Оглавление

Предисловие

Дорогие читатели!

Перед вами сборник рассказов, который перенесет в мир захватывающих приключений и особенных вкусов. Я бы назвала его — гастрономические интриги со вкусом жизни от студентов писательской академии.

В сборнике рассказы в самых разных жанрах: юмористический и готический, фэнтези и викторианский, злободневный и детективные, и, конечно, романтические, ведь аромат любви — главный ингредиент любой книги и любого блюда. Каждая история пронизана интригой, а общей темой служит гастрономия — искусство, способное связать людей и моменты вкусом и ароматом.

Авторы не только расскажут вам захватывающие истории, но и поделятся рецептами. Вы окунетесь в мир тайн и загадок, со вкусом и с историей, и каждый рассказ приоткроет новые грани человеческой природы.

Погрузитесь в захватывающий мир гастрономических интриг, где встречаются вкусы жизни и писательское мастерство. Приготовьтесь к путешествию, которое оставит вам незабываемое послевкусие и… вдохновение!

Приятного чтения!

автор курса Юлия Евдокимова

Соль Решетникофф.
СЛАДКАЯ ТАЙНА

Каждый город имеет сердце! Сердце Прато, на севере Тосканы, бьется симфонией звуков. Тук-так-тук-так! Создают музыку ткацкие станки, рассказывая о нескольких поколениях ткачей.

Из пекарен и кондитерских разносится тонкий аромат миндаля и ванили, а значит — только что испекли кантуччи. И вот оно уже вальяжно развалилось на витринах, где солнечные лучи золотят хрустящую сахарную корочку, ожидая гимнов любви — «Буониссимо! Спе’чиале!» Недаром город называют столицей тосканской сладкой долины.

Даниэла Гримальди, переехав в Прато, открыла кондитерскую Dolce mistero[1]. «Жди теперь загадок!» — озорно улыбаясь, пошутила ее новая и пока единственная знакомая, Анна, обладательница аппетитных форм и девичьего голоса, несмотря на шестой десяток. На самом деле, Даниэла уверена, что город скрывал от нее секрет. Секрет рецепта кантуччи, который до сих пор не выходил так, как хотелось. Вроде все просто: мука, яйца, сахар, разрыхлитель, семена аниса, миндаль. Но чего-то в нем не хватало. Будто Прато не принимал чужачку сразу. Ждал, пока она усвоит его ритм, символы, приметит в узких улочках между каменными желто-белыми фасадами, среди горожан с дружелюбными улыбками, протянет к ней невидимые нити — связь поколений.

Динь-дон! Перекликались недалеко от кондитерской колокола древнего собора и романской церкви Сан-Марко эпохи Возрождения. Если задержать взгляд на фресках, кажется, лики святых вот-вот оживут и поведают тайны местных благородных семей, художников, церковных служителей, и ты уже чувствуешь душу города — его запахи, звуки, ощущения.

Даниэле казалось, еще чуть-чуть — и они подружатся с Прато. По кухне разлетался сливочно-ванильный запах. Звякнул таймер. Она достала из духовки противень:

— Ужас! Похожи на скомканные письма, которые он не прочтет!

Громко стукнула противнем о металлический стол. Обожглась. Подула на палец, приложила ладонь к груди. Нащупала кулон на цепочке — серебряное сердце с хрусталиком внутри. Зачем носит его подарок? Ведь все кончено!

Даниэла попробовала успокоить себя где-то прочитанной фразой: «В кондитерском искусстве, как и в жизни, даже самые простые рецепты могут оказаться сложными, если не обращать внимания на детали». Сейчас она закроет магазин и дома, под бокал болгери, погрузится в мир книги о кулинарном искусстве, принесенной из библиотеки. А завтра все будет хорошо.

Смеркалось. Легкие облака укутали полную луну в прозрачное покрывало, словно нарядили ее в фату.

В окне пекарни внимание Даниэлы привлекла фигура в старинном монашеском одеянии с накинутым на голову капюшоном. «На приведение похож. Бр-р-р!» Она наблюдала, как призрак подошел к узкой стеклянной двери кондитерской. Сердце Даниэлы заколотилось. Она схватила скалку. Замерла.

Звук колокольчика на двери оповестил о новом посетителе. Тут же последовал голос:

— Buonasera, cara[2]!

Капюшон соскользнул с головы гостя, и Даниэла узнала свою знакомую Анну.

— Уф-ф! — хозяйка кондитерской вытерла влажные руки о передник, прислонилась к стене. — Напугала меня до смерти!

— Ты в курсе? Через четыре дня в нашем городе большой праздник.

— Праздник?

— День рождения Богородицы. Каждый принесет на праздничный стол то, что лучше всего у него получается. Твой фирменный рецепт кантуччи готов?

— У меня снова ничего не получилось!

— Не отчаивайся! Есть кое-что, что тебе поможет. Моя Элиза, — Анна часто рассказывала про свою дочь. Даниэле казалось, что она знакома с ней лично, — в прошлом году несла статую Марии Бамбины, положив под нее записку с желанием. Десять лет она не могла зачать. И вот я здесь, чтобы попросить тебя об услуге. Утром уезжаю в Милан. У меня вот-вот родится внучка! Заменишь меня, кара? — она с надеждой заглянула в глаза.

За окном птицы суетливо поедали раскрошенную Даниэлой булочку, весело щебетали, словно уговаривали: «Ну, прими же предложение. Это знак».

Девушка подумала, что у нее много хлопот, но Анна всегда была мила с ней. И Даниэла согласилась.

— Только записку под статую Марии положить не забудь. Что загадаешь?

— Может, чтобы стало больше посетителей в кондитерской?

— У-у-у! Разве это самое главное для девушки на выданье? Тебе нужна пара. Будет он, все остальное устроится в жизни наилучшим образом. — Анна сняла с себя монашескую рясу. — Чуть не забыла — униформа для тебя. Правда, коротковата, зато не спрячет твоих изящных лодыжек.

Даниэла не верила, что записка под статуей способна решить ее проблемы. Но… любопытство звало ее в увлекательное путешествие.

Когда Анна ушла, девушка закрыла кондитерскую, взяла ручку, листок бумаги и начала: «Матерь наша, Богородица, ты же знаешь, как непросто мне в этом городе…»

Раннее утро началось с суматохи: Даниэла впервые в жизни за время работы в кондитерской проспала. Не хотелось пробуждаться ото сна, в котором улыбающийся голубоглазый незнакомец тащил ее на колокольню полюбоваться на город с высоты птичьего полета. Все выше и выше. Даже дух захватило.

«Рафаэле вернется? Сделает мне сюрприз?»

Некогда грезить, пора на работу!

В кондитерской работа кипела, она носилась пчелкой от духовки к разделочному столу — хорошо, что догадалась поставить тесто перед закрытием, и через пару-тройку часов первых посетителей уже ждали теплые круассаны, запахи корицы и кофе.

— Вы слышали, что случилось этой ночью? — взволнованно спросил пожилой представительный господин. — Из главного собора города похитили статую Марии Бамбины. Это накануне праздника!

— Что это значит? — Даниэла добавила немного взбитого молока в его кофе.

— Очень плохой знак!

Даниэла верила в приметы, но она также верила в то, что ничего не происходит случайно. Значит, ее желанию не суждено сбыться. Но ведь она не привыкла сдаваться!

Закрыв, как обычно в 16:30, кондитерскую, девушка отправилась в библиотеку. Здесь, среди старинных книг, витал сладко-пряный, древесный запах, немного прогорклый. Он чем-то напоминал ей детство в приюте у монахинь. Листая ветхие страницы, она представляла себя то Катериной Медичи, то Лукрецией Борджиа, загадочными женщинами Ренессанса, чьи интриги и влияние до сих пор волновали умы людей. Даниэла рассчитывала, что это вдохновит ее на создание новых сладких блюд. Но загадка похищенной статуи подстегивала ее любопытство. «Надо поискать в местных архивах!»

Проходя мимо многовековых деревянных стеллажей, она услышала храп, хихикнула. Пожилой священник спал над раскрытой книгой. Через два стола молодой темноволосый мужчина читал газету с лупой. На мгновение, пока он не поднял взгляд, ей показалось, что это Рафаэле. Но что бы ему тут делать? Это не его мир. Жаль.

Даниэла направилась к нужной полке. Мужчина тоже поднялся, сделав несколько шагов, оказался рядом с ней. Улыбнулся. «Его глаза… такие цепкие, небесного цвета».

Девушка потянулась за скоросшивателем, где в ряд стояли несколько сборников местных газет за прошлый век. Мужчина взял один из них.

Их взгляды встретились. Даниэле показалось, что она где-то с ним встречалась. Ну, конечно! Этой ночью. Во сне.

— Может быть, обменяемся? — она указала кивком на папку с архивными документами у него в руках, удивилась дрогнувшему голосу.

Незнакомец обескураживающе улыбнулся:

— Если обещаете, что не напишете книгу раньше меня. Собираю материалы для своего романа.

— О пропаже статуи из храма?

— Занятный случай, не правда ли? Вы тоже писательница?

Она отрицательно покачала головой.

— Журналистка?

— Нет, я кондитер, и страшно любопытная.

Писатель… Явно не местный, уловила его легкий акцент.

— Мне нравится копаться в старинных книгах.

Он протянул руку:

— Я Вадим, только вчера прилетел из России. А вы?

Она коснулась его теплой ладони:

— Даниэла.

— Могу вам помочь?

— Вряд ли. Кстати, у вас отличный итальянский.

— Спасибо! Я долгое время жил в Прато, прежде чем вернуться на родину.

— Понимаю вас. Сбежали от прошлого?

— Почему вы так решили?

— Просто я тоже недавно в городе и совсем с ним не знакома.

— Тогда у меня есть повод показать вам его.

— Я подумаю. Так кто мог украсть реликвию, по-вашему?

— Статуя находилась в соборе, причем весьма необычном. Кстати, вы заходили туда?

— Ждала, пока писатель из России меня на экскурсию пригласит. А если серьезно, я настолько погрязла в работе, что до сих пор не знакома с ним.

— Значит, встретились мы не случайно.

— Я тоже не верю в случайности.

— Думаю, мы с вами сработаемся, — Вадим сложил руки на груди. — Если обратите внимание на «живое письмо» на фасаде собора, то поймете, почему о нем ходят легенды.

— Что за «живое письмо»?

— Эзотерические символы, выгравированные на камне, след тамплиеров. Может быть, тот, кто украл статую, — коллекционер?

Даниэла поморщилась, будто не поняла его итальянского, хотя восточно-европейский акцент Вадима был почти не уловим. Она не хотела показывать виду, что он заворожил ее.

— Уверены? — она листала пожелтевшие страницы хроник местной газеты.

— Предполагаю. В храме много шедевров — фрески Аньоло Гадди в часовне, чаша из мрамора, наконец, Священный пояс Богородицы. Но почему-то вору понадобилась статуя Марии Бамбины. Нет, я не верю, что это коллекционер.

— Сектант? Их столько развелось в последнее время. Только вчера посетители в кондитерской рассказывали, что в лесах Фьезоле задержали членов секты. — Даниэла задумалась.

В хрониках никаких упоминаний о статуе Марии Бамбины не оказалось. Даниэла посмотрела на часы:

— Ну, мне пора. Надо еще кое-что из продуктов для кондитерской купить.

— Увидимся утром? Я и моя муза очень любим писать под флер свежеиспеченных круассанов.

— Тогда до встречи завтра утром в «Дольче мистеро»?

Вадим — человек слова. На следующее утро первым посетителем кондитерской стал именно он:

— Жаль, что вы так быстро ушли вчера. Я перерыл весь архив, замучил бедного пожилого библиотекаря, пока не нашел кое-что.

Писатель достал мобильный:

— В сентябрьской газете 1968 года обнаружил статью и это фото: «Катерина Липпи дарит статую Марии Бамбины Дуомо города Прато в преддверии праздника рождения Богородицы».

Даниэла пожала плечами. Поставила на блюдце чашку с кофе и добавила в него взбитое молоко:

— И что же тут особенного?

— Обратите внимание на снимок. Ничего не замечаете?

— Ну, символ какой-то непонятный.

— Очень понятный. Напоминает карту Таро — «тройка мечей», сердце, пронзенное тремя мечами.

— Я же говорю, религиозная секта.

— Надо будет переговорить с моим другом из префектуры. Он часто подбрасывает мне интересные факты для моих книг. Что вы делаете этим вечером?

«Сказать ему, что я все еще думаю о другом?»

— Простите, Вадим, в другой раз.

По дороге домой Даниэла зашла в прачечную забрать монашескую рясу. «Вряд ли она понадобится мне». Когда уже свернула на тихую, параллельную Дуомо, улицу, взгляд ее привлек магазинчик с фиолетовой неоновой вывеской Magia e stelle[3] и символами, похожими на планеты. Девушка вошла внутрь.

Элегантный пожилой мужчина с седыми волосами и аккуратной бородой улыбнулся гостье. Он напомнил ей аристократа из старинного любовного романа — в белом костюме. В окружении свечей, в апельсиновых языках пламени его лицо казалось фарфоровым. Тяжелые портьеры из темного бархата драпировали стену за ним. Поблизости от него на круглом столе, покрытом бархатной скатертью в тон, лежали несколько колод Таро, дымились сандаловые палочки, погружая в магическую атмосферу. На полках вдоль стен между книгами с эзотерическими символами располагались коробочки с благовониями, магические шары, кристаллы, прочие атрибуты.

Длинными ухоженными пальцами, на одном из которых блеснул перстень с обсидианом, мужчина взял золотого цвета колоду:

— Чем я могу вам помочь?

— Подскажите, пожалуйста, что значит карта, на которой сердце проткнули три меча?

— Давайте посмотрим совет арканов. Назовите число.

— Одиннадцать, как число и месяц моего рождения.

Мужчина загадочно улыбнулся, перетасовал, отсчитав одиннадцатую карту сверху. На скатерть легла «Тайная Жрица».

— Думаю, комментарии здесь излишни. Внимательно рассмотрите картинку. Ее цвета, символы, позу самой Папессы. Каждому из нас карта откроет лишь то, что он способен разглядеть.

Первое, что увидела на карте Даниэла — это книга в ее руках, сразу догадалась, что карта намекает на человека, чья деятельность связана с книгами. Это же Вадим! А она доверилась ему. Глупая!

— Хотите еще одну подсказку?

— Нет. Все и так ясно! — девушка побежала к двери, чуть не уронив скульптуру танцующего бога. — Спасибо!

Утром следующего дня она ждала Вадима, нервничала.

— М-м-м! Этот аромат создает стимулирующую для моего творчества атмосферу. Уже предвкушаю, как надкусываю золотистую хрустящую корочку круассана. Его душа из сливочного масла и ванили тает во рту, доводя меня до экстаза… С нетерпением жду свой капучино с корицей и круассан на ваш выбор, — Вадим по-свойски вошел в еще безлюдную кондитерскую, положил папку на свободный столик, тот, что поближе к барной стойке. — Пойду, руки помою.

Даниэла кивнула, делая вид, что ужасно занята. Когда она принесла заказ и поставила на столик, Вадима все еще не было. Девушка, опасливо оглядываясь то на дверь туалета, то на входную, открыла папку. Фото, вырезки из газет. Такие странные! Очень похожи на сцены из фильма про маньяка. Черт! Почему она раньше об этом не подумала? Ее руки затряслись, сердце гулко заколотилось. Быстро вернула все обратно в папку. Что же делать? Как себя вести? Кому звонить?

— Даниэла, что с вами? — Вадим слегка коснулся ее руки. Она вздрогнула. Жаль! Такой приветливый, галантный…

— Так… ничего особенного… — задумалась она.

— Я вас чем-то напугал? — он сел и принялся за свой завтрак.

«Перестань, Даниэла! Ты же не робкого десятка. Скажи же ему!» Она собралась с мыслями:

— Это вы украли статую! Вчера вечером в лавке таролога Верховная Жрица дала подсказку. Раскрытая книга в ее руках… Это же вы, Вадим! Как вы могли? Эта реликвия — душа города.

Он отхлебнул капучино и чуть не поперхнулся, но сказал совершенно спокойно, с расстановкой:

— Вы серьезно? Для вас правда — это то, что на поверхности? Я очень хорошо знаком с Таро. По некоторым версиям, Жрица на карте может быть и про беременность. Про месть. А вот ключ в руке Жрицы… Хм… Кстати, интересная гипотеза.

Вадим достал мобильный. Даниэла вернулась за прилавок обслуживать вошедшую группу студентов. Старалась ни слова не упускать из того, о чем писатель спрашивал по телефону.

— Ключей от секретной комнаты три. Один у епископа и два — у мэра. Всего три… — донеслось до Даниэлы. — Один у vescovo[4]? Угу! У мэра их целых два?! Неплохо. Его нашли на месте кражи? Ого! Уже предчувствую, какой можно будет в романе клиффхэнгер замочить!

Даниэла наблюдала, как Вадим, закончив разговор, приступил к самому настоящему ритуалу. Он отломил кусочек теплого круассана, избыточно начиненного блестящим кремом с фисташками, затем макнул в пенку капучино, причмокнул, отправив его в рот. Жевал медленно, будто ждал, пока вкусовые рецепторы уловят ту самую нотку, которая раскроет новые вкусовые грани.

Даниэла от нетерпения сглотнула слюну:

— Итак? Ключей всего три? Возможно, вор проник в Дуомо ночью. Виновен либо сам мэр? Либо весково? Как вы думаете?

— Думаю, что у вас самые лучшие круассаны с фисташками в Тоскане. Браво!

— Спасибо. Но как мы будем возвращать реликвию к празднику?

— Для вас это так важно, Даниэла? — ей понравилось, как он произнес ее имя — с легким акцентом, немного нараспев, играя гласными звуками.

— Очень.

— Кажется, я понял. Статуя Марии помогла свести столько одиноких сердец, об этом ходят легенды. Ладно. По секрету, знакомый из префектуры сказал, что на месте преступления нашли кое-какую улику. Ею уже занимаются эксперты.

— Но у нас нет времени! Торжество уже через два дня!

Вадим ничего не ответил, подошел к барной стойке, заплатил за завтрак. В ожидании сдачи откусил одинокий кантуччи, развалившийся в качестве комплимента для посетителей рядом с кассой. Даниэле стало смешно: он по-детски захрустел на всю кондитерскую. Потом похлопал рука об руку, стряхивая крошки. В ответ на ожидающий вердикта взгляд девушки отметил:

— А вот над кантуччи еще надо поработать.

После ухода Вадима в кондитерскую зашли две пожилые синьоры, активно жестикулируя:

— Ванда, попомни мое слово: вор как-то связан с этим монастырем.

— Каким?

— Ванда, Ванда… Ты ничего не помнишь! Тот, что сгорел год назад. Успения Богородицы. На холме, за станцией. Помнишь, когда обокрали дом нашего священника, пропажу нашли у бомжа, что там ночевал? Ну посуди сама: мэра в городе не было, епископ наш встречал важных гостей из Рима. Значит, бомжи. Кто же еще?

— Какая-то связь определенно есть… Ой! А место такое ужасное. Я бы туда не сунулась.

— Вот и я говорю.

Не раздумывая, после рабочего дня Даниэла отправилась в то место, о котором судачили посетительницы.

Монастырь оказался совсем маленьким, одноэтажным, из серого пористого камня, напоминающим букву С. В левой части от клети крыша совсем провалилась, обнажая черные, закопченные стены. Окна без стекол напоминали пустые глазницы. В правой части было совсем пусто. В свете фонарика, который на всякий случай Даниэла захватила с собой, танцевали паутины. Одинокая ворона каркнула и взлетела.

Повсюду на девушку смотрели ангелы и святые из библейских сюжетов. Больше ничего примечательного в полуразрушенном монастыре она не увидела. Уже на выходе, посветив фонариком, на обшарпанной арке девушка заметила тусклое изображение… Копия похищенной статуи Марии Бамбины на фреске.

Вдруг за спиной она почувствовала чье-то учащенное дыхание. Совсем рядом. Даниэла замерла. Душа провалилась в пятки. Сердце гулко заколотилось. Она оглянулась.

— Фух! От самой кондитерской за вами бегу, — запыхавшийся голос Вадима отозвался эхом в пустом помещении. — Почему вы пошли сюда одна? Это опасно!

Хоть и до смерти напуганная, она была рада здесь с ним встретиться. Посветила фонариком в нижнем левом углу. На нем углем был нарисован знакомый символ сердца с тремя мечами.

— Смотрите, снова этот знак. Может быть, он означает несчастную любовь?

— Хм. Возможно. Из разговора с префектом догадываюсь, что похититель далеко не профи. Уже отправили на сравнительный анализ улики. ДНК Катерины-дарительницы не первый год хранилось в базе. Да там какая-то смутная история! В общем, у полиции появился новый след.

— По-моему, нам надо навестить эту знатную синьору. Скажете, что собираетесь написать о ней роман. А я захвачу что-то из вкусненького.

— М-м-м! — застонал Вадим, то ли от предвкушения сласти, то ли от того, как это произнесла Даниэла. — Надо найти в справочнике ее номер телефона. Так мы определим адрес Катерины.

Когда они поднялись на второй этаж желтой двухэтажки, дверь открыла грациозная, похожая на китайскую фарфоровую статуэтку, девушка.

— Можно поговорить с Катериной Липпи?

Девушка осмотрела их, приглашая войти. Проводила в спальню. На высоких подушках покоилась синьора со сморщенным лицом.

— Она хоть жива?

— No parlare, no ascoltare, no magiare, no bere[5], — ответила на ломаном итальянском девушка, давая понять, что синьора при смерти.

— Что же теперь делать?

— Нам она точно уже не поможет, — задумался Вадим.

Спускаясь по лестнице, они встретили того самого священника, что храпел в библиотеке.

— Падре Антонио! Che piacere[6]! — воскликнул Вадим и протянул сухопарому священнику в темном костюме руку. — Вы к синьоре Липпи?

— Уже столько лет знаю бедняжку. Это ведь она подарила городу статую Марии Бамбины. Padre nostro[7]!

— Вы не помните случайно, что явилось причиной столь щедрого жеста?

— Отчего же? Конечно. Горе у нее случилось. Сначала ушел горячо любимый муж, а вскоре она потеряла и единственную дочь, Изабеллу. Малышке было всего шесть. Тогда она заказала статую у одного известного местного скульптора. Сама погрузилась в веру и служение Господу, помогала мне в приходе.

Даниэла расстроилась:

— …Может, у них с мужем какие-то проблемы были?

— Вряд ли. Они любили друг друга. Больше ничего о них не знаю. Ну, прошу прощения, — он заторопился и пожал руку Вадиму, потом перекрестил их.

Вадим проводил Даниэлу до кондитерской.

— Забыла ключи от дома. Заходите завтра, снова буду готовить кантуччи.

— Уверен, что на этот раз все получится. Город чувствует, как близко к сердцу вы приняли его потерю.

Даниэла заметила, что не убрала со столика чашку. Взяла ее в руки. Рядом лежала газета. Ее внимание привлекла статья с фотографией о пропаже статуи, а чуть ниже — объявление, что «…в Дуомо подошли к концу работы по реставрации фасада, выполненные компанией „Зета сас“ к празднованию в честь Богородицы».

Она посмотрела на часы. Без десяти восемь. Не нужно терять ни минуты! Нашла в сети контакты компании «Зета сас». Особо не рассчитывая, что ей ответят в столь поздний час, набрала номер.

— Добрый вечер! Простите. Знаю, что вы занимались реставрацией Дуомо. Я из муниципалитета, заходила посмотреть, как продвигаются работы. Потеряла там свой шарфик. Он мне дорог, подарок мамы, которой больше нет. Подскажите, не нашел ли его кто-нибудь? — Даниэла придумала на ходу историю.

Обладатель баритона оказался разговорчивым:

— Скорее всего Лучио. Он последним на объекте оставался. Вы сможете найти его в мастерской по камню. «Пьетре Фрателли». Он бывает там допоздна.

Мастерская «Пьетре Фрателли» встречалась ей часто по пути.

— Есть тут кто-нибудь? — дверь была приоткрыта, но ей никто не ответил. Темно. Включила фонарик на мобильном. Шагнула внутрь.

Запах пыли и какого-то неизвестного ей вещества щекотал нос. Тук-тук! Сердце пульсировало в барабанных перепонках. Даниэла бродила среди каменных голов незаконченных скульптур, надгробий. Свет фонарика скользил по статуям, отбрасывал тени, словно огромные монстры. Один из них… В углу. Боже! Скульптура девочки с нимбом над головой и раскрытой библией в руках. Это она! Даже в темноте, казалось, излучала таинственную благодать.

Внезапно над ней навис огромный силуэт. От страха затряслись ноги. Подступила тошнота. Фигура в балахоне уже протянула руки. Две огромные клешни.

Бух! Словно кто-то бросил ей под ноги мешок картошки. И звук разбитого стекла.

— Я так и думал, что ты его найдешь! Прости, перешел без разрешения на «ты». — Вадим посветил фонариком ей в лицо. — Встретил старенькую экономку падре Антонио. Она поведала местную традицию прошлого века, когда мать, прежде чем отдать нежеланного ребенка, зашивала в сердечко из льна освященные воск, соль и травы. У Катерины в молодости родился внебрачный сын от женатого. Но ребенка он признавать не собирался. А тут выгодный брак. Вот мать ее и уговорила отдать малыша Лучио. Когда он узнал свою настоящую историю, стал разными способами привлекать к себе внимание старушки. Тем более теперь, когда она вот-вот отдаст богу душу, а он — единственный наследник…

Лучио занялся подоспевший на помощь знакомый Вадима из префектуры, обещал строго его не наказывать. А статую утром они вернут в Дуомо.

Даниэла вернулась в кондитерскую, чтобы испечь, наконец, к празднику кантуччи.

На город спускались сумерки. В розово-золотом свете заходящего солнца утопал Борго-аль-Корнио, старейший центр города. Ту-дук! Ту-дук! Даниэла вдруг почувствовала, как бьется сердце тысячелетнего города. Размышляя над историей Лучио и Катерины, она вдруг поняла, чего не хватало ее рецепту. Это не лишняя порция фисташек или миндаля, не ложка меда, ее авторское дополнение. Кантуччи сделает неповторимыми ее вера в себя.

На следующий день, восьмого сентября, город напоминал улей. Наконец из Дуомо вышла процессия. Выделяясь в толпе, в рясе с плеча Анны, Даниэла несла статую, под которой лежала записка с желанием. Что она там написала? Она не расскажет даже нам. Но теперь она не думала о Рафаэле.

После шествия девушка прошла между рядами торговых палаток, нашла табличку на прилавке с надписью своей кондитерской. Ей пришлось попросить о помощи Вадима, пока не закончится торжественная процессия.

— Даниэла, я здесь, — помахал он ей. — Твои кантуччи совершили настоящий furore[8]!

Голос Вадима звучал мажорным аккордом в симфонии новой жизни в городе, который наконец стал ее домом.

Рецепт кантуччи от Даниэлы Гримальди

Время приготовления: 20 минут

Время выпечки: всего 40 минут

Время остывания: минут 30

Порций: на 8 человек

Ингредиенты

Мука 280 г

Сахар 120 г

Яйца 2 шт.

Миндаль неочищенный 130 г

Мед 1 ст. ложка

Масло сливочное 30 г

Цедра 1 лимона

Цедра 1 апельсина

Порошок аммония углекислого для выпечки — 1 ч. л.

Соль — щепотка

Приготовление

1. Поместить миндаль на противень, застеленный бумагой для выпечки, затем довести статическую духовку до температуры 160° C, поджарить минут 10, потом оставить в выключенной духовке на 30 минут. Вынуть из духовки и дать остыть полностью.

2. Тем временем поместить в миску муку, сахар, яйца и щепотку соли, все быстро перемешать, добавить аммоний для выпечки, мед, сливочное масло и тертую цедру цитрусовых, выложить смесь на рабочую поверхность и замесить руками до получения гладкого и однородного теста. Дать ему отдохнуть не менее 30 минут без холодильника.

3. По истечении этого раскатать лепешку, выложить сверху весь миндаль, закрыть лепешку пирожком и снова вымесить. Сформировать две буханки шириной около 5 см и толщиной около 2 см, выложить их на противень, застеленный пергаментом, и выпекать в статической духовке при температуре 180° C примерно 18–20 минут. Вынуть из духовки и дать полностью остыть.

4. После остывания нарезать батоны немного по диагонали зубчатым ножом через каждые 2 см, чтобы получились кантуччи размером примерно 7×2,3 см, снова уложить на пергамент одной из нарезанных сторон (внутренней частью вверх) и отправить в духовку, разогретую до 180° C. Оставить после на 10 минут, затем перевернуть другой стороной и подрумянить еще минут 10. Следить, чтобы не пригорало.

5. После этого выключить духовку и оставить кантуччи на листе еще примерно на 5 минут.

6. Достать кантуччи из духовки. Дать полностью остыть перед подачей на стол.

Можно упаковать печенье в красивые мешочки для подарка или подавать к чаю, рюмке вин санто.

 .Сладкая тайна (итал.)

 Добрый вечер, дорогая! (итал.)

 Магия и звезды (итал.)

 Епископ (итал.)

 Не говорить, не слушать, не кушать, не пить.

 Как я рад!

 Наш господин.

 Имеется в виду итальянское выражение hanno fatto furore — «наделали шумихи, стали известными».

Хельга Мидлтон.
РОЗОВЫЙ ЗАПАХ КОРИЦЫ

Ольга вошла в кабинет и прислонилась к косяку двери. Ноги вдруг превратились в две переваренные вермишелины — вялые и непослушные. От страха бросило в жар, и по спине меж лопаток пробежала предательская капля холодного пота.

— Заходи-заходи. Да не волнуйся ты так, — Галина Петровна, не поднимая глаз от бумаг, пригласила пациентку. — Раздевайся. Как всегда, до пояса.

Оля послушно ступила за ширму.

— Подними руки вверх.

Мягкие, теплые пальцы врача перебирали лимфы, как пальцы пианиста перебирают клавиши. Ольге стало неловко за мокрые подмышки, и она отвернулась. Взгляд уперся в стену: в таблицу с анатомическими картинками, изображающими женскую грудь в разрезе. Ольга горько усмехнулась — у нее-то все вырезано. Осмотр был коротким.

Галина Петровна уже сидела за столом, внимательно рассматривая лабораторные бланки, а Оля все еще возилась с кофточкой. Пуговицы выскальзывали из влажных пальцев.

— Ну, что ж, голуба моя, поздравляю! Похоже, что мы справились. И лимфы в норме, и онкомаркеры не выявлены. Лейкоцитов еще маловато, и нейтрофилов хотелось бы побольше, но это дело наживное. Главное — маркеры на нуле.

По щекам покатились слезы. Не то от радости, не то от боязни: не ошибка ли. Оля утирала их концом шарфа, уложенного красивой чалмой вокруг лысой головы.

— То, что маркеров нет — это хорошо, но ведь и сил тоже нет. Ни волос, ни вкуса, ни обоняния, — робко жаловалась она.

— Все вернется, уверяю тебя. Терпение и положительные эмоции завершат лечение. — Врач вышла из-за стола и обняла пациентку за плечи. — Поезжай-ка ты, голуба моя, отдохнуть. Тебе куда хотелось бы съездить?

— Я ведь до болезни кулинарным блогером была. Почти весь мир объездила. Смешно сказать, на Кавказе ни разу не была. Ни в Грузии, ни в Армении.

— Так за чем дело стало? Иди, заказывай билеты! И с Богом!

Ночью случилось землетрясение. Несильное. Толчок, потом еще один. Медные кувшины, подвешенные над плитой, издали тихий перезвон, и лавка, на которой спал Араик, пару раз качнулась. Подумаешь! Она и без того колченогая и качается каждый раз, когда на нее садятся. Но бабушка Ануш быстро вскочила на ноги, повязала платок концами назад, подхватила на руки одноухого кота по кличке Урод, растолкала внука и велела быстро выходить на улицу…

Землетрясение оказалось ненастоящим. Даже и не рухнуло ничего. Просто под ногами пробежала гулкая волна, как будто тот, кто спал под землей, накрывшись ею как одеялом, глубоко вздохнул.

Вот в прошлом году тряхнуло так тряхнуло. Даже часть горы, на которой стояла слобода Конд в квартале Шахри, самом бедном и самом никчемном районе Эребуни, отвалилась. Хорошо еще, что на том склоне не было жилья, а только кладбище. Часть могил упала в обрыв. С тех пор ночной туман, поднимаясь из него утренними струйками пара, приносил не свежий запах росы, а гнилое зловоние.

Запахи. Вот, что и привлекало, и пугало его. Позже, когда Араик подрос, он понял, что чувствует запахи гораздо острее, чем остальные. Бабушка рассказывала, будто на земле есть люди, которые верят в то, что бессмертная душа, вылетев из мертвеца, находит себе нового хозяина. Им может стать кто угодно — хоть лягушка, хоть корова. Так души переходят из одного живого существа в другое. Араик верил в то, что он, наверное, в прошлой жизни был собакой. Те тоже за версту все унюхать могут.

С бабушкой Ануш хоть и бедно они живут, но дружно. Дядя Ашот, муж ее сестры, — уважаемый человек. Имеет торговое место на базарной площади. Он очень занятой человек, но свой прилавок абы кому не доверяет, потому его жена, тетя Наир, и бабушка торгуют, подменяя друг друга. Араик обожает, когда наступает их черед. По дороге бабушка всегда рассказывает какие-нибудь истории, но главная его радость — это запахи базара.

У самого входа на рынок расположился мясной ряд. Араик старается не смотреть на разложенные на прилавках розовые шматы мяса и свиные головы с закрытыми глазами, как будто те спят и не знают, что им тело отрубили. Тушки молодых барашков, уже проткнутые вдоль хребта шампуром, ждут, когда угли в мангале разгорятся. Между палок, держащих навес над мясным рядом, натянуты веревки, и на них, как белье для просушки, висят сырые овечьи шкуры. Вокруг них роятся полчища мух. «Наверное, для того и вешают их здесь, чтобы отвлекать мух от мяса», — думает Араик. Он не любит ни вида сырого мяса, ни его запаха. А уж когда проходят мимо рыбных лавок, он и подавно затыкает нос, даже зажмуривается. Сухая чешуя скрипит под ногами, как соль, которой товарки присыпают освежеванную рыбу, чтобы не так быстро портилась. Наверное, хозяева мясных и рыбных столов специально позволяют старухам с пряностями сидеть рядом с ними. Запахи сухих приправ забивают смрад засохшей крови и манят к себе покупателей лучше всяких зазывал.

Наконец, пройдя зловонные и душные ряды, они подходят к столам, на которых выложены пирамидками овощи и фрукты. Их верхушки украшены пучками свежей кинзы, базилика и укропа. Тут Араик бросает руку бабушки и радостно подбегает к дяде.

— Ну, наконец-то! Что так долго? Мне ехать надо, а товар оставить не на кого.

— Не ворчи, старый плут. За те копейки, что ты мне даешь, и ботинок-то новых не купишь. Дорога сюда буквально сжирает подметки самых крепких туфель. — Бабушка любит шурина, но поворчать и напомнить ему о деньгах тоже не вредно.

Перед дядей на маленьком прилавке стоят весы-разновесы, а вокруг, прямо на земле, расставлены корзины с клубникой, ведра абрикосов и мешки с черешней. Их запахи сливаются в единое сладкое облако июньского утра.

— Априкос! Кому свежий априкос! Толко-толко з ветки, — Араик знает, что делать. Он уже стоит на перевернутом ведре и кричит изо всех сил своих маленьких легких.

— Эй, горлопан, не так громко, а то, наоборот, всех покупателей распугаешь. — И повернувшись к бабушке. — Ты уж тут присмотри, как следует. Караван с востока пришел. Хочу первым посмотреть, что везут. Поеду им навстречу.

— Ой, дядя, ты за товаром в караван-сарай поедешь? Возьми меня с собой, — мальчик в мольбе сложил ручки и даже запрыгал от нетерпения. Ведро зловеще загромыхало.

— Ну, что с тобой делать, непоседа? Возьму, так и быть. Пора тебя от бабкиной юбки уводить. К делу приучать.

— И то верно, — согласилась Ануш.

* * *

В арбе у дяди тепло и уютно. На дне набросаны домотканые коврики и мешки для товара. Араик забирается под них, как под одеяло. Сады уже отцвели. Облетевшие лепестки с яблонь и груш клубятся и шуршат в выбоинах дороги. Их аромат истончился и уже не привлекает пчел, но смешивается с запахом пыли и напоминает благоухание женской пудры.

Араик лежит на дне повозки, смотрит сквозь решетку ресниц в синеву неба. Его ноздри подсказывают ему дорогу лучше любых указателей. Вот проехали пекарню. Кислый запах дрожжей смешивается с запахом углей. Араик знает — следующим на пути будет дом кузнеца. Там всегда пахнет горячим железом и лошадиным навозом. Лошади тоже от страха какают — делает заключение мальчик.

Кузница — последнее здание на улице, ведущей из города. Впереди запах предгорных лугов, заросших полынью и дикой лавандой. Они еще не в цвету, но аромат свежести уже здесь, уже поджидает путника. Дорога ведет к перевалу.

Дядя, как и бабушка, любит рассказывать всякие истории и легенды.

— Эх-хе-хе, Арайчик-джан, людям свойственно искать новое. В этом смысле, мы, купцы, своего рода миссионеры. Духовные просветители несут людям новые идеи, а мы — новые товары. Потому они и заботятся о нас — строят убежища и постоялые дворы. Путь далек, да и небезопасен. Сколько на нем опасностей поджидает незащищенного путника? Знаешь?

— Знаю-знаю, — лениво отвечает Араик. — А еще, я так думаю, дядя, что тащить на себе шатры и юрты для ночлега — это лишний вес. Зачем лошадей и верблюдов дурацкими тюками грузить, когда можно на них больше товара увезти. Я, когда вырасту, на всех дорогах гостиницы выстрою.

— Прям на всех? — рассмеялся Ашот.

— Ну, на армянской стороне