не ставят ли консюмеристские практики современного капитализма под угрозу саму историю? Как производить историческое наблюдение и анализ, «когда любое событие потенциально служит доказательством, детерминантой и в то же время меняется слишком быстро, чтобы его можно было комфортно критиковать с академической обстоятельностью?»
Такие понятия, как гражданство, государство, гражданское общество, публичная сфера, права человека, равенство перед законом, индивид, разделение частного и публичного, идея субъектности, демократия, народный суверенитет, социальная справедливость, научный рационализм и так далее, — все несут на себе груз европейской мысли и истории. Невозможно осмыслять политическую модерность без этих и связанных с ними понятий, которые обрели свои окончательные формы в эпоху европейского Просвещения и в XIX веке.
Для тезиса Маркса не имеет значения, на какой стадии развития находится капиталистическая страна. Сопротивление — это Другой деспотизма, присущий логике капитала. Оно также, по мнению Маркса, объясняет, почему, если когда-нибудь капитализму удастся полностью реализоваться, он будет нести в себе залог собственного распада.
Антиисторический, антимодерный субъект, следовательно, не может говорить от имени «теории» в рамках университетских процедур познания, даже когда эти процедуры признают и документируют его существование. Подобно субалтернам Спивак (или крестьянам антрополога, которые получают закавыченное высказывание только в рамках более широкого высказывания, принадлежащего самому антропологу), такой субъект не может говорить самостоятельно, за него и о нем говорит нарратив перехода, который всегда остается исключительной привилегией модерна, то есть — «Европы»112.
Многие частные и публичные ритуалы модерного индивидуализма стали заметны уже в Индии XIX века. Их можно видеть, к примеру, во внезапном расцвете в этот период четырех основных жанров, который позволяют выразить себя модерной личности: роман, биография, автобиография и история93.
Крестьянская мечта о легендарном королевстве, идеалы социальной/социалистической революции левых, полная буржуазная трансформация — вот три несбывшихся цели, три «трагически незавершенных» сценария, в которые Саркар помещает историю модерной Индии.
Аргумент, по всей видимости, заключается в том, что только «Европа» является теоретически (то есть на уровне фундаментальных категорий, формирующих историческое мышление) познаваемой; все остальные истории служат материалом для эмпирических исследований, облекающих плотью теоретический скелет, который содержательно и есть «Европа». Одну из версий такой аргументации сформулировал Гуссерль в венской лекции 1935 года. Он предположил, что фундаментальное различие между «восточными философиями» (говоря точнее, индийской и китайской) и «греческо-европейской наукой» (или, добавляет он, «вообще говоря, философией») состояло в способности последней производить «абсолютные теоретические воззрения», то есть theoria (универсальную науку).
По иронии судьбы именно попытка глубоко изучить какой-либо язык разбивает в процессе ощущение единства этого языка. Ты осознаёшь, как неизбежно язык оказывается плюралистичным, как он не может существовать иначе, чем в форме гибрида из многих «других» языков (включая, в случае современного бенгали, и английский)65.
