Пашня

Альманах. Выпуск 2. Том 2

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Художественное оформление, обложка Елена Авинова

Выпускающий редактор Юлия Виноградова

© Елена Авинова, художественное оформление, обложка, 2017

Во второй выпуск Альманаха «Пашня» вошли лучшие работы выпускников литературных мастерских Creative Writing School сезона осень 2016 — весна 2017 года. Второй том составили работы участников выездных мастерских прозы Майи Кучерской в Чехии и Италии, а также онлайн программ: школы «Как писать прозу: теория и практика», в том числе, первого опыта «Курса для продолжающих» и курсов Анны Старобинец «Проза для подростков» и «Внутренний подросток».

18+

ISBN 978-5-4485-9565-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Пашня
2. Слово мастерам
3. Проза. Выездная мастерская Майи Кучерской в Праге (декабрь 2016)
   1. Наташа Апраксина
      1. Арина
   2. Екатерина Исаченкова
      1. Гуляш
   3. Юлия Казанова
      1. Случай в городе Кафки
   4. Елизавета Ракова
      1. Франц
   5. Василий Юренков
      1. Колыбельная для дракона
4. Проза. Выездная мастерская Майи Кучерской в Бергамо (май 2017)
   1. Юлия Бибишева
      1. Брешь
   2. Дмитрий Головин
      1. Фурор
   3. Инна Каудерс
      1. Благое дело
   4. Алина Костриченко
      1. Сказка о всадниках
   5. Мария Середа
      1. Берег
   6. Мария Цюрупа
      1. Крыша, девушка, реквизит
   7. Роберт Ягафаров
      1. Беби–бум
      2. Санёчек
5. Онлайн-курс Анны Старобинец «Проза для подростков». Дети 11—13 лет. Мастера: Ирина Лукьянова и Ксения Молдавская
   1. Елена Белоусова
      1. Ведьмасенс
   2. Владимир Корякин
      1. Обыкновенный понедельник
   3. Мария Морозова
      1. Разноцветное
6. Онлайн-курс Анны Старобинец «Проза для подростков». Подростки 14—15 лет. Мастер Олег Швец
   1. Анастасия Заритовская
      1. В хорошей компании
   2. Екатерина Косых
      1. Переезд
   3. Александра Савичева
      1. Праздник
7. Онлайн-курс Анны Старобинец «Внутренний подросток». Взрослые. Мастера: Алексей Евдокимов, Дмитрий Самойлов
   1. Ася Балуева
      1. Карманное солнце
   2. Дмитрий Быкадоров
      1. Net Present Value
   3. Анна Занадворова
      1. Последнее дело Эжена Серова
   4. Ирина Нильсен
      1. Штукатурка с помехами
   5. Михаил Серендипыткин
      1. Магнус, Бьёрн, топор и погода в Эребру
8. Онлайн-курс «Как писать прозу: теория и практика». Лето 2016. Мастера: Евгений Абдуллаев, Михаил Визель, Александр Иличевский, Лиза Новикова, Денис Осокин, Елена Холмогорова
   1. Наталия Агеева
      1. Николка
   2. Галина Бабурова
      1. Корабль под самой крышей
   3. Екатерина Богомолова
      1. Искушение
   4. Екатерина Владимирова
      1. Зиг Хайль
   5. Юрий Воротынов
      1. Семимостье
   6. Варвара Глебова
      1. Викина Любовь
   7. Дарья Григоращенко
      1. Мадам Лара
   8. Ирина Жукова
      1. Фагот
   9. Алексей Зайцев
      1. Утро Дим Димыча
   10. Артем Звягин
       1. Литургический фэншуй
   11. Екатерина Златорунская
       1. Чапла и Журавел
   12. Екатерина Кочаровская
       1. Мимикрия
   13. Екатерина Кузнецова
       1. Фокус с исчезновением
   14. Наталья Любимова
       1. «Элита Сибири»
   15. Алексей Мигунов
       1. Учитель
   16. Максим Овчаров
       1. Где вода, там и беда
   17. Елена Сазыкина
       1. Небесная кухня
   18. Ольга Трояновская
       1. Рондо для папы
   19. Анна Ханен
       1. Возвращение
   20. Цирулёва Мария
       1. Свидетельство
   21. Мария Цюрупа
       1. Загадай на звездочку
   22. Наташа Чавес
       1. Ужин
9. Онлайн-курс «Как писать прозу: теория и практика». Осень 2016. Мастера: Евгений Абдуллаев, Роман Арбитман, Михаил Визель, Александр Иличевский, Лиза Новикова, Дмитрий Самойлов, Михаил Эдельштейн
   1. Мария Белицкая
      1. Чужой мальчик
   2. Елена Букреева
      1. Зайка
   3. Алена Глухова
      1. Pavel a peur
   4. Дмитрий Головин
      1. Сделка
   5. Александра Гусева
      1. Дядя Ваня
   6. Гаухар Жунусова
      1. Последняя жертва
   7. Екатерина Ильинская-Мораг
      1. Лестница в никуда
   8. Марина Коптева
      1. Дурочка
   9. Наталия Крынская
      1. По лазури весело играя
   10. Михаил Кузнецов
       1. Птица
   11. Мария Маленкова
       1. Маленькие огни
   12. Наталия Мащенко
       1. Пугачевский клад
   13. Елена Николя
       1. Ночной гость
   14. Ольга Пинчук
       1. Кухня папы Карло
   15. Анастасия Резниченко
       1. Чистота
   16. Михаил Серендипыткин
       1. История с воздушным шаром
10. Онлайн-курс «Как писать прозу: теория и практика». Зима 2017. Мастера: Евгений Абдуллаев, Роман Арбитман, Татьяна Бонч-Осмоловская, Лиза Новикова, Ксения Рождественская, Дмитрий Самойлов
    1. Екатерина Абрамова
       1. Изгнание беса
    2. Игорь Андреев
       1. Предпоследний
    3. Оак Баррель
       1. Нашествие грызуна
    4. Анна Водопьянова
       1. На простынях
    5. Варвара Глебова
       1. Девять метров в секунду
    6. Алиса Голованова
       1. Конец
    7. Лариса Дикк
       1. Соловей–Звездочка
    8. Чолпон Исаева
       1. Ты будешь счастлива. Я знаю
    9. Майя Лимонникова
       1. Шанс
    10. Мария Никитина
        1. Без запаха
    11. Жанна Панченко
        1. Сон, сон…
    12. Антон Смирнов
        1. Культурный шок
    13. Ольга Соболева
        1. День Марии
    14. Наталья Тарнавская
        1. Охраняется государством
    15. Елена Шальнова
        1. Предпоследняя жертва
11. Онлайн-курс «Проза для продолжающих». Весна 2017. Мастера: Евгений Абдуллаев, Роман Арбитман, Лиза Новикова, Ксения Рождественская, Дмитрий Самойлов, Елена Холмогорова, Михаил Эдельштейн
    1. Гая Валерова
       1. Легкие ноги
    2. Алёна Глухова
       1. Папа нашелся
    3. Инна Ершова
       1. Как я повзрослела
    4. Юлия Жукова
       1. Концерт для фортепиано с оркестром
    5. Мария Козловская
       1. Крупа
    6. Ольга Кононова
       1. Аэропорт
    7. Наталия Кузнецова
       1. Доля
    8. Галина Лисина
       1. Стопроцентное алиби
    9. НаталиЯ ЛОГИНОВА
       1. Неодиночество
    10. Полина Одинцова
        1. Дракон
    11. Тамара Пантелеева
        1. Маринка, где ты?
    12. Евгений Полищук
        1. Не по пути
    13. Надежда Рудик
        1. Дело о лейпцигских клоунах: к истории Нового мира
    14. Мария Середа
        1. Мадагаскар
    15. Ирина Смирнова
        1. Синий кот
    16. Марина Туревская
        1. Нам было скучно
    17. Ксения Удулякова
        1. Копеечка
    18. Наташа Чавес
        1. Рынок
    19. Алина Ш…
        1. Из Петербурга в Славянск
    20. Анна Шулина
        1. Старый друг
    21. Вэл Щербак
        1. Отъезжающий поезд
    22. Кимал Юсупов
        1. Линия судьбы

Слово мастерам

1. Мастер по Creative Writing, по вашему мнению — гуру, шаман, учитель, старший товарищ?

2. Какова конечная цель ваших занятий в мастерской и совпадают ли результаты с ожиданиями?

3. Могут ли подобные курсы изменить состояние литературы?

1. Скорее, ощущаю себя повитухой, которая помогает родиться новому тексту на свет. Важно, чтоб был здоровым, ни на кого, кроме родителя непохожим и радовал нас.

2. Иногда и превосходят. Как вот в этой, например, пражской мастерской, рассказы которой представлены в сборнике. Это был выездной семинар, он проходил в Праге — зимней, предрождественской, и длился всего пять дней. Казалось бы, чему можно научиться за пять дней? Оказывается, можно. До этого выездной семинар, который мы провели вместе с поэтом Максимом Амелиным, проходил в Тбилиси — и рассказы «кавказские» были полны солнца, вина, горных пейзажей, неба синего. Рассказы, написанные в Праге, впитали пражский миф, сотканный Майнринком, Кафкой, готической архитектурой и получились другими — мистическими, эмоционально напряженными — с совсем другими героями, пространством, чувствами. Потом была еще и Италия, Бергамо. На родине Боккаччо и европейской новеллы мы вместе с соавтором этой мастерской, замечательным филологом Олегом Лекмановым обсуждали, как работать над структурой текста и писать сюжетные рассказы. Плоды наших пражских и бергамских занятий, правда не все — только самые сочные и зрелые, тут, в этом альманахе.

3. Конечно, да. Подобные курсы, школы, мастерские рыхлят литературную почву и создают тот самый питательный гумус, без которого невозможно появление новых талантливых текстов. Не сразу, но благодаря подобным заведениям, уровень нашей словесности неизбежно изменится: станет профессиональнее и многоцветнее.

1. Мне кажется, «мастер» в данном случае — очень уместное слово, потому что его функция — обучать ремеслу, технике. То есть, грубо говоря, есть мастер — а есть подмастерья. Я не верю в то, что можно научить кого-то таланту или даже уму. Научить ремеслу — можно. В случае наличия у подмастерья еще и врожденного таланта, результат может быть потрясающим.

2. Познакомить учеников с алгоритмом придумывания и написания историй, научить их пользоваться писательским инструментарием, запустить внутренние творческие механизмы в том случае, если есть, что запускать. Как правило, всех этих целей проще добиться с детьми и подростками, чем с полностью сформировавшимися людьми, имеющими четкие ответы на все вопросы. Именно поэтому я подчеркиваю, что даже во взрослых группах на моем курсе ведутся занятия с «внутренними подростками».

3. На этот вопрос сложно ответить на такой короткой дистанции. Курсы Creative Writing существуют в России совсем недавно. Чтобы оценить их влияние на «состояние литературы», нужны десятилетия. С уверенностью могу сказать только то, что на состояние культуры подобные курсы, без сомнения, могут повлиять только положительно. Под «подобными» я подразумеваю занятия, которые ведутся, как в CWS, именно профессионалами, чей статус априори подтвержден многочисленными публикациями, переводами, изданиями, премиями, etc, а не вообще любые «писательские курсы», которые возьмется вести Вася Пупкин только потому, что выложил свои тексты где-то на просторах рунета.

1. Я бы сказала — старший товарищ, который направляет совместные поиски.

2. Я работала в нескольких мастерских, но цель обычно общая: помочь талантливым людям понять, на что они способны, что у них получается лучше всего, помочь им избежать досадных ошибок, которые чаще всего совершают начинающие авторы. Совпадение результатов с ожиданиями зависит скорее от состава группы и личной мотивации ее участников. Когда с этим все в порядке — результаты иногда даже превосходят ожидания.

3. Литература, конечно, дело одинокое, но для того, чтобы это одинокое дело делать, писателю нужна среда. А подобные курсы эту среду создают. Чем выше общий культурный уровень общества, тем питательней бульон, в котором зарождается литературная жизнь. Мы не выращиваем гениев — мы создаем среду.

1. Мастер по Creative Writing — это просто тот человек, который умеет видеть неточности, как замысла, так и его воплощения, то есть, стиля — и умеет эти неточности объяснить ученику так, чтобы у того не возникло сомнения, что их нужно исправить.

2. Моя конечная цель в том, чтобы ученики сдавшие финальное задание, стали бы употреблять в своих текстах немного меньше штампов, усложнили бы метафоры с ассоциаций первого уровня до ассоциаций уровня хотя бы полуторного. Те, кто доходят до финального задания и работают над своим стилем, как правило, также отказываются от первоначальной идеи своего финального рассказа. То есть, они изначально пришли для того, чтобы дописать что-то давно задуманное, но пройдя курс от того старого замысла отказались. И это главное достижение и для них, и для школы — творческое поступательное движение, отказ от старого в пользу более совершенного.

3. Даже если на этих курсах не вырастет ни одного писателя, на них вырастет несколько сотен более требовательных читателей, которые понимают, как устроен текст и как он должен быть написан. А значит, рано или поздно, литература изменится в лучшую сторону уже хотя бы от этого требовательного запроса снизу.

1. Мастер по CW, по-моему, это профессионал, который делится особенностями профессии с теми, кто в ней новичок. Мне кажется, воспитать или обучить писателя невозможно по определению, потому что тут слишком многое зависит от наличия врожденных способностей, талантов, «чувства текста». Как, разумеется, и в любом разряде искусства. Но даже человек со способностями музыканта не станет хорошим музыкантом без овладения техническими навыками в консерватории. То же и с художником, которому при наличии таланта все равно надо знать законы перспективы и пр. Так вот, в литературе тоже существует свой набор технических умений. Ими, в отличие от умений музыкальных или художественных, вполне можно овладеть и самостоятельно, но если есть профессионал, готовый поделиться собственным опытом, это, естественно, облегчает дело.

2. Поскольку я в мастерской был как раз в качестве преподавателя, цель моих занятий была — поделиться тем, что я знаю и умею, сделать так, чтобы мой опыт оказался полезен для кого-то еще. Надеюсь, пользу кто-то извлек.

3. Думаю, увы, не могут. Состояние литературы — это такая штука, которая зависит от общих социальных и культурных процессов. От того, например, насколько в данной стране в данное время котируется профессия литератора, насколько фигура писателя общественно значима и авторитетна, можно ли сочинительством заработать серьезные деньги — или хотя бы просто прокормиться. От того, как работает издательско-торгово-критическая машинерия. От того, насколько привычка к чтению распространена в обществе. И так далее. Курсы CW могут помочь в овладении литературной профессией конкретным людям, но им все равно придется существовать и работать в условиях, формируемых какими-то глобальными процессами. И стоит, разумеется, отдавать себе отчет, что нынешние времена и пространство русской культуры создают условия, не самые благоприятные для занятий литературой. И поделать с этим ничего не может, увы, ни самый талантливый писатель, ни литературные курсы.

1. Мастер — просто мастер; этого, думаю, вполне достаточно. Человек, который что-то умеет и готов этим умением поделиться. Как он этим будет делиться — в виде пляски вокруг костра с бубном или задушевного разговора в курилке — это уже частности.

2. Развитие литературного слуха — аналогично слуху музыкальному. Умение слышать фальшь, неточности, банальности — в своих и чужих текстах.

Есть и более частные цели. Например, авторов, слишком «книжных», которым груз прочитанного мешает писать, — сориентировать на живое, непосредственное наблюдение. А тех, чей багаж прочитанного, наоборот, слишком легок (либо тяжел — но «макулатурен») — попытаться засадить за серьезное чтение.

Результатами? Как правило, доволен: где-то в семи из десяти. Главное, чтобы кроме хотя бы минимально «стартового» литературного таланта, был еще талант учиться.

3. В относительном измерении — в смысле структурирования литературного процесса — безусловно. Уже изменяют. Между литературой самодеятельной и литературой профессиональной возник новый, хорошо и разумно устроенный канал связи, перехода пишущих из любителей в младшую (для начала) лигу.

В абсолютном измерении, конечно, состояние литературы изменяет не ее устройство, а «конечный продукт» — заметные, яркие произведения. Но без относительного в литературе — как и везде — не может быть и абсолютного.

1. В идеале, конечно, — и то, и другое, и третье! Хотя, пожалуй, слово «гуру» я бы не стал употреблять… Сразу представляется некий отрешенный «мудрец брадатый», окруженный экзальтированными поклонниками, ловящими каждое слово. Какое уж здесь творчество? Творчество — это процесс взаимного обогащения. Так что мне кажется самым адекватным именно слово «учитель» — но не в школярском, а в истинном значении этого слова. Не тот учитель, который выдает задания и контролирует их выполнение, а тот, который, если надо, и подшаманит, и выступит старшим товарищем. Это трудно. Но только так и можно.

2.«Цель-максимум» — получить законченное литературное произведение: роман, повесть или рассказ. Которые я смогу предложить в издательство или в журнал. Но реальность оказывается несколько сложнее: настоящая литература — процесс длительный. Книги растут как дубы, а не как бамбук.

«Цель-минимум» — получить квалифицированных читателей. Которых не проведешь маркетингом и яркими рекламными выносами на обложке. Тогда появятся настоящие писатели. Книги родятся от книг.

3. Да, безусловно. Сам институт «литературных курсов» существует в России совсем недавно. Но я уже с удовольствием вижу имена выпускников CWS в коротких списках литературных премий. И это только начало.

1. Никто. В лучшем случае — человек, который способен дать совет, как нащупать правильное решение.

2. Никакой особенной цели нет. Отчасти — но только отчасти, — ремесло само по себе, как метод обращения со смыслом, требует приумножать предмет своего занятия (смысл). А сделать это возможно только с помощью центробежного усилия.

3. Писатели рекрутируются из рядов читателей. Человек нередко начинает писать потому, что в данный момент ему нечего читать. Откуда следует, что письмо и чтение это неразрывные части одного дела. Меня лично всегда очень горячо интересовала литература, поэтому любой исход этих курсов: станет ли человек писателем или останется более развитым читателем — прекрасен.

1. Старший товарищ плюс учитель ближе всего, но ни одно из этих определений удачно не подходит. Скорее практик, эксперт, человек которому можно доверять, волшебник.

2. Ожиданий у меня не было — был интерес и желание пригождаться людям в этом спорном очень деле, каким являются всякие литературные курсы. Несмотря на изнурительность этой работы — она приносила мне радость. И — были люди, которые стали для меня и открытиями, и друзьями.

3. Могут, почему нет?

1. Как ни странно, все эти роли приходится играть — зависит от личности и ситуации. А еще иногда надо быть нянькой, психологом, дипломатом, надсмотрщиком, жилеткой, в которую можно поплакаться и много-много еще есть ипостасей, в которые невольно попадаешь, беря на себя подобный труд.

2. Прежде всего, помочь людям заниматься любимым делом (другие к нам не идут), неустанно воспитывать в них вкус, а способных — всеми силами подержать. Мне кажется, многое удается.

3. Как минимум, они выращивают качественных читателей — это уже результат. Образуется сообщество людей, для которых литература — неотъемлемая часть жизни. А то, что наши ученики и выпускники на глазах становятся участниками литературного процесса: публикуются, попадают в финалы премий — это уже просто-напросто предмет гордости.

1. Как говорится, «Il n’est pas de sauveurs suprêmes: / Ni Dieu, ni César, ni Tribun…». Осторожная подсказка, совет, в каком направлении двигаться, наконец, указание на явные ошибки и напоминание о вреде творческой лени, — вот каков инструментарий курса «Как писать прозу: теория и практика».

2. Очень радуюсь за тех, кого после курса ждут серьезные публикации: в «толстых» литературных журналах, в сборниках и альманахах. Но важен и любой результат: от первого задания курса — до последнего меняется сам подход к работе, — это и есть цель. Особенно — если в тексте уменьшается количество лишних эпитетов и причастных оборотов.

Результаты совпадают с ожиданиями, когда видно, что автор работал в полную силу. Автор выглянул из окна и написал о своем отношении к увиденному, — не спрятался за абстрактными декорациями «из красивой жизни», — это уже мое личное «вечное ожидание». Впрочем, безукоризненно выполненные эстетские «декорации» тоже приветствуются.

3. Конечно, могут. В принципе, состояние литературы должны были изменить соответствующие уроки в средней школе. CWS во многом позволяет пересдать школьные «хвосты» и начать движение к своим текстам, своему кругу чтения.

1. Точно не гуру и не шаман. Учитель по статусу, а на деле, скорее, старший коллега. Подсказать, поправить, предложить вариант, поспорить, похвалить, восхититься. А иногда и поругаться — в рамках приличий.

2. Когда-то я рецензировал самотек для одного крупного издательства. Тех, кого я не советовал печатать, обычно не печатали. Тех, кого я рекомендовал к печати, как правило тоже не печатали. Авторы моих рецензий не видели, так что это была работа с почти нулевым результатом… А вот здесь, наоборот, результат бывает виден уже в течение семестра. И процесс тоже виден. И я рад, когда по моей рекомендации достойные тексты в финале курса попадают в альманах.

3. Я стараюсь так далеко не заглядывать. Изменили мы состояние литературы или нет, станет ясно как минимум лет через двадцать. Но вот что мы точно можем сделать, так это изменить отношение автора к профессии литератора. С одной стороны, десакрализовать ее. С другой стороны, свести к минимуму эдакую «художественную самодеятельность». Истина, как водится, посередине.

1. Точно не гуру и не шаман. Учитель и старший товарищ… может быть. Но больше всего здесь, наверное, подходит слово «редактор». Минимум сакрального, максимум профессионального.

2. Цель очень простая — напомнить, что литература состоит из слов. Один умный человек когда–то сказал: «Я пишу словами, а не смыслами». Если я пытаюсь что-то донести до своих «студийцев» — то только это. Когда в группе есть один-два-три человека, которые согласны, что литература — это «лучшие слова в лучшем порядке», значит, результаты превзошли ожидания.

3. Это как-то слишком ответственно. Такие курсы могут помочь нескольким талантливым людям поверить в себя, найти заинтересованных читателей, научиться смотреть на свои тексты взглядом не только автора, но и редактора. Могут, наконец, стать мостиком между начинающим писателем и заинтересованным издателем. Более чем достаточно, мне кажется.

1. Я предпочитаю находиться в категориях «учитель-ученик», мне это представляется более эффективной моделью обучения, чем безапелляционное «гуру-неофит». Ученик может задать учителю вопрос, может поспорить с учителем, отстаивая свою точку зрения, может вместе с учителем искать лучшее решение, сам станет искать лучшее решение и похвастается им перед учителем. Учитель здесь затем, чтобы обучать, и не абсолютной истине, как гуру, но выстраданным им самим пониманием искусства письма, чтобы передать знание и навыки, которыми он обладает. С другой стороны, учитель — больше, чем старший товарищ. У учителя опыт и умения — и желание ими поделиться.

2. Я надеюсь, что это был не конец занятий для наших слушателей, потому ставила скорее промежуточную, чем конечную цель. Хотелось, чтобы к концу курса ученики стали профессионалами, чтобы у них родились хорошие рассказы. Было очень радостно наблюдать движение на пути к этому результату. Возможно, жесткий режим работы — задание каждую неделю в течение всего курса — дали слушателям основы для будущей работы, которая продолжится в будущем и уже продолжается сейчас. Так что мы еще прочитаем чудесные тексты наших бывших студентов!

3. Такого рода курсы давно приняты на Западе — практически в каждом университете есть программы по Creative Writing. На пейзаж университетского образования они уже повлияли. Редкий западный писатель сейчас проходит мимо таких курсов, либо в качестве студента, либо — преподавателя, либо и того, и другого в разные времена своей писательской карьеры. Так что состояние литературы, какое оно ни есть, несомненно, испытывает влияние подобных курсов. Что касается русской литературы — поработаем, увидим.

1. Мастер по Creative Writing — это «чего изволите?». Некоторым нужен надсмотрщик, другим — гуру, третьим — издатель, а четвертым — чтобы подсказали, убить героя в финале или нет.

2. Программа-минимум — объяснить, что не может быть запятой между подлежащим и сказуемым и что текст не становится лучше, если без повода использовать канцеляризмы и налегать на причастия и деепричастия. Программа-максимум — дать человеку почувствовать текст, себя в тексте, собственную силу. Кто-то по итогам курса говорит: «Нет, литература — это не мое, пойду в сценаристы», а кто-то: «Сажусь писать роман». Оба результата мне очень нравятся.

3. Не знаю, но это было бы прекрасно.

Проза. Выездная мастерская Майи Кучерской в Праге (декабрь 2016)

Наташа Апраксина

Арина

Темнота сгущается, плотной тканью затягивая все вокруг и ненадолго отступая под фонарями. Позади остался свет и шум людной Староместской, брусчатка под ногами звучит отчетливее в сужающейся улочке. Скудное освещение искажает пространство, дома прячутся один за другой, меняют очертания, отступают в плотную тьму.

Повернуть обратно, к свету, но здесь короче. Сейчас поворот, за ним еще раз направо и на месте.

Совсем стемнело, неровный свет фонарей подрагивает на ветру. Точно как свечи. Где поворот, пропустила? Следующий тут близко, разберусь, спрошу.

Никого, как нарочно, нет. Только стемнело и вымерло все. Может, не в ту сторону иду? Не хватало заблудиться в трех переулках. Карты нет. И телефона! Превосходно. Что я тут делаю?

Темнотища. Центр города. Запах еще странный. Горелым? Не то. Чем пахнет? Дикий край эта ваша Прага.

Все-таки горит. Зарево. Дым над ним. Какой мерзкий звук! Что за вой? Дышать нечем. Дышать.

В залитой электрическим светом комнате с наглухо задернутыми шторами поверх неразобранной постели спит, уткнувшись лицом в раскрытую книгу, рыжеволосая женщина в черном шелковом платье. Под рукой надсадно дребезжит телефон, на полу раскрытая карта Праги с прочерченными красным фломастером маршрутами и сатиновые лодочки.

Уставший телефон смолкает. Женщина поворачивается, открывает глаза и тут же прикрывает их руками, зажмурившись от яркого света. Окончательно проснувшись, поднимается и зачитывает вслух: «Палач может жениться только на дочери палача, сыновья палача станут палачами. Династии палачей, таким образом, составляют особую, закрытую касту».

Она плачет. Сначала тихо, потом отчаянно, в голос. Слезы заканчиваются так же неожиданно, как подступили. Долго стоит под душем, и только засвистевшая и загудевшая водопроводная труба, напомнив о вязком сне, выводит ее из ступора.

Телефон на кровати надрывается снова и снова.

Вечер накануне Арина провела с университетскими друзьями. Они общались все десять лет, но приглашением приехать в Прагу Арина воспользовалась впервые, решение приняла за время телефонного разговора с Аней, и уже через полчаса бронировала билет. Остановиться в гостинице, чтобы не обременять своим присутствием, было для нее обычным, а собраться и прилететь в один день — такое с ней впервые.

После ухода мужа, вернее, его тайного побега, с последующим истеричным разделом имущества, она так и не оправилась. Лечилась работой, загружала себя, чтобы возвращаться в пустую квартиру с единственным желанием заснуть поскорей. Успешный адвокат, жизнелюбивая и энергичная, она не могла простить мужа, и злилась на себя за прежнее доверие к нему.

Месяц назад Арина потеряла маму, которая «мучилась сердцем», но никогда не жаловалась. «Как так можно, это же предательство. Я могла помочь, найти врачей, отправить в Германию, да что угодно сделать!» — эта мысль не покидала Арину со дня похорон.

Вечернее общение вышло нескладным, вкусный ужин в обществе счастливой пары бывших сокурсников, их попытки развлечь Арину вызвали у нее тягостное ощущение. Она наговорила какой-то ерунды, потом чувствовала себя неловко, в итоге все трое напились, но обстановку это не улучшило.

Двадцать два пропущенных. Вот так, берешь айфон в руки, а он тебе: «двадцать две упущенные возможности» или «сегодня, двадцать второе декабря, четверг. Как вы провели самую беспросветную ночь 2016 года?».

У меня есть что вспомнить! Ночь провела одетая, напомаженная, носом в книгу, доказательством служит отпечаток на щеке, спасибо, что не типографской краской. Или провела ее в прогулке по Праге, если верить сну.

Что со мной не так? Почему делюсь сомнениями, спрашиваю совета, не боясь показаться некомпетентной, почему готова говорить об успехах и удачах с каждым, почему, почему я не могу признаться: «Мне больно!». Душа рвется, мается и плачет в поисках смысла. Но не простить и не забыть. Самым востребованным лекарством была бы таблетка для потери памяти, но где же ее взять.

Ладно. Пора на выход. Шапка, перчатки, пуховая жилетка под пальто, теплые носки, удобные ботинки, наушники. Все — черное. Когда я накупила столько черного, что оно вытеснило цветное из шкафа, — не заметила. Вот ведь.

И двадцать два неотвеченных с собой, на Вацлавскую. И городскую карту, консьерж опытный, понял, что не стоит оперировать понятиями право-лево-север-юг, лучше нарисовать поярче, и гостиницу отметить пожирнее.

Попросить его заказать столик в самом вкусном месте на вечер. Буду исправлять, что вчера нагородила. Ане набрать, извиниться.

Оделась капустой, зато тепло. Картой мне обещан день пешехода. А карты, как известно, не врут.

Быстро спускается тьма на город. Как бархатное покрывало на птичью клетку, раз — и вот вам ночь. Здесь я была. Впереди старая синагога под названием «староновая». Аудиогид равнодушно пояснил, что пока она была единственной, называлась новой, когда построили другие синагоги, ее стали называть старая новая, чтобы не заморачиваться. А в книжке для засыпания другая история, ангелы принесли камни от разрушенного иерусалимского храма для постройки синагоги с условием их возврата, когда придет время. Так возникло новое на старом. С ангелами версия выглядит надежнее.

Ангелы, если вам не лень было из Иерусалима камни носить, не поскупитесь, дайте знак, как выбраться, как вернуться к себе прежней?

Длинная улица, на удивление прямая, ни одного освещенного окна, свет фонарей как сквозь черную вуаль пропущенный, но впереди все-таки ярче. Вот в лесу можно направление по солнцу определять. Не пробовала, но теорию знаю. А в темном городе иди на свет, там точно жизнь, люди.

Отчетливее детали, фонари ярче разгорелись, видно, что дома все разного цвета, хвастают друг перед другом фасадами.

А вот и женщина, догоню, спрошу, правильно ли иду.

— Мама? Здесь? Мама!

Обнимаю маму, слышу родной запах, схожу с ума?

Мама улыбается, обнимает поверх моих рук, мама, теплая, родная, роднее нет никого.

— Мам, я сошла с ума?

Смеется, берет за руку, как в детстве, когда через дорогу переходили, мягко, но крепко, пропуская свои пальцы между моими. От ее нежности и любви тепло, спокойно и радостно одновременно.

Мы идем, поднимаемся выше и выше над городом, легкость и свободу слышу, осязаю, чувствую невыразимо и ясно.

Между домов под нами лужайка, вся в ярких одуванчиках, где бегает вприпрыжку, кружится девочка в белом платьице с корабликами по подолу. Я вспоминаю это платье. И девочку.

Вот она ближе, не видит меня, увлечена разглядыванием крупного цветка. С восторгом произносит: «Здравствуй, маленькое солнце! Здравствуйте, солнцы!» и раскланивается во все стороны. С порывом ветра втягивает ноздрями пыльно–медовый запах и срывает самый длинный стебелек с пушистым венчиком.

«Ариша!» — доносится голос мамы. Укладываю трофей в кармашек и бегу, что есть сил, на ее зов, спешу сообщить, что только что повстречала много солнц.

Мама смеется в ответ, протягивает руку. Мы старательно обходим желтые пятнышки цветов и очень скоро оказываемся у перекрестка, мама по-прежнему крепко сжимает мои пальцы.

— Помнишь, ты смеялась, когда я говорила, что люди рождены для радости и любви, но забыли об этом?

Киваю в ответ. Для радости и любви.

Вытекает, испаряется боль, первые солнечные лучи осторожно касаются булыжной мостовой, мама прощается.

— Не уходи!

— Мне пора, и тебе пора возвращаться.

Мама улыбается и исчезает в нежном свете восхода.

Иду и я. Удивительная музыка наполняет рассветный город.

Сердечный ритм вступает и звучит все ярче в этом ансамбле.

Тщедушное декабрьское солнце смотрело в комнату через высокое окно с распахнутыми напрочь шторами. Арина открыла глаза, остатки сна и музыки растворились в солнечном предрождественском свете. На ее ладонях звездочками темнели следы от сока одуванчика.

Екатерина Исаченкова

Гуляш

Низкие свинцовые тучи повисли над Прагой. Сквозь них пробивалось закатное солнце, отливавшее розово-бурым. Необычное свечение придавало городу тревожный и немного апокалиптичный вид. Жители занимались своими делами, но их не покидало предчувствие необъяснимого и чрезвычайного.

Кассир пражского метрополитена Томаш Шпорк закончил работать. Он шел ссутулившись, рассматривая неровную брусчатку, но едва заметная пружинистость походки выдавала его хорошее настроение.

Следует отметить первую странность этого необычного вечера. Она заключалась в том, что Томаш выбрался куда-то после работы. Обыкновенно все вечера он проводил дома в одиночестве, помешивая овсянку на воде, чтобы та не выкипала.

Лишь раз в месяц Томаш позволял себе заходить в любимый ресторанчик. В доме напротив курила соседка, она крикнула ему что-то приветливое, но тот ее не услышал. Она пожала плечами: «Все-таки странный этот Шпорк».

Томаш с опаской толкнул дубовую массивную дверь, та нехотя поддалась и приоткрылась. Шпорк огляделся по сторонам. К счастью, людей в зале было немного. Всякий раз, попадая в подобные места, он чувствовал себя крайне неуютно. В такие неловкие моменты его выручала монетка в кармане. Под любопытными взглядами официантов он съеживался, смотрел исподлобья, судорожно сдавливал монетку ногтями.

Холеная рука гардеробщика потянулась к нему. Он задумался, как снять пальто, чтобы никто не заметил прореху на подкладке. Спешно стянул его. Не хотел никого задерживать, сзади уже толпились. Вместе с пальто в гардеробе осталась монетка, а с ней и крупицы уверенности. Он проследовал за официантом, который сопровождал его к столику. Парень был не так обходителен, как прежде. Наверное, почувствовал, что Томаш не оставит чаевых. Но это его не смутило, он предвкушал наслаждение самым вкусным гуляшом в городе. Всю неделю под аккомпанемент урчащего желудка он засыпал с мыслью о нем. Закрыв глаза, Томаш представлял встречу с мясным супом, пересчитывал крупные кусочки сочной говядины, рассматривал маслянистые переливы благовонного бульона в ложке, вдыхал терпкий аромат — и проваливался в сон.

Заскучавшие посетители заметно оживились при виде Шпорка, который шел осторожно, чтобы не запнуться у всех на виду. В такие моменты он мечтал стать незаметным и слиться со стенами зала. Его столик был у окна, оттуда сильно дуло. Томаш не решился попросить пересадить его в другое место, чтобы не беспокоить персонал. Запахнул потертый пиджак поплотнее и с нетерпением открыл добротно сделанное меню. Его взгляд скользил по аппетитным названиям блюд, зацепился за любимое — суп-гуляш. От мягкого нежного слова «гуляш» рот его наполнился слюной. Еще бы, ведь он целый месяц ждал этой встречи! Предвкушал островатый густой суп с запахом майорана и тмина, вязкий и теплый. Кусочки сочного мяса, плавающие в наваристом ароматном бульоне, его ни с чем не сравнимый, слегка вяжущий язык, привкус. Томаш нерешительно поднял руку и заказал любимое блюдо.

Тут приключилась вторая странность. Откуда-то, со стороны Карлова моста, раздались женские голоса, внезапно пронзившие город протяжным истошным вскриком. Испуганный Томаш вскочил, но через секунду сел на место, ведь гуляш должны были принести с минуты на минуту. Спустя мгновение в зал вбежал испуганный официант и объявил Шпорку, что гуляш придется подождать. В горле у нашего героя пересохло, маленькие ручки беспокойно забегали по столу, сердце забилось чаще. Томаш оглянулся вокруг, но не увидел ничего странного. Посетители жевали свои изысканные блюда, но гуляша среди них Шпорк не заметил. Лишь в воздухе пахло мясным бульоном. Он потирал большие пальцы один о другой, пытаясь успокоиться. Внезапно сердце ухнуло в пятки. Шпорка охватил животный страх. Вдруг он больше никогда не съест вкуснейший гуляш, так напоминавший мамин. Его слабое сердце не выдержит. Он побледнел, стал задыхаться и решил выйти на улицу подышать.

Шпорк грустно усмехнулся иронии судьбы: весь город насквозь пропах его любимым супом. Этот запах просачивался во все арки и сквозь закрытые окна, витал над спальными районами, обосновался в центре города, окутал памятники и соборы, прилип к набережным. За Шпорком захлопнулась дверь, и он провалился в какую-то густую жижу.

Вся Прага была во власти гуляша. Ветер срывал черепицу с кирпичных кровель и беспощадно швырял ее в гуляшные реки, течение которых смывало все на своем пути. Кубики мяса неслись на прохожих, сбивая с ног, опрокидывая живое и неживое. Неровно порезанная морковь блокировала выходы и входы. Скопившиеся кусочки картошки стали западней для жителей пражского острова Кампа. Защитные дамбы и передвижные заграждения, возведенные на набережных столицы, сначала приостановили распространение гуляша по городу. Но они не смогли устоять перед проливными ливнями, которые обрушились на Прагу. Река Влтава, ставшая коричнево-бурым мясным месивом, хлынула в центр и накрыла почти всю Малу Страну.

Томаш стоял по колено в тягучей массе и не понимал, что происходит и почему так крепко пахнет гуляшом. С неба падали мягкие кусочки с прожилками. Он запрокинул голову, вспомнив, как в детстве ловил снежинки. В рот ему упал мягкий кубик, он пожевал и понял — тушеная говядина, такая же, как в гуляше. Почему падает с неба? Он присел на корточки и зачерпнул рукой ароматную вязкую смесь. Принюхался, попробовал. «Господи Иисусе, да это же он мой родненький!» — воскликнул Томаш. Он жадно и наслаждением стал есть гуляш руками, облизывая пальцы. Внезапно огромный поток сбил Томаша с ног. Он успел только охнуть. Бурное течение, сплошь состоящее из кусочков овощей и мяса, подхватило Шпорка и понесло вниз по улице. Он проплыл мимо станции метро, где работал, успев заметить, что и она затоплена. Но, к своему удивлению, не испытал сожаления. Высокая волна, подстерегавшая в переулке, накрыла Томаша с головой. Он захохотал, как ребенок. Стремительное мясное цунами уносило Шпорка все дальше, к реке. Томаш совсем расслабился, теплые вязкие волны варева окутали его с ног до головы. Он лениво зачерпывал гуляш и смаковал каждый кусочек. От острого супа немного щипало в глазах, но все же Томаш рассмотрел коричнево-красные жирные разводы на стенах домов, темное небо в прожилках и мутный бульон, затопивший большую часть города. «Весь мир — гуляш!» — с наслаждением промурлыкал Томаш.

— Пан Шпорк, вам плохо? — официант мягко, но настойчиво теребил его за плечо. — Гуляш будет готов через пару минут, извините за задержку.

Юлия Казанова

Случай в городе Кафки

1.

Алехандро прилетел в Прагу в конце декабря. Он взял такси до отеля, чтобы не разбираться в метро и трамваях. Про город он знал немного: Кафка, пиво, а еще Рождество. Но что аргентинцу зимнее Рождество? Для него праздник хорош, только если декабрь летом. Раньше Алехандро встречал Рождество дома, а теперь скитался по чужим городам. «И ведь по собственной воле!» — подумал он, а такси уже неслось в пражскую котловину.

2.

На закате того же дня Алиса смотрела с Карлова моста на медленно плывущую реку. Она стояла у самого парапета. Ее темные волосы были повязаны золотой лентой, а тонкая талия — поясом длинного пальто. Среди каменных праведников она выглядела маленькой святой с заплутавшим в волосах нимбом. В сумерках было незаметно, что для святой у нее довольно решительный взгляд и слишком яркие губы. Алиса наконец сбежала из офисной Москвы: ежедневное восьмичасовое высиживание за одним и тем же серым столом было невыносимо. Она верила — Прага предоставит ей шанс.

3.

Алехандро приехал из Женевы. Он работал в банке, и его карьера шла в гору. Так что и сам он, в конце концов, поселился в горах. До Швейцарии он жил в Лондоне, до Лондона — в Берлине. Он все время брался за новые проекты, опасаясь пропустить самый главный в своей жизни. В свободное от работы время он путешествовал. В отличие от большинства аргентинцев, Алехандро был светловолосым да еще с серо-серебряным взглядом. Эта отличительная на родине черта в горах утратила всякий смысл. В Швейцарии по нему не сходили с ума все подряд, а сам он так много работал и ездил, что разучился делать первый шаг.

4.

«Интересно, позвонит?», — думала Алиса, двинувшись по мосту. В жизни они не были знакомы. Одно время переписывались, Алехандро сказал, что будет в Праге на Рождество. Алиса решила скопить денег и тоже приехать. Ей нравились иностранцы. Особенно ей нравилось учить их русскому, произнося неведомые заклинания, а потом слушать, как они коверкают простейшие слова. Еще можно было составлять списки чтения: Достоевский, Набоков, Бродский и все прочие, кто попадал в компанию «длинно и непонятно». Это было весело, а обычная жизнь казалась ей скучной и отрегулированной до абсурда. Поэтому она любила Кафку. «Не позвонит, хоть в городе Франца погуляю, — подбадривала себя Алиса, сжимая в кармане молчавший телефон. — А завтра сама позвоню».

5.

Алехандро тем временем как раз знакомился с Кафкой в номере отеля. Расчесанный на пробор писатель неподвижно смотрел на аргентинца большими черными глазами с обложки книги, лежавшей на тумбочке вместо Библии. Это был сборник записей и набросков «Ангелы не летают» на английском языке. Алехандро открыл его и узнал, что даже люди с крыльями подвержены земным страстям. Он прочитал о холодной зимней земле. А также о вестниках несуществующих королей, которые бесконечно и бессмысленно носятся по всему свету.

6.

Алиса вошла в город Кафки через сторожевую башню. Перед ней завертелся лабиринт улиц. Темные фигуры гомонили среди домов. Конный экипаж прогремел по брусчатке, слева и справа теснились островерхие фасады, крыши отливали золотом. Алису обогнал трамвай, оставив за собой двойной рельсовый след. От проводов отскочила искра и улетела ввысь огненным метеором. «Пусть в этот раз все получится!» — загадала желание Алиса.

7.

Алехандро был не готов к такому карнавалу образов и идей. В погоне за фактами он вернулся в начало книги и полистал биографию Кафки. В любви Франц был несчастен и тоже не спешил действовать. Подруги Кафки так и прожили в других городах и с другими мужчинами. И все-таки, у него они были. А вот у Алехандро, несмотря на все его проекты, никого не было.

8.

Алиса огляделась: чудеса Старого города закончились, дома расступились, кругом бурлила Вацлавская площадь. Сумеречные тени вдруг стали реальными прохожими. Местные вышагивали по правилам моциона: почтенный глава семейства вел лиловый пуховик под ручку. Замотанные приезжие перетекали от прилавка к прилавку, на глазах превращаясь в ходячий глинтвейн. Растрепанные студенты подпирали ларьки с обратной стороны, не интересуясь их содержимым. На уме у всех была пивная.

9.

Алехандро тоже думал о пиве. Оно должно было спасти от грустных мыслей. В белых конверсах и клетчатой куртке — за порогом банка он мог себе это позволить — Алехандро вышел в пражскую ночь, сунув сборник про ангелов в карман. Около Вацлавской площади свернул в пассажи. «И здесь кусочек Парижа, совсем как в Буэнос-Айресе», — в этот раз Алехандро не стал противиться воспоминаниям о доме, где он никогда не был одинок. Он сел за столик кафе и заказал пиво. Алехандро отхлебнул разом полстакана и подумал: «Может, и в Праге можно познакомиться с кем-нибудь, кроме этого Кафки. Все-таки Рождество! Вот и Алиса говорила, что приедет». А книга между тем выпала из кармана.

10.

Алиса ускользнула от толпы в пассажи. Теперь вместо людей ее окружали кофеварки, тромбоны, афиши. Туфли стучали по клетчатому полу, пока одна из них не наткнулась на книгу. Алиса посмотрела вниз — и увидела на отлетающей обложке Кафку. Рядом сидел парень в клетчатой куртке.

— Excuse me, — сказала Алиса. Алехандро обернулся, услышав еще не знакомый русский акцент.