Алекс Дауберт

История, которой могло и не быть

Для детей и не только

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Елизавета Юрьевна Паршикова

© Алекс Дауберт, 2018

© Елизавета Юрьевна Паршикова, иллюстрации, 2018

Мария Тернова, Евгений Филимонов и еще несколько замечательных людей придумали Героев, чью историю Вы сможете прочитать в этой книжке. С согласия Авторов и по просьбе удивительной читающей девочки — Сашеньки Селезеневой — написана история, которая, возможно, не для самых маленьких, но очень надеюсь, что она найдет своих Читателей. С благодарностью коллегам и с уважением к Читателям.

Алекс Дауберт

18+

ISBN 978-5-4485-3773-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. История, которой могло и не быть

Поздняя осень, пятница. Холодно и промозгло. Добрый хозяин собаку не выгонит в такую непогоду. В доме №13 по Старосоветской улице славного города Понаплюховска один за другим гасли огни.

Некогда гордо высящийся над городом девятью этажами, сегодня дом был слегка скособочен, трещины и неровности в стенах говорили о непростых временах и взывали о помощи… Ремонт был необходим, но средств в бюджете, как всегда, на всех не хватало.

Злые языки утверждали, что тринадцатый дом держится лишь чудом, и многие при этом многозначительно понижали голос, поминая чёртову цифирь. И в чём-то они были правы. Но не в том, о чём подумали вы, дорогой наш читатель. Нет.

Просто очень часто в шахте лифта раздавалась ария демона, выводимая мягким баритоном:

— Я то-о-от, чей взор надежду гу-у-уби-и-ит…

Ходили слухи, что где-то там репетирует душа певца, убитого собственной женой, не переносившей шума. Многие пытались проверить, так ли это. Но никакого материального присутствия певца и его души замечено не было.

А в маленькой угловой квартирке на пятом этаже чудно́го дома сегодня горели свечи. Свет в доме, конечно же, был, но его так часто в последнее время отключали, что жильцы поневоле завели себе примуса и свечи, в зависимости от предпочтений и своих представлений о «старой» жизни, до появления лампочки Ильича. И не просто завели на случай крайней необходимости, а стали пользоваться ими по вечерам, разок-другой в неделю, отдыхая от повсеместных ламп. А в этой квартире любили свечи.

Массивный подсвечник на пять свечей гордо возвышался на столе у кухонного окна, и поддуваемые всепроникающим сквознячком огоньки на их гордо вознесённых вершинах подёргивались в разные стороны, порождая на стенах причудливые тени. У окошка восседал глава семейства Иван Савельич и любовался погодой за окном. Странное дело — он любил дождь, а особенно — струящиеся дорожки на стёклах, меняющие мир до неузнаваемости. Вода бежала по стеклу, и всё становилось таким же текучим, совершенно незнакомым. Можно было прищуриться и представить, что живёшь совсем не здесь, а в волшебной стране.

Хотя если бы он так же мечтательно и с верой в чудеса приглядывался к тёмным углам своей кухни в этот момент, то смог бы, наверное, заметить, как старательно игра теней избегает маленький закуток у самого верхнего угла. Рядом с шахтой мусоропровода. Но взгляд его был устремлён в расплывчатое заоконье.

А в закутке в этот момент шла молчаливая борьба. Никто ни с кем не дрался, что вы. Местный домовёнок Евгешка боролся с непослушной потолочной плиткой, надумавшей вдруг отвалиться вниз именно сейчас. В такой момент! Когда хозяин настолько погружен в добрейшее состояние души. Нет, такого безобразия Евгешка допустить просто не мог, ведь он был домовым. Тем, кто следит за состоянием дома и его обитателей. Конечно же, при хорошем хозяине и таком же семействе.

— И слё-хо-зы, слё-хо-зы пер-р-р-рвые твои, — приглушённо донеслось откуда-то из-за стены

Евгешка вздрогнул и выронил плитку. Она ударилась о пол в безмятежной тишине комнаты и раскололась. Домовёнок в ужасе закрыл глаза. Над его ухом кто-то насмешливо произнёс: «Трах! Бах!» — и исчез. Только занавески затрепетали да Иван Савельич поёжился, словно от холода, неохотно покинул свой пункт наблюдения и отправился искать источник шума.

— Бяшка проклятущий, бяшка-барабашка… — шёпотом выругался Евгешка. Несносный Дух, живущий в доме №13, вечно его пугал. Вроде бы — свой, но ужасно своенравный тип, любящий пугать и пакостить всем вокруг. Хотя, быть может, он просто невзлюбил за что-то Евгешку и доставал только его.

— Чего ж я тебе такого сделал-то? — пробормотал домовёнок, вспоминая события последнего времени. Ничего, что могло бы пролить свет на такое к нему отношение буйного Духа, он так сразу припомнить и не мог. — Надо будет соседей поспрошать, как у них дела с этим хулиганом обстоят.

Приняв мудрое решение, он немножко успокоился, и теперь его занимала неожиданно образовавшаяся проблема. На потолке зияла дырка от упавшей плитки, что было вопиющим непорядком для рачительного домового. А хозяин квартиры тем временем отправился куда-то совсем за пределы кухни.

— Да куда же ты? Вот же она, во-о-от! Ну мечтатель, ну замечта-ался, — погрозил Евгешка пальчиком хозяину и стал сноровисто спускаться вниз. Нужно было срочно обратить внимание Иван Савельича на правильное место.

Полтергейст Шаляпин на самом деле вовсе не был полтергейстом, а был обычным привидением. Когда-то давно обитал он в старом деревенском доме на окраине города. При жизни Шаляпин носил другую фамилию, которая была известна в узких театральных кругах. Он обладал прекрасным голосом, который называется баритональный бас. Это не совсем бас, но ещё и не баритон. Благодаря такому удачному стечению обстоятельств наш герой получал в театре как басовые, так и баритональные арии. Он очень гордился своими способностями и возможностью работать сразу за двоих.

Судьба была к нему благосклонна, он уверенно поднимался к славе, но… Однажды глупый горшок с фикусом спланировал не на ту голову. Это случилось в Италии на гастролях в тот самый момент, когда он шёл навстречу известности, на свой первый концерт в Риме. Черномазая старуха в этот момент решила полить фикус, потеряла равновесие и столкнула горшок с балкона.

Расставшись с телом, призрак оперного певца немного погулял по Европе, но потом затосковал по родине и вернулся в деревню, в дом своих родителей. В то время в нём уже проживали чужие люди. Вечерами, слушая его пение в дымоходе, хозяйка задумчиво подпирала подбородок ладонью и восхищённо говорила:

— Ишь, выводит. Ну чисто Шаляпин!

Так наш призрак стал Шаляпиным. А потом сменил и пошлое название «призрак» на более благозвучное «полтергейст».

В девятиэтажку он прибыл в старинном сундуке тёти Глаши. Той самой, которая подарила ему замечательную фамилию Шаляпин.

Шаляпин любил появляться в самых неожиданных местах: то в подвале, то в лифтовой шахте, а чаще всего — на чердаке. Именно спор о чердачном пространстве стал камнем преткновения между Шаляпиным и Танго. Танго и Кэш, в простонародье — Котейко и Мурлыська, были самыми крутыми обитателями этого странного дома. Они попали сюда не так давно, с вещами банкирской подружки Маруси и банкирского же телохранителя Витька. Банкир, щедрой души человек, в благодарность за те услуги, которые оказывали ему Витёк и Маруся, купил для них жильё — весь девятый этаж дома №13 по Старосоветской улице. После перепланировки на этаже вместо четырёх стало всего две квартиры — трёхкомнатная у Маруси и двухкомнатная у Витька. Молодые люди до той поры мало знали друг друга, но, став соседями, познакомились поближе. А с ними заодно познакомились между собой Мурлыська и Котейко. Это были, в сущности, обычные домовые, пока не попали на девятый этаж упомянутого дома. Подружка банкира, мечтавшая о карьере киноартистки, готова была всё своё свободное от банкира и парикмахерских салонов время смотреть в огромный плазменный экран, на котором проносились кадры красивой жизни. Частенько, спрятавшись за мягким диваном, вместе с хозяйкой смотрел фильмы и Котейко. Добрый по своей сути домовой, посмотрев в первый раз детектив «Танго и Кэш», сразу влюбился в главного героя и с тех пор представлялся новым знакомым этим странным именем — Танго. Поскольку Мурлыська для него стала самой близкой подружкой, он нежно называл её Кэш. Мурлыське это нравилось, и со временем все обитатели дома стали звать их Танго и Кэш.

Полуодетая Вероника Феоктистовна, дама среднего постбальзаковского возраста, сидела перед зеркалом и старательно дорисовывала правый глаз. Вот-вот должен был прийти Николай Иванович, от которого Вероника Феоктистовна со дня на день ждала предложения руки и сердца. Солидный, почти непьющий сантехник уже второй месяц безраздельно владел душой и пышным телом влюблённой дамы. Грудь Вероники Феоктистовны, утянутая чёрной «грацией», трепетно вздымалась, предвкушая страстные шалости, на которые был щедр обожаемый сантехник.

Домовая Алевтина сидела на кушетке рядом с кошкой голубых кровей и такой же масти, по имени Матильда, и скептически рассматривала даму, считающую себя хозяйкой этой квартиры. Вероника Феоктистовна встала и прошлась по спальне, томно покачивая бёдрами. Алевтина переглянулась с кошкой, и обе фыркнули: о душе пора подумать, а старая перечница под венец собралась! Уж прикрыла бы понадёжнее свои конопатые руины…

Раздался звонок в дверь, и Вероника Феоктистовна, накинув пеньюар цвета чайной розы, поспешила в прихожую. Оттуда донёсся звук по-голливудски смачного поцелуя, а затем гость дребезжащим тенором исполнил припев единственной известной ему песни: «И каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом…»

— Музыкальный в доме народ собрался, — хихикнула Алевтина, толкнув кошку локтем. — А, Моть?

Та лениво зевнула и прищурила янтарные глаза. Людей она презирала, считая их существами низшего сорта. Пусть будут благодарны, что им дозволено ухаживать за венцами творения.

— Пойдёшь сегодня, Аль? — спросила она домовую.

— Да надо бы, а то давно не собирались. Постучат по батарее, и пойду потихоньку. Верхние ребята обещали сигнал дать. А то, пока с первого этажа доберёшься…

Не зная о разворачивающихся на первом этаже томных страстях, Евгешка в это время придумывал, как ему побыстрее возвернуть хозяина на кухню, чтобы он увидел, наконец, нарушительницу спокойствия. И порядка. Непорядок Евгешка страсть как не любил.

Ведь порядок в доме был главной заботой домового. Любого. Правда, многие ещё любили и пошалить невзначай, мягко и незаметно внося каплю волшебного разнообразия в спокойную «обычную» жизнь хозяев, да и свою тоже. Это были и несуществующие мышки, шуршащие под половицами, и неугомонные сверчки за окном. Некоторые даже приглашали на посиделки весёлых огоньков Эльма, и те шалили в квартирах, помигивая за спинами хозяев, неслышно смеясь над их недоумением.

И тут Евгешка вспомнил, что совсем скоро время посиделок, когда все невидимые жители квартир собирались на чердаке и вели обсуждение накопившихся проблем, а то и просто — попить чайку. Обычно сигнал подавали сверху, но ситуация требовала срочного разрешения. И Евгешка запрыгнул на батарею и начал выплясывать на ней чечётку. Стукоток его каблуков понёсся по квартире, отдаваясь заодно и в трубах. Это и был сигнал.

— Да что там ещё такое?! — раздалось из зала бурчание Иван Савельича, так и не нашедшего причину шума, отвлёкшего его от созерцания дождя, и немало раздражённого этой несуразностью. Шарканье стоптанных тапок потихоньку приближалось к кухне, и Евгешка вздохнул облегчённо — от входа не заметить беглянку с потолка было просто невозможно.

А по трубам как раз пробежал стук и шорох от ответов соседей: «Мы идём».

В старом доме, как почти в каждом уважающем себя строении, был подвал. Вот в подвале-то предприимчивый председатель жилконторы и поселил гастарбайтеров. Кризис. Работы невпроворот, а платить нечем, да и приезжие меньшую зарплату запрашивают. Все лучшей доли ищут. Работников этих мало кто видел. Уходили рано, приходили поздно. Шума от них не было, участковый не беспокоил. В общем, никому не мешали, интереса не вызывали, а значит, и писать о них много не будем. Но вот вместе с гастарбайтерами в подвал попали какие-то непонятные существа. Между собой они переговаривались звуками, которые людское ухо воспринимали как свист или что-то похожее на чириканье. «Ичь! Ичь!» Местные домовые прозвали незнакомцев иччи, знакомиться с ними не спешили, лишь с осторожностью наблюдали, как стали по двору да в подъезде иччи шнырять. Странные они, лопочут по-своему, пахнут непривычно, и чего от них ждать — непонятно.

Первым с иччи встретился кот Папуас из четырнадцатой квартиры, временно проживающий в подвале. Его хозяин, штурман дальнего плавания Павел Елохин, ушёл в очередной рейс, а кот был не в курсе и накануне отъезда ушёл в самоволку — к кошке с соседней улицы. Хозяин его не нашёл и, поминая всех подряд, уехал на полгода. Ему ещё предстояло объясняться с командой и капитаном из-за этого висельника. Кота, то есть котёнка, подарили капитану в австралийском порту по случаю… но это неважно. А между рейсами Папуас жил у штурмана, кот не возражал. Главное, Папуас был членом команды, талисманом корабля. Все (ну почти) его предки служили на судах британского Королевского флота. Это был чёрный кот морских кровей. Образованный. В Индии, Таиланде и Африке кошачью магию изучал. А в Египте вообще уверовал в своё божественное происхождение.

Вот с этим-то кошачьим Мерлином иччи и познакомились. Существа, в принципе, мирные. Хозяев охраняют, об уюте заботятся, память о родных местах поддерживают. Обереги они домашние — любимый коврик, кружка, кошелёк или какая-то другая вещица. Как в вещи душа проявилась, так, значит, иччи завелись. Но в них не все народы верят, некоторые про иччи вообще не знают, ну и боятся, конечно, незнакомцев.

— Мы иддё-о-ом, идё-ём, — донёсся из зала скрипучий крик Йягупопа Третьего. Уже немолодой попугай, купленный некогда на птичьем рынке, закатив глаза, вторил стуку, несущемуся по трубам. Но кричал, что называется, на чистом русском. На него находило порой: теряя чувство реальности, начинал вещать о мире, таящемся за пределами обычного.

Евгешка вздохнул обречённо: «Ну, дурак и дурак, вот что ему сделать? Перья повыдёргивать, что ли? Вот кошаки всегда знают, где что можно, а что нет. Но эта зараза…»

— Кто идёт, Йягги? — спросил Иван Савельич заинтересованно, и шарканье тапок прекратилось. Он уже не раз замечал некую странность в выкриках своего стареющего гиганта мысли, порой выдающего нечто загадочное, но осмысленное.

— Он-ни, они-и… Иду-у-ут. Ид-д-ду-у-ут… — попугай разошёлся не на шутку и раскачивал клетку, стоящую на фортепьяно, переваливаясь в ней с лапы на лапу, словно танцуя. — Ид-д-ду-ут!

— Да кто идёт-то, образина ты моя ненаглядная? — рассмеялся хозяин дома и, не услышав вразумительного ответа, махнул рукой и отправился на кухню.

Услышав, что тапки снова шаркают в направлении кухни, Евгешка расслабился, но твёрдо решил дать возмутителю спокойствия грандиозную взбучку. Хотя его большого клюва Евгешка всё-таки побаивался, пусть и знал твёрдо, что Йягошка не кусается. Быстренько спустившись на пол, домовёнок деловито подвинул плитку, чтобы она не ускользнула от внимания рассеянного хозяина. Оценив получившуюся картину, он цокнул язычком, восхищаясь сам собой, и решил, что можно отправляться на посиделки.

Вопросов, требующих решения, накопилось множество. Взять хотя бы этих иччи — вот как быть с ними? И Дух. Евгешка поморщился, вспомнив дебошира…

Кот сначала пугался и самого подвала, и незнакомых предметов, которые появились в подвале, но скоро осмелел. Понял: людей днём дома не бывает, можно без опаски провести ревизию. Серый рулон кошмы оказался идеальным местом для массажа когтей. Когти мягко и с усилием вонзались в войлок, а волокна приятно почёсывали и чистили кончики кошачьих пальцев. Кошма при этом приобретала ворсистую поверхность и нарушался обережный рисунок, иччи из кошмы сначала тихо повизгивал, а вскоре запаниковал — дырки в ковре, непорядок. А Папуасу эти защитники домашнего обихода были не соперники. Он антеннами биополе проверит, фыркнет, хвостом шевельнёт и…

Иччи-то бедные просто не знают даже, как с кошками справляться. Их в юртах не держат, собаки рядом бывали, за порогом, а кошки не кочевники. Как бороться с этой чёрной бестией? У кого совета спросить? Вроде жизнь вокруг идёт, голоса слышатся, стуки, пение, но и похожие на Папуаса звери мелькают, не ошибиться бы…

Стук по трубам разбудил задремавшую Кэш. Она уютно устроилась в клубах пыли под радиатором, идти куда-то было страшно лень. Но спор за пространство под крышей — это было принципиально. С некоторых пор полтергейст Шаляпин решил, что ему открыты все помещения этого странного дома. Не могла Кэш согласиться с такой постановкой вопроса. Не могла, и всё тут! Крыша и чердак должны принадлежать только ей! Ну, или ещё Танго… Она приоткрыла один глаз и, лениво повернув свою точёную головку, посмотрела на Танго. Красавец домовой сидел перед большим напольным зеркалом и сосредоточенно высматривал в нём что-то.

— Нашёл что-нибудь? — насмешливо пропела Кэш. Она давно заметила за своим дружком эту странную особенность — нравилось ему любоваться собой в зеркалах. Не мог он пропустить даже осколка, отражающего его в своей поверхности. А тут — целое зеркало! Танго перевёл взгляд своих «тигриных» глаз на подружку и недовольно фыркнул:

— Ф-ф-ф! Тебе какое дело? Собирайся лучше. Уже идти пора. Опять опоздаем…

Прислушавшись, он нервно повёл одним ухом — отчётливо были слышны скрипы и шорохи, подтвердившие, что обитатели дома собираются в назначенном месте. Пора и им…

— Пора-то пора… Но идти мне совсем не в чем!.. — Кэш лениво потянулась, поскребла лапкой за ухом. — Вот в прошлый раз, помнишь, припёрлись в одинаковых прикидах две новенькие, с третьего этажа? Смех! Я не могу идти в том, в чём меня уже видели другие, вот если бы ты… — договорить она не успела, потому что Танго резко прыгнул в её сторону, и только радиатор, под который она успела глубже вжаться, спас Кэш от затрещины.

— Слушай! Ты переходишь все границы! Моё терпение не резиновое…

Танго навис над подругой, щуря свои и без того узкие глаза. Огоньки, пылавшие в этих тигриных щёлочках, не обещали для Кэш ничего хорошего. Танго, конечно, смирный, если его не выводить, но сейчас он был на грани.

— А я что? Я — ничего, пойду посмотрю, может, что и найду…

Как всякая особь женского пола, Кэш знала, когда надо уступить. Так же хорошо она знала, что, уступив ему сейчас, она непременно получит сатисфакцию в чём-то другом. «Какое красивое слово — са-тис-фак-ци-я…» — думала Кэш. Она не знала его значения, просто использовала при любом удобном случае, перекатывая его на языке, как виноградину, прежде чем раскусить и насладиться свежим соком. Неспешной походкой, дабы сохранить «лицо», подружка Танго направилась на свою половину — в квартиру хозяина, Витька, где были сложены все её запасы, в том числе и наряды. «Дама имеет право опоздать», — подумала Кэш, мстительно улыбаясь…

Что-что, а мстить Мурлыська умела. Умела и любила. Делала она это искренне, со вкусом, от всей души, и совершенно не понимала, почему это не нравится тем, на кого её месть была обращена. Вот сегодня, к примеру, Котейко перешёл все дозволенные ему границы. Что вздумал? Поднять на неё, Мурлыську, лапу? Да кто он такой? Домовой какой-то задрипанный. Всех и прикрас-то, что живёт в доме у банкирской подружки. Но это только теперь он так крут, когда его хозяйка стала представлять интерес для банкира. А прежде? Кем она была прежде? Деревенской девчонкой, снимавшей угол у подслеповатой старухи, взявшей её в дом из жалости да чтобы избежать пересудов своей родни. И так косились деревенские — было время, когда молодая девчонка из деревни сбежала на БАМ, да не попала на всесоюзную стройку, вот в городе-то и осела. Тогда она не была подслеповатой и старой. Ох, позажигала, погуляла в молодые годы! Прознали про её городскую жизнь земляки да стали к ней своих дочерей да сыночков присылать, помощи просили. А всем-то и не поможешь! И отказать — станут зазнайкой считать. Вот и решила студентку к себе пустить на постой. Не думала, что та ночами пропадать станет да женихов богатых искать, вместо того чтобы знания получать.

Мурлыська вспомнила, как при первом знакомстве Котейко стеснялся её, не знал, куда деть свои неуклюжие лапы, как стыдливо рассказал, что достался своей нынешней хозяйке по наследству. Отошла ей после смерти старушки квартирка её, однокомнатная, а с квартиркой той и Котейко. Так и остался он следить за порядком у новой хозяйки. Ленива она была да неряшлива, потому и работы у Котейко было немало. Пыль смести, припасы убрать, мышей прогнать — да мало ли в доме работы для рачительного хозяина? Чего только стоила борьба с ненавистным пылесосом? Ну никак не давался ему этот агрегат! Так и норовил в неурочный час включиться…

Мурлыська с усмешкой вспомнила, как однажды Котейко, пытаясь что-то достать из трубы пылесоса, случайно задел тумблер и включил аппарат. Что тут произошло! Пылесос загудел, с визгом втянул в трубу морду Котейко, пытавшегося в этот момент заглянуть в раструб… Было и смешно, и жаль Котейко. Он беспомощно размахивал лапками, стараясь вытянуть мордочку из трубы, но пылесос во всю свою мощь втягивал домового внутрь. Если б не Мурлыська, подоспевшая на помощь и выключившая агрегат, плохо пришлось бы её дружку.

И вот теперь, в такой день, когда на карту поставлен судьбоносный вопрос — кто будет владеть чердаком, в такой решающий день, он, Котейко, посмел поднять на неё лапу!

«Крут, говоришь, стал? Посмотрим, кто кого. Пусть не сегодня, но я всё равно тебе отомщу», — с такими мыслями Мурлыська Кэш подошла к гардеробу.

Евгешка ещё раз осмотрелся, огляделся и отправился в путь-дорогу…

Правда, для начала надо было решить, каким путём идти наверх, всё-таки до чердака было не так уж и мало, особенно в пересчёте на Евгешкины невеликанские шажочки. Пыхтеть, поднимаясь по стенке, подобно паукам или альбинистам, ой, нет — альпентистам… в общем — скалолазам, виденным в телевизоре, ему не хотелось тоже. Хотя он и находился в прекрасной форме, занимаясь поддержкой её каждое утро, гоняя шустрых тараканов в ближайшей теплотрассе.

Это было забавно — бежать наперегонки с этими завзятыми многоногими скакунами. Люди их не любили, да и было за что, но Евгешка сам был не пойми кто и потому видел в тараканах лишь партнёров по пробежкам. В теплотрассе — да, а в дом пускать таких соседей он не собирался, в случае чего и не догонишь, это он теперь знал точно.

Евгешка вздохнул, а потом улыбнулся — ну, конечно же, можно отправиться экспрессом, пакет как раз есть, припасённый давным-давно. Стараясь не шуршать, он вытащил пакет из своей тайной заначки и отправился к трубе мусоропровода.

Мусоропровод был отключён давно, людям было лень чистить сборник внизу, да и труба накапливала на своих стенках немало всякой разной дряни. Тайное население дома долго обходило стороной гадкую кишку, пока в один прекрасный день кому-то не пришла в голову счастливая мысль сделать из трубы нечто полезное. Собравшись вместе и загнав на работы всё местное поголовье мышей и прочей живности, они привели трубу в идеальное состояние, а снизу закрепили двери парой дедовских заговоров, чтобы никто не мог их открыть снаружи, ни одна дурная голова. И в результате получилась труба с постоянной тягой воздушного потока, который нёсся вверх подобно скоростному поезду. Этап испытаний запомнился всем и надолго — оцарапанные носы, отбитые зады и море смеха.

Евгешка выглянул в трубу мусоропровода и огляделся: вроде бы никто не взлетал и не падал. Выкрикнув предупреждение и дождавшись, когда оно докатится до верха, он крепко вцепился в ручки пакета и сиганул в трубу. Мягкий напор воздуха тут же наполнил пакет, и Евгешка полетел вверх, на чердак. И, как всегда, не удержался от счастливого крика.

«О, уже кто-то орёт! Интересно, кто прибудет первым?» — мысли кружили в голове сами по себе, а глаза цепко перебирали наряды. Кэш собиралась на «сходку»…«Комбез надеть? Я в нём в прошлый раз ходила… Накидочку меховую? Жарковато будет, хотя и по погоде. Хоспади-и-и-и, совсем нечего надеть! В чём ходить? И Танго давно не баловал подарками, шельмец! Найду себе другого дружка, вот тогда вспомнит, да пожалеет, что совсем обо мне не думал». Маленькие лапки хватали одну одежонку за другой, быстро поднимали на уровень плеч, чтобы хозяйке удобнее было разглядывать себя в углу большого напольного зеркала, укреплённого в просторном зале, где в свободное от охраны банкира время Витёк занимался спортом.

«Спортсмен! Как же! А то я не знаю, что у него в баре бутылочка „Кьянти“ на всякий случай припрятана. И ром стоит, начатый. Вку-у-у-сный ром, крепкий, но сла-а-а-адкий…» — Мурлыська облизнула острым язычком разом пересохшие губы, вспоминая, как совсем недавно, буквально давеча, они с Танго пригубили хозяйский ром, так, просто попробовали — не пропал ли, не выдохся?.. А что? Порядок должен быть во всём. Вот и Танго так считает: сначала надо попробовать ром, потом решить — оставить или выбросить. «Оставили, конечно, куда ж выбрасывать? Хороший такой ром… Вот чёрт! Что же он так орёт? Наверняка это с пятого этажа жилец. Только он такой заполошный. Постоянно кричит, катаясь в мусоропроводе. Деревенщина! А всё-таки в прошлый раз он с интересом на меня смотрел. Может, поиграть с ним? И Танго заодно, приревновать заставить? Конечно, Танго красавчик, не сравнить с этим… как его там? Евгешка, кажется. Тьфу, что за имя? То ли дело у меня — Кэш… Или — Танго… Нет, определённо надо Танго проучить! Решено. С этого дня буду звать его только Котейко, чтобы позлить. И ещё стану уделять внимание Ен… Нет, не Ен, а?.. Ой, да, Евгешке, совсем забыла!»

С мстительной ухмылкой Кэш застегнула молнию на куртке и взглянула в зеркало. В нём она увидела отражение непокорной огненно-рыжей гривы, едва сдерживаемой фиолетовой банданой, и умело подведённые раскосые рысьи глаза, дерзко сияющие от принятого решения. Сиреневая помада оттеняла цвет банданы, а чёрные кожаные брючки и клёпаная куртка-косуха успешно довершали весь образ. «Ну, мой драгоценный Танго? Посмеешь ли ты теперь поднять на меня не то что лапу, а даже голос?» Крутанувшись перед зеркалом, довольная своим видом Мурлыська не спеша отправилась в соседнюю квартиру, где её в нетерпении ожидал Танго.

А в это время на высоте километра над домом №13 по Старосоветской улице плыл Чёрный Дух. Он уже наметил себе цель и знал, что произойдёт в скором времени.

Этот дом стал слишком стар. Даже не стар… Что такое старость? Это благородные седины, мудрость, накопленная годами, сила, выдержанная временем. Нет, дом был не стар… Он был дряхл! А дряхлость — это совсем другое! Это ветхость, гниль, маразм, разложение!

Чёрный Дух распахнул пошире чёрные крылья и взмыл в потоках воздуха, разглядывая цель получше. Да. Он не ошибся. Старая, скособоченная девятиэтажка, косо утыканная антеннами, с облезшей краской на фасаде, — она внушала ему отвращение. Это была его цель, предназначение, вселенская миссия, если угодно: уничтожать отжившее, отбрасывать ненужное. Дом надо уничтожить! Дух подточит фундамент, оборвёт проводку, уничтожит водопровод, перекроет газ — мало ли способов у служителя энтропии? Главное, чтобы итог был один.

Он радостно заворчал, принял вид летучей мыши, оскалив мелкие, острые и не очень ровные зубы, прижал короткие остроконечные ушки к голове и камнем рухнул вниз, целясь в слуховое окно на крыше.

Шаляпин загорал на крыше в свете звёзд. Он первым узрел маленький метеор, который с чавканьем влепился в слуховое окно, но, не сумев его разбить, плюхнулся рядом с интеллигентным полтергейстом.

— Ты кто такой? — без всякого интереса спросил Шаляпин, слегка отодвинувшись. — Из четырнадцатого, что ли?

— Я Чо-о-орный Дух!!! — заунывно привычно взвыл Чёрный. — Разрушитель всего отжившего-о-о-о-о!!!

— Такой маленький, — удивился полтергейст, — а туда же. Разрушать ему всё понадобилось… Не живётся же…

— Я стр-рашен в гневе! — вещал незнакомец. — Ваш дом — это презренная куча мусора.

— Угу, — согласился Шаляпин и приоткрыл окно. — Вам туда. Внутрь. Уж и не знаю, как вас там встретят. Но раз надо — значит надо.

И Чёрный всосался в слуховое окно, даже не поблагодарив.

Шаляпин укоризненно покачал головой и пропел:

— Какой я мельник? Я ворон здешний.

А потом, довольный собой, вновь улёгся пузом кверху, чутко вслушиваясь в привычные звуки спящего дома №13.

Чёрный Дух, всосавшись в слуховое окно на чердак, огляделся. Никого. СкуШ-Ш-Шно… Пусто… Откуда-то сбоку тянуло сквозняком. Приглядевшись, Чёрный заметил слегка сдвинутую металлическую крышку, накрытую какой-то ветошью и прикрывавшую выход вентиляции. Не слишком долго размышляя, Чёрный транспортировал себя в воздухопровод. Он со свистом пронёсся вниз по просторной шахте, сбив по пути какую-то мелочь пузатую, поднимающуюся на надутом пакете на манер воздушного шара. Домовой (а это, кажется, был он) завопил благим матом и закрутился на своём летучем приспособлении, как братья Райт на своём первом самолёте. Чёрный Дух не обратил на него внимания: он был разгневан.

Жалкий кусок эктоплазмы на крыше, кажется, не понял, что вскоре ожидает эту жалкую халупу и его самого заодно.

«Ну, ничего, — злорадно подумал Дух. — Пусть пакует вещички. Скоро придётся съезжать. Или, может, развоплотить его для начала?»

Впрочем, Дух прекрасно знал, что привидения не могут жить в другом доме. Так что, как только дом №13 будет разрушен, призрак погибнет вслед за ним.

Вопли домового наверху прекратились, и хлопнула железная крышка.

Дух резко затормозил, цепляясь коготками за стенки шахты, и прислушался. Кажется, наверху о чём-то шептались. Он презрительно фыркнул. Видимо, местные уже пронюхали о его появлении здесь. Плевать. Кто они такие, чтобы помешать его планам?

Он, грохнув железной крышкой, выбрался на лестничную площадку. Прополз, словно чёрная простыня, по грязному кафелю и влез в тёмный провал шахты лифта напротив. Он стремился в подвал, там он начнёт своё разрушительное действо. Миновав ещё пару этажей, Дух вдруг снова затормозил: он увидел в стене нишу, в которой что-то виднелось. Движимый любопытством, он подлетел поближе и обнаружил нотную грамоту, всю сплошь исписанную с обеих сторон. Сощурив миндалевидные глаза, он прочитал:

— «„Ария призрака“ (исполняет призрак) — бас». Хос-спидя, наплодилось графомани… — прошелестел Дух и лёгким движением когтистой лапы разорвал листки в клочья. Обрывки бумаги, как осенние листья, сгинули во мраке шахты. Откуда-то сверху раздался горестный вопль, полный патетики:

— О, мой бессмертный труд!

Дух довольно засмеялся и, сложив крылья, ввинтился в темноту, чтобы через мгновение вылезти в подвале, там, где его никто не ждал.

Евгешкины счастливые мечтания, покуда он поднимался в мягко подталкивающем снизу воздушном потоке, были бесцеремонно нарушены. Маленький, невзрачный, испускающий струйки чёрного дымка, похожий на нетопыря незнакомец свалился прямо на голову и умчался вниз, не сказав ни «здрас-сте», ни «до свидания».

«Каков наглец!» — подумал Евгешка, не знающий, что же ему делать. Прервать полёт и броситься догонять нахала, дабы начистить ему его наглую — а что у него там? — в общем, начистить ему всё, что можно начистить, или лететь наверх. Туда, где наверняка уже приплясывает в лучиках света, пробивающихся сквозь щели в кровле, красавица Кэш, думы о которой и нарушил этот гад летучий. Подумал, подумал — и принял решение.

— Эй ты, пакость мелкая! — крикнул он вниз. — Я тебя найду ещё, дождёшься у меня! Сейчас недосуг просто, но запомни!

И, зазевавшись, долбанулся маковкой прямо в крышку люка, запирающего шахту лифта сверху. На чердаке она была замаскирована старым мшистым покровом, и никто из людей даже и не догадывался о её наличии.

— Чё-ёрт! — чертыхался Евгешка, выбираясь на чердак. — Нет, вы только подумайте! Меня в родном доме какие-то недоразумения по башке привечают. Нет, ну вы подумайте, а?

И тут откуда-то, может с крыши, от слухового окна, может — из подъезда, раздался горестный вопль, услышав который Евгешка позабыл о своих неприятностях.

Полтергейст Шаляпин вслед за Чёрным Духом через слуховое окно просочился с крыши на чердак, никого не увидев, перетёк в подъезд, оседлал перила и горестно пытался выдрать призрачные волосы призрачными же руками. Но у него ничего не получалось. Не зная, как ещё излить горе, он то принимался жаловаться голосом Бориса Годунова: «И ма-а-а-альчики, и ма-а-альчики кровавые в глазах», то вдруг выводил почти по-женски: «Потерял я Эвридику-у-у-у…» Но ни одна из самых печальных арий его репертуара не могла передать всей глубины опустошения творца, чьё произведение было уничтожено погаными ручонками незнакомца.

— Одна мысль, одна мысль, — бормотал он в промежутках между стенаниями, — не даёт мне покоя. Почему я не достал компьютер и не занёс в него запись? Почему я не написал её под копирку? Почему я не носил её около сердца? А?

И он вновь принимался выщипывать призрачные волосы, которые никак не хотели горестными прядями падать на серый бетонный пол подъезда.

Евгешка потихонечку подкрался к слуховому окну. Было непонятно, откуда доносились звуки, но то ли снаружи, то ли внутри дома кто-то пыхтел, стеная, как призрак Кентервиля, завывая порой что-то про кровь и мальчиков. В ушах ещё шумело от удара, полученного от мерзопакостного незнакомца. В нерешительности, он взялся за ручку дверцы — ситуация требовала разрешения. Одно лишь его не устраивало — геройские поступки требовали публичности, а вожделенной красотки Кэш нигде не наблюдалось. «Вот если бы она была тут», — подумалось ему. Эх, тогда бы он орлом вспорхнул на «арену» и победил все напасти и всех нападанцев. Он замечтался. И тут до его ушей донеслись новые вопли, в которых он вдруг уловил нечто знакомое.

— Бяшка! Бяшка-барабашка, это же он! Ну, парази-и-ит, — догадка настраивала на весёлый лад, даже боль вдруг позабылась от предвкушения. — Ну я тебе счас попою-ю…

Евгешка приготовился задать полтергейсту тумаков, но вдруг услышал звук голоса, милый его сердцу, — приближалась Кэш. Он в растерянности остановился. Ситуация требовала срочного разрешения, но хотелось потрафить сразу всем своим желаниям.

Чёрный Дух сидел в подвале на водопроводной трубе и грыз её мелкими острыми зубами. Наконец из прогрызенной трубы закапала вода. Сначала просто закапала, а потом полилась бодрыми струйками, со звоном разбивающимися о бетонный пол. Дух, взмахнув крыльями, перелетел на котёл и удовлетворённо посмотрел на дело рук своих. Прекрасно.

Наверняка сантехник редко заходит в этот дом, а жильцы протечку заметят не сразу. Пока то да сё, подвал будет сырой, как болото. Начало положено.

Выбравшись через отдушину, он полетел наверх, минуя балконы, перекусывая бельевые верёвки, попадающиеся на пути. Свежевыстиранное бельё, как первый снег, украсило землю под окнами. Дух совершил круг почёта, удовлетворённо урча, а потом забрался в открытую форточку на пятом этаже. Проведя быструю рекогносцировку, Чёрный Дух не обнаружил хозяев, зато заметил то, что подало ему прекрасную, свежую идею: прямо посреди кухни валялась отвалившаяся потолочная плитка. Забравшись на потолок на манер летучей мыши, Дух, работая коготками, деловито принялся отдирать оставшуюся плитку. Закончил он уже через несколько минут, и, открыв напоследок краны в ванной и кухне, выбрался тем же путём, что и зашёл.

«Стуки, бряки, шорохи, шумы, завывания… Мало ли, что может шуметь в старом доме? Это не мои проблемы! Моя проблема сейчас — запах. Соблазнительный такой, вку-у-усны-ы-ый…»

И Папуас стал присматриваться к шкафчику с продуктами, чем-то оттуда завлекательно пахло. Не знал кот, что так пахнут деликатесы, которые привезла племянница одного из приезжих, девушка по имени Саяра. Очень красивая девушка, косы тяжёлые, длинные, брови луком изогнутые, глаза большие, влажные, чёрные. Губы как печать Сулеймана, не знаю, как она выглядит, но без этой печати губы не описать. И в глазах у этой Саяры не испуг газели мерцает, а блики от опасной игры стального клинка, хотя не всегда заметно, присматриваться надо. Ведь сначала просто следишь за грациозными движениями тонкой фигуры, лицо разглядеть пытаешься у скромницы, голос услышать. Вот только маникюр у неё странный, ногти длинные, а лак какого-то медного цвета. Провинциалка… Но коту, по большому счёту, на маникюр и внешность было наплевать, а вот выверенные, несуетливые движения выдавали опасного противника. Кражу деликатесов придётся готовить тщательно.

Папуас не сводил голодных глаз со шкафчика, выжидая, когда Саяра оставит деликатесы без присмотра. Он так увлёкся, что только третья намокшая лапа привела его в чувство. Его вынесло из тайника на середину подвала, где он начал брезгливо отряхиваться. Взъерошенный чёрный котяра, стряхивающий с лап нечто жидкое, у любой хозяйки сразу вызывает желание проверить, где появилась лужа. Течь из труб Саяру не обрадовала. Подставив под струйку пустую банку, она осмотрела дырку. Странная дырка, со следами зубов. Это ж какие в этом городе грызуны водятся?! Она принюхалась — пахло обычными мышами, но около трубы запах был совсем другой, то есть не то чтобы незнакомый, но неожиданный здесь. «Похоже, накрылись мои спокойные каникулы», — подумала Саяра. Она щёлкнула пальцами, и парочка иччи быстренько замотали трубу клеевым бинтом. Течь прекратилась, Саяра вернулась к приготовлению еды, обдумывая происшествие, и чуть не споткнулась о кота, который вылизывал свои мокрые лапы. «Ты кто?» — мысль ещё не успела мелькнуть в прекрасной головке Саяры, а Папуас уже ворчливо отвечал: «Кто, кто? Кот я. Живу тут. Ты-то кто такая?» Саяра звонко расхохоталась. Папуас был строг и смешон одновременно. И хоть пытался казаться суровым, но уж очень задорно торчал у него меж ушей клочок шерсти, напоминая чуб шаловливого мальчишки.

Саяра протянула к Папуасу руку. Кот напрягся, замерев. Ничего страшного не произошло, это странное создание просто погладило его по голове. Незнакомый и непривычный запах шёл от её руки. Что-то пряное, сладкое и одновременно слегка горьковатое. Словно гаснущие угли. Папуас помнил этот запах тлеющих углей: как раз после знакомства с похожим запахом кот и оказался на борту судна, уходящего в дальнее плавание. Тревожный, надо сказать, запах. Но ей, этой смешливой красотке, он хотел верить. Не похоже, чтобы могла обидеть. Хотя кто их, женщин, знает?

Саяра слышала в своей головке всё, о чём думал Папуас. Там, откуда родом она была, чтение чужих мыслей было обыденным делом. Понимая, что уже несколько дней кот ничего не ел, был ужасно голоден, она достала кусочек не то мяса, не то рыбы, угостила нового знакомца. Папуас взвыл от неожиданности, вцепился зубами в это ароматное… он сам не знал, как правильно назвать то, чем его угостила Саяра. Но именно этот запах так привлёк Папуаса ещё несколько минут тому назад. Одно Папуас понимал совершенно очевидно: для неё, для этой странной красавицы, он готов на всё. Ну или почти на всё…

Проход между получившимися в результате перепланировки квартирами представлял собой участок старой лестницы, когда-то называвшейся «чёрным ходом». Собственно, сейчас от этого названия сохранить можно было только первую часть — «чёрный». Темень, сквозняки, внезапно просвистывающие между захламлениями никому не нужных и забытых вещей, тягучая и липкая паутина. Чего тут только не было. Кэш, осторожно поднимая лапки, чтобы не запачкаться, смело ступила в проход. Она не единожды пересекала это забытое людьми, чуть более метра в длину, пространство. Каждый раз Кэш давала себе слово навести порядок на лестничной площадке, но, дойдя до светлой и уютной квартиры, забывала о данном слове. И так до следующего раза. Сегодня, торопясь к Танго, Кэш задумалась и, не особо глядя себе под ноги, споткнулась и с силой ударилась обо что-то лапкой. Взвыв от боли, выплёвывая сквозь сжатые зубы какие-то проклятия, бедная домовушка запрыгала на одной лапке. Можно попытаться передать слова, издаваемые чаровницей, но ни один цензор не пропустит их в рассказ…

Услышав шум, топоток любимых ног и звуки знакомого голоса, Танго поспешил в проход и, подойдя к подружке, поинтересовался:

— Что случилось?

В ответ Кэш, показывая, обо что споткнулась, со всей силы пнула здоровой лапкой по какой-то плите, край которой слегка выставлялся из хлама. От боли, теперь уже в обеих лапах, слёзы брызнули из глаз Кэш, она закричала на Танго, обвиняя его во всех своих неудачах, требуя, чтобы он поскорее оказал ей какую-нибудь помощь и принёс лекарство. Лекарств у Витька в доме было много, и почти все они были от ушибов. Взяв первое попавшееся средство, а заодно прихватив мягкий плед и фонарик, Танго поторопился вернуться к подруге.

Пока Кэш зализывала свои раны, а точнее — смазывала какой-то остропахнущей мазью свои ушибленные лапы, Танго присмотрелся к злосчастной плите. При свете фонарика плита оказалась не плитой, а чем-то, напоминающим мемориальную доску, какие обычно вешают на стены домов. Прочитать, что на ней написано, сейчас было практически невозможно. Грязная, покрытая слоем сажи и копоти, местами со сколами и царапинами, она несла на себе следы времени и погодных катаклизмов. Танго за свою недолгую восьмисотлетнюю жизнь не научился читать, но некоторые буквы знал. Вот, к примеру, одна — толстая такая, руки в боки, ФЭ, что ли, и, кажется, что-то похожее есть на доске… Танго принялся сосредоточенно соскребать слой грязи с того места, где ему привиделась знакомая буква.

— Кто же может помочь? Кто сумеет сказать, что тут написано? Ну, должен же кто-то уметь читать?

И тут он вспомнил милашку Алю, домовую Алевтину с первого этажа. Она жила в квартире с дамой какого-то возраста, сейчас уже и не вспомнить, как тот возраст называется, а дама эта — грамотная. Артистка, что ли? И книг у неё дома много, по которым Аля читать научилась. Вот уж Алевтина-то и поможет… С этими мыслями Танго перехватил поудобнее доску и совсем было решил отправиться на первый этаж, как вспомнил, что сегодня — сходка. Все жильцы: домовые, духи и полтергейсты — соберутся на крыше, тогда и он сможет поговорить с Алей.

На чердак парочка решила идти необычным путём — по лестнице. Вряд ли кто ещё воспользуется этим способом. В последнее время «жильцы» старого дома предпочитали использовать более удобные средства — лифтопровод, канализацию или вентиляционную шахту. Танго шёл впереди, одной лапкой придерживая доску с надписью, отключённый фонарик и плед, другой — помогая Кэш. Он пытался отвлечь подружку от её неприятностей, рассказывал о чём-то несерьёзном. Домовушка отвечала невпопад, прихрамывала, и от этого шли они неспешно. Возможно, именно неспешность спасла парочку от синяков и шишек, которые могли у них появиться от внезапно открывшейся прямо перед ними чердачной двери. Парочка едва успела отскочить к стене. С чердака, что-то бормоча себе под нос, страшно шипя и присвистывая, не глядя по сторонам, выбежал Евгешка и понёсся вниз по лестнице. Осторожно заглянув в проём распахнутой двери, державшейся на одной петле, Танго убедился, что больше никто не бежит за Евгешкой. Путь был свободен. Впрочем, как и чердак. В размытых пятнах лунного света ещё кружила пыль, поднятая убежавшим домовым. «Ну что ж, подождём, кто-то же должен прийти на сходку?» Помогая Кэш перешагнуть высокий порог, Танго галантно подал подружке лапу. Выбрав удобный уголок без сквозняков, заботливо усадил её на подвернувшийся овощной ящик, поправил принесённый из дома пледик, укрывая раненые лапки Кэш. За этим занятием их застала Алевтина.

Специально для этого собрания Алевтина приоделась. На ней была тёплая, вязаная, пёстрая, неопределённых цветов безрукавка, под которой угадывалась жёлтая гипюровая кофточка. Один рукав кофточки был слегка короче другого, но это не портило общего впечатления. Алевтина выглядела аккуратненько, чистенько, причёсана была волосок к волоску. Вся она напоминала какую-то артистку из довоенного кино, имя которой все давно забыли, но образ остался в памяти. Да и сама Алевтина вряд ли могла сказать, на кого она хотела быть похожей, просто по привычке, выработанной с годами, красила губы сердечком да подводила чёрным полукружья бровей, старательно пытаясь стать похожей на ту, которая… в общем — на актрису из старой фильмы. Выйдя на чердак из ниши, соединявшей вентиляционную шахту с пространством под крышей, Алевтина огляделась и сразу заметила парочку с девятого этажа. Красавчик что-то делал, склонившись над своей Фифой. Да, именно Фифой! Только так Алевтина называла Кэш в своих мыслях.

«Ну и что он в ней нашёл? Такой весь положительный. Сразу видно — деревенский парень, справный, хозяйственный. А эта — вертихвостка! Только и знает — наряды менять. А сама даже читать не умеет. Не то что я…»

В этот момент и Танго заметил соседку с первого этажа. Оставив подружку, он сразу приветствовал Алю. Не зная, как сказать о своей просьбе, домовой несмело махнул лапкой в сторону доски, прислонённой к кирпичной трубе посреди чердака.

— Вот. Нашли. А о чём там — не знаю… — И стеснительно улыбнулся.

Алевтина не заставила дважды себя просить. Подойдя к доске, присела перед ней и стала разглядывать находку. Глаза перебегали по остаткам букв, замечали следы грязи, царапины и трещины, а в мыслях было совсем другое…

«Как он улыбается! Какие у него глаза! А какой скромный!» Алевтина была влюблена… и для своего обоже́ готова была на многое. Что уж говорить какой-то там доске?

«Отмоем, отчистим, подправим, прочитаем…» И с такими положительными мыслями, перехватив поудобнее грязную доску, Алевтина отправилась в обратный путь домой — восстанавливать из небытия не известную никому надпись.

Утомившись, Дух слетел вниз и забрался в подъезд, благо входная дверь в доме №13 была всегда открыта.

«Ломать не строить! — подумал Дух, забравшись под батарею, в тень. — Строить-то оно намного тяжелее…»

Некоторое время Дух полежал в своём убежище, строя планы на завтра.

Может быть, перегрызть проводку? Или попугать жильцов? Здешний полтергейст с этим явно не справляется. А может, пригласить небольшую, тысяч на пятнадцать, семейку тараканов из ближайшей помойки?

Сам того не замечая, Дух удовлетворённо скрёб коготками батарею. Только когда вода полилась из глубоких царапин, Дух опомнился. Фыркнув и от неожиданности шлёпнувшись на пол, он пополз через площадку, оставляя мокрые следы на кафельном полу. Скверное настроение вернулось. Взлетев, он вдребезги расколотил лампочку под потолком, а потом, заметив щель в почтовых ящиках, просочился в них. Через несколько минут оттуда полетели обрывки газет и почтовых извещений, которые Дух нашёл в ящиках. Выбравшись из последнего ящика, забрался на стенку, где повис, осматривая дело лап своих. Лестничная клетка была усеяна обрывками бумаг, почтовые ящики были распахнуты и искорёжены, с процарапанной батареи ручьём струилась вода. Уже натекла порядочная лужа. Дух удовлетворённо заурчал, на несколько мгновений впав в приятное состояние, которое приходит после хорошо сделанной работы. Вдруг он встрепенулся и, прижав короткие остроконечные ушки к треугольной голове, сорвался с места. Кто-то, топоча мохнатыми лапками, бежал сюда с верхних этажей.

В планы Духа пока не входило столкновение с местными обитателями, поэтому он, забравшись в небольшую щель в углу лестничной клетки, спрятался там.

Евгешка со всей скоростью, какую могли развить его коротенькие лапки, нёсся вниз. Там, где-то там, внизу, он чуял беду. Он пока не мог отчётливо осознать, что и где произошло, но, как рачительный хозяин просто носом (чтобы не сказать грубее) чуял: что-то случилось и это что-то принесёт всему дому немало хлопот.

Едва не пробежав мимо почтовых ящиков, домовёнок затормозил так резко, что шерсть на его нижних конечностях слегка задымилась. Перед его глазами, словно осенний листопад, лестничную площадку покрывали обрывки газет, бумаг, какой-то другой, непонятный мусор. Сколько себя Евгешка помнил, а жил он немало лет, такой бедлам в их доме был первый раз.

— Непорядок! Бяда-а-а-а… Ой, что делается-то… Кто же это тут так напроказничал? — бормоча всё это, домовёнок торопливо пытался собрать лапками, запихивая в пакет, так удачно оказавшийся с ним после пользования лифтопроводом, разбросанный мусор.

— И что? И кто это? Ну и зачем всё это? — причитал домовой. Занимаясь наведением порядка, Евгешка не замечал наблюдавшего за ним Чёрного Духа, притаившегося в углу лестничной клетки.

Дух, наблюдая за суетившимся на площадке домовым, мысленно подводил итоги. «Что сделано? Потоп в подвале — раз. Испорченные почтовые отправления — два. Ну, пусть, ладно, это по мелочи, тем более что домовёнок почти всю грязь уже собрал. Но ещё на пятом этаже сломанная и выковырянная плитка, открытые краны, потоп… Ха-ха-ха! Я страшен в гневе! Вы меня ещё узнаете!»

Тем временем домовёнок успел навести порядок в подъезде и, не зная, куда деть тяжёлый для него мешок с мусором, медленно стал поднимать к себе домой, на пятый этаж. А на первом этаже сантехник Николай Иванович как раз перешёл к самому интересному, тому, ради чего, собственно, он и приходил в гости к Веронике Феоктистовне. Не подумайте ничего плохого, одинокий холостяк-сантехник, кроме прелестей хозяйки, прямо-таки обожал её борщи. И, ради сытного ужина, сопровождавшегося рюмочкой горячительного и тарелкой ароматного, наваристого борща, приходил в гости через день. Он мог бы и каждый день ходить, но ему от чего-то было неловко посещать Феоктистовну чаще… Как бы правильно выразиться? Они были не одного поля ягодки. Иваныч — сантехник, а Вероника — она дама ого-го! И хотя Николай Иванович ни разу не спросил, кем раньше работала его подруга, но он просто кожей ощущал, что непростая она бабёнка, ох непростая!

Вероника Феоктистовна, в очередной раз не дождавшись решающего предложения от своего бойфренда, привычно накрывала на стол, выставив на белую скатерть хрустальный графинчик с домашней настоечкой, разложив столовые приборы, уже приступила к тарелкам, намереваясь разлить в них обжигающий борщ. Как вдруг прямо в центр тарелки, которую она держала в руках, упала мутная капелька. Это была не очень крупная капля, похожая на разбавленное молоко. Феоктистовна замерла, удивлённо глядя на каплю. Шлёп! Вторая капля, немного крупнее первой, упала рядом, рассыпавшись мелкими брызгами. От неожиданности женщина вскрикнула и уронила тарелку. Николай Иванович удивлённо посмотрел на потолок, откуда уже уверенно, словно мартовская капель, сыпались всё новые и новые капли.

— Вот чёрт! Соседи… Заливают тебя, голубушка! — Николай Иванович, переобувшись, уже направился к входной двери, когда Феоктистовна остановила его.

— Стой! Какие соседи? Нет надо мной никого. На втором квартиру только выставили на продажу, там всё перекрыто, пока новые жильцы не приедут. На третьем — ремонт, трубы меняют, тоже вентили закручены. А на четвёртом, где штурман живёт… Как там его? Павел! Там до его возвращения вообще никого нет. Беги сразу на пятый, к Ивану Савельичу!

Тяжело отдуваясь, волоча за собой огромный для его размеров пакет с мусором, Евгешка преодолевал ступеньки, почти поднявшись на свой этаж. Он краем уха слышал, что снизу, топая и тяжело дыша, кто-то поднимается по лестнице. Уже на выходе на площадку пятого этажа Евгешку обогнал какой-то мужчина, по пути зацепив ногой пакет с мусором. Он не мог увидеть домовёнка, но Евгешка успел оценить силу пинка, от которого он вместе с пакетом едва не улетел на другой этаж.

— Да что за день такой сегодня!.. То эта чёрная клякса меня сшибла, то — мужик… Невезуха какая-то…

Евгешка выглянул из-за пакета и увидел, что непрошеный гость стучит кулаком в двери их с Иваном Савельичем квартиры. Не сразу, но хозяин всё же открыл. Он был заспанный и не мог понять — чего хочет от него этот беспокойный гость?

— Потоп? Какой потоп? Мужик, ты кто? Чё надо-то?

Сантехник, не дожидаясь окончания вопросов и не пытаясь дать на них ответы, рукой отодвинул Ивана Савельича и спешной поступью прошёл на шум льющейся воды. А воды той, надо заметить, было уже немало. Из-под двери ванной струйка, вовсе не робкая, сливалась с широким ручьём, текущим из кухни. И всё это водное великолепие, затопив полквартиры, приближалось к двери, открытой в подъезд. Именно из подъезда Евгешка и увидел всё безобразие: и потоп, и обломки плиток, лежащие на полу в кухне.

— Бяда! Ой, бяда! Чё ж делается-то? Чё ж происходит?

Домовёнок забыл про пакет с мусором, он даже припрыгивал от волнения, стараясь оценить масштабы случившегося.

Сантехник, несмотря на то что прибыл в дом не по службе, а по личным мотивам, всё же был профессионалом. Быстро зайдя в ванную, закрыл вентили горячего и холодного кранов. Затем поспешил на кухню, где проделал то же самое. На обломки плитки на полу он даже не обратил внимания. Мало ли, дом старый, всё может быть.

Иван Савельич в недоумении почёсывал лысину. Он никак не мог понять: как получилось, что все краны оказались открыты? Когда хозяин задремал, никакой воды в квартире не было. И как этот мужик узнал про потоп?

Сантехник не мог ответить на первый вопрос, а что касается второго, тут для него всё было ясно. Дом старый, перекрытия между этажами не такие прочные, как были раньше. Вот вода и просочилась. А так как в квартирах ниже хозяев не было в это время, то и побеспокоить раньше было некому. Но, главное, что сейчас всё в порядке, осталось только откачать воду, высушить всё, что успело намокнуть, и можно продолжать спокойную жизнь.

— Николай Иваныч! Коля! — из открытой двери донёсся голос Вероники Феоктистовны. — Коля, там что-то непонятное, на первом этаже. Там… потоп… в подъезде.

Чертыхнувшись, сантехник поспешил в обратный путь. Спокойного ужина сегодня у него не получилось.

Папуас жадно доедал кусочек вкусного, которым угостила его Саяра. От удовольствия он и не замечал, как длинные ноготки девушки ворошат его шёрстку, цвет лака на них меняется, становясь всё ярче и больше напоминая огоньки. Или, точнее, угольки, что разгораются в затухающем костре от малейшего дуновения ветерка. Какие-то неопределённые, но приятные образы бродили у него в голове, обещая удовольствие и сытую, уютную жизнь. Всего-то и надо — остаться с ней, с красоткой. Она всё сделает. Никаких забот и хлопот. В любой момент можно будет получить кусочек вкусного… Папуас впадал в состояние, напоминающее переход от яви ко сну. Лёгкое покачивание, напоминающее морской бриз, тёплое, рассеянное свечение где-то впереди… Вот только пузику холодно, мокро… Папуас стряхнул с себя морок, почувствовав, как вода замочила уже не только лапы, но и шерсть на животе. Саяра, увидев, что кот встрепенулся, недовольно поморщилась. «Не успела. Не смогла закончить обряд превращения Папуаса в иччи. А хороший получился бы оберег! Можно было превратить его в игрушку, чтобы охранял детишек…» Саяра понимала, что второй шанс с Папуасом ей может выпасть не скоро.

Увидев, как сантехник со всей профессиональной страстью обрушился на прорыв батареи на лестничной клетке первого этажа, Дух решил пока спрятаться в подвале и чёрной тенью просочился через дыру в полу подъезда в помещение, в центре которого как раз приходил в себя Папуас. Вода подтопила почти весь подвал, приведя Папуаса в чувство. Чуть поодаль от кота стояла… Нет, не стояла, а парила в нескольких сантиметрах над полом… Дух подумал, что это человек, точнее — человеческая самка. Но что-то в ней его насторожило. Завуалированная опасность исходила от этого существа. Красива, грациозна, на первый взгляд безобидна. Но это только на первый взгляд. Едва заметно в глазах самки мерцали стальные искорки, отсвечивавшие вспышками на длинных острых ноготках. Или — коготках? «Да кто она? Человек или?..» — Чёрный ещё не встречал никого подобного. А незнакомое всегда опасно. Он думал, что ему удастся остаться незаметным. Но не тут-то было. Саяра услышала его сразу, как только он просочился из подъезда в подвал. Чужие мысли, волна злобы и разрушения — Саяра не могла не заметить Духа. Поэтому, ещё не увидев его, девушка насторожилась. Неизвестный нёс с собой угрозу. Опыты с Папуасом придётся отложить на потом…

Матильда, кошка голубых кровей и такого же окраса, мирно дремала у тёплой батареи, когда в квартире началась непонятная суета. Сначала взвизгнула хозяйка, потом послышался звук разбитой посуды, топот ног сантехника и, чуть позже, шарканье тапок хозяйки в сторону входной двери. Стук закрывшейся за Вероникой Феоктистовной двери окончательно разбудил Матильду. Потянувшись и недовольно фыркнув, Мотя отправилась на инспекцию своих владений. Да-да, именно так — своих, а не хозяйских. И пусть радуются, что Матильда позволяет Веронике Фектистовне жить с ней и ухаживать за ней…

Мотя хотела уже позвать Алевтину, чтобы та рассказала, что тут произошло, но вовремя вспомнила, что домовая Аля сегодня отправилась на сходку, на чердак. Вернётся снова недовольная, будет сначала молчать и дуться, сердиться не пойми на кого, а потом всё же расскажет — кто был, что говорили да что делали. В квартире было тихо и пусто. Матильда уже хотела, пока хозяйки не было дома, запрыгнуть на стол и полакомиться свежей колбаской, нарезанной тонкими кружочками, как услышала сначала какой-то шорох, потом пыхтение и стук чего-то тяжёлого в кухне. Любопытная кошка пришла вовремя, чтобы наблюдать, как из ниши, в которой начиналась вентиляционная шахта, домовая Алевтина старательно тянет какую-то непонятную плиту со следами времени. Так красиво Матильда назвала следы грязи, пыли и потёков непонятных жидкостей, которые были на тяжёлой плите.

— Помочь? Или сама справишься?

Матильда не очень-то хотела лезть своими чистыми, вылизанными лапками в грязь, но она была воспитанная кошка, пусть не поможет, но хоть предложит свою помощь…

Алевтина и рада была бы принять помощь в такой ситуации, но не сейчас. Сейчас эта плита была от Него. От Танго. И значит, сделать надо всё своими лапками. «Сама, сама, всё сама! Отмою, отчищу, прочитаю. И расскажу Ему». Домовая затащила грязную плиту в ванную комнату, с трудом поместила её в раковину. Вода, моющие средства, тряпка, мочалка, порошок, снова вода: горячая, потом холодная. И ещё раз: вода, порошок, тряпка, мочалка, вода, тряпка, вытереть насухо, полироль… На плите, очищенной от слоя грязи, отчётливо читалась надпись: «В этом доме с… года проживает оперная дива Вероника Феоктистовна Л…»

Вот так дела! Сколько времени уже Алевтина и Матильда жили с Вероникой, но и не подозревали, что эта дама — оперная певица… Имя её гремело в прежние времена, но в быту Вероника была ничем не примечательной дамой, скромной и, можно так сказать, незаметной. А то, что иногда по утрам, жаря яичницу, хозяйка что-то там акала: кто ж знал, что это она так распевается перед репетициями и спектаклями?

Удивляться и разговоры говорить на эту тему сейчас у Алевтины не было времени. Там, на чердаке, её ждал Танго. Скорее, скорее наверх, похвастать и порадовать любимого…

Бережно придерживая очищенный барельеф, Аля, пыхтя, нырнула в темноту вентиляционной шахты, надеясь поскорее попасть на чердак. Но в планы Алевтины вмешался господин Случай.

Тем временем в подвале происходило что-то странное и непонятное. Дух, помня, что лучшая защита — это нападение, решил не ждать, пока непонятное существо нападёт на него. Очень уж удачно располагалась эта самка, почти спиной к Духу, немного вполоборота. «Надеюсь, она меня не успеет заметить», — подумал Дух, напрягся и прыгнул. Одновременно с этим Саяра, а это была именно она, резко развернулась и посмотрела в глаза служителю энтропии. Но что это? Вместо ожидаемых глаз Саяра увидела пустоту. Чёрное, размытое, не имеющее формы нечто, напоминающее одновременно кляксу и клочок тумана, вибрировало над залитым водой полом подвала. Какие-то щупальца тянулись от этого нечто к Саяре, стремительно приближаясь. Красавица только успела щёлкнуть пальцами, как между ней и Духом возникло искристое свечение, окутывающее девушку и не дающее Духу достать её. Чёрный туман уже обволакивал этот защитный экран, старался проникнуть внутрь, но ничего не получалось. Дух бесился, он то растекался по контуру, пытаясь раздавить светящуюся оболочку, словно яичную скорлупу, то, наоборот, быстро сворачивался, превращался в точку, которая все свои усилия направляла на защиту, стараясь проткнуть маленькую дырочку, позволяющую проникнуть внутрь мерцающего кокона. Но всё было тщетно. Саяра успела собраться с силами, огни её глаз полыхали так сильно, что могли спалить всё вокруг. Энергия свечения не просто поддерживала силу защитного кокона, но и распирала его, увеличивала в объёме, вот уже по поверхности кокона не искры светятся, а молнии пробегают. От бешеной энергетики, исходящей от Саяры, нагрелась вода на полу подвала, сначала она была тёплой, потом начала закипать и превращаться в пар. Парящая в центре кокона девушка что-то говорила, губы её шевелились, руки взмывали над головой, совершая немыслимо плавные и одновременно резкие пассы. Служитель энтропии ощущал, что его сил на этот раз может не хватить. Ему всё сложнее давались попытки растечься по всей поверхности защитного купола. Он ощущал себя практически прозрачным и никчёмным. Ему одновременно хотелось выть и плакать. Выть от бессилия, а плакать — от обиды. Такое с ним было в первый раз. Уступить — и кому? Самке? В тот самый момент, когда почти всё задуманное удалось?

Папуас не успел отпрыгнуть в угол подвала, как что-то непонятное, чёрное, неопределённых размеров, затекло сквозь дыру в полу, или, скорее, в потолке подвала, и сразу стало двигаться к Саяре. Что произошло потом, Папуас не мог детально описать. Какой-то треск, словно разряд тока, какое-то свечение, затянутое пыльно-чёрным туманом или пылью… Пар от выкипающей на подвальном полу воды закрывал моментами от Папуаса картину происходящего, и он не заметил, как оказался уже внутри искрящейся и потрескивающей сферы, защищающей Саяру. Шерсть Папуаса встала дыбом, на кончиках её пробегали электрические искорки, усы топорщились во все стороны, хвост стоял трубой. От испуга и неожиданности Папуас взвыл нечеловеческим голосом! Он успевал заметить, как Саяра щёлкала пальцами, произносила какие-то заклинания на непонятном для кота языке, водила в разные стороны руками, и от этого, казалось, всё вокруг подчинялось ей. Старая кошма послушно подплыла ей под ноги, защищая от горячего пара. Старая лампа с абажуром, до этого стоявшая в углу подвала, отчего-то стала подсвечивать изнутри купол, указывая те места, где концентрировалась чёрно-пыльная тень. Вы, дорогие читатели, конечно же, догадались, что и кошма, и лампа — это были иччи, которые с радостью помогали своей хозяйке в борьбе с чёрным злом.

К нечеловеческому «Мя-я-я-а-а-а-у-у-у-у» Папуаса прибавился инфразвуковой пассаж Чёрного: «О-О-О-У-У-У-У-У-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!!!» Тут же раздалось почти ультразвуковое сопровождение Матильды, прибежавшей на мяуканье Папуаса и поддержавшей своего собрата: «Мя-я-я-я-я-у-у-у!..» И довершил этот концерт звук, издаваемый глоткой оперной дивы. Спустившись на шум вместе с Николаем Ивановичем в подвал, Вероника Феоктистовна от изумления замерла на ступеньках, не решаясь пройти в помещение, где шевелилось, мерцало, трещало, искрилось и орало что-то непонятное, клубящееся в центре помещения, наполненного горячим паром. Всё бы ничего, но Матильда, кошка голубых кровей, спешащая на голос Папуаса, почти сшибла с ног хозяйку, на