Да замолчите же, несчастные!.. Это верно, что вы портите себе жизнь как только можете, а как славно вы могли бы жить! Зачем вы наносите друг другу непоправимые оскорбления, из-за которых сами же потом будете страдать… Нет, нет, замолчите, я не хочу, чтобы это продолжалось!
Луиза в слезах опустилась на стул, а Лазар, глубоко потрясенный, большими шагами расхаживал по комнате.
— Слезы ни к чему не приводят, дорогая, — продолжала Полина. — Ты действительно очень нетерпима и во многом виновата сама… А ты, мой бедный друг, неужели не понимаешь, что нельзя так грубо с ней обращаться? Это ужасно! А я-то думала, что у тебя хоть доброе сердце… Да, вы большие дети, вы оба виноваты и не знаете, какую еще муку друг для друга выдумать. Но я не хочу, слышите, не хочу видеть вокруг себя печальные лица!.. Поцелуйтесь сейчас же!
Стычка возникала из-за какого-нибудь пустяка, по поводу сказанной колкости, затем мало-помалу переходила в острое раздражение, и весь день был отравлен. Луиза, у которой было такое кроткое личико, становилась злой, как только муж посягал на ее удовольствия; она злилась по-кошачьи, — с виду нежна, ластится, а когти наготове. Лазару, несмотря на его безразличие ко всему, эти ссоры давали возможность встряхнуться от одолевавшей его скуки, и он часто прибегал к этому средству, горячившему кровь.
Косые лучи солнца золотили водную поверхность, легкие голубые волны вспыхивали беглыми огоньками, а вдали нежно лиловел горизонт. Тихо догорал прекрасный день. Кругом царила торжественная тишина, небо сливалось с морем, не было ни облачка, ни паруса.
в глубине души она упивалась сознанием принесенной жертвы. Она не находила в себе даже прежнего желания — быть источником радости своих близких; это настойчивое стремление было последним оплотом ее ревности. Теперь у нее исчезла всякая гордость при мысли о своем самопожертвовании, она примирилась с тем, что близкие могут быть счастливы и помимо нее. То была вершина любви к ближнему: обезличиться, всем пожертвовать, считая, что этого еще мало, любить другого так сильно, чтобы радоваться его счастью, хотя не тебе он им обязан и никогда с тобой не разделит. Солнце уже всходило, когда Полина наконец уснула крепким сном.
— В чем тут дело? — порою спрашивала она себя вслух. — Мы любим друг друга, но мы не счастливы. Любовь наша сеет вокруг нас одно лишь горе.
Она силилась понять, в чем кроется причина. Может быть, они с Лазаром не сходятся характерами? Она всячески старалась приноровиться к нему, отказаться от своей личной воли, но это ей не удавалось: она всегда судила обо всем так, как подсказывал ей разум, и добивалась, чтобы другие поступали разумно. Бывало также, что терпение изменяло ей, — тогда вспыхивали ссоры. Ей хотелось бы посмеяться, заглушить свое горе весельем, но теперь это ей не удавалось, и она, в свою очередь, теряла самообладание.
— Хороши, нечего сказать! — постоянно твердила Вероника. — Вас только трое, а вы в конце концов заедите друг друга…
Веселье, которое она поддерживала в себе с утра, рассудительность и терпение — все это давило ее, словно непосильный груз. День за днем текли с унылым однообразием, омраченные тоской Лазара, от которой страдал весь дом. К чему все усилия казаться веселой, если она уже не может осветить и согреть этот любимый уголок? В ее ушах снова звучали жестокие слова, вырвавшиеся как-то у Лазара: они живут слишком одиноко. И она винила себя в том, что из ревности всех устраняет.
Все мрачные мысли Лазара объяснялись, в сущности, одним: его вечно томила скука — тяжелая, постоянная скука, которая заливала его, словно мутная вода из отравленного источника. Он томился и за работой и во время отдыха и сам себе опостылел еще больше, чем его близкие. А между тем Лазар стыдился и краснел за свою праздность.
— Как жить, — спрашивал он, — когда каждую минуту все может рухнуть у вас под ногами?
Старый доктор на мгновение загорался юношеским пылом:
— Да просто живите, и все! Разве мало того, что вы живете? Радость рождается в деятельности.
И, резко повернувшись, он обратился к Полине, которая слушала, улыбаясь.
— Вот вы, скажите ему, что вы делаете, чтобы быть всегда довольной?
— Ну, я, — ответила она шутливым тоном, — я стараюсь отвлечься, чтобы не поддаваться тоске, и потом я думаю о других: это меня трогает, и я могу терпеливо сносить свои невзгоды
ставни были широко распахнуты, и в окна лились потоки света; яркие солнечные пятна лежали на кровати и на подушке; со всего дома были принесены вазы, и вся комната была убрана цветами. Тогда он вспомнил: сегодня день рождения той, которой больше нет, памятная дата, праздновавшаяся каждый год, — Полина не забыла этот день. Тут были только скромные осенние цветы: астры, маргаритки и поздние розы, уже тронутые холодом; но то был аромат самой жизни, их яркие радостные венчики обрамляли мертвый циферблат, на котором время как будто остановилось.
Ее деятельная любовь распространялась теперь на всю округу. Она любила несчастных, не рассуждая, их пороки не отталкивали ее; в своем всеобъемлющем сострадании она доходила до того, что привязывала палочку к сломанной лапке курицы, словно лубок, и выставляла на ночь плошку с едой для бездомных кошек. Она чувствовала потребность постоянно заботиться о страждущих, ей доставляло радость облегчать их муки.
