Оглавление

Часть первая. Плачь младенца

«Чистота есть забвение противоестественных способов ведения, изобретенных естеством в мире. А чтобы освободиться от них и стать вне их, вот сему предел: притти человеку в первоначальную простоту и первоначальное незлобие естества своего, и соделаться как бы младенцем, только без младенческих недостатков.»

Исаак Сирин

«Нужно вернуться к первоначальному состоянию, к райскому состоянию Адама, когда он, при состоянии своей несравненной и непревзойденной духовной одаренности, был в то же время чист, как младенец. Уподобление младенцам Сам Христос поставил условием для вхождения в Царство Небесное.»

Позов А. Основы древнецерковной антропологии

«Человеческая логика враг парадоксов»

Прохоров Г. М.

иллюстрация на обложке взята с сайта:

https://www.livemaster.ru/topic/487355-nezhnye-i-svetlye-risunki-kathy-hare?&inside=0&wf=

Пролог

Вторая половина пятнадцатого века, по общепринятой терминологии, средние века. На взгляд современного, просвещённого и всезнающего человека, интернет ему в помощь, серость несусветная, да темнота мракобесная.

Впрочем, винить наших современников в сем восприятии, не есть дело благодатное. Тем более, что это естественно по причине малограмотности современных людей, всезнающих, но мало что реально понимающих, это собственно и есть глобальное противоречие, а что собственно мы хотим, это просто результат нынешней системы образования, когда подменяется цель этого самого образования. Вместо того что бы человека научать пониманию, то есть научать системным знаниям, ему впихивают мозаические знания, что-то вроде, здесь читать, а здесь нет, а вот здесь вообще селедку заворачивали, по такой методе естественно происходит заворот мозгов. Много знаю, но мало что понимаю, в прочем сие ворчание, то же мало чего умного и полезного кому-то предоставит, и даже наоборот, всего лишь, отвлечет от достижения этого самого понимания.

Таким образом проще все же перейти к дальнейшему повествованию, а не умничать обо всем, и ни о чем одновременно.

По сему можно только подивиться, как могли наши предки там жить, не имея телевизоров, крутых тачек, компьютеров, да того же интернета. Да Бог с ним, с интернетом, даже завалящего велосипеда не было, лошадь да телега и весь транспорт, а ну еще струги да ладьи по рекам да озерам, так и те между реками волоком на тех же лошадях перемещали, то есть как не крути, лошадь основное транспортное средство, дремучесть и отсталость, одним словом.

И не просто жить или лучше сказать выживать, а при этом умудрялись еще и созидать, к примеру, собрать из мелких кусочков каких-то там недоразумений, в виде славянских княжеств, не имеющих даже собственной самостоятельности, данников, являющихся улусами большой орды, великую державу.

Это сейчас все просто, из нашего далека, исторически выверено и правильно, как-то само собой все у них получилось.

Но посмотрев вдумчиво, приходится только удивляться, как же это у них получилось. Шансы то были минимальны, на востоке Большая Орда, да еще и Казанские татары с черемисами балуют, на юге ханство Крымчаков со всякого рода степняками не пойми кому подконтрольными, на западе мощнейшее Великое княжество Литовское, толи русское толи польское, со своими религиозными вывертами, где перемешано православие с католичеством совместно с язычеством. На севере всякие ливонские да немецкие ордены, плюс к ним Новгородская республика вечно недовольная всеми кроме себя, со своими боярами да ушкуйниками, раскинувшаяся от Ладоги до северного Урала, подломившая под себя все северные народы. И вот по середине всего этого вечно бурлящего и вечно воюющего между собой средневекового бардака, расположилось московское удельное княжество, ничем особо не выделяющееся среди таких же удельных княжеств, мелочь пузатая, годное разве что только на то, чтобы по необходимости пограбить, на взгляд что Орды, что Литвы.

А вот как-то получилось у наших предков, не имея современных нам технологий, в виде ядерной дубинки, созидать свою страну, да так что и Большая орда, и Литовское княжество, да и всякая там мелочевка в виде орденов католических, новгородских республик, аналогичных по хаозности, ханств различных, и иже сними степных орд, которые, все это вышеперечисленное недогосудорственные недоразумения, все сие кануло в лету. А вот Московия, ничем не примечательная, подмяла их под себя и включило в состав своей державы, став в итоге мощнейшей страной, Россией. Вот это загадка истории, не могло и не должно такого быть, а вот произошло.

Вот здесь и задумаешься, а может дело вовсе не в цифровых технологиях, не в социальных ноу хау, в виде управлении толпы, а в чем-то другом, к примеру, в нечто большем, к примеру, в духовном стремлении целой нации, вот к этому самому созиданию.

Вообще то существует духовный закон, попросту говоря он сформулирован в народных поговорках, что-то вроде, рыбак рыбака видит из далека, по аналогии дурак дурака, чудак чудака и так далее и тому подобное, то есть духовно подобное тянется к себе аналогичному, как говорится мы все немного в чем-то близнецы, ну конечно не все и вовсе не близнецы, но согласно духовному закону всегда происходит некое размежевание, ну не могут в принципе сойтись пчелы и мухи, одних тянет на мед, а других на говно.

Главное это тренд, тенденция, динамика изменения, то есть к чему стремится, так сказать социальный организм конкретно взятого общества, вот тогда в конкретно исторический период конкретный народ, в силу определенной внутренней динамики был нацелен на созидание собственной страны.

Возможно это был веками выстраданный посыл избавления от ига татарского, монгольского, литовского или еще какова немецко-басурманского векового давления, даже не так не давления, а рабской зависимости от иноплеменников, с начало произошло осмысление всей глубины, затем попытки реализации, затем накопление ресурсов, и в итоге результат, но то что произошло в основе это духовный подъем, некое духовное осознания, а затем уже реализация.

Вот примерно, как-то так, сидючи, у себя на балконе и дымя очередной сигаретой рассуждал, не молодой уже, дядька, за пятьдесят с хвостиком, под впечатлением не давно прослушанной аудиокниги о попаданцах в средние века.

Где главный герой лихо становится витязем светлы очи всея Руси, и еще более лихо громит всех, кто только покусится на Русь. А по чему бы ему собственно, и не быть богатырем былинным, ежели он, увешен с ног до головы АК в различных вариациях, да еще и на не менее былинной тачанке с пулеметом Максимом, тут по неволе былинным станешь, любой басурман за триста верст объезжать станет, не самоубийца же он в конце то концов.

Да еще и дочек красавиц сватать начнет, да приданое при этом совать, лишь бы только взял, и не докапывался всякий раз, когда он басурман, хозяин степи, по этой самой степи и скачет.

А то как начнет, этот самый былинный богатырь, махать своим полосато-увесистым копьем, тормозить всю его орду, и ведь никуда не денешься остановишься, иначе шлагбаум перекроет, а мимо не проедешь, мимо там бум-шайтан стоит, да еще таблички с надписями:” Achtung, Achtung! Minen».

По началу было пытались проскочить, но в миг басурманин в кучку мясного фарша превращался, по сему и приходилось тормозить басурманину со всей своей оравой, то есть ордой.

А этот и начинает над бедным басурманином изгаляться, мол и чего, это ты тута, недруг ты наш сердешный, и гражданин степей обширных, с не совсем, правильными чертами лица, по степи шибко скачешь, пыль, понимаешь, поднимаешь, природу с гармонией нарушаешь, в общем за превышение скорости, штраф тебе басурман, и ссадит с коня, да еще и пендаля обидного даст, и пойди возрази, в миг на своей былиной тачанке догонит, да всех басурман постреляет, жди потом пока новые подрастут.

Вот и приходится бедному басурманину во главе своей не малой орды по своей же родной степи красться, как татю, объезжая за триста верст эту самую Русь, что неусыпно стережет витязь светлы очи всея Руси, и не дай Бог, лошадка какая дурная заржет, или копытом своим пыль поднимет, враз вся орда от былинного богатыря и огребет.

Эх, а раньше была жизнь, никто ему басурманину не указ был, ну что хотел то и творил, кого и где хотел того и в полон вязал, пока эта редиска, то есть не хороший человек, не объявился, да на страже не встал.

Так, тихо, вот до чего же довел басурманина, тот внутренне даже заикаться стал, шибко сильно нельзя думать, басурман научен был, и знал, что былинный богатырь на расстоянии мысли читать умеет, ну верст этак за сто точно, вот для страховки и объезжал басурманин со всей своей ордой, эту самую Русь на все триста, руководствуясь поговоркой, не буди лихо пока оно тихо.

В общем что ни говори великим полководцем басурманин был, почти что как дальний предок его, Чингиз Хан, умел преодолевать препятствия.

Эх времена, эх нравы, никакого уважения к предкам не осталось и куда только мир катится, вот так примерно и должен бы рассуждать, бедный басурманин, из какого ни будь фантазийного романа…

Из того романа, которого еще пока не существует, но вполне может быть еще написан.

Тем более, задумчиво переживая эпические события прослушанного романа, в жанре исторической фантазии, при этом еще и сам додумывая и фантазируя, по привычке еще и ерничая, мысленно изгалялся дядька над автором, ну до чего же буйная фантазия, Фоменко отдыхает, в конце концов, не боги горшки обжигают, вот взять и написать самому, что-то подобное.

Ладно, шутки шутками, думалось мужичку, но вот если бы переместится в реальные исторические события тех времен, эх сбежать бы туда, из этого нынешнего болота, вот где можно было бы развернутся.

Эх нет, даже дело не в том, что кто-то мешает здесь что-то дельное сделать, и так сказать увековечить себя в истории.

Нет дело не в том, а в том, что душа просит чистоты первозданной, а в этом болоте стяжательства, все направлено на заработать, да деньжищ по больше загрести. Душу высушивает эта всеобщая идеология денег, вот она и болит сердешная, а с этого дела человек и злобится.

Один только зомбоящик чего стоит, как новости послушаешь так такого негативчика хлебнешь, хочешь не хочешь, а злобится начинаешь.

А там наверняка все по-другому было, жизнь суровая, в походах да битвах за Русь матушку, вот мне бы туда, постоять за нее родимую, ну по крайней мере посидеть, где ни будь там, в сторонке и понаблюдать за жизнью той не торопливой, но суровой, где сами условия жизни диктовали жить не по закону, а по совести, иначе просто было не выжить.

Такое заявление, мол, жили по совести, с одной стороны, весьма сомнительное, понимание совести у каждого не совсем однозначное, то есть это скорей всего некоторое состояние души, а сей императив весьма динамичный.

А вот термин справедливость на порядок более воспринимаемый, так как не предполагает вообще состояние души, а апеллирует исключительно к разуму. А в век цифровой экономики, когда рацио доминирует, люди живут не душой, а разумом.

Посему, сегодня, когда каждый есть индивид и это прет из всех щелей человека, не понять нынешним, тех, в нашем не таком и прошлом, когда вопрос, как выжить вне коллектива, когда и природа суровая и окружение враждебное, и только возможно выжить общими коллективными усилиями, как говорится, общим миром, непросто насущный, а абсолютно реальный, а ежели еще и коллектив православный, то вот тогда совесть и есть закон…

Мдя…, хорошо рассуждать сидючи сытым да в тепле, сам же себе же ехидно заметил, мечты, мечты, где ваша сладость, мечты прошли, осталась гадость. Ладно, пора спать, завтра опять тащиться на надоевшую работу…

Глава первая. Явление младенца

Короткая июньская ночь, в след за луной, перевалила в своем движении за полночь, и мирно, не спеша приближалась к рассвету, еще не блеснули на небе первые лучи солнца, и ночная тишина, медленно баюкала природу.

Предрассветная мудрость вековечной периодичности наступающего очередного дня в многотысячной всеобщей истории мирового человечества, редко, когда нарушаемая естественным своим ходом, вдруг дернулась и на мгновение приостановилась.

Неожиданно, для всей местной фауны и флоры, на мгновение, прервался всеобщий и естественный мировой ход истории, в этих предрассветных сумерках абсолютно не естественно, и абсолютно дисгармонично, раздался громкий и требовательный плач ребенка, верней младенца, находящегося упакованным в корзинке.

Но как оказалось не только для всей окружающей природы, этот визгливый плач младенца внес дисгармонию, но и затронул равнодушно-потребительский мир человеков.

В первый же миг, этого стороннего звука, для окружающей природы, мирно спящие птахи с близ стоящих деревьев, резко шарахнулись в небо беспокойной стайкой. Звук набирал высоту, разливаясь по округе.

Монастырский вратный страж Пантелей, до этого момента, дремавший на своей лавке, в сторожке, удивленно продрал глаза и не сразу понял откуда раздается звук.

Вот же не легкая, и какого рожна так горланить, петухи еще даже горло не драли, ан нет, вечно ему ни свет не заря вскакивать и бежать отворять ворота, ну что за служба такая.

Так потихоньку отходя ото сна начинали ворошится мысли в голове старого привратника Пантелея, не первый год охраняющего эти самые ворота в этот самый женский монастырь, находящийся, Бог знает где, куда Макар телят не гонял.

У Пантелея с географией было не очень, он и слова то такого не знал, просто привык считать, что монастырь в котором он трудился то ли послужником, то ли просто работником, и у же не первый десяток лет, находится ну очень далеко от мест где кипит суетная жизнь.

Впрочем, старый привратник не так уж и далек был от истины, и этот древний монастырь действительно находился достаточно удаленно от наезженных трактов, в относительно глухом и удаленном месте.

Когда-то, несколько столетий назад, его основали суровые аскеты монахи, ищущие уединения. Но со временем, эти места стали относительно обжитыми, по близости от монастыря стали появляться деревеньки, люди стали докучать монахам, нарушая их уединённую, отшельническую жизнь.

Что и с подвигло, несколько десятков лет назад, монахов отшельников двинутся дальше на север, осваивать еще более суровые места, а монастырь по благословению московского митрополита, стал женским.

К этому времени малочисленные, живущие каждый по своему обычаю и имеющие каждый свои источники существования особножительные монастыри давно или канули в лету, или ушли на периферию Московской митрополии.

Еще со времен Сергия Радонежского, монастыри стали хорошо организованными общежительными монастырями-киновиями, подчиняющиеся жесткой дисциплине и четкой регламентации.

Где практиковалось нестяжание, послушание, молитва и труд. По Иерусалимскому уставу в церковную службу включался элемент почитания властей — многолетие пелось князю, архиепископу и игумену монастыря.

Так в житии преподобного Сергия Радонежского сказано, что в то время, когда шла Куликовская битва, он у себя в монастыре «на молитве съ братиею Богу предстоя о бывшей победе над поганыхъ»». «За князя и за воя его в сретение ратных», «В усобных бранех и иноплеменных», «В общенуждие, в бездождие, и неблагорастворение времен, и в противление ветром, и в нашествие варварское».

В общежительном монастыре все иноки должны были подчиняться жесткой дисциплине: «Черньцю же убо в послушании сущу и над собою воли не имущу». Службу, «приказанную» им от игумена, монахи обязаны «блюсти и служити, яко же самому Христу». Без благословения настоятеля они не могли покинуть пределы обители. Монах подобен ангелу Божию. Он должен думать только о душевном спасении, обращать все помыслы свои к Богу, жить в смирении и братолюбии. Не позволительно иноку впадать в «мирьскаа сплетениа», «зрети семо и онамо», объедаться и напиваться без меры.

Имуществом монахи владели сообща «манастырскаа стяжаниа и именья обща суть игумену и всей братьи». Иметь села монастырю не запрещалось, однако монахам «николи не быти в нем, но мирянину некоему богобоязниву приказати, и тому печаловатися бы о всяких делех, в манастырь же бы готовое привозил житом и иными потребами».

Женский же монастырь, в котором и подвизался вроде как послушником, а может и просто как работник дед Пантелей, впрочем, он вообще о своем статусе не задумывался, просто исполняя свою работу превратного стража. Эта обитель мало чем отличалась своим уставом, от всякого иного монастыря, хотя конечно имел ряд своих особенностей, в силу традиций, местного окружения народонаселения и своего географического расположения.

Работа Пантелея при этих воротах, которую он работал, без малого десяток лет, его сильно не напрягала, по утру открыть, да по вечеру закрыть, вот собственно и вся работа. Посему службой своей, к которой на старость лет был приставлен, как он считал, Господним промыслом, был вполне доволен и нес ее со всем своим тщанием.

Кряхтя встав с лежанки своей сторожки, и нехотя прошаркав до ворот, он откинул щеколду и открыл калитку в больших монастырских воротах.

В предрассветных сумерках, только едва-едва забрезжил рассвет, звезд