Оглавление

ВНУКУ ВИКТОРУ ПОСВЯЩАЕТСЯ

Часть 1. Плачущий птенец

Глава1

Судя по тому, как ему заложило уши и засосало под «ложечкой», Влад догадался, что самолет начал резкое снижение. Он сглотнул слюну, чтобы убрать неприятные ощущения, и на секунду забылся, вспоминая неожиданный поворот в своей судьбе. Ему оставался всего месяц до демобилизации, и он уже строил планы, как после возвращения из армии домой несколько дней потратит на то, чтобы в знакомой кафешке отпраздновать с друзьями возвращение к гражданской жизни, но случилось непредвиденное. Часть, где он служил в роте охраны огромных складов с военным имуществом, внезапно подняли по тревоге и личный состав в течение нескольких дней занимался доставкой и погрузкой боеприпасов в самолеты на ближайшем аэродроме. Сопровождать груз поручено было прапорщику Мингалееву и нескольким контрактникам. Куда нужно было доставить груз до последнего момента никто не знал, но всезнающий прапорщик шепнул контрактникам, что, судя по подслушанным разговорам экипажа самолета, конечная посадка на аэродроме в Сирии. Такое известие вызвало ажиотаж среди контрактников, так как нахождение в Сирии в течение нескольких дней, пока они будут сдавать имущество, давало им право на дополнительные льготы, как участникам боевых действий.

Влад не разделял воодушевление, охватившее контрактников — война есть война и всякое может случится. Вместо ожидаемых привилегий и пулю, и осколок можно получить. В своих мыслях он даже не подозревал, как поразительно близок к истине. На завершающей стадии погрузки, когда до взлета оставался один– единственный час и экипажи ИЛ-76 уже запрашивали по маршруту «добро» на взлет, один из контрактников, обессилев от многочасовой погрузки тяжелых предметов, не удержал ящик со снарядами и уронил его себе прямо на ногу.

На аэродроме после вопля травмированного контрактника начались шум и суматоха. Стоны контрактника перемежались матом командира роты капитана Солодухина:

— … мать твою! И как это тебя угораздило?

Капитан заметался вдоль самолета, не зная, что и делать. В соответствии с приказом по части бригада из трех человек должна была сопровождать груз до места назначения в Сирии, но теперь она оказалась не в полном составе. Чтобы закрыть возникшую проблему быстрый на действия командир роты, остановив взгляд на Владе, распорядился:

— Севернин, летишь вместо Грекова!

На правах старослужащего Влад неожиданно возразил командиру роты:

— Товарищ капитан, но я же «срочник»! У меня «дембель» через месяц. Я домой хочу!

Зло нахмурив брови, капитан прикрикнул на солдата:

— Отставить пререкания!

Потом, подумав, что возражения солдата обоснованы и имеют под собой юридическую почву, смягчился:

— Владислав, уже некогда менять Грекова на другого контрактника! Не успеем! Туда–обратно слетаешь и завтра уже будешь снова в казарме. Никто и не узнает. Будешь потом девчонкам хвастаться, что в Сирии воевал… два дня. Ха–ха–ха!.. А если серьезно, то в атаку точно ходить не придется.

— А командировка? Меня без документов экипаж самолета на борт не пропустит, — продолжал слабо сопротивляться Влад.

— У меня есть чистый бланк командировочного удостоверения с печатью! Как будто чувствовал, черт возьми, и взял с собой лишний экземпляр на всякий случай… — сказал, ни к кому не обращаясь, капитан. — Давай военный билет — впишу автомат Грекова!..

Так в течение двух–трех минут рядовой срочной службы Севернин Владислав Павлович превратился в члена команды, сопровождающей груз в горячую точку.

…Заходя на посадку, самолет круто закладывал вираж за виражем, и Влад крепко цеплялся за спинку сиденья, чтобы его не бросило на пол салона. Затем последовало стремительное снижение, потом короткое выравнивание и еле заметное отдавшееся в теле легким толчком касание шасси взлетно–посадочной полосы на чужом аэродроме в чужой стране.

Влад прильнул к иллюминатору и поразился, сколько много самолетов оказалось на аэродроме. Да все наши, свои, с красными звездами и триколором на хвостовом оперении! И на душе как–то сразу стало легко и спокойно, хотя он и так особо не волновался. Про него никогда нельзя было сказать, что он «мандражист». Даже в детских драках во дворе он всегда четко понимал, когда надо наносить удар противнику, а когда немедленно ретироваться. И при этом никогда не испытывал волнения или страха. В любой момент он просто знал, что делать — и все!

Самолет зарулил на стоянку, двигатели его взвыли еще раз и наступила долгожданная тишина. От длительного гула двигателей в ушах звенело, но Влад, не обращая на это внимания, снова прильнул к иллюминатору, жадно вглядываясь в чужую и незнакомую землю. Из кабины экипажа, закрытой во время полета, вышел борттехник. Он осмотрел груз в салоне, бросил взгляд на команду сопровождения и предупредил:

— По салону не ходить, ждать команду! Понятно?

— Понятно! — ответил за всех прапорщик Мингалеев.

Весь полет прапорщик проспал. Но после посадки самолета развил бурную деятельность: порылся в своем вещмешке — все ли на месте, затем осмотрел автомат, подсумок с запасными магазинами, и только потом обернулся к своим подчиненным.

— Не боись, Севернин! Сейчас сдадим груз, день перекантуемся на аэродроме, а ночью улетим домой и утром уже будем в родной части.

Не отрываясь от иллюминатора, Влад ответил, что он совсем не боится.

— Ну и молодец! — облегченно вздохнул прапорщик. — Ну а ты, Петро, как?

В отличие от спокойного Влада контрактник явно нервничал. Он постоянно облизывал губы и в который раз пытался вытряхнуть из давно опустевшей фляжки себе в рот хоть какие–нибудь остатки чая.

Но всю нервозность сняла разгрузка. Одна машина за другой подкатывали к самолету, и, наполнив кузов, отходили в сторону, выстраиваясь в походную колонну. Для разгрузки на аэродроме выделили человек двадцать контрактников из обслуживающего персонала и Мингалееву оставалось только покрикивать на них, требуя определенной осторожности. Народ работал быстро, дружно, не обращая внимания на окрики прапорщика. Все прекрасно знали, что боеприпасы остро необходимы на одном из участков фронта и старались изо всех сил.

Не прошло и часа, как самолет был разгружен, и Мингалеев засуетился, чтобы оформить накладные о передаче груза. От него местное аэродромное начальство отмахивалось, как от надоедливой мухи. Мол, чего тебе надо, доставил и доставил, а дальше фронт, расход без всякого учета.

— Ну ты достал! — в конце концов не выдержал дежурный тыловик аэродрома. — Садись в машину и сопровождай свои снаряды до базы хранения, если тебе так приперло! Умник нашелся! Я тебя здесь только встречаю и обеспечиваю разгрузку. Понял?!

Взбудораженный такой безответственностью прапорщик запальчиво согласился:

— Ну и поеду! Не могу я так просто передать пятнадцать тонн боеприпасов! Как я потом их спишу? Что за бардак у вас здесь такой?! Неужели нельзя организовать оформление документов прямо на аэродроме?

Майор рассвирепел:

— Товарищ прапорщик, вы что?! Совсем охамели? Здесь война! Но если хочется по правилам, то колонна отходит через десять минут. Сопровождайте!

После грозного окрика майора Мингалеев вытянулся по струнке и приложил руку к головному убору:

— Есть сопровождать! Разрешите идти, товарищ майор?

Получив отмашку от майора на свободу действий, прапорщик едва не бегом бросился к ожидавшим в стороне развязки спора подчиненным.

— Собирайтесь, поедем сопровождать груз!

Влад не выдержал и спросил:

— Товарищ прапорщик, а нельзя ли нам с Зубковым здесь остаться? Вы старший, документы оформлены на вас… Мы вам зачем?

До этого замкнутый контрактник сразу оживился:

— Миша, действительно, езжай один, а мы тебя здесь на аэродроме подождем…

— Вы что дураками прикидываетесь?! Я за вас перед командованием части отвечаю! Уеду, а вы еще где–нибудь потеряетесь. Так что — вместе прилетели, вместе и улетим. Собирайтесь!

Деваться было некуда. Влад с контрактником подхватили свои тощие рюкзаки с пайком на двое суток и вместе с прапорщиком подошли к старшему колонны.

— Товарищ капитан, мы сопровождаем груз до места назначения. На какую машину можно сесть?

— Какое еще сопровождение?! Колонну сопровождаю я со своими бойцами! Вы зачем?

— Но мне нужно, чтобы кто–то подписал накладные о передаче!

Капитан, в отличии от аэродромного тыловика, оказался человеком спокойным и рассудительным. Его небритое и усталое лицо казалось лицом мудрого сфинкса.

— Есть два пути. Первый — он самый легкий. Ждешь начальника тыла, пока тот не вернется из базы хранения. Это займет два–три дня. Но за это время ваш самолет улетит обратно. Следующий транспорт придется ждать еще несколько дней.

— А второй?

— Второй — едешь с нами на базу хранения и там подписываешь накладные у начальника тыла, а к вечеру возвращаешься с нами обратно и успеваешь на свой самолет. Но это путь самый опасный, так как часто бывают обстрелы воинских колонн с потерями личного состава. Тебе это надо, прапорщик?

Капитан щурил глаза от ослепительного утреннего солнца и терпеливо ждал окончательного решения прапорщика.

— Мы едем с вами! — после некоторого колебания решился Мингалеев.

— Тогда карабкайтесь в кузов последней машины.

Вначале колонна шла медленно и осторожно, но вскоре, покинув расположение аэродрома и оставив позади последний пост охраны, заметно ускорилась. Некоторые участки шоссе, как, наверное, наиболее опасные, машины преодолевали на максимальной скорости. Через два часа пути Мингалеев пожалел о том, что проявил принципиальность и согласился на поездку. Местами шоссе было разбито из–за прямых попаданий снарядов или бомб, и машину трясло так, что, казалось, оторвутся внутренности. Влад забрался ближе к кабине, где трясло меньше, и пружинил на ногах, пытаясь облегчить свои мучения.

Внезапно колонна остановилась, и Мингалеев выглянул из кузова, пытаясь определить причину остановки. Но впереди вдруг раздалась стрельба и автомобиль с пулеметом и двумя сирийскими бойцами прикрытия колонны рванул по обочине на звуки завязывающегося боя. Стрельба все усиливалась, и высоко в воздухе все чаще слышался посвист шальных пуль. Но пока еще ни одна из них не пролетела в непосредственной близости от машины. Прапорщик со своими подчиненными вжались в пол кузова машины и ждали какой–нибудь команды. До прапорщика только сейчас дошло, в какую они вляпались историю! А ведь капитан предупреждал!.. Простая доставка боеприпасов превратилась в опасное происшествие — боестолкновение с террористами, и чем оно сейчас закончится, даже представить было страшно.

— Я же говорил… Я же говорил!.. — почему–то шепотом бормотал Зубков. — Не надо было ехать!..

Он почти трясся от охватившей его паники, лихорадочно тыкая стволом автомата в направлении звуков стрельбы. Не лучше выглядел и прапорщик, но внешне старался не терять самообладание. Как ни странно, самым спокойным оказался Влад. Пролетающие высоко в небе пули говорили о том, что стрельба ведется издалека и по неясно различаемой цели. Иначе машины давно были бы изрешечены пулями. Поэтому он был спокоен и уверен в том, что пока им ничего опасного не грозит. Но когда колонна, резко ускорившись с места, двинулась снова вперед и через пару километров ее накрыли мины, то Влад понял, что теперь начинается серьезная заваруха. Тем не менее, несмотря на участившуюся стрельбу, машины по–прежнему мчались вперед со все нарастающей скоростью, стремясь как можно скорее преодолеть опасный участок.

И, наконец, случилось то, что случается при обстрелах колонн. Прямо перед бампером рванула мина, заставив водителя вильнуть рулем, а затем еще две уже накрыли машину. Потеряв управление, грузовик съехал в кювет и медленно опрокинулся на бок. Тяжелые ящики переместились на правый борт, придавив Зубкова, а Мингалеева с Владом выбросило из кузова.

Некоторое время оглушенному Владу казалось, что он ослеп и оглох, настолько плотная и густая окружила его темнота. Но постепенно все вернулось на свое место: частые выстрелы нарастающего боя ворвались в уши, словно далекая надоедливая барабанная дробь, а на чистом голубом небе глаза различили непонятно откуда взявшуюся темную тучу. В ярких лучах южного солнца она казалась особенно темной и нелепой.

Первое, что он инстинктивно сделал — это нащупал автомат и, передернув затвор, упал лицом в сторону выстрелов на покрытую толстым слоем желтой пыли твердую и иссушенную жарким зноем почву. Боковым зрением он успел заметить, что колонна ушла вперед, оставив подбитую машину. И это его удивило. Он слышал, что наши никогда не бросают своих. Значит, происходит что–то серьезное, если капитан решил не подбирать людей из подбитой машины.

Громкий стон отвлек его внимание и, уже не обращая внимания на свистящие пули, Влад бросился на помощь к прапорщику. Мингалеев корчился в небольшой яме у дороги с лицом, измазанным кровью, и громко стонал, хватаясь за неестественно откинутую в сторону правую ногу.

— А–а–а! Помоги, Влад! Помоги!.. — просил молящим голосом прапорщик. — Кажется, я сломал ногу!.. А–а–а–а!

— Потерпите, товарищ прапорщик! Я сейчас! Только посмотрю, что с Зубковым и водителем…

Он заглянул в кузов и с первого взгляда сразу понял, что контрактник мертв. Его лицо было белее бумаги, а изо рта текла струйка крови. Ящики с тяжелыми снарядами раздавили Зубкова, и тот умер сразу, так и не успев осознать, что же с ним произошло, настолько мгновенными и тяжелыми оказались травмы. Обежав машину, он заглянул в кабину, но, к своему удивлению, никого не обнаружил. Похоже, что водитель-сириец уже сбежал, бросив на произвол своих пассажиров.

Влад вернулся обратно к Мингалееву и, в условиях всё нарастающей стрельбы, огляделся в поисках надежного убежища. В полутора сотнях метров от дороги, на небольшой возвышенности, темнели остатки разрушенного небольшого строения и он, подхватив прапорщика под мышки, поволок его к развалинам. Он понимал, что главное — уйти подальше от разбитой машины, и надеялся, что в условиях боя террористам будет не до поисков бойцов, сопровождавших груз. Возможно даже, что, если они наткнутся на машину со снарядами, то этим могут и удовлетвориться.

Мингалеев, как мог, помогал передвигаться солдату, изо всех сил стараясь громко не стонать. Впрочем, его стоны сквозь сжатые зубы во время частой приближающейся стрельбы даже Владу не особенно были слышны. Через несколько минут они доковыляли до развалин, и Влад понял, что это были отнюдь не развалины. Скорее всего, это были остатки старого осыпавшегося окопа. Он уложил прапорщика в углубление за блоками твердой земли и сказал:

— Наблюдайте, товарищ прапорщик! А я попытаюсь Зубкова притащить. Если что — огнем прикройте меня!

— Влад, каким огнем? Вот этим?! — прапорщик приподнял автомат. — И тремя рожками патронов? Это же на две минуты боя!.. А дальше…

Но Влад уже не слушал Мингалеева. Пользуясь коротким затишьем в обстреле, он добежал до машины. Ценой неимоверных усилий ему удалось вытащить мертвого Зубкова из–под заваливших его ящиков, но обстрел снова усилился, и Влад на время укрылся за машиной.

Дождавшись очередного ослабления огня, он забросил за спину оба автомата — контрактника и свой — и, ухватившись за руку Зубкова, потащил его тело в укрытие. Через пару минут он дотащил Зубкова, но почему–то так устал, что тут же рухнул прямо на землю рядом с прапорщиком. Несмотря на большое напряжение, голова его по–прежнему работала ясно и четко. Теперь, когда они втроем оказались в укрытии, необходимо было оглядеться и определиться, что им угрожает. Может, это свои ведут бой и вскоре здесь появятся БТРы. Ну, а если побеждают боевики, то надо тщательней замаскироваться и приготовиться к бою, первому и, возможно, даже последнему в жизни.

Часто вбирая полной грудью воздух, Влад оглянулся на тело Зубкова. Его глаза с жадным любопытством вбирали в сознание признаки мертвого человека, еще несколько минут назад радовавшегося жизни, а теперь неподвижно лежащего в окопе с запрокинутой головой и залитым запекшейся кровью лицом. Загорелые лицо и руки с уходом жизни из тела заметно посветлели, особенно выделяясь усиливающейся бледностью на фоне камуфляжной формы…

— Влад, помоги уложить получше ногу! Болит так, что выть хочется!..

Севернин ничего не знал о первой помощи при переломах. Но из одного фильма он помнил, что кости надо совместить и к ноге привязать, чтобы перелом больше не сдвигался с места, какую–нибудь палку. Порывшись в углублениях окопа, ему удалось обнаружить толстую железку. Пожалуй, сойдет!..

— Влад, смотри!! Наверное, боевики!.. — шумно выдохнул рядом Мингалеев. — Вот мы и слетали с тобой «туда–обратно» … П…ц, солдат, нам!..

Отбросив железку, Влад прильнул к отверстию между земляными глыбами и оторопел. Десятки автомобилей с установленными на них пулеметами двигались по дороге в их сторону, поливая все вокруг свинцовым огнем. За ними двигались пушки и даже танки. Десятки — даже сотни! — машин заполнили пространство, и Влад понял, что это не простое боестолкновение, а, скорее всего, масштабное наступление боевиков. Успокаивало одно, что двигались они строго по шоссе и не съезжали на обочину, очевидно, опасаясь минных полей.

Он совсем не испугался. Но ясно понял, что если их обнаружат, то тогда, как только что метко выразился прапорщик, им будет точно п…ц. Значит, главное, чтобы их не обнаружили! В этом случае появляется шанс, что колонна боевиков, преследуя отступающие части правительственных войск, пройдет мимо, не обратив особого внимания на подбитую машину.

Влад с трудом оторвал озабоченный взгляд от приближающейся колонны, для устрашения поливающей окрестности беспорядочным свинцовым дождем, и пока не представляющей для них особой опасности. Но тут же похолодел, поразившись тому, что увидел. На поверхности земли, покрытой толстым слоем пыли, четко отпечатался след волока от машины до развалин окопа. Это скорее был даже не след, а настоящая борозда, оставленная телом Зубкова, пока он тащил его в укрытие.

Можно было не сомневаться, что боевики догадаются, кем оставлены следы, и расстреляют окоп из крупнокалиберных пулеметов. А не хватит пулеметов, применят гранатометы. И после этого им, мертвым, перережут горла для устрашения живым, когда те потом найдут их тела.

— Ты чего напрягся? Что, обнаружили нас?! — прошептал Мингалеев, осторожно заглядывая в амбразуру.

— Да нет пока… — ответил Влад, и показал рукой на оставленные следы на поверхности почвы.

— Елки–палки!.. — только и смог удивиться прапорщик. — Надо же!

Он даже не сопроводил свои слова обычным матом, настолько сильно его сразило увиденное.

— Ну, что, товарищ прапорщик, постараемся завалить парочку «духов»? А?!

— Какую парочку!.. Патронов нет, боевиков много… Капут!

— Хотя бы троих надо! За нас с вами и… Зубкова! А там дальше, как получится… надо только подпустить поближе.

— Эх, и надо было мне не послушать капитана, что сопровождал колонну! Вот дурак, так дурак!.. А он ведь отговаривал, предлагал не ехать.

— Не корите себя, товарищ прапорщик! — возразил Влад. — А вы в судьбу верите?

Наивный детский вопрос в такой напряженной ситуации разозлил Мингалеева. Он даже забыл о своей сломанной ноге.

— Севернин, в какую еще, на х…р, судьбу?! Ты что не видишь, что смерть пришла?.. Или ты не понимаешь этого?!

Небольшая почти черная тучка неожиданно накрыла окрестности и под лучами испепеляющего южного солнца хлынули крупные капли совершенно нежданного дождя. Первые редкие капли вскоре сменились настоящим потоком и Мингалеев с Владом за считанные минуты промокли насквозь.

Прапорщик откинулся на спину и стал жадно ловить пересохшими губами влагу, чтобы утолить жажду. На время он забыл даже о приближающихся боевиках и боли в своей ноге.

— Надо же: жаркое солнце и дождь… крупный… теплый…

— Слепой дождь, — равнодушно прокомментировал Влад, не спуская глаз с приближающейся колонны боевиков. — Матушка рассказывала, что я родился в скорой помощи прямо в поле, не довезли до роддома. Тогда тоже шел слепой дождь…

Колонна боевиков не сбавляла скорость и некоторые пули стали долетать и до развалин, за которыми они укрылись. Влад буквально вжался в мгновенно раскисшую глинистую землю, и стал выбирать цель, чтобы открыть ответный огонь, если их будут атаковать. В последний раз он обернулся на машину, и сердце екнуло от радости — никаких следов от грузовика к окопу не осталось. Все размыл внезапный и сильный ливень! Бугорки пыли под интенсивным дождем расплылись бесформенной кашей и темное пятно намокшей глины резко контрастировало с остальной желтой землей, не пострадавшей от дождя.

Накрыв машину с окопом узкой полосой дождя, туча еще с километр прошлась вдоль дороги, превратив ее обочину в непролазную грязь и, по–прежнему истекая частыми крупными каплями, медленно ушла по кругу обратно в сторону невысоких холмов, где совсем недавно сформировалась над небольшим озером. Резкий порыв ветра, непонятно по чьему велению управлявший движением тучи, донес характерный запах прибитой дождем пыли и обдал лица Влада и Мингалеева свежей прохладой. Через минуту лучи жаркого солнца снова впились в намокшую землю и буквально на глазах почва стала покрываться корочкой, а интенсивные испарения привели к заметному дрожанию воздуха над мокрым участком дороги.

В это время колонна боевиков сравнялась с опрокинутой машиной. Влад не выдержал и предупредил прапорщика:

— Товарищ прапорщик, не стреляйте, пока они не пойдут в атаку. Даже если перед этим нас будут обстреливать!

— Хорошо, хорошо! — согласился Мингалеев. — Я не самоубийца, даже дышать перестал… Лишь бы пронесло!

Из одной машины выскочил бородатый боевик с автоматом на изготовку, тщательно осмотрел опрокинутый грузовик, но, ничего подозрительного не обнаружив, махнул рукой: «Вперед!» Колонна поехала дальше, по–прежнему обстреливая все попадающиеся на пути подозрительные места.

За день по дороге прошли еще три больших колонны, но ни одна из них больше не останавливалась, торопясь на юг, где все сильнее доносился гул боя. Очевидно, правительственные войска пытались остановить неожиданный прорыв боевиков, но что–то пошло не так, потому что звуки интенсивной пушечной канонады доносились все глуше и глуше, и, наконец, в сумерках затихли совсем.

Только с наступлением темноты Влад ощутил, что здорово проголодался, и потянулся к рюкзаку за куском хлеба. Отломив небольшой кусочек, он не стал жевать хлеб, а положил в рот и принялся сосать его, растягивая удовольствие. Все светлое время они с прапорщиком пролежали в окопе, тревожно прислушиваясь к любым посторонним звукам: будь то гул проезжающей машины или рев пролетающих самолетов. К ночи прапорщик уснул, изредка вздрагивая во сне от боли, хотя после того, как они наложили шину на перелом, и Влад плотно прибинтовал найденную железку к ноге обрывками запасной футболки, вел себя достаточно терпеливо и мужественно.

Еще днем он первым предположил:

— Близко мы от дороги! Наверное, раньше пост здесь находился. Могут снова устроить пулеметное гнездо и нас обнаружить. Искать убежище надо подальше… хотя бы вон на тех холмах! Там больше шансов своих дождаться.

До холмов с редкой растительностью было далеко — полтора–два километра пути, и Влад подумал, что со сломанной ногой Мингалеев вряд ли сможет дойти. Придется снова тащить его. Конечно, он прав, что находиться в окопе рядом с дорогой — это полное безрассудство. Но вот только что делать с телом Зубкова?

Словно услышав сомнения Влада, прапорщик предложил:

— А Зубкова давай закопаем. Как ни стыдно это говорить, но ему теперь уже все равно, где своих дожидаться.

Штык–ножами они вырыли неглубокую яму в окопе и уложили в нее остывающее тело контрактника, предварительно вынув из карманов документы и мобильник. В портмоне неожиданно оказалась крупная сумма денег — несколько десятков тысяч рублей. Возможно, контрактник хотел из командировки привезти домой какой–нибудь гостинец близким. Тело присыпали сохранившей в окопе влагу глиной и руками старательно уплотнили почву, чтобы место захоронения не выделялось на общем фоне.

— Прости, друг! Пока вот так… — виновато бормотал Мингалеев, последними движениями выравнивая глину. — Мы тоже могли на твоем месте оказаться. Наши вернутся, мы тебя обязательно домой доставим.

С наступлением темноты рельефные на фоне неба холмы превратились во что–то темное и непонятно–рыхлое, вдобавок сгладились отдельные ориентиры. Но общее направление Влад запомнил достаточно хорошо. Надо было будить прапорщика и пускаться в тяжелый путь. Лишь бы при движении на минное поле не напороться! Вставать не хотелось, но деваться некуда — их спасение могло быть только на тех далеких холмах. В этом прапорщик был абсолютно прав! Влад и сам слышал из телевизионных репортажей, что все сражения в Сирии происходят именно вдоль шоссейных дорог. Кругом пески, а в песках много не навоюешь — машины застревают. Поэтому оставаться у дороги — это действительно было опасно.

Но будить прапорщика не пришлось. От неосторожного движения Влада он вздрогнул и схватился за автомат, но тут же опустил его, узнав своего солдата.

— А, это ты?.. — стесняясь за свое движение автоматом виновато сказал Мингалеев. — Даже уснул и тебя спросонья не признал! А мне немного полегчало, хотя ноет здорово, но боль такая… тупая, монотонная, можно терпеть.

— Идти надо, товарищ прапорщик! — прошептал Влад, пристально вглядываясь во все более густеющую темноту. — До утра можем не добраться.

Он не доверял установившейся с наступлением ночи звенящей тишине. Впрочем, она не казалась уж такой и идеально тихой. Вокруг окопа периодически возникали какие–то шуршания и это настораживало. Но сколько Влад не всматривался в темноту, ничего не мог разглядеть. Очевидно, с уходом дня и отступлением жары пустыня начала остывать и из всех щелей, трещин и норок повылезали мелкие живые существа в поисках пропитания. Скорее всего, какие–нибудь ящерицы или тушканчики. А может быть, и что–нибудь другое, но из школьной программы он помнил только одно: в пустынях живут ящерицы, тушканчики, змеи, да всякие опасные пауки наподобие каракуртов.

Прапорщик перевернулся на живот и встал на колено здоровой ноги:

— Что ж, пойдем…

Обхватив за шею Влада, он переносил тяжесть своего тела на тело солдата и рывком выбрасывал вперед здоровую ногу. Затем давал возможность сделать шаг Владу, и снова повисал тяжелой глыбой на его шее, переставляя свою ногу. Метров через сто пути они оба выдохлись и присели передохнуть. Владу стало ясно, что таким способом они далеко не уйдут — обессилеют и когда наступит рассвет, то окажутся на половине дороги до холмов, не больше. Первая же машина с боевиками их обнаружит и уничтожит.

— Может обратно вернемся? — спросил Мингалеев, понимая тщетность их общих усилий. — И пусть будет, что будет.

— Не–э, товарищ прапорщик, нельзя возвращаться! — ответил Влад. — Вы правильно сказали — погибнем у дороги. Давайте отдохнем и попробуем по– другому — я вас на спине понесу.

— Севернин, да ты хоть знаешь, сколько во мне килограммов? Восемьдесят! Да еще три автомата с подсумками, да мешки!..

— Товарищ прапорщик, я, пока жил в деревне, знаете сколько мешков с картошкой натаскался? Тысячи! Дотащу вас однозначно.

Растроганный прапорщик не выдержал:

— Слушай, хватит меня все время называть «товарищ прапорщик, товарищ прапорщик». Сейчас не та обстановка — не до субординации! Лишь бы живыми остаться…

Он протянул руку и предложил:

— Давай просто: я — Андрей! И на «ты»!

Они пожали друг другу руки и, не сговариваясь, поднялись на ноги. На этот раз дело пошло быстрей. Влад сначала относил Андрея с одним автоматом на несколько десятков метров вперед, а потом возвращался за остальным имуществом: двумя автоматами и рюкзаком с сумкой, где хранились продукты и запасное белье.

Можно было, конечно, выбросить тяжелую сумку прапорщика и все вещи сложить в рюкзак, но, когда Влад предложил это сделать, Андрей возразил:

— Нельзя! Там у меня ценности…

Влад ничего не стал уточнять — ценности так ценности, хотя в тех условиях, в которых они оказались, многое напрочь теряет свою цену. Например, сейчас самое ценное — это успеть до рассвета дойти до холмов.

К первым буграм они добрались, когда до восхода солнца еще оставалось пару часов, но в предчувствии этого ночные обитатели пустыни уже прекратили свою деятельность. Неглубокая выемка между двумя колючими кустарниками в темноте показалась им достаточно удобным местом для остановки, и оба устало откинулись спинами на остывший за ночь песок. Влад попытался прислушаться, чтобы оценить окружающую обстановку, но они с Андреем так бурно втягивали в себя воздух, что он тут же отказался от своей попытки. Все равно ничего постороннего не получится услышать. Постепенно дыхание восстановилось, и, приподнявшись, Влад вслушался в темень, но каких–либо звуков, как ни старался, не уловил. Он даже в какой–то момент глубоко несколько раз втянул ноздрями воздух, надеясь учуять что–то похожее на бензин или запах гари, но и таких признаков присутствия человека уловить тоже не смог.

Немного отдохнув, он молча встал и срезал ножом толстую ветку.

— Зачем? Для маскировки? Давай дождемся утра, а там и поймем, что нам надо.

— Да нет, не для маскировки. Пойду замету веткой наши следы, а то наверняка натоптали так, словно взвод протопал. Как вспомню, какие борозды оставили, добираясь до окопа, до сих пор не по себе. На волоске висели…

— А–а–а! Понятно… В темноте это трудно будет сделать. Если что, патронов не жалей. Возьми подсумок Зубкова.

Они действительно здорово наследили, и, торопясь, Влад периодически переходил на бег, чтобы побыстрей добраться до оставленного окопа, а то можно было не успеть до рассвета. Небо уже начинало сереть, когда он смог вернуться обратно к холмам, старательно, как граблями, заметая за собой колючей веткой оставленные ими следы. Он понимал, что внимательный взгляд местного боевика вполне может различить обман, но с наступлением нового дня должен подняться ветер с востока и Влад надеялся, что его порывы приведут в движение мелкий песок и тем самым сгладят неровности и создадут дополнительную маскировку.

— Устал? — сочувственно встретил его Андрей. — Садись, перекуси. Я консервы открыл…

— Не хочу! Даже не могу — очень устал. Даже спать не хочется. Словно песка в глаза насыпал кто–то.

— Так не пойдет! — возразил Андрей. — Тебе надо поспать пару часов обязательно. А я подежурю, пока ты спишь. Иначе мы так не выдержим.

Он еле слышно звякнул крышкой от термоса и послышалось журчание наливающейся жидкости:

— На, пей, солдат! И аппетит придет, и сон появится.

— Что это? — спросил Влад, уже уловив запах алкоголя.

— Коньяк. Думал, что с тыловиками отметим передачу груза, но видишь, что вышло.

Влад выпил коньяк несколькими глотками, закусил тушенкой с хлебом и не заметил, как провалился в глубокий сон. Он еще успел подумать, что нельзя пить спиртное на войне, нельзя! Можно из–за этого погибнуть и поклялся, что никогда больше такого не сделает. Никогда!..

Вскоре лишь тихое сопение уснувшего и смертельно уставшего девятнадцатилетнего парня нарушало рассветную тишину. Андрей несколько раз оглядывался на спящего солдата, удивляясь в душе проявленному им мужеству и сноровке. А ведь весь год прослужил по принципу бездельников — шаляй–валяй. Даже вспомнить о нем что–нибудь особенного было нечего. Но попал в чрезвычайные условия и смотри, как раскрылся!

Прапорщик за время службы не скрывал своего негативного отношения к «срочникам», считая их временщиками в армии и бездельниками по жизни. Инфантильное поколение, лишь бы в игры на телефонах играть и высчитывать дни до «дембеля»! Но выходило так, что с Владом он здорово ошибся. Севернин не только не подвел, но и проявил себя в боевой обстановке, как настоящий мужик: не струсил, начальника спас, расторопен… Мингалеев поймал себя на том, что уже сочиняет характеристику на награждение солдата. «Все возможно!.. Может зря мы „костерим“ нашу молодежь, и они на самом деле не хуже, чем мы, старшее поколение?» — подумал прапорщик. Он улегся поудобнее на мягкий песок, стараясь не беспокоить тупо ноющую ногу, и направил автомат в сторону шоссе, откуда, по его мнению, могла появиться настоящая опасность.

Глава 2

Влад проснулся через несколько часов от звуков человеческой речи, когда жаркое сирийское солнце уже вовсю палило. Не открывая глаз, он осторожными движениями правой руки нащупал лежащий рядом с ним автомат. Только после этого медленно приоткрыл глаза и увидел, что Мингалеев оперся на одно колено и, полулежа, что–то монотонное бормочет под нос. «Молится…» — догадался Влад. Он полежал еще немного, стараясь не мешать прапорщику и прислушиваясь к словам молитвы. Внешность прапорщика смахивала на азиатскую, но слова молитвы он произносил христианские, часто упоминая выражение: «Матерь божья!» Значит, мать у него русская, а отец, судя по фамилии, или казах или татарин.

Заметив, что Влад зашевелился, Мингалеев перекрестился и повернулся к Владу:

— Правильно, что мы ушли из окопа. Духи с утра уже там возятся, пулемет устанавливают. Значит, наши ушли далеко…

Прапорщик не сказал «отступили», и его можно понять. Никому не нравится, когда свои отступают под давлением противника

Влад приподнялся, чтобы посмотреть на покинутый ими пост, но Андрей остановил его:

— Стой! Осторожнее!.. Они постоянно все кругом осматривают в бинокль. Не дай бог заметят!.. Если хочешь посмотреть, то давай ползком, сквозь ветки. Только будь повнимательнее — колючки острые, как бритва.

Действительно, на посту хозяйничали трое бородатых боевиков. На бруствере они уже соорудили основание и установили на нем пулемет. Со стороны дороги рядом с окопом стоял джип, на котором, очевидно, приехали боевики и на нем под порывами ветра развевался черный флаг с арабскими белыми письменами. Горка дров и небольшой мангал свидетельствовали о том, что пост организуется основательно и надолго. «Плохи наши дела!» — подумал Влад. Если бы не травма прапорщика, то можно было бы попытаться дойти до своих, а так остается только ждать…

— Рассмотрел? Иди, перекуси. Я тут, пока ты спал, прошерстил сумки — еды хватит на три–четыре дня, а с водой плохо — одна «полторушка». Ее мы за день можем выпить: жарко, пот течет ручьями. Навес бы соорудить какой–нибудь от солнца, но не из чего.

— Навес выдаст нас, — возразил Влад. — Если только подкоп выкопать под холм… От земли прохладно было бы, и пить бы так не хотелось.

Он вспомнил, как в детстве они с соседскими пацанами рыли подземные ходы длиной по несколько метров со входом в одном месте и выходом в другом, а потом проползали через них, задыхаясь от ужаса замкнутого тесного пространства.

Они, как и перед рассветом, перекусили рыбными консервами и запили водой. Мингалеев обоим налил воды всего по полкрышки от термоса и предупредил:

— Это до вечера! Старайся не двигаться, а то от жары вода потом быстро выйдет и опять пить захочется.

— Я не потею.

— Как не потеешь?! — удивился прапорщик.

— Не знаю. У меня и отец никогда не потел, даже когда мы с ним физически работали. Ну, когда мешки таскали или дрова пилили вручную долго. Все равно не потели. Как нога? Терпеть можно?

— Да можно терпеть. Но болит волнами, и когда волна накатывает, аж в глазах темнеет!.. Орать хочется.

Пересилив себя, Влад спросил по имени гораздо старшего по возрасту прапорщика:

— Андрей, ногу мы толком не вправили, как бы осложнений не было. Вдруг криво срастется. Потом ломать снова будут.

— А что тут можно сделать? Свои далеко, идти я не могу… Остается только ждать. Что будет, то и будет!

Влад подполз к веткам кустарника и снова посмотрел на боевиков. Один из них, приставив бинокль, водил им по окрестностям. Двое других жгли костер и, очевидно, готовили обед. Солнце слепило глаза, но это не помешало Владу определить, что вчера он ошибся — от холмов до поста с боевиками точно меньше километра. А вчера в горячке он подумал, что гораздо больше. Как бы они для проверки не объехали окрестности! Так могут и на них наткнуться.

— Ну, что там нового? — спросил прапорщик.

— Пока спокойно. Дым поднимается, наверное, обед готовят, потом пообедают, да объедут подступы к посту, а наши холмы так и просятся, чтобы осмотреть их в первую очередь.

— Значит бой! — как–то трагически сказал Мингалеев. — Если что, ты уйдешь, а я их задержу! Может, хоть одного да завалю. А потом… потом… я не сдамся духам!

— Товарищ прапорщик, вы что?! Куда торопитесь? Действовать будем по обстановке. Мой отец говорит: «Будет день — будет пища». Еще посмотрим!..

Идея, как спастись, пришла сама. Но Влад пока не стал о ней рассказывать Мингалееву. Непонятно было, как к ней отнесется прапорщик. Возрастом он старше Влада лет на пятнадцать и многое воспринимает по–своему. Еще, не дай бог, на смех поднимет, а Владу этого не хотелось. Он по–прежнему не ощущал никаких признаков страха, и поймал себя на мысли, что ему даже нравится, как складываются события. Получалось, как в компьютерной игре, не надо сдаваться, а нужно искать выход. И выход из положения он, похоже, нашел.

Влад еще раз взглянул на боевиков и на мгновение застыл. Двое «духов» уселись на джип и поднимая столбы пыли пробуксовывающими колесами направились к холмам в их сторону.

— Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик! Смотрите, к нам едут!..

Забыв о боли, Мингалеев рывком приблизился к Владу. При виде боевиков от безысходности и отчаяния он даже скрипнул зубами: «Все!..»

— Товарищ прапорщик, вы берете водителя, а я — пассажира! А потом…

— Потом, Севернин, рвешь вглубь холмов, а я тебя прикрою. Пока третий на посту вызовет подкрепление, ты далеко уйдешь! Может спасешься…

С каждой минутой джип приближался к холмам. Еще пару сотен метров и можно открывать огонь на поражение. Влад заранее затаил дыхание, выцеливая духа. Боевики все приближались, и Влад стал различать даже их глаза, черные и беспощадные. Еще десять метров, еще… Один из боевиков вытащил мобильник и стал разговаривать по телефону, а потом неожиданно для Влада и Мингалеева, уже готовых открыть огонь, крутнул руль и на большой скорости джип понесся обратно к посту.

«Эх, жаль! Сейчас бы завалили их, уселись бы на джип и уехали бы подальше куда–нибудь!» — подумал Влад. Он слышал, как прапорщик выдохнул полной грудью воздух и нервно выдохнул:

— Х–х–у–у! Пронесло… Еще поживем немного!

Не успели они с прапорщиком отдышаться, как донесся гул моторов и по шоссе к посту приблизились машины с боевиками. Поравнявшись с постом, «духи» приветствовали друг друга взмахами рук и выстрелами в воздух. За первой колонной через небольшой промежуток времени последовали еще две. Но в каждой из них, помимо джипов с крупнокалиберными пулеметами, двигалось до десятка танков и гусеничных тракторов с приваренными по бокам листами ржавого железа. «Шахид–танки!» — догадался Влад. Из телевизионных передач он знал, что такие трактора укрепляются многослойной броней, наполняются взрывчаткой и, управляемые смертниками, идут на подрыв укрепленных пунктов правительственных войск.

— Хорошо, что «духи» до нас не доехали! Пока мы их с тобой, Влад, валили бы, подошли бы новые колонны…

Влад с прапорщиком согласился. Действительно, боевик, оставшийся на посту, если бы они не выдержали и открыли огонь по джипу, поднял бы тревогу, и подошедшие «духи» разобрались бы с ними в считанные минуты.

— Есть не хочешь? — спросил Мингалеев.

Он лежал рядом и не спускал глаз с боевиков, по–прежнему сжимая в руках автомат. Похоже, что прапорщик еще не отошел от ощущения, что они были на волосок от гибели.

— Нет, не хочу.

— Вот и я тоже. Как представил, что мы уже могли погибнуть, так в дрожь бросило и не отпускает. Странно устроена жизнь! Еще позавчера были в России, спали дома в теплых постелях и ничего такого даже представить не могли, а сегодня — на тебе! — на волоске от смерти… Может, ночью еще дальше в глубь холмов отойдем?

— Можно попробовать, но неплохо бы разведать сначала, что там дальше, в наших холмах. Может еще посты есть или стоянки «духов».

— Да ночью как ты разведаешь — ничего ж не видно?

— А я днем попробую, ну, ближе к вечеру…

Они не успели договорить, как резкий гул проносящегося на низкой высоте самолета оглушил их, и они невольно вжались в песок, ожидая бомбежки. Но самолет прошел над ними без бомбометания и только через минуту где–то впереди, куда ушли колонны боевиков, раздались громкие взрывы.

«Духи» на посту нервно засуетились и бросились к пулеметам, но взрывы больше не повторялись, да и гул самолета пропал, постепенно затихнув в мареве неба. Пролет самолета для боевиков оказался предупреждением и они, взявшись за лопаты принялись старательно углублять окоп и рыть еще одну запасную щель в стороне от окопа.

«Сейчас на Зубкова наткнутся!..» — подумал Влад и не ошибся. Дикий вопль даже несмотря на большое расстояние донесся до холмов.

— Нашли Зубкова, — догадался Мингалеев. — Теперь издеваться над телом будут. Эх, надо было его в стороне от окопа закопать!..

— Как тут угадаешь, товарищ прапорщик! Мы тогда нос из этого окопа опасались высунуть. Обстановку не знали.

Через секунды боевики, предположив, что где–то рядом возможно находятся еще русские военнослужащие, открыли по окрестностям вокруг окопа беспорядочный огонь из двух пулеметов. Пули вспарывали песок, свистели высоко в небе и в какой–то момент одна пуля тупо и гулко ударило в землю недалеко от Влада с Мингалеевым. Оба они едва не зарылись телами в песок, настолько страшным и сильным показался обоим близкий удар шальной пули.

— Заметили! — задохнулся прапорщик.

— Нет! — возразил Влад. — В нашу сторону больше не стреляют. Больше южное направление поливают. Возможно, там столкновения были с правительственными войсками. Вот они и думают, что оставшиеся в живых ушли в ту сторону.

Примерно через час боевики успокоились, но щель возле окопа продолжали упорно углублять, выставив для охраны пулеметчика. Тот, то припадал к пулемету и водил его стволом вправо–влево, проверяя, удобно ли ему будет, если понадобится, вести огонь, то брался за бинокль и долго осматривал подступы к окопу. Влад с прапорщиком тогда отползали от края кустарника и припадали к земле, готовые растворится в ней.

— Они не успокоятся, пока наши холмы не проверят. Кругом ровно, гольный песок, далеко видно, и только, что в холмах творится из–за кустов им не разобрать. Надо искать новое место, чтобы схорониться. Может я, товарищ прапорщик, сползаю вглубь, посмотрю, что там?

Влад снова перешел на соблюдение субординации, и Мингалеев его больше не поправлял.

— Оно, конечно, так… искать надо, но я боюсь, что передвигаться совсем не смогу: нога опухла, как бревно стала, боль усиливается, да и температура, кажется, поднялась.

— Да вам не надо ходить! Я опять вас потащу, товарищ прапорщик!

— Не смогу я!.. Мне антибиотики нужны, да и врач не помешал бы. Может кость раздробилась, да осколки в мясо впиваются. При любом движении кажется, что уже не в ногу отдает, а все тело одной раной болит.

В голосе Мингалеева звучала некоторая безысходность и даже равнодушие, а это могло свидетельствовать только об одном — прапорщику действительно становилось плохо. Инициативный и настырный человек в жизни, насколько знал его Влад, к концу дня явно осунулся и потух. От былой бодрости не осталось и следа.

— С нашими бы как–то связаться… — хмуро бормотнул прапорщик.

Видно было, что он все меньше и меньше был способен анализировать обстановку и все больше отвлекался на свое ранение. Надо что–то делать, и Влад вернулся к своей идее, возникшей в середине дня.

— Надо захватить джип, — сказал Влад, повернувшись на бок и вполглаза наблюдая за прапорщиком, — и пробиваться к своим.

Прапорщик невольно рассмеялся:

— Срочник, ты что — фильмов насмотрелся? Это не «стрелялки» на компьютере, а война. Первая встреча с боевиками и нам кердык!

Высказываясь по поводу предложения Влада, он, забывшись, повернулся на бок и застонал. Боль, похоже, была настолько нестерпимой, что на глазах цвет лица прапорщика с серо–загорелого поменялся на мертвенно–бледный, а из плотно сжатых губ вырвался приглушенный стон.

— Товарищ прапорщик, вам плохо?!

— Да! Что–то мне совсем хреново, солдат!.. — подтвердил прапорщик. — Ближе к вечеру такие приступы начались, что… не знаю, как и вытерпеть.

Он закусил губу, с трудом сдерживая боль. Влад бросил наблюдение за «духами» и подполз к прапорщику с желанием как–то помочь.

— Может, коньячка дернете, товарищ прапорщик? Все легче будет.

— Коньяк не поможет… Если тупо будем ждать своих, то наверняка погибнем. Черт его знает, когда линия фронта восстановится! Если долго ждать, то я точно не спасусь, да и ты со мной погибнешь. Выход один: оставляй меня здесь, а сам ищи наших или солдат Асада. Если выйдешь на своих, то тогда шанс появится и у меня на спасение, а если нет…, то значит нет. Патроны разделим пополам, и автомат Зубкова оставь мне. Поставлю оба автомата на разных направлениях — пусть думают, что я не один здесь.

— Товарищ прапорщик, я не могу вас оставить! Русские своих не бросают! Как я потом командиру части в глаза смотреть буду? Давайте подождем ночи, и я попробую… угнать джип! — соврал Влад.

— Запрещаю! — возразил прапорщик.

— Ну хотя бы подползу и посмотрю, как часовые ведут себя!

— Севернин, тебе жить надоело, что так рвешься в драку? Ты что — спецназовец, что собрался завалить троих опытных боевиков? Если у них есть прибор ночного видения, то они тебя еще за сотню метров из пулемета завалят! Они, в отличие от тебя, вчерашнего школьника, люди тренированные и опытные…

— Я просто посмотрю!…

Застонав от очередного приступа боли, Мингалеев махнул рукой — делай, что хочешь!

С наступлением темноты Влад проверил автомат, и нырнул ползком в сыпучие волны песка. Он знал, что своим перемещением оставит такой след в пустыне, что в случае неудачи тот завтра приведет «духов» прямиком к прапорщику. Торопиться он не собирался, вспоминая, как в детстве, когда деревенские пацаны играли в «войнушку», он лучше всех маскировался в свежей пахоте и всегда незамеченным подбирался к своим «врагам», чтобы комком рыхлой земли нанести решающий удар по сопернику.

Скрываясь за гребнями барханов, ему удалось подобраться к окопу на несколько десятков метров. Он даже стал различать на фоне более светлого, чем пустыня, неба силуэт часового, голова которого периодически приподнималась над бруствером окопа. В такие моменты он, затаив дыхание, прицеливался в «духа», готовый открыть стрельбу. Он не знал, получится ли сшибить часового первыми выстрелами, так как за время своей службы стрелял всего раз пять, правда, никогда не промахиваясь и удостаиваясь похвалы командира роты, но был намерен в любом случае броситься вперед, поливая короткими очередями «духов» и надеялся, что они испугаются и бросятся в бегство.

То ли Влад создал шум неосторожным движением, то ли что–то другое показалось часовому, только тот о чем–то требовательно попросил «духов», находящихся в джипе. Судя по интонации, они сначала возражали часовому, но потом запустили двигатель и яркий свет нескольких фар внезапно пронзил темноту. Один из боевиков взобрался в кузов автомобиля и развернул крупнокалиберный пулемет в направлении освещенных подступов и дал несколько коротких очередей. На близком расстоянии трассирующие пули бесследно вонзались в песок, а на большом рикошетили от твердой поверхности. Значит, на удалении от окопа твердая каменистая почва. Часовой высунулся во весь рост и тщательно всматривался в освещенную часть пустыни.

Понимая, что наступил самый удобный момент, Влад приподнялся и дал короткую очередь по часовому, а затем по «духу», который палил из пулемета. Оба боевика мешками осунулись вниз, а пулемет замолчал. Некоторое время стояла тишина, но стрельба не возобновлялась, и водитель джипа, не понимая, что же случилось, открыл дверцу и выскочил наружу. Его силуэт хорошо просматривался на свету фар, и промахнуться было невозможно. Очередная короткая очередь свалила и третьего боевика, но Влад не стал торопиться. Он выждал некоторое время, опасаясь, что кто–нибудь из духов ранен и может открыть огонь по нему самому.

Через несколько минут он приподнялся, бегом добрался до окопа и затих у его внешней стенки. Кругом не слышно было никаких подозрительных движений, ровно рокотал двигатель джипа и комплект дополнительных фар часть пустыни превращал в освещенную, словно днем, площадку. Влад осторожно заглянул внутрь окопа. Убитый боевик лежал на спине, широко раскинув руки, и был неопасен.

Влад обогнул с темной стороны окоп и прижимаясь к стенке в свете фар разобрал, что водитель тоже распластался на песке, отбросив в сторону автомат. Оставалось понять, что с пулеметчиком. Высокий открытый кузов джипа не позволял рассмотреть тело боевика. Следовательно, к джипу надо было подобраться вплотную, а потом максимально осторожно попытаться заглянуть внутрь.

Если боевик ранен, то место, откуда велся огонь по водителю, он наверняка определил. Значит, надо подобраться к джипу с другой стороны, и Влад, вжимаясь в землю, пополз вокруг машины. Добравшись до джипа, он вынул из подсумка запасной магазин и бросил его так, чтобы тот ударил по моторному отсеку, имитируя опасность с передней части автомобиля. И раненый боевик не выдержал, приподнялся и открыл стрельбу в направлении шума из автоматического пистолета. После короткой очереди в упор он перевалился через борт и осунулся к ногам Влада, хрипя и задыхаясь от нехватки воздуха.

На секунду Влада охватила эйфория, но только на секунду. Он все сделал правильно, осторожно и поэтому победил. Дальнейшие действия потребуют еще большей изворотливости и расслабляться не надо. В свете фар Влад подобрал оружие боевиков, нашел тело Зубкова с посмертно перерезанным горлом — над мертвым издевались, гады! — и затащил в кузов. Двоих боевиков из джипа для маскировки сбросил в вырытую ими щель и присыпал землей. Затем уселся в джип, положил на правое сидение автомат и взялся за руль. Тойота оказалась с механической коробкой передач, и он привычно выжал сцепление и надавил на педаль газа.

Чтобы запутать других боевиков, которые возможно появятся утром, он сделал несколько кругов вокруг опорного пункта, гонял джип вперед–назад и, посчитав, что ложно наследил достаточно, поехал по своему следу обратно к прапорщику. На полдороге Влад, чуть отвернув в сторону, чтобы не слепить Мингалеева фарами, остановился, резонно полагая, что, не разобравшись, тот может открыть огонь по приближающемуся джипу. Затем вышел из джипа и с поднятыми руками направился к прапорщику.

— Товарищ прапорщик, это я, Севернин! Не стреляйте! Я за вами!..

— Стой, покажи оружие! Ты не под прицелом?

Влад поднял в руке автомат и крикнул:

— Я убил их! Я за вами. Сейчас уедем отсюда!

— Я слышал стрельбу… Подъезжай!

Влад вернулся к джипу и поехал к Мингалееву. Хозяйственный прапорщик в первую очередь поинтересовался, есть ли вода. Найдя канистру с водой, они напились вдоволь и у Влада, наконец, проявилось чувство голода. Они вскрыли банку тушенки и только тогда, когда перекусили, прапорщик похвалил Влада:

— Молодец! Как же ты их сумел завалить, а?

— Все делал осторожно, ползком, голову даже не поднимал, пока возле них не оказался. Ну, а вы как? Больно?

— Немного отпустило… Уходить отсюда надо, Влад!

— Товарищ прапорщик, уходить надо ближе к рассвету. Сейчас можем заблудиться, да и под утро хотя бы видно что–нибудь будет… А то в темноте на засаду можем нарваться!

Прапорщик помолчал, а потом согласился:

— Ты прав! Тогда поспи — я подежурю. Все равно из–за боли спать не могу.

Влад улегся на спину и закрыл глаза, но сон после неимоверного напряжения никак не шел. Он не знал, что хорошо замаскированная группа сил специального назначения России, выполняя задачу разведки и наведения авиации в тылу боевиков, уже давно наблюдает за ними, не имея права раскрыть себя. В приборы ночного видения они сначала с сожалением наблюдали, как в результате минометного обстрела был подбит грузовик с боеприпасами и двое военнослужащих в зеленой камуфляжной форме укрылись в придорожном окопе, прихватив с собой погибшего товарища. Зеленый камуфляж говорил о том, что военнослужащие не из сирийского контингента, а командировочные из России. Это означало, что опыта у них нет никакого и в случае появления боевиков их участь была предрешена заранее — они погибнут.

Но, к удивлению спецназовцев, военнослужащие не запаниковали, очистили от лишней земли амбразуры и приготовились в случае необходимости дать отпор боевикам. Но суток оказалось достаточно, чтобы они правильно поняли, что оставаться в окопе непосредственно у дороги небезопасно, и в следующую ночь покинули его. Один из них оказался тяжело раненым и второй, хрупкого телосложения, почти километр упорно тащил на себе своего товарища, чтобы укрыться вместе с ним в небольших холмах подальше от дороги. Наибольшее удивление вызвало то, что хрупкий боец вернулся обратно к окопу и большой веткой старательно затер оставленные на песке следы, в надежде, что боевики их не обнаружат.

Напряженный момент возник, когда боевики днем заняли окоп и для оценки обстановки взялись за обследование окрестностей, но до стычки дело не дошло. Зато ночью бойцы сами стали проявлять опасную активность. Тот, который был не ранен, ужом выскользнул из зарослей и пополз к укрепленному пункту.

— На что он надеется?! — удивленно спросил командира группы спецназовец, наблюдавший за обстановкой. — Судя по действиям боевиков, в окопе трое профессионалов. Ну, Рембо!..

— Дай посмотреть! — попросил командир и приник к окуляру прибора.

Любопытные спецназовцы не отстали от командира и стали наблюдать за происходящим в прицелы снайперских винтовок. Боец полз долго, старательно вжимаясь в песок. Даже в ночных условиях голову он поднимал медленно и осторожно и, убедившись, что все в порядке, продолжал упорно ползти к боевикам.

— Терпеливый! — оценил один из спецназовцев. — Смотри, как осторожничает.

— Умный, — добавил командир. — Хорошо чувствует, что надо делать. Это от природы.

А когда боец в течение минуты мастерски разобрался с тремя боевиками, то командир не удержался:

— Действительно, молодец!

Он еще долго наблюдал, как боец дотошно собирает оружие и складывает его в кузов джипа, как зарывает боевиков, чтобы на время скрыть следы боя, как затаскивает тело погибшего товарища, и подумал: «Рассудительный, с хорошим самообладанием… Удачи тебе, земляк!».

Под утро боец снова зашевелился. Загрузив раненого товарища, он медленно поехал вдоль песков подальше от дороги, по которой днем двигались колонны боевиков. Через некоторое время, наткнувшись на настоящие барханы, он выбрал самую твердую почву в северном направлении и поехал прямо на укрытие спецназовцев.

— Его надо остановить, иначе следами от колес он приведет боевиков прямо к нам! — оценил ситуацию командир спецназовцев.

Он немного подумал и приказал снайперу:

— Прострели ему переднее колесо.

— Может заднее?

— Нет, переднее! С передним далеко не уедет…

Влад крутил руль, выбирая более ровную поверхность. От любых неровностей машину потряхивало, и ослабевший Мингалеев не сдерживал стоны. Он оглянулся на прапорщика, лежащего на тряпках в кузове, и не заметил, как наехал на что–то передними колесами. В воздухе явственно прозвучал хлопок, и машина завалилась на правую сторону. Влад выскочил из машины с автоматом в руках и увидел, что правое переднее колесо взорвалось. «Пробил! На что–то острое и толстое наехал, раз взорвалось…» — подумал он. Это было совсем некстати. Пока он заменит колесо, совсем рассветет, а уехали они еще недалеко от шоссе. Он еще раз посмотрел на колесо и подозрительно осмотрелся по сторонам. Но кругом на сотни метров с редким кустарником и чахлыми пучками травы ничего подозрительного не было видно.

— Ну, что там, Влад? — слабым голосом спросил Мингалеев.

— Да колесо взорвалось, товарищ прапорщик! Сейчас поменяю и поедем дальше.

— Извини, но помочь не могу — совсем ослабел. Колотит меня…

— Товарищ прапорщик, сам справлюсь. Лишь бы инструмент был.

Но в машине нашлось все: и домкрат, и запасное колесо, и набор необходимого в таких случаях инструмента. Влад принялся менять колесо, изредка бросая взгляд по сторонам — не подкрадывается ли кто–нибудь к ним? Автомат он отложил в сторону, так как тот болтался на плече и мешал в работе, но на всякий случай засунул за пояс огромный пистолет боевика — мало ли что! Вдруг боевики появятся… На время он даже забыл о прапорщике, но тот нет–нет, да и напоминал о себе протяжными стонами. Очевидно, ему становилось совсем плохо.

Поставив на место колесо, Влад собрал инструмент и разогнулся, чтобы еще раз окинуть окрестности взглядом, и онемел. В пяти шагах от него стояли три чудища в изогнутых шлемах с закрывающими лицо темными забралами и диковинным оружием, направленным прямо на него. Как они подобрались, он даже не заметил. Его рука невольно опустилась на рукоятку пистолета. Но одно из «чудищ» на чистом русском языке предупредило:

— Не вздумай! Мы не враги.

Он некоторое время внимательно рассматривал Влада, а потом спросил:

— Кто такие? Откуда? Звание, должность!

Влад с облегчением выдохнул воздух: «Разведчики, наверное!…» И слова из него полились потоком:

— Рядовой Севернин! Мы из Саратова, сопровождали боеприпасы. Прапорщик Мингалеев при обстреле колонны сломал ногу, в тяжелом состоянии, а рядовой контрактной службы Зубков погиб — раздавило ящиками со снарядами. Тело возим с собой. А мне до «дембеля» осталось три недели…

— Ты срочник?! — удивился разведчик.

— Так точно!

— Но как ты сюда попал? В Сирию срочников не посылают.

— Да перед вылетом при погрузке сержант Греков получил травму, заменить некем было. Ну, вот, командир роты и послал меня. Думал — туда–обратно и никто не заметит.

— Показывай прапорщика!

Мингалеев при виде чужих людей потянулся к автомату, но Влад остановил его:

— Товарищ прапорщик, свои!

Увидев раздувшуюся ногу прапорщика с привязанной к ней железкой скомандовал товарищу:

— Вколоть промедол и двойную дозу антибиотика!

Потом повернулся к Владу:

— Значит так, сынок! Проедешь пять километров по спидометру строго на северо–запад до разлапистого дерева. Там остановишься и будешь ждать вертолет. Тряпками из машины выложишь крест. Тряпки придавишь оружием боевиков. При подлете вертолета выйдешь с поднятыми руками без оружия и будешь так ждать посадки вертолета, пока тебя из вертолета не позовут. Понял? Иначе могут засомневаться и открыть огонь.

— Понял.

— Кстати, почему тело погибшего не закопали, а взяли с собой? Достаточно было указать место захоронения и наши потом после наступления отыскали бы.

Влад удивленно зыркнул глазами на разведчика:

— Русские своих не бросают!

— А стрелять где так научился?

— Да пару раз стрелял в роте на стрельбище. И все. Больше нигде не стрелял.

Разведчик приподнял темное забрало, и Влад увидел его усталые серые глаза. В них светились уверенность, спокойствие и простое человеческое любопытство.

— Продиктуй мне свои данные: войсковая часть, должность, звание, фамилия, имя и отчество.

Записав данные на планшете, разведчик снова опустил на лицо темное забрало и протянул руку Владу:

— Не забудь: пять километров по прямой на северо–запад, а вертолет встречаешь с поднятыми руками.

Разведчики развернулись и, пригнувшись, стремительно понеслись друг за другом каким–то особенным пружинистым шагом. В них любопытно было все: песочная пятнистая форма, глубокий шлем с темным забралом, высокие гибкие тела, но особенно интересным показалось необычное двуствольное оружие. Через минуту они скрылись в ложбинке, покрытой редкими кустарниками, и ничто больше не напоминало об их существовании.

Влад подошел к Мингалееву и удивился. Впервые за последние два дня прапорщик после уколов отключился и теперь крепко спал, откинувшись на спину и отставив чуть в сторону сломанную ногу. Вокруг стояла тишина, солнце поднималось все выше и ничто не говорило о том, что совсем рядом идет жестокая война.

Мотор запустился сразу, и Влад направил джип строго на северо–запад. На этот раз, проникшись той же уверенностью, которой внешне обладал разведчик, он ехал неторопливо, тщательно выбирая дорогу, чтобы не трясло Мингалеева, и не оглядывался по сторонам. Ему казалось, что рядом со спецназовцами никаких врагов не может быть — они давно уничтожены и беспокоиться ему не о чем…

Вертолет прилетел часа через полтора. Он сделал круг вокруг стоянки и приземлился в стороне, направив на стоянку свою пушку. Из вертолета вышли двое военнослужащих с автоматами наперевес и, уточнив фамилию Влада, помогли ему загрузить прапорщика и тело контрактника. Через час лета вертолет приземлился на аэродроме. Его встречали скорая помощь и несколько человек офицеров. Мингалеева немедленно увезли в госпиталь и он, пожимая руку Владу на прощание, бормотал слова глубокой благодарности за свое спасение и предлагал остаться под его началом контрактником в армии. Но Влад пожелал прапорщику скорейшего выздоровления и ответил, что не может остаться в армии, так как на гражданке его уже давно ждут дома.

Глава 3

Влад на какое–то время остался без внимания и растерянно стал оглядываться по сторонам: «А я куда?!»

— Ты Севернин? — подошел к нему крепкий офицер в форме старшего лейтенанта.

— Так точно, я!

— Пойдем со мной.

Влад взялся за аккуратно уложенные на рюкзак автоматы — свой и контрактников, но старший лейтенант остановил его:

— Оставь! Сейчас оружейник заберет на склад.

— Но я не могу так, товарищ старший лейтенант! Я должен улететь с оружием. Эти автоматы числятся за нашей ротой! ЧП будет, если не доставлю.

— Чрезвычайное происшествие уже случилось, когда какой–то дурак вас отправил на сопровождение груза с оружием и толком не проинструктировал. Правда, и мы хороши — не отследили. А теперь вот груз и «двести», и «триста». Ладно, я распоряжусь, чтобы тебе потом вернули. Врач тебе не нужен?

— Нет.

Он подозвал военнослужащего без знаков различия в техническом авиационном комбинезоне и приказал:

— Оружие забери пока на склад. В конце дня по моей команде отдашь этому солдату — у него вечером борт на Родину с грузом «двести». А ты следуй за мной!

Влад подхватил свой рюкзак и поплелся за старлеем. Тот на ходу обернулся и спросил:

— Что сначала — душ или столовая?

Влад не раздумывал:

— Столовая!

— Я так и думал.

В столовой юная официантка налила ему полную тарелку борща, положила с гречкой две котлеты и поставила кружку с компотом. У него кружилась голова от обилия вкус