Знаю, звучит глупо, но, понимаете, он был очень хороший человек. Это ничего не меняет в том, что он сделал, от этого даже еще страшнее, но он был хороший человек».
Я никогда еще не был так свободен, и жизнь никогда не была так прекрасна. Я – убийца, это самое позорное клеймо, какое только можно носить в обществе, но мне это легче, чем предыдущие двадцать лет обмана
он-то знал, что внутри все прогнило, что каждый миг, каждый шаг и даже сон подпорчены этой гнилью. Она росла в нем и мало-помалу разъела все изнутри, хотя снаружи и не было заметно, но теперь не осталось больше ничего, кроме этой гнили, – ее так много, что скоро треснет скорлупка под ее напором, и она выползет наружу.
один человек, одолжив у соседа котел, вернул его дырявым, а в ответ на упреки хозяина заявил, что котел, во‐первых, не был дырявым, когда он его возвращал, во‐вторых, уже был дырявым, когда он его одолжил, и в‐третьих, он вообще никакого котла в глаза не видел.
Мог ли он предположить, что быть разоблаченным – еще не самое страшное, а много хуже – не быть, и что из-за этой ребяческой лжи он восемнадцать лет спустя лишит жизни своих родителей, жену и детей?
