Оглавление

Жизнь за жильё. Роман.

Часть первая. Потеряшки

Апрель 1994 года

Глава 1

Иван Рудольфович Шильд очнулся в кромешной темноте, перевернулся на бок, протянул руку, ощутил холод паркетной доски и понял, что всю ночь проспал на матрасе, расстеленном на полу. Череп страдальца раскалывался где-то глубоко внутри, его владелец решил подняться, в висках застучало сильней, перед глазами поплыли фиолетовые круги. Худощавый мужчина бережно вернул голову на подушку, вытянулся во весь рост и затаился.

«Где я?» — через похмельный синдром пробилась дельная мысль. Затхлый и сивушный запах помещения подсказал, что лежит Иван Рудольфович не дома, не в своей квартире. У зашторенного окна виднелись очертания кровати. Где-то в комнате должна быть дверь… Иван не в первый раз приходил в себя в чужом жилище и чётко знал, что делать. Первым делом — опохмелиться, затем сориентироваться на местности и найти дорогу домой. Мужчина пил давно и практически без перерыва со дня смерти матери…

Мама последние годы не вставала с постели и умерла в свои шестьдесят два года от закупорки тромбом лёгочной артерии. Смерть была внезапной, быстрой и во сне. Единственный сын так и обнаружил маму рано утром — мёртвой и с застывшей улыбкой на лице. Сейчас сорокалетнему мужчине очень хотелось помереть также — во сне и с улыбкой. Но, нормальный сон не приходил, а улыбаться было не с чего. Иван вновь и вновь умирал в муках похмелья и в очередной раз клялся себе, что больше никогда не будет пить. За год беспробудного пьянства организм человека окончательно и бесповоротно попал в алкогольную зависимость и постоянно требовал новой дозы крепких напитков.

Мужик провалился в короткое забытье, которое едва ли можно было назвать полноценным сном, и перед его глазами появилась кружка с водкой на столе. Больше ничего… Только стол и металлическая кружка, наполненная наполовину сорокоградусным напитком. Иван во сне точно знал, что в посуде не вода из-под крана, не минералка, а именно сто грамм прохладной водки. И для полного счастья человеку не хватало именно этой дозы в сорок оборотов. В последнее время мужчина уже не мог опохмелиться из рюмки или из стакана. Из-за характерной дрожи пальцев в руках держалась только кружка.

Страдалец окончательно проснулся, вновь попытался привстать и оглядел тёмное жилище вокруг. Кружки с водкой нигде не наблюдалось. Тут вообще ничего не наблюдалось, кроме кровати у окна, с которой доносился чей-то храп. Это хорошо, что он не один в этом доме. И даже не раздетый. Умирать одному в чужой квартире, да ещё с похмелья, очень не хотелось…

— Эй, там наверху, есть, кто живой? — прохрипел Иван в сторону окна и откинулся на матрас.

Кровать заскрипела, и сверху донеслось:

— Опаньки, новенький! Тебя когда принесли?

— Где я? Ты кто?

В темноте раздался скрип пружин, неизвестный сел на кровати, в темноте забелели босые ноги.

— Заметьте, гражданин, если бы я не был коренным ленинградцем, я бы сейчас вполне мог ответить вам грубо: «Конь в пальто!». А как сугубо интеллигентный человек я скажу: «Агния Барто».

Сугубо интеллигентный человек поднялся, прошлёпал босой к стене и стукнул по выключателю.

— И кто тут у нас?

От внезапного яркого света боль в глазах так резанула по всему телу гражданина на матрасе, что на какое-то время даже помогла забыть о голове. Иван ткнул лицо в подушку:

— Ёшкин кот! Вырубай.

Свет погас. Сосед вернулся к кровати.

— Извиняйте. Да мы сами с пониманием. Сильно колбасит?

Странно, но жить стало немного легче. Не то чтобы веселей, но точно легче. Видимо, в самом деле «клин клином вышибают». Высокий мужчина с трудом поднялся, сел, согнул ноги в коленях и прислонился спиной и затылком к холодной стене. Голову немного отпустило, глаза привыкли к темноте. Кроме виденья кружки с водкой, появились вопросы:

— Где мы? Какая станция метро ближе?

— Какое метро, товарищ? На бокситовых рудниках мы с тобой. И проснулся ты сегодня в славном городе добытчиков боксита под названием Бокситогорск. А Питер от нас далеко, больше чем за двести километров будет. Считай, сослали нас, как декабристов. Слушай, а сам-то что? Ничего не помнишь?

Сосед по комнате, тощий мужик в майке и трусах до колен, встал, подошёл и протянул ладонь:

— Кстати, величают меня Иннокентием Константиновичем Зубовым. Прошу любить и жаловать. Можно, просто Кеша.

— Иван Рудольфович, или просто Ваня, — Шильд оторвался от стены и пожал руку.

— Отчество у вас странное, не из немцев будете?

— Не диковинней вашего имени, — Иван провёл языком по пересохшим губам. — Кеша, а у тебя водички не будет?

Иннокентий Константинович раздвинул шторы, захватил с подоконника большую пластиковую бутылку воды и протянул Ивану Рудольфовичу. В комнату заглянула полная луна, осветив противоположную стену комнаты с закрытой дверью. Вода была холодной, пить приходилось мелкими глотками. Мозги немного промывались, Иван не спешил и пытался восстановить события последних дней. Память возвращалась урывками…

***

После смерти матери, приняв в наследство половину жилой недвижимости, ранее принадлежащей усопшей, Иван Рудольфович стал единоличным собственником небольшой двухкомнатной квартиры на улице Гороховой и тут же вошёл в зону риска. Оказаться середине девяностых единственным владельцем жилой площади в центре Санкт-Петербурга и при этом постоянно топить печаль в вине становилось опасно для жизни и здоровья…

Конечно, отдельная квартира коренного ленинградца по меркам культурной столицы была не бог весть что, это вам не «золотой треугольник» между Невским проспектом, Фонтанкой и Невой. Принадлежащая семье Шильд квартира, из окон которой открывался шикарный вид на шпиль Адмиралтейства, располагалась на пятом этаже старинного дома недалеко от Сенной площади. Недвижимость петербуржца оценивалась примерно в тридцать тысяч долларов и стоила своих денег. На теперь уже единственного владельца недвижимого богатства обратили внимание ещё в похоронном бюро, где безутешный сын вместе с сестрой усопшей пытались оформить ритуальные услуги. Ивану Рудольфовичу быстро пошли навстречу, сделали большую скидку и не только посоветовали, но и привели его для дальнейшего оформления наследства к честному и ответственному нотариусу, контора которого располагалась буквально напротив их скорбного бюро по улице Достоевской.

Мужчина в расцвете сил хорошо помнил разные события, случившиеся с ним много лет назад, но никак не мог полностью восстановить в памяти последний год своей жизни. Память и силы по мере погружения в болото алкоголизма ухудшались такими же темпами, и воспоминания последних дней давались с трудом. Периодически возникали картины постоянных застолий с различными персонажами. В голове удерживались множество деталей покупки алкоголя и начала распития спиртных напитков, но со временем окончательно стёрлись финалы посиделок и все лица, с которыми Иван бражничал.

В памяти ещё сохранилось получение им наличных и оформление расписок за проданную квартиру. Но количество денег и суть текста на бумаге в голове не задержались. Да и гражданин великой страны особо не напрягался, так как мозаику последних событий он уже не мог выстроить последовательно, и у спившегося человека не было основы для объективной оценки сложившейся ситуации. К сорока годам мужчина выглядел на все шестьдесят. И сейчас вспоминать ничего не хотелось, а просто хотелось водки.

— Водочки бы? Грамм пятьдесят. — Ваня вопросительно взглянул на Кешу.

— Потерпи, дружище, ещё с полчасика. Скоро Алик подойдёт, и мы с тобой вступим в партию роялистов, — ответил сосед по комнате и посмотрел на старый будильник, стоящий на подоконнике.

— Какая ещё партия? Опохмелиться надо, иначе — кирдык!

— Вот и я ап чём! Ваня, что не приходилось тебе ещё баловаться спиртом заморским по имени «Рояль»? Девяносто шесть градусов! Из одной литрухи враз четыре бутылки водки получается. — Иннокентия захлестнули приятные эмоции. — Ещё Леонид Ильич Брежнев сказал в своё время, что экономика должна быть экономной. Тут, товарищ, главное, чтобы наш спирт с золотой полоской на этикетке был. Этот «Рояль» самый роялистый будет. Без запаха. С синей полоской паленой резиной воняет, а с красной — шампунем отдаёт. Вот тебе, Рудольфович, и весь коленкор на сегодняшний день.

— А ты, Кеша, действительно стал тут твёрдым членом партии роялистов. — Иван всё же через силу улыбнулся. — Пойдём на улицу, подышим, пока твой Алик спирт притащит.

— Алик теперь наш общий будет, а не только мой. — Сосед взгрустнул, забрал бутылку и глотнул водички. — И не выйти нам отсюда, товарищ дорогой, ибо заперты мы крепко и решётки на окнах.

— Вот и ни хрена себе! — новый узник прилёг в раздумье на матрас. — Попал я, однако. Мы что — в тюрьме? Надо в милицию сообщить.

— Не надо.

— Это ещё почему?

— Здесь милиция нас не бережёт. Потом расскажу. — Сосед тоже опустился на свою скрипучую кровать, закинул руки за голову и добавил, глядя в потолок: — Ваня, я тебе сейчас один умный вещь скажу, ты только не обижайся, ладно?

— Говори.

— Надо меньше пить!

Оба рассмеялись, как смогли. Иван вспомнил про свой военный билет в заднем кармане джинсов. После того как в очередном запое пропали документы на квартиру и паспорт, мужчина постоянно держал при себе военник на всякий случай, перекладывая из кармана в карман. Старший сержант запаса аккуратно вытащил документ, удостоверился, что сосед по комнате его не видит, и спрятал красную книжицу под матрас. Единственное, что отчётливо сохранилось в памяти Ивана, так это картины армейской службы, стрельб и учений…

Глава 2

Организм крепкого мужчины пытался бороться с зелёным змием, но в итоге проиграл эту неравную битву. Сказалась наследственность. Ивану с каждым очередным запоем оказалось всё сложней и сложней выходить из состояния алкогольного полёта, да и трезвые перерывы между постоянными злоупотреблениями становились всё короче и короче.

Запои в последнее время участились, и мужчина стал относиться к ним как к неизбежности, вроде смены дней или времен года, дождю или солнцу. И свою квартиру Иван Рудольфович ценил только за то, что в ней можно было переспать и иногда перекусить. Вернее — закусить. Уход в штопор может случиться с пьющим человеком в любой момент. И для этого не нужны специальные условия. Вроде только что вышел из состояния невесомости, восстановил организм, дал себе очередную торжественную клятву, что больше ни одной капли в рот. И вот опять первая рюмка, за ней — вторая, и пошло… поехало… полетело куда-то вниз… И не тормознуть, не проконтролировать себя, как бы ты ни хотел остановиться.

Алкоголизм не простуда, и его не подхватишь по пути с работы домой в душном вагоне метро. И невозможно быть немножко алкоголиком, также как и немножко беременной. Тут всё ясно и просто: либо ты алкоголик, либо нет. Главное, не переступить черту, когда поступление алкоголя в организм еще не стало нормой, спирт не включился в обмен веществ, и ты ещё в состоянии фиксировать количество выпитого. Человек не может стать алкоголиком за несколько застолий подряд. Это непростой труд, и не каждый осилит эту дорогу. Тут необходимо иметь здоровье и волю к победе.

На пути алкоголиков много преград в виде жены, детей, работы и общества в целом. Более того, им приходится ещё любыми путями преодолевать давление многочисленных родственников, пытающихся их спасти. Алкоголик — человек, прошедший нелегкий путь от любителя рюмашки за обедом до маргинала, побирающегося у вокзала. Он истинный профессионал, и алкоголизм является вершиной его карьеры, его дном жизни.

В это не самое прекрасное весеннее утро зависимый от спиртного мужчина не употреблял уже более восьми часов, и абстинентный синдром постепенно подходил к своему пику. Ивана Рудольфовича начало колотить…

Соседи по комнате услышали звук подъезжающей машины, затем раздался металлический скрежет входной двери. Ключ повернулся в замке уже двери комнаты, и в помещение вошёл высокий молодой мужчина с копной чёрных волос и кавказскими усами. В руках вошедший держал два пакета.

Кеша соскочил с кровати:

— Наконец-то, Алик, дарагой мой!

— У нас тут всё в порядке? Как новенький? — кавказец спросил на чисто русском, поставил один пакет на пол и внимательно посмотрел своими карими выпуклыми глазами на Ивана.

— Алик, ап чём вопрос! Ты же сам видишь, как человеку плохо. — Иннокентий уже натянул линялые треники и заглядывал в содержимое пакета. — Алик, ну, ёкарный бабай! Тебя же по-русски просили — купить спирт с золотой этикеткой. А ты опять с красной приволок. Алик, ты что, дальтоник?

— Иннокентий Константинович, да не ругайтесь вы так. Какая разница?

— А ты сам попробуй и сразу почувствуешь разницу.

— Вы же знаете, что я не пью, — ответил с улыбкой надзиратель и протянул второй пакет новому жильцу. — Это для вас одежда, всё чистое. Можете переодеваться.

— Алик, ты что, в самом деле, не видишь, как гражданину плохо без лекарства? Он даже толком встать не может. Пойдём на кухню микстуру готовить. Надо человека спасать.

Ивана уже всего трясло, на лбу выступили капли пота, сердце учащенно билось и лёгким не хватало воздуха. Ему хотелось выяснить, как он попал сюда и почему оказался взаперти. Но, мужчину больше всего сейчас волновал совсем другой вопрос. Для того чтобы прийти в норму Ивану Рудольфовичу необходимо было, как минимум, опохмелиться и, как максимум, провести детоксикацию организма. Медицинских работников никто вызывать не собирался, и опытный коллега по употреблению спиртных напитков взял лечение в свои руки:

— Подожди, Иван! Опохмелиться, это тебе не зуб вырвать. Тут профессионализм нужен и ювелирная точность. Сейчас мы тебе спирт разбодяжим мягче, чтобы первая рюмка как по маслу прошла.

Иннокентий с Аликом вышли из комнаты. Вскоре сосед по комнате прибежал с чайной чашкой в руке и захватил с подоконника бутыль с водой:

— Держи! Сам сможешь? Я тебе холодненькую сделал, ровно тридцать градусов. Больше тебе пока нельзя, иначе мотор перегрузишь.

Иван с трудом уселся на матрасе, вновь прислонился спиной к стене, попытался удержать чашку в руках и поднести ко рту, но руки тряслись так, что чуть не выронил посуду. Кеша успел перехватить чашку:

— Да, болезный, дошёл ты до ручки. Я твою голову поддержу и помогу микстуру принять.

Сосед одной рукой схватил затылок больного и второй поднёс чашку к лицу. От запаха поднесённого напитка Иван чуть не блеванул, но смог удержаться и усилием воли загнал содержимое посуды внутрь. Запил водой. Организм принял холодный разбавленный спирт и начал благодарно усваивать. Дрожь прекратилась…

Иван Рудольфович откинулся на матрас:

— Спасибо, Кеша!

— А то! Первая рюмка, она кудесница.

— Красиво выражаетесь, Иннокентий Константинович.

— Дык, мы же интеллигентные люди. Пойду сам приму на грудь грамм сто. И не меньше! А ты, Ваня, полежи пока, приходи в себя, — довольный результатом сосед быстро вышел из комнаты.

Опохмелившийся человек закрыл глаза и с удовольствием начал фиксировать возвращение организма в привычное русло. «Надо будет повторить минут через десять, а потом попросить Кешу чего-нибудь сварганить горяченького…». Эти минуты воскрешения из небытия становились самыми счастливыми мгновениями в сегодняшней жизни Ивана Рудольфовича.

Чуть позже прибежал раскрасневшийся Иннокентий со второй чашкой:

— Будем жить, камрад! А теперь сами, сами.

Вторая порция огненной воды упала в желудок мужчины и растворилась в крови. Жить стало легче, жить стало веселей. Даже появился аппетит. Гражданин Шильд сам смог подняться с матраса и, держась за стенку, аккуратно выдвинулся на запах пищи. Квартира оказалась однокомнатной, с крохотной кухней, на которой еле уместились газовая плита, стол, пара стульев и табурет. Когда-то стены были выкрашены в благородный синий цвет, со временем краска отслоилась и висела лохмотьями. Иван обратил внимание, что он на голову выше соседа. Иннокентий готовил в кастрюльке на небольшой электрической плитке, установленной на столе. Страдалец осторожно присел на расшатанный стул:

— Камрад Кеша, а у нас ничего пожрать нет?

— Потерпи немного, Ваня. Я тут как раз соляночку из сосисок готовлю.

— Иннокентий, так на газу быстрей было бы?

— Отключен газ, и дом этот аварийный, под снос идёт. Остались только две жилые квартиры: наша и этажом выше. Похоже, там такие же бедолаги живут, как мы. Иногда слышно, как по ночам ходят. Но, я пока никого не видел.

— Понял, а Алик где?

— Днём обычно уходит, закрывает только квартиру. Вечером появится, проверит нас и опять все двери запрёт.

— Я заметил, что басурман хорошо по-русски говорит.

— Он там у себя в Баку ещё при Союзе университет закончил. Да, и ещё, Ваня, осторожней с ним, не верь ему и не ведись на его вежливость. Опасный тип. Тут как-то трое его соплеменников прямо под нашим окном переговоры с ним устроили. Ругались по-своему. Алик одного из них так вырубил одним ударом, что оставшимся землякам тащить его на себе пришлось. Больше я их здесь не видел.

— Понял, Кеша. Спасибо за науку. А я вот всё вспомнить не могу, как привезли меня сюда за двести вёрст. Хоть убей, ничего не помню.

— Ваня, и не только привезли и в комнату занесли, а ещё смотрят за тобой, в чувство приводят, поят и кормят. Значит, нужен ты им. А вот для чего, я и сам вникнуть не могу. А я-то уж здесь второй месяц обитаю.

— И всё время один жил? Бежать не пробовал?

— До меня один попробовал, так его и в живых уже нет. Поэтому, и тебе не советую. В общем, слушай — был у меня сосед. Серёгой звали, тоже питерский. На кровати спал, а я на твоём матрасе ночи коротал. Зимой дверь в комнату не закрывали, и сосед, он раньше слесарем на Кировском заводе работал, нашёл в кладовке напильник и целую связку старых ключей. Вот и соорудил наш мастер отмычку. — Рассказчик многозначительно посмотрел на слушателя. Иван, соглашаясь, кивнул и придвинулся ближе. Сосед продолжил: — Тогда и одежда висела на вешалках и обувь разная хранилась в квартире. Я в тот день в запое лежал, встать не мог. И как-то раз Сергей принял на посошок, обулся, оделся и ушёл по-английски в ночь. Я даже не слышал. Через два часа привезли его на милицейской машине и затащили в квартиру. Утром Алик очень сильно ругался. И с того дня дверь комнаты закрывается на ночь, с кладовки убрали весь хлам, и заодно выкинули всю одежду и обувь.

Кеша встал и помешал солянку. Иван осторожно спросил:

— Убили что ли соседа? За побег?

— Сам умер. Две недели назад… Царство ему небесное и земля пухом… Вроде всё потом хорошо было, Алик больше не ругался. И нам литр «Рояля» на два дня спокойно хватало. Даже на похмелку оставалось. — Иннокентий задумался, встрепенулся и продолжил: — А в одно утро, бац, смотрю — Серёга весь белый и холодный. Даже доктор заходил, а потом участковый. Оба вместе с Аликом что-то там мутили с документами на кухне. И всё. Абзац! Схоронили Серёгу. Вот такие дела, друг мой ситный…

Товарищи по несчастью замолчали и задумались о вечном… Только слышно было, как кипит и булькает вода в кастрюльке. Шильд посмотрел на соседа и решил сменить тему:

— А ты в Питере где жил?

— Так на 7-Красноармейской в трёхкомнатной квартире вместе с братом и сестрой. Прямо рядом с Варшавским вокзалом жили.

— Ну, вот и ни хрена себе! Так мы с тобой с одного района получается. А я с Гороховой, по ту сторону Фонтанки вместе с матерью жил. Царство ей небесное… У нас квартира была пополам.

Иннокентий тут же протянул ладонь:

— Земляк, значит. За это надо выпить! И всё же, товарищ, предлагаю дождаться соляночки. Ещё минут десять и готова будет. Это я тебе как специалист говорю, иначе на пустой желудок вырубимся сразу после третьей.

— Подождём, конечно. Пойду пока сполоснусь. Вода есть горячая?

— Должна быть, если не отключили. Мыло на полочке возьми.

Тёплый душ прибавил здоровья и тягу к жизни. Иван Рудольфович переоделся в свежее бельё из пакета и накинул старый застиранный спортивный костюм с надписью «Динамо». Всю свою одежду замочил в тазике. Иннокентий с улыбкой спросил у преобразившегося соседа:

— О как! «Динамо» бежит?

— Все бегут. Одни мы сидим… — Иван присел на стул и подвинул горячую миску с супом к себе. — Приятного аппетита!

— И вам не хворать, Иван Рудольфович!

Соседи неторопливо принялись за еду. Организм обоих мужчин был истощен алкоголем, ели аккуратно, стараясь не загружать желудок. Подошло время третьей рюмки. Кеша смешал спирт с водой и произнёс индивидуальный для обоих тост:

— Иван, за наше здоровье!

— Будем!

Доели солянку, потянуло ко сну. Больше пока не пили. Уже с кровати Кеша вдруг сказал Ивану:

— Слышь, Рудольфыч, я тут что вспомнил — сосед-то мой бывший, Серёга, земля ему пухом, тоже был с нашего района. Жил он один на канале Грибоедова у Сенной площади. Совсем недалеко от тебя получается…

— Ну да, в пяти минутах пешочком.

— Иван, и это «жу — жу» неспроста! Мы втроём с одного района оказались вдруг вместе в одной комнате у чёрта на куличках. Одного из нас уже нет в живых. И вокруг нас жужжат неправильные пчёлы, и они делают неправильный мёд.

Ослабленный организм узников взял своё, и собеседники забылись коротким сном…

***

Следующее пробуждение Ивана Рудольфовича получилось не таким тягостным. Организм работал, дневной свет пробивался сквозь задёрнутые шторы. На кровати Иннокентия лежало скомканное одеяло, в комнате было слышно, как кто-то возится на кухне. Иван медленно поднялся и также вдоль стенки, побрёл на звук. За столом Кеша манипулировал бутылкой бельгийского спирта «Рояль», чашками и водой из чайника:

— Доброго утра, вам, товарищ! Вернее, доброго дня. Как спалось?

— Вырубило меня. И спал как убитый.

— А я ап чём говорил! Соляночка плюс пара рюмашек воистину чудеса делают. Два часа проспали мы с тобой, однако. Присаживайтесь, продолжим.

— Кеша, давай не будем гнать. Я сейчас только полтишок смогу осилить.

— Воля ваша, барин! А я с вашего позволения всё же сотку приму.

Выпили, закусили остатками холодного супа. Переглянулись. Иван спросил:

— Иннокентий, а ты в своей квартире один жил? Это я опять возвращаюсь к нашим неправильным пчёлам.

Собутыльник поёрзал и уселся удобней.

— Жили мы вначале втроём: я, братец мой и сестрица старшая. У каждого была своя доля в квартире, по комнате соответственно. Нам так по наследству от родителей досталось. И сестрёнка наша ушлая, возьми, да и продай свою долю без нашего согласия. Как она это смогла провернуть, не знаю. Видимо, советчики были опытные. Накрыла нам с братом поляну с продажи, мы и успокоились. Вредная она была, хотя и старшая. Иван, подожди, чайник поставлю.

Кеша поднялся, наполнил чайник из-под крана, включил плитку и продолжил:

— Появился у нас новый сосед, паренёк молодой, лет так немного за двадцать. Вначале всё чин-чинарём было, новоселье отметил с нами. Проставился как положено. Потом пошли вопросы и предложения. Мол, не желаете с братом свои комнаты продать и за город выехать на природу и свежий воздух? Обещал нам домик в деревне, кур и корову. А мы с братом всю сознательную жизнь на «Красном треугольнике» проработали. Калоши и сапоги варили. Вот скажите мне, мил человек, какая, на хрен, может быть у нас корова?

От волнительных воспоминаний Иннокентий вскочил, проверил чайник и уселся обратно.

— А мы тогда с братом водку пить уже не могли и перешли на более лёгкий «Агдам» и другие благородные напитки.

— Кто «Агдам» сегодня пил, тот девчатам будет мил! — вдруг пришло на ум Ивану.

— Вот завсегда приятно беседовать с умным человеком, — восхитился сосед и снял закипевший чайник с плиты. — Сейчас чайку заварим покрепче. Так, о чём это я? Вспомнил. Про «Агдам» говорим. Стал сосед сумками таскать нам эти самые «огнетушители». Завод наш уже закрылся, видимо сапоги с калошами стали никому не нужны. Работы не было, и пили мы крепко. На шару и уксус сладкий, а тут сам «Агдам Бухарыч» в неограниченном количестве…

Собеседник замолчал и погрузился в свои воспоминания. Иван молчал, размешивая сахар в кружке. Иннокентий глотнул чая и вздохнул.

— И вот, Ваня, прихожу я как-то вечером домой, уже не помню, откуда, а перед входной дверью наш новый сосед мнётся, внутрь попасть не может. А дверь закрыта изнутри на засов. Ну, думаю, брательник принял на грудь хорошенько и спит крепко, как обычно. Уж как мы стучали, долбили в эту дверь. Соседи даже участкового вызвали. И в присутствии милиционера слесарь из ЖЭКа выломал дверь. А там брат мой, Володя, уже холодный и синий на полу лежит. Я бы даже сказал — фиолетовый. Земля ему пухом! Вот так и сгорел мой братец от «Агдама». Похоронил я его.

Кеша замолчал и потянулся к бутылке со спиртом:

— Брата помянем.

— Это обязательно! Мне только на донышке сделай, буквально пару капель.

Встали, помянули. Пили чай, долго молчали. Иван вдруг спросил:

— Кеша, а хоронил брата через похоронное бюро, что на Достоевской?

— Да, там всё оформляли с сестрой. Точно помню, самая ближайшая похоронная контора к нам была.

— А к нотариусу, напротив, не ходили?

— Не помню, Ваня. У нотариуса вроде точно не был. Помню только — в квартире какую-то доверенность на сестру оформлял. Вроде, на получение пенсии брата. Точно! Я ещё тогда подумал, какая, на хрен, пенсия, если брату ещё и шестидесяти не исполнилось?

— А потом что?

— А потом, друг мой ситный, было много «Агдама» и очнулся я в этой самой комнате. Примерно, как и ты.

— Да уж! Всё повторяется по кругу. Что будем делать, Иннокентий?

— Да хрен его знает! Давай лучше вмажем по стопарю?

— Нет, Кеша, я пока пропущу. Ещё вещички свои простирнуть надо до прихода Алика. Да и побриться бы не мешало, пока руки не дрожат.

Иван весь в раздумьях тяжких отправился приводить себя в порядок. Побрился, сполоснул зубы и почувствовал себя немного человеком, хотя от стирки своей одежды в тазике он сильно ослаб. Любое физическое напряжение приводило к усталости. Во время запоя сил только хватало на поход до ближайшего ларька. Организм требовал добавки энергетического коктейля из спирта и воды. По квартире разносился запах жареной картошки. Иннокентий Константинович колдовал на кухне и обрадовался появившемуся собутыльнику.

— Ну, наконец-то, Ваня! Пришло время принять на грудь, товарищ. И картошечка вовремя подоспела.

На кухонном столике парила сковородка, был аккуратно разложен хлеб и порезан кольцами репчатый лук. Посреди гордо стояли бутылка бельгийского спирта «Рояль» и чайник с остывшей водой. Иван восхитился натюрмортом:

— Иннокентий, да ты, кулинар от бога!

— Рады стараться, ваше благородие. Вот приятно слышать от истинного ценителя красоты оценку своего творчества. Ваня, а я с малых лет привык ко всему относиться с чувством, с толком и с расстановкой. Веришь, я даже в запои уходил хорошо подготовленным.

— Это как?

— В запой, как в бой!

— Не понял.

— Запой — это вопрос серьёзный и требует к себе особого внимания. Посему, предлагаю вначале махануть по соточке, да и закусить картошечкой. А вот затем, товарищ, я вам прочту лекцию на тему: «Как уйти в запой и вернуться живым». Договорились, Ваня?

— Принимается, Кеша. Вот только сделай мне, пожалуйста, всего лишь пятьдесят грамм. Ты человек опытный и хорошо знаешь, что выход из штопора должен быть плавным. А мне бы ещё сегодня ночь продержаться, да завтра день простоять. Потом, надеюсь, полегчает.

— Как мне нравится обмениваться мыслями с опытным и умным человеком.

Кеша принялся аккуратно разливать спирт и воду по чашкам. Выпили, хрустнули луком и принялись неспешно ужинать. Лектор разбавил ещё одну порцию для себя, слушатель деликатно воздержался. Иннокентий выпил, приготовил воды в стакане и приступил к докладу:

— Иван, вот однажды ранним сентябрьским утром, выйдя на улицу, ты замечаешь упавшие листья, и становится немного грустно — надо же, как быстро проскочило лето. И идешь себе дальше по своим делам — вот так надо относился и к запою. Прыжка в штопор уже не избежать, как смены времени года. Вот только что было лето, и вдруг пришла осень. Как сказали бы в этом случае классики марксизма-ленинизма: «Запой неизбежен как крах капитализма».

— Кеша, это ты сильно сказал! — Восхищённый слушатель налил себе из чайника водички, попил немного и приготовился слушать дальше.

— У меня обычно перед очередным запоем начинает покалывать кончики пальцев. Несильно так, но постоянно. А это, Ваня, уже сигнал, что до начала запоя осталось всего дня три-четыре. Поэтому, коллега, после выхода из предыдущего запоя я всегда усиленно работал и зарабатывал на следующий акт нашего нескончаемого «марлезонского балета». Иван, главным условием для начала запоя должен быть работающий холодильник и телевизор. И ещё в квартире должен быть диван. Всё! Больше ничего не надо. Твой холодильник должен быть под завязку забит водкой. Закуску лучше хранить в виде консервов. Открыл, закусил, выбросил.

Лектор сделал паузу, смешал для себя ещё один коктейль, в этот раз более лёгкий и, глядя задумчиво в зарешечённое окно, продолжил:

— Итак, все условия для начала запоя соблюдены. И мы с вами оба хорошо знаем, что для первой рюмки причин много, и они все разные. Причиной может быть и дождь за окном, и нехороший сосед за стенкой. И, может быть, у вас такая имеется причина, лично глубокая, что твоя Марианская впадина. Причина для первой рюмки — это дело исключительно субъективное. И вот первая рюмка пошла…

Иннокентий, показывая на живом примере, маханул свою чашку. Иван заворожено проследил путь благородного напитка. Лектор занюхал кулаком и воскликнул:

— Как хороша и сладка бывает холодная водка после многодневного перерыва, Ваня! И мы с тобой оба хорошо знаем, что после первой рюмки или стакана нам обратного хода уже нет. Отступать некуда, только вперёд. И затем идёт вторая рюмка, потом третья…

Собутыльник с умилением посмотрел на Ивана.

— И у тебя жизнь прекрасна и светла! На работу идти не надо. Холодильник забит под завязку огненной водой, телевизор работает, и ты на диване лежишь. Вот скажи, товарищ, что ещё нужно для простого человеческого счастья?

Слушатель не выдержал, быстро смешал для себя спирт с водой и тоже маханул полтинничек для полного человеческого счастья. Выдохнул и ответил:

— Да хрен его знает.

— Вот! А потом тебя обязаны поддержать друзья. Мы же с тобой, Ваня, как раз в том возрасте, когда друзья помогают усугублением, а не тащат из нашего свинского состояния в терновый куст здорового образа жизни. Нам этого не надо, и друзья должны быть настоящие. Такие как мы с тобой.

Иван задумался и поднял руку для вопроса:

— Подожди, профессор. А завязать с алкоголем сам не пробовал?

Иннокентий загадочно усмехнулся:

— А зачем, Ваня? Чтобы потом всю жизнь мучиться и страдать, постоянно борясь с неуемным желанием выпить? Вся оставшаяся жизнь — борьба? Да я большую часть своей жизни пью и вот никакой истины в здоровом образе жизни уже не вижу. Ещё древние говорили, что истина в вине, Ваня! А древних надо чтить и уважать.

— Не знаю, не знаю, Кеша! Многие бросают, и у некоторых получается завязать навсегда.

— Коллега, приведём вам пример из жизни замечательных людей. ЖЗЛ. Как-то была у меня подружка-француженка.

— Ну, это ты сказанул!

— Не из Парижу, конечно. Звали её Маша, переводчицей с французского работала и ещё туристов возила в Красное Село и Петергоф. И довелось ей переводить книгу Марины Влади «Владимир или Прерванный полёт», и вот интересные вещи она мне поведала. Коллега, вот в чём была личная драма у нашего Володи Высоцкого?

Сосед пожал плечами и устроился удобней за столом. Лектор продолжил:

— Ваня, всё оказалось довольно просто. Высоцкий сам не хотел бросать пить. И как только Марина не пыталась его вылечить, отправляла Володю во всякие клиники специальные, где несколько раз ему вшивали в тело новейшие антиалкогольные имплантаты. Замечу — импортные. А через некоторое время он сам их ножницами выковыривал и начинал пить. Думаешь, у Высоцкого не было выбора? Конечно, был, Ваня. И в наши больницы он не хотел ложиться, хотя какой от них прок? Говорят, так и умер в запое от отравления алкоголем.

— Так, то — Высоцкий…

— Жаль, конечно, Володю. Сколько ещё бы песен написал и ролей смог сыграть. Иван, помянем Высоцкого?

— Иннокентий, не гони так! Не такими темпами. Иначе, путь гения мы повторим с тобой прямо здесь и прямо сейчас. Хотя, куда нам до гениев.

— Понял. Спешить туда не будем. Ещё Чарльз Буковски утверждал, что к алкоголизму надо готовиться заранее.

— Ты читал Чарльза Буковски?

— Больше люблю читать исторические книжки. И мне всегда нравились профессионалы своего дела. Взять того же Ремарка с его кальвадосом почти на каждой странице.

— Иннокентий, осталось только добавить Хемингуэя. Вот кто был профи этого дела.

— Полностью солидарен с вами, коллега! Эрнест Хемингуэй — известнейший алкоголик своего времени. Вот только закончил он свой жизненный путь не совсем хорошо.

Иван вздохнул:

— Кеша, и мы с тобой туда же катимся…

Приятель замолчал и уставился на решётку окна. Молчали оба, и каждый думал о своём… Иннокентий Константинович, прикидывал, сколько же ему ещё отмеряно жизни с таким темпом поклонения Бахусу. Иван Рудольфович решал вечный вопрос: «Пить или не пить?». Жизненный опыт подсказывал, что перед сном надо будет ещё принять грамм пятьдесят. И столько же приготовить на ночь. Воду под рукой иметь обязательно. По-любому надо будет уговорить этого Алика оставить на ночь дверь комнаты открытой. Иначе без туалета и раковины будет совсем плохо. Иван посмотрел на уже порядком осоловевшего Иннокентия и понял, что сосед к приходу надсмотрщика будет готов «в дрова». Оно и к лучшему. Алику будет спокойней оставить дверь незапертой. Надо тоже выглядеть примерно в таком же состоянии нестояния, как сосед по камере, то есть по комнате. Иван сам разбавил спирт для товарища, себе налил только воду.

— Иннокентий, помянем Володю Высоцкого и заодно всех упомянутых сегодня легендарных писателей.

— Ваня, это сильный тост! Чокаться не будем.

Собутыльник с трудом встал, с чувством выпил за упокой души усопших и устало опустился на табурет. Иван взглянул на единственные часы в квартире. Будильник показывал, что до прибытия надсмотрщика осталось полчаса. Со слов Иннокентия было известно, что Алик всегда приходит вовремя. «Надо же какой пунктуальный азербайджанец оказался» — подумал Иван и решил сопроводить уже порядком захмелевшего Кешу до кровати. Сосед не стал сопротивляться, дал себя провести по стеночке, прилёг и вскоре захрапел. Остатки пиршества на столе Ваня решил не трогать. Пусть всё так останется для наглядности…

***

В литровой бутылке спирта осталось ровно половина. Значит, они с Кешой уговорили примерно две бутылки водки. По одной на брата. Кто-то меньше, кто-то больше… Нормальная норма для запоя. И всё же Шильд вылил в раковину примерно одну четвёртую часть бутылки. На столе осталась четвертинка спирта. Пока узник не знал, зачем он всё это делает, но интуитивно понимал, что надо пока усыпить бдительность надзирателя. А дальше будет видно… Время покажет…

Заскрежетал ключ в замке металлической двери и в квартиру-изолятор вошёл Алик. Иван сделал вид, что проспал всю ночь, сидя за столом на кухне, и подал голос:

— Кто там?

— Сто грамм! — азербайджанец развеселился от своей русской шутки и улыбнулся, увидев привычную картину на кухне. — Иван Рудольфович, у вас всё в порядке?

— Спирт заканчивается. — Узник решил не вставать с табурета и показал на опустевшую бутыль. — Алик, и ещё у меня к вам личная просьба имеется.

— Слушаю внимательно. — Молодой мужчина присел на табурет и брезгливо отодвинул от себя сковородку.

— Мне нужна зубная щётка, бритвенные станки, помазок и крем для бритья.

— Там у раковины этих зубных щёток штук пять. Вам мало?

В этот момент Шильду очень хотелось ответить, что восточный человек может у себя на родине чистить зубы хоть десятью щётками, а он будет чистить только одной и только своей. Иван поднял голову и посмотрел в глаза человеку с университетским образованием:

— Уважаемый, я уже понял, что вы интеллигентный человек. Это же вопрос личной гигиены. Что тут сложного?

Азербайджанец внимательно изучал лицо спившегося русского. Пауза затянулась… Иван устало опустил голову. Алик спокойно ответил:

— Хорошо, Иван Рудольфович, завтра всё принесу. Что ещё надо?

— Иннокентий просил спирт обязательно с золотой этикеткой.

— Достали меня этим спиртом!

— По мне так всё равно, — страдалец рассматривал бутылку спирта. — Мне бы ещё минеральной водички. Желудок у меня больной и слабый, завтра совсем плохо будет. Алик, не закрывайте, пожалуйста, дверь комнаты. Ночью без туалета и раковины совсем кирдык настанет. Всю комнату испачкаю.

Алик подозрительно взглянул на Ивана. Русский пьяно улыбнулся:

— Уважаемый, да мы еле передвигаемся. А я даже встать не могу. Ну, куда мы, на ночь глядя, денемся? Мне бы ночью только до туалета дойти.

Ответ убедил, осталась закрыта только входная металлическая дверь. После ухода азербайджанца, русский выдохнул, налил себе воды из чайника и залпом выпил. Если бы Иван был бы верующим человеком, он бы сейчас перекрестился. Пока он не верил ни в бога, ни в чёрта и не знал, что принесёт завтрашний день. И только одно Шильд знал точно — эта ночь не принесёт ему ничего хорошего.

Ночью было тяжело… Очень… Аритмия, постоянное жжение в желудке, чувство тяжести в печени не способствовали нормальному сну. Подобное состояние даже трудно назвать сном. Последствия сильной алкогольной интоксикация давали о себе знать. Произошёл сбой центральной нервной системы. Наступила алкогольная бессонница со своими кошмарными видениями и галлюцинациями. И всё равно подобная дрёма сопровождалось постоянным желанием выпить. Алкоголик знал, что эта ночь будет самой тяжёлой на этапе выхода из запоя, постоянно пил воду, принял разбавленный спирт только один раз под утро и забылся поверхностным сном…

Иван проснулся весь в липком поту, перевернулся на спину, приподнялся и взглянул на кровать соседа. Иннокентия на месте не оказалось, зато было слышно, как он орудует на кухне. «Уже опохмелился» — подумал Шильд, откинулся на матрас и начал анализировать только что приснившийся сон. Сон оказался яркий, запоминающийся и кошмарный. Снилось пожилому человеку, что он убегает ночью от толпы людей по улицам незнакомого города с бутылкой в руке. Бутылка спирта «Рояль» с той самой золотистой этикеткой, это он видел ясно и чётко. Впереди толпы рядом с человеком бежал волк. Зверя видел также отчетливо, как и бутылку спирта. Это был именно волк. Не собака… Человек бежал по тёмной улице, перепрыгивал через канавы, пролезал в проёмы заборов. Толпа настигала… Волк, высунув язык, не отставал. Сердце стучало и пыталось вырваться из груди. Беглец задыхался. И когда волк толкнул передними лапами беглеца в спину и резко развернулся в сторону толпы, Иван проснулся и долго не мог прийти в себя.

Основной вопрос, мучивший сейчас проснувшегося человека: поймали его или нет — так и остался открытым. «К чему бы это? Уже и волки начали сниться…» — подумал Шильд и потихоньку начал подниматься. Сегодняшнее утро оказалось чуть легче, чем вчера. Голова не болела, вот только ощущалась невероятная слабость во всём теле. Иван знал, что после принятой дозы будет намного легче, но решил вначале рискнуть — сполоснуться и попить чаю. Иннокентий обрадовался появлению товарища по несчастью:

— Доброе утро, соседушка! А я уже всё приготовил, разбавил, так сказать, для вас эликсир жизни.

— Спасибо, Кеша! Но, я пока воздержусь. Дай мне просто водички. Сейчас под душ вначале, потом чайку вместе попьём.

— Ну, это мы, Ваня, могём! Смотри аккуратней только, мотор не посади, — Иннокентий показал на бутылку спирта. — Ваня, да мы с тобой вчера почти литруху «Рояля» уговорили. Что-то я концовочку совсем не помню.

— А как за Высоцкого с Ремарком стоя пили, помнишь?

Сосед задумался:

— Нет, Ваня, этого уже точно не помню. Последнее, что в памяти осталось, как мы с тобой за стол с картошечкой сели. Потом всё, провал.

— Кеша, надо меньше пить! Всё, я в душ, а ты чайник ставь.

— Как скажите, барин.

Иван заставил себя стоять под прохладной водой как можно дольше, пока не замёрз. Затем сполоснулся тёплой и согрелся. На кухне остывал чай в чашках. Иннокентий успел сделать бутерброды с маслом, которые сейчас поглощал с аппетитом. Алкоголик позавидовал коллеге: «Может, тоже опохмелиться вначале?», но отогнал эту мысль и начал крохотными кусочками отщипывать бутерброд и запивать крепким чаем. Вначале немного поесть, а уж потом обязательно принять на грудь. Выход из запоя должен быть плавным. Иначе можно и белочку поймать… После чая с бутербродом Иван взял в руки чашку с разбавленным спиртом:

— Ну, здрав будь, боярин!

Иннокентий охотно откликнулся на тост:

— Всегда готов!

Соседи выпили, запили остывшим чаем. Кеша посмотрел на часы:

— Скоро Алик подтянется, спирт нам принесёт или нет? У нас только на донышке осталось, до вечера не доживём.

— Принесёт, не волнуйся. Я с ним вчера поговорил, когда ты спал уже. И дверь комнаты попросил оставить открытой, плохо мне было ночью.

— А то я смотрю, дверь открыта! Вот думаю, Алик забыл, наверно, запереть.

— Как же, забудет он. Вчера так на меня посмотрел, думал всё — секир башка. Так, Иннокентий, я сейчас прилягу. А ты, Алику, скажи, мол, совсем нехорошо мне, с желудком сильно мучаюсь. Авось, и сегодня дверь оставит нам открытой.

— Да вы хитрец, батенька!

— С кем поведёшься, Кеша.

Организм Ивана Рудольфовича после душа, чая и похмелки заработал нормально, и мужчина успел немного вздремнуть. Проснулся от громких возгласов Иннокентия на кухне:

— Ну, наконец-то, наш дарагой! Уважил, купил всё-таки нормальный «Рояль». И даже минералки с макаронами принёс.

Иван понял, что пришёл Алик, поднялся и прошёл на кухню. Кеша уже весь в возбуждении от перспективы продолжения банкета с умилением разглядывал желанную этикетку бельгийского спирта. Азербайджанец протянул небольшой пакетик:

— Это для вас, Иван Рудольфович, зубная щётка и бритвенные принадлежности. Ещё что-нибудь нужно?

— Спасибо, Алик! Не знаю, как вас по отчеству. Мне бы ещё таблетки активированного угля и нош-пы для желудка. В аптеке знают.

— Не надо ни фамилии, ни отчества. Просто — Алик. В аптеку сегодня загляну. А вы чем болеете?

Иван вздохнул:

— У меня больной желудок ещё с армии после дизентерии.

— Иван Рудольфович, берегите себя. До вечера.

Надсмотрщик ушёл. Лязгнул замок входной двери квартиры. Иван открыл бутылку минералки, разлил по чашкам. Бедолаги побаловали свой организм лечебной водой под названием «Нарзан», хотя у обоих уже после первого глотка появились большие сомнения, что эту водичку разливали в Кисловодске. И всё же чаши были испиты до дна, и Ваня собрался разлить по второй

— После первой и второй перерывчик небольшой!

Иннокентий взмолился:

— Иван Рудольфович, побойся бога! У нас же так организм будет измучен одним «Нарзаном». Пора разбавлять «Рояль» с золотой этикеткой, о котором я вам, товарищ, уже второй день твержу. Не зря же Алик притащил сегодня самый роялистый «Рояль». Кстати, как ты смог уговорить басурмана? Зубную щётку вдруг тебе новую купил.

— Хорошо, Иннокентий, разбавляй свой правильный спирт. Мне только полтинничек. Вчера я просто назвал Алика интеллигентным человеком, напомнил о личной гигиене и попросил оказать нам услугу. Вот и всё.

— Умеете вы, коллега, найти ключик к загадочной азербайджанской душе.

— Да я как-то, однажды на досуге книжку прочитал Дейла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей». Книга мне понравилась, но вот новых друзей я не приобрёл. И если сказать откровенно, Кеша, все мои старые друзья куда-то пропали.

Иван посмотрел на соседа за столом и сказал:

— Иннокентий Константинович, у меня к вам вопрос личного характера.

— Слушаю внимательно, Иван Рудольфович.

— Иннокентий, не обессудь меня за прямоту, я могу назвать тебя своим другом?

Сосед удивлённо посмотрел на сокамерника, вдруг всхлипнул, не смог удержаться от избытка чувств, встал из-за стола и протянул руку товарищу по несчастью.

— Конечно, Ваня!

— Тогда я предлагаю тост за настоящую мужскую дружбу.

— Это сильный тост!

Друзья выпили, занюхали, обнялись и похлопали друг друга по спине. Эти два немолодых мужика, каждый со своими болячками, физическими и духовными, были сейчас одни на всё белом свете. И некому было им помочь… И спасение утопающих было делом самих утопающих… Иван попросил своего нового друга:

— Кеша, сделай нам, пожалуйста, чаю покрепче и ещё хлеба с маслом. У меня к тебе разговор есть.

— Сделаю, друг! Я ещё макароны отварю и пожарю с луком.

— А я пока зубы почищу и ещё раз быстренько сполоснусь.

— Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое!

Товарищ улыбнулся и пошёл в душ. Второй день выхода из запоя был немного легче первого. Алкоголик старался контролировать количество выпитого и постепенно уменьшал свою дозу. Он уже выпил два раза по пятьдесят грамм разбавленного спирта и столько же отмерил себе на вторую половину дня. Ночью только пятьдесят грамм и всё. Итого за сутки получится двести пятьдесят грамм, что уже хорошо. Следующие сутки обойдутся в сто пятьдесят грамм. На четвёртые сутки всего сто грамм и ни капли больше. Осталось продержаться ещё пару дней и ночей. С утра пятого дня никакой опохмелки, только вода и чай. А сейчас пить больше воды, ссать и спать. Дёшево и сердито. Но, действенно и проверено многолетним опытом. Опыт не пропьёшь…

Глава 3

Иван знал из своей жизненной практики, как тяжело выходить из многодневного запоя. Ещё в самом начале этого тернистого пути добровольной алкоголизации мужчина старался контролировать время ухода в глубокий штопор, срок выхода из запоя и затем паузу восстановления своего организма. Со временем первый этап «ныряния в стакан» стал стремительным, как пике бомбардировщика. Зато время выхода из штопора становилось всё продолжительней и тяжелей, а трезвый период жизни сокращался с каждым уходом в мир алкогольных грёз. Сейчас человек уже с трудом мог разделить год существования после смерти матери на «тёмные» и «светлые» дни и месяцы. В голове всё перемешалась, оставались только опыт, интуиция и тяга к жизни…

Больной алкоголизмом мужчина вновь заставил себя стоять дольше под прохладной водой, замёрз, быстро окатился горячей и вышел к столу. Жить стало немного легче, даже появился аппетит. Опыт не пропьёшь… Пошли вторые сутки выхода из запоя. Тут надо держать себя в руках и не расслабляться. Главное — вновь не сорваться в штопор. Каждые сутки пьём разбавленного спирта на сто грамм меньше и на пятый день сводим алкоголь к нулю. И больше воды… Днём и ночью…

Иннокентий успел ещё раз принять на грудь и теперь весело колдовал над плитой. Кроме чая и бутербродов сосед успел приготовить макароны по своему секретному рецепту. Запах жизни и уюта разносился по квартире. Собутыльники присели за стол. Иннокентий засуетился:

— По пятьдесят грамм для аппетита?

— Кеша, при всём уважении, я бы вначале с удовольствием отведал твоих шикарных макарон.

— Как знаете, товарищ. Будь здрав!

Сосед лихо опрокинул полтишок, и друзья по несчастью принялись за еду. Ел в основном Иван Рудольфович, а Иннокентия Константиновича начало потихоньку развозить. Кеша вяло водил ложкой по сковородке, а в его глазах появилась бездонная печаль и скорбь. Три раза по пятьдесят грамм разбавленного спирта с утра — это вам не фунт изюма скушать, тут опыт нужен и привычный организм. Ваня посмотрел на товарища и всё понял:

— Так, соседушка, а давай-ка в постель? Вечером наш басурман придёт с проверкой, и нам надо беречь силы.

Иннокентий громко икнул, согласно кивнул и медленно, по стенке выдвинулся к кровати. Собутыльник спокойно доел макароны, оставил сковородку на столе, затем допил чай с бутербродом и оценил на свет остатки жидкости в бутылке с золотистой полоской на этикетке. Оставалось больше половины. Алкоголик повторил процедуру уничтожения бельгийского спирта и слил часть алкоголя в раковину. Ещё раз проверил на свет зелёную бутылку — меньше половины. И это — правильно!

Иван Рудольфович пододвинул стул ближе к зарешеченному окну. Глядя сквозь пыльное стекло на светлый весенний день, узник задумался о себе и о товарище. Время шло к обеду, а он только позавтракал. Как всё просто в этом алкогольном мире… Многие в этом городе сегодня отработали половину своей рабочей смены, а два вполне здоровых мужика, не инвалиды, успели набраться, и один из них уже впал в спячку. И ведь Кеша вполне доволен своей жизнью. Поспит пару часов, встанет и снова за стакан. Как мало нам надо для полного счастья… Бутылку бельгийского спирта, воды и сковородку с макаронами. И всё! Интересно, как долго будет продолжаться эта весёлая история с бельгийским спиртом и пока непонятным концом?

Мысли Ивана прервали громкие хлопки по всему двору. Напротив окна располагался такой же старый двухэтажный дом, построенный ещё пленными немцами после войны. В Питере, да и во всей Ленобласти сохранились ещё такие дома желтого цвета, которые так и назывались — «немецкие». И если дом, в котором обитали наши узники, был практически расселён и готовился к сносу, то противоположный оказался полностью жилой. И между этими домами располагался огромный двор (раньше не экономили на территории), в середине которого стояли баки для мусора.

Около этой мусорки и копошился высокий гражданин в длинном кожаном плаще и в кожаной черной шляпе. Мужчина специальной палкой с крючком выуживал из баков жестяные банки из-под пива и лимонада, сминал ударом ноги в лепешку и складывал в холщовую сумку. Иван Рудольфович узнал собрата по несчастью. В его жизни тоже были моменты просветления, когда алкоголик зарабатывал себе на жизнь сбором и сдачей алюминиевого лома. Узник вскочил, отстегнул шпингалеты и попробовал открыть оконные рамы, которые с годами сцепились между собой. Любое усилие требовало напряжения всего организма. Сердце застучало, по спине пошёл пот. Но, всё же одна рама поддалась, со скрипом открылась и упёрлась в решётку. Ваня просунул голову в проём, с удовольствием вдохнул чистого воздуха и громко позвал:

— Эй, товарищ!

«Товарищ» поднял голову, обернулся и не смог понять, откуда разносится такое подзабытое обращение, разнесшееся эхом по всему двору. Узник просунул руку, помахал ладошкой и повторил попытку:

— Товарищ, я здесь. Первый этаж.

Гражданин в плаще заметил руку и голову за решёткой, кивнул в ответ, собрал сумку и подошёл к окну. Вежливо приподняв шляпу над головой, сборщик цветного лома спросил:

— Вам чего, товарищ?

— Извините, пожалуйста, что отвлекаю вас от полезного дела, но не подскажите, который сейчас час?

— Вы ещё у меня дорогу в библиотеку спросите, — усмехнулся гражданин и добавил: — Я свои часы на рояле оставил.

Иван Рудольфович улыбнулся тонкому юмору, протянул руку к столу и показал в открытое окно бутылку «Рояля»:

— Гражданин в шляпе не желает присоединиться к партии роялистов?

Мужик с холщовой сумкой в руке облизнул губы, задумался и резонно спросил:

— Палёнка?

— Нет. Чистый бельгийский спирт с золотистой этикеткой. Да я сам с вами прямо сейчас и прямо здесь готов принять на грудь за наше неожиданное знакомство.

— Ну, тогда и я всегда готов! — Гражданин в плаще и в шляпе протянул руку ближе к решётке. — Всеволод Александрович. Для друзей просто — Влад.

— Иван Рудольфович. Стало быть, для вас — Ваня. Предлагаю перейти на ты?

— Не против.

— Влад, а тебе как разбавить: как обычно или покрепче?

— А мы классику завсегда уважаем. Сделай, пожалуйста, на сорок оборотов.

— Всегда приятно иметь дело с консервативным человеком, — улыбнулся Иван и скрылся на кухне для изготовления божественного напитка. Вскоре из-за решётки высунулась рука с посудой, и благодарный Влад лихо засадил стакан и занюхал рукавом своего видавшего виды кожаного плаща. Вслед рука Ивана протянула хлеб с маслом.

Благодарный знакомец с аппетитом зажевал принятый на грудь эликсир жизни, а новый приятель за решёткой поднял руку со стаканом и тоже маханул за знакомство. Этикет был соблюден по всем канонам неожиданной встречи двух интеллигентных мужчин. Всеволод Александрович стал с интересом разглядывать ржавую решётку:

— Иван, а ты в курсе того, что этот дом в нашем городском приличном обществе имеет очень дурную славу?

Узник за стеклом опустил голову:

— Догадываюсь. Влад, а ты случайно не из Питера?

— Местный я, бокситогорский. Через два дома отсюда живу в коммуналке. До развода жил в отдельной квартире, прямо возле администрации.

Коренной бокситогорец тяжело вздохнул и задумался о чём-то своём, глубоко личном. Ленинградец предложил утопить печаль в бельгийском спирте:

— Товарищ, не желаете повторить?

— Спасибо, Ваня. Сейчас хватит — я же на работе.

— Понял, Влад. Работа — это святое.