Никита Андреевич Меньков
Счастливое время. Сборник
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Никита Андреевич Меньков, 2024
В сборник вошла повесть «Давление» и рассказ «Две подруги». Действие в них происходит в 1964 году — на стыке эпох Хрущёва и Брежнева. В произведениях рассказывается о жизни простых советских людей, об их радостях, трудностях, ценностях и идеалах.
ISBN 978-5-0062-8160-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
«Отрываются последние листки календаря, заполняются последние страницы летописи 1963 года.
Поднимая в новогоднюю ночь первый бокал, миллионы советских людей по старой доброй традиции провозгласят тост за год уходящий, год-труженик.
Могучим заключительным аккордом созидательной симфонии 1963 года прозвучали решения декабрьского Пленума ЦК КПСС и очередной сессии Верховного Совета СССР. В этих решениях — план дальнейшего развития страны по пути к коммунизму. Большими шагами большой химии будем мы измерять дела и достижения наши в грядущем году. И на этом новом этапе подъема экономики страны с еще большей силой будет звучать лозунг, провозглашенный партией: «Все во имя человека, для блага человека».
Мы вступаем в год 1964-й с возросшими надеждами на мир. Московский договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой — долгожданная первая ласточка, предвещающая весну мира. Мы гордимся тем, что наша партия и наше правительство, выражая волю народа, сыграли решающую роль в заключении этого исторического договора.
Когда люди с висками, уже тронутыми сединой, поднимут в новогоднюю ночь бокалы за мир, они, наверное, вспомнят о грозных и славных событиях, годовщины которых торжественно отмечались в 1963 году. В первом ряду таких незабываемых дат, записанных в истории кровью лучших сынов и дочерей нашей страны, было 20-летие Волгоградской битвы. И, вступая в новый год с возросшими надеждами на мир, советские люди еще и еще раз склонят головы перед вечной памятью тех, кто ценою жизни своей защитил и отстоял эти надежды.
Год 1963-й навсегда вошел в наши сердца и в историю как год новых выдающихся побед в космосе: беспримерных полетов Валерия Быковского и первой в мире женщины-космонавта Валентины Терешковой. Социализм по-прежнему лидирует в мирном соревновании по освоению космоса.
За миллионы отпразднованных и грядущих новоселий провозгласят новогодний тост строители. Вспомнят о штурме м перекрытии Енисея гидростроители. За созданный в 1963 году еще один гигантский мост дружбы, соединивший Москву с Гаваной, поднимут бокалы свободные от вахты труженики Аэрофлота. За повторение прошлогоднего успеха на чемпионате мира выпьют (совсем по капле!) наши хоккеисты, и за то, чтобы, встречая 1965 год, наполнить вином Кубок Европы, — наши футболисты.
Много добрых и славных свершений оставляет нам в наследство год 1963-й. Но были у нас и трудности. Не баловала своими щедротами природа, что отразилось на урожае. Мы откровенно признаем это и тут же разработываем смелые планы развития химии, призванной обуздать стихию. В этой откровенности и смелости — залог грядущих успехов.
С непоколебимой верой в конечное торжество нашего дела встречаем мы новый год. Мы идем вперед и только вперед. И каждый год — новая ступень нашего подъема к светлым вершинам коммунизма.
Новый мир, новый общественный строй, родившийся в огне Октябрьской революции, с каждым годом все решительнее берет верх над миром уходящим, отживающим. Орудийный раскат «Авроры» до сих пор отдается гулким эхом во всех концах земного шара. В недавних ответах Н. С. Хрущева на вопросы редакций четырех газет стран Африки и Азии с исчерпывающей полнотой говорится о тех колоссальных сдвигах в пользу сил мира и прогресса, которые произошли в мире.
…Мы приглашаем тебя, дорогой читатель, в наш новогодний номер. Вместе с тобой мы пожимаем крепкую трудовую руку году 1963-му и с доброй улыбкой выходим навстречу Новому году. Мы предлагаем тебе, читатель, присоединиться к тем новогодним тостам, которые провозглашают за круглым столом «Огонька»космонавт №1 Юрий Гагарин и монтажник Вячеслав Квачев, колхозница Люба Ли и писатель Сергей Михалков, штангист Юрий Власов и легкоатлет Валерий Брумель и другие новогодние гости журнала.
С Новым годом, друзья!
С новым счастьем!»
(«Огонёк», №1 (1906), 1 января 1964)
ДАВЛЕНИЕ
ГЛАВА 1. САШИНА СЕМЬЯ
Сессия была закрыта. Вздохнув с облегчением, Саша отдал зачётку в учебную часть, посидел немного с друзьями в столовой и поехал домой — отсыпаться. Сегодня он опять провёл ночь в монотонной зубрёжке, и теперь кружилась голова.
Как только он прибыл домой и стал разуваться, из кухни выглянула мама:
— Ну, как сдал?
— На «отлично», — ответил он.
— Ну и замечательно. Я селянку приготовила. Мой руки и садись обедать.
Отец Никита Ростиславович и брат Валерка были на работе. Раньше квартира была переполнена людьми, а потом старшие дети выросли, разъехались, создали свои семьи, и они остались вчетвером — родители и два младших сына. У Саши появилась своя комнатка, чему он не мог нарадоваться.
Пообедав, он прилёг на кровать и проспал до вечера. А вечером стал собирать чемодан в дорогу — завтра он поедет на поезде к бабушке и дедушке. Но поедет не бездельничать, а писать дипломную работу. Он взял с собой нужные книги, тетради, ручки и карандаши.
Пока он собирался, пришёл отец, а потом и Валерка, и мама позвала всех ужинать. Саша старался лишний раз не пересекаться с отцом — тот любил читать им с Валеркой длинные нотации и ругал куда чаще, чем хвалил.
Теперь он сидел за столом задумчивый, ел селянку и смотрел в одну точку. Сыновья поглядывали то друг на друга, то на него.
— Молодец, Саша, — сказал наконец он. — Мама мне рассказала — ты успешно закрыл сессию. Умница. Закончишь университет — достану тебе путёвку на море, отдохнёшь там перед поступлением в аспирантуру…
Саша вздохнул. Ещё ведь аспирантура… А он собрался этим летом перебраться в провинцию — поближе к бабушке и дедушке, так он будет чаще их видеть. И к тому же там живёт Лена, с которой он проходил практику и которая ему очень нравится. Но теперь ему придётся на три года задержаться здесь…
Ещё в школе он мечтал уехать в родной город, но Никита Ростиславович сказал ему: «Ты должен выучиться в университете — а потом дуй на все четыре стороны. Никто тебя держать не станет». Саша хотел поступить в один университет, а отец настоял, чтобы он поступил в другой: «Мой сын должен учиться в МГУ». И вот Саша проучился пять лет на филологическом факультете. Было трудно, на первых порах у него даже нервы сдавали… А теперь отец настаивает, чтобы он поступил в аспирантуру. Наверное, просто хочет, чтобы Саша не выходил из-под его контроля, так же, как и остальные четверо детей.
Отец стал беседовать о чём-то с Валеркой, но Саша их не слушал — думал, как же теперь быть.
***
У дедушки и бабушки Саши было четверо детей: мама Саши, тётя, которая теперь жила в Сибири, и двое дядьёв — старший умер до начала войны, младший погиб на фронте. Вдова младшего дяди, тётя Настя, была женщиной крупного телосложения, с простым характером. Она жила неподалёку от бабушки и дедушки, роднилась с ними, называла их мамой и папой, приносила им то, что сама стряпала, помогала по хозяйству. Племянника она любила и к каждому его приезду пекла картофельный пирог, который он обожал. Сашиной бабушке было приятно, что и зять Никита Ростиславович, и сноха Настя называют её мамой. Даже Саша, бывало, оговаривался и называл её мамой. Она вместе с Настей воспитала внука Володю, и Саша порой завидовал двоюродному брату, который виделся с бабушкой куда чаще, чем он. Но бабушка любила Сашу ничуть не меньше.
Каникулы прошли тихо и радостно. Оказавшись в бабушкиной избушке, Саша вновь погрузился в детство. Каждый день бабушка баловала его вкусными пирожками, оладьями и ватрушками, заботилась о нём. К его приезду она связала ему новые носки и варежки.
Дедушка болел, но старался отвлечься — уходил в сарай, что-то мастерил там. Или вставал спозаранку и шёл чистить двор от выпавшего за ночь снега. Саша, проснувшись, брал у него лопату и чистил сам; снега выпало столько, что пришлось очищать не только двор и дорожку от двора к дороге на улице, но и крышу дома. Улицы в деревеньке чистили трактором.
Здесь прошло раннее детство Саши. Но родился он в Казахстане, в эвакуации. Там прожил первый год, после чего семья вернулась на родное пепелище. Домик бабушки и дедушки пострадал от взрывов, здесь хозяйничали немцы, но всё удалось привести в порядок: вставили новые окна вместо выбитых, подлатали крышу, поставили новый забор; отец сложил новую печь. С ним Саша встретился впервые в три года: Никита Ростиславович ушёл на фронт ещё до его рождения, воевал под Москвой и в Сталинграде, дошёл до Берлина.
Саша помнил, как бабушка вставала ни свет ни заря, и он сквозь сон слышал её тихие шаги и будто всё видел с закрытыми глазами — и как она выходит во двор, и как топит печку, и как месит и раскатывает тесто. А потом он совсем просыпался — от аромата пирожков, таких вкусных-превкусных! Но есть приходилось медленно — горячие.
В шесть лет Саша уехал с родителями, братьями и сестрой в Москву — там умерла другая бабушка, мать отца, и оставила ему квартиру. К тому же отец хотел работать в Москве.
Он начал свою политическую карьеру ещё при Сталине. А когда к власти пришёл Хрущёв, он проявил себя его верным сторонником, принял активное участие в сельскохозяйственной реформе. Между ними сложились дружеские отношения, Хрущёв уважал Никиту Ростиславовича и доверял ему.
У Саши началась другая жизнь — уже не такая радостная: он столкнулся со строгим воспитанием. И отцова порка ремнём после полученной в школе двойки стала для него настоящим потрясением. И ни у кого он не находил поддержки — ни у матери, ни у братьев; лишь одна сестра Галя его жалела и заступалась за него. Так что поездки к бабушке и дедушке на все каникулы стали для него настоящим спасением. А в студенческие годы он стал ездить к ним ещё чаще.
Но его никогда ничем не обделяли. Когда мама покупала какую-то еду, всё делилось поровну между всеми. Отец никогда не попрекал маму и детей куском хлеба, не проявлял скупости. Да, он требовал послушания, но не потому, что он кормилец, а потому, что отец.
***
Теперь Саша читал источники и делал первые наброски к дипломной работе, посвящённой истории древнегреческого языка. Очень помогли ему в этом беседы с другом отца, историком античности Д. П. Каллистовым, подсказавшим, что следует выдвинуть на первый план в работе.
Историей Древнего мира Саша интересовался давно и теперь подумывал написать свой учебник, в котором он простым и ясным языком поведает о первобытной эпохе, о Египте, Междуречье, Греции, Риме и других государствах Древнего мира, расскажет о деятелях тех времён — библейских персонажах, египетских фараонах, древнегреческих и древнеримских правителях, полководцах и многих других. Ещё ему хотелось поехать в какую-нибудь археологическую экспедицию, чтобы самому соприкоснуться с историей.
— Я бы сейчас Грецию посетил… — сказал он как-то, когда они с дедом сидели в зале.
Дед отложил в сторону газету, поправил очки на носу, потеребил длинные белые усы.
— Греция далеко… А зачем тебе туда?
— Там очень красиво. Наверное, я часами мог бы любоваться античными храмами, статуями, картинами… И мне почему-то кажется, что там необычно красивые закаты и рассветы.
— Природа везде хороша, — тихо сказал дед. — Уж сколько я ездил по свету, а всюду красотой её любовался. Да и не выедешь теперь туда — с документами долго возиться придётся…
— Ничего, если отца уговорить, он выправит мой загранпаспорт, — уверенно ответил Саша.
ГЛАВА 2. ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Скоро ночь проходит лунная…
День счастливый вспыхнет вновь…
Озарила годы юные
Первая любовь!
(Л. В. Некрасова. «Первая любовь»)
Как-то Саша спросил бабушку про Лену — не видела ли она её. У Лены в той же деревне жила мать, и к ней она иногда приезжала.
— Нет, внучек, не видела… — покачала головой бабушка. — А ты бы сходил к ним, узнал — может, она тоже приехала… У неё ведь тоже каникулы должны быть…
— Да ну… Я стесняюсь, — пожал плечами Саша.
— Так ты никогда жену не найдёшь, — заметил дед. — Девки — они смелых любят.
Саша задумался… и стал надевать куртку. Выскочив из дома в предвечерних сумерках, он побежал к дому Лены. В одном из окошек её дома горел свет. Саша замедлился и подошёл к дому, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди. А в голове в это время проносилось столько мыслей, воспоминаний!
…Четыре года назад Саша переживал из-за того, что летом надо будет проходить практику и из-за этого он не сможет надолго приехать к бабушке и дедушке. Но сестра Галя посоветовала ему отпроситься у учебной части и проходить практику в родном городе. Саша так и сделал. По совету бабушкиной знакомой, тёти Даши, которая недавно переехала из другой деревни, он устроился в редакцию газеты и там практиковался каждое лето.
Там он и познакомился с дочкой тёти Даши, Леной — светловолосой голубоглазой девушкой, и сразу же влюбился. Она была всё время занята какими-то другими делами, отпрашивалась у начальника и куда-то убегала. Саша видел, как ей трудно, и потому однажды предложил ей помогать по работе, и она приняла его помощь. Будучи юношей нерешительным, он поначалу не осмеливался пригласить её в кино или в театр, а когда пригласил, она отказалась, сказав, что занята.
Потом он каждый месяц отправлял ей из Москвы письма, и она отвечала, но не всегда. Во время следующих практик он так же ей помогал, и, бывало, она обещала сходить погулять вместе с ним, однако потом забывала про своё обещание. Но они оставались прекрасными друзьями, доверяли друг другу и советовались друг с другом. Прошлым летом ему стало казаться, что она начала относиться к нему теплее, чем прежде; до декабря они вели переписку, а потом стало не до писем — у обоих началась трудная сессия.
…Остановившись возле палисадника, он стал всматриваться в светившееся окно. Во дворе послышались шаги, потом скрипнула калитка и на улицу вышла какая-то женщина в красном платке, с накинутой на тулуп шалью, в валенках; она несла коромысло с вёдрами.
«Кто это? — подумал Саша. — Вроде и не тётя Даша — эта женщина выше ростом…»
Она посмотрела в его сторону, заметила его, и он засиял: это была сама Лена!
— Леночка… — ему казалось, что сейчас сердце выскочит из груди. — Здравствуй, Леночка…
— Саша… — удивилась она. — Здравствуй… Ты тоже на каникулы приехал?
Кивнув, Саша взял у неё коромысло с вёдрами и понёс его. Они шли к роднику, который находился в небольшом овраге.
— Как у тебя дела? — спросил он.
— У меня — замечательно, — улыбнулась она, оглядывая его. — Дома всё в порядке. По учёбе успеваю. А у тебя?
— У меня то же самое, — улыбнулся он. — Ты ещё больше похорошела!
— Спасибо…
Когда они пришли к роднику, он стал набирать воду в вёдра, рассказывая Лене о решении своего отца — чтобы он поступил в аспирантуру.
— Отец не хочет, чтобы меня посылали куда-то далеко по распределению, — вздохнул он. — Я раньше думал, что смогу приехать сюда по окончании вуза, а оказалось, что надо отработать три года.
— Не расстраивайся, — ответила Лена. — Значит, так надо. Меня, может, тоже отправят куда-нибудь по распределению. Но потом ты ведь сможешь приехать. Не переживай, у тебя всё получится.
Она коснулась рукой его локтя. Их взгляды встретились, и он как-то неосознанно стал приближаться к ней. Она же потянулась к нему, медленно закрывая глаза…
Но тут послышались крики, и Саша с Леной обернулись. Вдалеке появились три тёмные фигуры — два мужика тащили куда-то третьего.
— Ой… Это моего отца несут, — испугалась Лена. — Он ещё не вышел из запоя, его почти каждый вечер так приносят… Ладно, Саша, я пойду, как-нибудь потом встретимся…
— Я провожу тебя, — он водрузил на плечи коромысло. — Он вас гоняет?
— Нет… Просто его надо раздеть, уложить спать, — объяснила Лена. — И маму надо успокоить — она расстраивается, когда он пьяный приходит.
Саша задумался — всё это было для него непривычно. Его отец не пил спиртного, разве что одну стопку на праздник. У деда была тяга к спиртному, он даже гнал самогон, но бабушка находила его и выливала. К тому же теперь он сильно болел, и врачи тоже не разрешали ему выпивать.
Возле калитки Лена взяла у него коромысло, и они договорились встретиться как-нибудь потом и погулять.
Он шёл домой с небывалой лёгкостью и радостью на сердце. Во дворе он встретил деда, который ходил в загон кормить скотину и кур. Только Саша хотел рассказать деду о встрече с Леной, как тот улыбнулся и махнул рукой:
— Можешь не рассказывать, я всё по лицу вижу. Значит, всё-таки любит она тебя, Сашок… Я ведь тебе говорил — девки смелых любят…
— Деда, я так долго её добивался… Неужели это всё случилось наяву?.. — не мог поверить Саша.
Ему хотелось, чтобы все были так же счастливы, как и он.
ГЛАВА 3. АНФИСА
Через несколько дней после приезда Саши в Москву состоялась встреча его группы с научным руководителем Ириной Алексеевной. Саша недолюбливал преподавательницу; у них почти с самого начала сложились холодные, отстранённые отношения. Ему не нравились строгость, какая-то пафосность Ирины Алексеевны, не нравилось общаться с ней, поэтому на её семинарах он отмалчивался, а если его спрашивали, то отвечал коротко и сухо. Его удивляло, что у одногруппниц сложились хорошие отношения с ней, потому что ему всё в ней не нравилось — и то, что она, будучи в солидном возрасте, постоянно молодится, и то, что шутит как-то нелепо.
Встреча прошла быстро, во время перемены, на кафедре.
— А где же Илья? — спросила Ирина Алексеевна.
Никто не знал, что ответить. Илья был вольной птицей, посещал занятия редко и давно уже был на грани отчисления.
— Передайте ему, пусть ищет другого научного руководителя, — жёстко сказала Ирина Алексеевна. — Я с ним церемониться не собираюсь. Так, давайте начнём обсуждение…
Девушки рассказали о своих работах, спросили, что было непонятно, получили рекомендации. И преподавательница обратилась к Саше:
— Александр, как у вас идёт работа?
— Введение и большую часть первой главы — о протогреческом и микенском языках — я написал, — сообщил он. — Законспектировал несколько источников к следующим главам.
— Вы нашли все источники, которые я рекомендовала?
— Нет, ещё два источника надо будет найти. Я посмотрю в Ленинской библиотеке — там должны быть.
— Не «должны», там они точно есть. Не затягивайте, пишите дальше. Жду от вас работу к одиннадцатому марта. И помните: у вас есть предзащита.
На этом встреча окончилась, и Саша с девушками отправились по домам.
***
Заходя в квартиру, Саша услышал голоса в зале и понял — пришли гости. И, пока разувался и снимал куртку, по голосу определил, кто пришёл — то был коллега отца Иван Иванович, а с ним, похоже, его жена и дочка, о которых отец рассказывал раньше.
— Саша, проходи, — показался в дверях отец; он провёл сына в зал и представил его жене и дочке Ивана Ивановича. — А это Анфиса, она учится в педагогическом университете, тоже изучает филологию. Так что вам будет о чём поговорить.
— Очень рад… — сдавленно проговорил Саша, пожимая девушке руку и оглядывая её. Отец усадил его с ней рядом.
Анфиса была с виду очень интеллигентной: тёмно-русые волосы аккуратно заплетены в две косы, на носу — очки. Она не понравилась Саше — в ней была какая-то гордость, надменность, и это чувствовалось во всём — во взгляде, в движениях, в речи.
— Саша, ну что ты такой кислый сидишь? — заметил отец. — Рядом с тобой дама, поухаживай за ней, расскажи что-нибудь!
Но Саша сидел будто скованный — он стеснялся Анфисы, ему не хотелось с ней общаться — казалось, что он обязательно сморозит какую-нибудь глупость, а она будет смотреть на него как на идиота. Но ему пришлось побороть страх и спросить её:
— Что тебе налить — вино, шампанское?
— Нет, нет… Лимонада налейте лучше, — ответила она, будто подчёркивая, что не пьёт. — Немного…
Саша налил лимонад ей и себе и сказал:
— Я тоже на первых порах хотел поступать в педагогический — целый год на курсы ходил, готовился, а потом отец сказал, что я и в МГУ поступить смогу, и настоял, чтобы я туда поступил…
Анфиса как-то неодобрительно кивнула, и он понял, что сказал лишнее — зачем было хвалиться?
— Я хотел сказать, что там мне тоже очень нравилось, — стал оправдываться он, — в педагогическом было интересно… Ты учишься в замечательном вузе. Правда ведь, там интересно?
— Да, мне тоже там нравится, — сказала Анфиса, в первый раз внимательно посмотрев на него и опустив глаза. — Нагрузка довольно большая, но многие задания требуют творческого подхода, поэтому я легко с ними справляюсь…
Так они постепенно разговорились и сначала беседовали об учёбе, а потом как-то постепенно в разговоре переместились в Древнюю Грецию — стали говорить об античных ораторах. И Анфиса будто проверяла его знания: «Помните, как Демосфен исправлял свою речь?», «Вам ведь известно, в чём Цицерон обвинял Катилину?» — и при этом внимательно смотрела на него. И он уже стал немного уставать от беседы, когда родители Анфисы засобирались домой.
— Фиса ложится спать рано, да и мы допоздна не засиживаемся, — сказал Иван Иванович. — Ты, Никита, надолго в командировку едешь?
— На две недели, — ответил Никита Ростиславович.
— Когда вернёшься — милости просим всех к нам, — пригласил Иван Иванович.
В коридоре отец указал Саше на вешалку, и тот подал пальто Анфисе, помог надеть его. И хозяева сердечно распрощались с гостями.
***
Когда Саша ложился спать, к нему в комнату зашёл отец.
— Ну, как тебе Анфиса? Прекрасная девушка, правда? — спросил он, довольный сегодняшним ужином.
— Ну… Да, конечно, — пожал плечами Саша.
— Она что, тебе не понравилась? — насторожился отец.
— Мне как-то неуютно было с ней общаться, — попытался объяснить Саша. — Так всё вроде хорошо, и беседа клеится, но я постоянно в каком-то напряжении… Она вся такая правильная, манерная, с ней запросто, как со своим человеком, не поговоришь…
— Саша, да она золото, а не девушка! — попытался переубедить сына Никита Ростиславович. — Умная, воспитанная, трудолюбивая, готовит прекрасно, рукодельница искусная!
— Папа, ты хочешь свести меня с ней? — догадался Саша. — Зачем? Я ведь всё равно через три года уеду!
— Куда уедешь? К этой своей вертихвостке?
Саша понял, о ком говорит отец.
— Не называй так Лену. Она замечательная, мне с ней очень хорошо! А вообще… дело разве в том, что я уеду? Просто Анфиса мне не нравится — ни как девушка, ни вообще как человек.
— Но ты ещё мало с ней общался, — возразил отец. — Если бы вы какое-то время повстречались друг с другом, то ты бы так не говорил. Главное между мужчиной и женщиной — это дружба и уважение.
— Но ведь тебе понравилась моя мама, когда ты её встретил?
— Да, у меня была и есть симпатия к ней, но такого, чтобы сердце ёкало в груди, не было…
— Вот видишь, у тебя есть симпатия к маме, а у меня нет симпатии к Анфисе. Она мне совершенно безразлична.
Никита Ростиславович тяжело вздохнул.
— Ладно… Оставим пока этот разговор, — и, пожелав сыну спокойной ночи, он ушёл.
