Человечество не помнит своих спасителей. Я не в обиде, милый. Лишь бы ты помнил. Даже когда станешь обнимать свою Дальку… вспомни обо мне. Ведь нам было хорошо вместе, пусть и недолго».
Говорил, – поморщился отец. – Но не зря ведь сказано: из всех возможных решений выбирай самое этичное, и оно почти наверняка окажется ещё и единственно правильным.
Я знал, что эфир над Новым Крымом сейчас забит паническими докладами систем планетарной обороны, в нашу сторону сейчас разворачиваются направляющие на орбитальных платформах, за прошедшее после прошлой атаки время Дариана Дарк наверняка постаралась возместить потери в передовой линии.
где, по мирному времени, полагалось находиться самое меньшее обер-лейтенанту, а то и гауптманну. Маленький «командирский» дисплей на консоли трясётся (вместе со всем ботом) так, что ничего не разглядишь. В наушниках – хрип, треск и разряды. Командование по кодированному каналу пытается что-то передать, но куда там, и мне остаётся только надеяться, что не всё, выпущенное с орбиты в тёмное брюхо Омеги, пролетит мимо цели. Спуск с орбиты стремителен. Теплозащитное покрытие челноков держится на пределе, и контрольные огоньки на моей консоли пылают алым. Кажется, что передо мной пляшет целая орда разгулявшихся цветочных эльфов, ну да, тех самых, что в «Дюймовочке»; я отрешённо думаю, что внизу нас ждёт Враг, наверное, в чём-то даже страшнее Тучи; та, по крайней мере, не палила в нас тактическими атомными зарядами, а у Дбигу, судя по всему, есть заряды покруче термоядерных. Удар!.. Совсем рядом! И ещё один! Челнок кладёт набок, словно корабль в бурю, переворачивает; нас спасают только прочные ремни. Кто-то вопит что есть мочи, однако тотчас же вмешивается резкий знакомый голос: – Тих-хо, гамадрилы геморройные, удавы узловатые! Сидеть! Кому сказано, сидеть! Забрала открыть! Блевать на пол, а не себе за шиворот! Господин старший мастер-наставник, оберштабсвахмистр Клаус-Мария Пферцегентакль, украшенный всеми мыслимыми нашивками, получивший специальный чин для таких, как он, особо отличившихся, выслуживший право на отставку с полным пенсионом, «несмотря на военное время». Выжил во всех передрягах, курилка, уцелел в ловушке на Иволге и вот теперь идёт с нами. В качестве моего ротного погонялы. Вызвался добровольцем. Мол, так и так, господин лейтенант, буду счастлив идти с вами в бой. Вы были моим лучшим рекрутом. А сейчас, все говорят, стали первоклассным офицером, простите за прямоту, господин лейтенант, нет-нет, на «без чинов» после перейдём. Но даже такому офицеру нужен кто-то, чтобы вовремя пинка дать описавшемуся от страха новобранцу. А у нас их, увы, хватает. Эх, эх, что ж за времена такие пошли поганые – на передовую бросать после всего трёх месяцев учебки!.. Челнок неожиданно выравнивается, и наваливается перегрузка – пилот тормозит, нарушая все нормы и руководства, потому что сквозь зону обстрела он проходил на максимальной для этого бота скорости. Заботился о металле, не о людях, паразит. Вспыхивают три ярко-красных огня, с грохотом падают пандусы, и мы, едва успев отстегнуться, бросаемся в густой, непроглядный дым, окутывающий место нашей
– Увы, – вздохнул Валленштейн, – по-настоящему проверенных сотрудниц всё время забирают на повышение, вместо них присылают свежие пополнения… По военному времени как следует разобраться в их прошлом нет возможности.
Гремит медь окрестра, шагает «Танненберг», и теперь все равно, какая на них форма, потому что, если даже выбраны изначально запятнанные кровью символы и внушающие страх отвратительным прошлым мундиры, люди, их надевшие, необязательно сделаются такими же палачами, садистами, мучителями и преступниками, как те, в уже донельзя далёком Третьем Рейхе.
Мама, папа, сёстры и братья. Я смотрю на них, как на детей, на всех, вне зависимости от возраста. Они не знают, где я был и что видел. На их глазах не растворялся в биоморфе человек, решивший пожертвовать всем, чтобы они жили.
Крошечный вирус может лишить жизни исполинского по сравнению с ним человека. Может быть, мы – этот вирус. А может, «большой человек» даже и не заметит этого. Может, когда-нибудь, спустя значимое лишь для Вселенной время Он справится с недугом – но тогда, я надеюсь, Солнце давно уже погаснет, а человеческий род обретёт иные формы существования, может быть, даже и нематериальные.
