Оглавление

Часть I: Пробуждение

Глава 1: Запах сосны и озона

Для Андрея мир имел понятные, четкие законы. Законы физики, геометрии и сопротивления материалов. Он верил в то, что можно измерить штангенциркулем, расчертить на миллиметровке и воплотить в жизнь при помощи рук и инструментов. Его вселенная пахла свежей сосновой стружкой, которая вилась из-под рубанка тугими, ароматными кольцами; терпкой горечью нагретого металла от паяльника и едва уловимым, сладковатым запахом озона от 3D-принтера, который тихо гудел в углу, слой за слоем выращивая из пластика чью-то мечту. Школьная мастерская, гулкая и просторная, залитая дневным светом из огромных окон, была его царством — упорядоченным, предсказуемым и абсолютно реальным.

Здесь, среди верстаков и станков, он был на своем месте. Высокий, с широкими плечами, которые, казалось, могли выдержать любую тяжесть, и спокойными серыми глазами, Андрей двигался с уверенностью хозяина. Его руки, в мелких царапинах и застарелых мозолях, знали язык дерева — как оно отзовется на резец, где у него слабость, а где — сила. Он мог отличить по весу и текстуре дуб от ясеня с закрытыми глазами. Он находил почти медитативное спокойствие в монотонном гуле токарного станка, превращающего бесформенный брусок в изящную балясину.

— Андрей Сергеевич, у меня паз криво пошел… — протянул виновато девятиклассник Витька, нескладный парень, чьи руки, казалось, еще не договорились с его мозгом. Он со страхом демонстрировал испорченную дубовую заготовку для будущей шкатулки.

Андрей подошел, отложив собственную работу — сложную резную панель с кельтским узором, которую он делал для души. Он провел пальцем по кривому срезу, почувствовав заусенцы.

— А почему криво, как думаешь? — спросил он, вместо того чтобы ругать.

— Рука дрогнула… Торопился, — буркнул Витька.

— Вот. Торопливость — главный враг столяра. Дерево суеты не любит. Но это не страшно, — его голос был ровным и басовитым. — Смотри, сейчас мы можем не пытаться это скрыть, а наоборот, подчеркнуть. Пустим здесь вот такую декоративную фаску. Ошибка превратится в особенность. В жизни так тоже бывает, запомни.

Он улыбнулся своей фирменной, чуть усталой улыбкой, и Витька, ободренный, вернулся к верстаку, уже не чувствуя себя полным неудачником. В этом был весь Андрей. Он не просто учил технологии, он учил созидать, исправлять ошибки и видеть в несовершенстве возможность. Но когда раздавался последний звонок, резкий и требовательный, и гулкие коридоры школы пустели, он оставлял свой понятный мир за массивной дверью мастерской.

Он тщательно убирал рабочее место, сдувал стружку с верстаков, раскладывал инструменты по ящикам. Этот ритуал помогал ему переключиться, оставить работу на работе. Он выходил из школы, вдыхал свежий вечерний воздух и отправлялся домой, в другую вселенную. Во вселенную Алёны.

Его жена была художницей. Если мир Андрея был миром точных углов и выверенных размеров, то мир Алёны состоял из полутонов, предчувствий и ароматов. Она двигалась по их небольшой, залитой светом квартире плавно, словно танцуя, ее длинные пальцы всегда были испачканы то в охре, то в ультрамарине. Квартира жила ее настроением. На стенах висели ее картины — туманные леса, древние дольмены под свинцовым небом, лица, которые, казалось, смотрели на тебя из глубины веков, зная что-то, чего не знаешь ты.

Андрей любил ее до безумия. Любил ее странности, ее веру в силу трав, которые она собирала в лесу, ее тихие медитации на рассвете. Он, человек из мира материи, находил в ее духовности покой. Их миры не конфликтовали. Они дополняли друг друга. Его вселенная пахла сосной и озоном. Ее — вереском, мятой и тайнами.

В тот вечер все было как обычно. Андрей ужинал, с аппетитом уплетая веганское рагу, которое приготовила Алёна, и рассказывал о новом проекте учеников — они собирали сложный механический театр теней по мотивам старых сказок. Алёна слушала, подперев щеку рукой, и ее глаза цвета лесного озера светились теплом и неподдельным интересом.

— Ты так увлеченно рассказываешь, — улыбнулась она. — Ты настоящий творец, Андрей.

— Я просто трудовик, — отмахнулся он.

— Нет. Ты учишь их создавать. Это самое важное, что есть в мире.

Идиллию нарушил телефонный звонок. Не громкая трель, а тихая, мелодичная вибрация, которую Алёна поставила на избранные номера. Андрей не видел номера, но заметил, как жена, взглянув на экран, мгновенно подобралась. Ее расслабленная поза стала напряженной, а улыбка исчезла.

Она отошла к окну, и он услышал обрывки фраз, тихих и серьезных:

— Да, старейшина… Я чувствую это уже несколько дней. Возмущение усиливается… Нет, он ничего не замечает… Я буду на закате. Да, одна. Я понимаю риски… Узел стягивается… Я буду готова.

Она положила трубку и обернулась. На ее лице была привычная нежная улыбка, но Андрей, знавший ее лучше всех на свете, уловил в ней едва заметное напряжение, которое она пыталась скрыть. В ее глазах на долю секунды промелькнула тень, похожая на страх.

— Снова ваш клуб любителей старинных книг спасает мир от бездуховности? — мягко поддразнил он, вставая из-за стола, чтобы обнять ее и развеять эту внезапную тревогу.

Алёна прижалась к нему, но ее объятия были не такими крепкими, как обычно.

— Что-то вроде того, — прошептала она ему в плечо. — Просто… энергии сейчас очень нестабильны. Будь осторожен, хорошо?

«Будь осторожен?» Эта фраза была новой. Обычно они желали друг другу хорошего вечера.

— Я всегда осторожен, — ответил он, целуя ее в макушку. — У меня же станки в классе.

Он обнял жену, вдыхая родной, знакомый аромат ее волос, и не знал, что эта тихая, понятная жизнь уже дала свою первую, невидимую трещину. И что шторм, способный разрушить все, что он знал, уже собирался на горизонте.

Глава 2: Трещины на холсте реальности

Несколько дней после загадочного звонка Андрей старательно делал вид, что все в порядке. Он погрузился в работу с головой, находя в предсказуемом мире дерева и металла спасение от необъяснимой тревоги. Он убеждал себя, что беспокойство Алёны — лишь следствие ее тонкой душевной организации, а ее таинственный «орден» — не более чем кружок по интересам для увлеченных эзотерикой интеллектуалов. Он был человеком из мира материи, и ему отчаянно хотелось, чтобы мир оставался простым, понятным и подчинялся законам физики. Но мир больше не спрашивал его мнения.

В четверг, на последнем уроке, его хрупкая стена отрицания рухнула, раздавленная реальностью.

День был обычным. В мастерской стоял гул работающих инструментов и несмолкаемый гомон подростков. Андрей как раз принимал почти законченный проект у Витьки — того самого нескладного девятиклассника. За последний месяц парень преобразился. Под руководством Андрея он создавал сложную деревянную шкатулку с потайным механизмом в виде шестеренок, которые он сам смоделировал и напечатал на 3D-принтере. Это была удивительная работа, в которой старый мир дерева встречался с новым миром технологий. Витька, обычно забитый и неуверенный, сейчас стоял с прямой спиной, и его глаза горели от гордости за свое творение.

— Вот, Андрей Сергеевич, почти готово, — он с благоговением провел пальцем по гладкой поверхности крышки. — Осталось только отшлифовать и покрыть маслом.

— Это великолепно, Виктор, — Андрей искренне восхищался. — Я говорил тебе, что у тебя талант. Главное — терпение.

В этот момент дверь мастерской с грохотом распахнулась, и в помещение вальяжно зашел Сашка Коршунов, освобожденный с физкультуры из-за очередной «травмы». Он лениво прошелся вдоль верстаков, и его хищный взгляд зацепился за Витькину шкатулку.

— О, че это у нас тут? Гробик для хомяка? — хмыкнул он, подходя ближе. Его аура, как теперь видел ее Андрей, была грязной, буро-красной, полной кипящего раздражения и скуки.

— Не трогай! — пискнул Витька, пытаясь заслонить свою работу.

Коршунов усмехнулся и, прежде чем кто-либо успел среагировать, небрежно, но с выверенной точностью, смахнул шкатулку с верстака. Деревянная конструкция с сухим, трескучим звуком ударилась о бетонный пол. Одна из стенок, соединенная тонкими шипами, откололась. Крошечные, напечатанные на принтере шестеренки разлетелись в стороны, как сломанные зубы. Месяц кропотливой, почти ювелирной работы был уничтожен за одно мгновение.

Витька застыл, глядя на обломки, и в его глазах блеснули слезы бессильной, горькой обиды. Его аура, только что сиявшая ровным светом гордости, вспыхнула болью и тут же начала тускнеть.

Именно тогда Андрей это увидел.

Мир моргнул, словно старая кинопленка. Гул станков исказился, став ниже и протяжнее. За спиной Коршунова, повторяя его самодовольную позу с гротескной, нечеловеческой усмешкой, проявилась фигура. Она была полупрозрачной, как марево над раскаленным асфальтом, но отвратительно реальной. Багровая, жилистая тварь с непропорционально длинными руками и клыкастой пастью. Ее глаза горели, как два раскаленных угля. Андрей почувствовал, как от нее исходит волна холода. Но страшнее всего были тонкие, почти невидимые темные нити, которые тянулись от сущности к ауре плачущего Витьки. Они впивались в его свечение, и Андрей физически ощутил, как тварь питается чистой, незамутненной эманацией детского горя.

— Коршунов, стоять! — голос Андрея прозвучал непривычно твердо, почти как металл, перекрывая шум станков.

Сашка обернулся, его лицо скривилось в наглой усмешке. Демоническая сущность за его спиной оскалилась еще шире, предвкушая новую порцию эмоций.

— А то что, трудовик? Двойку в четверти поставишь?

Андрей шагнул к нему. Весь мир для него сузился до двух фигур: наглого мальчишки и твари, стоящей за ним. Он не знал, что делать. В нем не было ни плана, ни понимания. Был лишь первобытный, защитный инстинкт. Ярость, но не на глупого подростка, а на паразита, который им манипулировал. Он сфокусировал всю эту холодную, праведную ярость в своем взгляде, глядя сквозь Сашку, прямо в горящие глаза демона.

— Собери то что уронил и извинись! Твёрдо произнёс Андрей. Просто сделай, как я сказал.

На долю секунды тварь за спиной Сашки съежилась, словно от удара раскаленным железом. Ее силуэт замерцал и почти исчез. Подросток вздрогнул, его наглость вдруг испарилась, как дым. Он растерянно посмотрел на Андрея, потом на обломки шкатулки, и что-то похожее на стыд промелькнуло на его лице. Он неуклюже наклонился, сгреб в кучу остатки проекта и, не глядя на Витьку, буркнул:

— Извини… я не хотел…

И пулей вылетел из мастерской.

Видение исчезло. Андрей почувствовал, как его отпускает напряжение. Ноги стали ватными, в висках застучало. Он оперся на верстак, чтобы не упасть.

По дороге домой он уже не мог обманывать себя. Плотина рухнула. Он сел в автобус, и мир вокруг него взорвался невидимыми красками и формами. Уставшая кондукторша с неожиданной нежностью помогла подняться в салон пожилой женщине, и за ее плечами на мгновение проступили огромные, теплые, золотистые крылья, сотканные из чистого сострадания. Двое мужчин в дорогих костюмах с жадностью обсуждали какую-то сделку, и вокруг них вились скользкие, похожие на пиявок, темные сущности, питающиеся их алчностью. Влюбленная пара подростков на заднем сиденье светилась таким ярким, розово-золотым светом, что на них было больно смотреть.

Мир больше не был единым холстом. Он расслоился на тысячи вибрирующих, светящихся и гниющих слоев. Андрей чувствовал себя так, словно всю жизнь смотрел черно-белое кино, и вдруг кто-то включил цвет, звук, запахи и 3D одновременно. Сенсорная перегрузка была почти невыносимой. Голова раскалывалась. Он вышел из автобуса, шатаясь, и побрел домой, прижимаясь к стенам домов, чтобы не упасть от приступа головокружения.

Он почти бегом ворвался в подъезд, надеясь на спасительную тишину своей квартиры, на островок нормальности. Но и этот островок уже ушел под воду.

Алёна сидела на полу в гостиной, окруженная незажженными свечами. Она не медитировала. Она обхватила колени руками и тихо плакала, раскачиваясь взад-вперед. Ее собственная аура трепетала и была пронизана иглами острой, панической тревоги.

— Алёна, что случилось? — он бросился к ней, его собственная паника на мгновение отступила перед страхом за нее.

Она подняла на него заплаканные, полные вселенского ужаса глаза.

— Ты тоже это чувствуешь? — прошептала она. — Оно повсюду, Андрей… Словно что-то треснуло. Окончательно.

Он рухнул на колени рядом с ней. Он не мог ее утешить. Он не мог сказать, что все это ей кажется. Потому что он чувствовал то же самое. Что-то действительно треснуло. И трещина прошла прямо через его собственную жизнь, расколов ее надвое. Они обнялись, два человека посреди рушащегося мира, находя единственное утешение в общем, разделенном на двоих, страхе.

Глава 3: Взгляд «Видящих»

Алёна чувствовала это уже несколько дней, и с каждым часом ощущение становилось все невыносимее. Мир, который она привыкла воспринимать как сложную, но гармоничную симфонию энергетических потоков, вдруг зазвучал фальшиво. Словно в слаженном оркестре один из инструментов начал издавать низкую, давящую, вибрирующую ноту, которая пронизывала все вокруг. Эта нота заставляла светлые ауры тускнеть, а темные — становиться плотнее и агрессивнее. Это отражалось даже на ее творчестве. Она стояла перед холстом, пытаясь запечатлеть утренний туман над лесом, но краски ложились неправильно, цвета казались гр