Одним из главных качеств, отличающих настоящего писателя от простого литературного ремесленника, является его способность к самообновлению. Умение вовремя понять, что настал момент, когда необходимо что-то срочно менять, что-то перестраивать в своей творческой манере, искать новые темы, средства выражения, сюжетные коллизии. Иначе — застой, стагнация, неизбежный бег по кругу. Однако здесь таится и определенного рода опасность для автора, решившегося на экспериментаторство.
Добавим, что печень барона по вечерам изрядно страдала от сухого литтернского хереса, дивного в сочетании с острым сыром «Жильдерец», обросшим густой синей бородой плесени,
«Все гении — уроды!» — говаривал Нихон Седовласец. Афоризм великого чародея с энтузиазмом подхватили многие, цитируя на всех перекрестках и забыв, что Нихон имел в виду себя, а сплетники — других.
Мумифицирование и кремация, войдя в моду с конца прошлого столетия, сильно осложнили ситуацию на рынке тел, ряд лжегуманистических законов вступил в конфликт с естественными потребностями некромантов…
Сам он идей не генерировал, считая это уделом людей не от мира сего, коих звал в глаза и за глаза «моими славными идиотусами». Таких людей гроссмейстер находил по всем уголкам обитаемого мира, привечал — с изрядной толикой сочувствия — в Чурихе и брал в оборот. Любую произведенную ими идею, творческую или административную, Бенедикт сперва хоронил, произведя сопутствующие обряды, а после ухаживал за могилкой и размышлял: «С какого конца поднять мертвеца?»
Тэрц долго отказывался, мотивируя тем, что у сотрудников нотариата, имеющих лицензию и печать, дурного глаза быть не может («Закон о благих намерениях», ст. 36), потом согласился и посмотрел так, что у пупса отвалилась нога.
Коллеги, помните, я спрашивал вас: кто главный враг дрейгура? И мы выяснили: память! Теперь я спрошу еще раз: кто главный враг некроманта? — Жизнь! — хором откликнулись малефик с вигиллой. Эфраим вздохнул, источая вселенскую скорбь. — Фи, коллеги… и вы туда же… Ничего подобного! — Но о чем мы тогда говорим? Кто враг?! — Смерть! * * *
Тень, Имя, Сияние? — проявил эрудированность малефик. Придвинув к себе солонку, перечницу и бутылочку с яблочным уксусом, Фрося возликовал, как если бы нашел сокровенное знание в недрах горы Равенклюхт. — Именно! Значит, троица «спутников»… — он просыпал чуточку перца на стол и взгромоздил перечницу, вырезанную в виде сжатого кулака, на черный холмик. — Что есть тень, она же «умбра»? Тень есть проекция телесной судьбы объекта на ткань мироздания! Я не слишком сложно выражаюсь, коллеги? — Ничего, — за всех ответила вигилла. — Мы потерпим. — Чудненько! Итак, что мы видим в тени личности? А видим мы все этапы существования физического тела объекта, данные нам в совокупности! От рождения до горстки праха в конце… Переходим к следующему спутнику, — на горку белой соли опустился череп-солонка. — Что есть имя, оно же «номен»? Имя есть проекция личностной судьбы объекта на ткань мироздания. Что мы слышим в имени? В его тугих вибрациях мы слышим медные трубы успехов, рев огня неудач, хулу и славу… Ибо «Пипин» в случае булочника вибрирует совсем по-другому, нежели в случае императора. И, наконец, третий спутник: сияние, или «канденция»!..
