кормить?

— Придумаем что-нибудь! — бодро ответила очень довольная Айя. — Что едят младенцы драконов?

— Мясо, что же еще. Кровь. Мама жевала нам и кормила. И кровь сцеживали с оленей — папа рассказывал. Потому мы выросли такие сильные и красивые. Только вот один из нас умный, а другая…

— А другая еще умнее! — фыркнула Айя и уже серьезно добавила: — Я предлагаю взять с собой мертвую лошадь со всем содержимым. Ну… в смысле… с сумками. Возможно, там есть еда для младенца. Она же собиралась чем-то его кормить?

— Вот чем она собиралась… — Кайль нагнулся к мертвой женщине, освободил из кофты правую грудь и слегка сжал. Из груди брызнуло молоко.

— Ой! Как забавно! — восхитилась Айя. — Ты хочешь забрать ее с собой? Будем кормить младенца?

— О Великий Дракон! Айя, ты чего несешь? Через сутки ее труп будет вонять, еще через сутки станет разлагаться, привлекая мух со всей округи! Нам мухи ничего не сделают, а вот младенца точно сожрут. Помнишь, ты нашла труп оленя? Весь в червяках? Вот так же там и будет.

— Фу-у. — Айя помотала головой. — Зачем вспомнил? Гадость какая! Я потом сырую оленину есть не могла! Все время мерещились червяки, которые в ней ползают! Мама ругалась — без сырого мяса дракон не может жить.

Они помолчали, потом девушка предложила:

— А давай его покормим, пока она не протухла?

— Это как? Пожевать ее мясо и дать ему? — не понял Кайль.

— И кто тут глупый? — мстительно парировала Айя. — Приложи его к матери, или кто она там ему… пусть поест, пока молоко не испортилось!

— Хмм… и правда, — слегка смутился Кайль. — Что-то я сглупил. А все общение с тобой. Отупляет!

— Дурак! — прошипела Айя, приняв облик дракона. — Коррммии…

— Опять я! Я, значит, дурак, а кормить мне! — горестно выдал Кайль. — Так всегда! Она напакостит, а мне разгребать!

Драконица расхохоталась, а юноша подобрал младенца и осторожно приложил его к груди женщины. Младенец тут же ухватил губами сосок и зачмокал, вбирая в себя сладкую белую субстанцию. Это длилось довольно долго, несколько минут, потом Кайль оторвал младенца от правой груди и приложил к левой:

— Жри давай! Побольше жри! А то заморит тебя глупая девчонка! (Айя фыркнула так, что поднялась пыль и запорошила брату глаза). Видишь, что эта дурочка творит? Мешает тебе есть! А почему? Потому что мозгов у нее столько, сколько помешается на моем среднем когте правой лапы! Не больше!

— Сам дурак! — ответила Айя, не заморачиваясь с выбором цветистых фраз. — Все, что ли? Тогда хватай лошадь и лети за мной!

— Пусть ест! — отрезал Кайль. — А не терпится, хватай лошадь и лети! Ишь ты, как приспособилась: самое тяжелое — мне.

— Ну ты же самец! Могучий! Защитник самок и спаситель младенцев! — весело ответила по мыслесвязи Айя. — А теперь еще и кормящий отец!

Наконец младенец отвалился от груди женщины и, закрыв глаза, засопел.

— Уснул… — хмыкнул Кайль. — На твою игрушку, держи!

Он подал сверток Айе, она осторожно ухватила его пастью, сморщившись от вони, исходившей от младенца, и тут человеческий детеныш решил срыгнуть — видимо, слишком много съел. А может, от того, что Айя его прижала зубами. В любом случае на макушку несчастного Кайля вылилась порция содержимого желудка младенца — белая, липкая, неприятная.

— Ах ты ж дерьмо из-под жопы Черного! Вот оно, началось! Не обгадит, так наблюет! И как всегда — вся эта дрянь достается мне! Ну почему, почему так?! Мне гребень треплют, а ты всегда выходишь сухой из воды! Это несправедливо, не находишь?!

— Ха-ха-ха… лети за мной, заблеванный! Все равно сейчас грязь с тебя слетит, когда трансформироваться будешь!

— Ага… мне теперь все время будет казаться, что на голове у меня блевотина и что от меня воняет. Ну что у тебя за дурацкие идеи? В кого ты такая уродилась?!

— В мамочку. Такая же красивая и умная! И только скажи что-то против — сразу мамочке расскажу, что ты назвал ее дочь дурой! Хи-хи-хи…

Широкие крылья взмахнули, разбрасывая ветки и мусор, и драконица свечой ушла в небо. Кайль проводил ее тоскливым взглядом, мгновенно трансформировался, за несколько секунд размял крылья, подгоняя застоявшуюся кровь, и его крылья начали махать все сильнее и сильнее, ускоряя движения и заставляя массивное бронированное тело зависнуть в воздухе. Потом он немного изменил угол движения крыльев и завис над мертвой лошадью, будто огромная пчела над открытым цветком. Дракон протянул передние лапы и, аккуратно ухватив лошадь когтями, заработал крыльями еще интенсивнее, расправив их в стороны и нагнетая воздух в огромную грудь. Три сердца мощно качали темную густую кровь, а Центр Магии, который управлял всеми магическими процессами существа и находился где-то под тяжелыми костями черепа, усилил уменьшение веса, после чего подниматься стало гораздо легче. Теперь дракон почти ничего не весил, не больше, чем орел или коршун, и лошадь, которую он сжимал когтями тоже почти ничего не весила, находясь в поле антигравитации. Только так драконы могли летать, потому что поднять в воздух огромную бронированную тушу можно только с помощью магии — это знали и драконы, и люди. Впрочем, люди об этом давно забыли и не верили даже в само существование драконов, не то что в их драконью магию.

Глава 2

— Тут плохо пахнет!

— Зато крыша крепкая, и двери. Сходи к водопаду, обмой ребенка!

— Наглая. Бессовестная. Я сейчас улечу домой, и делай что хочешь. Обмывай, в пропасть бросай, глотай его или языком какашки вылизывай.

— Ладно, ладно! Чего завелся? Посмотри в сумах на лошади, есть что-то дельное?

Айя взяла в руки сверток и, держа перед собой на вытянутых руках, пошла туда, где грохотал водопад. Вообще-то грохот доносился снизу, оттуда, куда падала вода. Выше это была спокойная и гладкая речка под названием Мирка. Почему Мирка — никто не знал. Даже папа и мама. Айя как-то полюбопытствовала на этот счет, а потом еще и пошарила в старых книгах, но так до истины и не добралась. Ну вот называется так, да и все тут! Кому какое дело?

Ложе реки составляли прочные черные скалы, из которых и было сложено плато. Оно было странным — огромный каменный остров, который кто-то выдвинул из земли. Папа рассказывал, что это произошло в доисторические времена, когда земля была мягкой и горячей. Один из участков земли остыл, и его каким-то образом выдавило на поверхность, да так, что высота каждого из краев плато в десятки раз больше, чем высота самого из высоких деревьев. Более того, камень, из которого сделано это плато, на удивление твердый и устойчивый к разрушению, потому за миллионы лет края плато не только не осыпались, но сделались еще более прочными, да еще и отполированными временем и стихией. Именно поэтому их семья тут и поселилась — попасть на плато можно только с воздуха, на крыльях, а люди летать еще не умеют. И драконы очень надеялись, что и не научатся.

На плато было все, что нужно семье драконов для жизни. Вода — из облаков, и с гор, заснеженные верхушки которых торчали посреди плоской как стол поверхности. Изобилие трав, леса, полные оленями, косулями, всем, чем угодно. Живности в лесах — огромное количество. Папа говорил, что живность каким-то образом осталась на плато тогда, когда один край был более пологим, чем другие. Со временем он разрушился, оставив после себя черную блестящую скалу, как и с других сторон. Климат здесь — не холодно, и не жарко, круглый год приятная для драконов температура. Температура их тела.

Бывали годы, когда речки становились маловодными, но… все в этом мире поправимо — кроме смерти. Даже погоду можно исправить… хотя мама очень редко это делала, боясь нарушить природное равновесие. Мама очень сильный маг-стихийник, управлющий ветрами и дождями. Все драконы имеют способности к магии, и Айя имеет. Она умеет управлять неживой материей. Кайль, как и мама, стихийник. Папа — огневик. Он очень сильный огневик и при желании может спалить до камня все вокруг себя до тех границ, куда достает взгляд с земли. Кайль и Айя пока что слабые маги, но им и лет-то всего ничего — по шестнадцать. Для драконов это детский возраст, они только-только начали входить в разум. Только вышли из младенцев. Папа уже перешагнул за тысячу лет, мама — за семь сотен. Кайль и Айя родились случайно, вопреки тому мнению, что у старых драконов уже не могут родиться дети. А вот поди ж ты! И сразу двое! Близнецы!

Айя слышала, как папа и мама ругали какую-то Энагду, которая сказала на слете драконов, что рождение близнецов предвещает неприятности. На что мама сказала, что сама Энагда, которая на лету теряет дерьмо от старости, — вот это и есть неприятность. Папе сказала наедине, потому что такое в обществе говорить нельзя, так как старая драконица — что-то вроде старосты всех драконов и хранительница мудрости. Ей уже пять тысяч лет, она один из самых старых драконов, оставшихся в этом мире.

После этого слета папа и мама объявили, что удаляются от общества и будут жить отдельно, на Плато Оберран, и что никто не смеет прилетать к ним без его разрешения. В противном случае он будет считать этот прилет за нападение и примет соответствующие меры. Папу хорошо знают, он слов на ветер не бросает. Сказал, что убьет любого, — значит, убьет.

Айя, конечно же, этого не видела. Мама рассказала. Предупредила, что, если дети случайно встретятся с чужими драконами, не смели с ними разговаривать. У драконов считается, что рождение близнецов — к беде. И на них могут напасть.

Айя положила сверток с младенцем на берег, осторожно развернула… и отвернулась. В нос шибанул такой густой запах нечистот, что не выдержала бы и зеленая мясная муха, а не только молодая драконица. Но младенец даже не проснулся, он лежал, улыбаясь во сне, и губы его время от времени почмокивали, будто он искал материнский сосок.

Драконица взяла его в руки и, отведя свою голову в сторону, пошла к воде. Медленно зашла в нее, холодную, чистую, ледниковую, и… погрузила младенца по шею, с облегчением отмечая, что жуткий запах почти исчез.

И тут раздался такой крик, такой плач, что Айя едва не выпустила ребенка из рук. Он проснулся и вопил так, что нежный слух драконицы с трудом переносил эти вопли.

— Ты чего делаешь? — в голове раздался голос брата. — Вода-то холодная! Он же не дракон, а человек! Сама не любишь купаться в холодной воде, а зачем его туда засунула?

— А чего раньше не сказал?! — огрызнулась драконица, собралась выдернуть младенца из воды, но передумала. Раз уж засунула, теперь все равно!

Быстро поводила руками по телу орущего ребенка, надеясь, что смыла с него всю грязь, поскорее пошла на берег, соображая, чем же укутать это нежное существо? Вопрос снялся сам собой, когда она увидела брата, держащего в руках кусок чистой ткани. Быстро закутала младенца, прижала к себе, пошла к дому, думая теперь над тем, как бы еще найти ему еду. Ведь скоро снова его кормить! А чем?

Младенца положила на лежанку, осмотрелась, решила — надо обмести комнату, убрать паутину, вымести пол (здесь он был деревянным).

— От тебя пахнет говном! — хихикнул брат.

— Тебя потрогала, — парировала Айя и, подозрительно посмотрев на свои руки, перевела разговор: — Что там, в сумах? Есть что-то дельное?

— Одежда… тряпки. Съестного ничего нет. Еще немного денег и медальон.

— Денег? Покажи! Я никогда не видела настоящие деньги! Только на картинке!

— Да вот… это золото… три штуки. То, белое, — серебро. Тоже три монеты. И медные — я не считал, сколько их, горсть. Вот на них люди покупают еду.

— О! Еду можно купить! А что, если…

— Нет! Никогда! Мы не умеем общаться с людьми! А ты вообще едва разговариваешь по-людски! Нас сразу заметят, и будут неприятности. Ты что, всем будешь руки отрывать?!

— А не надо было ему меня трогать! Я ведь предупредила!

— Да я не против… я о том, что, если мы их перебьем, откроется тайна, люди о нас узнают. Папу и маму обвинят в том, что они нас плохо воспитали и мы выдали тайну. Ты хочешь их подставить? Папе придется сражаться против всех. И маме. И нам. И мы погибнем, потому что четверо драконов не могут драться против сотни. И тогда погибнет и твой питомец. Как там его звать? Имя придумала?

— А зачем его придумывать? Мать сказала, что его имя Робург.

— Странное имя… давай его звать Роб? Коротко и ясно! Роб!

— Ну… давай. Кайль, знаешь… мне не дает покоя то, что его мать сейчас лежит мертвая там, внизу, и ее будут есть лесные звери. Мухи будут есть. Это неправильно. Нехорошо. Мы должны что-то сделать…

— Что именно?

— Ну… ты же знаешь заклинание огня?

— Ох ты ж… ты ее хочешь сжечь?

— Нет! Поджарить, чтобы подрумянилась, а потом ею пообедать! Кайль, кто у нас в паре глупый: я или ты?

— Я. Потому что вечно тебе уступаю и влипаю из-за тебя в неприятности. Ладно. Полетели. Только двери закрой, чтобы к нему никто не забрался. И знаешь, у меня есть идея, как его кормить. Только надо будет постараться…

* * *

Фххх!

Тело женщины вспыхнуло так, будто это был сухой хворост. Минута, и на месте тела остался лишь серый пепел, «нарисовавший» контур человека.

— Покойся с миром, неизвестная женщина! — грустно сказал Кайль.

— Покойся с миром! — повторила Айя и добавила, глядя вверх, на вертикальную скалу: — Мы позаботимся о твоем сыне, не беспокойся. Обещаю.

— Ты собрала трупы ее убийц?

— Собрала! — буркнула Айя. — Стыдно заставлять сестру таскать всякую гадость!

— А не надо было любопытничать! Я тебя предупреждал! Теперь на нас висит детеныш, плюс десять убитых людей! И нам нужно убрать следы нашего… хмм… любопытства. Твоего любопытства! А еще — мир делится на тех, кто умеет колдовать заклинание огня, и тех, кто таскает трупы. Ты — таскаешь трупы.

— Фу! Дурак!

— Хи-хи…

Сложенные в кучу тела убийц вспыхнули так же ярко, как и тело несчастной женщины. Их не стали закапывать, а вот для женщины Айя когтями сильных лап выкопала ямку под большим деревом, а потом стряхнула туда серый пепел, чихая от попавших в ноздри частиц. И закопала яму. Подумала — и на коре дерева когтем процарапала круг: она читала, что люди поклоняются Солнцу и на могилах ставят такие круги. Пусть он будет и здесь. Если люди верят, что после смерти отправятся к солнцу, так почему бы не посодействовать их полету? Кто знает, может, оно так все и есть, и Солнце впитывает людские души.

— Полетели!

Кайл взвился прямо с места, как всегда подняв ураган из мусора. Айя фыркнула и последовала за ним.

— Куда летим?

— Лети за мной, я покажу.

— Нет, ты ответь! Ну что такое?! Ты постоянно от меня что-то скрываешь! Тебе что, так интереснее?

— Ладно. Слушай меня. Твой детеныш… твой питомец хочет молока. Пить кровь и есть сырое мясо он не может. Так?

— Ну… может, и так, — неохотно согласилась драконица. — Мы не пробовали, может, он и поел бы.

— Я подозреваю, что, если ему дать сырого мяса, он долго не проживет. Ты читала, что люди сырое мясо не едят? Они его всегда готовят на огне. Почему? Да потому что у них желудок не приспособлен для переваривания такой пищи. Слабые они, не такие, как драконы.

— Допустим. И? Где ты собираешься найти молоко?

— У тех, кто его производит! — торжествующе закончил Кайль, и Айя ахнула:

— Ты хочешь украсть женщину?!

— Сестра, ты правда не в своем уме. Ну с какой стати я буду воровать женщину? Это же скандал! Она тогда расскажет о нас всем людям! Что, только женщины дают молоко?

— Ох! Правда. И где ты собираешься найти самку с молоком?

— Знаю одно место. Там деревня, и я видел пасущихся коз — точ-в-точь таких, как с картинки.

— Полетели!

* * *

Траму было скучно. Очень скучно! Что может быть скучнее, чем пасти стадо коз? И ладно бы еще они паслись как положено, но ведь все время норовят забраться туда, где им не положено быть! В чужой огород, на чужое поле! В прошлый раз, когда он уснул, проклятые козы забрались в сад Хергеля, и Трама выпороли. Эти гады умеют очень ловко лазить, так что Хергеля чуть удар не хватил, когда он увидел стадо на его любимой желтой сливе. Твари ходили по веткам, как по земле, деловито объедая и листья, и кончики веток.

До сих пор задница болит. Отцу пришлось заплатить за потраву, и Трам почувствовал на своей шкуре, что такое зарабатывать деньги. Папаша так и сказал: «Я сделаю так, что ты хорошо поймешь, что такое, когда теряешь заработанное с таким трудом». Да, спать нельзя. Но кто бы знал, как хочется подремать после того, как ты съел кусок лепешки с хорошим пластом копченой оленины! Мать положила в котомку, она добрая, всегда о нем заботится. Не то что отец, у которого кроме подзатыльника не добьешься никакой ласки. Если, конечно, подзатыльник можно назвать лаской. Трам давно ушел бы из дома в город, ему уже шестнадцать лет, но… как-то страшновато. Он до сих пор ни разу не был не только в столице, но даже и ближайших маленьких городках, потому совершенно не представляет, чем ему там заниматься и как жить. Нужна ведь крыша над головой, еда, питье, обуваться и одеваться — на что? Хоть отец и слишком строг, но здесь Трама всегда накормят и напоят, и лежанку его никто не займет. Нет уж… пока поживет здесь. Там видно будет.

Заблеяли козы, мальчик посмотрел и… остолбенел, вытаращив глаза: парень и девушка примерно его возраста тащили двух молочных коз и козла-производителя в сторону леса! Вот наглые твари! Трам не знал этих ребят, нигде до сих пор не видел. Одеты как горожане — добротная, дорогая на вид одежда, сапоги, а сами чистенькие, прилизанные, как и положено горожанам. Трам никогда не видел горожан, но представлял, что они такие и есть. И вот сейчас эти проклятые горожане воруют его коз! Ах вы ж гады… Отец потом и не поверит, что коз утащили горожане. Скажет — потерял, в лес ушли, а там их задрали хищные звери. И снова выпорет, и снова будут болеть задница и спина!

— Стоять! Ну-ка, стой! — Не помня себя Трам схватил посох-дубинку, с которым управлялся довольно-таки ловко (старший брат научил), и помчался следом за похитителями. Догнать было несложно — козы упирались, не давали себя тащить, а эта странная парочка явно не хотела причинить им вред.

— Стой! — повторил Трам, перехватив дубинку поудобнее. — Отпустите коз! Проклятые воры! Я сейчас мозги вам вышибу!

Парень и девушка переглянулись.

— Уважаемый юноша, — начал парень приятным, мелодичным голосом, — нам очень нужны эти козы. Мы готовы заплатить за них хорошую цену.

— Цену? — ошеломленно переспросил Трам. и насторожился. — Какую цену?

— Этого будет достаточно? — Парень бросил Траму монету, которую тот ловко поймал в воздухе. Трам раскрыл ладонь и с изумлением уставился на профиль императора, выбитый на монете. Старая, тяжелая монета — даже Трам знал, что она стоила гораздо дороже всего этого стада.

— Ну ладно… — растерянно согласился Трам. — Забирайте.

Парень и девушка молча кивнули, снова переглянулись, будто разговаривали глазами, и продолжили тащить возмущавшихся и блеющих коз в лес, а Трам, проводив их взглядом, подумал — куда же они их могли увести? Рядом не было ни повозок, ни лошадей, вообще ничего! Ну не по воздуху же они прилетели!

На закате он пригнал стадо домой и сообщил отцу о случившемся. Отец отвесил мальчишке хорошую оплеуху и заявил, что эта монета, конечно же, фальшивая, потому что только дурак заплатит золотом за дурацких три козы! И что сейчас он сходит к старосте и, когда вернется, выпорет придурка широким ремнем, да еще и пряжкой. Ибо только через задницу в его голову может войти частичка ума.

Трам очень сомневался в таком способе прозрения и поумнения, но говорить ничего не стал, так как знал — стоит возразить хоть в чем-нибудь, и тогда порка совершенно неминуема. Мать лишь вздыхала и смотрела на него усталыми глазами — папаша тот еще муж, ей тоже, бывало, доставалось. Просто так, ради порядку, как говорил папенька. Он считал, что жену время от времени надо поколачивать, тогда она будет знать свое место и не станет нудеть над ухом.

Папаша вернулся не скоро, и от него пахло самогоном. Шумно отдуваясь, он сел за стол, посидел с минуту, постукивая пальцами по столешнице, потом крикнул:

— Трам, сынок! Иди сюда.

Голос его был непривычно мягким, даже сладким. Когда Трам боязливо заглянул в дверь, отец поманил его, сказал:

— Не бойся, заходи. Не трону. И это… я ошибся. Монета настоящая. Хорошая сделка! Мы проверили монету, полновесный золотой, да еще и старый, самый дорогой. Ты это… расскажи, как там и что… этих господ нельзя найти? Еще коз продать?

Трам вздохнул и начал свой рассказ…

* * *

— Ты догадался взять деньги? — констатировала Айя, недовольная тем, что догадался Кайль, а не она. Ей все время хотелось сделать так, чтобы Кайль сел в лужу. Но не получалось.

— Только не говори, что кто-то должен был догадаться! Не оценю! — сварливо добавила она.

— Ну кто-то же должен… — со смешком ответил брат, и сестра громко зафыркала, выражая полнейшее неудовольствие поведением Кайля.

— Ненавижу тебя! — усп