С тех пор я не боюсь писать о самых близких мне людях – никто себя не узнает. Понятие о себе – вещь таинственная и непознаваемая. Я точно знаю, мы – земля незнакомцев. Мы притворяемся, что знаем друг друга.
Венец или уже – в смысле говна – нет? Мать начинает хихикать. Нормально. Она эти разговоры бабушки про войну и послевойну на дух не выносит. – Почему, – кричит она, – я должна брать в расчет твои воспоминания? Ну, скажи, почему?
