Времена года
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Времена года

Ян Стрелковит

Времена года






18+

Оглавление

  1. Времена года

НЕВЕСТА. (Лето.)

Тонконогие насекомые, именуемые среди людей водомерками, с лёгкостью конькобежцев, расчерчивали водную гладь пруда. Было удивительно наблюдать как они стремительно проскользнув, вдруг замирали на пару секунд и тут же совершали движение в обратном направлении. Казалось, эти существа всем своим видом отрицали законы физики и как бы говорили: “ Ну посмотрите, вода ведь не жидкая. Она твёрдая. По ней можно бегать так же, как и по суше.»»

Тяжёлый, грубый камень с плеском ударился о воду, в том месте, где резвилась стая водомерок. Брызги полетели мелким дождиком в разные стороны, и расходясь кругами вода поглотила булыжник.

Девочка, лет десяти, с двумя косичками, сплетёнными из чёрных, как уголь волос, отпрянула назад, зацепилась о выпирающий из-под земли корень дерева и нелепо взмахнув руками, упала. Трое мальчишек примерно того же возраста, стоя неподалёку громко рассмеялись, щуря веснушчатые физиономии и обнажая редкозубые рты. Отирая капли воды с лица, девочка несколько растерянно посмотрела на них и в этот момент откуда то сбоку, из-за высоких кустов послышался голос:

— Эй, вы! Хватит орать! Всю рыбу мне распугали!

Вначале озорники испуганно притихли, и с их лиц медленно сползли самодовольные улыбки. Двое даже собрались было убраться от сюда, но вдруг тот, который был выше остальных, громко спросил:

— Кто это там, как трус кричит из кустов?!

После чего, хитро улыбнувшись и подмигнув своим друзьям, крикнул ещё раз:

— Судя по голосу, это очень серьёзный и взрослый человек?!

На последних его словах затрещали кусты и на тропе, проложенной вдоль берега появился невысокий курчавый мальчуган, с удочкой в руках.

— Ух, какой большой и грозный воин! А в руках у него, наверное копьё?! — продолжал шутить высокий, при появлении маленького рыбака и приятели главного хулигана, сдержанно захихикали.

— Хватит орать, и так всю рыбу распугал. Иди ори в другом месте, — недовольно проворчал мальчишка, обматывая леску вокруг самодельного удилища, сделанного из длинной, плохо оструганной ветки.

— Какие мы важные. А что это ты мне указываешь? -приближаясь заявил верзила и встав в метре от него, добавил:

— Пруд общий, где хочу, там и ору. И не тебе, сын чабана указывать…

Однако ему не удалось закончить фразу, так как с звериным рычанием кинулся на него рыбак и не дав договорить вцепился обеими рукам, в горло. Издав лёгкое шипение, смешанное с писком, хулиган пошатнулся и падая увлек за собой соперника. Когда оба мальчика оказались на земле, они принялись кататься по ней, сплетаясь в клубок словно два дерущихся кота. Мгновенно соратники высокого подскочили сбоку, стараясь нанести удары ногами и руками по телу курчавого. Но от спешки они периодически промахивались, изредка попадая по своему товарищу. Наконец один из ударов всё таки достиг цели и хватаясь за ушибленный глаз, смельчак застонал откатываясь в сторону. Его противник держась за красную, расцарапанную шею вскочил на ноги и подбежал к нему, занося кулак что бы добить окончательно. Но неожиданно метко брошенный камень, звонким шлепком угодил ему в спину, оставив на светлой майке грязный след. Вскрикнув от боли, предводитель хулиганов, рухнул на колени, а двое его дружков удивлённо посмотрели туда от куда прилетел камень. Они увидели ту самую девчонку стоящую чуть поодаль, которая сжимала в каждой своей ладони, по увесистому булыжнику. И стоило одному из них сделать шаг по направлению к ней, как она резко вскинула руку, смело шагнув ему на встречу. Улавливая решимость в её глазах, задиры трусливо попятились, а стоило ей шагнуть ещё раз, они не сговариваясь понеслись прочь. Тем временем, морщась от боли, с трудом поднялся высокий и процедив сквозь зубы:

— Мы ещё встретимся, малявки, -поплёлся вверх по тропе, охая и держась рукой за ушибленное место.

Бросив камни на землю, девочка подошла к кудрявому и присаживаясь рядом с ним на колени, спросила:

— Может помочь чем?

— Не-е, не надо. Всё нормально, -ответил он ей, сидя на траве и моргая подбитым глазом, на котором уже зрел свежий, сочный фингал.

— А ты что здесь делала? Тоже рыбу ловила? -поинтересовался он, поднимая валяющееся неподалёку удилище.

— Нет, -отрицательно качнула она головой: -Я на водомерок смотрела и думала почему они не тонут.

— А-а, -понимающе протянул собеседник: -Я тоже люблю на них смотреть, когда они рядом с поплавком играют, -затем он деловито осмотрел удочку, убеждаясь что всё в порядке и лишь после этого вновь обратился к своей спасительнице:

— А ты рыбу умеешь ловить?

В ответ она молча, отрицательно покачала головой.

— А хочешь научу, -предложил он, глядя ей в глаза. На что она пожала плечами, улыбнулась и произнесла:

— Давай, научи.

И вскоре, они оба, сидя на поваленном возле берега стволе дерева следили, как мерно покачивается на водной поверхности поплавок. Он наклонялся от ветра то вправо, то влево, распространяя по воде лёгкую рябь, а совсем близко от него проносились, нанося на воду невидимый рисунок, вездесущие водомерки.

Надо тебе тоже удочку сделать, -полушёпотом обронил мальчик, пальцами руки трущий нижнее веко.

— Болит? -глядя на его действия, поинтересовалась девочка.

— Нет, это я всегда так делаю, когда нервничаю, -буркнул он недовольно и убрал в низ руку.

«Странно, а я вот совершенно не нервничаю. Мне даже как-то чересчур спокойно. Так, словно всё это уже было однажды со мной и я знаю наперёд что будет. Знаю, что на протяжении последующих десяти лет мы часто будем видеться с тобой, на этом самом месте. Будем разговаривать о жизни, обсуждать наших друзей, родственников и все те события, которые происходят с нами. Мы не станем врать друг другу, утаивая лишь самую невинную мелочь и удивляясь при этом, насколько наши мысли и чувства совпадают. Нам никогда не будет скучно вдвоём и вот однажды ты сделаешь мне предложение- выйти за тебя замуж и я, естественно для вида, выдержу паузу и соглашусь…» -так почему то подумала в этот момент про себя девочка и, глядя на клонящееся к закату яркое, августовское солнце, негромко сказала:

— Меня зовут Мадина. А тебя как?

Мальчик снова, инстинктивно проведя рукой по глазу, еле слышно ответил:

— Меня Амир. Меня так в честь деда назвали, -после чего стесняясь собственной неуверенности, убрал руку от глаза, покраснел и замолчал.

Мадина, заметив это, улыбнулась краешком рта и продолжила любоваться уходящим за гряду ближайших сопок, позолоченным диском солнца. Чёрные тени на воде становились всё длиннее и длиннее, вытягиваясь как руки сказочных чудищ. Водомерки, не зная устали носились по тёмной воде и было совсем непонятно почему они не тонут и каким образом вода позволяет им держаться на поверхности.

Откуда-то сбоку послышался громкий, призывный шёпот похожий на шелест веток во время сильного порыва ветра:

— Мадина! Мадина!

Мадина став красивой темноволосой девушкой с тонкими, присущими только юности чертами лица, резко обернулась. По тропе вниз, к пруду, к излюбленному месту спускался он-Амир. Стройный и широкоплечий юноша с курчавыми, чёрными локонами, похожими на шерсть молодого ягнёнка. Он подходил всё ближе и ближе, одной рукой вытирая веко глаза так, если б туда попала соринка. А когда он приблизился и вопросительно заглянул в глаза Мадины, она улыбнулась, как в детстве краешком рта и спросила:

— Волнуешься?

Недовольный собой что выдал чувства, он отвёл в сторону глаза и убирая вниз руку, процедил сквозь плотно сжатые губы:

— Дурацкая привычка. Никак не могу отвыкнуть, -но через секунду опять посмотрел на неё и после небольшой паузы, с еле сдерживаемым волнением в голосе, задал вопрос:

— Ну так, что ты решила?

Вместо ответа, она достала из рукава кофты свёрнутые два платка и протянула ему.

Губы Амира дрогнули и расползлись в улыбке. Он тяжело выдохнул, принимая платки в руку и на мгновение пальцы обоих соприкоснулись, пронзая ладони друг друга непонятным, наэлектризованным зарядом. Явно сильно волнуясь, Амир достал из кармана алую ленту и повязал знак невесты Мадине на запястье. На что она, стараясь удержаться чтобы не кинуться ему на шею и не расцеловать, наклонила голову и с полуприкрытыми глазами, ткнулась лицом в плечо любимого. Он обнял её, сильно прижимая к себе и она почувствовала как часто бьётся в его груди молодое, крепкое сердце. Поворачивая голову, Мадина вслушивалась в бухающие удары циркулирующей по телу крови, которые говорили о чём-то с ней, на своём особенном, кровеносном языке.

Солнце опять, как когда-то начинало прятаться за макушки сопок, но движения суетливых водомерок сейчас не казались такими таинственными и значимыми, как раньше, в детстве. Мадина закрыла глаза, и сердечные удары в груди жениха, сливаясь с шорохом разбуженной ветром листвы, медленно превратились в единый, равномерный гул, сквозь который она отчётливо услышала мужской голос:

— Мадина, Мадина, ты слышишь меня? -вопрошал этот голос, совсем не похожий на тембр Амира. Она открыла глаза и к своему удивлению обнаружила, что сидит за круглым столиком в летнем кафе. Неподалёку от неё проезжали с шумом автомобили, из открытых окон которых слышалась бьющая низкими частотами музыка. Городские дома, отвесными уступами нависали над улицей, а там вдалеке, как тогда у пруда, пряталось за крыши обёрнутое в золотой плащ солнце.

— Мадина, что с тобой? -в очередной раз позвал мужской голос и она посмотрела на того, кто сидел напротив.

Этот, слегка рыжеватый мужчина, с большим загнутым вниз и похожим на клюв хищной птицы носом, никак не походил на Амира. Но он точно так же как и её жених тёр рукой нижнее веко глаза.

— Что у тебя с глазом? -поинтересовалась она и Тимур, а именно так звали собеседника, убрав руку от лица, скривил губы в неприятной гримасе, коротко бросив при этом:

— Так, в глаз что-то попало.: и желая перейти поскорее к другой теме, пододвинул к ней лежащий на столе мобильный телефон, торопливо проговаривая:

— Когда дойдёшь до середины перехода, нажми синюю кнопку два раза. Услышишь гудки, сразу вешай трубку. Поняла?

Мадина молча кивнула и снова задала вопрос:

— А как я узнаю, где середина перехода?

— Там ларёк такой будет, видеодиски с фильмами продают и прочей их мерзостью. Возле него и позвонишь. Потом возвращайся обратно, к машине. Я в ней буду ждать тебя.

Мадина спокойно поднялась и взяла в руки похожий на кусок мыла телефон. Тимур, тоже встал из-за стола и протягивая целлофановый пакет, сказал:

— Вот, возьми его. Пусть он будет у тебя в руке.

— Что там? -забирая непрозрачный, забитый чем то мягким, но увесистым пакет и проявляя пожалуй излишнее любопытство, осведомилась она. На что Тимур только небрежно махнул рукой:

— Так, ерунда всякая, можешь сама убедиться.

Сверху просматривались накиданные в сумку старые журналы и жёлтые от времени листы газет. Мадина хотела было продолжить расспросы, но не стала, наблюдая как Тимур отвёл взгляд в сторону и снова нервно принялся тереть пальцами глаз. Она молча повернулась с пакетом в одной руке, в другой с мобильным телефоном и двинулась по направлению к пешеходному переходу.

Ей ранее, уже приходилось выполнять подобные поручения Тимура и каждый раз это были различные спортивные или хозяйственные сумки. Единственное, что сейчас удивило, так это то что сумка была открыта и виднелось содержимое.

Двигаясь в толпе пешеходов и слушая звуки города, Мадина мысленно представляла себя в труднопроходимом лесу. Принимая городской монолитный шум за ветер, дующий среди скал, в вышине узкого, горного ущелья.

Конечно она не была совсем дикаркой и очень хорошо знала про жизнь в таких огромных городах, как этот. Но знать и воочию лицезреть подобную, непривычную суету, это два разных дела. Поэтому, желая как можно быстрее адаптироваться, она и представляла себе более знакомые виды и пейзажи, мысленно замещая реальность собственными воспоминаниями. Так, по крайней мере ей казалось, будет спокойнее и станет незаметна для окружающих, её неловкость.

Спустившись вниз по ступенькам, словно она шла по горной тропе, Мадина попала в узкий грот, под названием пешеходный переход. И двинулась в глубь него, рассматривая товары, выставленные в стеклянных витринах ларьков, и павильонов. Вот промелькнули сигареты с напитками, а вот косметика за которой следуют сумки, ремни и зарядные устройства к мобильным телефонам. Неожиданно она замерла на месте как вкопанная. Сердце учащённо забилось, так если б оно хотело разорвать грудную клетку и вырваться наружу. Там, за прозрачным стеклом одной из витрин, среди плакатов и постеров к фильмам, она увидела его. Амир смотрел прямо на неё, с одного из плакатов. На нём была форма военного и грудь обматывали пулемётные ленты, а в руке он держал огромный пулемёт, целясь в Мадину. В шоке от увиденного она стояла, тупо таращась и не решаясь даже пошевелиться, пока один из прохожих случайно не толкнул грубо в плечо. Инстинктивно она повернула голову, а когда посмотрела обратно, Амира уже не было. На рекламном постере, с пулемётом в руке был изображён совершенно другой человек, вовсе не похожий на её жениха. Мадина облегчённо вздохнула, припоминая как однажды, точно так же окликнула незнакомого юношу, в толпе на привокзальной площади. Тогда она даже пробежала немного вперёд и схватила прохожего за руку. Он обернулся и только в тот момент Мадина поняла, что обозналась. Она хорошо помнит, как ей было неловко и смущённо потупив глаза пришлось отступить назад, бормоча извинения. Но стоило незнакомцу продолжить свой путь, Мадина упрямо уставилась ему вслед, глупо надеясь на то что если он обернётся, то возможно всё-таки окажется её любимым, её Амиром. Так и сейчас, стоя перед ларьком. Она почему-то наивно высматривала среди фотографий, с запечатлённой на них ненастоящей, киношной жизнью, хоть капельку той, которая невидимой нитью связывала с реальностью.

Шедшие мимо люди всё чаще толкали в спину и плечи, и чтобы прекратить эту толкотню, Мадина шагнула в сторону. Вдруг вспомнив о своём деле, о том ради чего собственно здесь и стоит, она поняла что находится практически посреди перехода. И глядя на руку, где был зажат мобильный телефон, с непонятным, невесть откуда пришедшим волнением, нажала на кнопку вызова. Прислоняя телефон к уху, ей хорошо стали слышны треск и щелчки, соединяющие с незнакомым абонентом. Удивительно, но на короткий миг почему-то показалось, что может произойти нечто непоправимое и что лучше всего отключить этот похожий на обмылок, дурацкий телефон. Палец Мадины уже потянулся к красной кнопке, но тут из трубки раздались монотонные гудки установленной связи. Она нажала на кнопку, оборвав вызов и глянула по сторонам. Всё было так же как и раньше. Мимо шли люди не обращая на неё никакого внимания, в витринах красовались ярко освещённые товары, а звук человеческих шагов, напоминал стук колёс поезда дальнего следования. Постояв ещё немного, Мадина двинулась в обратном направлении и совсем скоро оказалась на улице. Вечернее небо потемнело окончательно и вдалеке над домами, сопровождаемая яркими всполохами, громыхала гроза.

Первые крупные и редкие капли дождя уже начали падать на серо-чёрный асфальт и Мадина ускорив шаг приблизилась к автомобилю, в котором ждал Тимур. Как только дверца автомобиля гулко захлопнулась за ней, в вышине прогремел раскат грома, и дождь забарабанил что есть силы, по металлической крыше.

— Ну как тебе вся их американская мерзость? -хитро прищуриваясь спросил Тимур, заводя поворотом ключа двигатель. Мадина ничего ему не ответила, она молча глазела на пешеходов которые мечутся под водяными струями и размышляла о том как странно устроен человек. Ведь все эти люди, до недавнего спокойно идущие по своим делам, знали или по крайней мере догадывались что приближается гроза, но ничего не сделали чтобы укрыться или хотя бы пойти чуточку быстрее. Зато теперь, когда ливень хлестал им по щекам, а идти надо было обязательно, все вдруг побежали, понеслись сломя голову.

Машина, взревев мотором отъехала от места парковки и разрезая колёсами ручьи текущие по мостовой, влилась в общий автомобильный поток.

Спустя примерно полчаса автомобиль оказался у подъезда невысокой кирпичной пятиэтажки, и Мадина легко различила сквозь мутное стекло выкрашенные в светло-песочный цвет стены дома. К этому времени, дождь практически перестал лить. Ступая по тёмным, глубоким лужам и пряча голову в плечи от капель, падающих с веток деревьев, Мадина в сопровождении своих спутников, Тимура и усатой тётки Фатимы, прошла в подъезд. Стараясь не смотреть в глаза встречным жильцам дома, как зачастую делают многие чужаки, они поднялись по грязно-серым, местами щербатым ступеням на третий этаж. Тимур нажал на кнопку дверного звонка, выдавив из него один длинный и два коротких гудка. Металлический щелчок разлетелся эхом по лестничной клетке и дверь отворилась, будто за ней уже давно стоял кто-то, ожидая условленного знака. Три тени прошмыгнули внутрь квартиры и дверь мгновенно захлопнулась за ними.

С момента вхождения в квартиру минуло совсем немного времени, которое показалось Мадине практически мгновением. И вот она уже сидела на полу, на ковре, в уютной небольшой комнате, обставленной потёртой лакированной мебелью и пила горячий чай. А тётя Фатима подливая себе из чайника свежую коричневую заварку, тихо нашёптывала.

— Они там, тебя обсуждают. Тебя и твою встречу с Амиром. Мне кажется что это произойдёт совсем скоро. Понимаешь меня? -сказав это Фатима многозначительно улыбнулась, отхлёбывая из своей пиалы.

Мадина тоже улыбнулась ей в ответ, думая о том как это всё похоже на тот замечательный день или точнее сказать вечер, когда старейшина рода Амира приехал сватать за него Мадину. Почти так же лил за окнами моросящий дождик и женщины на их половине дома, шептались лукаво поглядывая на неё. А она в свою очередь, не понимая причину их перешёптываний, но догадываясь для чего мог приехать представитель рода Амира, вопросительно заглядывала им в лица и не находила ответа. Всё это было до тех пор, пока к ней не приблизилась двоюродная бабка и, дёрнув за край рукава кофты жёлтыми, скрюченными пальцами, не заставила наклониться, шепнув на ухо:

— За тобой приехали. Сватают тебя за красавца твоего. Отец согласен, калым обсуждают.

Только тогда Мадине стало одновременно радостно и чересчур беспокойно на душе. Её сердце забилось, затрепыхалось в груди пойманной птицей, посаженной в клетку. Помнится она от переизбытка чувств, даже закрыла лицо руками и улыбаясь отвернулась к стене. Младшие сёстры небольшой стайкой набежав с разных сторон с поздравлениями, заставили обернуться и убрать ладони, и она ощутила влажный след от скатившейся по щеке слезы.

Так и в этот раз, сердце забилось с дикой частотой после слов Фатимы, в носу защипало и слеза, готовая вот-вот сорваться с ресниц, замерла заполнив собой нижнее веко. Однако что-то внутреннее, жёсткое и колючее, не позволило эмоциям вырваться наружу. Пощипывание в носу медленно пропало и Мадина ответив сдержанной улыбкой на услышанное известие, тяжело дыша, принялась пить большими глотками обжигающий язык и губы чай.

Зорко наблюдая за реакцией подопечной тётя Фатима мельком бросила взгляд на дверь, где послышались шаги и Мадина улучив момент смахнула одним движением с ресниц слезу. В ту же секунду дверь в комнату отворилась и на пороге возник Тимур. Он молча, жестом поманил за собой обеих женщин и те, послушно встав с ковра, последовали за ним.

Пройдя по узкому коридору, они попали в просторную гостиную с наглухо зашторенным окном и постеленным пёстрым ковром посреди комнаты. На котором друг против друга, на разных концах стояли невысокие, примерно сантиметров пятнадцать в высоту, прямоугольные столы, покрытые скатертью. На столах возвышались вазы с сухофруктами и конфетами, а также глиняные, покрытые каплями испарины, чайники. За дальним столом восседал седой мужчина с коротко стриженной бородкой, медленно перебирая в руке чётки. Этого мужчину все почтительно именовали учителем и никто никогда не называл его по имени. Мадине он чем-то напоминал собственного отца, такой же степенный и важный, а главное поразительно спокойный человек, уверенный в том о чём говорит и что делает. Возможно, именно благодаря этому она с лёгкостью приняла данную форму обращения к нему и так же упоминала его только как учителя.

Сев за столом на противоположной от учителя стороне ковра, Мадина налила себе и тёте Фатиме чай, взяв из вазы одну конфету. Одновременно с этим она услышала негромкое воркование Фатимы, о том что эти сладости прислал для своей невесты сам Амир, чем естественно сильно смутила Мадину. И снова ощущая учащённое сердцебиение, она опустила глаза вниз, не решаясь положить развёрнутую конфету себе в рот. Заметив это Фатима заботливо подтолкнула её руку, приподнимая вверх, аж к самому рту и громко прошептала о том, как не любят женихи слишком худых и бледных невест и что из уважения к Амиру она просто обязана съесть хотя бы несколько конфет. Тем временем негромко переговорив о чём-то с учителем, Тимур встал и приблизился к столу Фатимы и Мадины. Усаживаясь примерно в полуметре от них, он жестом возблагодарил всевышнего за стол с угощениями, проведя руками по лицу так словно совершал омовение и заговорил:

— Учитель сказал, что завтра Мадина сможет увидеться со своим женихом, Амиром. Поэтому он спрашивает, готова ли она к этому или лучше обождать?

На какое-то время в воздухе повисла пауза и все кто был в комнате, ожидая ответа пристально посмотрели ей в лицо. Она же, будто не замечая их жадно-любопытных взглядов, с трудом разжёвывая вязкую конфету, не сводила взора с руки Тимура. В которой она увидела зажатый меж пальцев платок, с узором вышитым по краям. Мадина хорошо помнила как перерисовывала этот узор из старого журнала, а после сама вышивала, втыкая иглу в белую материю. Для того чтобы подарить, эти два одинаковых платка Амиру. Один из них, она точно знала Амир оставит у себя, а второй отдаст своему другу, обязанному сопровождать её, во время всей свадебной церемонии. Единственное что смущало, это несколько блёклые тона ниток, на самом узоре и то что Тимура она не помнила среди друзей Амира.

— Ну так что передать учителю? Ты готова к встрече с женихом или нет? — повторил вопрос Тимур, проведя платком по дёргающемуся веку своего глаза.

Неожиданно, лишь только сейчас Мадину озарила светлая мысль. Вероятно Тимур просто дальний родственник Амира и поэтому тот выбрал его в сопровожатые для неё. Она улыбнулась своей догадке и тихо спросила:

— Значит будет свадьба?

— Конечно, конечно, будет свадьба… -закудахтала сбоку Фатима, но Тимур жестом оборвал тарахтение тётки и снова обратился к Мадине:

— Свадьба будет, но мы живём в чужом для нас городе и поэтому она будет длиться не как принято три дня, а всего один. Ну так как, ты согласна, Мадина?

На что, едва сдерживая счастливую улыбку, она кивнула головой и на выдохе произнесла:

— Да, да, конечно согласна, -и схватив из вазы ещё одну конфету, быстро развернув сунула приторную сладость себе в рот.

— Хорошо, тогда Фатима поможет тебе нарядиться согласно местным обычаям, а ты обязательно слушайся её, -строго проговорил Тимур, поднимаясь на ноги. Мадина несколько раз для верности кивнула головой и разжёвывая вязкую конфету, отхлебнула из пиалы, горячий чай. Быстро проглотив остатки конфеты, она потянулась к вазе чтобы взять следующую, но поймав на себе лукавый, чуть с прищуром, взгляд Фатимы, остановилась. И только после того как та покровительственно пододвинула вазу поближе к Мадине, окончательно осмелев выхватила целую пригоршню конфет.

Меж тем, Тимур примостился рядом с учителем, слегка наклонил голову и глядя снизу вверх, сообщил ему радостную весть. На что седобородый поднял кверху ладони и провёл ими по лицу, благодаря за что-то всевышнего. Далее он встал из-за стола и, в сопровождении Тимура, вышел из комнаты. Фатима и Мадина остались наедине, оживлённо начав обсуждать в какой наряд лучше одеться невесте. Всё это так было приятно и похоже на тот вечер сватовства, что хотелось скакать, хлопать в ладоши и петь от счастья весёлые песни. Огорчало только одно, почему то все предложения по поводу наряда от самой Мадины не приветствовались, и Фатима постоянно повторяла извечную фразу:

— Это чужой город, здесь так не принято.

В результате, усмирив фантазию и съев почти полвазы конфет, Мадина успокоилась, ощутив желание лечь и поспать. Она, еле сдерживая свой зевок поднялась на ноги и повинуясь желанию Фатимы показать заранее отобранные наряды, направилась в их комнату. Где проваливаясь в глубокое и мягкое кресло, стала наблюдать, как из открытого полированного шкафа, тётка достаёт кофты и платки, раскладывая их на ковре прямо у ног новоявленной невесты.

За окном, отбивая чечётку, барабанил по металлическому карнизу мелкий, моросящий дождь. Глаза слипались, толи от усталости, толи от этого дробного постукивания. И, в какой-то миг, Мадина на секунду прикрыла их, а когда открыла, то увидела перед собой прилавок открытого, деревянного павильона, на котором прямо перед ней, продавщица раскладывала платки и кружева для платьев. Вокруг, в пропитанном сухой пылью воздухе, стоял нескончаемый пчелиный гул человеческих голосов. Мадина посмотрела по сторонам, окинув взглядом площадь их районного центра, заполненную людьми на пёстром и шумном по восточному базаре. Рядом с ней щебетали, переговариваясь с продавщицей сёстры, изредка предлагая невесте то одну материю для свадебного платья, то другую. Учтиво кланяясь, а после отказываясь от предложенного, Мадина хитро улыбалась под платком, который закрывал нижнюю часть лица. Как ни странно, ей в тот день было решительно всё-равно в каком платье выходить замуж, лишь бы супругом стал он-Амир. Поэтому сейчас она думала только о том, как он и что делает в этот самый момент, помнит ли он о свадьбе или занят другими, более важными делами. Заботило это её потому, что по их аулу бродили слухи о войне, посланную к ним с севера и что возможно эта напасть докатится и до их селения. А выбор материи и возможность отказываться от предложенного, только отвлекали от подобных мыслей и забавляли тем, с каким рвением сёстры пытались ей угодить.

Внезапно слева послышался резкий звук тормозов автомобиля, и одна за другой захлопали открываемые и закрываемые дверцы. Увлечённые своими делами сёстры даже не обратили внимания на этот звук, а Мадина обернулась и увидела -Его. Амир стоял рядом с высокой чёрной машиной, в тёмных затонированных стёклах которой отражалось высокое, дневное солнце. Одетый в серо-зелёную военную куртку, он держал в руках чёрный, пластмассовый чемодан, а за его спиной виднелся приклад висящего на плече автомата. Амир стоял в одиночестве, явно кого-то ожидая. Тут его взгляд встретился с глазами Мадины и он не узнав суженную, смущаясь хотел было отвернуться, но заметив сестёр улыбнулся. Потом мельком глянул по сторонам и чуть заметно подмигнул Мадине. Этого было вполне достаточно чтобы она, оставив своих сопровожатых пошла вдоль рядов, приближаясь к любимому. Он, наблюдая её действия, явно занервничал, начал усиленно озираться и даже отрицательно покачал головой, но когда это не подействовало, слегка прикусив нижнюю губу, двинулся на встречу. Конечно оба влюблённых прекрасно знали обычаи и то что им не положено сейчас встречаться, и разговаривать. Помимо всего прочего, они не могли не понимать что в любую секунду могут увидеть и даже наказать за подобную провинность. Но несмотря на все препятствия, обоих тянуло друг к другу невидимым магнитом. Так они приближались до тех пор, пока далёкий и протяжный автомобильный гудок не возопил, заглушая гомон толпы на базаре.

Многие посмотрели в ту сторону, откуда он раздался и перед их глазами, поднимая придорожную пыль, на площадь въехали два грузовика, где в открытых кузовах сидели вооружённые люди. Бородатые, с обветренными, тёмными от загара лицами, они сжимали в руках оружие и многие из них улыбались. А кто не улыбался, с прищуром взирал на людей на площади, излучая при этом браваду, похожую на ту что светится на лице мальчишки готового прыгнуть в воду, с высокого камня. Какие-то люди в военном камуфляже подбежали к машине, рядом с которой ещё недавно стоял Амир и, распахивая двери, стали рассаживаться по местам. Амир, бросив немного расстроенный взгляд в сторону невесты, побежал к чёрному высокому автомобилю и спустя несколько секунд, блестящая лакированная дверца захлопнулась за ним. Внедорожник, мощно пробуксовав на песке, рванулся вперёд и громко сигналя клаксоном умчался с площади. Вслед за ним урча моторами покатили грузовики, так же оглашая окрестности протяжными гудками. Очень скоро они исчезли за поворотом, оставив о себе на память лишь облако серой, придорожной пыли.

Снизу, кто-то дёрнул Мадину за рукав. Она посмотрела на сестру с тюком покупок в руках и та качнув головой, двинулась в противоположную от уехавших автомобилей сторону. Спустя пару минут, невеста и её спутницы оказались за пределами базара и подошли к автобусной остановке. В это самое время, земля под их ногами завибрировала и послышался нарастающий гул, в котором неприятно различимы были нотки лязгающего о камни металла. Люди на остановке дружно посмотрели, на то как в конце улицы показались тёмные, напоминающие больших жуков бронемашины. Они приближались и по мере их приближения, земля под ногами с каждой секундой дрожала всё больше и больше. Вскоре колонна военной техники поравнялась с остановкой и рёв моторов смешанный со скребущими асфальт гусеницами, превратился в один труднопереносимый грохот. Мадина закрыла глаза от страха и ужаса, а в голове застучала напоминая пульс фраза: «Свадьбы не будет. Свадьбы не будет. Свадьбы не будет.». Захотелось поднять руки зажимая уши чтобы не слышать всего этого, но предательское тело в данный момент оказалось тяжёлым и неповоротливым. Руки не желали не то что подниматься, ими невозможно было даже слегка пошевелить. С силой зажмуриваясь и напрягаясь, Мадина вдруг явно распознала сквозь всю эту дикую какофонию звуков, песню напеваемую тонким женским голосом.

«Красавица, счастье тебе привалило,

Себе достойного ты полюбила».

Эта строка повторялась многократно надоедая и раздражая. До одури, до головной боли, до тех пор, пока Мадина не открыла глаза и не поняла что сидит в кресле, в комнате с зашторенными окнами. Сквозь складки материи пробивался яркий утренний свет, а на диване лежала женская нарядная одежда, явно приготовленная для неё.

Она пошевелила затёкшими от долгого сидения конечностями и уловила слабое покалывание на кончиках пальцев. За окном, на улице гудела поливальная машина, а в голове занозой крутилась фраза из песни:

«Красавица, счастье тебе привалило,

Себе достойного ты полюбила».

Поднимаясь и, разминая руки, ноги, Мадина начала прохаживаться по комнате, мысленно вспоминая продолжение песни про «красавицу, которой привалило счастье». Но, несмотря на въедливые фрагменты знакомого песнопения, оно никак не желало воссоединяться в нечто целое. Мадина даже припомнила, когда в первый раз услыхала его. Было это примерно за четыре года до сватовства к ней Амира. На свадьбе своего двоюродного брата, где она будучи ещё четырнадцатилетней девочкой пела её вместе с другими родственниками, приехавшими забирать невесту. Тогда она и увидела впервые всю светящуюся от счастья девушку, в красивом одеянии и то, как невеста шла от дома к ним, излучая теплоту и любовь. Помниться в тот момент, ещё достаточно спокойно относясь ко всякого рода праздникам, Мадина вдруг стала завидовать той, к кому сегодня были привлечены взоры. Да, она позавидовала и захотела, как можно скорее испытать счастье оказаться невестой. Потом был день, во время которого всё вращалось вокруг красиво одетой девушки. И до того ей сильно захотелось поменяться с ней местами, что она не выдержала во время вечернего намаза, и прошептала:

— Аллах, будь милостив, пошли мне самую долгую и самую незабываемую свадьбу на свете. Чтобы я как можно дольше, чем всё остальные, оставалась невестой.

Конечно, данное ребячество выглядело несколько наивно, но вот спустя несколько лет она поймала себя на мысли, что может быть бог услышал и послал то, чего она так хотела? Ведь по сути прошло уже немало времени, а она до сих пор всё остаётся невестой Амира. А та, их несостоявшаяся когда-то их свадьба, растянулась на столь огромное время, что ощущение вечного ожидания близкого счастья стало привычным и превратилось в обыденность. От всех этих мыслей Мадину начало охватывать волнение, перерождаясь в нервозный зуд. Особенно сильно испугало, что и в этот раз свадьба не состоится и она так и останется вечной невестой. Поэтому покусывая нижнюю губу, она приблизилась к щели между шторами и глядя на луч света, бьющий сквозь неё, пробормотала:

— Аллах, спасибо что услышал меня, будь милосерден и сотвори ещё одно чудо. Сделай так чтобы я встретилась и наконец-то вышла замуж за Амира.

С еле слышным поскрипыванием паркетных полов, в комнату тенью вошла Фатима и с её приходом Мадину объяла более весомая, непонятная тревога. Неизвестно почему, нервически затряслись кончики пальцев на руках, а колени стали шаткими и непослушными. До такой степени, что пришлось даже присесть на край дивана, сцепив меж собой пальцы рук, дабы не выдать волнения.

Фатима приблизилась, неся в руках поднос, на котором стоял чайник, пиалы и ваза, наполненная конфетами. Удивительное дело, Мадине вовсе не хотелось пить и есть сладкое, но повинуясь некоему ритуалу она хлебнула горьковатый, с запахом трав чай и дрожь постепенно стала проходить. С каждым глотком растворялись в неизвестности, неуверенность и страх, а вместо них появлялись успокоенность и расслабленность. Вслед за первой, вторая пиала была выпита до дна и незаметно навалилась на плечи и веки сонливость.

«Очевидно я плохо выспалась», -подумала про себя Мадина и отставляя в сторону третью недопитую пиалу, произнесла:

— Что-то меня в сон клонит, возможно из-за того что уснула в кресле.

— Да, да, -торопливо подтвердила Фатима и тормоша её за рукав, закудахтала:

— Спать не надо. Нам ещё наряжать тебя, для свадьбы. Вот увидишь, ты будешь самой красивой невестой.

Она ловко подхватила поднос и бросив косой взгляд на Мадину, быстро удалилась из комнаты.

Сон, временами тяжёлый до невозможности, накатывая волнами, затуманивал сознание. Стараясь прогнать дремоту, она еле заметно встряхивала головой и это помогало, но только на короткое время. Далее всё повторялось снова. Мадина чувствовала усталость от этой борьбы и мысленно ругала себя за то, что перед таким ответственным днём, плохо выспалась. Но несмотря на эту напасть, она очень хорошо помнила, как Фатима красила её чёрные, с сильной проседью волосы в тёмно-русый, слегка рыжий оттенок. Заметив удивлённое выражение лица Мадины, Фатима скороговоркой пояснила, что так будет совсем незаметна седина, да и Амир сам лично одобрил выбор расцветки. Слова о том, что Амир в курсе всего и даже следит в какой цвет ей красить волосы, окончательно успокоили Мадину. Потому она глубоко вздохнув, покорно наклонила голову, позволяя Фатиме колдовать с волосами так, как той захочется. В нос ударил приятный запах шампуня и тёплые струи воды потекли по темени, и за мочками ушей. Мокрая голова, тяжёлая от воды, сама начала клониться вперёд, а в ушах зазвучали звонкие женские голоса, напевающие:

«Красавица, счастье тебе привалило,

Себе достойного ты полюбила.»

Пение повторилось несколько раз, до тех пор, пока кто-то не дёрнул за плечо и насильно не приподнял голову вверх.

— Ты что? Уснула что-ли? -трясла Фатима свою подопечную и стоило той открыть глаза, включила фен. Под дуновением тёплого воздуха Мадина опять пару раз едва не уснула, но теперь зорко следя за ней тётка грубо толкала в плечо, едва заметив, что дремота овладевает невестой.

После просушивания волос, последовало одевание и Мадину расстроил слишком простой и в то же время очень городской наряд. Но на все вопросы Фатима, как попугай твердила, об Амире который в курсе всех изменений в свадебной церемонии. Отговорка действовала безотказно и не склонная к капризам Мадина, мгновенно перестала сопротивляться, выполнив что от неё требовали. В довершение, Фатима старательно наложила тонирующий крем и пудру на шрам, пересекающий щёку и с улыбкой подмигнула Мадине, через отражение в зеркале. Невеста сдержанно улыбнулась в ответ, сама понимая что сейчас она похорошела и светится тем самым счастьем, как тогда в далёком прошлом, в самый первый день, своей свадьбы.

Открыв небольшой мешочек и вынув оттуда платок, в который был завёрнут начищенный до блеска серебряный рубль, Мадина одним движением положила его себе под грудь и застегнула кофту. Вытягивая из того же мешочка ленту и вручая её Фатиме, она попросила вплести в косу. Более опытная в этих делах компаньонка с пониманием кивнула и вскоре лента красовалась в волосах невесты. Поверх головы был одет платок, полностью закрыв её шею. Наконец-то проделав весь ритуал обряжения, Мадина ощутила необычайный прилив сил. Она поднялась, готовая идти куда угодно и сколько угодно, лишь бы встретится поскорее со своим женихом. Примечая краем глаза, как Фатима прикалывает к складке платья иголку с ниткой, Мадина нисколько не удивилась. Потому что хорошо помнила обычай, в котором невесте прикалывают иглу с нитью, в момент покидания ею отчего дома. Правда эта квартира не являлась родным домом, но ритуал есть ритуал и его надо соблюдать. Так частенько говаривала мать и тяжело вздыхала при этом. Главное, Мадина знала что ни почём нельзя оглядываться, иначе навлечёшь беду на дом, в котором остаются родственники. Повинуясь давней традиции, она смело, не оглядываясь, пошла вперёд и перешагнув порог квартиры, спустилась вниз по лестнице. В сопровождении Фатимы и идущего впереди Тимура, невеста оказалась на улице, где их уже поджидал «железный конь».

Вокруг было тихо, свежо и безлюдно. Жители окрестных домов ещё только начинали просыпаться, для того чтобы идти умывать лицо, чистить зубы и кипятить воду в чайниках. Неподалёку слышалось мерное шарканье метлы, верный признак что дворник, в оранжевом жилете, принялся добросовестно исполнять каждодневную повинность. Косой, солнечный луч, раздвигая густую листву, ярким бликом отразился от капота автомобиля. А в воздухе витала приятная прохлада, вдохнув которую невеста вспомнила другое похожее на это утро, которое однажды уже было в её жизни. Выплыли из закоулков памяти, будто старые фотоснимки, виды родного аула и вереницы машин свадебного поезда с крышами богато укрытыми, пёстрыми коврами. До ушей Мадины долетела весёлая, озорная музыка, играемая группой празднично одетых односельчан. И по мере приближения невесты к автомобилю, эта музыка становилась всё громче и громче.

— А почему нет ковров на крыше?! -громко спросила она пытаясь перебить звуки музыки в собственной голове. На что Тимур, поёжился от утренней сырости и передёрнув плечами, процедил сквозь зубы:

— У них, тут так не принято. Здесь лентами и куклами свадебные машины украшают. Вон видишь, одну прицепил, -и он показал глазами в сторону антенны, где болтался на самом кончике маленький лоскуток. Мадина провела рукой по нему, пальцами осязая шелковистую гладкость материи и, припоминая наигрыш услышанный ей у порога родного дома, села в автомобиль. Та самая забытая ранее музыка, в голове становилась всё отчётливей и слышнее. Невеста прикрыла глаза, сознательно погружая себя в атмосферу того дня, из прошлой жизни. Она ведь хорошо помнит, как села в машину свадебного поезда, где за рулём находился приятель Амира. Его звали Магомед, как нашего пророка. «Да-а, это было чрезвычайно символично»., -промелькнуло в голове и лёгким толчком, она почувствовала что ещё кто-то садится рядом с ней, на заднее сидение. Мадина открыла глаза и вместо Фатимы узрела родную сестру с подругой, которые хихикая тыкали пальцем вперёд. Глядя в этом направлении, она рассмотрела трёх женщин из рода жениха, поющих тонкими голосами:

«Красавица, счастье тебе привалило,

Себе достойного ты полюбила,

Как чёрный сокол среди соколов

Птиц предводитель крылатый,

Так твой удалец среди удальцов

И тамада и вожатый.

Тебе досталась заря навсегда,

Что солнце опережает.

Тебе досталась с неба звезда,

Что ярче луны блистает».

Им, а заодно и автомобилю свадебного кортежа преграждали дорогу девушки из селения невесты, они улыбаясь и разводя руками пропели в ответ:

«Не сокол горный послал за тобой,

А толстомордый кобель и рябой.

То не заря в ночных небесах,

А необученный конь в камышах,

Мечется, как шальной.

Пыль на дороге вздымая до туч

Краями шальвар неловких,

Словно мухи с навозных куч,

Пришли за тобой золовки».

Спев, девушки нарочито стали серьёзными кто уперев руки в боки, а кто скрестив их на груди. Тогда представительницы рода жениха, доставая из мешочков конфеты и мелкие монеты, стали осыпать ими своих «соперниц». Те, улыбаясь расступились, раздались хлопки выстрелов и под ускоряющуюся музыку, играемую местными музыкантами, свадебный поезд двинулся в путь. Моторы автомобилей натужно ревели преодолевая ухабистую дорогу вверх по каменисто-горному серпантину, а из открытых окон машин теперь раздавалась другая мелодия, хрипя из динамиков магнитофонов. Периодически то тут, то там, высовывалась рука с оружием, стреляя в воздух и вторя выстрелам дудели длинными гудками автомобильные клаксоны. На одной из кочек машина, где находилась Мадина подскочила и жёстко ударилась днищем о что-то твёрдое. От неожиданности невеста стараясь не оборачиваться вцепилась руками в сиденье и закусив губу, на секунду закрыла глаза.

А когда открыла их, она к своему удивлению поняла, что автомобиль управляемый Тимуром, притормозил у какого-то невысокого кирпичного дома. Судя по всему это был уже не город, а пригород, где кругом прятались за заборами разношёрстные коттеджи и особняки. Кряхтя Фатима вылезла из машины и потянула за собой, за руку Мадину. Та удивлённо глядя на неё и всё ещё стараясь не оборачиваться, присоединилась к своей провожатой. Все трое дружно направились по узкой тропе к кованой калитке которая при их приближении скрипнув, как по волшебству, распахнулась сама. Очутившись за забором и наблюдая возле дома сидящих на ковриках, беззвучно молящихся людей, Мадина догадалась что они приехали в молельный дом. Правда ранее она здесь никогда не бывала и прежние намазы проходили в большой, светлой, городской мечети.

Пройдя по двору и огибая строение, путники оказались перед дверью из-за которой слышались похожие на пчелиное жужжание, читаемые на распев молитвы. Не доходя до двери, Тимур отошёл в сторону, одел на макушку круглую шапочку и начал расстилать перед собой принесённый им разноцветный коврик. Снимая обувь Мадина ещё раз кинула взгляд на Тимура, заметив торчащий у него из кармана тот самый, хорошо знакомый ей платок с окантовкой. Эта невинная деталь снова успокоила невесту и стараясь не выдавать своих чувств, она вошла в дом.

Сделав несколько шагов по узкому длинному коридору, обе женщины свернули в боковое ответвление, затем приоткрыли низкую дверь и оказались в крохотной комнатке. Где справа у оштукатуренной на бело стены, спиной ко входу, уже сидел и молился неизвестный мужчина с широкой бородой, растущей под гладко выбритыми щеками. Сидя на коленях, он слегка шевелил локтями, немного раскачиваясь взад-вперёд, сопровождая движения, слабым постукиванием перебираемых пальцами чёток. Фатима и Мадина тоже опустились на колени, повторяя за незнакомцем слова молитвы. Постепенно ритм их движений и тихий гомон, совместно с воздухом пропитанным благовонием, стали усыплять Мадину. Вследствие чего, боясь уснуть и опозорить весь свой род, она принялась осторожно пощипывать сама себя в районе запястья. Одновременно с этим всплыло в памяти, как когда то, приехав в дом жениха, она едва не вошла в комнату невесты, нарушив древний обычай, по которому ей необходимо было убрать коврик и веник возле порога. Её нога, приподнятая вверх, едва не наступила на лежащую за порогом бурку, но вспомнив наказы матери, которая только и твердила всю последнюю неделю об осторожности. Мадина, будто ужаленная змеёй, отдёрнула ногу, наклонилась и откинула в сторону бурку, под которой, естественно, находился веник. Поднимая его, невеста услышала одобрительное поцокивание языками провожающих до двери родственников.

Радуясь по-детски своей находчивости, Мадина еле скрывая улыбку прошла в комнату, а когда за ней закрылась дверь опустилась на колени и стала молиться. В эту минуту она испытывала необычайную радость оттого, что не оступилась на коварно постеленную бурку. Она благодарила всевышнего за его благосклонность к ней и за то, что он уберёг от позора её немногочисленный, но очень древний род.

Во время этих воспоминаний, молитва читаемая незнакомцем закончилась и он, проведя ладонями по лицу, восславил Аллаха. Затем поднялся на ноги и повернулся, открывая всеобщему обзору своё лицо, испещрённое множеством мелких морщин. Незнакомец чересчур пристально всмотрелся, в сидящую на коленях Мадину и тихо спросил:

— Ты действительно сама, выбрала этот путь? Без какого-либо принуждения?

Продолжая ощущать ту благость с которой она поминала всевышнего за то, что он не дал ей совершить ошибку, Мадина уголком рта улыбнулась и ответила:

— Да, сама, без принуждения.

На что незнакомец, сделав паузу, качнул головой и произнёс:

— На всё воля Аллаха, -и ещё раз проведя ладонями по своему лицу, вышел из комнаты.

Вслед за ним, поднялись с колен обе женщины. Фатима несколько замешкалась, опираясь рукой об пол, бормоча в слух про свои больные ноги и Мадине, пришлось подхватить тётку под руку, помогая ей встать. Но когда они вышли из комнаты в коридор, таинственного человека уже нигде не было видно.

С этого момента не прошло и трёх минут, как невеста опять сидела на заднем сидении автомобиля, управляемым всё тем же Тимуром. Который судя по платку в кармане олицетворял в данный момент кунака-друга жениха. За окном, мелькая сменялись ландшафты и пейзажи. Слева от неё охая и причмокивая пила налитый из термоса в пиалу чай Фатима, периодически бурча себе под нос:

— Эх, зря ты отказалась. Это хороший чай, свежий.

Но не обращая внимания на тётку, Мадина смотрела туда, где редкие сельские домики по мере их продвижения сменялись респектабельными коттеджами, а вдалеке за полем уже показался возвышающийся, похожий на горы из стекла и бетона, город.

Мадина молча фантазировала на тему встречи с Амиром. Она живо представила себе, как он подойдёт к ней и возьмёт за руку. Затем вообразила, что скажет при этом и что она ответит ему. Далее мысли девушки стали уходить далеко в будущее и вот она уже, после свадьбы ждёт любимого дома и готовит ему ужин. А рядом, в коляске попискивает их первенец. Конечно же мальчик, и естественно, как две капли воды похожий на Амира. В дверь позвонили и она, взяв ребёнка на руки идёт открывать. Щёлкнули тугие пружины замка, дверь приоткрылась, но там не Амир, там Фатима, пришедшая помочь по хозяйству. Добрая, чудесная Фатима берёт на руки ребёнка и улыбается ему. Мадине становится неловко, что эта замечательная женщина столько помогает ей и она, поддерживая её под локоть провожает в комнату, усаживает в глубокое, мягкое кресло. Потом Мадина удаляется на кухню, где грохоча кастрюлями и сковородками, думает о том, кого бы она могла пригласить из своих родных, чтобы не обременять заботой Фатиму. Мысленно она воскрешает в памяти их лица: отца, матери, сестёр. Они все отчётливо запечатлелись в памяти смотрящими ей в след, ведь она украдкой всё таки видела родных в зеркале заднего вида, отъезжающего от дома свадебного автомобиля. Да, она хорошо помнит этот момент и как после смотрела из окна машины направо, туда где провожая взглядами свадебный кортеж, сидя на броне БМП, черпали ложками из котелков чумазые, веснушчатые солдаты. И один из них, голубоглазый, светловолосый паренёк весело улыбнулся ей. Мадина ещё раз взглянула в зеркало автомобиля, но вместо родного дома увидела какие-то жалкие, обугленные развалины. «От куда они здесь? Почему она их видит?» Молнией пронеслось в её мозгу. Не понимая в чём дело она отшатнулась в сторону и больно ударившись затылком о навесную полку, осознала что находиться в кухне. Схватив с полки телефон и лихорадочно набрав номер, тот самый, мамин, она услышала в трубке до боли знакомый и родной голос младшей сестрёнки. С трудом, выравнивая дыхание и стараясь не показывать волнение в голосе, Мадина попросила позвать к телефону маму. Сквозь шорохи и щелчки ей становятся отчётливо различимы приближающиеся звуки шагов. Пульс учащается в томительном ожидании и дыхание предательски становится тяжёлым, и прерывистым. Кажется там, на другом конце этой телефонной связи, нарочно кто-то тянет время для того, чтобы заставить понервничать её, Мадину. Но вот этот кто-то поднёс трубку к своему лицу и послышалось глубокое дыхание. «Возможно это мама и у них всё в порядке и я зря волнуюсь», промелькнула в голове мысль. Внезапное лёгкое завывание раздалось в ухе и резкий обрыв связи перерос в короткие, часто повторяемые гудки. Мадина ничего не понимая, удивлённо оглянулась по сторонам и поняла что теперь она, почему то находится в комнате невесты, в доме Амира, а в руках у неё огромная чёрная трубка с короткой толстой антенной. Опять откуда-то сверху стало слышно завывание и грохот, сопровождаемый яркой вспышкой, ослепляющей глаза. Она зажмурилась, почувствовав сильный толчок в спину и как чьи-то руки, хватая чуть повыше запястья тянут вперёд. Повинуясь их воле, спотыкаясь Мадина бежит с закрытыми глазами, не видя дороги. Кругом, гулкими ударами в колокол бухают взрывы, и в этом набате тонут голоса истошно кричащих людей. Попав ногой на нечто мягкое и скользкое Мадина падает вниз, и долго катиться переваливаясь сбоку-на-бок, до тех пор пока сильно не бьётся головой обо что-то твёрдое. В ушах зашумело, слилось воедино: крики, взрывы, гудки телефонной трубки, превращаясь в единый гул. Который постепенно стал утихать и исчез, а ему на смену явилась зловещая, опасная своей абсолютностью тишина. С трудом шевеля ноющими от боли руками и ногами Мадина попыталась приподняться, опираясь на трясущиеся руки, но груз большой и увесистый давил ей на спину. Задыхаясь от пыли и вони жжёной резины она приоткрыла глаза и сквозь пелену дыма, хорошо стали различимы обгорелые останки её родного дома. Того самого, который она видела в зеркале свадебного автомобиля, где возле порога в последний раз проводили взглядами отец, мать и сёстры. Дышать стало невыносимо тяжко и из груди вместо выдоха вырвался тяжёлый стон, в носу защекотало с невероятной силой и спазм в горле окольцевал петлёй шею. Она закрыла лицо руками, вздрагивая всем телом как от ударов плетью по спине, и зашептала:

— Никто не приедет. Никого нет. Никого! Никого! Никого!

Увесистыми каплями из глаз брызнули и потекли по щекам горячие, едко-солёные слёзы. Не в силах сдержать их и буквально захлёбываясь ими, она всё продолжала повторять «Никого нет. Никто не приедет».

Оглушительным визгом, мерзко заскрежетали тормоза автомобиля, разрезая слух и заставляя вздрогнуть. Гудение мотора оборвалось и прорываясь сквозь некий вакуум, Мадина услышала, властный голос тётки Фатимы.

— Пей чай, пей! Пей, тебе говорят!

Этот громкий окрик, немного отвлёк, отрезвил Мадину, возвращая из собственных мыслей в реальный мир. Вдохнув носом воздух, она уловила приятный аромат горячего, наполненного травами чая. Не открывая глаз, потянулась губами вперёд и ощутила гладкую поверхность края чашки. Горькая, терпкая жидкость, от которой слегка немеет кончик языка, наполнила сразу рот и проглатывая глоток за глотком, она распознала приятную влагу проникающую внутрь. Постепенно, спазм на горле стал ослабевать и слёзы стали подсыхать на щеках. Понемногу приподнимая веки, она узрела рядом с собой расплывающееся в добродушной улыбке лицо тётки, которая подлив в пиалу ещё чая, поднесла его Мадине и совсем другим, уже более ласковым тоном произнесла:

— Пей моя хорошая. Пей. Это тебя успокоит. Просто нашей девочке приснился плохой сон, да?

Мадина согласно кивнула, взяла в руки пиалу и осушила её до дна. Принимая опустошённый сосуд от своей подопечной, Фатима достала платок и вытирая следы слёз на щеках невесты, заявила:

— Нам не надо так растраиваться, ведь впереди встреча с Амиром. Наша девочка будет послушной и будет пить чай для того чтобы не плакать. Ведь так?

Едва сдерживая улыбку Мадина ещё раз кивнула головой и услыхала как опять взревел мотор автомобиля. Потом взвизгнув буксующими колёсами на песчаной обочине и напомнив тем самым резвого коня, машина скакнула и понеслась вперёд, туда, где возможно, уже ожидал свою невесту жених.

Рассматривая пейзаж за окном, Мадина ещё раз попыталась представить встречу с Амиром. Но теперь ей даже не удалось вообразить его лицо, когда они наконец-то увидят друг друга и скажут после долгой разлуки первые слова. После нескольких безуспешных попыток фантазирования на эту тему, невеста бросила бесполезное занятие и тупо уставилась, в окно наблюдая как маленькие дома становились большими, а невысокие двух-трёхэтажки подрастали с каждым километром всё выше и выше. Мадине это очень напоминало движение по равнине, с постепенным приближением к гористой местности.

Город скальной грядой вырастал на их пути, улицы из широких становились узкими плотно заполняясь различным автотранспортом, от чего их резвый, «железный конь» всё замедлял и замедлял свой бег. Мелькали старые с широкими карнизами дома, плохо сочетаясь со стеклянными, сверкающими на солнце современными башнями. Автомобиль управляемый Тимуром свернул в сторону и петляя меж приземистых особняков с колоннами, вынырнул из узкого проёма переулка, выехав на просторную многолюдную площадь. Затем медленно двигаясь в плотном потоке, вдоль припаркованных у обочины машин, он наконец-то отыскал свободное пространство, среди своих автомобильных собратьев и протискиваясь в него, замер на месте.

— Всё, приехали, -оборачиваясь к пассажирам произнёс Тимур заглушая двигатель и добавил:

— Посидите немного в машине, я скоро вернусь, -после этих слов, он распахнул дверь и вышел.

Время тянулось поразительно медленно и даже чересчур тягуче, так если б его нарочно удерживала некая неведомая сила. Сквозь потёртое по дуге лобовое стекло хорошо просматривалась мостовая и невеста напряжённо вглядывалась в лица прохожих. Ей почему-то всё время казалось что вот-вот покажется из толпы знакомое лицо, но естественно это не происходило. Странно, но в эти мгновения у Мадины, впервые в жизни, возникло ощущение что за ней кто-то следит. Фатима, ёрзая толстым задом на бархатных чехлах сидения, опять достала термос с чаем и предложила Мадине попить, но получив довольно резкий по интонации отрицательный ответ, недовольно выдавила из себя:

— Не хочешь, ну и не надо, -засопев она убрала термос и демонстративно отворачиваясь, уставилась в противоположную сторону.

Почувствовав себя виноватой, Мадина тяжело вздохнув ткнула локтем в бок тётку и согласилась выпить ещё немного чая. Поблёскивая цилиндрическими боками термоса и сдерживая самодовольную улыбку, Фатима начала наливать в пиалу светло-коричневый напиток, но не успела наполнить сосуд и до половины, как у неё на коленях зазвонил мобильный телефон. Протягивая пиалу, невесте она поднесла трубку к уху, отвечая на звонок. Меж тем Мадина делая вид что пьёт не сводила глаз с тётки и стоило той только отвлечься, как она вылила чай себе под ноги, прямо на матерчатый коврик. И по детски радуясь собственной хитрости, вернула чашку обидчивой спутнице. Та, в свою очередь принимая опустошённую пиалу и вовсе не подозревая об обмане, а так больше для вида, заглядывая в лицо Мадине, сказала:

— Ты что это так веселишься? Излишняя весёлость не красит невесту.

Потупив глаза вниз и убирая улыбку с лица, Мадина тихо обронила:

— Это я представила, нашу встречу с Амиром.

— А-а-а. Я тебя понимаю. Но всё-таки будь немного посдержанней. Ты ведь знаешь наши обычаи, -несколько протяжно ответила Фатима и после короткого молчания, сообщила:

— Звонил Тимур, нас уже ждут. Так что пойдём вдвоём, а он позже подойдёт.

— А как же машина, ключи ведь у Тимура?: Полюбопытствовала Мадина, открывая дверцу авто. Охая и пыхтя показалось из металлической коробки грузное туловище Фатимы, и её несколько гортанный голос, прохрипел:

— Да кому она нужна, эта старая колымага.

Неожиданно в голову Мадине пришла мысль, что это могло бы адресоваться не только автомобилю, но и самой тётке. Непроизвольно улыбаясь этой мысли, она спешно прикрыла ладонью рот, дабы не раздражать никого больше излишней весёлостью.

Внезапно внизу живота невесты заурчало, заклокотало и наклоняясь к уху своей провожатой, девушка смущённо прошептала:

— Мне в туалет надо. Наверное чая слишком много выпила.

Ступив, на асфальт и захлопнув за собой дверь, Фатима недоверчиво взглянула на спутницу и поинтересовалась:

— Ну-у, ты хоть немного потерпеть то можешь?

На что та повела в сторону бровью и утвердительно кивнув, ответила:

— Потерпеть, конечно могу…

На самом деле ей было неловко признаться, что уже давно терпит, но из-за присутствия рядом Тимура, она не решалась сказать об этом. Правда периодически, как-то само-собой, желание опустошить мочевой пузырь проходило и на короткое время Мадина забывала о проблеме. Вот только сейчас, будучи в этом многолюдном и шумном месте, где она не знает есть ли поблизости вообще какие-либо туалеты, ей стало совсем не по себе. И вероятно от этого, желание сходить что называется по нужде, проявилось чересчур сильно. Превозмогая своё хотение, она проклиная себя за нерешительность, согласилась с Фатимой немного потерпеть и покусывая губы, пошла следом за прихрамывающей тёткой. В тайне надеясь что позывы, как это уже было не раз, прекратятся сами собой.

Прошагав примерно метров пятьдесят по многолюдному тротуару, они свернули в уютный, тихий дворик и миновав его, оказались в сквере. Где посреди круга образованного дорожками, находился бьющий несколькими, тонкими струями фонтан. Не дойдя до фонтана, Фатима заметила пустую скамейку и коротко бросив спутнице:

— Садись здесь и жди, -засеменила далее по боковой аллее, обсаженной низкорослым, подстриженным кустарником.

Мадина присела на край скамейки и ощущая, что тяжесть внизу живота малость ослабла, начала рассматривать вспененные струи. Возможно от близости льющейся воды, а быть может по какой другой причине, опять вернулось непреодолимое желание посетить дамскую комнату. Вздыхая и сцепив зубы, она прикрыла глаза и что бы хоть как-то отвлечься, в очередной раз попыталась представить себе встречу с любимым. Но вместо фантазий, явились очередные воспоминания и они так же были связаны с водой.

Она припомнила, как совсем незадолго до свадьбы, сидела рядом с Амиром на их любимом месте, там у пруда, где они когда-то в детстве познакомились. Эта встреча была случайной, так как жениху и невесте не полагалось видеться до свадьбы. Но вероятно желание находиться рядом, настолько сильно присутствовало у обоих, что они нисколько не сговариваясь, явились на излюбленное место практически одновременно. И теперь, ранним утром, когда солнце только начало бронзоветь на небосклоне, а трава покрытая росой, издавала особый пряный запах, они сидели на берегу чувствуя через одежду соприкосновение рук и молча взирали на водную гладь. Неподалёку от Амира лежал короткоствольный автомат и какой-то чёрный, пластмассовый ящик.

— Что это за ящик? –спросила Мадина и перевела взгляд на резко повзрослевшее за последний год, покрытое курчавой бородкой, лицо Амира.

— Да-а, -махнул он рукой: -Это телефон спутниковый. Привязали меня к нему, вот и таскаю эту связь при себе. Из-за него и на боевые задания не берут. Вечно нахожусь при штабе, рядом с командирами.

— Значит ты ещё не убивал никого, -скорее утвердительно, нежели вопрошая произнесла Мадина.

— Какое там, -пробурчал недовольно Амир:- Я даже и боя то ни одного толком не видел. Так слышал вдалеке перестрелку пару раз и всё.

— А смог бы? -полюбопытствовала она, заглядывая в лицо любимого.

— Что смог бы? — вопросом на вопрос отозвался он.

— Ну, убить человека, -пояснила Мадина наблюдая как выражение лица жениха сразу изменилось, слегка вытянулось и замерло в оцепенении.

Амир смотрел на узоры, что чертили на воде водомерки и через какое-то время пожав плечами молвил:

— Не знаю, я много думал об этом. И чем больше думаю тем страшнее становится, переступить эту черту.

На некоторое время воцарилась тишина и она повернув голову, снова обратила свой взор к воде, незаметно лишь краем глаза поглядывая в сторону Амира. Вдруг он встрепенулся, раздвинул губы в улыбке и точно приходя в себя от непродолжительного сна, бодро предложил:

— А давай я тебе покажу, как пользоваться этим телефоном.

— Может не надо, -еле слышно шепнула она, искоса и с недоверием, посматривая на чёрную коробку.

— Да ладно. Тут нет ничего сложного. Вот смотри, -и он раскрыв пластиковый кофр, стал демонстрировать огромную трубку с короткой толстой антенной. Затем щёлкая кнопками начал включать аппарат и даже для вида стал набирать чей-то номер. Он постоянно что-то пояснял Мадине, вероятно как пользоваться данным телефоном, но она ничего не слышала, да и не хотела слышать. Вместо этого она думала только об одном: «Как хорошо что Амир привязан к этой чёрной штуке и возможно ему не придётся никого убивать. Ведь никто не знает, как наши дела отражаются на собственной жизни и на судьбе близких нам людей. Возможно что всевидящий и всезнающий Аллах, специально оберегает её будущего мужа от зла, при помощи этой самой, чёрной трубки».

— Вы меня не слышите что ли? А может у вас что-то со слухом? Ну тогда извините. Тогда, наверное, я зря заговорил с вами, -долетел до ушей, далёкий мужской голос и, вздрогнув, Мадина вернулась в реальность, где она была в парке, на лавочке, возле фонтана.

Она повернулась в ту сторону, от куда слышался голос и заметила сидящего на самом конце лавки юношу. Он уставился на неё через округлые очки и шевеля пухлыми губами продолжал очень быстро говорить:

— Ну наконец-то. А я уж подумал что вы меня совсем не слышите. Меня зовут Игорь, я ассистент режиссёра. Понимаете. Мы тут неподалёку кино снимаем. Очень интересный и жизненный фильм. Так вот он про этих, как их там… М-м-м… забыл. Ах, да, про террористов разных, про шахидов. Ну вы, надеюсь, понимаете о чём я говорю. И нам нужна на одну роль девушка, такая вот как вы. Нет, не на главную, там уже все набраны, полный так сказать комплект. А вот, на роль подруги главной героини, очень бы подошли. И типажом, и прочим… Даже костюм такой, близкий к настоящему. Ну так как, согласны?

Всматриваясь в лицо улыбчивого и чрезмерно весёлого молодого человека, Мадина непроизвольно заражалась излучаемым от него ощущением счастья. Удивительно, но ей даже захотелось улыбнуться, так же широко и открыто, подражая юноше. С трудом сдерживая себя и не забывая что невеста должна быть спокойна в любых проявлениях чувств, она отвернулась от назойливого соседа, тупо всматриваясь в брызги фонтана, отчего опять предательски захотелось в туалет. Ясно понимая, нежелание незнакомки с ним общаться, Игорь поднялся со скамейки и, одевая на голову кепку-бейсболку, грустно сказал:

— Ну что ж, не хотите, как хотите. Но если вдруг передумаете, наша съёмочная группа тут рядом в соседнем дворе. Мы там ещё часа два будем. Так что подходите, я вас режиссёру представлю.

Молодой человек сделал пару шагов по направлению к ответвлению в виде выложенной плиткой тропинки, но хлопнув себя рукой по нагрудному карману вернулся. Ни слова не говоря он вынул из кармана прямоугольную карточку, сунул её в руку Мадины и молча удалился прочь. Наблюдая его растворяемую за кустами спину, Мадина покосилась на визитку и осторожно положила рядом с собой на скамейку.

У неё в памяти было хорошо запечатлено то чувство, с которым она будучи в доме жениха, стояла перед гостями с невозмутимым лицом, выслушивая согласно обычаям, всякие шутки и колкие замечания. С трудом ей удалось тогда выдержать данное испытание и единственное, что помогало оставаться в рамках дозволенного, это строгий наказ матери, не показывать перед гостями чувств, охраняя тем самым честь рода.

— Что он хотел? — раздался позади там где росли кусты, знакомый тембр Тимура. Оборачиваясь невеста пожала плечами и показав взглядом на визитку ответила:

— В кино приглашал. Только, мне кажется, он что-то другое хотел.

— Что же? -присаживаясь рядом с Мадиной и беря в руки визитку, не унимался Тимур.

— Не знаю, говорил что рядом здесь идут киносъёмки. Может придумал, чтобы просто познакомиться, — предположила она, замечая странный, полиэтиленовый пакет в руках Тимура.

— Видел я эти их киносъёмки. Нет, не врёт он. Тут они, в соседнем дворе, — скомкав карточку и выбросив, резюмировал Тимур. Затем протянул пакет Мадине и сухо приказал:

— Бери и иди со мной. Этот пакет ты отдашь Амиру, при вашей встрече.

— Как кувшин? -выдохнула радостно Мадина.

— Какой ещё кувшин? -удивлённо поднял брови собеседник.

— Ну тот, который во время свадьбы друг жениха и невеста вместе несут от источника, -забирая в руки тяжёлую ношу и поднимаясь со скамейки, стала пояснять Мадина.

— Да, да… как кувшин… ты права, -процедил сквозь зубы Тимур и, как то странно по волчьи сутулясь, и озираясь по сторонам, пошёл вперёд.

Перебарывая собственное желание сходить хоть куда нибудь по нужде, невеста собрав всю свою волю промолчала, решив ещё немного потерпеть.

Постепенно ускоряя шаг и довольно часто поглядывая на наручные часы Тимур двигаясь впереди пересёк сквер, повернул налево и оказался в соседнем дворе. Быстро перебирая ногами, за ним следовала Мадина, мысленно с мольбой обращаясь к всевышнему. Она умоляла, послать терпения и без позора выйти из очередного испытания. Внизу живота всё ныло и дико ломило поясницу, да к тому же тяжёлый, целлофановый пакет тянул к земле, только ухудшая общее самочувствие. Пытаясь представить его кувшином, а толпу пешеходов сопровождающими её к источнику людьми, Мадина взяла сумку под низ и несла прижав к груди. Белый, тополиный пух взметаемый вверх голубиными крыльями, кружился редким снегопадом на уровне лица, забиваясь вместе с воздухом в ноздри.

Пересекая соседний двор, они едва не натолкнулись на группу людей, суетливо снующих между длинноногими штативами с закреплёнными на них, лампами. Сбоку от них, прямо на асфальте лежали смешные, маленькие рельсы, поверх которых стояла почти игрушечная тележка, где в кресле восседал седовласый старик, вращая линзу кинокамеры. Старикан громким и зычным голосом командовал людьми с лампами, а когда они делали как он им приказал, сызнова заглядывал в круглое резиновое окошко, прикреплённое сбоку. Позади толкалось ещё несколько человек, среди которых Мадина узнала своего недавнего знакомого, в кепке-бейсболке. Он стоял рядом с девушкой, в руке которой была чёрная штуковина, по форме похожая на маленькую ученическую доску и что-то пояснял, интенсивно размахивая руками. В это мгновение Мадина споткнулась и, сделав пару быстрых шагов вперёд, наклоняясь замерла на месте, балансируя из стороны в сторону. Кинув взгляд назад, Тимур с гримасой страха на лице, одним прыжком оказался подле и буквально полуобняв, не дал ей упасть. Выпрямляясь, Мадина с укоризной взглянула на Тимура и поинтересовалась:

— Что с тобой? Чего ты так испугался?

— Да так, -пожимая плечами и выпуская из рук талию невесты, выдавил из себя тяжело дышащий Тимур. Он неприятно скривил лицо и оправдываясь за свой испуг, пояснил:

— Просто в пакете очень ценная и хрупкая вещь. Поэтому упав, можно её разбить.: и косясь на киносъёмочную группу, добавил сквозь зубы:

— Смотри, вот они, киношники. Фильм какой-то снимают.

— Вижу, из-за них я едва не упала, -с раздражительными нотами в голосе ответила Мадина, глядя на Игоря, который к тому времени тоже заметил их и приветствуя кивнул головой.

— Ну ты как? Можешь идти? -спросил Тимур, заслонив собой вид в сторону киношников.

— Да, могу, -отозвалась Мадина, наблюдая что Тимур в который раз желая сверить время смотрит на наручные часы. Осторожно подтолкнув под локоть невесту, он зашагал в прежнем направлении и начиная двигаясь в след за провожатым, Мадина бросила взгляд через плечо. Туда, где располагалась киносъемочная группа и где занятый своими делами Игорь, уже не смотрел на них. В данный момент взоры всех кто был в той толпе, приковывала красивая девушка, с бледным лицом, одетая в чёрное, длинное платье и чёрный платок плотно закрывающий шею. На поясе у неё красовалась связка динамита и ещё какой-то странный предмет, нечто вроде огромной телефонной трубки с прикрученными к ней часами. Многие суетились возле этой девушки, поправляя её нелепый наряд и Мадина, усмехаясь уголком рта, подумала что это, наверное, и есть та самая главная героиня-террористка.

«Какие же они все странные эти люди; киношники, писатели, поэты. Всё у них какое-то необычное и преувеличенное. А в жизни-то, многое гораздо проще и не такое преувеличено выпуклое.» С этими мыслями Мадина прошла в арку, миновав которую они с Тимуром очутились на тротуаре, проложенном вдоль широкой и многолюдной улицы. Преодолев метров сто или стопятьдесят в толпе пешеходов, оба подошли к парапету, рядом с которым находились ступеньки в подземный переход. Глянув на часы, Тимур прищурясь осмотрелся и обратился к Мадине:

— Хорошо, теперь можно не спешить. Спускайся вниз одна, без меня. Когда окажешься на середине перехода, увидишь ответвление справа. Иди туда. Впереди будут стеклянные двери, ты должна войти в них. Входи только туда, куда идут все. Там где есть надпись красным «Нет входа» и от куда выходят- не иди. Пройдёшь, стой и жди, к тебе подойдут. Тому кто подойдёт вручишь этот вот пакет. Да, и будь с ним поосторожнее, смотри не урони.

— А кто подойдёт? Разве это будет не Амир? Ведь мне же обещали… -залепетала было она, но Тимур грубо перебил: -Да, да, это будет Амир. Я совсем позабыл. Понимаешь, это традиция такая местная, предсвадебная. У нас такого нет, а у них тут в городе всё так устроено. Жених встречает невесту внизу под землёй. Надо чтить традиции других народов, ведь мы здесь в гостях. Поняла?

Мадина хотела было возразить и возможно задать ещё какой-либо вопрос, но новый приступ уколов внизу живота дал о себе знать и от неожиданности лицо исказилось гримасой страдания.

— Что с тобой? Ты как? Может тебе чая для успокоения, -заботливо предложил Тимур, вытаскивая из внутреннего кармана, джинсовой куртки, плоскую флягу.

— Нет, нет. Всё в порядке, отрицательно замотала головой Мадина, стараясь думать только о встрече с Амиром, а не о том что ей нестерпимо хочется в туалет и прижимая к себе пакет, устремилась вниз.

Быстро перебирая ногами по ступеням, как музыкант пальцами по клавишам рояля, она пробежала и только ступив на пол перехода, замедлила шаг. Сызнова ощущая на себе чей-то пристальный взгляд, Мадина посмотрела вокруг, но не заметив ничего особенного, слилась с людской толпой. Тусклые жёлтые лампы под потолком, мигая от старости и сырости, казалось подбадривали её, и Мадина всё ещё улавливая на себе, непонятно чей внимательный взор, несколько раз останавливалась, озираясь то назад, то по сторонам. Но эти попытки лицезреть невидимого наблюдателя оказались тщетными. Люди вокруг были полностью погружены в собственные дела и заботы, и никому явно не было дела до невесты. Мысленно ругая себя за мнительность и по счастью не испытывая болезненных позывов внизу живота, Мадина свернула в коридор направо, про который говорил Тимур. И весьма скоро оказалась перед стеклянными дверями, куда постоянно входили люди. Оттуда, из-за этих дверей, словно из логова зверя, периодически слышалось дикое завывание. Замерев на секунду, на пороге, она в испуге даже попятилась немного назад. Но шедший вслед за ней, тучный господин, одетый в костюм, с силой подтолкнул девушку вперёд ругаясь при этом:

— Ну что встала? Метро что ли никогда не видела, чурка.!?

Боясь упасть и разбить ту самую хрупкую вещь в пакете, Мадина прошла сквозь прозрачные двери и сразу юркнув в сторону, прижалась к стене. С диким рёвом и воем неслись прямо у неё под ногами, поезда. Естественно, она знала что такое метро и даже побывала тут один раз, в самый первый день приезда. Но как и тогда, ей решительно не хотелось здесь находиться. Данное место чересчур угнетало своей замкнутостью и подземностью, словно ты будучи живым угодил в шумную, громогласную могилу. Особенно пробирало аж до мурашек на спине, при звуке воя ускоряющегося поезда. Нестерпимо хотелось зажать уши ладонями и бежать от сюда куда глаза глядят. Цепенея от страха, она зажмурилась и стараясь хоть чем-то отвлечь себя, опять подумала о встрече с Амиром. Воображение мысленно рисовало удивлённое лицо любимого, представляя его то в обычной повседневной одежде, то одетым в красивый национальный наряд. К сожалению, дальше этого размытого образа, дело почему то не шло. Между тем, грохот от поездов перемешиваясь с шарканьем ног пешеходов, напомнил нечто слышимое ею ранее.

Ну да, как же она забыла, ведь это было, на свадьбе. В голове Мадины прорезалось воспоминание, о том как она шла по коридору дома родичей Амира, а сбоку из открытых дверей, ведущих в просторный зал, неслась ритмичная музыка и топот танцующих ног. Множество человеческих ладоней, в такт хлопали в ладоши, изредка прерываясь во время задорных выкриков. Любопытная невеста медленно приближалась к полуоткрытым дверям, за которыми веселились гости и звуки празднества становились всё отчётливее и отчётливее. За несколько шагов до дверного проёма, она повернула направо и там, в тусклом холле, рядом с входной дверью заметила на тумбе чёрный, пластмассовый ящик. В котором она уже знала, спрятан спутниковый телефон. «Значит её любимый здесь, среди гостей. Интересно, а как там в родительском доме, празднуют ли свадьбу? Вероятно, им сказали что она выразила мулле своё согласие стать женой Амира и они сейчас едут сюда? Или нет по моему это слишком рано? А что если позвонить и у них самих спросить. Это ведь не запрещено никаким обрядом.»

С этими мыслями, она крадучись, скользнула к ящику и открыла пластиковую крышку. Вынув из параллоновых недр большую трубку, Мадина кинула взгляд по сторонам и не наблюдая никого поблизости, включила необходимую кнопку на корпусе. Странно, но несмотря на то что она почти не слушала Амира во время пояснений, как пользоваться этим аппаратом, порядок включения запомнился очень хорошо. Через несколько секунд, в динамике трубки послышался лёгкий треск и гудок. Воскресая по памяти, телефонный номер младшей сестры, она вдавила необходимые кнопки и услышала знакомый, такой близкий её сердцу, ребячий фальцет.

— Это я, -выдохнула Мадина и, морщась от радостного вопля сестрёнки, добавила:

— Маму, маму, позови к телефону, -краем уха улавливая, эхо собственного голоса и отдалённый крик сестры зовущий мать, Мадина отстранилась от трубки обратив внимание что музыка слышимая из комнаты стала тише, но к ней добавилось пение национальных, весёлых частушек. А хлопки ладоней усилились раза в два и теперь походили на выстрелы. Понимая, что поговорить в такой обстановке будет нелегко, она потопталась в нерешительности, протянула руку и надавила на ручку входной двери. Тяжёлая, металлическая дверь подалась вперёд и невеста шагнула за порог. Во дворе дома было пустынно и только огромные лохматые собаки переругивались лаем между собой. Прикрывая за собой дверь невеста отметила, что отголоски торжества резко потухли слабо прорываясь из-за кирпичных стен. И снова приблизив трубку к уху, Мадина различила там, на другом конце связи шаги дыханием человека, который поднёс телефон к лицу. А затем мамин ласковый голос тихо произнёс:

— Мадина, это ты?

Лицо невесты впервые за период свадебной церемонии из напряжённо-сосредоточенного превратилось в расслабленно-доверчивое. Оно осветилось широкой, радостной улыбкой обнажив красивый ряд белых зубов. Но причудливо сочетаясь с движением губ девушки, откуда-то сверху раздался дикий свист. Мадина даже не успела приподнять глаза, как чудовищной силы треск оглушил её и яркая огненная вспышка ослепила. А нечто увесистое и тяжёлое отбросило в сторону, придавив к земле, лишая тем самым возможности нормально дышать.

Понимая что задыхается, она через силу приоткрыла глаза и совершенно искренне удивилась тому что стоит в вестибюле метрополитена, прижимаясь спиной к стене. Стараясь успокоить дыхание, она сделала шаг вперёд и что-то тёплое, щекочущее поползло по ноге. Наклонив голову, Мадина недоуменно уставилась на небольшую лужицу, расползающуюся по полу возле собственных ног. Прошло примерно с пол минуты этого оцепенения, прежде чем она догадалась, почему ей вдруг стало так легко, и куда исчезла привычная боль внизу живота.

Проговаривая себе под нос ругательства, Мадина растерянно взглянула на людей, не видит ли ещё кто-нибудь её позора? Но по счастью пешеходы погружённые в собственные проблемы проходили мимо и им явно не было никакого дела до того что чувствует девушка, возле стены с полиэтиленовым пакетом в руках. Осознавая всю нелепость ситуации и опасаясь что кто либо всё-таки заметит предательскую лужу под ногами, Мадина прикусив губу, сделала пару шагов в сторону. Не зная что делать, уйти или остаться, она будучи в неком мысленном замешательстве присела, поставив пакет рядом с собой. Потом, сама не зная почему, взяла его снова в руки, выпрямилась и стала отыскивать глазами место, где можно было бы спрятать свою ношу. Ей очень хотелось бежать от сюда, от собственного позора, бежать быстрее и без оглядки. Пусть если Амир явиться за пакетом он отыщет его в определённом месте, пускай даже без неё, без своей невесты. Это всё-таки лучше чем видеть её такой, опозоренной. Диким, блуждающим взглядом она практически нечаянно наткнулась на лицо полицейского. Его взор преисполненный любопытного интереса, был явно устремлён в сторону странной незнакомки. И первое что торкнуло в голове Мадины это то, что он сейчас увидит поганое пятно и естественно поднимет и без того несчастную невесту, на смех. Приходя в ужас от подобных мыслей она ссутулилась, сжимаясь в комок, попеременно то краснея, то бледнея. Затем распрямила спину и решительно ломанулась к дверям, желая сбежать из этого проклятого места. Однако народ желающий зайти в двери недоумевая отталкивал от себя несчастную. Сопротивляясь воле толпы, так если бы ей приходилось плыть против сильного течения горной реки, она обернулась и, различая близкую фигуру полисмена, рванула вперёд, протаранив плечом встречных людей. Неожиданно пешеходы, не сговариваясь, дружно расступились и, через мгновение, Мадина уже стояла в самом переходе, позади стеклянных дверей, там где шум поездов не был таким близким и громким.

Всё ещё опасаясь преследования, Мадина глядя назад рассмотрела полицейского. Он находился там, за дверями, а напротив него, переминаясь с ноги на ногу, стоял ничем не примечательный человек. Этот гражданин, с растерянным лицом шарил по собственным карманам, пытаясь что-то там отыскать. Наконец, он вынул из внутреннего кармана обложку в которую обычно прячут паспорт и протянул стражу порядка. Полицейский, приняв в свои руки обёрнутый документ, раскрыл его и начал внимательно изучать, вовсе не придавая значения бегству невесты. Облегчённо выдохнув, Мадина протискиваясь вдоль стены завернула за угол и увидела как поверх голов толпы блеснул солнечными лучами выход из туннеля. В это самое мгновение в сумке послышался механический щелчок и лёгкое, еле различимое попискивание. Не понимая, что может быть такого хрупкого и писклявого, Мадина заглянула в пакет, но там кроме такого же свёртка скреплённого скотчем ничего не было видно. Тогда она сунула внутрь руку, пытаясь если не развернуть то хоть наощупь определить странный предмет. Писк повторился и, яркой, белой молнией, глаза невесты ослепила безумная вспышка.

Зажмуриваясь, она отметила, что не слышит ни удалённого шума поезда, ни шороха ног. Помимо этого она явственно ощутила что почему-то стоит на четвереньках, а на спину давит огромная, невыносимая тяжесть. Едкая и густая пыль, забиваясь комьями в лёгкие не давала сделать ни единого вдоха, отчего грудную клетку сжимало нестерпимо болезненным, тугим обручем. Отталкиваясь руками от земли и хватая ртом пыльный, удушливый воздух, она с огромным трудом распрямила трясущиеся мелкой дрожью ноги. Мгновенно давление на спину исчезло, будто невидимый груз свалился с плеч. Белый свет резко потемнел, отдалённо напоминая сизый туман. Она повернула голову стараясь хоть что-то рассмотреть и неожиданно стали различимы руины дома, того самого, где ещё недавно плясала и веселилась свадьба. Не понимая и пугаясь оглушительной тишины, она сделала пару шагов по направлению к дымящимся развалинам, и ей на глаза попался белёсый, подозрительно знакомый предмет. Пошатываясь, она приблизилась к нему и нагнулась. Конечно это был тот самый платок, подаренный Амиру, во время их свидания. Мадина не могла ошибиться- та самая каёмка с узором, вышитые собственными руками, здесь не могло быть ошибки. Присев на колени, прямо в груду битого кирпича перемешенного с песком, невеста взялась за уголок платка и потащила на себя. Материя натянулась, но не поддалась. Тогда Мадина приложила чуть больше усилия, но и тут ничего не вышло. Помогая себе второй рукой она дёрнула изо всех сил и в воздух взмыла оторванная человеческая кисть, сжимая в предсмертной конвульсии скрюченными пальцами платок. Некоторое время, остолбенев, Мадина смотрела на оторванную плоть. Потом выронила дорогую некогда вещь и, хватая себя руками за лицо, разрывая тишину прошептала: -Это не Амир, он жив, я верю… он жив… жив… жив.

Мадина! Мадина! Завыл ветер над головой, заглушая её собственный голос. Она убрала ладони от лица и к своему удивлению узрела, тот самый пруд с чёрной в сумерках водой, по которой носились водомерки. В изумлении она смотрела на них размышляя что же произошло с ней. Видела ли она будущее или это прошлое отголоском разбудило сознание? Но так и не найдя ответа она не поняла, а скорее догадалась что сюда вот-вот придёт он. Поэтому прикусив губу Мадина метнулась в ближайшие кусты и царапая в кровь лицо и руки, продралась сквозь него. Тенью прячась за толстый ствол старого дерева, она выглянула украдкой и заметила как он-Амир, красивый и статный идёт к их излюбленному месту.

О боже, как же ей хотелось в эту минуту приблизиться к нему и подарить приготовленные заранее два платка. А потом после того как он повяжет ей на руку знак невесты прильнуть к его широкой груди, чтобы слушать биение молодого сердца. Но она не могла, никак не могла этого сделать. «Я не хочу больше быть невестой. Совсем не хочу и не буду. Ничьей и никогда.» Сказала она мысленно сама себе и стараясь не шуметь двинулась в глубь леса. По мере удаления от Амира ветки причудливо переплетаясь над головой Мадины, заслоняли небо всё сильнее и сильнее. До тех пор пока не превратились в одну монолитную, беспросветную темноту. Темноту в которой нет ничего, кроме вечного сна и забвения. Забвения под именем- смерть.

ВИВАЛЬДИ.» (Осень.)

Бабочка с пёстрыми, бархатистыми крыльями, как балерина закружилась в воздухе и плавно опустилась на металлический конус мушки автомата. Оружие, прислонённое к полуразрушенной стене, из покрытого мхом камня, стояло практически вертикально. Рука человека лениво поднялась из пожухлой осенней травы и сложив пальцы в щепотку, с хрустом произвела щелчок. Никак не отреагировав на это, бабочка продолжала сидеть, плавно помахивая своими веерообразными крыльями. Немного приблизившись, пальцы снова повторили щелчок, но упрямое насекомое и в этот раз осталось равнодушным к человеку. Помедлив, рука опустилась вниз, и в ту же секунду, откуда-то сбоку, полилась чудесная скрипичная мелодия. Словно повинуясь её ритму, бабочка вспорхнула, закружилась в воздушном танце и полетела вдаль. Туда, где за небольшим лугом, виднелась дорога, в горное ущелье. Чуть левее находился перелесок, а сбоку от него крыши сельских домов, с потрескавшейся от времени на стенах штукатуркой. В самом конце аула торчали остатки какого-то величественного старинного строения, выложенного из такого же неотёсанного и покрытого мхом булыжника.

Трепеща под музыку крыльями, бабочка грациозно стала спускаться на луг, как вдруг от куда-то сверху, с грохотом на неё упала тень. Разрезая со свистом лопастями воздух, пронёсся на малой высоте вертолёт, всколыхнув верхнюю кромку деревьев. Быстро удаляясь, он превратился на фоне горных отрогов, в точку и огибая скалистую гряду исчез из поля зрения. Бабочка тоже пропала и осталась одна только музыка.

Отыскивая взглядом источник мелодии, солдат, неспешно повернул голову. И его взору предстал бреющийся станком перед осколком зеркала, старший лейтенант Седов. Бугристые от хорошо развитой мускулатуры, руки старлея, покрытые синеватой сеткой выпирающих вен, виртуозно и даже чересчур нарочито попадая в такт музыкальной композиции, орудовали бритвенным станком. Белая мыльная пена, разлетаясь в разные стороны, упала каплей на его плечо, прямо на татуировку, изображающую летучую мышь. Рядом, на небольшом пне, стоял магнитофон, и из его динамика проливались на всю окрестность, чарующие звуки скрипичной мелодии. Поймав в отражении взгляд на собственной персоне, Седов криво улыбнулся. Мимо, поскрипывая ручками наполненных водой вёдер просеменил невысокого роста кривоногий солдат, с азиатским скуластым лицом и маленькими, похожими на щели, глазами.

— Эй, Джуманджи! Что на обед то будет?! -окликнул его сидящий на траве, и азиат замедлив свой бег, и сузив без того еле заметные глаза, ответил:

— Мало, мало, борщ будет. Товарища Сержанта любит борщ?

— Любит, любит, -зевая отозвался сержант, наблюдая спину, убегающего по делам Джумангалиева и, сделав еще один зевок, крикнул ему в след:

— Только не мало, мало! А много, много! -на что Джуманджи обернулся, демонстрируя мелкозубую улыбку и скрылся за пологом брезентовой палатки.

Из возвышающейся над палаткой чёрной трубы, уже во всю чадил серо-сизый дым, распространяя на всю округу лёгкий запах костра.

Продолжая отыскивать глазами бабочку, сержант ощутил лёгкое дуновение ветра на своём лице. Он удивился как причудливо красиво сочетаясь с мелодией, отделилось от ближайшего скального выступа белое облако и, растягиваясь в длинную закрученную спираль, стало приближаться к нему. Восторженно он следил за этим облаком, пока оно не оказалось совсем рядом. В то же мгновение, раздался оглушающий взрыв, и земля задрожала под сидящим на ней солдатом. Взрывной волной его отбросило в сторону и град из камней вперемешку с грязью обжигающе больно, ударил по спине. Пытаясь подняться, он на карачках пополз куда-то в бок и заорал что было силы:

— Ложись! Ложись! Всем в укрытие!

В ту же самую секунду, земля снова завибрировала и огненная вспышка ослепила глаза. Затем всё вокруг погрузилось в непроглядный, чёрный мрак. Стало почти невозможно дышать и тужась изо всех сил, из груди сержанта вырвалось, больше похожее на вой, единственное слово-«Жить».

Опять свет резанул по глазам, он зажмурился, хватая ртом воздух и совсем рядом ласковый женский голос сказал:

— Тише, тише любимый мой. Успокойся, слышишь? Всё в порядке, никто не стреляет.

Но сквозь частое собственное дыхание и шум в ушах, почему-то всё ещё продолжала доноситься откуда-то скрипичная мелодия.

«Чей это голос? Откуда она здесь?. И почему не стихает мелодия? Ведь после взрывов музыки не должно быть слышно,» -мысли вихрем пронеслись в голове у сержанта, а женский голос снова прошептал ему на ухо:

— Тише, Лёшенька, а то ребёнка разбудишь.

«Откуда ребёнок? Что за ребёнок? Кто эта женщина, и где он находится?» -хотел было выкрикнуть он, но вместо этого лишь слабо застонал и оторвав руки от лица, немного приоткрыл вначале один глаз, а потом и второй.

Прямо перед собой он увидел бледное, полноватое лицо девушки с растрёпанными волосами, позади которых, как нимб пробивался свет настольной лампы. Она провела своей мягкой ладонью по его вспотевшему лбу и от этого вдруг стало, как то необъяснимо спокойно. Совсем близко послышалось слабое покряхтывание, которое очень быстро перешло в писк, а затем и в полновесный плачь ребёнка. Девушка отстранилась и на выдохе с укоризной произнесла:

— Вот видишь, всё-таки разбудил.

Свет лампы, вынырнув из-за её головы, больно резанул по глазам, от чего он в очередной раз зажмурился, поднося к лицу руку. Вскоре послышалось, как заскрипел пружинами диван, и босые пятки удаляясь застучали по полу.

Вереницей, в виде кадров известного и очень старого фильма, пронеслись воспоминания в голове. Сразу же припомнилось и восстановление после ранения в госпитале и демобилизация, случайная встреча в метро с рыженькой кокеткой, и её руки нервно сжимающие нотную тетрадь. Далее свадьба, рождение ребёнка и постепенно осознавая, что все увиденные им только что взрывы были сном, он сел на краю дивана. И лишь после этого, вытирая липкий пот покрывающий лоб, окончательно осмотрелся.

Тёмно-бурые контуры мебели, освещенные горящей настольной лампой, отбрасывали на своих полированных краях слабые, продолговатые блики. За зашторенным окном выла и улюлюкала автомобильная сигнализация, звук которой, возможно, во сне он принял за мелодию. Сунув ноги в тапочки и кряхтя, сержант поднялся во весь рост, пробубнив при этом:

— Извини, что разбудил, — мельком бросив взор на искривлённое в плаче лицо ребёнка, больше похожего на рассерженного эскимоса и проявляя недовольство самим собой, тряхнул головой снова повторив:

— Извини, я не хотел.

Супруга тем временем, качая на руках запелёнутого младенца, расхаживала по комнате взад-вперёд, напевая:

— Да, нас папа разбудил… это вовсе не беда… Мы сейчас опять уснём… А-а-а, а-а, а-а, -ответила она ему нараспев. Потом подойдя к детской кроватке, уложила ребёнка в неё и поскрипывая деревянными бортами, начала раскачивать колыбель, убаюкивая зевающего малыша заунывной песней. Про серого волчка, который непременно может укусить за бочок.

Стараясь не шуметь, сержант по стариковски шаркая по полу подошвами тапок, вышел из комнаты и, миновав длинный коридор, на ощупь нашёл на стене выключатель. Под пыльным круглым колпаком мгновенно загорелась лампочка, осветив шестиметровое пространство кухни. Прикрыв за собой дребезжащую, матовыми стёклами дверь, он подошёл к холодильнику и привычным жестом взял с верха пачку сигарет. Распахнув длинную, узкую форточку, сунул сигарету себе в рот и, высекая пламя из пластмассовой зажигалки, жадно вдохнул первую, самую приятную затяжку. Лёгкое головокружение возникшее в голове, моментально прошло. Поэтому затягиваясь во второй раз, сержант подержал немного дым в лёгких ожидая повторения эффекта и только потом с наслаждением выдохнул его.

Заспанным взглядом пялясь в тёмное, ночное окно, туда где маячили стоящие в ряд, тени многоэтажных домов, он вспоминая разинутую пасть разбуженного ребенка, ещё раз недовольно качнул головой. В голове слабо улавливались отзвуки прошлого сновидения, среди которых явно доминировала красивая, скрипичная мелодия. За окном, чуть в стороне дымила, похожая огромным жерлом на вулкан, труба районной ТЭС. И её дым, расстилаясь над крышами домов, угнетал душу одним только своим видом. Было что-то во всём этом пейзаже дико неприятное, можно даже сказать апокалипсическое. Поэтому всякий раз, глядя на опостылевший глазу дым, он думал о том как было бы хорошо уехать куда-нибудь подальше, чтоб не видеть его никогда.

Совершая очередную затяжку и выдыхая серо-сизый дымок, сержант посмотрел на собственное отражение в оконном стекле, выделенное на фоне чёрного неба. И его взору предстали явные признаки начала старения.

Некогда худощавое, с волевым подбородком лицо, округлилось и больше не выделялось резким скуластым очертанием. В области подтянутого живота выпирал похожий на начальную стадию беременности бугор, исчезающий только при вдохе. В остальном же это был всё тот же сержант Алексей Шведов, по прозвищу «Швед».

«Как же быстро старит человека размеренная, сытая, не насыщенная событиями жизнь.» Пронеслась в голове Шведова кажется прочитанная, но явно не его собственная фраза.

— Хоть бы родственники какие за границей были. Уехал бы тогда стопудово, -сплюнув в открытую форточку, недовольно пробормотал Алексей.

Вдруг внизу, под кадыком возник неприятный зуд и удушающий спазм начал сдавливать горло. Хорошо зная это неприятное чувство, Шведов выкинул окурок и быстро переместился к раковине. В этот самый момент, спазм достиг своего апогея, и сгибаясь над раковиной Алексей принялся кашлять, попутно отплёвываясь мокротой.

Противный ненавистный кашель возникал каждый раз, стоило ему выкурить первую сигарету после сна или просто после большого перерыва. В такие минуты он ненавидел себя за слабость избавиться от дурной привычки. Но каждый раз, стоило спазму исчезнуть, он снова брал сигарету и с наслаждением выкуривал её аж до самого фильтра.

— Опять началось. Бросал бы ты курить гадость эту, -сказала выходя из-за спины жена, с пустой бутылочкой для кормления младенцев.

— Угу, самому надоело, — с трудом сдерживая кашель, хотел было отойти от раковины Шведов и, не выдержав нового приступа тут же вернулся обратно, опять изрыгая из себя мерзкую слизь.

Ставя на плиту кастрюльку с молочной смесью, супруга тяжело вздохнула и чуть слышно обронила:

— Кашляешь так, аж в комнате слышно. Ребёнка опять разбудишь.

— Ладно, ладно. Не ругайся, — перестав харкать отступил к столу Алексей и, присаживаясь на табурет, добавил;

— Со следующей недели точно брошу.

— Ну да, знаем мы Ваши бросания, — парировала она, наливая смесь в бутылочку и закручивая её крышкой. Потом, сделав паузу, прошла к двери и, оборачиваясь на пороге, обратилась к Алексею:

— Спать то идёшь?

— Да, да, я сейчас, -кивнул он и понимая что она хочет чтобы супруг шёл вместе с ней именно сейчас, пояснил:

— Вот кашель пройдёт и я приду.

Поймав на себе укоризненный взгляд, Шведов поморщился, стыдливо отвёл глаза в сторону и не глядя на жену, задал ей вопрос:

— Слушай, а ты случайно не помнишь, как зовут композитора, ну где там всё скрипки играют? Старый такой. Жил он ещё, дофига лет тому назад? Мелодия у него есть, про осень что ли. Ну эта туру- ру туру- ра… Супруга с укоризной глядела, как муж не имея слуха кривляясь пытается напеть некую мелодию и, очевидно сжалившись над ним, предположила:

— Может Моцарт.

На что Алексей раздражённо воскликнул:

— Да нет же, какой там нафиг Моцарт! Хотя и такой же древний. У того фамилия на де, начиналась. Или нет, на другую букву. На «и» что ли?

Жена ничего не сказав, молча махнула рукой и ушла, прикрыв за собой дребезжащую дверь. Алексей тяжело выдохнул, достал из пачки вторую сигарету, покатал в пальцах разминая спрессованный табак и сам не зная для чего, обнюхал белый цилиндр, напичканный таким необходимым ему сейчас зельем. Он чиркнул зажигалкой и делая глубокую затяжку, пододвинул левой рукой к себе поближе, стоящую на столе пепельницу. Неожиданно, между второй и третьей затяжкой, Алексей ощутил как слабая боль, возникла где-то в области рёбер и начала разрастаться всё больше и больше. И, вот спустя несколько секунд, она напрочь сковала давящим обручем грудь. Хватая ртом воздух, словно рыба на песке, он оставил сигарету в пепельнице и, рывком поднимаясь, шагнул к небольшой, висящей на стене полке. Открыв дверцу, Алексей принялся там лихорадочно шарить, от чего на его голову посыпались упаковки с таблетками, бинты и прочая медицинская дребедень. Прямо к ногам упал и покатился в сторону прозрачный пузырёк с маленькими, белыми таблетками нитроглицерина. Хватаясь за грудь, он морщась от боли, опустился на колени, и подняв спасительный пузырёк, одним движением открыл его. Вскоре белый кругляш таблетки опустился на мягкое ложе под языком, наполнив рот чуть сладковатым привкусом лекарства. Шведов попытался встать с колен, но застонав от боли оставил эту идею. Прошло примерно с пол минуты после начала всасывания таблетки, когда наконец-то он почувствовал, что давление невидимого обруча ослабевает. Дыхание постепенно выровнялось и только после этого, постанывая Алексей смог подняться. Сделав пару нетвердых шагов и приземляясь на табурет, он хриплым голосом произнёс:

— Точно. Пора, блин, бросать курить.

Отирая тыльной стороной ладони испарину, Алексей краем глаза заметил поблёскивающие никелированным корпусом на столе, среди; пластиковых бутылочек, сосок и погремушек, наручные командирские часы. Взяв их и удалив с циферблата следы засохших молочных капель, он поднёс часы к уху и услышал равномерное постукивание механизма. Оно удивительным образом сливалось со стуками его собственного сердца. Вспоминая, как жена даёт ребёнку поиграться этими часами во время кормления и то радостное выражение детской физиономии при виде непонятной, но очень интересной штуковины, Алексей улыбнулся. Часы размеренно говорили ему: Тик-так, жизнь идёт своим чередом. Тик-так, шире шаг и ты иди вместе с нами.

Отстраняя от уха, Шведов перевернул их и, с обратной стороны, на металлической крышке, увидел чёрную от времени гравировку: «Капитану И. В. Семёнову, за отличную службу, от командования.»

Улыбка медленно сползла с лица. Прикрыв на секунду глаза, будто что-то припоминая, он глубоко вдохнул и на выдохе открыл их.

Его собственные руки, одетые в перчатки с обрезанной верхней частью для пальцев, держали те же самые часы, надпись на которых выделялась при косом свете карманного фонарика. Выключив фонарь и запихивая его в карман разгрузки, Шведов поднял голову. Он стоял практически по середине комнаты с низким, деревянным потолком, освещаемым лишь острым светом лампочки без абажура. Справа находился стол укрытый клеёнчатой скатертью, за которым сидел бородатый, бритый на лысо горец, обнажённый по пояс. Его руки, лежащие на столе, нервно скребли ногтями узор скатерти, а рот, то и дело приоткрываясь, издавал звуки, больше похожие на змеиное шипение.

На противоположном конце стола лежали; охотничье ружьё, кинжал, армейский нож, патронташ, набитый патронами и пара гранат. Возле стола стоял старлей Седов, с любопытством вертя в своих руках, винтовочный обрез.

— Так-так, значит ты у нас охотник? -ехидно ухмыляясь, поинтересовался Седов и провёл пальцем внутри казённой части оружия.

— Э-э-э, кэкей эхетнек, мэй чэбен, пэстух пэ вэшему, -глухо отозвался бородатый из-подлобья бросив взгляд в сторону двери. Там, прислоняясь спиной к косяку, с завёрнутым младенцем на руках, стояла одетая в тёмно-бордовое одеяние и однотонный бежевый платок, немолодая женщина.

— А для чего же тебе, чабан, столько оружия? А? -опуская обрез на стол, спросил Седов стараясь заглянуть в глаза бородатого.

— Эт вэлкев эберенетце. Лэйтенент, скежи, чтеб жене ушле. Ей нэльзе не межскей пелевине дэме быть, -прошипел горец и ещё раз зыркнул, на переминающуюся с ноги на ногу супругу.

— Ты мне тут зубы не заговаривай. Может скажешь ещё, что гранаты для того чтоб рыбу глушить? Так что ли?! -громко пошутил Седов и сам радуясь своей шутке, посмотрел на Шведова. Который непроизвольно, тоже скривил рот и издалека показав часы кинул их лейтенанту. А когда тот поймал на лету брошенный предмет, Шведов произнёс:

— Глянь на обратную сторону, там надпись интересная имеется.

Седов с любопытством принялся разглядывать надпись на часах, а бородач в свою очередь, прикусив нижнюю губу, злобно покосился на Алексея. Уловив на себе столь недружелюбный взор Шведов ухмыльнулся, слегка приподняв уголок рта и на всякий случай, шагнул за спину чабана, привычным движением положив ладонь на рукоять автомата. Фаланга его указательного пальца, высовывающаяся из обрезанной перчатки, коснулась и погладила металлическую скобу, впереди курка.

— Вот твари, снабженцы! — выругался старлей тряся фонарём, лампочка которого то тухла, то загоралась снова.

— Опять батарейки просроченные подсунули, сволочи. Лёх, кинь мне свой, а то не видно нишиша, -обратился он к Шведову, засовывая безнадёжно потухший фонарик в карман собственной разгрузки. Алексей молча кивнул и не сводя глаз с нервно скребущих скатерть пальцев чабана, свободной рукой нашёл и вынул из нагрудного отделения фонарь. Зажёг его, проверяя хорошо ли он горит и так, в зажжённом виде, бросил Седову.

Ещё вынимая фонарь, Шведов ощутил нарастающее нервное напряжение которое и без того царило в данной комнате, а тут вдруг резко увеличилось многократно. До того сильно, что появился неприятный зуд на кончиках пальцев и в области корней волос. Подсознательно, внутри себя, Алексей не только знал, он практически был уверен, что этот заряженный нервными импульсами воздух вот-вот разродится мощным взрывом. Мышцы живота напрягались, так как бывало уже не раз при близкой опасности. Однако, правая рука Алексея, та самая что касалась ранее скобы над курком автомата, кидая фонарь предательски распрямилась. Удаляясь от места где ей необходимо было быть именно сейчас, повинуясь голосу инстинкта. Зажжённый фонарь подброшенный вверх, кувыркаясь и ослепляя бликами полетел к старлею. И в тот самый миг, когда луч в очередной раз скользнул по лицу Шведова, он заметил справа от себя вырастающую тень и бородатое, скалящееся, словно у дикого зверя лицо. Потом нечто объёмное, тяжёлое, сильно шарахнуло прямо в лоб. Размахивая в воздухе руками, будто пытаясь зацепиться за что-либо, Шведов попятился назад и, наткнувшись спиной на полку, под грохот разбивающихся тарелок, опустился на пол. Будучи оглушённым он продолжал лицезреть, похожее на замедленную киносъёмку действие. То как чабан кинулся к старлею и они сцепились, клубком катаясь по полу, а жена горца, прижимая к себе орущего младенца, заметалась по комнате. Затем Шведов узрел, как она сделала шаг к столу, протянув руку к лежащему там оружию. Наконец-то осознав, что всего лишь секунды остаются до момента, когда произойдёт непоправимое, Шведов машинально нащупал пальцем скобу и соскользнув с неё, нажал на курок. Автоматная очередь, оглушая и насыщая комнату запахом пороха, взметнулась вверх огненной вспышкой, прервав движения всех в комнате, и вгоняя их в лёгкий ступор. Сверху посыпалась труха пробитого пулями потолка и жена чабана прикрыв собой ребёнка, испуганной кошкой метнулась к дверному проёму, скрываясь в его темноте. Зато вместо неё на пороге, напоминая сказочного витязя, возник громыхающий сапогами, толстый до невозможности в напяленном на себя бронежилете, курносый ефрейтор Терещенко. Который без лишних слов, двинул прикладом автомата по приподнятой лысине чабана, отчего тот заскулил и стуча локтями по деревянному полу, откатился в сторону. Поднимаясь на ноги и потирая ушибленный ретивым горцем лоб, Шведов обратился к ефрейтору:

— Терещенко, помоги связать нашего чересчур гостеприимного, хозяина дома!

На что тот самодовольно раздвигая пухлые губы в улыбке и, вытаскивая наручники, без лишних слов шагнул к стонущему на полу чабану.

Меж тем старлей, приподнимаясь и тряся башкой пробормотал:

— Вот черти, снабженцы. Всё из-за них. Я им припомню сволочам, эти дохлые батарейки. Я им эти батарейки точняк, в одно тёмное место вставлю. Упыри недобитые. Вечно наживаются на нас, твари!

Голая лампочка, висящая под низким потолком комнаты, блеснув ярким светом начала мигать; то погружая помещение в полумрак, то вновь озаряя его. Звуки плача ребёнка, злобное шипение бородача и ругань старлея поразительным образом смешались воедино, превращаясь в голове Шведова в единый гул. Он стоял, тупо уставясь на лампочку и думал о том, отчего она мигает. Из-за того что коротит плохая проводка или срок годности исчерпал себя? Или же где-то далеко-далеко, за пределами этого селения выходит из строя генератор, питающий электричеством все близлежащие дома? Неожиданно, точно током, его ударила прошив мозг на сквозь, догадка. Шведов вспомнил что в тот день, точнее сказать в ту ночь, никакая лампочка вообще не мигала. Она просто светила под потолком, своим мерным, жёлтым светом.

Моментально Алексей очнулся, осознав себя сидящем на табурете в шестиметровой кухне, где за окном дымят вулканические трубы ТЭС. Он понял, что тупо пялится на действительно моргающую светом лампочку, укрытую пыльным, куполообразным колпаком.

— Интересно, -полушёпотом не сказал, а скорее прокашлял Шведов:

— Похоже мои воспоминания обрастают новыми деталями. Так и до дурдома недалеко. М-да, -и сделав небольшую паузу, добавил:

— Но фонарь то у старлея действительно не загорался. Это-то я точно помню. Или… всё таки горел? Нет, точно не загорался. Такое не спутаешь.

Сопровождая его последние слова, лампа вспыхнула каким-то нереально ярким светом и тут же, издав лёгкий щелчок погасла, окончательно погрузив кухню в сумрак ночи.

Осторожно, почти на ощупь пройдя к выключателю, Шведов надавил на его кнопку несколько раз, но лампа не подавала признаков жизни.

— Сдохла, зараза. Завтра поменяю, -пробормотал он, шаркая ногами и удаляясь прочь из кухни по тёмному, почти чёрному коридору.

В скором времени, он уже лежал в своей постели слушая как мерно посапывает, изредка причмокивая, укутанный в пелёнку младенец и, вторя ему, тяжело выдыхает спящая на боку супруга с закинутой поверх одеяла, обнажённой ногой. За окном изредка проносились одинокие, ночные автомобили, отбрасывая косые тени от зажженных фар на сером потолке. Слева от Шведова маячила открытая дверь и коридор позади неё. Сквозняк шевелил занавеску, неприятно холодя плечо и щёку своим дуновением. Алексей, укрываясь одеялом думал о том, что неплохо бы встать и прикрыть дверь в комнату. Но вид коридора, длинного, узкого, завораживал таинственностью своих очертаний. Шведову показалось, что однажды уже видел подобный коридор, но только не здесь и не сейчас. Поэтому, лёжа на спине, он неотрывно смотрел в эту коридорную черноту, пытаясь вспомнить когда и где привиделось ему нечто похожее. Веки тяжелели, мысли путались, и Алексей на секунду прикрыл глаза. А когда открыл то вспомнил, точнее сказать увидел тот самый коридор, по которому шёл однажды, громыхая сапогами и пиная впереди катящееся, пустое ведро. Он удерживал за скованные, позади спины наручниками кисти рук, обнажённого по пояс бородатого горца. С противным скрипом, дальним маяком раскачивалась чуть приоткрытая, входная в дом дверь.

Рядовой Ерёменко, с силой пнув её ногой, распахнул настежь, впуская в затхлое пространство свежий, ночной воздух и вместе с ним далёкий треск цикад.

Вскоре, стоя возле крыльца и тяжело дыша, Шведов скомандовал:

— Ерёменко, веди пленного, вместе с товарищем старшим лейтенантом на КПП. А я наведаюсь на соседнюю улицу. Там наши ещё одного кренделя, взять должны. Может им помощь какая, нужна.

— Добро, -отозвался старлей, хватая бородача за предплечье и рывком ставя его на ноги:

— Только будь поосторожнее там. Видишь какие они прыткие эти чабаны. Если что, я по рации на связи.

Ладно, -махнул в след уходящим, рукой Шведов и разглядывая босые, ковыляющие по камням ноги горца подумал, что неплохо было бы тому хотя бы тапочки какие-нибудь одеть. Но, потерев рукой ушибленный лоб, поморщился сказав себе под нос:

— Ладно, обойдётся. Завтра утром ему родные, сами шмотьё припрут.

Затем, доставая из пачки сигарету он сунул её себе в рот, чиркнул о коробок спичкой, высекая огонёк пламени и сразу прикурил, пока шальной ветер, не задул его. Почему-то находясь здесь, в этой местности, ему вдруг понравилось прикуривать от спичек. Вначале это было похоже на некое развлечение-зажечь и прикурить, так чтобы ветер, постоянно меняющий своё направление, не загасил огня. После, ему это даже понравилось своей некой первобытностью или схожестью с киногероями из фильмов про ковбоев. И представляя себя этаким победителем племени диких аборигенов, он каждый раз после стычки с местным населением, старался закурить сигарету, именно от горящей спички. Наверное, в то время в нём ещё жил мальчишка, мечтающий о приключениях и прочей ерунде.

Раскуривая сигарету и мысленно философствуя на тему жизни и смерти, Шведов неожиданно почувствовал, что кто-то смотрит на него. Он резко обернулся и посмотрел по сторонам. Но, никого во дворе, возле дома арестованного он не увидел. Тогда Алексей, всё ещё ощущая чьё то близкое присутствие, направился по направлению к калитке, прислушиваясь ко всем подозрительным звукам. Открывая её он явно различил легкие, больше напоминающие тихий шорох, шаги. Находясь в проёме, он ещё раз резко крутанулся, но опять не заметил ничего подозрительного. Странный, суеверный страх прошиб изнутри Шведова, пустив волну мурашек в области позвоночника. Бросив сигарету в траву и вращая по сторонам головой, он выскочил за каменную изгородь на улицу и быстрым шагом зашагал вдоль неё. Но, поравнявшись с ветвистым деревом резко остановился и, присев на корточки, крадучись двинулся в обратном направлении, держа палец на курке автомата. Когда до калитки оставалось метра два, Алексей рывком прыгнул вперёд, выставляя впереди себя дуло автомата. Вот тогда-то он и столкнулся нос к носу, с причиной своих страхов. Это был маленький мальчик, лет шести или семи, очень коротко стриженый, с огромными блестящими глазами на чумазом лице. От неожиданности пацанёнок попятился, зацепился пяткой о булыжник и грохнулся прямо на попу. На что Шведов удивляясь собственному страху, нежели радуясь падению ребёнка, засмеялся и шагнул вперёд чтоб помочь ему подняться.

Однако мальчишка, ещё больше выпучив и без того огромные глазища, исказил лицо в гримасе испуга и издав громкий вопль, вскочив на ноги помчался прочь.

— Вот дурачок, -ухмыляясь тряхнул головой Шведов, в это самое время где-то поблизости раздался хлопок, и дуга сигнальной ракеты рассекая ночное небо с шипением поползла вниз, освещая красноватым светом всё на своём пути. Почти одновременно по правую руку от Алексея, там где находился соседский дом, грянули автоматные очереди.

Огненными змеями трассирующие пули с разных сторон, заскользили поверх крыш домов и крон деревьев, заставив пригнуться и втянуть голову в плечи, инстинктивно зажмуриваясь. Треск раздвигаемых штор, освободил комнату от сумрака и солнечные лучи упали на недовольно-сморщенное лицо Шведова. Прикрывая глаза рукой, он полусонным голосом прохрипел:-Блин опять по глазам. Какого хрена. Просил ведь, резко не отдёргивать. -Вставай, вставай, соня! -раздался бодрый окрик жены: -Рота подъём! Кто спит, того убьём! -не сказала, а пропела супруга Шведова, тормоша его за плечо. На что он вначале недовольно засопел, потом жалобно застонал и наконец, зарычав, схватил жену за руки и повалил на кровать. -Врёшь, не уйдёшь! Ха, ха, ха. Я буду мучить тебя до конца твоих дней, — ухмыляясь и подражая театральному злодею, заявил Шведов. -Помогите, убивают! Ой боюсь, боюсь, боюсь, -хихикнув подыграла ему жена и чмокнула супруга в губы. Шведов ответил ей тем же, потом она опять поцеловала его, обхватив мужа одной рукой за шею, и полуприкрыв глаза.

Обдавая лица друг друга разгорячённым дыханием, теперь они уже не могли остановиться. Шведов осыпал её поцелуями в глаза, щёки, шею. Его рука уже соскользнула по обнажённому бедру жены, но предательски мерзко запищал на тумбочке будильник и словно вторя ему, захныкал в кроватке младенец. Нажав кнопку будильника, Шведов виновато посмотрел на жену и, вздохнув обронил: -Не судьба. -Угу, -отозвалась она, кивая головой и слегка выпячивая нижнюю губу, после чего улыбнулась и уже серьёзно сказала,: -Сегодня вечером продолжим. На что Шведов только кивнул в ответ.

Далее всё пошло как обычно, как уже происходило много, много раз. Шведов покряхтывая вставал с постели, тёр рукой небритый подбородок, ковылял чуть прихрамывая в туалет, затем в ванную, где умывался и брился. По выходу из ванной он слышал, как на кухне шкворчит приготовляемая яичница, и по запаху мог отличить, с колбасой или без. Всё шло размерено, чинно, привычно, и казалось что больше ничто не может разорвать эту круговерть. Как вдруг позавтракав, встав из-за стола, он посмотрел в окно и замер, держа в руках пустую чашку. Ему почему-то расхотелось идти куда бы то ни было и вообще что либо делать. Захотелось разомкнуть этот каждодневный круговорот. И вовсе не потому, что за окном лил дождь и небо было свинцово-сонливым. Наоборот, погода была чудесная, самый разгар «бабьего лета». Светило нежное, ласковое солнце, и жёлто-красные, опавшие с деревьев листья ковром устилали землю.

— Ты что? Случилось что-то? — послышался за спиной, голос жены.

Шведов обернулся и пожав плечами сказал :

— Ты знаешь, странное дело, сегодня никуда не хочется идти, и ничего делать тоже не охота. Не понимаю, что это со мной такое?

— Может это из-за сегодняшнего сна? -приближаясь к мужу спросила жена.

— Не-ет, -слегка поморщился он :

— Ты же знаешь, как часто мне снится война. По-моему, я даже привыкать к этому стал. Тут что-то другое. Только никак не пойму что?

— Хватит хандрить, отставить плохое настроение. Давай я тебе лучше галстук повяжу, -произнесла она, поднимая ворот его рубашки и накидывая на шею сине-зелёную ленту галстука.

— Кстати, того композитора случайно не Дворжак зовут, или Дипенброк? -поинтересовалась супруга, производя ловкие манипуляции с галстуком.

— Какой ещё там Динбринборк? –непреднамеренно коверкая фамилию, удивился Шведов. — Ну помнишь, ты меня ночью про композитора спрашивал, -начала было пояснять она, на что Алексей состроил недовольную физиономию и проворчал:

— Да пошёл он в пень, этот долбанный крендель, вместе со своей музыкой. И так, пол ночи не спал, а тут ещё думай о том, как его зовут. К тому же, он не на дэ был, на вэ кажется.

Зная раздражительный нрав своего мужа после бессонных ночей, жена ничего не ответила, а только негромко вздохнула.

Как только узел галстука был затянут, всё пошло по прежней протоптанной дорожке. Шведов почистил ботинки, одел пиджак, проверил всё ли лежит в кармане: ключи, документы, деньги. Затем, как уже было не раз, он украдкой сунул пузырёк с нитроглицерином в карман и пошёл к входной двери.

— Это что такое?! Ты куда это в таком виде? -услышал он за спиной строгий окрик супруги.

Шведов удивлённо начал осматривать свой пиджак, брюки, ботинки, потрогал руками лицо на предмет побритости и даже на всякий случай проверил ширинку. Но там всё было в порядке.

— Не понял, ты о чём? -отозвался переминаясь с ноги на ногу Шведов. Жена подошла к нему ближе и с тоном рассерженной на ученика учительницы, проговорила:

— Ты кое-что забыл.

— Что? Что я забыл? Не понимаю. Говори, давай быстрей, а то мне на работу пора, -и для наглядности даже взялся за дверную ручку.

— Вот это ты забыл, вот это, -протягивая ему коробку из-под конфет, сказала она.

— Нафига мне конфеты? Чё ты мне их суёшь? -возмутился было он, но жена открыла коробку и там, поблёскивая серебром и золотом, лежали две медали и орден.

— Вот, блин, забыл. Правда забыл, -хлопнул себя ладонью по лбу Шведов и, состроив кислую мину на лице, прогнусавил:

— Может без побрякушек, как-нибудь обойдёмся? А?

— Нет, -резко отрезала она: -И это даже не обсуждается. Я уже всем своим пообещала, что придёт герой войны. Так что одевай немедленно, а то прокляну.

— Да какой я герой, то же мне.

— Одевай, тебе говорю, -несколько наигранно топнула она ногой и схватила мужа, для верности, чтоб не убежал за рукав пиджака. Возникла небольшая пауза, во время которой супруги не сводили друг с друга глаз, словно испытывали на прочность чувств. Первой сдалась жена. Она погладила мужа по плечу и, приподняв брови попросила:

— Ну пожалуйста… одень. Там ведь будут мои ученики, я им много про тебя рассказывала. А детей, между прочим, нехорошо обманывать.

— Ниже пояса бьёшь, дорогая, -покачал головой Шведов.

— Что делать, дорогой, бью… и буду бить, -улыбаясь парировала она.

Из комнаты послышалось покряхтывание очнувшегося от очередного сна младенца. Супруга Шведова мельком бросила взгляд назад и цепко удерживая Алексея за рукав, добавила:

— А взять награды, всё-таки, придётся. Прокляну, как пить дать прокляну.

— Ладно, ладно, возьму, всё пока, -вздыхая заворчал Шведов и быстро собрав в горсть, позвякивающие медали с орденом, сунул их в карман. После чего поцеловал жену в щёку и открыл входную дверь.

— Не забудь! Сегодня в шесть! У главного входа в концертный зал! -крикнула она ему в догонку, он тоже прокричал ей что то, но его ответ потонул в скрежете шумно закрывающихся дверей лифта. Cпускаясь вниз, словно в преисподнюю, Алексей стоя в узкой, похожей на гроб кабине лифта, неожиданно ощутил сдавливающий грудь спазм. Быстро вынув из кармана пузырёк с таблетками, он ловким, отработанным движением открыл его и сунул белый, спасительный кругляш под язык. Привкус лекарства на кончике языка, несколько успокоил его и он снова подумал о том, как хорошо было бы сегодня остаться дома. Не ездить никуда, разомкнув наконец-то круговерть каждодневной суеты, а вместо этого просто лежать на диване и смотреть по телевизору, как бурлит своими страстями не меняющийся век от века мир. Потом возможно, взять с полки пыльную в красивой обложке книгу, желательно какого-нибудь проверенного временем автора и читать, аж до самого вечера. А когда солнце, покатиться за крыши домов и окрасит небо в малиновый оттенок, выйти с женой на прогулку по улицам города и долго, долго гулять, обсуждая прочитанное, увиденное за день. До тех пор, пока ноги не загудят от беспрестанной ходьбы и не навалиться на плечи приятная усталость.

Омерзительно заскрипев двери лифта распахнулись, как бы предлагая покинуть кабину своему пассажиру. Алексей обвёл тоскливым взглядом обшарпанные, исписанные маркером стены и, придержав ногой двери, тяжело вздохнув, вышел из лифта.

С нарастающим гудением вынырнув из туннеля, поезд метрополитена резко остановился возле платформы. Распахнулись двери вагонов, выплёвывая из себя толпу пассажиров. Людской поток, дружно огибая колоннаду, направился к эскалатору и в самой гуще этой толпы, стараясь попадать в ритм шагов впереди идущего, одновременно выставляя назад локти, дабы ему не отдавили пятки, семенил вместе со всеми по мраморному полу Шведов. Он улыбался, вспоминая утренний разговор с супругой, особенно часто крутилась в голове фраза”я обещала что придёт герой войны»». С одной стороны это было как-то нескромно, но удивительно приятно. «Вот и слава пришла», -думал он про себя, тряс головой и его физиономия расплывалась в ещё большей улыбке. Помимо этого, ему всегда было приятно шагать вместе с кем либо, в одном направлении. Он привык с детства идти гурьбой в одну сторону, с единой для всех целью. В начале это была спортивная секция по футболу, затем увлечение туризмом и, наконец армия. Среди людей, шагающих с тобой в одном направлении вообще ощущаешь себя более защищённым и соответсвенно уверенным: в делах, поступках, мыслях. По мере того как Алексей покидал метро, переходил улицы и шёл по тротуару, народу вокруг него становилось всё меньше и меньше. Пока, наконец, он не оказался в одиночестве, спускаясь по ступенькам подземного перехода. В середине этой гулкой, обложенной кафелем, человечей норы, сидел уличный музыкант. Лохматый, длинноволосый мужик неопределённого возраста, который настраивал гитару, подкручивая колки и дёргая за струны, грязными пальцами с давно нестрижеными ногтями. Вся его фигура, сутуло сидящая не расстеленной картонке, была какой-то жалкой и даже немного неприятной. Струны издавали отрывочно-скулящие аккорды и то ли от этих мерзких звуков, то ли потому что он остался в одиночестве, Шведов слегка загрустил и ему захотелось покурить. Проходя мимо музыканта, на ходу он достал из кармана пачку сигарет и зажигалку.

Когда белый цилиндр оказался во рту, палец Алексея скользнул по небольшому колёсику зажигалки и кремний высек искру. Жёлтый язычок пламени опалил кончик сигареты и сопровождая затяжку слабым потрескиванием, окантовка обугливания поползла вверх по белоснежной, папиросной бумаге. Убирая сигарету изо рта, Шведов выдохнул сизый, густой дым и практически одновременно с этим музыкант, ударив по струнам гитары заиграл ней. Резко замерев на месте, будто у него за спиной прогремел оглушительный взрыв, Шведов уловил в самом первом аккорде мелодию, из его сегодняшнего сна. Сутулясь, как под тяжестью груза, он медленно начал оборачиваться назад, чтобы посмотреть на музыканта и вдруг ясно осознал, что однажды всё это уже происходило с ним. Он вспомнил зажжённую сигарету, первую затяжку и главное, эту мелодию. Ту самую, имя композитора которой он так тщетно пытался вспомнить сегодня ночью. Сержант Шведов поглядел в сторону музыканта и от удивления приоткрыл рот. Перед ним в подземном переходе, на картонке, с гитарой в руках, сидел не оборванец, а старший лейтенант Седов. Его несколько удлиненное лицо, практически без признаков щетины с большими, слегка выпученными карими глазами, как у иконописного Иисуса, трудно было спутать с каким-либо другим. Посмотрев вокруг себя Алексей обнаружил, что стоит внутри тесного здания КПП. Он перевёл взгляд направо и там, на полу узнал в скрюченном, полуобнажённом, со скованными сзади руками человеке, того самого арестованного ими чабана. Левую часть лица пленника, яркой полосой озаряла лампа, правая же сторона уходя в тень, маячила лишь контуром лысины и растрёпанных волос его всклокоченной бороды. По середине этого странного, теневого пятна, тусклым, недобрым бликом светился глаз.

«Интересно как лёг свет на морду бородача»» -подумал Шведов. «Вроде наполовину он светлый-хороший, а наполовину тёмный-плохой. А ведь в сущности так и в жизни. Нет людей полностью плохих и нет хороших. Потому, как даже самый последний негодяй и подонок тоже имеет право на сострадание. Ведь не рождается же на свет человек сразу плохим. Я почти уверен, что все преступники помнят себя в детстве хорошими, добрыми и сами порой удивляются, как это их угораздило дойти до такого.»

Между тем старший лейтенант Седов, делая вид что зачарован звучащей музыкой, отошёл от тумбочки, на которой стоял магнитофон и внезапно, с разворота, словно бил по футбольному мячу, что есть силы двинул ногой, по башке бородача.

Тот охнул, упал на бок, застонал и закашлялся. При этом, верхняя часть его туловища и голова полностью скрылись в тёмном углу помещения, куда не проникал свет настольной лампы.

— Просто обожаю эту музыку. Это же классика, конец восемнадцатого века между прочим, -чуть прикрыв глаза и подняв к брезентовому потолку руки, произнёс старлей. Затем, присев на корточки возле отплёвывавшегося кровью чабана, он спросил:

— Ты знаешь, хрен бородатый, почему я эту музыку так люблю?

— Аллах свэдетель, мэй чэбэн, мэй мырнэй чэбэн, нэчэльник, -прохрипел горец и тут же получив сапогом по животу, закашлялся с ещё большей силой.

— Неправильный ответ! -выкрикнул Седов, вновь расхаживая по земляному полу и размахивая руками в такт мелодии, как бы подражая дирижёру оркестра.

— А люблю я эту музыку, потому что она красивая и хорошая! А ты, урод и свинья- не хороший! Ты лживый, мерзкий, гнойный пидор! Поэтому я её люблю, а тебя нет! Понял сука?!

— Пэнэл нэчальник. Всэ пэнэл. Не рэгэйся. Аллах видэт. Я чэбэн, коз, эвец песу … -заговорил было пленник, но его речь была прервана целой серией ударов, сапогами по животу и спине.

Чабан застонал, бормоча какие то слова на непонятном языке, среди которых постоянно проскальзывало имя Аллаха. Шведов хорошо знал эти фразы, это были священные для всех мусульман суры, из Корана. Именно, тогда и шевельнулся в нём червячок. Этот червь полностью парализовал ненависть к потенциальному врагу, ненависть так помогающая ему здесь выжить. Данный червь, еле слышно нашёптывал на ухо призывая к состраданию, независимо от того, может ли человек действительно быть твоим врагом или нет. Тем временем, Седов снова присаживаясь на корточки рядом с горцем, продолжил разглагольствовать:

— Ругаешься? Ну-ну. Но я по вашему не понимаю и понимать не хочу. Ты же ни хрена не въезжаешь в это, гнида черножопая. Когда-то, в очень далёком прошлом, я был маленьким, наивным мальчиком и учился играть на скрипке. Короче говоря, хотел стать музыкантом, как тот, кто сочинил, вот эту прекрасную мелодию. Сечёшь, бандитская морда, а?!

— Мэй чэбэн, мэй не бэндыт. Аллах этэ знэет, — глухо отозвался сквозь кашель и плевки, избитый.

— Э-э-э, опять за своего Аллаха взялся. Ничего ты не просекаешь, падаль. Ни-че-го-о, -растягивая слова и копируя акцент горцев, качнул головой старлей, поднимаясь во весь рост. Далее он в который уже раз начал ходить, дирижируя руками, пытаясь попасть в такт мелодии и громко разговаривать при этом, заглушая своим голосом звуки музыки и стоны пленника.

— Меня учили понимать прекрасную, тонкую материю. Распознавать звуки нот и различать их среди многоголосия аккордов. Ты знаешь что такое аккорды? Хотя откуда тебе знать, ты же чабан или бандит. А может ты бандито-чабан? Во, точно, новая специальность-днём овец пасёт, ночью людей режет. Это точно про тебя. Лёх это про него, молчание ведь знак согласия. Вы и детей своих этому учите. Меня же учили совсем другому. И ты это никогда не поймёшь. Потому что ты тупая гнида и сволочь, как баран, только и всего. Пока лейтенант устраивал весь этот спектакль, Шведов спокойно сидел на пустом ящике и раскурив сигарету, выпускал изо рта струйки дыма, пытаясь сделать дымовые кольца. Он вытягивал вперёд губы то смыкая, то размыкая их, чем со стороны походил на карпа, плавающего по дну в поисках пищи. Но кольца всё никак не получались. Наконец, устав от бесполезного занятия, он выдохнул дым из носа и, посмотрев на корчащегося пленника, молча принялся размышлять:

«Может он и вправду обычный пастух? Часы нашёл, а гранатами здесь вообще никого не удивишь? Тогда почему хранил у себя, а не принёс к ним, федералам? Хотя что было бы, если б принёс? Да то же самое. Вот поэтому и не притаранил. А зачем хранил? Может продать хотел? Кому продать? Ну не нам же. Ясное дело, бандитам.»»

— Слышь чабан, а ты когда часы нашёл и где? -поинтересовался Шведов, затушив в старой консервной банке окурок.

— Вэзле рэзрушеннэй шкэлы, в кэстах. Днэ двэ прэшле, кэк нашёл, -хрипло отозвался горец.

— А почему нам не принёс, ты же грамотный и наверняка прочёл кому они принадлежали? -рассматривая те самые часы, с дарственной надписью капитану Семёнову, продолжал спрашивать Шведов.

— Да потому что, это трофей для него. Уверен, если хорошенько поискать, то у этой бандитской морды и уши капитана обнаружатся, -ухмыляясь, ответил за него старлей.

— Грех нэ мнэ, испугэлсэ. Аллахом клянэсь, -быстро выговорил, словно выпалил из ружья пленник, и опять удары старшего лейтенанта заставили его замолкнуть. После чего, Седов злорадно улыбнулся и, посмотрев на Шведова, изрёк:

— Вижу милосердие зашевелилось в тебе, сержант. Так вот, не для этого козла горного, а для тебя дорасскажу я всё-таки, историю свою. Учился я значит, учился. Пиликал понимаешь ли на скрипочке, пальцы берёг, слух тренировал и всё такое. А тут в нашу школу, в наш класс пришли два новых ученика, два ублюдка. Близнецы, братья Исрапиловы или Исраиловы. Тьфу чёрт не помню уже, как правильно, но это неважно. Здоровые такие, мать их. Борьбой они там, какой то что ли, занимались. И начали они, в нашем классе, бить всех подряд. Причём просто так, ни за что. Подстерегут после уроков и бьют, бьют, суки драные, -при этих словах рот лейтенанта искривился, щека нервно задёргалась и его приятное, местами иконописное лицо, в миг стало похоже на физиономию буйно-помешанного, сбежавшего из застенок психиатрической больницы.

— Так вот, -продолжал он свой рассказ:

— Били они нас всех, даже тех кто им прислуживал, но правда немного реже. Кстати, ещё был вариант откупиться. Но, как ты сам понимаешь, это не у каждого получалось. Цена то ведь всё время росла. Мы с пацанами вначале думали побьют и успокоятся. Нет, нифига. Чем больше мы страдали, тем беспощаднее становились эти твари. Им нравилось, видишь ли, нас мучить. Прямо как мне теперь! Да! Мне нравится давить этих сволочей! И я не стесняюсь, об этом открыто говорить!

Выкрикивая последнюю фразу Седов подскочил к пленнику и начал дубасить его руками и ногами. Несчастный открыл было рот чтобы крикнуть, но тут же получил удар по зубам. Его голова шмякнулась об пол, и он как-то весь разом обмяк и затих, валяясь в луже собственной крови. Шведов подскочив к сослуживцу и хватая его сзади, за плечи, оттащил в сторону, но трясущийся, будто в лихорадке, тяжелодышащий Седов, вырываясь из рук Алексея, продолжал выкрикивать:

— Собрались мы как-то с ребятами! И, всё-таки, наваляли этим гадам! Крепко наваляли! Говорят, один из них даже из больницы боялся выписываться! Думал ха-ха, добивать будем!

— Может и правда! Мать его за ногу! Нашёл он эти часы, а?! -пытаясь перекричать старлея, заорал Шведов.

— Да, отпусти ты меня! -рывком освободился от держащих его рук Седов, потом повернулся к Шведову и спокойным, с металлическими нотками голосом сказал:

— Правда? А где ты эту правду видел? После вот той драки, между прочим, меня из школы попёрли, как организатора. Отец выпорол. Обидно, но жить, как говорится, можно. А я между прочим, ещё два пальца в той драке сломал, так что с музыкой пришлось завязать. Так- то. А ты говоришь правда. Нету её. Зато есть нюх и звериное чутьё. С той поры я хорошо врага чую. Не знаю, как это получается, но пока что ни разу не ошибался. Раньше, ещё до армии я контролёром в общественном транспорте подрабатывал. Так вот, помню только в автобус зайдёшь и сразу понимаешь где он, безбилетник, голубчик то мой притаился. Он ещё не знает кто я и поэтому сидит на своём месте спокойненько, а я к нему прямиком направляюсь и цап-царап требую предъявить билет. Он бы и рад сбежать или рассказать какую нибудь заранее заготовленную, слезливую историю, а не может, я то ведь рядом стою. Спросишь, как это делаю? Как врага распознаю? Отвечу, что сам не знаю. Однако чую, чую, что он здесь и точка. Так и этого чабана, я чую. Чую враг он или нет, и никакая логика здесь меня не переубедит. Я таких, как эта мразь, знаешь сколько уже расколол. Да дофига и больше. При этих словах, бородатый горец застонал, приоткрыл слегка глаза и начал приподниматься, упираясь лысой головой в пол. Его заторможенные движения неожиданно оборвались от нервной дрожи пробежавшей по всему телу и послышались хлюпающе-булькающие звуки, переходящие в кашель. Жертва ночного допроса сидя на коленях, принялась раскачиваться взад-вперёд. Но очевидно обессилив в борьбе, с вырывающимся изнутри кашлем, медленно будто нехотя, сызнова завалился на бок.

— Вот, гляди как это делается, -произнёс Седов и ножом разрезав ремень на штанах пленника, рывком сдёрнул их с него, обнажив тем самым нижнюю часть волосатой спины и такие же сильно волосатые ноги. Затем старлей сунул руку в область промежности избитого, уже мало что понимающего, в происходящем вокруг чабана, и с сарказмом, проговорил:

— Когда я ему яйца давить стану, он всё нам расскажет, всё. И про капитана Семёнова, и про оружие. Даже про убийство Кеннеди, поговорить можно будет…

— Аллахом клэнусь,..А-а-ане я этэ! Аллахом…! А-а-а!, -завопил и задёргал ногами, пришедший в себя пленник.

Сержант во второй раз схватив лейтенанта за шею, и со всей силы дёрнув вверх, оттащил его подальше от жертвы.

— Видишь, видишь! В себя пришёл! Орёт! Притворялся гад! -брызгая слюной, не унимался вопя во всё горло Седов, разворачиваясь и тараща на Алексея выпученные, смотрящие куда то сквозь собеседника глаза. Удерживая вырывающегося лейтенанта за предплечья и глядя в его перекошенное безумной гримасой лицо, Шведов коротким, но резким ударом под рёбра, сбил дыхание чересчур разгорячённого сослуживца. Хватая ртом воздух, старлей держась за бок замотал головой, бормоча при этом:

— Ну ты не прав, Сержант. Совсем не прав. Бить старшего по званию нельзя. Никак нельзя.

— Задержанного бить тоже нельзя, -парировал Шведов, проверяя пульс на шее, лежащего без движения чабана.

— Совсем не прав. И сей-час я тебе это докажу, ох как докажу, -чуть проглатывая окончания слов, выдавил из себя Седов, трясущейся рукой достав из кобуры пистолет и нервно передёргивая его затвор. Но толи от возбуждения, толи ещё по какой другой причине, пальцы сорвались со скобы и патрон заклинило в стволе.

Наблюдая как Седов нервно дёргая за верхнюю планку пытается устранить перекос, Алексей что есть силы зычно гаркнул:

— Ребята! Сюда! Лебедев, Ерёменко! Сюда, живо! -и перехватывая рукой ствол пистолета, отвёл оружие, в сторону, от себя. В ту же секунду, в помещение вбежали двое солдат:

— Уберите отсюда арестованного! У него, кажется, болевой шок. Да, и когда очухается дайте ему чаю горячего, что ли, -скомандовал Алексей.

Взяв под руки стонущего чабана, солдаты с опаской поглядывая на старлея, выволокли тело избитого из комнаты, оставив на полу лишь кровавый след ночного допроса. Седов недовольно сопя и сжимая в руке пистолет, тихо, сквозь зубы процедил:

— Ты совсем неправ сержант. Совсем.

— Может быть, -глухо отозвался Шведов, глядя не моргая в глаза Седова, после чего с натугой улыбнулся и несколько неестественно дребезжащим голосом, предложил:

— Может”шило”засадим?! У меня спиртяга имеется! А?

Возникла долгая и томительная пауза, в конце которой сержант заметил, как лицо старлея постепенно начало смягчаться и к нему вновь стал возвращаться налёт иконописности. Тогда он медленно разжал свою руку, удерживающую ствол и разминая дико затёкшие от напряжения пальцы, прерывисто выдохнул. Затем нагнулся и стараясь держать в поле зрения фигуру старлея, полез в тумбочку за спиртом. Однако как он не старался, ему всё-таки пришлось повернуться спиной к нему. Роющемуся в тумбочке Шведову хорошо были видны только мысы сапог Седова и он изредка, с опаской бросал на них взгляд. Когда же, нащупав флягу со спиртом, он вдруг не обнаружил на привычном месте лейтенантских сапог, то замерев на короткое мгновение, напрягся всем телом, прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Сердце бешено заколотилось, спазм сдавил горло под самым кадыком и давящий на рёбра обруч, теперь так участившихся приступов, тогда впервые дал о себе знать. Кожа на спине и плечах неприятно похолодела, и возникло ощущение, что она покрылась множеством мелких антенн. Сержант замер в неподвижности, старался ловить каждый шорох. Вскоре до его ушей долетели отзвуки удаляющихся шагов. Потом жалобно скрипнула под тяжестью садящегося на неё человека, старая табуретка и гулко стукнул, с лёгким дребезжанием о крышку стола, коснувшийся её пистолет. Только после этого Алексей смог облегчённо выдохнуть и немного расправив плечи, достать из тумбы заветную флягу. Оборачиваясь и делая шаг к столу за которым сидел старлей, Шведов в очередной раз, но уже более вяло и даже несколько миролюбиво, услышал его бормотание:

— Ты неправ сержант, ты совсем не прав, -Седов всё ещё не выпуская полностью рукоять пистолета, свободной, нервно подёргивающейся рукой, начал доставать сигарету, из лежащей на столе пачки. Шведов взял с тумбочки, затёртую, всю в царапинах алюминиевую кружку, дунул по привычке выдувая пыль и песок из неё. Потом приблизился к столу и, поставив флягу с кружкой на стол, угрюмо глядя из подлобья, сел напротив старшего лейтенанта.

Красивая мелодия, в которой преобладали звуки скрипок, всё ещё лилась из динамика магнитофона. Сунув сигарету себе в рот, старлей несколько раз чиркнул зажигалкой, пытаясь прикурить, но пламя так и не появилось над искрящим фитилём. Алексей ударил спичкой о коробок и когда она разгорелась, поднёс её к лицу старлея. Тот прикурил, благодарно кивнул, одновременно выдыхая из ноздрей клубы дыма и устало прикрыл глаза. Только сейчас, лицо Седова окончательно обрело спокойное, не пугающее своим безумием, выражение. Шведов тоже взял из пачки сигарету, поднёс к огню и хотел было прикурить, как неожиданно, сам для себя, осознал происходящую вокруг странную несостыковку. До него вдруг дошло, что звучащая музыка не могла длиться так долго и что ей давно пора бы оборваться. Данная мысль задержала его руку буквально на несколько секунд и жгучая, резкая боль, заставила скривиться. Дуя на обожженные пальцы он отчётливо услышал, как стукнулась об каменный пол выпавшая из его руки зажигалка. Пелена расползлась, раздвинулась в стороны, как разъезжается театральный занавес и он понял, что опять стоит в переходе, где сидя на картонке музицирует на гитаре уличный музыкант. Кроме того, в исполняемой музыкантом композиции, Алексей не уловил ничего общего с той скрипичной мелодией, которую любил слушать старлей Седов. Бросив взгляд на сигарету в своей руке Шведов заметил, что она, к его удивлению, была практически не раскурена и только, только начинала слабо тлеть. Буркнув себе под нос- «Совсем по ходу я сдвинулся. Ну что за день, такой странный, сегодня», — он подобрал с пола зажигалку, сплюнул с досады, зажёг огонь и поднёс к сигарете. Мощно и глубоко, насколько ему позволяли лёгкие он затянулся, от чего на кончике еле тлеющей сигареты вновь заалела огненная окантовка. Сплюнув ещё раз и выдыхая дым, пошёл прочь, ясно различая в гулком эхе подземного перехода, звук собственных шагов.

Он направлялся туда, где практически на выходе из перехода, стояло красивое здание, с позолоченной табличкой размещённой возле пластиковых, ламинированных под дерево, входных дверей. Это здание, табличка, пластиковые двери и даже многое что находилось за ними, принадлежали одному весьма солидному банку, где собственно говоря и работал Алексей Шведов. Вскоре он вошёл в здание банка, и день понёсся по заданной траектории. Должность, которая была прописана в его трудовом договоре именовалась очень кратко и лаконично-охранник. Если кто-то скажет что это скорее диагноз нежели профессия, то будет прав, но только частично, так как любую работу можно назвать в этом случае диагнозом. Просто один человек расположен внутренне к повседневной, рутинной деятельности, а другой нет. Алексею его работа нравилась и даже в каждодневной однообразности он умудрялся находить мелкие, приятные новшества. К тому же, собственный солидный, внешний вид, который он мог постоянно наблюдать отражаясь в стеклянных дверях или в окнах операционистов, не мог не радовать глаз.

Вот и сегодня наш герой стоял в вестибюле, переговариваясь по рации с коллегами и искоса поглядывал, на собственное отражение, но не забывая зорко следить за движениями посетителей. Он, как и учили на курсах охранников, старался не уделять внимание конкретному человеку, а наблюдая безликую, людскую массу, выхватывал лишь отдельные подозрительные детали. Допустим к примеру; мужская рука с массивным перстнем в который раз зачем-то полезла во внутренний карман, или же дамочка открыла пудреницу рассматривая себя в зеркало прямо посреди зала, ещё юноша кажется третий раз снимает очки протирая их, несмотря на то что в помещении тепло и сухо, и так далее. Только такие, выбивающиеся из общего ритма странные детали, могут что-либо подсказать тому кто наблюдает за всей толпой сразу. Остальное ерунда, мусор, одно сплошное шуршание бумагами и шарканье ног, да изредка возрастающий гул человеческой речи. Какое дело ему-охраннику до их документов, заполненных квитанций и пересчитываемых купюр? Собственно говоря никакого. Как, впрочем и клиентам банка тоже нежелательно обращать внимания на него. Поэтому Шведов старался перемещаться вдоль стены или стойки с окошками оперкасс, так чтобы не мешать движению людей и главное не смотреть им в лицо. Весь этот процесс привносил некую осмысленность в жизнь Алексея, делая её не такой скучной и однообразной. А если сюда добавить фантазии на тему задержания грабителей банка, с обязательно последующей за этим премией, да возможный вариант показа по телеку. Это вообще вселяло надежду, что скучное прозябание малость изменится и произойдёт пусть не глобальный, но хоть какой-либо поворот. Но жизнь шла своим чередом и он, не особо подгоняя события, находил для себя мелкие радости в безобидных удовольствиях. Таких, как пара бутылок пива, выпитых с приятелями после рабочего дня и флирт с новой операционисткой. Все эти казалось бы невинные шалости плавно перерастали в дурные привычки, от которых впоследствии весьма сложно отказаться. Правда, изредка приходили нехорошие мысли, бросить всё разом, уехав куда глаза глядят, сменив проклятую обыденность на что угодно. Не может же быть так, чтоб человек до самой старости только и делал что работал охранником? Эти мысли являлись к нему всё чаще и чаще, особенно если он вспоминал о войне. Своей супруге и никому из близких он никогда бы не признался, что последнее время только и думает о том что война было лучшим событием в его жизни. Что только там он понимал для чего жил и почему именно воюет он, а не кто-то другой. Естественно, на войне было много плохого, отвратительного и не справедливого, но в тоже время ценность самой жизни была гораздо выше и осязаемее. Там ценилось всё, начиная от сухих спичек до прикрытия огнём в бою и за каждую мелочь ты мог поплатится жизнью, потому что всё это и была сама жизнь. Вероятно поэтому война стала приходить к нему постоянно в разных вариациях, то в виде снов, то как галлюцинации. А он ничего не мог с этим поделать, ведь не вспоминать войну, Алексей никак не мог. Раньше он надеялся что всё забудется как-то само по себе и вроде так оно и было поначалу, но чем больше вокруг него было комфорта и определённости, тем сильнее хотелось вернутся туда, где всё шатко, ненадёжно и волнительно.

Тем не менее смену рода занятия он не рассматривал и не желал вовсе. Его многое устраивало и то что не надо сильно перенапрягаться на службе, и относительно хорошая зарплата, и то что коллектив был в целом дружелюбный. И всё было бы ничего, может так бы оно и продолжалось, если б не сегодняшний, странный день. Почему то, именно сегодня, впервые с момента своей женитьбы, он ясно ощутил чувство грядущей перемены. Откуда оно возникло и что являлось тому причиной, Шведов понять никак не мог. Он мысленно перебирал и моделировал различные варианты, но ни что не подсказывало ему ответ. Только вот эта, похожая на занозу скрипичная мелодия, звучала не переставая и самое обидное, никак не вспоминался её автор. Параллельно с этим, медленно росло чувство близкой беды, увеличиваясь под лопатками и в районе нижних рёбер. Оно ныло и скребло внутри, напоминая дикого зверя. Алексей помнил, что так уже бывало с ним перед первым прыжком с парашюта и перед свадьбой. А ещё ранее, в детстве, когда с ребятами на спор в речку, с моста сиганул. Это был обычный страх перед неизвестным, перед тем что может разделить твою жизнь на до и после. Правда тогда всё было понятно, и причины были объяснимыми, а сейчас нет. Вот от этого становилось малость не по себе, мысли путались, скакали и возможно, из-за данной мозгоправской чехарды, стало в очередной раз сжимать грудь невидимым обручем. А проклятый спазм своими безжалостными клешнями перехватив горло, сковал дыхание. Где-то совсем рядом в толпе зазвонил рингтон мобильного телефона, мелодия очень отдалённо напоминая, ту самую скрипичную, больно резанула по слуху и нервам. Грудь ещё сильнее сдавила невыносимая боль, исчезли краски и на мгновение потемнело в глазах. Мир вокруг обрёл очертание, одной сплошной, засвеченной фотографии. Шведов, с трудом глотая ртом воздух, остановился возле колонны и опершись о неё плечом, достал таблетку нитроглицерина. Трясущимися пальцами он быстро сунул её себе под язык, озираясь по сторонам, чтобы никто из коллег не видел этого. Прошло примерно с полминуты и дыхание постепенно стало выравниваться. Боль затихала и одновременно с этим действительность стала обретать привычные, разноцветные черты.

— Что с тобой? -услышал он сбоку от себя мужской бас. Шведов обернулся, скривил рот в неком подобие улыбки и ответил:

— Ничего, всё в порядке, Санёк. Музыка меня одна достала, с самого утра привязалась и по ушам чешет, падла. Да ещё и вспомнить кто её сочинил никак не могу. В башке какой то сплошной Дворжак крутиться, да Дипенбрюк. Но это точно не они. Короче кто то из них, из древних.

Стоящий рядом со Шведовым верзила-охранник с квадратной, немного выступающей вперёд челюстью и искривлённой, судя по всему от удара с лева, носовой перегородкой. Вертя в огромных ручищах будто игрушку рацию, пробасил:

— Может Моцарт?

— Да не-е, Сань, этого кекса я и сам помню. Нет, это не он. Короче, я думаю ты его тоже не знаешь. Целый день, блин его музыку отовсюду слышу. Очумел по ходу совсем от этого, -махнул рукой Шведов, стараясь прервать разговор и отойти в сторону.

— Гыыы. Ну да. Музыка, вот где она у меня тоже сидит, в печёнках. Помню, как то раз охранял я группу тёлок, певичек. То ли «Белки», то ли «Стрелки», так вот они… -не унимался гориллоподобный охранник, следуя за Алексеем по пятам.

— Слушай, Санёк, -оборвал эти воспоминания, Шведов: -А ты не мог бы сегодня меня прикрыть перед начальством. Я на часок пораньше хочу с работы сбежать, а?

— Прикрыть кореша, да не вопрос. Это святое дело, -радушно улыбнулся чересчур назойливый коллега, обнажив при этом жёлтые, огромные, не понятно как помещающиеся во рту зубы.

— Спасибо, я твой должник, -хлопнул по его высокому плечу Шведов и неожиданно осёкся. Его вдруг поразила не то догадка, не то мысль о том что всё происходящее вот здесь и сейчас он уже когда то раньше видел. –Послушай, а у тебя никогда ощущения дежа-вю не было?: поинтересовался в задумчивости Алексей и тут же пожалел о том что спросил. –Нее, это что, что то психическое?: покрутив рукой у виска, сделал своё предположение Саня. На что Шведов только поморщился, недовольно пробурчав: -Ладно не бери в голову.: и тут же переспросил: -Ну так как прикроешь? Я могу расчитывать на тебя?

Наблюдая, как громила одобрительно затряс своей башкой, Алексей развернулся и быстро зашагал прочь, стараясь освободиться от опеки.

— Какие вопросы, старик!: Услышал он в догонку, окрик великана. После которого совсем близкое, объёмное дыхание неотвязного коллеги, стало почему-то постоянным, да ещё сопровождаемое бухтением очередной истории.

Боль в груди почти стихла, музыка тоже улетучилась и лишь амбал вещал, свои незатейливые истории про жизнь вечных водителей и охранников. Минутная стрелка плавно скользила по циферблату часов, съедая без остатка рабочее время. В общем жизнь налаживалась, и уже совсем скоро Шведов шагал по тротуару, мимо газонов с сухой, осенней травой. Он нёс в руках на перевес, будто ружьё, букет цветов. Впереди, вдалеке маячило колоннами старинное здание концертного зала, выкрашенное в бледные тона, где у входа уже дожидалась Алексея супруга. Оставалось лишь перейти через проезжую часть и пройти вперёд примерно метров двести или триста. Понимая, что опаздывает и решив немного срезать путь, он не доходя метров десяти до зебры пешеходного перехода, ступил на проезжую часть. Неожиданно, сбоку он услышал не автомобильный гудок, а звук скорее похожий на быстро приближающийся железнодорожный экспресс. Заметив боковым зрением нечто тёмное, совсем близко от себя, Алексей резко отпрыгнул назад и, его лицо обдало ветром, от проносящейся мимо кавалькады. Группа автомобилей из семи или восьми штук, не сбавляя скорости проехала мимо и из приоткрытых окон громко звучала бойкая, ритмичная музыка, весьма характерная для горских народов. В одном из окон, промелькнуло лицо невесты. Рука, держащая короткоствольный автомат на секунду высунулась из люка, и раскат очереди, выпущенной в воздух, разрезал монотонный, городской шум. Вторя ему послышались слабые, пистолетные хлопки из последней машины. Очень быстро, как и появилась, вся эта процессия скрылась за ближайшим поворотом, оставив стоять в оцепенении с повернутыми ей в след головами, большую часть прохожих. Алексей, находясь среди них, тоже пялился в ту сторону, где уже и след простыл, свадебного кортежа. Он припомнил, что один раз был свидетелем проезда подобной процессии, только это было не здесь в городе, а там в горах, в его другой жизни. Кажется тогда, они расположились во время марш-броска возле одного небольшого селения и Шведов, сидя на броне, хлебал кашу из походного котелка. Он видел, как величественно проследовал мимо них, по разбитой сельской дороге, этот свадебный поезд. Ему так же удалось рассмотреть невесту и даже поймать, её пристальный взгляд на себе. А когда колонна из свадебных машин удалилась и скрылась в горном ущелье, то до его ушей эхом донеслись редкие хлопки выстрелов. Позднее, общаясь с местным населением, он узнал что это такая традиция стрелять во время проезда невесты от родного дома, до дома жениха, что собственно символизирует победу рода жениха над родом невесты. Сказать по правде, даже в тех непростых условиях и без знания местных обычаев, далёкие выстрелы показались Алексею невинной забавой, по сравнению с теперешними, увиденными только что. И сам проезд кортежа, не походил на некий, агрессивный вызов действительности. От чего в душе возникало противоречивое, гнетущее чувство, так, если бы по улицам твоего родного с детства города, проехали гордые своей победой захватчики. Плотно сжав меж собой зубы, с такой силой, что желваки на скулах заходили вверх вниз, Шведов достал из кармана пачку сигарет и, выковыривая из неё заветный цилиндр, заметил стоящего рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, незнакомца. Тот, как и Шведов нервно поигрывая скулами, глядел в сторону кортежа и щурясь прикуривал сигарету. Очевидно, почувствовав что на него смотрят, незнакомец повернулся и их взгляды пересеклись. Шведов сразу почувствовал в этом, незнакомом человеке, что называется родственную душу. Да, вот так с одного взгляда, как матёрый волк узнаёт равного себе хищного зверя, так порой и люди, кто побывал в ситуации, где собственная жизнь висит на волоске и не всегда понятно почему ты всё-таки выжил, узнают друг друга. Молча и не сводя с Алексея оценивающих глаз, незнакомец протянул руку с зажигалкой, а когда Шведов прикурил от неё, он ещё раз с ненавистью посмотрел туда где скрылась свадебная процессия. Затем молча кивнул Алексею и пошёл в противоположную от концертного зала сторону. Немного постояв на месте и раскуривая сигарету, Шведов мельком ещё раз глянул на незнакомца подумав, что возможно, когда-то, может даже там в горах, он встречался с этим человеком. Но не долго заморачиваясь над мыслями по этому поводу, он опять обратил свой взор к зданию с колоннами у входа и постепенно ускоряя шаг, продолжил свой путь. Металлическая крыша старинного купеческого особняка, в котором сейчас располагался городской концертный зал, покрытая линялой, бледно-зелёной краской, замаячила поверх оголённых веток деревьев. Удивительное дело, этот казалось бы благостный глазу пейзаж неприятно скользнул по глазам и, улавливая вновь чувство тревоги, Алексей непроизвольно стал идти чуть медленнее. В очередной раз за сегодняшний день, припомнился мурлыкающий мотив, такой привязчивой скрипичной мелодии и, чтоб хоть как то отвлечься, он принялся перебирать в голове имена знакомых ему композиторов. «Моцарт, Бах, Бетховен, Дипенброк. Тьфу ты блин, опять он попался. Шнитке, Шуберт, Паулс. Нет, это меня совсем не туда занесло. Кажется, тот перец итальянец был. Да, точно, итальянец. М-м-м, п-п-п, Паганини, Страдивари. Нет, опять не то.» Вот так, по-дурацки, демонстрируя самому себе скудные познания великих по его мнению в музыкальной сфере людей, Шведов приблизился к входу в концертный зал. Покрутив в разные стороны головой и не примечая в толпе возле колонн своей супруги, он испытывая ещё раз приступ паники и страха, уже хотел было повернуть назад. Для того чтобы бежать в ближайшую подворотню, где он благополучно будет отвечать на звонки жены, рассказывая ей истории о злом начальнике и о проблемах на транспорте в час пик. И вот, уже твёрдо желая уйти и даже сделав первый шаг, Шведов неожиданно, прямо нос к носу столкнулся с собственной женой. -Ну сколько можно, тебя ждать, -укоризненно протянула она, слегка вытянув вперёд накрашенные губы, отчего стала походить не на учительницу по музыке и мать его ребёнка, а на школьницу. Сейчас в ней трудно было узнать ту утреннюю, заспанную женщину, с растрёпанными волосами и усталым взглядом. Её взгляд буквально светился счастьем и ожиданием праздника. Вероятно поэтому Шведов и прошёл мимо, и теперь всматриваясь в лицо собственной жены он осознал, как не ошибся, выбрав себе в супруги такую красивую, прекрасную девушку с праздником в глазах. Впрочем, здесь он тоже, был не прав. Человеку вообще свойственно забывать обстоятельства приведшие его к радости, как впрочем сложно позабыть всё, что связанно с обидами и личными оскорблениями. Шведов совсем не помнил, что в момент их знакомства, его будущая жена первая подошла к нему и сама с ним заговорила, а значит выбор всё-таки принадлежал ей, а не ему.

Алексей обнял жену, поцеловал в щёку и неловко, даже несколько грубо сунув ей в руки букет цветов, пробормотал:

— Ну немного опоздал. Извини, так получилось.

Потом они вместе поднялись по высоким, кривым от времени мраморным ступеням и отворив тяжёлые застеклённые двери, вошли внутрь.

В просторном фойе было полным полно народа. Кругом мелькали девочки с огромными бантами в волосах и мальчишки в чёрных брюках и светлых рубашках. Где-то вдалеке, сквозь гомон публики, слышался звук настраиваемых музыкальных инструментов.

— Так, запомни, сядешь на пятый ряд, седьмое или восьмое место. Это для нас с тобой забронировано. Цветы подаришь потом, когда на сцену все выйдут, понял? После, будет чаепитие, на втором этаже в конференц-зале, -скороговоркой инструктировала супруга, удерживая под локоть мужа и незаметными движениями, направляя его сквозь людскую толчею.

— И ещё, пока не забыла… Стоп, а где медали, орден? -обернулась она и недовольно сдвинула брови.

— Кх, м-м, тут они в кармане, -виновато потупил вниз взгляд Шведов и для наглядности подёргал полу пиджака, откуда раздался слабый металлический звон.

— Немедленно одеть! -скомандовала она, вытаскивая из кармана мужа награды и насильно вкладывая их, ему в руку.

— Может потом, после концерта… неудобно…, -начал было мямлить Алексей.

— Если не оденешь, пристрелю, как собаку, -изображая сердитую рявкнула она и улыбнувшись сказала:

— Дорогой, одень их сейчас, ты ведь мне утром что обещал?

Громко и требовательно прозвенел мелодичный звонок, и толпа повинуясь его воле, направилась из фойе к распахнутым дверям зала. За которыми виднелись ряды красных, бархатных кресел, ждущих своих зрителей и слушателей.

— Мне пора, уже первый звонок. Очень, очень прошу… -обнимая за шею и целуя в щёку, проворковала жена.

— Ну ладно, ладно. Пойду вон, в сортир и нацеплю их. Раз уж тебе так невтерпёж. Где, сортир то у вас? -отстраняясь от неё заворчал Шведов, разыскивая глазами подобающий случаю указатель.

— Вон там слева, возле лестницы, -махнула она рукой и отойдя на несколько шагов, обернулась и крикнула:

— Запомни, пятый ряд седьмое или восьмое место! -затем, не оглядываясь, пошла к белым дверям. Туда где на бархатных, мягких креслах уже начали рассаживаться зрители.

Алексей, шмыгнув носом и состроив недовольную гримасу, двинулся в том направлении, куда указала ему рукой супруга. И прошло совсем немного времени, как он очутившись перед зеркалом в туалетной комнате, стоял с кислой рожей, нервно прицепляя к пиджаку, бряцающие медали. Руки его почему-то не слушались и опять откуда неизвестно явился прилив того самого волнения. Этот червяк сызнова грыз и буравил изнутри Шведова. Несколько раз медаль падала в раковину и он, ругаясь на самого себя, на эту железяку, на жену, вообщем на всех кто хоть как то был причастен ко всей этой суете, вылавливал награды пальцами из раковины, начиная всё сначала. Наконец-то преодолев сопротивление непослушных рук и упрямой застёжки, Алексей выпрямился, любуясь проделанной работой. К сожалению получилось не очень хорошо, орден был на месте, а вот медали висели несколько кривовато. Пару раз, Шведов тщетно пробовал их перевесить, но ничего так и не исправил, только укололся о застёжку. Сплюнув, он небрежно махнул рукой, обронив при этом:

— Так сойдёт, чай не генерал.

И подобрав со столика цветочный букет, вышел из туалета.

Когда же он, звеня медалями словно конь бубенцами, подходил к закрытым дверям, ведущим в зал, нахлынуло проклятое чувство тревоги. Ушам Алексея было хорошо слышно как кто-то, там с другой стороны высоких, массивных дверей играет на пианино, красивую и очень знакомую мелодию. Кажется вальс из всём известного фильма. Боль между рёбрами сковала дыхание, подкатывая комом под кадык. Присев на небольшой диван у стены, Шведов пошарил рукой в кармане и достал пузырёк с нитроглицерином.

— Задолбали меня эти пилюли. Всё, завтра к врачу схожу, пусть лечит гад, -буркнул себе под нос он и неожиданно пузырёк выскользнул из его ладони. Гладкий, бликующий на солнце цилиндр, упав на пол, прокатился полукругом и остановился около ботинок Алексея. Музыка играемая за дверями оборвалась и до ушей сидящего на диване в пустом фойе, долетел нарастающий плеск аплодисментов. В след за этим, кто-то цокая каблуками явно вышел на деревянную, гулкую сцену и детский, звонкий голос громко объявил:

— Антонио Вивальди! Отрывок из сочинения «Времена года»! Осень! -за дверями зала, возникла небольшая пауза и после непродолжительного шороха, музыкант коснулся смычком струн скрипки. Тонким, пронзительно-воздушным звуком, полилась та самая чудесная, скрипичная мелодия. Широко улыбаясь, как двоечник подсказке, Алексей еле слышно прошептал:

— Вивальди, мать его. Точно блин, Вивальди.

Боль, на сей раз, невыносимо плотным обручем, сдавила грудь. Улыбка сразу же пропала с лица, превращаясь в гримасу отчаяния. Наклоняясь, вперёд что бы поднять лекарство, Шведов ощутил как липкая, неприятная испарина покрыла его лоб и виски. Еле-еле подняв с пола вертлявую стекляшку и вытирая пот, Алексей хотел было крепко выругаться, а если проще сказать обматерить всех производителей подобных пузырьков, но тёмная, почти чёрная штора закрыла ему глаза и он почувствовал что не может дышать. Нарастающий, переходящий в свист, шум в ушах, перекрыл собой звуки музыки. Осязая всеми клеточками дикий, животно-предсмертный ужас, Шведов заваливаясь на бок, открыл одной рукой пластмассовую крышку пузырька и в полной темноте, сыпанул себе в рот таблетки. Вначале, ему показалось что он промахнулся и не одна из таблеток не попала в рот, но вскоре кончик языка натолкнулся на спасительный кругляш нитроглицерина. Жадно всасывая в себя лекарственную горечь, Алексей уловил, как постепенно, боль ослабевает и шум в голове, улетучиваясь, уступает место скрипичной мелодии. И здесь не было ничего необычного, очередной приступ отступал, возвращая телу былую лёгкость, за исключением только одной странности. Дело в том, что когда Алексей окончательно пришёл в себя и выпрямился, то открыв глаза он к немалому своему удивлению обнаружил, что сидит в зале, на бархатном кресле, а вокруг него множество людей, затаив дыхание слушают музыку звучащую со сцены. Сбоку в одном из проходов стояла его супруга и строго смотрела на него. Виновато улыбаясь, Алексей бросил взгляд туда, где в кулаке был зажат пустой пузырёк с синей надписью на боку «Нитроглицерин». Всё ещё не понимая, как он здесь оказался, Алексей посмотрел вперёд, на сцену и черты юного скрипача, показались ему очень знакомыми. Всматриваясь в маленького мальчика, виртуозно извлекающего из музыкального инструмента волшебные звуки, он узнал в нём того самого ребёнка, который шёл за ним той ночью в ауле, во время ареста его отца. Эти огромные карие глаза, Алексей очень хорошо запомнил и вряд ли мог спутать, с другими. Опять предательски кольнуло внутри, под самым сердцем и звуки разом оборвались, погружая слух в абсолютную тишину. Алексей часто заморгал и на секунду прикрыл глаза, а когда открыл их, ещё раз поразился странному перемещению.

Теперь он лежал в небольшой земляной воронке. Поперёк его тела валялось сваленное взрывом дерево, ветки которого не давали приподняться и встать на ноги. Земля, на поляне, возле КПП ещё дымилась от разрывов мин и гранат, а в воздухе ощущался сладковато-тошнотворный запах пороха, смешанный с гарью жжёной резины.

Возможно, это тот самый запах войны. Запах, который нюхнув разок, нельзя забыть и спутать с каким-либо другим. А учуяв его, ты навсегда будешь обречён понимать, что смерть где-то здесь, где-то рядом, что вероятно она стучится сегодня и в твою дверь тоже.

Во рту сержанта Шведова ощущался солоноватый привкус крови. Он попытался сплюнуть, но попытка не увенчалась успехом. Вместо плевка получился лишь сильный выдох и столб пыли взметнулся возле лица. Зажмурив глаза, Шведов чихнул несколько раз и на его зубах мерзко заскрипел песок. Вскоре, к нему потихоньку стал возвращаться слух. Вначале звуки казались чересчур далёкими, но постепенно они всё усиливались и усиливались, пока он чётко не стал слышать раздающиеся со всех сторон проклятья и стоны раненых солдат, а так же размеренно идущие по каменистой насыпи шаги. Кто-то явно шёл, приближаясь к Шведову, однако увидеть его никак не удавалось. Алексей хотел было выкрикнуть, чтобы позвать на помощь и чтоб хоть кто-нибудь убрал треклятое, не дающее ему пошевелиться дерево. Он даже набрал для этого побольше воздуха в лёгкие, как вдруг звук шагов оборвался. Вслед за этим раздались одиночные, пистолетные выстрелы и голоса раненых стихли. Сердце в тревоге заколотилось страшно учащённо и дышать стало ещё труднее. Окончательно разлепив веки, Алексей слегка приподнял голову и сквозь лёгкую дымку увидел три фигуры. Они медленно, шагали к тому месту где лежал он, погребённый заживо под деревом. В руках у них было оружие, а главное шедший впереди был Шведову подозрительно знаком. Солнечные лучи косо упали на его помятое, избитое лицо, осветив недобрый взгляд колючих глаз, поблескивающих из-под бинтовой повязки на голове, где запеклась бурым пятном кровь. Да естественно Шведов узнал его. Конечно это был тот самый чабан, арестованный прошлой ночью. Рядом с ним шли одетые в камуфляж и военную форму западного образца, бородатые, горбоносые горцы. По одному только их внешнему виду можно было догадаться, что ребята явились сюда из леса и вовсе не с мирными целями.

Сержант заметил, неподалёку от себя присыпанный землёй автомат и дёрнул рукой, пытаясь достать его, но дотянуться не получилось. Что есть силы Шведов напрягся, пытаясь встать и хоть как-то схватить оружие, но и тут его ждала неудача. Проклятое дерево своими ветками, как Прометея к скале, приковало Алексея к земле и свободно двигать он мог только одной правой рукой. Тем временем, боевики остановились совсем близко и заговорили между собой на шипяще-гортанном своём наречии, периодически покачивая головами и указывая дулами автоматов на нечто, лежащее внизу. Псевдо чабан подошёл к холмику земли, из-под которого виднелись присыпанные песком и глиной ноги, обутые в десантные берцы и со всей силы пнул его. Тут же до ушей Шведова донёсся отзвук слабого стона. На что бородатый, оскалив рот в злорадной ухмылке, крикнул своим спутникам:

— Аллах Акбар!!! Пэзевитэ мэю жэну и сынэ! Хэчу чтэбе эни вэдели, кэк я этэмстыл нэвэрным зэ эсквэрнениэ нэшегэ дэма!

Оба сопровождающих боевика одобрительно кивая головами, заулыбались в ответ, зацокали языками и кратко обронив”Аллах Акбар», ушли. А чабан, достав изогнутый, блестящий на солнце нож, присел на корточки возле стонущего раненого, взял того за волосы и приподнял ему голову.

Только тогда Шведов увидел лицо несчастного и узнал в нём старшего лейтенанта Седова. Наклоняясь к его испачканному в крови и грязи лицу, чабано-бандит очень громко произнёс:

— Ну чтэ, руссэк, Аллах милэстыв, кэк выдышь кэ мнэ. А к тыбэ нэт. Аллах вээбщэ лебыт тэх, ктэ всэгдэ идэт дэ кэнцэ и нэ свэречивэет. Дэжмы тэ менэ сегэднэ нэчью дэ упэре, мэжет и узнэл бы кэк умер вэш кэпитэн Сэменов. Дэгедэлсе бы чтэ я нэ одын в эуле и дрэзья мэи блызко. Нэ ты слэб, тэ не дэвэдышь нэчэтее делэ дэ кэнце. Пээтему тэперь мэй эчередь мучэть тыбэ. И мнэ нэ нужнэ знэть ныкэкых тэкых сэкрэтев. Йа прэстэ бэду мучэть тэбя длэ свэегэ удэвэльствиэ.

Закончив говорить бандит приподнял, начинающего открывать глаза старлея, перевернул на бок и сев сверху, как на жертвенного барана, начал отрезать ножом ухо. Седов вскрикнул от боли, задрыгал ногами и задёргался всем телом, пытаясь сбросить с себя мучителя. Его ноги всё сильнее и чаще долбили по земле вырывая подошвами сапог комья глины, а крик вскоре перешёл в завывание. Но всё было тщетно, горец улыбаясь неторопливо продолжал своё дело, приговаривая при этом:

— Вэ, рэсские, всегдэ бэдете слэбэми. Вэ не увэренэ в себэ и вэчнэ сэмнэвэетесь. Этсюдэ всэ прэблемэ. Нэстэящый джэгыт не сэмневэетсэ. Он вэбэреет свэй путь и знэет, чтэ чем трэднее, тем бэльше будэт жертв. Сэмнениэ-этэ удел слэбэков и неудэчникэв.

Отрезав ухо, бывший чабан потряс им возле лица старлея и сказал:

— Пэйду пэищэ мэгнитэфэн, дэм твэему уху пэслушэть лэбимую мелэдию, -поднимаясь со своей жертвы, он с размаху ударил лейтенанта ногой по животу.

Затем держа в одной руке отрезанное ухо, а в другой нож, стал бродить среди земляных воронок. Вскоре отыскав что ему было нужно, он поставил магнитофон на большой камень и попробовал включить его. Вначале звук слегка плыл, потом выровнялся и из динамиков зазвучала тревожная музыка Вивальди, та самая из сочинения”Времена года». Пользуясь тем, что бандит отошёл подальше, Алексей ещё раз повторил попытку вылезти. Но толи ветки слишком дружно цеплялись за одежду, толи от контузии не было сил, однако ему и в этот раз не удалось дотянуться до автомата. А бандит, повесив на кривую антенну магнитофона, отрезанное ухо, опять шагнул в сторону Шведова. Он приблизился к пытающемуся сесть на корточки Седову и смеясь выкрикнул.:

— Вах, кэкой шэстрый бэрэшек! -скалясь в улыбке, горец одним ударом ноги уложил старлея на землю.

— Вах! Вах! Вах! Кэк резвэ пэбежэл! -добавил он цокая языком и, схватив Седова за шею зажал её у себя подмышкой, после чего изрёк.

— Выдэшь, ухэ твеэ йэ пэближе к мэзыке пэдвесыл! Дэже грэмкэ делэть не нэдэ. А тэперь йэ эбучэ твэй пэлец, дэвыть нэ кнэпку мэгнэтэфэнэ.

С этими словами, он положил руку лейтенанта на валяющееся рядом полено и придавив коленом в районе запястья, начал ножом отрезать палец. Седов, завывая от боли пытался несколько раз пнуть своего мучителя ногой, но это лишь ещё больше развеселило его.

— Эпэть брэкэется, вах, вах, вах. Хэрэший бэрэшек брыкэться не дэлжен, -подшучивая опять зацокал языком бандит и воткнул в бедро лейтенанта нож. Тот издал слабый, жалобный писк и изредка постанывая притих. Через секунду вынув лезвие ножа из бедра старлея, чабан невозмутимо продолжил делать дальше своё дело. Послышался хруст ломающейся кости и Седов взвыл ещё больше, а бородатый выпрямился, победоносно подняв у себя над головой отрезанный, покрытый пятнами крови палец.

— Зрэ тэ, к нэм в гэры прыэхэл, -обратился он к царапающему и разбрасывающему нетронутой рукой, вокруг себя землю, Седову.

— Учэлсэ бэ тэ лэтше мэзэке, зэчем тебэ вэевэть? Зэчем прэхэдыть в мэй дэм и эскэрблэть не глэзех жены, ребэнкэ? Йэ ведь не эдын из тэх брэтьев, чтэ били тебэ. Рэзберэлсе бэ с ныме, с их рэдэм. Йэ тэ чем эбидел тебэ? Мэлчышь? Нэчего скэзэть. Ну мэлчы, мэлчы, сейчэс тэ у менэ песне петь бэдышь, -и после этой фразы горец распорол ножом штаны старлея, приговаривая:

— У нэс в герэх есть эбычэй, плэхых бэрэшкэв чик-чик, кэстрерэвэть пе вешэму. А тэ, кэк вижэ сэвсем плэхэй берешэк, -на последних словах он схватил жертву за промежность, сел сверху и принялся орудовать ножом. Седов завизжал и жалобно заскулил, заглушая звуки музыки, голосом избитой до полусмерти псины, на что изверг вообще не обратил никакого внимания и никак не отреагировал. Он только уселся получше на несчастном, продолжив начатое дело. Раздирающие душу вопли сливаясь с бешено бьющим по вискам пульсом, тяжёлой гирей давили на лоб и шею, не давая дышать и заставляя фокусировать зрение лишь на руках, ненавистного садиста. Задыхающийся в своей злобе Шведов, всё это время лихорадочно пытаясь дотянуться до автомата, неожиданно вспомнил о гранате которую он вечно таскал у себя на ремне, несмотря на опасность подорваться. Он будто знал, что она может пригодиться в трудную минуту. Продираясь пальцами сквозь ветки и совершенно не обращая внимание на издаваемый ими шум, Шведов пошарил по упругой коже ремня, но не нащупал там гранату. Тогда Алексей опустил ладонь немного вниз и тут, среди камней и песка почувствовал, что наткнулся на нечто твёрдое, гладкое, металлическое. Схватив данный предмет, он приблизил руку к лицу и о чудо; это была она, та самая противопехотная граната. Зажимая кольцо зубами, он рванул чеку на себя и кое-как приподнимаясь на локте, хрипло выдавив слово «Тварь», что есть силы бросил гранату в сторону изверга. Поблёскивая на солнце гладкими боками, смертоносный заряд пролетел сквозь ветки дерева и упал в метрах пяти от бородача, там где трава практически не была перепахана воронками взрывов. Мучитель старлея обернулся и посмотрел назад. В этот самый момент над старинной оградой, выложенной крупным булыжником, Алексей увидел голову и плечи идущей по тропе женщины. То была жена чабана-бандита, которая как и тогда при аресте мужа, несла на руках младенца. Вдруг, из-за кустов, выбежал мальчишка, лет пяти, встреченный Шведовым ночью, возле калитки. Мальчуган наклонился к гранате и своей маленькой ручкой поднял её. Горец видя это изменился в лице и издал дикое, переворачивающее душу звериное рычание.

— Нет, -еле шевеля губами прошептал Алексей, а мальчик обернулся и на доли секунды его огромные, влажные, по детски наивные глаза встретились со взглядом убийцы. И в них, в этих глазах Алексей явственно прочёл только один, немой вопрос: «Почему именно ты, убил меня?»

Вспышка взрыва, светлым листом бумаги, закрыла пеленой всё вокруг. Но очень скоро эта пелена постепенно начала таять, уступая место темноте. Темноте, в которой не было ничего, кроме слабых звуков музыки. Тех самых, пронзительно красивых, вечных. Это невидимый скрипач, играл отрывок произведения Вивальди, из сочинения”Времена года.»

Доктор в белом халате, перестал щупать пульс на шее и, приподнявшись с корточек отрицательно покачал головой:

— Слишком поздно, -печально молвил он и подумав добавил:

— Жаль. Такой молодой, а сердце слабое. Это он говорил о Шведове, тело которого полулежало на том самом диване в фойе, возле дверей ведущих в концертный зал, с мягкими, бархатными креслами. Шведов лежал откинув голову и на груди его пиджака поблёскивали серебром с золотом две медали и орден, а в кулаке был зажат пустой пузырёк с надписью «Нитроглицерин». Любопытные, окружая его полукругом тихо перешёптывались, а из зала, куда он так и не вошёл, была слышна бесконечно красивая музыка Вивальди.

«Настоящий зверь.» (Зима)

Рыжий, продолговатый таракан похожий на мини сардельку замер на полу, под лучами зажжённого светильника. Спустя доли секунд таракан заметался в разные стороны и наконец выбрав направление, семеня лапками скрылся под плинтусом.

Руки человека включили кнопку электрочайника и тот загудев завибрировал делая сверх усилия чтобы разогреть воду. Достав из холодильника сыр и хлеб человек стал нарезать их ровными ломтями, в это время из под плинтуса опять выполз сарделькообразный таракан. Человеческие руки остановились на полудвижении, а насекомое пошевелив усами двинулось вдоль спасительной щели. Замерев человек продолжал наблюдать за ползучей тварью, а чайник тем временем трясся издавая звуки стартующей к звёздам ракеты. Прошло около минуты пока тараканище осмелев окончательно, не отошёл от плинтуса. Сумасшедший чайник теперь уже совсем бесился от вскипячённой в нём воды и когда рыжий отполз примерно на сорок сантиметров от убежища, не выдержав громко щёлкнул выключателем. Таракан испуганно побежал обратно, но тапок огромной плитой накрыл его и с хрустом вдавил в пол.

Смахнув в сторону остатки тараканьей слизи, человек посмотрел в окно туда где под тусклым фонарём мельтешил снег и вздохнув продолжил приготавливать себе бутерброды. Очень скоро покушав, помыв посуду он побрился, оделся и взяв в руки палку с пластиковой рукоятью и старый, местами потёртый кейс вышел из квартиры.

Холодный, февральский ветер бил колючими снежинками по лицу и тогда он отворачивался подставляя ветру правую сторону, ту которую сделал бесчувственной к всякого рода климатическим невзгодам корявый, толстый шрам. И выпученный, стеклянный глаз равнодушно взирал на то, как сыплет ему прямо на зрачок ледяной дождь. Кейс изредка разворачивало от порывов ветра и больно им било по колену, из за чего он ещё больше припадал на трость, подволакивая за собой вечно ноющую в непогоду ногу. Сейчас он уже пожалел что взял с собой этот чемодан и в голове роились мысли, а не вернуться ли домой и не оставить его там. Ведь в нём уже давным давно не было никакой необходимости. Но памятуя скандал на медкомиссии по назначению группы инвалидности и как хлопнув дверью он выскочил из проклятого кабинета, весь пунцовый от злости и стыда за себя и свою немощность. А после стоял на лестнице нервно раскуривая сигарету и слушал, как усмехаясь рассказывал один паренёк о том что ему не дают постоянной группы, будто думают что рука может ещё отрасти. Парень смеялся над своей историей, а он глядя на обвисший рукав весельчака решил что не позволит издеваться над собой. Вот тогда-то и появился этот самый кейс сопровождающий его повсюду. Однако ничего нехорошего с тех самых пор с ним не происходило и он частенько думал оставить тяжёлую ношу дома, но будучи человеком суеверным таскал его теперь из страха нарваться на неприятности лишь только потому что не будет никакой защиты. Грубо говоря, он уверовал в чудодейственность своей ручной клади.

Зимнее, утреннее небо постепенно серело окрашиваясь в тяжёлый, свинцовый цвет, пока он ехал в автобусе вместе с другими пассажирами. Затем снова тащился от остановки волоча за собой утопающую в сугробах ногу. Боль практически прошла, но он продолжал хромать по инерции, потому что ожидание боли, как и хромота стали его привычкой. Люди вокруг суетились, поскальзывались иногда толкая в плечо и косо посматривая на трость. По мере приближения к синей, казённой табличке у парадных дверей, прохожих становилось всё больше. Посетители входили и выходили из учреждения создавая своей массой живой, человеческий поток. Выдерживая спиной натиск этого потока он потянул дверь на себя и его буквально всосало внутрь помещения. Лицо сразу же погрузилось в теплоту и на короткое время потемнело в глазах. Чувствуя себя незащищённым в этой слепоте, он постоял немного и когда зрение вернулось к нему, продолжил свой путь. Пролегающий через раму металлодетектора, рядом с которой стоял охранник с заспанными глазами. Немного не доходя до рамки он остановился, ощущая сильный выброс адреналина подкативший спазмом к горлу и дабы его сбить сделал пару глубоких вдохов. Зная прекрасно по собственному опыту что стоит начать действовать, как тут же улетучатся сомнения и страх, а тело приобретёт необходимую гибкость и уверенность в движениях. Так он и поступил, смело прошёл сквозь замигавшую и зажужжавшую раму, и опережая вопросительный взгляд охранника поднёс металлическую трость к раме, которая вновь издала неприятный звук. На вопрос что в кейсе, он с немного скучающим видом распахнул его демонстрируя содержимое и даже зевнул, как бы говоря этим жестом: «Ну и надоели мне все эти досмотры.» Охранник тоже зевнул, как бы отвечая: «И мне тоже надоели» и кивком разрешил пройти. Самое удивительное что ему действительно надоели эти расспросы про кейс и демонстрации вечнозвенящей трости, а охранника заколебали однообразные предложения показать что у посетителей в сумках, портфелях, рюкзаках.

Поднимаясь по ступеням на второй этаж и подтаскивая бьющий по больной ноге кейс, он вспоминая свой зевок и такой же ответ охранника, потом ухмыляясь опять подумал о ненужности таскать с собой этот чемодан. И с трудом взбираясь на последнюю ступеньку, окончательно и твёрдо решил что не будет больше брать из дома эту дурацкую, совершенно никчёмную ношу. Завернув за угол и проковыляв по тусклому, слишком бесконечному коридору, он сел на стул рядом с необходимым ему кабинетом и только тогда, отёр платком катящийся по вискам пот.

Удивительно, но совершенно из ниоткуда, без видимых на то причин, вдруг накатило непонятное волнение. Так если бы ему сейчас предстояло совершить нечто важное. Хотя казалось бы ничего нет особенного в посещении рядового чиновника обитающего внутри кабинета, обставленного угловатой мебелью. И даже нет ничего такого, в том что ему откажут в просьбе. Этот вариант он многократно пролистывал в голове представляя, как печально сутулясь ему придётся ковылять прочь, по узкому и ужасно длинному коридору с позолоченными ручками на дверях. Однако несмотря на продуктивность подобных мыслей внутренний мандраж вовсе не уменьшался, но даже несколько усиливался переходя в бьющий по конечностям тремор и заставляющий щёку нервно подёргиваться. Желая хоть как-то успокоиться, он встал со стула и прошёлся туда-сюда, вызвав тем самым удивление на лицах сидящих у стены посетителей. Понимая что выглядит малость комично, он обозлился на этих тупоголовых пялящихся на него придурков до такой степени, что захотелось подойти к кому нибудь из них и двинуть кулаком в ухо. Но пока он, буравя единственным глазом людишек раздумывал кому нанести удар, подошла его очередь.

Заходя в кабинет он обнаружил что паника колбасившая его прежде испарилась, уступив место поразительной уверенности и хладнокровию. «Ведь в конце то концов, ничего страшного не произойдёт, если ему откажут.» Размышлял он, усаживаясь перед судебным приставом. «Подумаешь экая невидаль. Сколько раз ему прежде отказывали чиновники и ничего.» Промелькнула в голове мысль когда изложив суть просьбы он наблюдал, как пристав с выбритыми до поросячьей розоватости щеками, быстрыми движениями пухлых пальцев с виртуозностью музыканта профессионала, барабанил по клавиатуре компьютера. А после словно матрос корабля Колумба сидящий на мачте, всматривался в окно монитора, в поисках далёкой кромки суши. Пристав обратился к нему с каким-то вопросом и он ответил, потом последовал ещё вопрос и ещё. Так завязалась между ними некая беседа, но он не помнит что отвечал на набившие оскомину вопросы. Всё происходило немного механически, он лишь искоса поглядывал на холёные руки молодого чиновника и стыдясь собственных жёлтых, нестриженых ногтей подгибал старательно пальцы, желая скрыть хоть как то собственное уродство. «Хорошо что побриться не позабыл.» Засвербела совершенно дурацкая фраза и тут он неожиданно осознал по интонации своего собеседника, что их разговор окончен и ему пришла пора уходить. Что как и ранее, да собственно говоря практически всегда, отказано в просьбе. Покоряясь судьбе он начал подниматься с насиженного места не переставая бормотать о снисхождении к нему, человеку у которого дико ноет нога и о том что повредил её он не на прогулке в парке и не играя во дворе в футбол. Ах зачем он это только начал? Да кому собственно есть дело, где и при каких обстоятельствах ты заработал эту чёртову инвалидность? Тысячи раз он укорял себя за желание поделиться собственной болью, но ничего не мог поделать и изредка это вырывалось из него наружу. И фраза «Я ведь всё-таки воевал», сама собой предательской, глупой птицей выпорхнула из его глотки, зависнув где-то под потолком. Но то что довелось услыхать в ответ, вначале повергло в ступор, а затем кольнув под рёбрами дрожью мурашек пробежало по спине, точно находясь на открытом пространстве он явственно различил за спиной клацающий звук взводимого затвора.

«Я вас туда не посылал.» Таков был ответ розовощёкого пристава. Эх если б он ответил иначе, как угодно, но не эту фразу. Может быть и не было бы впоследствии того что случилось. Но сделанного не воротишь и двигаясь по инерции к двери, и берясь за ручку он сам про себя несколько раз повторил будто заклинание эту самую проклятущую фразу, засевшую в мозгу как эхо от выстрела. Что с ним происходило дальше он не понимал, такое конечно случалось и ранее, только не столь мощное, накатывающее будто океанические волны. Вдруг стало тяжело дышать и тёмно-серый туман начал заволакивать глаза и продираясь сквозь туманные сгустки своей памяти, он с трудом вспоминал какие совершал поступки, за которые впоследствии становилось стыдно, но не делать их, он не мог. Злоба и ненависть настолько сильно бурлили внутри него что совладать с ними было абсолютно невозможно. Раньше ему удавалось погасить в себе костёр озлобленности и тогда туман медленно рассеивался, но не в этот раз. Данный случай, был какой-то особый. Поэтому он мало что помнил из того что случилось далее, превратив воспоминания в обрывки очень похожего на жизнь фильма. Удивляла только невесомость в теле и некогда непослушных конечностях. До чего же в эти мгновения всё удавалось легко и просто, так словно он был снова молод, полон сил и неистребимого здоровья.

В память врезалось с какой быстротой он прошёл до сортира в конце коридора, ранее казавшегося бесконечным туннелем. Потом фотовспышками запечатлелось открывание кейса, положенного поверх унитазного очка и разрывание подкладки скрывающей на дне уложенные в ряд тротиловые шашки. Вкручивание взрывателей и подсоединение к ним проводов, а так же одевание разгрузки и просовывание основного провода в рукав, всё это прокрутилось в голове единой кинолентой. И вот он уже снова не шагал, а летел к той самой, заветной двери мимо удивлённых лиц посетителей и приблизившись распахнул её. Опять возник туман из которого урывками выплывали перекошенные от испуга физиономии людей, пока наконец то не показалась морда с поросячьими щеками и он не двинул по ней кулаком со всей силой. Затем ещё и ещё раз, до тех пор пока кровь не забрызгала кулак. Далее кадр из фильма высветил перед ним дверь, которую он заминировал растяжкой идущей от пластита, а после стал баррикадировать сдвигая к ней столы и кресла.

Зачем он всё это творил, вероятно он и сам этого не понимал. Однако нафантазированное ранее и прокрученное до мелочей действие, теперь осуществлялось наяву. Пододвигая к окну шкаф он ощутил что туман в голове начал растворяться уступая место звериной чёткости в оценке обстановки, из которой становилось понятно лишь одно-дороги назад нет. Тут он вспомнил что не сделал нечто важное, из ранее запланированного. Поэтому тяжело дыша он приблизился к одной из девушек в мундире судебного пристава, причём специально выбрав ту которая больше всех тряслась. Он пристально заглянул ей в лицо и радуясь ужасу отражённому в нём, чётко разделяя слова и брызгаясь слюной приказал:- Бери сука телефон и звони ментам. Я с властью, по душам говорить желаю.


Автобус, с зашторенными окнами, протяжно завывая работающим на полную катушку двигателем, нёсся по улице вслед за машиной автоинспекторов, которая крякая и хрюкая спецсигналом, заставляла принять вправо попутные автомобили. Внутри салона сидели восемь солдат в зимнем камуфляже, бронежилетах и с короткоствольными автоматами в руках. Все, находящиеся в автобусе спецназовцы вполне могли бы сойти за братьев-близнецов из какой либо народной сказки, но среди них был один, явно претендующий на отдалённое родство. Он одиноко восседал на значительном удалении, без бронежилета и в его руках не было автомата. Поблизости оружия тоже не наблюдалось и только, когда автобус наезжал на ухабы, подпрыгивал на соседнем сиденьи чёрный, продолговатый футляр. Спецназовец закатив на лоб шапку подшлемника, что то чертил в блокноте, тихо бубня себе под нос то ли слова какой то песни, то ли четверостишье припомнившегося стиха. Слова произносимые бойцом чередовались снова и снова, и казалось нет конца и края этому монотонному бормотанию. Остальные ехали молча. Скрипели о лобовое стекло работающие автодворники, выла сирена, а за окном завихряясь в воронки, валил большущими хлопьями снег. Иногда даже казалось что он вовсе не падает повинуясь земному притяжению, а летит откуда то сбоку или даже наоборот, отрываясь от сугробов взмывает наверх к небесам. Наблюдая всю эту зимнюю чехарду, через небольшие щели зашторенных окон, бойцы молчали, каждый думая о чём то своём. Естественно все они нервничали, даже самые отчаянные и безбашенные, но не показывали своих чувств вовсе не потому, что являлись какими то особенными и им не было страшно. Просто они не видели в этом никакого смысла, кроме пустой раздражительности собратьев по оружию, от которых кстати зависит и твоя собственная жизнь. Бывало что попадал в их ряды, какой нибудь малоопытный новичок и давай травить анекдоты или над сослуживцами подшучивать, самого себя таким образом подбадривая. Ему на это никто не сделает замечания, не остановит, но только глядишь, а он после задания едет какой то печальный и задумчивый.

— А теперь, Саня, доложи какие у тебя имеются соображения.: Произнёс невысокого роста, но очень широкоплечий спецназовец, опускаясь на сиденье рядом с рисующим в своём блокноте бойцом.

Александр Бекетов, снайпер отряда специального назначения, которого так запросто, по приятельски, будто равного себе, командир назвал Саней, протянул раскрытый блокнот и указывая карандашом на пунктиры линий, сказал:

— Вот тут он засел. Второй этаж. Окна выходят во двор, это плюс. До ближайшего строения, согласно генплану, пятьдесят метров. Это минус. Угол обзора слишком мал. Идеальная позиция вот тут, на третьем этаже дома напротив. Кстати там офис или жилой дом?

— Офис, кажется, -разглядывая чертёж, угрюмо отозвался командир и Александр, кивнув головой, продолжил:

— Дом семидесятого года постройки, значит широких карнизов нет и обзор ничто не перекроет, это плюс. Если он служил в армии, то знает наиболее удобные точки обстрела. Следовательно надо залечь где-то рядом, но не там где само-собой напрашивается. Короче, вот две самых оптимальных позиции, одна справа, другая слева. С учётом возможного появления солнца, я залягу, здесь, — и он ткнув карандашом в чертёж, выпрямляясь потянулся, закидывая руки за голову.

— Всё понятно. Решение одобряю. Пожелания будут какие-нибудь? -возвращая блокнот, осведомился командир.

— В помещении нужен длинный стол, матрац или что-нибудь мягкое, а так же пару цветков в горшках. Остальное будем смотреть по обстоятельствам. Да и ещё, пусть кто нибудь из бойцов, привяжет желательно повыше вот эти два лоскутка. Один обязательно ближе к окну за которым мишень, -сказал снайпер протягивая командиру отрезы капроновых чулок.

Рация, торчащая из кармана разгрузки командира, издала слабый писк, еле слышно прошуршала и после этого из неё послышался грубый, мужской бас:

— Первый, первый, я второй. Мы подъезжаем. Как слышите меня? Приём.

Командир вынул рацию и щёлкнув переключателем, почти касаясь её корпуса губами произнёс:

— Второй, я первый. Слышу отлично. Вырубайте сирену. Нам не надо шума. Как поняли меня? Приём.

Палец командира во второй раз щёлкнул переключателем и снова издав писк, из рации прохрипел голос:

— Первый, я второй. Вас понял. Вырубаю сирену.

В тот же самый момент, завывающий звук милицейской сирены резко оборвался на самой высокой ноте.

— Одень гарнитуру. Будь на связи, -обронил командир, забирая чулочные лоскутки и отходя от снайпера. Александр наблюдая удаляющуюся в проходе, спину командира, надел поверх головы ободок гарнитуры, поправил возле рта торчащий микрофон и воткнул штекер в приёмное устройство, закреплённое на поясе. После чего прикрыв глаза откинулся поудобнее на спинку кресла.

Автобус сбавил скорость и плавно покачиваясь боками словно корабль на волнах, вплыл в небольшой дворик, образованный продолговатым четырёхэтажным зданием, построенным буквой”П» с семиэтажным отдельно стоящим корпусом, как бы воткнутым внутри этой самой буквы. Посреди двора располагалась огромная парковка, обрамлённая по краям лавочками с низкими, кубическими урнами, на которых громоздились шапки сугробов. Притормозив практически сразу после въезда во двор, автобус распахнул двери, и прозвучала команда:

— Группа, на выход! Все, кроме снайпера!

Бойцы дружно стали выпрыгивать из чрева автобуса. Оказываясь снаружи, они получали от командира короткие приказы, сопровождаемые жестом кому и где занять позицию. Таким образом группа разделилась на три части, командир с двумя бойцами направился к милицейской машине, которая припарковалась чуть левее. Пара спецназовцев продолжали стоять на месте, а двое других мелкой рысью побежали к подъезду семиэтажного здания, возле которого с АКМом в руках, пританцовывая от холода, курил доблестный работник правоохранительных органов.

Сказать по правде Александр не видел, да и не хотел видеть всего этого движения. Он сидел в расслабленной позе и веки его были опущены, рот слабо шевелясь, сызнова бормотал не то песню, не то стих. За окном занавешенным синими шторами, продолжал падать хлопьями снег. На улице через открытую створку двери, периодически доносились торопливые шаги и слабый писк включаемой или выключаемой рации. А откуда то сверху, зловещим предупреждением раздавалось одинокое карканье вороны. Писк рации, карканье вороны и шаги, чередуясь между собой создавали ритмичность, от которой действительность слипаясь в единый комок, погружалась в дремоту и сон. Неожиданно, разрывая всю эту монотонность, в ухе Александра послышался щелчок и совсем близкий голос командира, через микрофон сказал:

— Твой выход, Саня. Поднимайся на третий этаж, там всё готово.

— Понял, командир, -невозмутимо бодрым голосом ответил снайпер, открывая глаза. Удивительное дело, но те кто мог сейчас видеть Бекетова со стороны непременно бы отметили, как резко поменялся его взгляд, да и он сам вместе с ним тоже. Конечно в целом это был всё тот же Сашка Бекетов, но поразительная, очень весомая перемена произошла в его глазах. Эти серо-голубые, приятные глаза, непостижимо странным образом лишились своего мягкого, лазоревого оттенка и обрели холодный, металлический тон. Сейчас они смотрели не просто созерцая окружающий мир, а равнодушно как зрачки хищной, ищущей добычу рыбы, скользили по окружающим предметам.

Раскатав вниз подшлемник, скрывая тем самым под ним лицо, Александр сунул блокнот в боковой карман широченных штанов, взялся за ручку тёмного футляра и встав с кресла, пошёл вперёд. Выйдя из автобуса и стараясь не глядеть никому в глаза, он спокойно прошёл к подъезду семиэтажки и вошёл внутрь. Тихо, по кошачьи ступая, поднялся по лестнице на третий этаж и пройдя пару шагов по коридору, открыл нужную ему дверь. В комнате не было никого. Осторожно прикрыв за собой дверную створку, боец осмотрелся. Лёгкий сумрак окутывал всё пространство комнаты и несмотря на то что за окнами был ещё только полдень, лишённое ламповой подсветки помещение выглядело несколько обесцвеченным, уходя в полутона. Между двумя оконными проёмами стоял длинный офисный стол, на котором ворохом лежали три милицейские куртки. Оба подоконника были уставлены горшками с цветами, так плотно, что при взгляде снизу наверняка напоминали филиал ботанического сада.

— Командир, я на месте, -произнёс в микрофон Александр и сквозь слабое шуршание услышал знакомый голос:

— Хорошо, у нас сейчас десятиминутная готовность. Он опять поменял свои требования. Так что давай, занимай позицию.

— Цветы на подоконнике трогали?

— Нет. Всё стоит как и было. Видимо в офисе есть любители растений. Повезло тебе Санёк, -с небольшой хрипотцой, засмеялся командир.

— Да, похоже на то, -кивнул головой невидимому собеседнику снайпер и подходя к столу добавил:

— Спасибо за куртки, боеготовность десять минут, конец связи.

— Не за что, -отозвался в командир и после щелчка пропал из уха вместе с шорохом радиопомех.

Положив чёрный, тяжёлый футляр на пол, Александр присев на корточки подкрался к окну и вынув из кармана разгрузки складной перископ заглянул в него, стараясь зрительно поймать наиболее удобную точку обстрела. Потом также не разгибаясь он переместился к второму окну и опять посмотрел в перископ. Затем на корточках отдалился от окна и только теперь, встав во весь рост, взялся за край стола рывком пододвинув его, к одному из оконных проёмов. Снова на корточках Александр приблизился к подоконнику тщательно рассматривая окно, за которым скрывался террорист, а проще говоря мишень.

В том окне сквозь плотно задвинутые шторы слабо пробивался свет от верхних офисных ламп, помимо этого часть зарешеченного окна, была закрыта тыльной стороной книжного стеллажа. Короче говоря вся эта живописная картина представляла собой практически непроницаемую для стрелка преграду.

Отстраняясь от оконного стекла, он убрал перископ обратно в карман и взяв с первой попавшейся под руку полки стопку папок и бумаг, начал их подкладывать под ножки стола. Приподняв столешницу примерно сантиметров на десять, Бекетов пошатал её из стороны в сторону, проверяя на устойчивость. Руки уловили небольшое колебание с права. Сунув ещё одну папку, он покачал стол снова и убедившись что дефект устранён, приступил к следующей фазе, оборудования своего рабочего места.

Причём действия его больше напоминали некий шаманский ритуал или ворожбу колдуна, нежели обычные приготовления огневой позиции. Сперва он каким то особым способом скручивая куртки, разложил их на столе. Потом немного приоткрыв створку окна, приседая и прячась, сбоку у стены просунул в открытую часть проволоку, с привязанным на конце капроновым лоскутком закрепляя её там, вставив в щель между карнизом и стеной. В след за этим он улёгся на сооружённое им ложе и немного раздвинул цветки на подоконнике. Слезая со стола он обошёл вокруг осматривая, как бы со стороны лёжку и зачем то поменял местами скрученные, и уже до этого тщательно разложенные на столе куртки. Снова отошёл, придирчиво оглядывая собственное творение и окончательно осознав что всё сделано так как надо, направился к футляру на полу.

Щёлкнули клипсы застёжек, крышка легко откинулась обнажив пароллоновое чрево, в котором будто на подушках, покоились составные части снайперской винтовки. Взяв в руки основной корпус, стрелок присоединил к нему длинный цилиндр глушителя, отработанными до автоматизма движениями установил оптику и раздвинув сошки бережно поставил оружие на пол. Достав из бокового отделения футляра обойму, он не торопясь снарядил её пятью похожими по форме на ракеты патронами. Опять взял с пола ружьё и открыв крышку оптического прицела, тщательно протёр выпуклую линзу небольшой тряпочкой и только после этого закрыв крышку, вставил обойму. Бережно удерживая оружие на руках, словно запелёнутого младенца, он осмотрел его. Внизу, вдоль нижней кромки приклада, виднелись процарапанные чем то острым на пластике, несколько насечек.

Александр, сидя на полу и рассматривая приятно мерцающее гранями оружие, провёл рукой по его гладкому, чуть шероховатому на ощупь корпусу. Пальцы коснулись тех самых насечек на прикладе, и всплыло в памяти, что когда то очень давно, он почти как сейчас гладил приклад снайперской винтовки, поражаясь её красотой и точности линий. Тогда тоже была зима, но другая, более влажная и тёплая. Их часть, где проходили краткий курс обучения новобранцы-снайпера, находилась в тёмно-бурой от талого снега долине. И далёкие, еле видные на горизонте в хорошую, ясную погоду снеговые шапки гор, намекали что часть располагается где то в предгорьях, а не на полях среднерусской возвышенности. Бекетов стоял и гладил пальцем деревянный приклад, там где шершавой бороздой, тянулось старательно затёртое наждачкой, место отметок о поражённых мишенях. Совсем близко стоял дёргая сам себя за пышный ус, их ротный капитан Петров, которого все попросту величали Петрович. А чуть дальше, на пригорке расхаживал инструктор, который только вчера приехал в расположение части и привёз с собой небольшой футляр, с находящейся в нём винтовкой. Теперь же, собрав оружие в боевую готовность, он давал возможность всем солдатам по очереди, лично ознакомиться с ним, а сам стоя неподалёку, чеканя каждое слово, рассказывал о характеристиках.

— Винтовка снайперская, специальная, официальное название «ВИНТОРЕЗ», имеет деревянный приклад схожий с СВДешкой, то есть всем вам уже хорошо знакомой снайперской винтовкой Драгунова. Поступила на вооружение войск специального назначения данная винтовка в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году. Первоначально была разработана под промежуточный патрон калибра семь шестьдесят два на базе автомата Калашникова. Позднее её доработали до девятимиллиметрового патрона, -вещал, как он сам просил себя называть инструктор, искоса бросая взгляд на ребят. Александр передал оружие рядом стоящему солдату и с интересом стал изучать лицо, выше означенного человека. В нём было нечто притягательное и одновременно с этим отталкивающее. Однако так сразу, с хода понять что же, привлекает в этом казалось бы совсем обычном, среднего роста и малость худощавом человеке, определить было сложно. Но неожиданно Бекетов догадался, в чём секрет, столь невзрачного лица. Это особенное выражение его глаз, немного из-под лобья, смотрящих на людей. Они так пристально всматривались в каждого, что стоило уловить внимание к собственной персоне, сразу создавалось впечатление будто он глядит не на вас, а как бы сквозь вас. От этого многие даже оборачивались, думая что сзади действительно есть нечто интересное, но большинство просто отводили свой взгляд в сторону.

— Винтовка легко раскладывается на пять частей. Приклад, глушитель, основная ударно-спусковая часть, магазин и прицел. И так же легко собирается.: громко вещал инструктор.: -Магазин на десять или двадцать патронов можно снабжать обоймами и стрелять без перезарядки короткими очередями. Крепления типа «ласточкин хвост» поверх корпуса позволяют крепить прицелы НСПУМ и НСПУ-3, а так же ПСО-1 и…

Неожиданно в ухе Александра послышались щелчки и голос командира прохрипел:

— Саня, что с позицией?

— Готов к работе, -ответил снайпер, поднявшись с пола и подойдя к столу с расстеленными куртками.

— Будь повнимательней. Скоро будет передача воды для заложников. -сообщил командир, на что Александр установив сошки винтовки на широкий подоконник, кратко обронил:

— Понял.

— Отлично. Конец связи, -послышался свистящий хрип исчезающего из радиосвязи, потом последовал щелчок в ухе, восстановивший тишину вокруг стрелка. За окном, теперь уже редкими снежинками падал снег, а из щели приоткрытого окна, доносилось истошное карканье вороны. Открыв крышку прицела Александр плавно навёл фокус, на окно с задёрнутыми шторами. Ветер, резко всколыхнул лоскут, болтающийся на кончике проволоки самодельного флюгера. Снайпер крутанул небольшое колёсико, на прицеле, сделав поправку на боковой порыв ветра и подняв глаза к небу, увидел как быстро понеслись по серой глади набухшие и ещё неразродившиеся осадками облака. Такие же тяжёлые, свинцовые облака он помнит плыли по небу, когда впервые довелось стрелять на стрельбище из ВИНТОРЕЗа. Рядовой Бекетов, лежал на позиции и целясь в оптический прицел, отчётливо видел круг мишени. Его палец с лёгким нажимом скользил по изгибу курка, пытаясь почувствовать упругость спускового механизма. Он, как никогда отчётливо ощущал собственное дыхание и каждый удар сердца слышался всё сильнее и сильнее, а интервалы между ними вытягивались до бесконечности. Палец слегка напрягся, вдавливая податливый курок и в этот самый момент яркий, солнечный зайчик скользнув по лбу, ослепил его глаза. Хлопнул через глушитель выстрел и до ушей солдата донёсся сухой, равнодушный голос инструктора:

— Мимо. В молоко попал, -обронил он, глядя в бинокль и после паузы скомандовал:

— Освободить позицию! Следующий, принять положение лёжа!

Бекетов, прикрывая ладонью глаза от продолжающих пускать ему в лицо солнечного зайчика сослуживцев, под общий хохот поднялся на ноги и не выпуская из рук оружия, направил его дуло в сторону шутников. Мгновенно всеобщий ржачь оборвался и самодовольно улыбаясь Бекетов хотел было положить винтовку на позицию, но оборачиваясь единственное что он успел рассмотреть это кулак инструктора летящий в челюсть.


Кровь, равномерными толчками пульсировала где-то у основания шеи, изредка подкатывая под кадык и сбивая тем самым дыхание. Чувство близкой опасности обострило зрение, слух и даже запахи витающие в воздухе улавливались гораздо чётче и осязаемее. Всё его на первый взгляд расслабленное тело, готово было в любую секунду сжаться тугой пружиной и произвести решающий прыжок. Тот самый которым атакует хищное животное свою жертву. Прыжок который непременно собьёт с ног, с лап, собственно говоря с чего угодно и заставит сдаться любого неприятеля. Да, сейчас он действительно чувствовал себя настоящим зверем, окопавшемся в норе, в западне, но в любой момент способным вырваться наружу, на свободу. И то что врагов было чрезвычайно много, а некоторые даже находились с ним здесь в логове не страшило его. Больше всего он боялся, что привыкнет к опасности и обострённые чувства притупятся, заставив тем самым сделать роковую, непоправимую ошибку.

Он прекрасно слышал далёкий и резко оборвавшийся вой сирены. Потом, сквозь щель между шторами видел, как въехал во двор автобус и как из него выбегали спецназовцы. И даже приметил, похожего на тень бойца с продолговатым кофром в руке, нырнувшего в подъезд. Понимая что это и есть его самый серьёзный враг, он повинуясь всем правилам настоящего зверя заранее готовился к его появлению. Поэтому вычислив предполагаемые зоны снайперского обстрела, он терпеливо ждал где же с права или с лева проявит себя тот кто опаснее всего. Его мозг пронзённый иглами лихорадочно перебирал возможные варианты развития дальнейших событий. Он искал подсказку которая поможет вырваться из западни и пока что не находил её, но в одном был уверен абсолютно что вариант будет непременно найден, если ему не помешает другой зверь, обладающий преимуществом в вооружении и нападении из засады. Этот зверюга часто меняет обличия и зачастую его зовут-охотник, но всё это только иллюзия и не ему ли в прошлом тоже охотнику не знать кто он есть по сути. Вот наконец-то мелькнула в окне одного из этажей долгожданная тень и слегка приоткрылась оконная створка. Радуясь собственной догадливости, он достал из кармана пальто приготовленную специально для подобного случая лазерную указку, включил её направив луч себе на ладонь. Затем поднял руку вместе с указкой прицеливаясь на предполагаемую лежку снайпера и удостоверясь в правильности нацеливания раздвинул пальцы.


Красный огонёк лазерной указки скользнул по карнизу, той комнаты в которой находился Александр. Алая точка поднялась чуть выше и затрепыхалась в области приоткрытого окна, словно отыскивая что-то.

Ярко-красный луч, пропущенный через линзу мощной оптики, огненными вспышками ослепил глаз Бекетова.

— Блин! Гнида хитрая! -громко выругался Александр и отпрянув назад машинально прикрыл рукой правый глаз. Одновременно с этим в ухе послышался голос командира:

— Что с тобой, на кого это ты так?

— У нас проблема, -ответил снайпер, часто моргая ослеплённым глазом.

— Что, всё так серьёзно? -снова вопросительно отозвался через радиомикрофон командир.

— Да, более чем. Похоже что мишень знакома с моей профессией. Позиция обнаружена, придётся её менять, -закрывая объектив прицела, недовольно проворчал Бекетов, сползая со стола.

— Жди, я сейчас подойду. Конец связи, -раздражённо приказал командир, и рация в ухе прошуршав радиопомехами, затихла. Александр присел на пол под окном, вынул из нагрудного карманна мятную конфету, развернул фантик и приподняв подшлемник, сунул её себе в рот. Перекатывая конфету от одной щеки к другой и глубоко втягивая в себя расслабляющий, мятный аромат, Бекетов прикрыл глаза, грея затылок у тёплой батареи. Опять припомнилось, как сидя возле котла полевой кухни он точно так же прислонился затылком к её тёплому брюху и затянулся, раскуривая сигарету.

— Эй, Бекетов, живо к ротному! -окликнул его кто-то.

— Да пошёл ты, -буркнул себе под нос Александр, продолжая курить с закрытыми глазами.

— Что оглох что ли?! Иди, давай, шевели копытами! Сейчас ротный тебе грамоту за хорошую стрельбу выпишет! Ха-ха-ха!

Бекетов бросил окурок на землю и, сжимая кулаки, резко вскочил на ноги.

— О, какой страшный! Хо-хо-хо! Ребята, я его боюсь! -кривляясь пропищал детина под два метра ростом, и все стоящие поблизости солдаты прыснули от смеха.

— Смотрите, как он зырит. Прямо зверь какой-то. Бр-р-р-р. Аж мурашки по коже, -не унимался здоровяк, веселя всех кто проходил мимо. Александр шагнул к нему, и лицо шутника мгновенно приняло серьёзное выражение. Его улыбка постепенно исчезла, будто бы и не было её совсем. После чего, он глядя сверху вниз на своего визави, уже серьёзно пробасил:

— Давай, топай к ротному, заждался он тебя. Ну чё уставился, захочешь за жизнь побазарить, вечером жду тебя. Всё, свободен пока, -и улыбаясь добавил:

— Ох, и боюсь же я его ре-бя-ты!

Зрители снова заржали, а Бекетов сплюнув и изображая дворовую шпану, сунув руки в карманы, поплёлся к палатке командира роты.

Откинув брезентовый полог он вошёл внутрь, и увидел сидящих за небольшим столиком двоих: ротного и того самого инструктора, который давеча рассказывал про ВИНТОРЕЗ.

— Рядовой Бекетов по вашему приказанию явился, -вяло доложил Александр и козыряя, поймал на себе укоризненный взгляд Петровича.

— Вот, Бекетов, поступаешь в распоряжение товарища инструктора. Иди, собирайся, уезжаете вы сегодня, -кивнул головой ротный в сторону своего гостя.

— А собираться то, сейчас что ли? -переспросил Бекетов и ротный, покраснев как рак, громко выдохнул:

— Шагом марш собираться, дурья твоя башка!

— Есть, выполнять приказание! -бодро ответил Бекетов и поскорее, чтоб не злить Петровича, вышел из палатки. Брезентовый полог с шумом опустился, и выждав немного ротный взял в руку алюминиевую кружку с налитым спиртом, поднял и прищурясь, поинтересовался:

— Послушай, на кой хрен тебе этот дятел Бекетов сдался? Стрелял плохо и вообще он какой-то тормознутый.

— А может мне такой и нужен, -усмехаясь ответил инструктор взяв свою кружку со спиртом и стукнув её краем о ёмкость Петровича, сразу залпом выпил.

Ротный дёрнув в верх бровью, тоже последовал его примеру и смачно занюхав коркой хлеба, ещё раз полюбопытствовал:

— Нет, ну правда. Ведь есть же парни куда более подготовленные. Вон, хоть взять дылду моего, видел здоровенный такой перец, ефрейтор Спирин. Вот это я понимаю, воин. А этот что, тьфу, размазня. В мишень даже не попал.

Ничего не отвечая, собеседник поднялся с табуретки и, бесшумно ступая, приблизился к выходу из палатки. Замер на несколько секунд, прислушиваясь и резко потянув на себя брезент, вышел наружу. Там он нос к носу столкнулся со стоящим и покуривающим сигарету Бекетовым. Взяв голой рукой горящую сигарету прямо изо рта солдата, он смял её и отбросив в сторону рявкнул:

— Боец, с сегодняшнего дня ты не куришь! Вот леденцы, жуй. Помогает на первое время, -он сунул в руку Александра горсть леденцов и скомандовал:

— Шагом марш к себе, собираться. Через пятнадцать минут выезжаем. Выполнять!

— Есть выполнять! -выпалил Бекетов и засеменил прочь, поскальзываясь на мокрой, вязкой от снега земле.

Инструктор ухмыльнулся, глянув на его неказистую походку и нарочито громко, так чтоб слышал и Александр, крикнул ротному:

— А мне вот такой неуклюжий крендель и нужен! Именно такой!

Скрипнула дверная ручка, послышались приближающиеся шаги. Александр открыл глаза и, увидев вошедшего в комнату командира, показал ему жестом, что бы тот пригнулся. Командир в полуприседе добрался до сидящего у батареи бойца и расположившись, на полу рядом с ним, произнёс:

— Что там у тебя, давай докладывай.

Александр качнул головой и с хрустом разжевав остатки конфеты, сказал:

— Этот кекс, стопудовый вояка. К тому же знаком со снайперским делом. Может, даже, сам снайпер.

— Почему ты так решил? -закуривая спросил командир.

Бекетов немного помедлил с ответом, видно было что говорить ему про это неприятно и, морщась выдавил из себя:

— Гад этот, в линзу мне лазерной указкой светанул. Издевается, сволочь. Показывает что он крутой такой, а я лошара. Глупо конечно получилось, не хотелось сквозь стекло стрелять, осколками может посечь, да и полёт пули измениться. А он просёк, этот гад.

— И что делать собираешься? -глубоко затягиваясь, осведомился старший группы.

— Есть у меня одна мыслишка на этот счёт, -растягивая немного окончания слов, будто всё ещё продолжая что-то обдумывать, заговорил Александр:

— Короче, вычислил он меня из-за открытой оконной рамы, это как пить дать. В общем, надо окно прикрыть, типа ушёл я отсюда, а в третью комнату зайти и там окошко приоткрыть, и следить, будет светить указкой или нет.

— А чего тогда ты тут сидишь? Давно бы ушёл? -выпуская дым из ноздрей, вопросительно взглянул на снайпера, командир.

— А то и сижу, что я то тут останусь. Пусть кто из местных ментов там посидит. Только ты ему скажи чтоб не высовывался, а просто следил за окном. Я же буду здесь. Если наш объект решит что я сменил позицию, то обязательно светонёт. А там место так себе, оттуда прицеливаться всё-равно неудобно. Ну как тебе мой план?, -спросил Бекетов посмотрев не на командира, а куда-то в сторону, якобы разглядывая корешки папок, находящихся за стеклом стеллажа. Но он прекрасно видел в отражении лицо своего собеседника и тот уловив взгляд бойца тоже через стекло, ухмыльнулся и кивая ответил:

— Хорошо, мне нравится ход твоих мыслей. Тогда, пожалуй, наш подопечный не будет бояться высунуться с этой стороны. Это интересное решение. А если не светонёт, то что тогда? -хитро прищуриваясь, осведомился командир и вопросительно посмотрел через отражение на Александра.

— Да то же самое. Если не светонёт, то всё-равно пусть думает что я отсюда ушёл. Логично ведь, -парировал собеседник.

— Ну-да, ну-да. Ладно, действуй, -затушив окурок о подошву сапога, произнёс командир и, дойдя на корточках до середины комнаты, выпрямляясь снова обратился к Александру:

— Значит снайпер он, говоришь? Интересно. Сейчас как раз его ребята по базе пробивают. Может нароют чего?

— Он что, сам назвался что ли? -пробурчал себе под нос Александр, доставая вторую конфету из кармана и развернув обёртку, постукивая о зубы засунул её в рот.

— Нет, не назвался. Он попросил перечислить деньги на счёт одной больницы и мы подозреваем что там лечится кто-то из его родных. Больница детская, значит ребёнок. Думаем скоро раскопаем кто он и что.

— Сообщи тогда, если что всплывёт. Кстати, скажи там чтоб окно открыли, минут через десять, не раньше, -отозвался сидящий на полу снайпер и услышал короткое”Ладно». Шаги командира, скрип двери и щелчок замка, чередуясь друг за другом, постепенно пропали, исчезли, растворились в окружающей тишине. Прошла минута, другая, третья, а Александр всё сидел на полу, не меняя позы. Его взгляд как-то потух, и катая во рту леденец он точно так же перекатывал у себя в голове различные мысли. Они, эти вредные для его профессии размышления, рождались внутри него, примерно в области солнечного сплетения и покалывая своими ядовитыми иглами, поднимались вверх, прямо через рёбра и спинной мозг, добираясь аж до затылка. Там они копошились, заставляя цепенеть всё тело. Но одна, самая главная мысль о том, что вместо банального мерзавца-террориста, в соседнем здании, находиться, загнанный в угол обстоятельствами, такой же как и он служивый человек, не давала ему больше всего покоя. Стараясь уничтожить, изжить в себе эти сомнения, рассосать словно леденец во рту, растворив бесследно и больше не возвращаться к ним никогда, Александр сидя на полу отвлекал себя преимущественно проблемой, как ему занять позицию не открывая окна. Иногда это вроде получалось, но вредные мыслишки вскоре опять появлялись невесть откуда, и кончики пальцев рук и ног, охватывал неприятный, нервный зуд, от чего хотелось вскочить, бросить всё и убежать отсюда куда подальше.

Спасительный щелчок в ухе и хриплый голос командира слышимый сквозь радиопомехи, отогнав рой вредных мыслей, вернул Бекетова в реальность.

— Как там у тебя? -задал вопрос командир и не дожидаясь ответа, сообщил:

— Окно открыто, но пока что никакого движения не наблюдается.

— Нормально, я на позиции, будем ждать. -поднимаясь на ноги соврал Александр и стараясь не выдать нервозность, от всей этой мыслительной чехарды, поинтересовался :

— Пробили кто он такой?

— Нет, ничего не получается, похоже на ложный след. Ты то не видел ничего, во время передачи воды? -сипел в микрофоне собеседник.

— М-м, не заметил.: -начал было мычать Александр, но командир его перебил:

— Пипец какой то, фонит жутко, не слышно не хрена. Короче, пока тянем время, сняли отпечаток с ручки на двери, пробуем по нему что-нибудь узнать. Может повезёт. Да, чуть не забыл, через полчаса машина со жратвой подъедет. Заложников кормить будем, готовься, может светонётся наш дружок.

— Угу. Всегда готов, -пробурчал Александр, приближаясь к окну, в ту же секунду

микрофон слабо пискнул, обрывая связь. Бекетов прикрыл окно, и в комнате воцарилась чересчур навязчивая, неестественная тишина, от которой, он знал по собственному опыту, могут вновь полезть в голову, ненужные мысли. Чётко осознавая эту опасность, снайпер несколько раз присел, стоя у противоположной от окна стены. Затем с шумом выдыхая и поднимая руки в стороны, выровнял немного дыхание и только после этого, пригибаясь приблизился к подоконнику. Сдвинув в сторону пару горшков с цветами, Бекетов достал из под белой накидки нож с воронёным лезвием и шипом стеклореза встроенного в рукоять. Резкими движениями расцарапал стекло в нужном ему месте и стоя в согнутом положении, облепил его обычным, канцелярским скотчем, валявшимся на соседнем столе. Приложив одну из курток к окну, ударом руки разбил стекло. Осколки противно захрустели, но скреплённые липкой лентой, не разлетелись, а немного подавшись вперёд, осели вниз. Вытащив соединённые скотчем части стекла и положив их на пол комнаты, Александр, наклоняясь и стоя в довольно неудобной позе, быстрыми движениями проделал тоже самое, со вторым стеклом. Потом аккуратно вернул цветы на место и постелив куртку лёг на стол. В пробитый стекольный проём хлынул свежий воздух, гонимый зимним колючим ветром. Послышались мерзотные крики ворон, и это окончательно взбодрило стрелка, напомнив ему о том времени, когда он так же зимой лежал на огневом рубеже, и очень похоже горланили неподалёку вороны.

Тогда помнится с обеих сторон его, обступали низкорослые кусты, а впереди метров на двести простиралась занесённая снегом поляна, окаймлённая деревьями. Позади шагах примерно в десяти начинался лес, за которым совсем рядом, чернели окутанные лёгким туманом горы. Он лежал глубоко утонув в рыхлом снегу, в руках его была снайперская винтовка Драгунова, сокращённо СВД, прицел, ствол и цевьё, которой были обёрнуты белой материей. Одетый с ног до головы в маскировочный халат белого цвета, стрелок практически полностью сливался с фоном ландшафта и выдавало его только нетерпеливое ёрзанье и почёсывание. Александр находился тут уже примерно минут пятнадцать, борясь каждую минуту с желанием достать из разгрузки припрятанную пачку сигарет и покурить. Перед тем как уйти, инструктор он же Стрелковит сокращение от имени, фамилии и отчества: Стрельников Константин Витальевич приказал, следить за перелеском впереди, там он обещал дать блик, результат отражения на куске жести света фонаря. Известная снайперская уловка для отвлечения внимания противника. Провода от фонаря тянуться метра на три, четыре в сторону и либо крепятся к затвору оружия имитируя выстрелы, либо замыкает контакты напарник стрелка. Но сейчас шла отработка стрельбы по бликующим предметам: оптические прицелы, бинокли и так далее. Вот поэтому Александру во что бы то не стало необходимо было попасть по мишени. В случае же промаха, его воинский педагог пообещал Бекетову устроить марш бросок по горам. Естественно не желая носиться сайгаком по окрестностям, боец терпел слабые почёсывания в горле и зуд на кончиках пальцев, явный недостаток никотина в организме. Он ждал когда же сверкнёт впереди заветный блик, после чего прицелясь Александр расхреначит мишень и пока снайперский гуру будет идти обратно, накуриться всласть. Искоса поглядывая на воткнутую в снег проволоку с болтающейся на ветру капроновой тряпкой, боец вспомнил их первый день совместных тренировок по стрельбе и то как Стрелковит обучал его прицеливанию с поправкой на ветер. Это было нечто кошмарное, больше похожее на какую-то забаву садиста над своей жертвой. Вначале всё было как-то нормально, без нервотрёпок и прочих эксцессов. Стреляли по мишеням со ста метров. Точнее сказать стрелял Александр, а Стрелковит только смотрел в бинокль, куда попала пуля. То что Александру не дали пострелять из ВИНТОРЕЗА, его не сильно расстраивало, хотя и радости конечно тоже не доставляло. Ехал то он сюда, надеясь что сразу дадут ВИНТОРЕЗ, а тут опять всучили в руки СВДешку. Поразив мишени на ста метрах потом на двухста и даже трёхста, Александр прицелился в чёрное пятно, находящееся от него, уже в четырёхста метрах и выстрелил.

— Мимо, -сухо резюмировал Стрелковит и глядя в бинокль, добавил:

— Стреляй ещё.

Прозвучал следующий выстрел, затем другой, за ним ещё один и после каждого Александр слышал одно и тоже:

— Промах, молоко, давай стреляй ещё!

Дошло даже до того, что не слыша приказа, он резко передёрнул затвор, прицеливаясь в заколдованную мишень. При этом синие от холода губы нашёптывали окончания фраз, кишащих как змеи в его голове:

— Я же стрелял. Я умею стрелять. Я попадал на четырёхста метрах. Я даже на пятиста стрелял. Что же это за хрень, такая.

— Хватит, оставить стрельбу! Хорош патроны впустую тратить! -крикнул инструктор, заметив как солдат, бормоча что-то себе под нос, торопиться выстрелить.

— Слушай мою команду, боец Бекетов. Сейчас ты будешь учиться стрелять с поправкой на ветер. Слышал что-нибудь раньше про такое?! А?! -доставая из кармана куртки сложенную ржавую проволоку, спросил Стрелковит. На что Александр вяло пожал плечами и промямлил:

— Да, слышал. Но тут нужен, специальный прибор.

— Прибор рядовой Бекетов, это то что у тебя в штанах, а в армии это называется измеритель ветровых потоков! Отвечать чётко и ясно! Знаешь что нибудь про него! Да или нет?! — прогорланил Стрелковит, разгибая проволоку на конце которой болтался лоскуток материи, светло-бежевого цвета.

Никак нет! -гаркнул в ответ Бекетов, наблюдая за странными манипуляциями своего армейского гуру. Тот, в свою очередь пошёл к мишени и не доходя до неё воткнул в талый снег проволоку, потом вернулся и заходя за спину бойца скомандовал:

— Лечь на боевую позицию! Нацелиться на мишень!

После того как Бекетов выполнил приказание, Стрелковит расхаживая взад вперёд, начал громко читать лекцию по стрельбе с поправкой на ветер. Он старался отчётливо проговаривать каждое слово, делая между фразами длиннющие паузы и постоянно предлагал спрашивать, если что-то непонятно. Лекция его была длинна, скучна и изобиловала терминами с цифрами, а суть её сводился к одному. Первое, это то что стрелять необходимо либо переждав порыв ветра, либо делать поправку в ту сторону, откуда дует ветер. А так же необходимо делить силу ветра на удалённость от мишени, для того чтобы вычислить наиболее правильное смещение полёта пули в сторону. Ещё он пояснил, как лучше всего определить силу ветра не только по колыханию капронового лоскутка, но и прочих вспомогательных признаках таких как, наклон веток деревьев или дым из печной трубы. Далее, рассказал что существуют современные измерители силы ветра, специально изготавливаемые для моряков и для снайперов, но он больше верит этому обрывку материи и собственному чутью, нежели всяким там механизмам. Всё это Александр прослушал с весьма рассеянным выражением лица, присущим дилетантам в любом деле. Возможно что тогда, как и сейчас ему просто очень хотелось курить. В ушах бухал похожий на удары в барабан, собственный пульс и сливаясь с далёкой речью инструктора, превращался в некий вибрирующий басами гул, немного напоминающий, шум дискотеки.

Всё понятно?! Если что неясно, спрашивай! -изрёк военный педагог и внимательно посмотрел в лицо бойца. Александр слегка улыбнулся и согласно качнул головой.

— Ты чё киваешь башкой, баран?! Говорить разучился!? Тебе всё понятно или нет?! -снова переспросил командир и услышал в ответ бодрое:

— Так точно! Всё понятно!

— Ну-ну, посмотрим, -хитро прищурившись улыбнулся Стрелковит и поднося бинокль к глазам, скомандовал:

— Пять выстрелов по мишени, с поправкой на ветер! Пли!

Один за другим, с короткими интервалами прозвучали раскатистые звуки выстрелов и после каждого лицо Стрелковита недовольно кривилось всё больше и больше.

— Вижу, ни шиша ты не понял, рядовой Бекетов, -спокойным голосом вынес свой вердикт он и помолчав немного, продолжил:

— Теперича дуримарыч, будем осваивать данную науку, что называется всем телом. Если не входит в башку, попробуем зайти, так сказать, с зада, то есть с тыла. Слушай мою команду, рядовой Бекетов. Стрельба по мишени продолжается, но после каждого промаха делаешь тридцать приседаний. Всё понятно, боец?!

— Но-о, то-ва-рищ… -протянул было Александр, на что тот рявкнул во всё горло, не дав ему договорить:

— А для особо непонятливых! Ещё есть марш-бросок на десять километров! По горам, в полной выкладке! Приступить к стрельбе, рядовой Бекетов!

— Есть, приступить к стрельбе, -ответил Александр, наводя оптику на мишень и лихорадочно вспоминая что же, только что рассказывали ему, про эти долбанные поправки на ветер.

— Чего тянешь с выстрелом, увалень? -послышался строгий и порядком поднадоевший голос. Злясь и раздражаясь на всех и вся, Бекетов нажал на курок не сделав ничего из того что рекомендовали, и естественно промазал.

После приседаний, во время которых мучитель расхаживал рядом покрикивая:

— До конца, до конца приседай! Вот так, молодец дурень! Ну что, салага, чуешь как мозги заработали?!

Бекетов опять лёг на огневой рубеж и стал прицеливаться. Удивительно, но он обнаружил что курить совсем не хочется, шум почти полностью пропал из головы и стало всё как-то сразу ясно и понятно. Даже стали вспоминаться некоторые подробности лекции, про прицеливание с поправкой на ветер, осложнялась стрельба только тем что было сильно сбито дыхание. Но до конца придти в себя не дал въедливый командир, который низко наклоняясь прямо в ухо проорал:

— Стреляй, чего время тянешь?! -затем снял наручные часы и, положив их перед лицом бойца, заявил:

— Следи за стрелкой, солобон. Если в течение двух минут не выстрелишь, будет считаться промахом. Всё, время пошло!

Тут то самое веселье и началось. Бекетов стрелял, промахивался, приседал, вновь палил мимо, после чего шёл приседать чертыхаясь и проклиная всё что видит вокруг. За это приходилось ещё больше приседать и Бекетов весь закипая изнутри от злобы, ругался с удвоенной силой, но уже тихо почти неслышно. А если Стрелковит ехидно лыбясь переспрашивал, что он там бормочет, отвечал что вспоминает правила стрельбы с поправкой на ветер. Он их действительно вспоминал, а может даже придумывал свои новые, но это происходило слишком медленно не так, как ему хотелось бы. Мушка, да и сам прицел, плясали перед глазами и пули попадали всё больше и больше, в молоко. Бекетов начал было подумывать о том что лучше уж ему согласиться на марш-бросок и сдохнуть где-нибудь в горах, по дороге. Поэтому смиряясь с судьбой он расслабился и тут его будто осенило, словно снизошло некое озарение. Он вдруг понял всё что втолковывал Стрелковит и даже более того, почувствовал сам ветер заставляющий то колыхаться, то замирать на месте кусок материи. На какой-то момент, Бекетову даже показалось что он слился с окружающей природой, став частью её. Пот, застилал обзор разъедая солью глаз, но спокойно выдыхая солдат задержал дыхание, плавно нажал на курок и неожиданно для самого себя услышал.:

— Молодчина, крендель! Попал всё-таки, дуримарская твоя душа! Схитрил правда и бахнул когда ветра не было, но всё-равно молодец. Всё, шабаш, конец занятиям студент, тащи свою зачётку.

— Чего? Какую зачётку? -тяжело дыша, прохрипел плохо соображающий Бекетов.

— Шучу я, шучу. Расслабься. Забери мишень, проволоку с флюгером и шагай в расположение части, -ухмыляясь произнёс Стрелковит, удаляясь вниз по склону, туда где виднелись палатки их части, расположенной прямо у подножия гор.

С того момента, прошло всего каких нибудь часов двенадцать, а Бекетов сызнова валялся в снегу, практически посреди поляны. На ветках деревьев, горланило вороньё, тело дико ныло от вчерашней физзарядки и безумно хотелось курить. Стрелковит шлялся где-то по лесу, уже примерно эдак минут двадцать, и у Бекетова закралась мысль, что этот садюга, придумал очередную пакость.«Ну и хрен с ним, назло ему покурю» -решил про себя Александр, озираясь по сторонам и осторожно полез во внутренний карман. Вытащив слегка смятую, тайно припрятанную им сигаретную пачку, боец огляделся и, убедившись, что ему ничего не угрожает, вытянул белую, с хрустящим сухим табаком, сигарету. Медленно, взяв из пачки зажигалку, он вставил манящий приятным запахом табака цилиндр в рот, чиркнул колёсиком и с наслаждением затянулся. Прикрывая глаза от долгожданного счастья, улыбаясь, он вдохнул в себя”целебный”дымок и в ту же секунду, тяжёлый от влаги комок снега, с лёгким треском разбился о голову Александра, покрыв его лицо каплями воды. Сигарета выпала у него из рук в сугроб и потухла. Он резко обернулся и узрел позади себя, метрах в пяти улыбающегося Стрелковита. «Вот гад, нигде от этой заразы покоя нету. Господи, за что же мне этот дьявол, в виде командира достался? Чем же я так провинился перед тобой? Может пристрелить мне эту сволочь, и тогда мои мучения наконец то закончатся?» -Промелькнуло в голове у рядового Бекетова, в то время пока он молча смотрел, как приближается к нему изверг.

— Ну что, не дали тебе оттянуться?! Курение, солдат, вредно для здоровья! -противно скалясь, не то выкрикнул, не то прокаркал педагог в погонах. Подойдя к лёжке снайпера, он присел рядом на корточки и, выдернув из рук Бекетова пачку сигарет, сказал:

— Это я у тебя дружок, конфискую. Как ты думаешь, почему я тоже бросил курить? Да потому, что запах, особенно в лесу, порой выдаёт сильнее чем звук. Треск веток, можно принять за то что зверь идёт, покашливание за птицу. А как ты объяснишь запах табака, в чаще леса? Только, присутствием здесь человека. Просекаешь дуримарский? И вот ещё что, побольше вслушивайся в звуки вокруг тебя. Твои уши, как у животного должны стать локаторами оберегающими от нападения со спины. Для этого лучше всего представить себя в роли обитателя леса. Ну, к примеру зайца. И вслушиваться в звуки, стараясь воспринимать их, как радиопередачу. Только не при помощи слов, а в виде различных созвучий. Поверь, окружающая среда всегда говорит с нами, только мы не хотим слышать её. Усвоил? -поинтересовался Стрелковит и в ответ услышал, от вытирающего лицо рукавом Бекетова, глухое «Угу».

— Не угу, а так точно. Жди когда дам блик и стреляй, либо по нему самому, либо чуть выше, туда где может располагаться голова. Попадёшь на второй вспышке, так и быть дам тебе покурить, а нет, не обессудь, марш-бросок будет такой, что запомнишь на всю жизнь. Всё, я пошёл.

Вскоре Стрелковит скрылся в лесной чаще, и Александр остался один, на заснеженной поляне.

Медленно растворяясь в вечности, потекли минуты томительного ожидания.

«Кажется не такая уж он и сволочь, этот педагог хренов. Учит меня всяким своим хитростям-премудростям, о безопасности моей думает. Курить и вправду надо бросать, хватит впустую деньги тратить. К тому же кладут сейчас в табак всякую гадость, а мы вдыхаем её в себя. Ладно одним бы табаком травились, а то ещё и химией всякой впридачу. Может даже наркоту туда пихают, вот поэтому и бросить тяжело, и руки, как не покуришь трясутся. Особенно чрезвычайно дерьмово утром, когда башка ничего не соображает, так и хочется затянуться, а если с чашкой кофе то ваще ништяк. Ощутить, как из тумана в голове выплывают отточенные, приобретающие резкость мысли, и обостряются чувства. Но ведь это же типичная наркомания. Нет, не хочу быть слабым, несчастным слюнтяем. Не жаловаться надо на судьбу, а извлекать выгоду из ситуации, распознавать плюсы окружающие тебя. Вот дембельнусь, приеду домой и скажу маме что курить бросил, то-то удивится она. Все в армии начинают курить, а я вот взял и бросил. Да, неплохой всё-таки мужик, этот Стрелковит, хоть и въедливый зараза.»

Кружились в голове у Александра мысли отвлекая его, от боли в затёкших руках и ногах, и от возвратившегося вновь нестерпимого желания покурить. Меж тем время всё шло и шло, а условленного знака позволяющего выстрелить и расслабиться не было. Секундная стрелка на часах Бекетова, дёргаясь кружилась по циферблату, а минутная не торопясь, будто улитка, ползла следом за ней. В мучительном ожидании прошло вначале двадцать, потом сорок минут и вскоре минутная стрелка описала круг. Только тут до Александра дошло, что лежит он уже целый час, и что за это время не то что на противоположный край поляны сбегать можно было, но и к ним в расположение части, да возможно ещё и на обратную дорогу чуть-чуть осталось.

«Охренеть, блин и не встать. Где он шляется, урод недобитый? Он что опять измывается надо мной, что ли? Или случилось что? Встать может и пойти посмотреть? А вдруг сейчас блик покажется? Ага, он уйдёт, а козлина в это время светить будет, после естественно докопается и марш-бросок, устроит. Нет, уж лучше ещё полежать, потерпеть, хватит с нас приседаний. Пусть сам валяется в канаве, куда возможно закатился и ждёт помощи. Кстати, у него ведь сигнальные ракеты на этот случай есть, давно бы выпустил. Значит всё в порядке и он опять решил с ним, с Александром Бекетовым в кошки-мышки поиграть. Ну уж, хрен тебе. Нас так просто не возьмёшь. Я любого, блин, пересижу, даже такую гниду, как ты, товарищ командир.» -покусывая губы решил Александр, искоса поглядывая вверх на начавшие падать с неба, огромные хлопья снега.

Теперь не переставая боец следил не только за опушкой леса, где должны были подать условный сигнал, но и краем глаза поглядывал на наручные часы. На которых секундная стрелка уже не мчалась, как казалось ему раньше, а слегка подрагивая еле ползла. Что же касается минутной, то если не присматриваться хорошенько, складывалось впечатление будто она, либо топчется на месте, либо вообще движется в обратную сторону. Примерно минут через пять, снег который валил из набежавшей тучи, перестал идти, туча раздвинулась и засияло низкое, яркое солнце. Но радости Александру это не добавило, так как что-то заклокотало в глубине его живота и некий давящий груз, словно кто-то поставил ему на копчик пудовую гирю, заставил вспомнить о съеденном утром завтраке.

— Только не это. Чуяло ведь моё сердце, что не надо было жрать эти яйца, -пробормотал сам себе под нос Александр, беспомощно озираясь по сторонам. Бурление в животе повторилось ещё раз и лицо бойца побледнело, приняв сосредоточенное выражение.

— Точно, яйца не свежие были, падлы. Знал же, что подозрительные они какие-то, а всё-равно схавал, идиот, придурок, -кряхтя пролепетал Бекетов, прикусывая губу.

Примерно минуты через две, война внутри желудка немного утихла и тяжесть на копчике ослабла, но он прекрасно знал по личному опыту, что это лишь временное затишье, перед настоящей бурей и поэтому произнёс:

— Господи, укрепи меня. Не дай обосраться, посреди этих сраных гор и сраной поляны.

На этот раз Александру было всё-равно куда ползёт стрелка вперёд или назад, ему стало начхать на все часы в этом мире. Он лежал в ожидании, когда затаившийся внутри него зверь, опять захочет выскочить наружу. И наконец дождался. В брюхе, чуть ниже пупка возникла невыносимая резь, потом что-то словно оборвалось и Александру показалось что ему на задницу опустили далеко не гирю, а скорее всего железобетонную плиту. От неожиданности он вскрикнул:

— Ё моё! Мать Вашу! -застонал и тяжело дыша, сдавил зубами губу с такой силой, что почувствовал привкус крови.

Удивительно, но как по мановению волшебной палочки, он ясно различил вдалеке, спасительное поблёскивание между деревьев. Дико напряжёнными руками, сжимая винтовку и слыша в голове, бухающую набатом единственную фразу «Только бы успеть». Стремительно навёл перекрестье мишени на повторно появившийся блик и на выдохе спустил курок. Сухой звук выстрела дополнился раскатистым, горным эхом донёсшим до ушей Бекетова, громкий возглас Стрелковита:

— Браво, тушканчик! Вот это скорость! Молодец!

Вскоре, на краю поляны показалась его фигура, вышагивающая по глубокому снегу прямо на Александра. Он глубоко утопая в снегу и высоко поднимая ноги, медленно приближался продолжая выкрикивать на ходу:

— Пятёрка с плюсом! Мастерство растёт прямо на глазах!

Хватаясь за живот и пританцовывая, Александр вскочил на ноги, и Стрелковит, скалясь в улыбке, крикнул:

— Чего пляшешь? От радости что-ли?!

— Живот, -прокряхтел Бекетов, скукожив лицо в дикой гримасе.

— Чего там у тебя? -уже став более серьёзным осведомился он и услышав в ответ «срать хочу», удивлённо поднял брови:

— А чё ты здесь стоишь? Беги в кусты скорей. Мне сраные солдаты не нужны! Винтовку, винтовку то оставь! Зачем она там тебе!? Ты её что, своим дерьмом заряжать собрался?! -вслед скачущему зайцем между деревьев Александру, проорал Стрелковит, а когда тот скрылся за кустами, зашёлся в диком хохоте.

Во время их обратного пути, Стрелковит, очевидно вспоминая бег своего подопечного до укромного места, улыбаясь рассказывал о том как он сам реально наложил в штаны, лёжа в засаде. Так же он поведал о способах избежать подобные «недоразумения». Самый простейший был элементарен, надо «поменьше жрать» перед выходом на задание, лучше побольше взять с собой еды сухим пайком и употреблять по мере возникновения чувства голода. Затем инструктор сделал солдату замечание по поводу недостаточного утепления ног и сказал что с сегодняшнего дня они будут тренироваться на этой поляне, каждый день увеличивая время проведённое в лёжке. Вскоре впереди, за перелеском показалась их часть и переправляясь через небольшой ручей, Александр вдруг вспомнил о сигаретах, и произнёс:

— А помните Вы обещали мне, дать покурить.

На что Стрелковит обернулся и, лукаво прищурясь, ответил:

— Помню, и что с того?

— Ну-у, так, это, неплохо бы, обещание то сдержать, -пожимая плечами, и глуповато раздвигая рот в улыбке, обронил солдат.

— Нет, не будешь ты курить Бекетов. Пока я рядом не будешь. Обманул я тебя, -сказал, как отрезал командир, отворачиваясь и шагая вперёд.

Кровь застучала в висках Александра, и заскрежетав зубами он злобно крикнул, в догонку ему:

— Всё равно буду! Назло вам буду! Прямо сейчас буду!

Удаляющийся остановился, обернулся и с каменным выражением лица вынув из кармана смятую пачку сигарет, кинул её в ручей. На что Бекетов скривился в наглой ухмылке и, достав из-за уха припрятанную сигарету, чиркнул зажигалкой. Торопливо прикурив, он демонстративно выпустил изо рта колечки дыма и озорно подмигнул, спокойно наблюдающему за его действиями наставнику. Но как только тот шагнул к солдату, Александр вскинул винтовку и злобно процедил сквозь зубы:

— Не подходи, гад, не то хуже будет.

— Зря ты оружие на меня наставил. Ой как зря, -продолжая приближаться к Бекетову, спокойно проговорил Стрелковит.

— Не подходи! Не подходи, говорю! -взвизгнул Александр, пятясь к ручью и целясь в грудь подошедшему совсем близко и бормочущему как заклинания, что то о том; что он не любит когда на него наставляют оружие, своему наставнику.

— Лучше уйди, падла. Не то пристрелю, -тихо прошипел Бекетов. На это Стрелковит только неодобрительно покачал из стороны в сторону головой и упершись грудью в ствол винтовки, растянул губы обнажив зубы не то в улыбке, не то в оскале. Подмигнув Александру, он преспокойно обронил при этом:

— Валяй, стреляй.

Воронёный ствол винтовки в руках солдата дрогнул и немного опустился вниз. Его глаза трусливо забегали по сторонам, и он состроив физиономию идиота, выплюнув сигарету, запинаясь пролепетал:

— П-пошутил я. Шутка это. Извините м-меня. П-п-пожалуйста. Я-я…

Его оппонент прищурил один глаз, выдержал небольшую паузу и ещё больше улыбаясь, ответил:

— Зря ты так сделал, дурень.

Александр хотел было сказать, что то в своё оправдание и уже открыл было для этого рот, но Стрелковит рывком перехватив оружие, отвёл дуло в сторону и с оттягом, размашисто саданул солдата ногой в пах. А когда тот завывая от боли согнулся, нанёс боковой удар кулаком, в нижнюю челюсть. От чего Бекетов успел лишь охнуть, слегка покачнуться и, оставив винтовку в руках нападающего, завалился в ручей. Где барахтаясь в ледяном, обжигающим кожу своим холодом горном потоке, обернулся и уплывая по течению от стоящего на берегу командира поднял руку, показав ему оскорбительный жест с сексуальным подтекстом.

Спустя минут пятнадцать мокрый Александр приковылял в расположение части. Сцепив зубы от накатывающего волнами озноба он ввалился в палатку которую они занимали вдвоём со Стрелковитом и первым делом скинул с себя мокрую одежду. Потом растёрся как следует полотенцем и переодеваясь в сухое услышал у себя за спиной, ненавистный на тот момент голос:-Когда растираешься то лучше со спины начинать, а не с груди. Так быстрее по телу тепло разбегается.

Бекетов обернулся и глядя на сидящего за столом Стрелковита подивился тому, что когда вошёл в палатку то ли не заметил, то ли просто не обратил внимание на него. При всём, при этом он абсолютно не помнил чтобы тот присутствовал в помещении. Александр молчал не зная что ответить и почему то усиленно пытался вспомнить была ли палатка пуста до его прихода или нет. Меж тем Стрелковит подтолкнул пальцами лежащую на столе не распечатанную пачку сигарет и сказал:

— В палатке вот нашёл. Судя по всему это твоё.: он замолчал и после небольшой паузы продолжил:- Короче так, кури и дальше, я подаю рапорт чтобы тебя перевели в обычную часть, там будешь как все. Если захочешь остаться у меня на обучении, то запомни куреву тут не место. Решай сегодня и сейчас.

С этими словами он поднялся и удалился, оставив Бекетова стоять в молчаливом недоумении. Продолжая тупо размышлять о таинственном появлении Стрелковита, Александр больше по привычке нежели желая курить, взял со стола сигаретную пачку, зажигалку и откинув полог вышел наружу. Кругом суетилась солдатня, но командира нигде не было видно. Достав отработанным движением из пачки сигаретный цилиндр, Бекетов поднёс его ко рту и замер наблюдая за всеми кто находясь в поле зрения в данный момент, занимался своими, обыденными делами. И эта фраза «Будешь как все» гвоздём почему-то засела в мозгу, не давая ему покоя. Он долго стоял разглядывая каждого кто попадался на глаза и удивлялся какие они все на вид разные солдаты, очень похожи между собой: движениями, ухмылками, тем как они сплёвывают. Вообщем во многих мелочах которые собственно и характеризуют поведение человека, делая его отличным от других. «А он, разве он хочет быть похожим на всех?» Задал Александр сам себе этот вопрос и тут же мысленно ответил. «Нет, я не хочу быть как все.» После чего вернул сигарету в пачку, смял её в кулаке, отбросил подальше от себя и зашёл в палатку.

В ухе раздалось неприятное шуршание радиопомех, вперемешку с каким то треском, и голос командира группы, прорываясь сквозь весь этот шум, просипел:

— Саня, как там у тебя? Скоро еду подвезут, будь на готове.

— Нормально, -отозвался Александр лёжа на столе и внимательно наблюдая за окном через оптический прицел винтовки. -Не плохо бы знать, как мишень выглядит. Или хотя бы примерно, во что одет.

— Одет в пальто, синего цвета, волосы чёрные, с большой проседью, без усов и бороды. Это всё что известно. И ещё, чуть не забыл у него шрам над правым глазом кажется, -потом в ухе опять зашуршало, затрещало и связь прервалась.

Александр увидел как во двор въехал жёлтый, кургузый автомобильчик с рекламой пиццерии на дверях.

— Что это за клоунада такая? -невольно вырвалось при виде автомобиля, у Бекетова.

— Всё в порядке, не волнуйся, разносчик пиццы наш человек. Просто этот гад пиццу захотел и потребовал чтоб привёз реальный разносчик, в жёлтой тачке. Пришлось одного из наших переодеть, -отозвался сквозь лёгкое шипение, снова появившийся на связи командир, на что снайпер облизнув сухие губы, сказал:

— Надо попросить нашего парня, попробовать немного отодвинуть штору или хотя бы показать рукой, если объект приблизится и будет стоять за ней.

— Хорошо, понял тебя. Всё, конец связи, -прохрипел командир и после небольшого щелчка окончательно пропал из радиоэфира.

Бекетов ещё раз подкорректировал прицел, наводя резкость на зашторенное окно. Жёлтый автомобильчик припарковался неподалёку и из него вышел, неся огромную квадратную сумку разносчик. В нём Александр сразу узнал молодого парня-новобранца, недавно принятого в их отряд. Тот спокойно шагая направился к лестнице, приставленной под окном, за которым скрывался террорист. Как только разносчик начал подниматься, на втором этаже приоткрылась створка окна, и показалась часть руки человека, стоящего за шторой. Палец снайпера медленно коснулся курка, плечи напряглись, а дыхание стало ровным и спокойным. Александр понимал что возможно именно в этот момент решается судьба всей операции и что может быть второго такого шанса и не представится. Он осознавал степень ответственности, которая лежала сейчас на нём, но вместе с тем мозг его был холоден, и мандраж, который так часто тревожит новичков, полностью отсутствовал. Подушечка пальца с натруженной на сгибе мозолью, нежно поглаживала жёсткое ребро металлического курка.

Разносчик пиццы снял сумку с плеча и стал подавать её, сквозь внешнюю решётку, в приоткрытое окно. Руки человека, стоящего за шторой подались чуть вперёд и в прицел стало видно плечо по которому уже нетрудно было распознать местонахождение головы. Перекрестье оптики легло чуть левее и выше, целясь в область основания черепа. В этот момент край коробки скользнул, задев штору, она откинулась и стала отчётливо видна седая голова, стоящего за ней человека.

— Он показался. Код четыреста сорок четыре! -чётко и перекрывая треск радиопомех, громко произнёс ему в ухо командир, код означающий приказ приступить к уничтожению мишени. Курок после слабого нажатия уже подался чуть назад, но неожиданно остановился.

— Нет синего пальто? Где знак что это он? -прозвучал спокойный голос снайпера.

— Башка седая, это железно он. Код четыреста сорок четыре! -также чётко, как и в первый раз повторили в рации, но палец на курке замерев, ослабил давление и потихоньку отодвигаясь, вернул смертоносный механизм в исходное положение. Бекетов неторопливо и практически по слогам повторил свой вопрос:

— Где, условленный знак?

— Ты что приказы не выполняешь?! Код четыреста сорок четыре, твою мать! -окончательно перекрывая шум фонящих радиоволн, раздражённо взвизгнул оппонент, и в эту самую секунду человек у окна, забрав сумку, исчез за шторой. Псевдоразносчик пиццы благополучно спустился по лестнице вниз и зашагал к жёлтому автомобильчику.

— Сегодня же подам рапорт на тебя, Бекетов! -послышался трескучий голос командира, затем рация слабо пискнула и в ухе у Александра воцарилась тишина.

За зашторенным окном, где прятался террорист, тоже всё было спокойно. Бекетов поставил оружие на предохранитель и поморщившись, залез рукой в нагрудный карман. Достав оттуда мятную конфету, он развернул фантик и сунул её в рот. В ушах у него всё ещё звенели отголоски недовольства командира, но не это волновало его сейчас и вовсе не то что буден подан рапорт начальству, с последующими за ним неприятностями. А то что он возможно подставил ребят из группы, которым вероятнее всего придётся идти на штурм и одному богу известно чем это всё закончиться для них. Но опыт полученный ранее подсказывал, что выполни он приказ не удостоверившись как следует, мишень это или нет, то результаты могли бы быть куда более трагичными.

Сейчас почему-то перед глазами всплыл образ отца, который в детстве и юности был не малым раздражителем для Александра. Он помниться, частенько мог обматерить казалось бы за ерунду и смолчать, ничего не сказав за серьёзный проступок. Большой, высокий, он обладал огромной физической силой, любил петь, шутить над окружающими и одновременно с этим мог вспылить, затеять ссору на ровном месте. Похожий на бурлящий волнами океан этот человек притягивал к себе и в тоже время вызывал опасения. Поэтому все в их семье любили, и одновременно побаивались его. Александр будучи рождённым как это часто бывает не похожим по характеру на своего отца, очень часто злился на него, за несдержанность, но ещё больше за то что тот постоянно опекал сына, контролируя практически каждый его шаг. Он постоянно учил всяким бытовым премудростям малолетнего Александра и как это бывает довольно часто, сам отпрыск считал эти знания ненужными, а родителя своего выжившим из ума самодуром. Уже в то время в нём, в Александре зрела и формировалась обыкновенная гордыня, позволяющая обвинять всех и вся в совершённых ошибках, но только не себя самого. Противясь воле отца он порой специально старался нарушать его требования, демонстрируя при этом лишь собственную глупость, что естественно не оставалось без внимания. За что само собой разумеется отец очень сильно злился на сына, кричал, ругался, показывая вспыльчивый характер, а отпрыск, постепенно пропитывался ненавистью к домашнему тирану и мучителю. Но однажды случилось несчастье, отца насмерть сбил автомобиль. И прошло совсем немного времени после той нелепой смерти старшего Бекетова, примерно около года и Александр, странным образом ощутил тоску по его назиданиям и упрёкам.

Вторым таким человеком в его жизни едва не стал Стрелковит, поражающий своей внешней холодностью и спокойствием, точно так же как и отец он вечно был недоволен своим подчинённым. Однако после случая у ручья и того что Александр выбрал остаться с ним, он неожиданно смягчился к своему подопечному стараясь привить ему спокойствие и рассудительность, вместо постоянной, юношеской рефлексии.

Помниться один весьма показательный случай. Тогда Александр уже во всю упражнялся в стрельбе из «ВИНТОРЕЗа» и у него совсем не шло поражение мишени на трёхстах метрах. Конечно он был в курсе что применяется наиболее эффективно данное оружие до двухсот метров, но уж очень хотелось достичь некоего совершенства и даже превзойти его. Короче говоря в отсутствии Стреловита, который укатил в штаб с отчётом, Бекетов залёг на стрельбище почти на пол дня, но так и не добившись необходимого результата, плюнув на свою затею под вечер вернулся в палатку. Почистив винтовку и перекусив сухим пайком, он улёгся в постель и мгновенно провалился в глубокий сон. А когда его разбудил, тряся за плечо, Стрелковит, Бекетову показалось что он вовсе и не спал, а так, прикрыл на секунду глаза.

— Вставай, перец, хватит дрыхнуть, -услыхал Бекетов сквозь сон, знакомый до боли голос.

— Да я только прилёг, немного… имею право поспать…, -залепетал боец и ему тут же почти в ухо гаркнул Стрелковит:

— Подъём! Приказываю встать! Тревога! Неприятель в лагере! Не оденешься за две минуты, пятьдесят отжиманий, время пошло!

При упоминании про отжимания, сон улетучился как то сам собой и вскочив, будто его укололи шилом взад, Александр с бешеной скоростью начал одеваться. Но естественно, как впрочем и в большинстве случаев, он не уложился в отведённые ему нормативы, и по окончании одевания всё равно пришлось отжиматься. Проделав бодрящую физзарядку, запыхавшийся солдат поинтересовался:

— Можно обратиться?!

— Обращайтесь, -буркнул Стрелковит, вытаскивая из футляра свой «ВИНТОРЕЗ» и собирая его.

— Где будем отражать атаку неприятеля, здесь, в палатке или за пределами её? -делая нарочито серьёзное лицо, съязвил Александр, но в ответ он не услышал ругательств и новых наказаний. Командир внимательно посмотрел на наглую морду бойца, отвернулся и продолжив снаряжать обойму патронами, сказал:

— Через сорок минут у нас выход на первое боевое задание. Так что приведи оружие в порядок и амуницию тоже, -затем бросив взгляд в угол, туда где находилась винтовка Бекетова, добавил:

— Прицел для ночного видения установи прямо сейчас. Обмотай побольше белыми тряпками ствол. Да и ещё, сухпай не бери, идём недалеко и ненадолго.

Серьёзность тона инструктора, моментально убрала не только улыбку с физиономии солдата, но и вообще отбила охоту шутить. Последующие сорок минут, снайпера в молчании собирались: Мазали вазелином с красителем щёки, нос, проверяли спуски ударных механизмов у винтовок и, одев белые маскхалаты с висящими лоскутами материи, подпрыгивали, проверяя не гремит ли что в карманах разгрузок.

Стрелковит собрался раньше Александра и последние пятнадцать минут сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к брезентовой стенке палатки. Бекетову даже показалось что он уснул, но ровно через сорок минут инструктор не глядя на часы, открыл глаза и скомандовал:

— Пора. Встать, шагом марш за мной. Как только выйдем за пределы части, идти след в след и соблюдать тишину.

Ледяная корка, покрывшая от ночных заморозков сугробы, с хрустом ломалась под сапогами снайперов. Низкие звёзды и похожая на блюдце луна освещали окрестности, заставляя деревья бросать длинные, тёмно-серые тени. Безветренный воздух был пропитан тишиной и лишь кое-где, вдалеке слышались завывания то ли волков, то ли одичавших собак. Ведущий и ведомый пересекли меж двух, невысоких скалистых гряд открытое пространство, и осторожно ступая вошли в лес. Ветки деревьев отскакивали от плеч Стрелковита и Александр, низко пригибаясь, еле-еле уворачивался от их хлёстких ударов по лицу. Пройдя по лесу, примерно километра два, они вышли на опушку, откуда открывался вид на небольшой аул, расположенный у подножья горы. Стрелковит показал жестом влево и шепнул:

— Надо обогнуть аул, -и, он крадучись двинулся мимо растущих по краю опушки деревьев, с тем расчётом, чтобы тень от них скрывала передвигающихся людей. Обойдя аул с левой стороны, они углубились в небольшой перелесок и пройдя его насквозь, вышли к поляне, в конце которой стояла каменная полуразрушенная башня. От этого старинного строения, вниз по каменистому склону, туда где располагался аул, тянулась протоптанная в снегу тропинка.

— Стоп, машина, -тихо обронил Стрелковит и, перевернув термозащитный коврик со спины на живот лёг в снег и пополз вперёд, буркнув при этом:

— Чего, уснул дуримарский, ползи давай.

Через пять минут оба снайпера уже лежали в снегу, целясь под прикрытием брошенной впереди себя корявой ветки, в сторону развалин, естественно предварительно смочив водой снег перед собой что бы при выстреле не выдать себя.

— А кого ждём то? -шёпотом бросил Бекетов и, услышав ответ, пожалел о том что вообще умеет говорить.

— Деда Мороза, дятел. Пасть захлопни, тут эхо, как ё моё. Любого кто подойдёт или выйдет из башни бери в прицел и жди команды. Усёк?

— Так точно, усёк, -гортанно просипел Бекетов, а сам подумал «Сам ты дятел. Только и знает что ругаться, нет чтоб сразу всё как следует обьяснить.»

О чём думал Стрелковит угадать было сложно, но только Александр заметил что тот почему то, изредка поглядывал на циферблат наручных часов. Вдруг он замер, и его голова, как у хорошего ирландского сеттера при виде дичи в кустах, слегка подалась вперёд вытягиваясь на напряжённой шее.

Бекетов присмотрелся и ясно различил слабое движение возле каменных обломков, у самого основания башни. На вопросительный взгляд бойца, командир показал жестом, чтобы он лучше смотрел вперёд. Вскоре над грудой камней показалась голова и плечи.

— Целься давай, -процедил сквозь зубы, Стрелковит.

— А Вы? -отозвался тем же манером Александр.

— Не твоё дело. Целься в мишень, -прошипел он на него и переведя взгляд в сторону башни, добавил:

— Смотри, он курит кажется. Бери чуть выше огонька.

Глянув в окуляр прицела, Бекетов явно различил маленький огонёк от сигареты. Перекрестье прицела скользнуло по очертаниям тёмной фигуры незнакомца и замерло в области его воображаемой переносицы.

— Прицелился. Что дальше? -выдавил из себя Александр, удерживая на мушке голову человека.

— Делай, как учили. Код четыреста сорок четыре, приступить к выполнению приказа.

— Есть приступить к выполнению.: отозвался Александр, выжидая когда утихнет слабый порыв ветра. Ощущая учащённое сердцебиение он облизнул пересохшие губы и как только ветер затих, плавно нажал на курок. Еле слышный даже для ушей самого стрелка щелчок выстрела произвёл «Винторез» и слабая отдача подкинула винтовку, но когда Александр глянул через оптику ночного видения то поразился тому что мишень, находиться на своём месте продолжая курить. Удивлённый Бекетов покосился на своего воинского педагога, но тот словно не замечая промашки подопечного смотрел сквозь оптику бинокля в сторону мишени. Понимая что промашка может быть с каждым, Александр вновь прицелился и выстрелил. На этот раз ему даже показалось что голова курильщика слабо дёрнулась назад, но возможно что это был лишь самообман, потому что мишень как не в чём небывало продолжала покуривать сигарету. Шёпотом выругавшись стрелок снова взял на прицел неуязвимого курильщика и чувствуя дикую раздражённость сцепив зубы нажал на спуск. Но проклятая мишень будто издеваясь выпускала дым изо рта, лишь немного наклонив голову. Взбешённый этим всем Александр опять обратил свой взор на Стрелковита, который не отрывая от глаз бинокля спокойно и очень тихо произнёс:

— Не торопись Бекетов. Будь хладнокровнее и постарайся оценить обстановку, что именно происходит не так.

Стараясь усмирить колотящееся в груди сердце, боец произвёл несколько глубоких вдохов и поморгав глазами для чёткости зрения прильнул к окуляру оптического прицела. На этот раз он был точно также спокоен, как во время своих тренировок на стрельбище. Ему очень хорошо были различимы контуры курящего человека и ветер который слабым дуновением всколыхнул ветки кустов, затих и воцарилось полное безветрие. Всё, абсолютно всё располагало к тому что бы поразить мишень и он выстрелил.

Но чуда не произошло и мишень совершенно обнаглев, опять лишь наклонила голову совершая затяжку, от чего кончик сигареты засветился красным огоньком.

— Я щас подползу поближе. Наверное расстояние большое.: с этими словами Бекетов дёрнулся вперёд желая проползти немного, но Стрелковит остановил его схватив за плечо, прохрипев при этом.

— Куда, а ну отставить самодеятельность.: и когда солдат вернулся на исходную позицию, он добавил.:-Будь повнимательней. Расстояние здесь достаточное, присмотрись к мишени, подумай что может быть не так. Снайпер это не только тот кто умеет метко стрелять, но и тот кто мыслит не как тупая скотина, а как хищник, как настоящий охотник.

Александр всё ещё сопя от негодования на самого себя за промахи, начал рассматривать человеческую фигуру и чем усерднее он всматривался в неё, тем больше ему казалось во всём этом объекте наблюдения присутствие чего-то неживого, механического что ли. Уж очень все движения были однообразны и повторялись с определённой цикличностью. И тут до него наконец-то стало доходить, чего от него хотел Стрелковит предлагая быть повнимательней. Бекетов повернулся и выпучив удивлённо глаза, прошипел:

— Он что, не живой что ли?

— Молодца солобонище, наконец-то до тебя допёрло.: Стрелковит поднёс ко рту руки и три раза крякнул уткой, на что со стороны мишени ему ответили тем же и фигура курильщика закачавшись, сильно накренилась начав двигаться в сторону их лёжки.

— Сейчас ты познакомишься с нашим любимцем, с Карлушей.: Заявил Стрелковит, поднимаясь на ноги.

Карлушей оказалось чучело человека изготовленное по пояс и с очень мягкой, поглощающей выстрелы башкой. Движение рук и головы человеческого муляжа приводились в действие при помощи толстой проволоки, а раскуривание сигареты осуществлялось через трубку от капельницы продетую сквозь рукав.

Рядовой Захарчук, чуть полноватый новобранец из третьей роты свалив чучело на снег, прямо у ног Александра, весело заявил.:

— Принимай новое оружие Бекетов. Теперь твоя очередь, возиться с ним.

А когда они втроём уже ближе к рассвету вышли к части и снеговые вершины гор засияли на солнце россыпью бриллиантов, Захарчук останавливаясь достал из пачки сигарету и выдыхая дым первой затяжки, сказал.:

— Хорошо то как. Наконец-то можно без трубки этой покурить.

На что Стрелковит глянув на него и печально покачав головой пробурчал: -Эх погубит тебя твоё курение, когда нибудь. Вот увидишь, погубит.

Неизвестно чувствовал ли он что-то тогда или нет, но удивительно что примерно через год после данного случая, Бекетов узнал, о гибели Захарчука. Его убил снайпер, когда тот ночью, выпив лишнего раскуривал сигарету.

Низкие, хмурые облака расступились и яркий, солнечный блик преломляясь в оконном стекле заплясал, затрепыхался на стволе снайперской винтовки. Александр, лёжа на столе и просматривая в прицел окно, за которым скрывался террорист, не меняя позы, выставил вперёд руку и, не выпуская даже на секунду окно из поля зрения, прикрыл сбоку левой ладонью стекло оптики. За тёмно-бежевыми шторами, вроде всё было тихо, и движения не наблюдалось, но на душе у Александра ощущалось подозрительное волнение. Похожее на то, как ждёт к празднику подарков ребёнок, или как преступник перед совершением преступления, заранее знает что будет пойман, и наказан. Странное, растянутое во времени чувство приближения чего-то значимого, грызло изнутри, мешая ему хладнокровно сосредоточиться, на выполнении своей работы. Главное, что всё это взялось из ниоткуда, и он совершенно не понимал, с чем связана данная канитель. Возможно, причиной тому были невесть почему всплывшие воспоминания, а может он просто немного расслабился. Пытаясь отогнать различного рода вредные ощущения, Александр начал думать о всякой ерунде. Сперва он размышлял о том что купит в продуктовом магазине, когда поедет обратно домой, потом прикинул сколько у него денег с собой и хватит ли их на покупки. Но как он ни старался, предчувствие близости чего-то важного не покидало его, и мысли путались в голове, раздражая этим ещё больше.

Треск в ухе, щелчок и голос командира, слышимый из наушника гарнитуры, заставили слегка вздрогнуть лежащего на позиции стрелка, прогнав ненужное настроение.

— Сань, слышь, извини. Я тут это, вообщем погорячился малость. Чего молчишь, обиделся. Я тебя понимаю, но и ты меня пойми, начальство трезвонит каждые пять минут, просто задолбало. Там в заложниках, родственник шишки одной оказался. Давят на меня тут, со всех сторон. Короче рапорта не будет, никакого.

— Понял,: кашлянув подал голос Бекетов.

— Ты чего кашляешь, заболел что ли? -не унимался командир, проявляя где только можно сочувствие.

— Всё в порядке. Почему условленного знака не было? -парировал вопросом на вопрос Александр и через треск, перемешанный со слабым свистом, услышал ответ:

— Да не он это был, мать его за ногу. Там ещё один мужик есть, тоже седой. Так что ты был прав, извини. Ну чё мир или как?

Александр скривился уголком рта и хотел было ответить что-нибудь шутливое, вроде фразы”Мир, дружба, жвачка», но осёкся, так как увидел в прицел, что шторы тёмно-бежевого цвета заколыхались, будто от сильного порыва ветра. Сделав паузу и не отвечая на вопрос, Бекетов внимательно следил за окном и за шторами которые зашевелились вновь. Вскоре, движение повторилось, но с ещё большей силой и он обрывая на полуслове командира, выдохнул в микрофон:

— Там что-то происходит!

— Где? Что происходит? -переспросил командир и в этот момент сзади штор показалась серая тень, и чьи-то руки дёрнули материю вниз. Обрываясь с крепежей шторы практически полностью упали, открыв для обзора треть комнаты.

— Всем боевая готовность! -резко выкрикнул старший группы спецназовцев и после короткого щелчка пропал из радиосвязи.

Далее события развивались чересчур стремительно. В прицел Александру стали видны два дерущихся на полу человека, один из которых был седой, в синем пальто. Находясь сверху он наносил добивающие удары тому, кто лежал внизу. Полог пальто широко распахнулся, и стрелок отчётливо различил, висящие под ним брикеты пластита. Бекетов моментально поймал в перекрестье прицела затылок террориста, снял спусковой механизм с предохранителя и указательный палец скользнул по холодной скобе курка. Дыхание стало плавным, глубоким, а стуки сердца показались такими близкими и хорошо различимыми, какими небыли ещё ни разу, за всю его снайперскую карьеру. Курок в виде железного полумесяца тронулся с места, и повинуясь воле руки, медленно стал двигаться назад. Седая наклонённая голова террориста отчётливо виднелась в прицел и Бекетов легко различил небольшую плешь на макушке этого человека. Кожа на пальце обретя удивительную чувствительность уловила, как напряглась пружина внутри корпуса винтовки, готовая привести в действие боёк. Доли секунд отделяли от момента, когда отдача приклада отбросит плечо назад, а пуля в сопровождении пороховых газов стремглав полетит на встречу с мишенью. Но в это самое мгновение террорист чуть подался назад и приподняв голову, показав своё лицо.

Едкий, неприятный запах угарного газа возникающий при открывании печки-буржуйки, смешанный со сладковатым ароматом ружейной смазки, защекотал в носу, напомнив о времени его проживания в армейской палатке. Вместе с запахом ему припомнился и сидящий внутри палатки Стрелковит, за невысоким деревянным столом, на котором были разложены составные части ВИНТОРЕЗа. Тогда он кажется точно так же, прочищая шомполом ствол оружия, отклонился назад и пристально посмотрел, на вошедшего в палатку Александра. Вот и сейчас из глубины комнаты на него глядел Стрелковит, только сильно поседевший и постаревший за то время, что они не виделись. Не понимая галлюцинация это или реальность, Бекетов ослабил давление пальца на курок и убрав руку, прикрывающую от солнца окуляр прицела, крутанул обод, увеличивая кратност

...