когда социум начинает избывать некое зло, его в публичном пространстве становится больше, потому что на него обращают внимание.
«Жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна» (Гоббс).
Но ради своего удобства родителям приходится муштровать ребенка чуть сильнее и социализировать чуть больше, чтобы он лучше ладил с братьями, сестрами и родней, — выше уровня, в котором заинтересован сам ребенок.
Но самую большую опасность представляют религиозные верования, обесценивающие жизнь людей из плоти и крови: убеждение, что страдание в этом мире будет вознаграждено в следующем или что, врезавшись на самолете в небоскреб, пилот обеспечит себе на небесах компанию из 72 девственниц.
Состояние морали предыдущих столетий очень точно отражает одна из самых читаемых книг всех времен (переведена на 3 тыс. языков) – Ветхий Завет. Она содержит 6 тыс. отрывков, в которых говорится, как нации, короли и индивиды уничтожают друг друга.
Самый очевидный путь — политика сдерживания. Не бей первым, но будь достаточно силен, чтобы пережить первый удар и отплатить агрессору тем же.
Всегда и повсюду более мирные сообщества обычно оказываются более богатыми, более жизнеспособными, более образованными, обладающими лучшей системой правления. Они с бо́льшим уважением относятся к женщинам и чаще преуспевают в торговле.
Выясняется, что по проценту убыли мужского населения самой кровопролитной была не Вторая мировая, а гражданская война в Англии XVII века.
Впечатляющие перемены произошли в самой показательной страте населения. Многие говорили мне, что молодые американцы те еще гомофобы, потому что используют выражение «Это так по-гейски!» как оскорбление. Но цифры говорят обратное: чем моложе респонденты, тем терпимее они к гомосексуальности. Более того, их принятие морально глубже. Толерантные респонденты старших возрастов постоянно обращаются к идее «природы» в дебатах о причинах гомосексуальности, и приверженцы этой идеи более терпимы, чем их противники, которые ссылаются на «воспитание», потому что чувствуют, что человека нельзя осуждать за черты, которые он не выбирал. В то же время подростки и двадцатилетние чаще объясняют гомосексуальность обстоятельствами или средой, и при этом они относятся к ней гораздо терпимее. Выходит, они с самого начала не считают, что в гомосексуальности есть что-то плохое, так что, мог ли гей выбрать свою ориентацию, для них вообще не важно. Подход таков: «Гей? Да как скажешь, чувак». Молодежь, конечно, всегда либеральнее старшего поколения, и, может быть, по мере их продвижения вверх по демографической шкале они растеряют свою терпимость. Но я в этом сомневаюсь. Их искреннее принятие поражает меня как истинная разница между поколениями, такая, которую эта когорта пронесет с собою до старости. Если так, страна будет становиться все более толерантной по мере того, как гомофобное старшее поколение станет покидать этот мир.
Женщина, надевающая крестик, редко осознает, что это инструмент пытки, казни — обычной в древнем мире; мужчина, упоминающий «мальчика для битья», не думает о старинном обычае пороть невинного ребенка за провинности принца.
