Никто не может знать, где бродит случай
Люди же, как животные, всегда чувствуют, можно ли тебя обидеть или нет.
«Не может быть, чтобы я родился без цели и предназначения, — шепчет он, — не может быть».
Простите, Боб, вы ожидали от меня привычных вам и потому приятных подробностей об ужасах жизни в стране социализма, но о них вы сможете услышать от любого другого поляка.
И потому, думает Оскар, Наташке не важно даже качество секса с чужаком. Ей достаточно того, что он, чужак, кладет руки на ее голые бедра, на ее попку и втискивает член в ее самое интимное место, ведь этого, учили ее русские родители, ее бабушки и мать, нельзя позволять чужим… Это стыдно, это страшно, это запретно и потому это захватывающе невероятно…
Не сомневаюсь в том, что ты способен оправдать все что угодно, ты же философ по образованию и призванию. Ты способен убить меня и объяснить убийство высшими целями…
Лицо стареет. Пизда не стареет. Пизде всегда восемнадцать лет. В этом весь ужас.
Быт убивает любовь. Ежедневные столкновения двух тел что в постели, что на кухне умерщвляют аромат другой личности. К любимым нельзя привыкать…
Человек, принявший героин, становится самодостаточным. Лежа на спине и глядя в потолок, он в воображении своем имеет весь мир, и в этом мире уютно.
циничная вера в то, что только силой можно отобрать у мира деньги и удовольствия.
