Оглавление

Глава первая

Свеча трещала, отбрасывая на стены дурацкие тени моих карточных «арканов», купленных в том же ларьке, что и сигареты «Прима». Воздух густо пах дешевым ладаном и жжеными макаронами — я всегда немного подпаливала их на сковороде перед сеансом, для антуража. Клиенты должны чувствовать Тайну. А чувствуют они в основном вонь.

— Духи шепчут мне… — моим голосом теперь владела не Клавдия Егоровна, а мадам Кассандра Велич. Голос стал на полтора тона ниже, с легкой, едва уловимой примесью не то балканского, не то цыганского акцента. — Они показывают мне воду… очень много воды.

«Озеро? Море? Лужу во дворе, в которой ты в детстве утонула, дурочка?» — пронеслось в голове.

Моя визави, женщина лет пятидесяти с лицом вечной обиды и в платочке, тревожно всхлипнула.

— Озеро! — выдохнула она. — Мы с ним на Селигере познакомились!

Ну вот, пронесло. Повезло, черт возьми. А могла бы и в лужу ткнуть.

— Он был… рыбак? — рискнула я, считывая ее загорелую, потрескавшуюся кожу и привычку тереть большим пальцем о указательный, будто сматывая леску.

— Таксометрист! — всхлипнула она. — Но рыбу любил!

Боже, водитель такси, который любил рыбу. Это сужало круг поисков до нескольких миллионов человек. Я закрыла глаза, сделав вид, что прислушиваюсь к голосам вселенной. На самом деле я прикидывала, сколько с этой плакальщицы в платочке можно содрать. Серьги серебряные, но старые, потускневшие. Пальто дешевое, но чистое. Из тех, кто копит на важное. На похороны, на памятник, на поминки. Идеальный клиент.

— Он здесь… — прошептала я, делая взгляд «глазами в никуда». — Он смотрит на тебя. Он… хочет, чтобы ты купила ту самую шубу.

Женщина ахнула, как будто ее хватили током по самым чувствительным местам.

— Шубу?! Но я же… мы с подругами только в январе в «Ашан» ездили, я мерила там пуховик…

— Он настаивает! — перебила я ее, усиливая напор. Духи, блин, настаивают. Сами бы они попробовали уговорить эту упрямую козу. — Он говорит: «Ты всю жизнь экономила, Надя! Пора пожить для себя!». Он говорит… что ему больно смотреть, как ты мерзнешь в этой осенней ветровке в такую стужу.

Я это подсмотрела пять минут назад в прихожей. Ветровка висела на крючке, а за окном вовсю сыпал снег с дождем. Логика — она ведь куда эффективнее магии.

Надя разрыдалась. Бинго. Попала в самую больную мозоль — в чувство вины перед покойным и в свое собственное скряжничество.

Через десять минут она, утираясь краем платочка, оставляла на моем столе пять тысяч рублей. За «утешение и совет от усопшего супруга». Я проводила ее до двери с видом усталой пророчицы, которую мировая скорбь вот-вот доконает.

Дверь закрылась. Я щелкнула засовом, отмахнула со лба нависшую прядку иссиня-черных волос (краска «Черный бархат», пальцы до сих пор отмыть не могу) и посмотрела на часы. Черт, уже три. А в четыре Лиза из школы вернется. И начнется священный ритуал под названием «Мама, дай денег на новый айфон, этот розовый уже вообще не о чем».

Я прошлепала в кухню, заварила себе «Роллтон» с говядиной — обед пророка — и уставилась в окно. Панельная коробка напротив, грязный снег во дворе, кривая детская горка. Райское местечко. В кармане халата завибрировал телефон. СМС от банка: «Задолженность по кредиту составляет…». Я зажмурилась. Не сейчас. Просто не сейчас.

Нужны деньги. Быстро, много и желательно не очень честно. Честность у нас в Зареченске вообще не в почете.

Вернувшись в «сеансовую», я плюхнулась на стул и принялась считать выручку. Мелочь сыпалась из рук. Тоска. На шубу себе я в этой жизни точно не наскребу. Разве что на искусственную, да и то из комиссионки.

И тут меня осенило. Рождественская акция! Все же делают скидки к праздникам. А у меня какой праздник? Правильно, день рождения мадам Кассандры! Выдумать можно что угодно.

Я схватила листок бумаги и маркер. Писала с размахом, вдохновленная гениальностью идеи.

«ТОЛЬКО ДО КОНЦА МЕСЯЦА!

АКЦИЯ!

СВЯЗЬ С УСОПШИМИ РОДСТВЕННИКАМИ СО СКИДКОЙ 30%!

УЗНАЙТЕ, КТО ВАМ МЕШАЕТ ЖИТЬ И КУДА ДЕЛИСЬ БАБУШКИНЫ СЕРЬГИ!

ПРИХОДИТЕ, ПОКА ОНИ НЕ УСПЕЛИ УЙТИ В БЕСПЛАТНЫЙ АСТРАЛ!»

Приклеила объявление на дверь, рядом с кнопкой домофона. Посмотрела. Господи, какая же чушь? Как они на это ведутся? Выглядело дешево и отчаянно. То, что надо.

— Ну, усопшие, — пробормотала я, доедая холодную лапшу. — Шевелите там костями. У нас распродажа. Первый труп по акции — ваш.

Глава вторая

Секунда тишины. Та самая, блаженная, между уходом последнего клиента и неизбежным возвращением в реальность. Я успела лишь переодеться в застиранный домашний халат с выцветшими барашками и налить себе кружку чая, как дверь щелкнула ключом.

Это был не тот щелчок, каким открывают дверь. Это был акт декларации. Щелчок, которым заявляют: «Я вернулась в это болото, и мое настроение ниже плинтуса, в который я сейчас буду тыкать свои кроссовки».

— Привет, рыбонька, — выдавила я, стараясь, чтобы в голосе звучала материнская нежность, а не усталость торговки с рынка.

Лиза ввалилась в прихожую, как ураган черного цвета. Черная худи, черные рваные джинсы, черные волосы, нахмуренные черные брови. Единственным ярким пятном был новый чехол на телефоне — ядовито-розовый, с блестками. Подарок какой-то одноклассницы с деньгами. Мне он напоминал расцветку ядовитой лягушки.

— Мам, ты не представляешь, какой сегодня был трэш, — начала она, не снимая обуви и не глядя на меня, уткнувшись в экран телефона. Ее пальцы порхали по стеклу с быстротой, недоступной моему пониманию.

«Трэш» в ее лексиконе мог означать что угодно: от ядерной войны до того, что в столовой не было пончиков.

— Что случилось-то? — спросила я, отхлебывая чай. Он уже остыл.

— У Кати сегодня новые AirPods пришли. Третьи за этот месяц. Розовые, матовые. А у меня вот… — она, наконец, оторвала взгляд от телефона и бросила его на табуретку с таким видом, будто это не гаджет, а кусок дерьма. — …этот кусок пластика. Он уже даже не розовый, он персиковый, как будто его в хлорке замачивали. Позорище просто.

Мой взгляд автоматически скользнул по ее ногам. Кроссовки были дорогие, последней модели. Куплены три месяца назад в кредит после двухнедельной истерики. Теперь они тоже, видимо, скоро станут «позорищем».

— Лиз, они же чистенькие, хорошие, — попыталась я вставить разумное слово, чувствуя, как во рту появляется противный привкус. Привкус безнадежности этих разговоров. — На что тебе еще одни наушники?

— Чтобы слушать музыку, мам! Не входить в метро с таким убожеством! — она взглянула на меня, и в ее глазах читалось неподдельное страдание. Искреннее, как мои сеансы. — У всех уже есть. У всех! Одна я как лох пестрый.

«Лох пестрый» — это было сильно. Особенно от человека, на гардероб которого я за последние три месяца отдала полтора оклада майора полиции.

— Деньги не с неба падают, — сказала я, уже чувствуя, как закипаю. — Вот только клиентка ушла, пять тысяч принесла. Не хило, да?

Лиза фыркнула. Этот звук лучше всяких слов выражал ее отношение к моей профессии.

— Опять к тебе какая-то лохушка приползла? Ты ей про духов нашептала, а она тебе последние деньги отдала? Блеск.

— Лиза! — голос мой сдавило. — Я не попрошайничаю! Я оказываю услуги. Духовные.

— Духовные, — передразнила она меня, скривив губы. — Ты обманываешь людей. Вешаешь им лапшу на уши. Это же смешно, мам! Стыдно должно быть! У Машкиной мамы свой цветочный магазин, у Катиной — ювелирный бутик в центре. А чем занимается моя? Шарлатанством! Гадает по картам за три копейки!

Она произнесла это слово — «шарлатанство» — с такой ядовитой издевкой, что у меня кольнуло под ложечкой. Не потому что это была неправда. А потому что это была правда, произнесенная вслух самым близким человеком.

— А на что тебе этот самый бутик? — огрызнулась я. — На что тебе эти наушники? На учебу бы лучше внимание обратила!

— Чтобы быть как ты? — парировала она. — Сидеть в этой дыре и обманывать пенсионерок? Я отсюда свалю при первой же возможности. В Москву. И никогда сюда не вернусь.

Она схватила свой «позорный» телефон и, развернувшись на каблуках, затопала в свою комнату. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто в нашем доме навсегда умерло что-то важное.

Я осталась стоять на кухне с остывшей кружкой в руках. За окном смеркалось. В стекле отражалась я — женщина в потрепанном халате, с лицом, размазанным от неудачно подобранного тонального крема и усталости.

«Я оказываю услуги», — повторила я про себя уже без всякой уверенности.

Со стола на меня смотрел листок с акцией. «СКИДКА 30% НА УСОПШИХ».

Вот и вся моя жизнь. Скидка на всё. На мечты, на совесть, на уважение собственной дочери.

Я допила холодный чай. Он был горьким-прегорьким.

Глава третья

Утро началось с того, что забился слив на кухне. Не просто забился, а издавал угрожающие булькающие звуки, будто в трубах захлебывался тот самый дух, с которым я вчера общалась. Я пнула ободранный фасад тумбочки босой ногой, отчего стало только больно. Реальность, как всегда, била по больным местам и по ногам.

Лиза на завтрак не вышла. Демонстративно. Наверное, сидела в комнате и писала подругам о том, какая у нее ретроградная мать, мешающая духовному росту в виде покупки розовых наушников.

Я уже собиралась вывесить на двери табличку «Мадам Кассандра ушла в астрал для очистки кармы. Вернется с попутным ветром», как в дверь постучали. Стук был нерешительный, но настойчивый. Не похоже на почтальона или соседку тетю Люду — те стучали как штурмовики.

Мгновенная диагностика: новый клиент. И, судя по стуку, не из уверенных в себе.

Я метнулась в «сеансовую», на ходу накидывая поверх халата цветастый плед с бахромой — мой рабочий халат. Рукой смахнула крошки со стола, зажгла первую попавшуюся свечу — пахло ванилью, не идеально, но сойдет. Глубокий вдох. И… я — мадам Кассандра.

Открыла дверь с таким видом, будто только что вернулась из путешествия по тонким мирам и немного не выспалась.

На пороге стояла она. Не в платочке. Не в потрепанном пальтишке. Передо мной была женщина лет сорока, в идеально сидящем на ней кашемировом пальто цвета беж. Дорогая сумка, утонченные черты лица, но все это — будто под слоем пыли. Глаза опухшие, красные, с синяками недосыпа. Руки с идеальным маникюром нервно перебирали ручку той самой сумки.

— Мадам Кассандра? — голос тихий, надтреснутый. — Я по объявлению… о связи…

— Духи уже сообщили мне о вашем визите, — пропела я, пропуская ее внутрь.

Мои глаза уже делали свой безошибочный расчет. Кашемир. Сумка — не копия, оригинал. Кольцо на руке — белое золото с небольшим, но качественным бриллиантом. Не разведенка, ищущая нового мужа, и не бедная вдова. Это был клиент высшей лиги. У такой и проблемы не бытовые, а с размахом. Значит, и чек можно выписать посолиднее.

Она вошла, окинула взглядом мою «священную пещеру». В ее глазах мелькнуло что-то — не разочарование, скорее, отстраненное любопытство, как будто она попала в этнографический музей.

— Садитесь, родная. Излейте свою боль на сердце. Тяжелый камень скорби давит на вашу душу, я это вижу, — я опустилась напротив нее, сложив руки на столе, чтобы она видела все мои фальшивые кольца.

— Меня зовут Анастасия, — начала она, и голос ее дрогнул. — Полгода назад… погиб мой муж. Владимир. Автокатастрофа.

Я сделала соответствующее случаю скорбное лицо. «Ага, значит, будем выходить на связь с тем светом. Стандартно».

— …Он был бизнесменом. Сильным человеком. Всегда всего добивался сам, — она говорила монотонно, будто заученную речь. — Помню, в прошлом году, когда у него всё наконец-то пошло в гору, он пообещал мне… Пообещал купить кабриолет. Белый. Говорил: «Будешь ездить по набережной, как королева». Смешно, да? — она горько улыбнулась, глядя в пустоту. — Я тогда посмеялась, сказала, что мы не в голливудском фильме. А он так серьёзно посмотрел и сказал: «Для тебя — всё, как в кино». Но после его смерти… я не могу прийти в себя. Меня терзают сомнения.

— Сомнения? — я наклонилась вперед, заинтересованно. Это был нестандартный ход. Обычно клиенты просто хотели услышать, что их мужья на том свете скучают и одобряют покупку новой шубы.

— Да… — она опустила глаза. — Последние месяцы перед… он был странным. Закрытым. Что-то его тревожило. Он говорил о каких-то опасениях, о каком-то «проекте», который пошел не так. А потом… эта авария. Слишком нелепая, слишком внезапная.

Она замолчала, сглатывая комок в горле. Я сидела неподвижно, но мой внутренний детектор заработал на полную катушку. «Странное» поведение, «опасения», «проект» — это пахло не просто горем. Это пахло тайной. А тайны, особенно у богатых людей, — это всегда денежный эквивалент.

— И вы хотите спросить у него… что это был за проект? — осторожно уточнила я.

— Я хочу спросить, это был несчастный случай? — она подняла на меня свои несчастные глаза, и в них читалась настоящая, невыносимая мука. — Или это было что-то еще? Я должна знать. Я не могу так жить.

Вот черт. Это был уже не уровень «купи шубу». Это был уровень «раскрой мне тайну смерти, а я тебе заплачу». Цена вопроса взлетела в моих глазах до небес.

— Связь с теми, кто ушел так внезапно, всегда трудна, — набрала я в грудь побольше воздуха, изображая готовность к духовному подвигу. — Их души растеряны, они не всегда идут на контакт. Это потребует… колоссальных энергозатрат с моей стороны. Возможно, нескольких сеансов.

Я посмотрела на нее с видом жреца, готового взойти на костер ради истины. Внутри же я уже прикидывала, во сколько оценить эти «энергозатраты». Тысяч двадцать? Тридцать? Скидку в 30% по акции я, разумеется, забыла упомянуть.

Анастасия молча открыла сумку и вынула конверт. Толстый, белый. Положила его на стол между нами.

— Здесь пятьдесят тысяч. Аванс. Я готова заплатить вдвое больше, если вы… если вы мне поможете.

В ушах зазвенело. Пятьдесят тысяч. Аванс. За один сеанс. Я даже ногти так не стригла, как сейчас бабки.

Внутренняя Клавдия уже скакала по комнате и швыряла деньгами в воздух. Внешняя мадам Кассандра лишь медленно кивнула, с величием приняв свою судьбу.

— Духи не терпят суеты. Но для вас… я сделаю исключение. Приходите завтра в это же время. И принесите с собой какую-нибудь его личную вещь. Часы, запонку… Это станет проводником.

Она кивнула, встала и ушла так же тихо, как и появилась, оставив после себя шлейф дорогих духов и запах больших денег.

Я сидела и смотрела на конверт. Пятьдесят тысяч. Хватит и на кредит, и на дурацкие наушники, и даже на сантехника.

Правда, где-то на задворках сознания копошилась противная мысль: а справлюсь ли я? Сможет ли мое шарлатанское начетничество разобраться в настоящей трагедии?

Я отогнала ее прочь. Щелкнула резинкой по конверту.

— Справимся, — сказала я сама себе. — Главное — вовремя включить восточную музыку с ютуба и не переборщить с ладаном.

Прошло два дня. Сорок восемь часов нервного ожидания. Анастасия не звонила, не писала. Я уже начала думать, что она одумалась, поняла всю абсурдность происходящего и решила не возвращаться. А я так ловко все распланировала — несколько сеансов, постепенное выуживание информации, стабильный заработок. В ящике лежал ее аванс, но я боялась к нему прикасаться, словно он был бумажным, намазанным ядом. Каждый раз, выходя из дома, я озиралась, ожидая увидеть ее — разочарованную, злую, или того хуже — с Семеновым.

Но тишина была оглушительной. Казалось, история с Анастасией Соколовой так и останется странным, но прибыльным эпизодом, который бесследно растворится в вонючем мареве моего быта.

Я ошиблась.

Глава четвертая

Комната пахла, как бордель для бедных. Дешевый ладан, ванильная свеча и аромомасло «Сандал», купленное в фикс-прайсе за семьдесят рублей. Я проветривала всю ночь, но запах жженых макарон, кажется, намертво въелся в обои. На столе, рядом с хрустальным шаром — на самом деле стеклянной пресс-папье из кабинета моего бывшего — стоял самый важный атрибут: бутылка коньяка «Три звездочки». Не для того, чтобы заговаривать его или окроплять углы. Для меня. Одна звездочка на мужество, вторая — на вдохновение, третья — на забвение.

Перед приходом Анастасии я загулила на YouTube канал «Мистическая Азия» и включила композицию под названием «Древняя медитация шаманов Тибета». Звучало так, будто кто-то безнаказанно мучает виолончель и одновременно роняет кастрюли.

Раздался стук. Тот самый, тихий и настойчивый. Я сделала последний глоток коньяка прямо из горлышка, спрятала бутылку за штору и приняла вид изможденной жрицы.

Анастасия вошла. Она казалась еще более хрупкой и разбитой, чем вчера. В руках она сжимала мужские часы на кожаном ремешке. Дорогие, но не пафосные. Рабочие.

— Духи уже бьются в моих энергополях, чувствуя ваше горе, — просипела я, указывая ей на место. — Вещь… дайте мне вещь.

Она протянула часы. Я взяла их, сделала вид, что прислушиваюсь к ним, а сама внимательно их изучала. Заметные потертости на ремешке с внутренней стороны. Он носил их постоянно. На задней крышке — гравировка. «В. С. Твоя Н.». Сентиментально. И очень полезно.